.Как доказательство, он приводит утверждение Маркса из «Гражданской войны во Франции», определяющей историческое значение Парижской Коммуны: «Это была найдена, наконец, политическая форма, в которой должно осуществиться экономическое освобождение труда... Поэтому коммуна должна была служить рычагом для разрушения экономических основ, на которых зиждется существование сословий, следовательно, и сословного господства». В. А. Твардовская в книге «Социалистическая мысль России на рубеже 1870-1880 годов» (М.: Наука, 1969) на С. 175 пишет: «Работа Маркса цитируется Н. И. Кибальчичем или по неизвестному нам переводу, или подлиннику, перевод которого может принадлежать и самому автору». Кибальчич в истории французской революции находит подтверждение своей точки зрения. Он проявляет глубокое понимание сущности исторических событий. Так, говоря о социально-экономической политики революционеров 1793 года, Кибальчич задает вопрос: «...Почему Конвент не совершил экономического переворота, т. е. не отобрал от частных собственников все земли и фабрики и не передал их в коллективное пользование народа?». И отвечает: «Конечно, уже не потому, что политический способ решения экономического вопроса невозможен вообще, а потому, что в то время социальный вопрос не был еще поставлен историей на очередь». Кибальчич понимает историческую ограниченность Великой французской революции, которая, по его словам, переменила только собственников, не изменив самого принципа частной собственности. Он правильно характеризует историческую обстановку революции 1848 года во Франции: «Будь тогда в среде парижского пролетариата прочная организация с определенной политической и экономической программой и с честными и решительными руководителями во главе,- и революция, начавшаяся с низвержения Луи-Филиппа, могла бы привести к глубоким изменениям в экономическом строе Франции». По поводу Парижской Коммуны Кибальчич замечает: «Парижская Коммуна 1871 года сделала уже первые шаги к решению экономического вопроса - путем политическим». Он приходит к выводу о том, что политическая революция вполне может использовать государственную организацию как орудие совершения экономического переворота, но при этом экономический переворот должен быть исторически подготовлен в соотношении экономических сил, в идеях и привычках народных масс. Далее Кибальчич подробно рассматривает вопрос о роли русского государства в общественно-экономической и политической жизни страны и переходит к некоторым вопросам стратегии и тактики народного восстания. По мнению Кибальчича: «Для полного ниспровержения существующей порядка необходимо одновременное городское и деревенское восстание.. Кроме того, необходимо для успеха, чтобы в момент восстания хоть некоторая часть войск и казачества перешли на сторону народа». При этом, продолжает Кибальчич: «нужно думать, что не деревня, а город даст первый лозунг восстания. Но первая удача в городе может подать сигнал к бунту миллионов голодного крестьянства». Кибальчич в этой программной статье четко обосновывает положение о демократическом и социалистическом переворотах как о двух разновременных этапах грядущей русской революции: «Политическая борьба с государством для нашей партии является... могущественным средством приблизить экономический переворот и сделать его более глубоким». Хотя в статье Кибальчича есть несомненное влияние учения Маркса, однако в ней Кибальчич не смог еще преодолеть основных ошибок мировоззрения народничества. Придавая большое значение организации пролетариата во французской революции, он совершенно упускает из виду роль пролетариата в русской революции. Он не считал русский пролетариат главной силой революции, которой принадлежит в революции авангардная роль. Больше того, не веря в развитие капитализма в России, он не видит русского пролетариата, как главной активной силы свержения самодержавия. По данным В. Р. Иваницкой, Кибальчич в 1880 году посетил места на Черниговщине, где он провел свою юность. Он называл себя земским деятелем «Бунчуковским». Борода сильно изменила его внешность и даже близкие его родственники с трудом узнавали его. Таким образом, Кибальчич совмещал в себе целый ряд разнообразных революционных функций. Он был «главным техником» Исполнительного комитета «Народной воли», подпольщиком «Иваницким», «Максимовым», «Бунчуковским», «Ланским», легальным литератором «Самойловым», революционным публицистом «Дорошенко», хозяином подпольной типографии «Агатескуловым», «Александровым», руководителем «адской лаборатории». Глава XIV МИНОЙ ИЛИ БОМБОЙ? В конце 1880 года было решено обставить очередное покушение на царя так, чтобы при всех случайностях было результативным. Для осуществления этого покушения было решено использовать все средства, имевшиеся в распоряжении «Народной воли». Предполагалось произвести взрыв места, по которому проезжала карета с царем, бросить бомбы под карету царя, и наконец, применить кинжал, который должен был поразить царя подобно тому, как поражен был шеф жандармов Мезенцов. Кинжал взялся вонзить в царя Желябов. Чтобы разработать