Глава X

ЧЕМОДАН С ДИНАМИТОМ

Расставшись с Кибальчичем на станции Елисаветград, Гольденберг 12 ноября 1879 года приехал в Одессу. По адресу, полученному от Кибальчича, он разыскал Колодкевича, который организовал его встречу с Фроленко.

Фроленко еще не потерял окончательно надежды на проезд царя через Одессу. Ему казалось, что слухи о проезде царя через Симферополь распространены с целью сокрытия настоящего маршрута. Он недовольно ворчал. Но Гольденберг уверенно сообщил, что в Москве дворянство, купечество и духовенство готовят царю встречу и сведения о проезде царя через Симферополь точны.

Было решено завтра доставить динамит в Одессу из будки Фроленко. Подошли Савелий Златопольский и Герасим Романенко. Им Гольденберг передал поручение московских товарищей достать деньги для московского предприятия. Златопольский обещал принести деньги. Ночевать Гольденберг остался у Колодкевича.

Утром 13 ноября, проснувшись, Гольденберг увидел, что Колодкевича нет, он уехал к Фроленко за динамитом. Гольденберг отправился к В.Н.Фигнер. Передал ей распоряжение Исполнительного комитета — оставаться пока в Одессе. Обедать Гольденберг остался у Фигнер. Когда после обеда Гольденберг вернулся на квартиру Колодкевича, то динамит (18 килограммов) уже был доставлен. Златопольский передал 300 рублей.

Упаковав тщательно динамит в чемодан Колодкевича, Гольденберг в тот же день - 13 ноября выехал из Одессы. До станции Бирзула  (ныне Котовск) чемодан с динамитом Гольденберг вез с собой в вагоне. В Бирзуле отдал чемодан в багаж до станции Елизаветград, с намерением переотправить его дальше в Курск.

Жандармерия по пути следования царя организовала тщательное наблюдение за пассажирами и их багажом. Носильщики, весовщики и кондуктора получили также распоряжение внимательно проводить такой надзор.

Весовщик станции Елизаветград Полонский доложил станционному жандарму Васильеву, что в Бирзульском багажном вагоне прибыл в Елисаветград небольшой, но очень тяжелый чемодан. Осмотрев чемодан, жандарм распорядился:

— Чемодана без меня пассажиру не выдавай!

Жандармы Васильев, Перцев, Исаев и Суржик собрались в багажном отделении. Когда за чемоданом явился носильщик Фурсиков, весовщик ему сказал:

- Пригласи своего пассажира зайти в багажное отделение.

Если бы Гольденберг проявил больше осторожности и не пошел бы в багажное отделение, а скрылся, то дальнейшие события развернулись бы иначе. Но Гольденберг явился в багажное отделение и заявил, что чемодан принадлежит ему. Жандарм Васильев спросил:

— Что находится в чемодане?

Гольденберг, чувствуя, что влип, необдуманно ответил:

— Чемодан не мой, а принадлежит моему приятелю в Курске. Что находится в чемодане, мне неизвестно и ключей у меня нет.

- Кто вы такой?

— Потомственный почетный гражданин города Тулы Степан Петрович Ефремов.

- Я вынужден проверить содержимое чемодана, - и достав связку ключей, жандарм открыл чемодан.

В чемодане оказалось 9 металлических ящиков, зашитых в просмоленную клеенку и холст, тщательно уложенных и обернутых ватой и тряпьем.

Почувствовав что-то серьезное, жандарм Васильев крикнул жандарму Перцову:

- Беги, дай знать майору!

Тот пошел искать жандармского майора Пальшау .

— Я вас должен обыскать, — заявил жандарм Гольденбергу. Несмотря на возражения, жандармы Васильев и Исаев осмотрели карманы Гольденберга и нашли в них ключи от чемодана. В это время Гольденберг, выхватив из бокового кармана письмо и записку, начал их уничтожать. Жандарм Васильев успел отобрать уничтожаемые письмо и записку, и тщательно подобрав все клочья, их передал жандарму Исаеву.

Когда жандарм Васильев был занят ключами и чемоданом, а Исаев подошел к наружной двери, чтобы взглянуть — не идет ли майор Пальшау, Гольденберг выскочил через буфетную комнату на перрон, перескочил рельсы и бросился в поле. Жандармы Васильев, Исаев и Суржик с криком: «Держи его!» бросились за убегающим. Гольденберг выхватил револьвер и продолжал бежать, направляя его в тех, кто осмеливался приближаться. Крики и шум привлекли толпу любопытных, которая издали окружила Гольденберга. В толпе было несколько гусар 7-го гусарского полка.

