Надо, надо обзаводиться жильем да пашней!..

15 июня того же 1793 года черноморское войсковое правительство доносило в рапорте, адресованном Таврическому губернатору С. С. Жегулину, о том, что учрежденная по реке Кубани кордонная стража "во всем обстоит благополучна, от закубанской стороны противностей не замечено” и что вот нежданно-негаданно "сыскано” казаками на войсковой земле, в лесах Карасунского Кута, заку-банского мурзы Гаджина Оглу Батыр-Гирея деревушка, состоящая из 20 хат, где живут черкесы с женами, детьми и хозяйством. Далее сообщается, что ими даже "хлеба насеяно множество”. Миролюбивый, уважительный мурза сам пожаловал на Главный Ореховатый (в дальнейшем Екатеринодарский) кордон, находившийся рядом с Карасунским Кутом, за рекой Карасун (ныне старая КРЭС и территория завода имени Г. Седина), и просил полковника Кузьму Белого позволить ему и его подопечным "покудова сего года хлеба посеянные соберут” остаться на месте и передал Белому за печатью письмо на турецком диалекте. Но так как при казаках не имелось толмача, то содержание послания осталось неизвестным, и черноморцы просили людей сведущих сделать перевод. Как выяснилось позже, часть мирных горцев выразила готовность жить "под управлением российских начальников” и обещала "противу неприятеля стоять и, по известности нам тамошних мест, скопища их истреблять”.

Миролюбивые устремления горского населения издавна были известны русскому правительству, и они всегда находили понимание и поддержку со стороны России. Сам великий военный стратег и полководец А. В. Суворов призывал своих командиров терпеливо вести деловые переговоры с недругами и миром решать пограничные распри и спорные вопросы, не торопиться применять оружие, справедливо считая, что "благомудрое великодушие иногда более полезно, нежели стремглавной военной меч”. Черноморцы, следуя указаниям русского правительства и заветам своего высокого покровителя А. В. Суворова, неуклонно стремились к мирной жизни с беспокойным, непоседливым соседом, которого и явно и тайно подбивала и натравливала на русских людей недоброжелательная, лукавая Турция и ее властители, все еще лелея напрасную призрачную мечту о возвращении Крыма и Кубани земли, как известно, издавна освоенной нашими первопроходцами. Именно с взаимовыгодной целью черноморские казаки построили на берегах Кубани, на кордонах, меновые дворы, где за войсковую соль выменивали у горцев пшеницу, овес, мед, строевой лес, черкесские бурки.

Казаки, остановившиеся в Ореховатом кордоне и Карасунском Куте, немедленно начали строить себе казармы (для одиноких сечевиков) и хаты для семейных. За строительным материалом далеко ходить не пришлось, он был под рукой - дерево (дуб, акация), камыш, хворост, глина. В девственных лесных дебрях прорубались просеки – будущие улицы города, расчищалась земля от зарослей ожины, терна, боярышника, болота частично засыпались поднятым грунтом, сушняком, древесными обрубками, возводились временные "гатки” (гати), мостки и переходы, через Карасун была построена плотина – Казачья дамба, ведущая в Ореховатый пост и на почтовую станцию. Работы – непочатый край. И она спорилась и кипела. Кубанский историк П. П. Короленко писал: "Иные рубили в своих дворах деревья и тут же из них складывали длинные приземистые хаты, разделявшиеся обыкновенно у "заможных” (зажиточных) на горницу и хатыну”. Кое-кто строил себе жилища турлучные, используя древесину только на верхний и нижний венец, а промежуток заполнял переплетом из хвороста или очерета, все это густо обмазывая огнеупорной красной глиной. А некоторые прямо босыми ногами месили саман (замес глины и соломы) и делали кирпичи, высушивали их на жарком солнечном припеке и строили из них теплые и довольно сухие постройки. Словом, работящим черноморцам скучать было некогда!

З.А. Чепега, объезжая и обозревая неведомые степные просторы, порученные ему под охрану, нет-нет да и подумывал, что и ему, бездомовному сечевику, пора бы приглядеть где-нибудь уютное, укромное местечко в тени дубрав да поставить себе времянку. Но тут ему, не встававшему с боевого коня запорожскому рыцарю, донесли, что казаки-переселенцы, занявшие Карасунский Кут, вовсю занялись домостроительством: их топоры уж больно разгулялись в лесных чащах, глядишь, ни одного дуба не останется, ни единого кусточка, ни малого квиточка (цветочка). И он, встревоженный за судьбу общественных лесных угодий (удивляет и ныне его государственная дальновидность и распорядительность рачительного хозяина?) пишет 4 июля 1793 года начальнику Ореховатого кордона Кузьме Белому: "Известился я, что переселяющиеся на войсковую землю старшины и казаки многие выстраивают около речки сей свои жилые дома, льстясь тамо оставаться навсегда жительством...

Разные жители, приезжая многими обозами, рубят самовольно без всякого позволения на свои необходимости стоящие на правой стороне реки Кубани леса и тем оные приводят в крайнее опустошение”. И он строго наказывал, чтобы "ни под каким видом никого без ведома моего к вырубке леса не допускали...” И в дальнейшем кошевой атаман, несмотря на сотню других важных и срочных дел и начинаний, нс оставляет .своей заботы о сохранении кубанских степных лесов.

П. II. Короленко передает рассказы старожилов-сечевиков, лично знавших атамана, что "первым дворцом” 3. А. Чепеги была простая землянка в нынешнем парке имени Горького. Удивляться тут нечему. Общеизвестно, что Чепега, выходец из небогатой дворянской семьи, отличался простыми взглядами на жизнь, нетребовательностью к житейским удобствам и благам, во всем будучи равен самым обездоленным сиромахам. Недаром они беззаветно любили своего батьку-атамана и по-свойски называли его просто "Харько Чепига”, но зато войскового судью – паном Антоном Андреевичем Головатым...

– Быть здесь городу! властно сказал атаман, указывая простертой рукой на дикие заросли, цепкой сплошной колючкой покрывавшие землю к северу от Карасунского Кута. И работа спорилась...