детальный план покушения, нужно было знать, куда и когда царь совершает свои поездки? Нужно знать точно, чтобы не допустить опять ошибок, которые привели к неудачам в предыдущие покушения. Эти сведения можно получить только путем длительного и тщательного изучения выездов царя в Петербурге. Исполнительный комитет «Народной воли» организовал в ноябре 1880 года наблюдательный отряд В него входили: Игнатий Гриневицкий («Котик») — студент технологического института, Петр Тычинин — студент юридического факультета Петербургского университета, Евгений Сидоренко («Макар») - сын священника, Аркадий Тырков - сын видного сановника, Николай Рысаков - студент технологического института, Елизавета Оловенникова (сестра Марии Николаевны — жены Баранникова). Руководила отрядом Софья Перовская. Наблюдательный отряд должен был определить в какое время, по каким улицам и насколько постоянно царь совершает свои выезды и поездки по городу. Наблюдения велись ежедневно двумя лицами по расписанию. Пары были подобраны следующие: Перовская и Оловенникова, Сидоренко и Тычинин, Тырков и Рысаков. Иногда Перовскую заменял Игнатий Гриневицкий. Кроме того, изредка вел наблюдение и Андрей Желябов. Каждый из пары наблюдавших нес свою службу до известного часа, после чего на смену ему выходил его напарник. Такая система пар со сменой очереди и порядка имели в виду замаскировать наблюдения. Заседания отряда происходили ежедневно в квартире Петра Тычинина по Большой Дворянской улице дом 8, кв. 10, или на квартире Елизаветы Николаевны Оловенниковой в меблированных комнатах в доме № 58-60 на набережной Мойки. На заседаниях присутствовал обычно и Желябов. Здесь обобщался опыт наблюдения и уточнялись маршруты поездок царя. Наблюдения велись на Дворцовой набережной и площади у Зимнего дворца, Невском проспекте и прилегающих улицах. Через Дворцовую площадь плетется старуха с корзинкой с яблоками. Она еле-еле тащит ноги, опираясь на клюку, останавливаясь чуть ли не каждую секунду, тяжело дыша, охая, вздыхая. Перейти Дворцовую площадь по диагонали для этой старухи нужно потратить чуть ли не полчаса. Но, идя через площадь, старуха все время незаметно кидает взоры на подъезд его величества, не стоит ли у него царская карета, не намерен ли император совершить выезд из Зимнего дворца. В дальний угол той же Дворцовой площади, поближе к Певческому мосту, подъехал извозчик - настоящая провинция, вахлак. Развалясь сидит на облучке, распустил вожжи и лошаденка ему под стать, такая же кляча, развесила уши, расставила ноги, как будто стоя спит. И стоит этот извозчик на площади, дремлет и ждет, не подойдет ли какой-нибудь седок до тех пор, пока блюститель порядка не обратит внимание на его клячу и не турнет его с Дворцовой площади, где извозчикам не полагается останавливаться. Но только уедет извозчик, как к полицейскому подойдет торговец папиросами, бойкий, разбитной парень, настоящий ярославец, предложит начальству закурить и вступит с ним в разговор. И старуха-торговка, и извозчик и торговец папиросами были члены наблюдательного отряда. Переодеваясь, меняя свой внешний вид, они с раннего утра до позднего вечера наблюдали за Зимним дворцом, за выездами царя. Александр II, напуганный неоднократными покушениями на него, избегал частых выездов из дворца, покидал его редко. Пока не была подмечена некоторая закономерность в выездах царя, наблюдать было трудно. Приходилось много тратить времени на эти наблюдения. Однако скоро было подмечено, в какое время царь выезжает из Зимнего дворца и куда. Обыкновенно царь выезжал из дворца около половины второго и направлялся в Летний сад. Он ездил в карете, окруженной шестью всадниками из его личного конвоя. Лошади были великолепные, вороные рысаки. Ехала карета очень быстро. Из Летнего сада царь редко возвращался прямо во дворец, чаще он заезжал куда-нибудь. В этих заездах не было постоянства. Таков был маршрут царя по будням. По воскресеньям царь ездил в Михайловский манеж на развод гарнизонного караула. Эти выезды делались царем по двум маршрутам. В первом случае царь пересекал Дворцовую площадь, через арку Генерального штаба и Большую Морскую улицу выезжал на Невский проспект, по которой доезжал до Малой Садовой и по ней следовал до Манежной площади. Другой маршрут царя был таков: через Дворцовую площадь, Певческий и Театральный мосты, набережные Мойки и Екатерининского канала, по Инженерной улице до Малой Садовой и по последней в тот же Михайловский манеж. Время выездов соблюдалось с пунктуальной точностью. По пути следования царя было много полиции и сыщиков в штатском платье. Невский проспект и другие улицы, по которым проезжал царь, полиция очищала от лишней публики, извозчиков и ломовиков. Из манежа царь всегда возвращался домой одним и тем же путем. Он заезжал в Михайловский дворец к кузине — великой княгине Екатерине Михайловне, там завтракал и по Инженерной улице мимо Михайловского театра по набережным Екатерининского канала и Мойки следовал в Зимний дворец. Перовская, принимавшая активное участие в наблюдениях, первая заметила, что на крутом повороте от