Рядовому гусару Буригину удалось подойти сзади к Гольденбергу и выхватить его револьвер. Жандармы набросились на Гольденберга, избили его, связали и отнесли на вокзал. Жандармы Васильев, Исаев и Суржик получили за это от шефа жандармов Дрентельна награду по 25 рублей каждый. Весовщик Полонский и гусар Буригин получили «царскую награду» по 50 рублей каждый. Кроме того, Одесский генерал-губернатор Тотлебен произвел рядового Буригина в унтер-офицеры.

Начались допросы. Жандармский майор Пальшау в присутствии прокурора Елизаветградского окружного суда произвел первый допрос. Гольденберг назвал себя Ефремовым, 25 лет, православным, членом социально-революционной партии, недавно приевшим из-за границы. От дачи каких-либо сведений о своей революционной деятельности Гольденберг отказался.

Анализ вещества, оказавшегося в чемодане арестованного, произведенный преподавателем химии Елизаветградского реального училища, показал, что в чемодане был динамит. Гольденберг был заключен в одиночную камеру Елисаветградского тюремного замка.

Попытка оказать вооруженное сопротивление, принадлежность к революционной организации, решительный отказ от дачи показаний по существу революционной деятельности, гордо-вызывающее поведение на допросах, и динамит в чемодане Гольденберга, породило у жандармов уверенность, что арестованный - крупный и опасный революционер, осведомленный в делах неуловимого подполья и подготовлявший террористический акт. Жандармский майор Пальшау послал в III отделение телеграмму: 

СЕГОДНЯ НА ЕЛИЗАВЕТГРАДСКОМ ВОКЗАЛЕ ЗАДЕРЖАН ЖАНДАРМАМИ

ПРИБЫВШИЙ ОДЕССКИМ ПОЕЗДОМ НЕИЗВЕСТНЫЙ ЧЕЛОВЕК

ЕХАВШИЙ В КУРСК НАЗЫВАЮЩИЙСЯ ЕФРЕМОВЫМ ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ

ОКАЗАЛ СОПРОТИВЛЕНИЕ РЕВОЛЬВЕРОМ В БАГАЖЕ ЕФРЕМОВА

НАЙДЕНО МНОГО БОЛЕЕ ПУДА ВЗРЫВЧАТОГО ВЕЩЕСТВА

НА ДОПРОСЕ ЕФРЕМОВ ОБЪЯВИЛ СЕБЯ СОЦИАЛИСТОМ

ПРОИЗВОЖУ ДОЗНАНИЕ ПОДРОБНОСТИ ПОЧТОЙ 

Шеф жандармов Дрентельн сделал на телеграмме пометку: «Прикажите снять фотографию, не к приезду ли императорского поезда он готовился». Телеграмма взбудоражила III отделение. О задержании Ефремова с динамитом были посланы телеграммы в Симферополь, Екатеринослав, Харьков, Орел, Тулу, Калугу, Москву, Тверь и Новгород с предупреждением о возможности покушения на проезжающего царя или наследника.

Гольденберг продолжал отказываться от показаний. 19 ноября был произведен взрыв под Москвой, сопутствующего царю поезда с его свитой и прислугой. Жандармерия была убеждена в связи Гольденберга с этим покушением, она считала его ключом к раскрытию организации покушения. Но арестованный упорно молчал. Не была известна жандармерии его настоящая фамилия. Местные власти растерялись, топтались на месте и не знали, с чего начать следствие, очевидно, ожидая указания центра. Но и Петербург не давал таких указаний.

III отделение получило фотографию арестованного «Ефремова», которая была разослана в губернские жандармские управления. Установил личность арестованного начальник Киевского губернского жандармского управления полковник Новицкий. Он 22 ноября доложил в III отделение.

«Получив фотографическую карточку задержанного Ефремова, я, взглянув на нее, с первого же взгляда нашел необыкновенное сходство в чертах лица и в выражении глаз с Григорием Гольденбергом, почему тотчас же послал за его отцом Давидом Гольденбергом, проживающем в Киеве и отец с первого взгляда признал в карточке сына своего Григория».

По наведенным справкам оказалось, что Г. Гольденберг был приговорен к ссылке в Архангельскую губернию, но оттуда бежал и проживал нелегально. Личность арестованного стала известна, но он по-прежнему решительно отказывается давать показания.

20 ноября 1879 года приехал в Елизаветград и посетил Гольденберга в тюрьме одесский генерал-губернатор граф Тотлебен. С ним посетил арестованного правитель канцелярии генерал-губернатора Панютин. Все их старания получить показания от арестованного результатов не дали. Гольденберг хладнокровно и непреклонно отказался давать показания. Тотлебен того же 20 ноября распорядился майору Пальшау:

- Арестованного переведите в Одессу. Там он у меня заговорит. . Тотлебен надеялся на заключенного в Одессе предателя Курицина От него он уже успел узнать, что князя Кропоткина застрелил «некий Григорий Гольденберг». В Одессу Гольденберга отправили из Елизаветграда 21 ноября 1879 года. Он там поступил в обработку начальника генерал-губернаторской канцелярии Панютина, начальника Одесского губернского жандармского управления полковника Першина и сделавшего на Гольденберге «блестящую карьеру» товарища прокурора Одесского окружного суда Добржинского.

