Крепость, обращенная своим серым земляным фасадом к югу, стояла на обрывистом глинистом берегу кубанской старицы Карасуна, за которым лежала зыбкая широкая пойма, весной залитая водой, летом покрывающаяся болотными растениями – сусаком, кугой, тростником, касатиком и осокой, – а в сильные жары июля сплошь высыхавшая, превращающаяся в бесплодную, покрытую глубокими трещинами илистую пустыню, где находило себе временный приют миллионное лягушачье потомство, кишащее под ногами, прыгающее и жаждущее жизни.

Имея впереди – примерно за версту – еще один надежный защитный пояс – подвижное широкое тело речное текучую Кубань, казаки с востока решили перекрыть Карасун плотиной, дабы увеличить и усилить его водный простор. Так возникла Казачья дамба, в результате чего с юга широкое полотно Карасуна постепенно стало мелким, пересыхающим ручьем, который подавал признаки жизни только в короткую пору большой воды. Основная же масса карасунской воды в дальнейшем сбрасывалась в русло Кубани прямо за Казачьей дамбой, или, как говорили старожилы, за городским садом, заложенным в 1848 году черноморцами. Как видим, казаки, благоустраивая край, работали упорно, без устали.

Зеленый Карасуиский Кут как бы заполнял весь выступ (мыс), образованный крутым изгибом старицы. Он приютил в просторных недрах своих первых переселенцев.

Дел у черноморцев было по горло: и неси сторожевую службу, и выполняй тягловые повинности, и насыпай крепостной вал (добро, что земля была рядом; весь грунт из–под оборонительного рва тут же шел на насыпь высокого бруствера), и пашню возделай, и для семьи своей хату срочно поставь! Естественно, при малочисленности казаков (в 1800 году, например, в Екатеринодаре было всего 5 тысяч населения) крепость строилась крайне медленно, как говорится, "черепашьим шагом”. По прошествии нескольких лет были выполнены только основные работы: вырыт глубокий ров, насыпан вал, укрепленный артиллерией, построены курени. 3 марта 1798 года черноморское правительство сообщало в ведомости: "Крепостные работы и поныне еще не начаты (верней, еще не возобновлены. В. Б.) по причине существующих здесь непогод...” Разумеется, казак не мог разорваться на части и всюду поспеть. И без того его крушила тяжелая доля переселенца, валили болезни, истощала физические и нравственные силы кордонная служба.

Выгодное положение крепости было очевидно. Но прочность ее оставляла желать лучшего, да и материал, из которого строился военный оборонительный пункт, был бренный – земля. То ли дело камень да железо! Но где их взять на краю государства "русского? А ведь чем сильнее искусственные преграды и укрепления, тем меньшим количеством войска можно защищать стратегический пункт. К тому же, чем прочней материал, из которого построена крепость, тем большее значение она приобретает. При легендарной казачьей стойкости и несгибаемости русского духа, даже небольшой гарнизон мог длительное время обороняться, оказывая ярое сопротивление противнику.

Екатеринодарская земляная крепость строилась очень медленно, силами самих казаков, без помощи инженеров, и поэтому она, разумеется, не могла отвечать всем требованиям, предъявляемым к подобным фортификационным сооружениям. Крепость даже на своем внешнем облике носила следы казацкой самодеятельной строительной предприимчивости и выдумки, и недаром специалисты, осматривая ее, резонно заключали, что она построена не по строгим правилам фортификации и поэтому не может считаться "настоящей крепостью”, ' и, как остроумно высказался один инженер, "скорее представляет собою садовую огорожу”.

Крепость имела четыре 250–саженных полигона, или куртины, но углам и в центрах которых были насыпаны бастионы. Южная сторона, обращенная к противнику, являлась глухой, а три других имели въезды, правда, без ворот и ничем не огражденные.

Рвы глубоки! Брустверы высоки! Пушки нацелены, – чего. скажите, казаку бояться! – шутили сечевики.

В 1811 году началась постройка кирпичных куреней (из кирпич;) войскового завода), у северного бастиона находились артиллерийский арсенал и пороховой погреб, а в глубине крепости – денежная кладовая для сбережения казачьей казны. Когда через 8 лет все сооружения были завершены, то войсковые счетоводы–казначеи подсчитали все великие расходы и, вычислив, ахнули. Только подумать: чтобы оборудовать крепость, черноморцы израсходовали сумасшедшую сумму денег – 220 тысяч 180 рублей и 95 копеек! Все было подсчитано с дотошной точностью. Но зато казачья крепость, хотя и построенная не по писаным правилам ученой фортификации, имела внушительный вид и казалась закубанскому недругу действительно тяжелой и грозной силой, ставшей на их пути непреодолимым барьером. Черноморцы испытывали душевный покой и уверенность в своей мощи военной, не спеша прохаживаясь по валу с ружьем на плече и созерцая в летний полдень четкие синие контуры дальних

гор и сизое кружево влажных лесов. По двум сторонам, на возвышенном берегу кубанском, слева и справа маячили пикеты с наблюдательными вышками и вехами, увенчанными просмоленной паклей или просто соломой, которые по тревоге, в ночное время, быстро поджигались дежурными, чем оповещали екатеринодарскую стражу о вражьем набеге. По левую руку, за Карасуном, размещались Главный Екатеринодарский пост (кордон), чуть далее – почтовая станция, карантин и меновой двор, а по правую – сараи кирпичного завода и Байдачный пост, а внизу, под ногами у казака, на приподнятой почвенной платформе приютилась убогая Солдатская слободка. Там доживали дни одинокие инвалиды русской армии, служа санитарами в войсковом госпитале (учрежден в 1812, открыт в 1816 году), чем и добывали себе кусок хлеба насущного.

Екатеринодарская крепость достойно отслужила людям свой век, до тех самых дней, когда Западный Кавказ влился, как бушевавшая, но усмиренная водная артерия, в незыблемую, вечную магистраль с кратким и звонким именем – Россия...

Еще в прошлом столетии от старой казачьей крепости почти ничего не осталось. На большей части ее территории, с северной стороны, были возведены войсковые и частные здания, а курени и другие служебные обветшалые постройки пошли под снос. Ныне от тех прадедовских времен остались всего–навсего два–три старых кирпичных домика, ничем, впрочем, не примечательных, кроме своей стародавности, да желтеет на солнце жалкая горсть земли –осыпь некогда высокого оборонительного вала с юга, которую можно еще увидеть наблюдательному прохожему и, зачерпнув ладонью, задумчиво подержать несколько мгновений в своей руке...