Михайловского театра на набережную Екатерининского канала царский кучер задерживает лошадей, и карета едет почти шагом. Рассказывая об этом на заседании наблюдательного отряда, Перовская прибавила: - Вот удобное место, чтобы бросить бомбу под карету! Набережная канала здесь мало застроена и меньше опасности задеть взрывом прохожих. Сделанных наблюдений было достаточно, чтобы составить план покушения на жизнь царя. Исполнительный комитет согласился с мнением Н. И. Кибальчича и считал, что основою покушения должен быть подкоп. Опыт проходки подкопов уже имелся. Имелся динамит и люди, готовые вести подкоп. Если взрыв царской кареты из подкопа окажется безрезультатным и царь станется после взрыва живым, то его должны забросать снарядами, стоящие вблизи места взрыва, метальщики. Если и после взрыва снарядов царь не умрет, то тогда Желябов прикончит царя кинжалом. Выполнение намеченных планов требовало времени. Нужно было подыскать и подготовить подходящее место для подкопа, прорыть подземную галерею для закладки мины, изобрести и изготовить снаряды и проверить на опыте их поражающую силу, набрать подходящих метальщиков и научить их использованию снарядов. Пока не было ни снарядов, ни метальщиков. Если желающих стать метальщиками можно будет легко отыскать, то о самих снарядах-бомбах у Исполнительного комитета нет ничего определенного. Кибальчич по этому поводу пока ограничивается кратким ответом: - Работаем! Больше у него ничего нельзя было выведать. . Место для подкопа было подыскано. Нужно бы его закрепить за собой. На углу нынешней Малой Садовой улицы и Невского проспекта в настоящее время возвышается высокое, хотя только двухэтажное, помпезное здание в стиле «Рококо», выстроенное купцом Елисеевым для своей любовницы -небезызвестной певицы, исполнительницы цыганских романсов А. Д. Вяльцевой. В первом этаже и сейчас гастрономический магазин, а во втором театр» На месте этого дома в 80-х годах прошлого века находилось казарменного типа четырехэтажное строение, принадлежащее графу Менгдену. В первом этаже помещался трактир «Екатерининский», содержавшийся купцом Париковым. По Малой Садовой улице в доме графа Менгдена нанято было полуподвальное помещение. В этом помещении решено было открыть магазин сыров, а жилую комнату при магазине и подсобное помещение его использовать для подготовки подземной галереи под проезжую часть улицы и закладки мин. В пользу Малой Садовой улицы говорило и то, что она уже других улиц и следовательно меньше будет длина подкопа, и людей на ней мало бывает, так что меньше будет пострадавших при взрыве. Помещение это в доме № 8 по Малой Садовой улице и № 56 по Невскому проспекту отыскал Баранников. Намечены были хозяева магазина сыров и товарищи, которые выроют подкоп под улицу для закладки мины. А Кибальчич в это время готовил бомбы, динамит и запалы для мины. В этих приготовлениях прошел декабрь 1880 года. • «Народная воля» вела большую организационную и пропагандистскую работу среди военных. Этим занимался Желябов, Колодкевич, Кибальчич. Весной 1880 года были образованы: центральный военный кружок, кружки артиллеристов, моряков. В центральный военный кружок входили: подполковник М. Ю Ашенбреннер; моряки: лейтенанты барон А. П. Штромберг, Н. Е. Суханов; артиллеристы: поручик И. М. Рогачов, штабс-капитан Н. Д. Похитонов, А. М. Николаев, В кружок моряков в Кронштадте входили лейтенанты Ф. И. Завалишин, Э. А. Серебряков и другие. Кибальчич особенно сблизился с артиллеристами. У них он получает литературу, запалы, взрывчатки, советуется по вопросам изготовления взрывчатых веществ. Завязалась у него дружба с минером Н. Е. Сухановым, который получил возможность слушать лекции по физике в Университете. В его квартире на Николаевской улице в доме № 11 Кибальчич встречается с офицерами, делится результатами своих опытов. Кибальчича особенно интересуют вопросы направленного взрыва, как уменьшить воздействие на окружающих людей действие снаряда, брошенного на человека, находящегося в толпе. Последний день 1880 года застал Кибальчича и его помощницу А. В. Якимову на их квартире в доме Скандрашевского на Обводном канале угол Забалканского проспекта. Здесь же жила под видом прислуги Ф. А. Морейнис. Это была новая динамитная мастерская Кибальчича. Она была организована в сентябре 1880 года после того, как не удалась попытка организовать динамитную мастерскую Кибальчичу и Гринберг. Работали здесь А. И. Баранников и Н. А. Саблин, изготовляя динамит для покушения на Малой Садовой улице. В этой динамитной мастерской однажды произошло чрезвычайное происшествие. Дело было вечером. Находившаяся там одна, Морейнис услышала треск, шипение, и затем из комнаты, где была лаборатория, появились яркие желтые пары. Керосиновая лампа в кухне погасла. В волнении Морейнис то выскакивала на лестницу, то возвращалась на кухню и высовывала голову в форточку, чтобы глотнуть воздуха. Каждую минуту мог произойти взрыв, а она не знала что предпринять. Выручил случай: Якимова пришла в неурочный час. Она бросилась в лабораторию и вынула пробки из четвертных (трехлитровых) бутылей