Допросы этой тройки, в соответствии с привычными приемами того времени, сопровождались грубыми издевательствами и моральными пыткам. Применялись провокационные ловушки, тонко пленись сети предательства, увещания «опомниться», бросить «заблуждения», вернуться на путь «честно, жизни». Канцелярия одесского генерал-губернатора обратилась в кабинет утонченных моральных пыток. Гольденберг тогда твердо выдержал бурю эти жандармских воздействий и отказывался от показаний.

5 декабря 1879 года полковник Першин писал в III отделение: «До настоящего времени обвиняемый положительно уклоняется от всяких объяснений, которые могли бы служить разъяснению дела».

Тогда жандармы оставили в покое Гольденберга и пустили в ход предателя Курицина. Гольденберга поместили в одной камере с Курициным, Он считал Курицина преданным делу революции, активным борцом за народное дело и верил ему безусловно.

После пребывания в одиночном заключении, перенеся тяжелые испытания, Гольденберг стосковался о дружеском участии, ему хотелось поделиться своими муками, своими планами и надеждами, ему хотелось излить душу и испытать поддержку друга. Он, ничего не скрывая, вел продолжительные и задушевные беседы с Курициным. В этих беседах раскрывалась деятельность самого Гольденберга, разоблачалась деятельность организации и всех известных Гольденбергу участников организации, их планы и намерения.

Особенно много Гольденберг рассказывал Курицину о Кибальчиче. Гольденберг от природы человек экспансивный, восторженный, самолюбивый и увлекающийся, был пламенным поклонником Кибальчича. Он гордился своей дружбой с Кибальчичем и рассказывал Курицину, что Коля Кибальчич, Леон Мирский, Елена Кестельман и он - Гриша Гольденберг были неразлучными друзьями.

Гольденберг восторгался всесторонним развитием Кибальчича, его поразительной начитанностью, необыкновенной способностью к наукам и совершенным знанием иностранных языков. Доброта, ласковость и щедрость Кибальчича приводили Гольденберга в умиление. Кибальчич для Гольденберга был предметом постоянных восторгов и восхищения. Гольденберг хорошо знал роль Кибальчича в деле обеспечения «Народной воли» взрывчаткой. Все серьезные мероприятия «Народной воли» проводились взрывчаткой и запалами, изготовленными Кибальчичем а его лаборатории.

Динамит, предназначенный для взрыва под Одессой и под Александровском, и использованный для взрыва под Москвой и тот динамит, который перевозил Гольденберг, с которым попался жандармерии, все это было изготовлено Кибальчичем. Кроме того, Кибальчич теперь работал над изобретением взрывных бомб, более удобных и эффективных в применении.

Динамит, приготовленный в динамитной мастерской «Народной воли» под руководством Н.И.Кибальчича, был домашнего приготовления. Производство большого количества динамита в кустарных условиях требовало большого искусства. Представляет интерес, какого качества был динамит? Этот вопрос очень интересовал также царское правительство. Поэтому, когда при аресте Гольденберга у него было отобрано 18 килограммов динамита, то по распоряжению полиции были сделаны тщательные лабораторные анализы.

150 граммов динамита были 5 декабря 1879 года подвергнуты в Одессе химиком-профессором университета А.А.Вериго количественному и качественному анализу. Исследования показали, что динамит состоял из нитроглицерина (68,8%), углекислой магнезии (29,5%) и небольшого количества метилового спирта (1,7%). Можно было предполагать, что магнезия была введена как поглотитель продуктов саморазложения нитроглицерина, а спирт — для уменьшения вероятности взрыва от случайных обстоятельств или для устранения кристаллизации при понижении температуры. На основании анализа был сделан вывод, что «это взрывчатое вещество следует отнести к разряду сильных динамитов».

В процессе следствия для подготавливаемого в 1880 году процесса «16-ти» стали известны детали покушения на царя под Александровском и то, что в насыпи остались мины. Их выкопали, и динамит из них был передан на экспертизу. Заведующий химической лабораторией Михайловской артиллерийской академии генерал-майор артиллерии Н.П.Федоров в своем отзыве от 6 октября 1880 года установил, что динамит по составу тот же, который исследовал профессор А.А.Вериго, и качество его высокое.

О качестве Кибальчического динамита Н. П.Федоров впоследствии на процессе «20-ти» в 1882 году сказал:

«Динамит, найденный в разных местах, весь одного и того же состава. В частной квартире приготовить динамит даже 1-2 пуда очень трудно: при этом выделяются азотные пары, нужна масса льда, постоянная опасность взрыва. Отличить заграничный динамит от нашего нельзя, но такой динамит, как найденный у подсудимых, в России не выпускается».