с кислотами. Бутыли по ошибке закрыли пробками и когда они нагрелись в теплой комнате, то одна из них лопнула. Подоконник обуглился, штора истлела. На следующий день явился дворник, чтобы осмотреть квартиру: в нижнем этаже позеленел карниз, очевидно от пролитой какой то жидкости. Морейнис, по совету Кибальчича, заявила дворнику: — Я готовила больной хозяйке ванну, пролила лекарство, меня очень ругали. Если Вы войдете в квартиру, меня опять будут ругать. Мольбы Морейнис и добрые отношения с дворником спасли положение и он ушел не зайдя в квартиру. В конце декабря 1880 года все работы с динамитом были закончены, квартиру очистили от опасных улик и подготовили к возможной встрече нового 1881 года, если только смогут придти товарищи по борьбе. Но пока никого нет. Давно уже наступила темнота. Тоскливо и тихо в «адской лаборатории». Даже Аннушка Якимова всегда веселая, со смеющимися яркими живыми глазами и красивым розовым лицом, с ямочками на щеках, загрустила и затихла. Кибальчич целый день на ногах, не выходя из мастерской, возился со своими химикалиями, устал, надышался ядовитых испарений, лицо пожелтело и его обычно светящиеся глаза точно потускнели... А Петербург бурлил оживлением и предвкушением праздника и веселья. Все готовились к встрече нового года. Забыты и отброшены заботы и тревоги повседневной жизни. И всем казалось, что новый 1881 год принесет радость, счастье, довольство, покой и свободу... Но Кибальчич и Якимова знали, что от нового года они могут ждать только смертельных опасностей, тревог, мук, а может и смерти... Но вот раздался звонок. Явился Андрей Желябов и Софья Перовская. Через несколько минут явились Геся Гельфман с Николаем Колодкевичем, потом Вера Фигнер с весельчаком Николаем Саблиным, и Лев Тихомиров с Екатериной Сергеевой. Всех тянуло этот вечер провести с друзьями-близкими. Пришли еще Александр Баранников, Григорий Исаев, Михаил Тригони, Вера Дмитриева и Михаил Фроленко, Прасковья Ивановская и Мартин Ланганс, Михаил Грачевский и Людмила Терентьева. Не было среди них уже и многих товарищей, каждого подстерегала смертельная опасность и они знали об этом. Поставив задачу - освобождение России от деспотизма, «Народная воля» вела самостоятельную борьбу с царизмом, которая требовала огромной энергии и исключительных жертв. Народовольцы были бесстрашными и благородными, инициативными и решительными. За любовь к народу, к человечеству, за лучшее будущее народа, счастье, достоинство, развитие его духовных сил, благосостояние и образование народовольцы жертвовали своей жизнью, свободой и счастьем. Сидели и вяло переговаривались. Но постепенно веселье, искреннее и шумное, захватило всех. Некоторым было известно, что предприняты новые решительные действия против тирана и всем хотелось верить в успех. Хозяева гостей предупреждали: — Господа, сегодня вечер без дел. Недоумение появлялось на лицах гостей: о чем же и говорить? У собравшихся давно ничего, кроме дел, на уме не было. А. Блок в поэме «Возмездие» так описал собрание народовольцев: Смеркается. Спустились шторы. Набита комната людьми, И за прикрытыми дверьми Идут глухие разговоры. И эта сдержанная речь Полна заботы и печали, Огня еще не зажигали И вовсе не спешат зажечь. В вечернем мраке тонут лица, Вглядись - увидишь ряд один Теней неясных вереницу Каких то женщин и мужчин. Собрание не многоречиво, И каждый гость, входящий в дверь, Упорным взглядом молчаливо Осматривается как зверь. Поступило предложение Желябова: — Раз мы уже нежданно собрались, давайте встречать новый год! — Давайте! Давайте! - раздалось со всех сторон. Все лица сразу оживились. Стол накрыли чистыми газетами. Раздался звон посуды. Часть компании отрядилась за покупками. Оставшиеся начали деятельно и быстро все готовить к празднеству. Кибальчич сделался неузнаваемым. Его обычно, бледное сосредоточенное задумчивое лицо покрылось легким румянцем. Теперь оно светилось оживлением и веселостью. Он каблуками выстукивал какую-то веселую дробь. А когда, колдуя над большой фарфоровой вазой, она начал готовите жженку, его высокий мягкий, в душу просящийся тенор, запел: Гей, чого хлопцi Славнi молодцi Чого смутнi невеселi Вдарим об землю Лихом, журбою, Щоб веселiше Жилося... И всем было видно, что Кибальчич действительно забыл на это время. все свои теории, формулы, вычисления, мины и бомбы, и всей душой, по-детски бездумно, предался веселью. Подавая на :cтол на широком подносе белоснежную вазу, полную синего пламени жженки и, выделывая ногами какие-то замысловатые антраша, он пел Пока кудри В кольце вьются, Будем девушек любить... И казалось, что прямые волосы Кибальчича завились, а сам он стал похож на кольцовского «лихача-кудрявича». Тихо, вполголоса пели язвительную «Барку» Ой, ребята, плохо дело! Наша барка на мель села. Царь наш белый, кормщик пьяный! Он завел нас на мель прямо. Чтобы барка шла ходчее, Надо кормщика — в три шеи. Выпили все из вазы, наполненной синим пламенем. И вместе с этим обжигающим напитком в душу каждого влилось пламя веселья и радости. За столом сделалось шумно и беззаботно. Желябов своим сильным баритоном затянул: Гей, не дивуйтеся, добрi люди, Що на Вкраiнi! повстанье... Песню подхватил тенор Кибальчича, включились Фроленко, Саблин. Все пели этот старый бунтарский гимн Украины. Но одно пение не давало выхода молодой энергии и задору, нужно было движение бесшабашное-удалое. Общий смех вызвали остроумные рассказы Саблина из Одесской его «командировки»; Терентьева пела украинские песни, а Желябов вторил ей. Звучали тосты «за удачное дело», «за исполнение желаний», «за светлое будущее». Желябов пустился танцевать гопака, На удивление всем, его немедленно поддержал Николай Кибальчич. Он с увлечением и радостью выделывал сложные трудные коленца этого украинского танца. Перед ним то павой плыла, то стрекозой порхала, стройная, грациозная, красивая и молодая Вера Фигнер. Каждым своим жестом, своим движением она поддерживала задор танца Кибальчича и ей понятны были и душевный огонь и движения, полные удали ее партнера, с которым она, казалось, гармонично слилась в танце... В танец включилась Геся Гельфман. Она миниатюрна, с большой копной волос на голове. Ее глаза большие, черные, яркие и блестящие, полные скорби и бесконечно добрые, освещали все ее лицо. В танце Геся преобразилась, лицо налилось румянцем. Она была в этот миг живым олицетворением счастья. И действительно Геся была в это время по-настоящему счастлива. Она пережинала первые месяцы любви и супружества. Мужем ее был Николай Колодкевич. Все танцевали, все пели. Гопак сменялся козачком, козачок полькой, краковяком, вальсом. Всем было весело — все были оживлены. Только Соня Перовская не танцевала. Но все ее лицо, вся ее ладная маленькая фигурка выражала искреннее участие в общем весельи. Ее глаза, обволакивающие всех лаской и добротой, точно говорила: «Веселитесь! Веселитесь, будьте радостны, будьте счастливы!» Кибальчич в этот вечер был неутомим. Он много танцевал, пел свои любимые украинские песни, сыпал остроты, шутки. Все оживление, веселье и удаль. Много смеха вызвала шутка Кибальчича, когда он с жалобным пафосом заявил: — Была у меня жена Вера (Фигнер), Была Надежда («Агатескулова» — Прасковья Ивановская), когда же будет Любовь? Андрей Желябов усевшись на минутку рядом с Верой Фигнер, указывая на Кибальчича, сказал: - Смотри, как разошелся, всегда задумчивый наш «алхимик». - Он человек глубокого ума, громадной трудоспособности, необыкновенного самообладания,- убежденно сказала Фигнер. — Можешь мне не расписывать. Я его знаю... — Каждый! день, когда я иду сюда, я переживаю тревогу и страх. Не арестован ли Кибальчич? — Если мы его потеряем, это будет непоправимый удар для «Народной воли». От такого удара она не скоро оправится. Другого Кибальчича мы не найдем! — Беречь его надо! — Я и так его берегу. Помнишь Александр Михайлов договорился с Кибальчичем, что он покончит с предателем Шевцовым, Кибальчич согласился. Я с трудом отговорил «дворника» освободить Кибальчича от этого. Кибальчичем мы рисковать не можем. Однако разговор у нас пошел деловой. А я дал слово, сегодня о делах не говорить,- сказал Андрей. - Пойдем танцевать,- он подхватил Веру, и они закружились в вальсе. Только утром начали расходиться. Кибальчичу и Якимовой взбудораженным встречей нового года, не хотелось уходить на свои квартиры. Они тихо сидели в опустевшей комнате и изредка перебрасывались словами. Вспомнили встречу прошлого 1880 года. — Прошел только один год. А как поредели наши ряды. — На прошлой встрече нового года были: Николай Бух, Соня Иванова, Александр Михайлов. Их уже нет среди нас: Их удел стала тюрьма и каторга. Александр Михайлов, бог конспирации, погиб от собственной неосторожности. Каждый арест человека, причастного к «Народной воле», Михайлов переживал остро и мучительно. Арест его друга Александра Квятковского был для Михайлова большим горем. Он собирал и хранил фотокарточки для| друзей и потомков, чтоб память он них не пропала. Фотокарточки должны быть в архиве «Народной воли», который надежно хранится у Зотова, мужа сестры Суханова. Захотелось иметь хорошие фотокарточки Квятковского и Преснякова. Михайлов в фотографии Александровского на Невском проспекте в доме № 75 (ныне № 73) заказывает карточки и уславливается о дне их получения. 27 ноября 1880 года Михайлов приходит в фотографию. Карточки оказались не готовыми. Фотограф извиняется и просит зайти завтра. Когда Михайлов повернулся к выходу, он встретился с предупреждающим взглядом жены фотографа. Она рукой показала на шею. Несмотря на это предупреждение, Михайлов на второй день пошел в фотографию. Здесь была приготовлена засада и Михайлова арестовали. При обыске на квартире арестованного Михайлова в Орловском переулке, дом № 2-4 (теперь № 2) было обнаружено два пуда (32 килограмма) динамита. Очевидно, это был динамит, изготовленный Н. И. Кибальчичем для подготовлявшихся покушений в Петербурге. Трудны и болезненны воспоминания о Квятковском. Его арестовали 24 ноября 1879 года, Кибальчич в то время был еще в Одессе. Когда по приезде в Петербург стало известно об аресте Квятковского, он воспринял его как .