Изобретение динамита, содержащего 62% нитроглицерина, выпускавшегося тогда пороховыми заводами России, приписывается Альфреду Бернхарду Нобелю (1867 г.). Динамит Кибальчича отличался от нобелевского более высоким содержанием нитроглицерина и превосходил его по взрывному действию.

Из рассказов Гольденберга Курицин понял значение Кибальчича для «Народной воли». Ему стало ясно, что без Кибальчича не было бы взрыва под Москвой, нечем было бы готовить покушение под Одессой и Александровском и не готовились бы и другие еще не известные покушения, не готовились бы взрывные бомбы.

Курицину очень хотелось знать, где работает Кибальчич над производством своей взрывчатки. Но Гольденберг не знает, где помещается «адская лаборатория» после отъезда Кибальчича в Одессу в августе этого года. Неизвестно Гольденбергу, под какой фамилией теперь живет Кибальчич.

Курицин понимает, что сообщение жандармерии данных о Кибальчиче и его лаборатории было бы очень важным. Арест Кибальчича надолго подорвал бы деятельность «Народной воли», и она не скоро могла бы оправиться от этой потери. Без Кибальчича покушения «Народной воли» превратились]бы в примитивные выстрелы из револьвера или, в лучшем случае, редкие взрывы за счет скупых остатков динамита, изготовленного в лаборатории Кибальчича. Курицин все, что узнал от Гольденберга в этих дружеских беседах, немедленно подробно передавал жандармерии.

В Одесском жандармском управлении аккуратно и тщательно записывалось все, что Курицин узнавал от Гольденберга. Густой покров таинственности, окутывавший Гольденберга и «Народную волю» постепенно падал и становился прозрачным.

Полковник Першин доносил в III отделение:

«В интересах получения сведений от Гольденберга и ввиду отказа его от правдивых показаний, я поместил с ним в одной камере раскаявшегося политического преступника, который из рассказов с Гольденбергом успел узнать, что он, Гольденберг причастен к делу взрыва полотна железной дороги под Москвой.

В числе 6 человек он работал в минной галерее и жил в этом доме, откуда выведен подкоп. Вместе с ним жила какая-то женщина, имя которой пока от Гольденберга еще не дознано. Дом был куплен на имя Сухорукого за 2 500 рублей и тотчас же заложен какой-то купчихе за 1 000 рублей. Подкоп имел 22 сажени длины и 2,5 - глубины и начат из погреба. Работая, землю сваливали сначала в чулан. Но так как одна из стен его выпятилась и грозила разрушиться, то они были вынуждены перетаскивать и раскидать землю во дворе. Когда стаял снег, то это было очень заметно.

Под самый дом также была подведена мина* с той целью, чтобы взорвать его в том случае, если бы правительственные власти напали на следы злоумышления и явились туда для розысков. В полотно дороги был заложен заряд в 2 пуда динамита, а отобранный у Гольденберга предназначался туда же в добавок. Впрочем, были приняты меры к доставлению динамита и из другого еще места.

* Это не соответствовало действительности.

Для преступных целей в продолжение последних двух месяцев злоумышленниками было изготовлено около 6 пудов динамита, в состав которого входят нитроглицерин и магнезия».

Таким образом первые сведения о покушении под Москвой 19 ноября 1879 года были получены в Одессе - в начале декабря того же года, когда ни в Москве, ни в Петербурге, ни в III отделении еще не имели этих сведений.

В дальнейшем Першин сообщает о подготовленных и неудавшихся двух других покушениях под Одессой и Александровском и об убийстве Гольденбергом харьковского губернатора князя Кропоткина. Так постепенно задушевные беседы Гольденберга с Курициным осветили жандармерии ход развития революционного движения 70-х годов, имена революционеров, их действия.

•

Жандармерия усиленно искала виновников взрыва под Москвой. Начальник Московского губернского жандармского управления Слезкин собрал всех соседей «Сухоруковых» и предъявил им фотокарточки политических преступников. Сразу стало известно, что Сухоруковым был Л.Н.Гартман, которого А.Д.Михайлов отправил в Петербург, а оттуда его переправили за границу — в Париж.

Карточки Перовской у жандармов не было и были проверены около 500 жительниц Москвы с именем и отчеством «Марина Семеновна». Результаты эти, конечно, полиции ничего не дали.

21 января 1880 года от русского посла во Франции Орлова жандармерии стало известно, что Гартман находился в Париже. Царское правительство стало добиваться у французского правительства выдачи Гартмана. Правительство Франции, напуганное притязаниями премьера Германии Бисмарка и союзом его с Австро-Венгрией, заигрывает с Россией, надеясь найти в ней союзника против Германии. Оно склонно удовлетворить просьбу русского правительства, привезенную в Париж представителем министерства юстиции Н.М.Муравьевым.