личное глубокое горе. Ведь это был его самый близкий друг. По рекомендации Квятковского Кибальчич вступил в организацию «Земля и воля». Квятковский разбудил в Кибальчиче талант химика в веру в революцию. Квятковский был организатором первых динамитных мастерских, где Кибальчич дал на вооружение революционерам динамит. «Народная воля» получала удар за ударом. • 2 декабря 1880 года крестьянин Евдоким Ермолаевич Кобозев и его «жена» Елена Федоровна оформили аренду за 1 200 рублей в год на полуподвальное помещение для магазина сыров. Под видом супругов Кобозевых были Юрий Николаевич Богданович и Анна Васильевна Якимова. 14 ноября 1880 года «Кобозевы» поселились в меблированных комнатах на углу Невского проспекта и Новой улицы в доме № 75/14. 7 января 1881 года «Кобозевы» обосновались в жилой комнате при магазине сыров. Для торговли был закуплен сыр разных сортов. Однако торговля в полуподвальном помещении шла плохо. Рядом на Невском были великолепные магазины «колониальных», бакалейных и гастрономических товаров с различными сортами сыров и конкурировать с этими магазинами «Кобозевым» удавалось слабо. Охотников спускаться в сырой полуподвал только для покупки сыра находилось мало. Торговля шла плохо. Однако это не очень огорчало «Кобозевых». Торговля в магазине была лишь ширмой, необходимой для прикрытия главной цели - рытье подкопа под проезжую часть Малой Садовой улицы. Работы по подкопу выполнялись с соблюдением тщательной конспирации. Незадолго до закрытия лавки приходили те, чья была очередь работать. Затем лавка запиралась в обычное время. Богданович, Якимова и очередные работники оставались. После того, как лавка была заперта, условлено было, чтобы никто из своих не приходил. Делалось так потому, что из лавки была дверь в комнату хозяев. Стоило открыть эту дверь, и всякий увидел бы подкоп. Пролом в стене сделали под окном жилой комнаты. Стена, якобы для предохранения от сырости, была отделана деревянными щитами. На ночь один щит отнимали и тогда начиналась работа, которая заполняла всю ночь и кончалась только тогда, когда наступала дневная суета и нужно было открывать магазин. Ночью «Кобозевы» спать не могли. А днем, при слабой торговле, ум удавалось попеременно подремать. Ночами подкоп рыли Желябов, Богданович, Гриневицкий, Ланганс, Колодкевич, Фроленко, Тригони, Тетерка, Суханов, Саблин, Дегаев, Меркулов, Исаев и Баранников. Правило работать по ночам было нарушено только в конце февраля 1881 года, когда закладывали мину и засыпали подкоп спешно землей. Кибальчич в подкопе физического участия не принимал. В магазине сыров он не бывал. Его «Народная воля» берегла. В случае утраты Кибальчича, заменить его было некем. В деле седьмого очередного покушения на царя Кибальчичу отведена роль «главного техника». Какая должна быть мина? Способ взрыва? Система проводки? Как уменьшить поражающее действие для лиц, которые могут находиться на тротуаре. Но самое главное: Кибальчич должен изобрести бомбу, небольшую по объему и сильного безотказного поражения. Для этого нужно время. Кибальчич уже предложил Исполнительному комитету несколько типов бомб, но они были отвергнуты по разным причинам. Кибальчичу предоставлена возможность работать над усовершенствованием бомбы и готовить мины для Малой Садовой. Исаев чертит Кибальчичу план лавки, жилых помещений, тротуара и мостовой по Малой Садовой улице. Под окном в переднем жилом помещении уже сделан пролом в наружной стене. Это заняло много времени и лишь 25 января 1881 года можно было приступить к самому подкопу. Кибальчич рекомендует применить две мины: — Так будет надежнее. Мину надо изготовить из динамита в жестяной посуда и бутыли с запалом из капсюля с гремучей ртутью и шашки пироксилина, пропитанной нитроглицерином. Запал надо соединить с проводами, которые в нужный момент должны быть соединены с гальванической батареей. Подкоп следует начать на 2 1/2 аршина от поверхности земли и вести его в наклонном положении вниз. По мере приближения к середине улицы направление подкопа изменить так, чтобы слой земли между подкопом и поверхностью уменьшился. Много динамита не надо. Достаточно будет иметь в каждой мине по одному пуду. Тогда меньше будет поражения для лиц, находящихся на тротуаре. А для царской кареты этот заряд вполне достаточен. В Москве такой заряд перевернул вверх колесами железнодорожный вагон... Динамит для мины изготовили Кибальчич и Исаев. Землю, вынутую при подкопе, складывали в большие бочки, стоящие в лавке у задней стены, и в подсобном помещении. Их прикрывали в одном месте соломой, а в другой - каменным углем. Копали неутомимо, выбиваясь из сил. Самое трудное было пробить без шума цементированную наружную стену дома. Затем дело пошло более или менее быстро, пока работающие не наткнулись на железную водопроводную трубу. Ее обошли, немного изменив направление. Через шесть метров от начала подкопа наткнулись на деревянную канализационную трубу, ширина и высота которой была 0,7 метра. Это представило серьезное препятствие и вызвало задержку в виду того, что обойти трубу снизу нельзя было без риска погрузиться в воду, потому что подпочвенная вода находилась очень близко, а подняться наверх тоже нельзя было, так как мог произойти обвал мостовой. Удостоверившись, что труба наполнена только наполовину своей высоты, решили в ней сделать вырезку для прохода бурава и для продвижения мин. Как только прорезали трубу, распространилось ужасное зловоние. Даже такие здоровяки как Желябов в галерее теряли сознание. Кибальчич предложил пользоваться им разработанным респиратором с ватой, пропитанной марганцовкой, напоминающим современный противогаз, но работать с ним было тяжело. Не хватало воздуха. После необходимой вырезки в трубе она была тщательно заделана, и потом уже до конца, до середины улицы работа шла без задержек. Приходилось только все время производить работы наивозможно без шума. За улицей усиленно следила полиция, ведь по ней ездил царь. Очень близко был пост полицейского. Приходилось все время следить за ним и ждать когда он отойдет подальше. В конце января 1881 года на «Народную волю» обрушился ощутимый удар полиции, ей были захвачены виднейшие ее деятели. И самое тяжелое горе состояло в том, что был арестован «Ангел-хранитель», уничтожен надежный заслон от жандармов, оберегавший «Народную волю» в самый напряженный период ее единоборства с царем. А. Михайлов давно носился с мыслью о создании надежного щита для защиты от жандармских ударов. И он решил, что наиболее удачным будет, если кто-либо из народовольцев поступит на работу в III отделение... Надо было искать подходящую кандидатуру. Такой кандидатурой оказался Николай Васильевич Клеточников,— в прошлом студент Петербургского университета и Медико-хирургической академии. Он познакомился с Михайловым. Они часто встречались, наконец Клеточников предложил свои услуги для какого-либо революционного дела. Для того, чтобы Клеточников попал в делопроизводители III отделения - был избран следующий путь. Частые обыски у курсисток, нанимавших меблированные комнаты у акушерки А. П. Кутузовой в доме № 96 по Невскому проспекту заставляли думать, что она состоит тайным агентом полиции. А. Михайлов предложил Клеточникову поселиться у Кутузовой и войти и доверие, самому поступить в III отделение. Клеточников так и сделал. Как квартирант, он заходил к ней поиграть в карты и, чтобы расположить к себе, проигрывал ей небольшие суммы. Познакомившись и узнав, что он ищет место, Кутузова сначала в неясных выражениях, а потом откровенно рассказала ему о своих связях с чиновником - заведующим агентурной частью III отделения и предложила устроить его в этом учреждении. Таким путем он проник в III отделение, и с 25 января 1879 года началась там его служба в качестве агента, а с марта 1879 года в должности младшего помощника делопроизводителя. Н. В. Клеточников ревностно относился к своим «обязанностям», вошел в полное доверие и за усердие в апреле 1880 года был даже удостоен ордена Станислава третьей степени. Имея доступ ко всем секретным материалам III отделения, Клеточников знал всех шпиков, провокаторов, шифры, был осведомлен о предполагаемых обысках, облавах, арестах, посвящен во все политические розыски, читал результаты агентурных наблюдений за определенными лицами. Все эти сведения он передавал А. Михайлову через Наталию Николаевну Оловенникову, и немедленно принимались меры для обезвреживания деятельности жандармов. Такая революционная контрразведка помогла сравнительно небольшой группе народовольцев вести на продолжении нескольких лет активную борьбу с могущественными силами царского самодержавия. Сведения, доставляемые «Ангелом-хранителем Народной воли», имели исключительную ценность. Были разоблачены многие шпионы и провокаторы, спасены «попавшие на заметку» революционеры. Без Клеточникова невозможно было обезвредить показания Гольденберга, которые грозили разгромом всей организации. Можно сказать, что Клеточников охранял безопасность «Народной воли» извне, а А. Михайлов заботился о ней внутри. Положение Клеточникова было на редкость рискованным. Но если он стоял на страже безопасности Исполнительного комитета, то в свою очередь комитет необычайно оберегал его. Только Михайлов руководил связью «Народной воли» с Клеточниковым. После ареста Михайлова эти обязанности были возложены на Н. Н. Колодкевича. От предателя Окладского полиция узнала, что на Большой Подьяческой в доме № 37 находится чета подпольщиков под фамилией Агатескуловы (он имел в виду лично ему известных Кибальчича и Якимову). Предупрежденные Клеточниковым все скрылись с квартиры. Но в паспортном бюро «Народной воли», по ошибке или забывчивости, сделали фальшивый паспорт на фамилию Агатескулову и народовольцу Г. М. Фриденсону. Полиция, следившая за пропиской всех жителей столицы, 24 января 1881 года нагрянула на Казанскую улицу в дом № 38, на квартиру № 18 и арестовала жившего там Фриденсона. Была устроена засада на его квартире, и арестовали Баранникова. Затем пошла «цепная реакция». На квартире Баранникова была устроена, засада и там 26 января взяли Колодкевича. Установили засаду на квартире Колодкевича и там 28 января 1881 года неожиданно взяли Николая Клеточникова. Это был чрезвычайно тяжелый удар по «Народной воле». Тем временем Исполнительный комитет выяснял можно ли поднять восстание в нескольких местах одновременно с выполнением покушения. В начале февраля 1881 года народовольцы провели совещание в Москве и Петербурге. Результаты получились неутешительными. Очень мало было сил. Оставалось одно - продолжать покушения. • Старший приказчик соседнего молочного магазина на Невском - Новиков заинтересовался новым конкурентом - магазином на Малой Садовой. Он явно видел, что торговля Кобозевых обречена на провал и неизбежные убытки. «Ведь за одно помещение нужно платить в год 1 200 рублей, а еще другие расходы. С чего их покроешь? Ведь торговлишка одними сырами пустяковая!» 