Префект полиции Андрие, служивший не только французскому, но и русскому правительству, получая от последнего значительные суммы, отдал распоряжение об аресте Гартмана. 22 января 1880 года Гартман заключен в тюрьму.

Муравьев уже предвкушает успех своей миссии. Он уже рисует картины своей блестящей карьеры. Для него карьера - самое главное в жизни. Но Исполнительный комитет «Народной воли» послал письма президенту Франции Греви и председателю парламента Гамбетте. В них сообщалось, что Гартман политический эмигрант, что он в России боролся за установление законов, давно принятых во Франции.

Кроме того, 11 февраля 1880 года было послано воззвание «Французскому народу от Исполнительного комитета русской революционной партии» с просьбой не допустить выдачи революционера, борца за свободу, равенство и братство, за те принципы, за которые в свое время боролся французский народ. Левые французские газеты напечатали это воззвание.

Началась энергичная кампания в защиту политических эмигрантов. В борьбу за освобождение Гартмана включились С.М.Кравчинский, П.Л.Лавров, Г. В. Плеханов. Престарелый Виктор Гюго отправил правительству Франции письмо, в котором писал, что честь правительства и честь Франции не позволяют выдать России Гартмана.

Политические страсти Франции в связи с делом Гартмана накалились до предела. Правительство уступило требованиям общественности. Гартман был освобожден. Муравьев уехал из Парижа без Гартмана, его мечты о карьере на этот раз провалились. Дело Гартмана сильно подняло авторитет «Народной воли» за границей.

Жандармерию особенно интересовала работа «адской лаборатории». Через Курицина стало известно, что организатором этой лаборатории, ее заведующим и душой был Кибальчич. Жандармерия прилагает громадные старания разыскать Кибальчича и, уничтожив его и его лабораторию, прекратить изготовление взрывчатки «Народной волей».

III отделение повторно требует от губернаторов розыска Кибальчича. Жандармам кажется, что Кибальчича потянет на его родину в Короп, Спасское, Кролевец, Новгород-Северский, Чернигов. К черниговскому губернатору предъявляются на этот счет повышенные требования. Но Кибальчича не находят. Он больше всего жил в Петербурге. Часто менял квартиры. Жил и работал он под фамилиями: Агатескулов, Ланской, Иваницкий, Бунчуковский.

Он спокойно и великолепно разыгрывал ту роль, которую брал на себя вместе с новой фамилией. И раскрыть его было нелегко.

Панютин все, что узнавал от Курицина, немедленно сообщал шефу жандармов Дрентельну. Последовала горячая благодарность Дрентельна Паню тину «за обильный и полезный материал для органов сыска».

Товарищ прокурора Добржинский для проверки, уточнения и развития сведений, полученных через Курицина, выезжал в Москву на место взрыва полотна железной дороги, в Черниговскую губернии) для связи с предателем, управляющим имениями Лизогуба Дриго, в Харьков для ознакомления с подробностями убийства князя Кропоткина. Накоплялся огромный материал для уличения Гольденберга.

Жандармерии нужно было, чтобы все то, что стало ей известно из задушевных бесед Гольденберга с Курициным было подтверждено в показаниях самого Гольденберга. Чтобы заставить его дать показания, жандармы дали ему свидание с родителями, умолявшими сына во всем признаться.

15 января 1880 года, когда жандармы были во всеоружии доводов и осведомленности, они учинили первый, после полуторамесячного перерыва, допрос Гольденбергу. На этом допросе Добржинский и Першин его ошеломили, ' изложив ему полный революционный формуляр, сообщили ему ряд таких фактов, которые он считал неизвестными жандармерии.

— Нам все известно из показаний ваших товарищей,— заявили допрашивающие.

Это оказало на Гольденберга сильное влияние. О предательстве Курицина он не подозревал. Как же жандармерия узнала все то, о чем говорят Добржинский и Першин? Этот вопрос его мучил. Однако Гольденберг на этом допросе еще не сдался. Он заявил:

— Я не уполномочен и, следовательно, не имею ни юридического и нравственного права, что-либо говорить.

И допрос 15 января прошел внешне безрезультатно для жандармерии. Но на самом деле он поколебал твердость Гольденберга.

Допрос 2 февраля дал жандармерии победу: Гольденберг сознался в том, что он убил Кропоткина. При этом он не назвал никого из соучастников и всю ответственность взял на себя.

Хитрый, умный, ловкий, беспринципный и бесчестный Добржинский использовал самолюбие и легкомыслие Гольденберга. Дальнейшие допросы Гольденберга превратились в «дружеские беседы», радужные мечты его с Добржинским. Добржинский увлекал легковерного Гольденберга обещанием, что правительство даст России конституцию немедленно после того, как революционеры сложат оружие.