4 февраля 1881 года приказчик пришел к хозяину нового магазина - Кобозеву познакомиться. Елена Федоровна Кобозева приняла гостя приветливо. Улыбка не сходила с ее красивого лица, а ямочки на розовых щеках светились радостью, пока она хлопотала, накрывая стол для гостя. Мужчины распили бутылку вина, закусили, чем бог послал, познакомились и разговорились. — Торговля теперь слабая, каждый день терплю убыток, но надеюсь постепенно приобрести своих покупателей, и тогда верну убытки,- признался Кобозев. Гость внимательно слушал, ко всему присматривался, все замечал. Видел он и икону Николы-угодника - покровителя торговли, с зажженной лампадкой перед ней. Заметил, как хозяйка садясь за стол, набожно помолилась, а у самой концы пальцев с желтизной от табака, а ведь крестьянки не курят. Заметил он и небогатую — почти убогую обстановку жилой комнаты. Когда гость, простившись с любезными хозяевами, уходил, он думал: «Странный - совсем непонятный этот «купец» Кобозев. За прилавком видно не работал ни одного дня. Сыры режет, точно дрова рубит. Коммерческой смекалки не имеет. С торговым делом совершенно не знаком. Капиталов не имеет, а к явным и неизбежным убыткам относится равнодушно и их не боится. Уж не подставное ли это лицо какого-то купца толстосума, который убыточной конкуренцией хочет зарезать ближайший магазин». Эти тревожные мысли не давали ему покоя. Через несколько дней он поделился своей тревогой с хозяином магазина. Тот, встретившись по-приятельски с приставом 1-го участка Спасской части П. П. Теглевым, рассказал ему о магазине Кобозева: — И торговля ничтожная, и плата за помещение большая, и покупатели в этом магазине какие-то подозрительные. Теглев всполошился: «Магазин ведь находится на улице, по которой проезжает каждое воскресенье сам царь! Он дал указание околоточному надзирателю Дмитриеву установить наблюдение. О подозрительном магазине Кобозева было доложено градоначальнику Федорову. В результате этого 28 февраля в 12 часов утра старший техник градоначальства генерал-майор Мровинский, пристав Теглев и околоточный надзиратель Дмитриев в присутствии дворника дома Никифора Самойлова произвели «санитарно-технический осмотр». Но все было в порядке. Штукатурка на стенах оказалась целой. Никаких признаков земли. Придраться было решительно не к чему. У наружной стены в лавке стоял сундук. Мровинский потребовал его отодвинуть. Кобозев с помощью дворника Самойлова услужливо это сделал. И снова ничего. Увидели у задней стены в торговом помещении большую бочку, наглухо закрытую соломой. - Что это? - Сыры отлеживаются,- отвечал Кобозев. — А нельзя ли ее открыть? — Сыры испортятся, а стоят тысячу! Пошли в комнату хозяев. Увидели, что все стены комнаты до окон обложены деревянной обшивкой. — Зачем? — спросил Мровинский, пробуя отодрать обшивку от стены, но обшивка не поддается холеным генеральским ручкам. — Сырость большая, спасаемся от ревматизма. Идет «санитарно-техническая» комиссия дальше в соседнее подсобное помещение. Там куча каменного угля. - К чему здесь уголь? — Для топки — поясняет хозяин лавки. Мровинский, удовлетворенный ответом, пошевелил ногами уголь и вернулся в комнату хозяев. Снова подошел Мровинский к окну, попробовал оторвать обшивку и, ничего не достигнув, стал извиняться за беспокойство. При прощании «Кобозев» умело вложил в руки пристава Теглева сложенную десятку. — Вы запачкали мундирчик,— подобострастно сказал «Кобозев». — Ничего, такая уж наша служба - протянул Теглев, довольный, что во вверенном ему участке ничего крамольного не нашлось... Послеглавие Баранников Александр Иванович (1858-1883), член Исполнительного комитета «Народной воли». В 1882 году приговорен к бессрочным каторжным работам. Умер в Петропавловской крепости. Богданович Юрий Николаевич (1849-1888), член Исполнительного комитета «Народной воли». В 1883 году приговорен к бессрочным каторжным работам. Умер от чахотки в Шлиссельбургской крепости. Клеточников Николай Васильевич (1846-1883), народоволец. В 1882 году приговорен к бессрочным каторжным работам. Умер от истощения в Петропавловской крепости. Колодкевич Николай Николаевич (1849-1884), член Исполнительного комитета «народной воли». В 1882 года приговорен к бессрочным каторжным работам. Умер от цинги в Петропавловской крепости. |
Оглавление|
| Персоналии | Документы
| Петербург"НВ" |
"НВ"в литературе| Библиография|