Гольденберг возмечтал, под влиянием Добржинского, ценой собственной жизни и жизни немногих товарищей добиться в России конституционной монархии. А может быть не придется за это платить ни собственной жизнью, ни жизнью товарищей? Ведь введение конституции будет сопровождаться широкой амнистией. Предаваясь этим мечтаниям, он все больше и больше терял почву под ногами и:скатывался к предательству, не сознавая того.

Дружеские собеседования и мечтания Гольденберга и Добржинского длились весь февраль и половину марта. Наконец, 16 марта 1880 года Першин послал в III отделение телеграмму:

ГОЛЬДЕНБЕРГ РЕШИЛ СОЗНАТЬСЯ ВО ВСЕХ СВОИХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ ОБЪЯСНИТЬ ОРГАНИЗАЦИЮ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ФРАКЦИИ УКАЗАТЬ ВСЕХ ИЗВЕСТНЫХ ЕМУ ЧЛЕНОВ

9 марта 1880 года Гольденберг написал обширное показание в виде «Заявления», а 6 апреля составил к нему «Приложение» с характеристикой упомянутых в показании деятелей партии и о каждом из них сообщались биографические сведения, обрисовывались их взгляды, личные качества, даже внешние приметы.

Особенно детально была освещена личность Кибальчича, его продуктивность по производству взрывчатки, невиданная изобретательность, поразительная трудоспособность, философское спокойствие и выдержка.

В «Заявлении» Гольденберг написал, что убийство Кропоткина было произведено не только как месть за нечеловеческую жестокость убитого, но и с целью широкого опубликования на суде факта избиения студентов Харьковского университета в 1878 году, избиения политических заключенных в тюрьмах Харьковской губернии. В этом была цель дискредитировать правительство и возложить на него ответственность за революционный террор. Закончил он свое «Заявление» патетическим призывом к правительству прекратить «братоубийственную войну», прекратить правительственный террор и дать стране конституцию. Этот призыв подхватил Добржинский и Першин и он сделался для Гольденберга «Ахиллесовой пятой», приведшей его к предательству.

18 марта 1880 года в III отделение было направлено «Заявление» Гольденберга, умолчав, что это заявление, по мнению Гольденберга, является шагом, направленным к быстрому успокоению страны, к прекращению «братоубийственной войны».

Пересылая «Заявление» Гольденберга, Першин писал шефу жандармов:

«Я считаю долгом довести, что Гольденберг положительно отказывается свидетельствовать против прежних его товарищей не только лично, пересудом, но и протоколярно. А потому, в виду важности падавшего на него обвинения и по соглашению с лицом прокурорского надзора, наблюдающим за производством дознания, был вынужден согласиться, чтобы сознание свое он сделал хотя в форме заявления, но собственноручно. Касательно же лично своей виновности он согласился (если не переменит о нас мнения) дать и формальное показание.

Не скрою от вашего превосходительства, что меры, употребленные нами для убеждения Гольденберга к сознанию, не могут быть названы абсолютно нравственными. Но истощив все другие средства, мы должны были прибегнуть к разным хитростям, при помощи которых у него сложилось убеждение, что дело террористов окончательно проиграно и он, чтобы уменьшить число напрасных жертв, решил выдать всех, кого знает, отнюдь не щадя и самого себя.

Гольденберг дает нам свои показания под влиянием полной уверенности, что и мы действуем в тех же видах, а вчера заявил, что, если бы он хотя на минуту пожалел о своей откровенности, то на другой день мы не имели бы удовольствия с ним беседовать, намекая тем на самоубийство».

Признание Першиным применения к Гольденбергу мер безнравственными свидетельствует об отвратительных, гнусных и хитрых приемах и средствах, к которым прибегли в Одессе, чтобы заставить его дать откровенные признания. Гольденберга убедили, что его «признание» уменьшит количество жертв, что интересы организации требуют от него этого «признания». Предательство Гольденберга явилось следствием отвратительного морального воздействия на него. Главную роль в этом воздействии играл товарищ прокурора Добржинский.

Гольденберг не сознавал, что с ним разыгрывают трагическую комедию в жандармах видел тогда людей, желающих блага молодежи, искренне лю бящих Россию. Он наивно уверовал в планы Добржинского и считал, что своими откровениями не вредит революционному движению, а приближает день конституционного рая и спасает от виселицы и преследований сотни революционеров. Под влиянием этого Гольденберг выдал все и вся. Он в Одессе больше не нужен. 9 апреля 1880 года его отправляют в Петербург,: куда он прибыл 13 апреля, и заключают в Петропавловскую крепость, в камеру № 35 Трубецкого бастиона, накрепко изолировав от общения с другими заключенными и внешним миром.

В 1880 году, кроме Гольденберга, в тюрьме Трубецкого бастиона Петропавловской крепости находились народовольцы Н.К.Бух, С.И.Мартыновский, Я.Т.Тихонов, Л.А.Кобылянский, А.А.Зубковский, Е.Н.Фигнер, А.И.Зунделевич, С.Г.Ширяев, М.В.Трязнова, Л.И.Цукерман, А.К.Пресняков.

Исполнительному комитету «Народной воли» удалось наладить с некоторыми заключенными связь при содействии народовольца Н.Н.Богородского, сына смотрителя Екатерининской куртины и Трубецкого бастиона полковника Богородского.

Имея свободный доступ в тюрьму, где на 2-м этаже помещалась и квартира смотрителя, молодой Богородский выносил и приносил книги тюремной библиотеки, при помощи которых велась переписка.

По настоянию одесского генерал-губернатора Тотлебена в Петербург переводят Добржинского. Один Добржинский может располагать к откровенности Гольденберга.

«Беседы» Добржинского с Гольденбергом здесь возобновились 17 апреля. Открывается тайна участия А.А.Квятковского в покушении А.К.Соловьева на Александра II. Лорис-Меликов немедленно доложил об этом царю. Александр II на докладе написал: «Считать это весьма важным открытием». 

Добржинскому нужно получить от Гольденберга формальные, протокольно оформленные показания. Этого требовала подготовка дела к суду. Нужно, чтобы на суде оперировали юридически оформленные документы. Добржинский опять нажимает на Гольденберга. Как средство для успеха этого нажима он устраивает посещение Гольденберга в тюрьме самим «всесильным диктатором», председателем Верховной распорядительной комиссии Лорис-Меликовым. Это посещение состоялось 19 апреля 1880 года. А 21 апреля Добржинский сообщает Лорис-Меликову о действии на Гольденберга этого посещения:

«... Гольденберг как человек до крайности самолюбивый, был польщен посещением вашего сиятельства... Укрепило в нем уверенность в правильности избранного им пути... признают в нем человека, могущего оказать услугу для подавления террористического движения в интересах общественного спокойствия... Он рассматривается не как доносчик, а как человек, сознавший свои ошибки и желающий искупить их услугой обществу, раскрыв его преступную организацию.

На основании всего этого я позволю себе доложить вашему сиятельству, что при настоящем ходе дела нет никакого основания сомневаться, что Гольденберг склонится к формальному показанию...».

Добржинский не ошибся. После долгой борьбы Гольденберг уступил и 6 мая 1880 года дал подробные показания. В это время Гольденберг настолько верил в правильность и целесообразность для организации революционеров своих действий, что рекомендовал Добржинскому познакомить арестованных революционеров А.И.Зунделевича и Л.А.Кобылянского с методом действия  — Гольденберга и Добржинского. Гольденберг при этом высказывал убеждение, что Зунделевич и Кобылянский согласятся с их точкой зрения на дело р еволюционного развития России.

Лорис-Меликов допустил возможность поговорить без свидетелей Гольденбергу с Зунделевичем, Жандармерия надеялась, что Гольденберг повлияет на Зунделевича и убедит его в необходимости раскаяния, но произошло наоборот. Зунделевичу до этой встречи через Н.Н. Богородского была передана информация, полученная от Клеточникова о допросах и беседах Гольденберга. Жандармы хотят использовать показания Гольденберга для поимки находившихся на свободе народовольцев и для изобличения арестованных.

10 июня состоялось свидание Гольденберга с Зунделевичем. Оно проходило в присутствии представителя прокуратуры. Зунделевичу удалось разъяснить Гольденбергу, что все обещания и разговоры властей были сплошным обманом и делались с целью вымогательства показаний, которые будут использованы против народовольцев для лишения их жизни или отправки на каторгу. Зунделевич доказал Гольденбергу, что он своими показаниями предал товарищей.

На смену мутным и сумбурным мыслям и политическому параличу приходит здоровое сознание. Он видит: для расследования его показаний создана специальная комиссия. Дальше будет громкий судебный процесс и виселицы. Это его терзает и мучает. Ему хочется объяснить своим товарищам, что он не предатель. Он предан революции.

Во время прогулки Гольденберг выбрасывает во дворе крепости записки на бумажках от мундштуков папирос, где доказывает товарищам, что он не предатель. Записки эти не попадают товарищам.

Для поддержания бодрости Гольденберга его вторично посещает Лорис-Меликов в сопровождении управляющего III отделением Шмидта. Лорис-Меликов сказал при этом о судебном процессе и смертных приговорах. Это удручающе подействовало на Гольденберга. Он написал письмо Лорис-Меликову, в котором просит не делать ему в предстоящем процессе никаких скидок. Невольно став предателем, он отказывается от награды за предательство!

В книге М.Г.Седова «Героический период революционного народничества», вышедшей в 1966 году, дается весьма обстоятельный ответ на вопрос: чем объясняется предательство Гольденберга?

«Гольденберг не был новичком в подпольной среде. Во многих практических делах он играл крупные роли, и они ему удавались. От чаянная смелость принесла ему известность и доверие товарищей. Тюрьма тоже для него не была новостью: он сидел в ней, находился в ссылке и успешно бежал. Жизнью своей он не дорожил, что доказал делом Кропотки на и готовностью заменить Соловьева. Всех своих бывших товарищей он характеризовал с чувством большой теплоты и особенно восторгался Желябовым, называя его «личностью необыкновенной и гениальной», и при всем этом имя Гольденбергу - предатель. Падение Гольденберга объясняется многими причинами.

Укажем на главные из них.

Прежде всего бросается в глаза позерство и болтливость, что позволило Курицину войти в доверие, после чего Гольденбергу было куда труднее выдержать натиск следствия. Натиск же оказался очень сильным.

С первых дней ареста Гольденберга стали посещать лица, облеченные полнотой власти: Тотлебен, Панютин и Першин. Разговор был прост - признание или смерть. Так изо дня в день и при том без официальных допросов, которых не было до января 1880 года.

Вскоре, однако, следствие убедилось, что угрозами цели не достигнешь. Тогда намечается коварный план провокации. Суть его состояла в том, чтобы постепенно внушить Гольденбергу мысль о том, что его идеи разделяются его следователями.

К сказанному надо прибавить и еще одно обстоятельство. Гольденберг, будучи террористом «в чистом виде», усомнился в действенности этого метода борьбы, о чем он хорошо сказал в своей «Исповеди». Такое сомнение помогло ему катиться по наклонной плоскости.

Картина не будет полной, если не сказать еще об одном факте. В данном случае речь идет о влиянии на Гольденберга его родителей. Семья Гольденберга была необычной. Шестеро детей и приемная дочь Фишман находились в заключении за революционную работу. Сами же родители, воспитавшие таких детей, были людьми консервативными и искавшими всякий удобный случай, чтобы любой ценой вернуть детей к себе. В прошении на имя Лорис-Меликова отец Гольденберга писал:

«Результатом наших просьб и слез, пролитых перед сыном, было то, что он действительно во всем сознался перед начальством чистосердечно... Умоляя сына сознаться и открыть, мы рассчитывали в этом случае на милость правительства... Но богу угодно было судить иначе».

«Милость» была обещана не только Гольденбергу, но и его родителям. Все это и сделало Гольденберга предателем».

Н.А.Троицкий в книге «Народная воля» перед царским судом», изданной в 1971 году, соглашаясь с тем, что указанные причины падения Гольденберга в виде разочарования в действенности террора, позерства, болтливости, влияния родителей имели место, однако отмечает:

«Но не это главное. Погубил Гольденберга, главным образом, тот недостаток, на который указывали еще народовольцы, лично знавшие его, — недостаток революционной зрелости.

«Молодой, порывистый, неустойчивый», так характеризовал его М.Ф.Фроленко. «Исключительно человек чувств, да еще, кроме того, совершенно не умеющий ими владеть», по словам Александра Михайлова, Гольденберг был честен, но политически наивен. «Когда чувство в нем направлялось партией, оно двинуло его на подвиг. Но отрезанный от нее и не имея в себе самом руководящей, он, совершив неизмеримо бесчестный поступок, бесславно погиб».

15 июля 1880 года Гольденберг покончил жизнь самоубийством. 16 июля полицейские похоронили его на Преображенском кладбище.

Царю Александру II доложили о самоубийстве Гольденберга. Царь написал на докладе: «Очень жаль». Он сожалел не о человеке, пережившем такую трагедию, а о добыче, ускользнувшей за три месяца до суда.

Показания Гольденберга дали жандармам чрезвычайно важный материал для ареста и обвинения отдельных членов «Народной воли».

Самоубийство Гольденберга не могло вытравить написанных им страниц, погубивших многих участников революционного движения 80-х годов.

Предательские показания Гольденберга послужили главным источником обвинительных актов на политических процесса: «16-ти», в 1880 году, «1 марта» в 1881 году, «20-ти» в 1882 году, «17-ти» в 1883 году и других.

Послеглавие

Гартман Лев Николаевич (1850-1908), народоволец. В 1879 году эмигрировал во Францию и Германию и был там представителем Исполнительного комитета «Народной воли». Арестован в Париже и выслан из Франции.

Зунделевич Арон Исаакович (1857-1923), член Исполнительного комитета Народной воли». В 1880 г. был приговорен к бессрочным каторжным работа в рудниках. В 1906 году эмигрировал. Умер в Лондоне.

Следующая