Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки

Семинарская и святоотеческая библиотеки


признались,  что  варили в  черепе  обезглавленного  преступника  из  мозгов
некрещеного  младенца, особых  трав  и всякой  несказанной  мерзости  зелье,
которым  околдовывали правоверных христиан.  Некоторые из обвиняемых бежали,
остальных сожгли. В  1335  г.  в  Тулузе инквизитор  Петр Ги судил несколько
колдуний, которые "признались" ему под пыткой, что заключили пакт с сатаной,
летали на шабаш, где поклонялись повелителю преисподней,  принимавшему облик
гигантского козла, предавались с ним блуду, ели мясо  младенцев и пр. и  пр.
Хотя потом обвиняемые отказались от своих показаний, их предали сожжению.
     Такого  рода процессы  вызывали всеобщий  ужас  и  негодование,  страх,
недоверчивость  и подозрительность среди  верующих, чувство незащищенности и
обреченности,  убеждали их  в  том,  что  только церковь и  инквизиция могут
уберечь их от кошмарных козней сатаны и его гнусного воинства.
     Не было таких  мерзостей и  преступлений,  которые не приписывались  бы
инквизицией колдунам и  ведьмам. Тут  были и естественные бедствия - засуха,
наводнения, град,  падеж  скота, бури и столь частые в средние века эпидемии
чумы и  других болезней,  и несчастные  случаи, пожары,  нераскрытые  кражи,
"порча",  бесплодие, преждевременные роды и пр. и  пр. Инквизиция устраивала
настоящую  охоту  за  ведьмами.   Любой  недоброжелатель,  маньяк,  фанатик,
злоумышленник мог обвинить соседа или знакомого в том, что тот, действуя  по
наущению дьявола, сглазил его, навредил ему или его семье, наслал "порчу" на
его  корову  или петуха. Инквизиции не  представляло  особого труда, наложив
свою  руку  на такого "колдуна"  или  "колдунью", добиться при  помощи пытки
полного признания в совершенных якобы ими злодеяниях.
     Доносительство  являлось  неотъемлемой  частью инквизиторской  системы.
Ведьму, впрочем, как и  любого еретика, можно  было обнаружить  только через
доносчика. Не удивительно, что  доносительство всемерно поощрялось церковью,
доносчики приравнивались к мученикам за веру, они получали отпущения грехов,
денежные  вознаграждения.  Доносительство, пишет  С. Г.  Лозинский,  нередко
принимало эпидемический и совершенно сумасшедший характер, в особенности при
наличии  страха  у  доносителя,  что  он  сам  на  подозрении  у  ревнителей
религиозной  чистоты. Так, некто Труа-Эшель,  накануне своего ареста  в 1576
г.,  донес, что он  может выдать 300  тыс. ведьм и колдунов. Инквизиторы при
всем своем желании не могли такое  большое количество людей  изничтожить, но
все  же  3 тыс.  человек по  доносам Труа-Эшеля  было арестовано  и  понесло
суровое наказание.
     Во второй половине XIV  в.,  как  об этом можно судить  по появлявшимся
тогда  демонологическим трактатам,  церковники уже обладали весьма  стройной
концепцией наличия еретической  секты колдунов и ведьм, созданной с "божьего
попущения" сатаной на погибель христианам. Сатана  вербует себе  сторонников
сам  или  через своих  агентов. Агент-соблазнитель выискивает  себе  жертву,
которой  обещает  "сладкую жизнь", и  приглашает  принять участие  в  тайном
сборище - шабаше,  где можно встретить могучих людей и удовлетворить всласть
самые низменные прихоти.  Добившись  согласия, вербовщик дает  соблазненному
магическую  палку  от  помела и  волшебную  мазь,  приготовленную из  печени
некрещеных детей,  завернутую  в тряпку, и обещает  сам  или  с  "приятелем"
(дьяволом)  зайти  за  ним,  чтобы  отправиться на  шабаш.  Этот  "приятель"
становится "личным наставником" (daemon familiaris) вступившего в преступную
колдовскую секту  еретика.  Затем наступает  день  или,  вернее, ночь, когда
вербовщик с "приятелем" являются  к неофиту, намазывают палки мазью, садятся
на  них верхом и вылетают  через окно или печную трубу в "поднебесную высь".
Через окно еще можно  вообразить, но как этой  тройке вылететь через  трубу?
Инквизиторы и авторы таких нелепых измышлений давали ответ и на этот вопрос.
"Приятель" в мгновение ока раздвигает и снова сдвигает кирпичи в трубе...
     Развращенная   и  больная  фантазия  церковных  авторов,  благочестивых
католиков, писавших  обо  всем  этом,  рисовала  "детальную  картину" шабаша
ведьм.  Здесь  неофит  или  неофитка  перед сатаной  -  волосатым  чудищем с
козлиными копытами, крыльями летучей мыши  и длинным хвостом - отрекаются от
бога,  Христа,  всех  святых   и  клянутся  ходить  в  церковь  и  исполнять
христианские таинства только для виду, а втайне  осквернять  их;  тут же они
топчут крест  и гостию, приносят  сатане верноподданническую присягу, неофит
целует сатану  в  зад, чем окончательно отдает свою  душу  лукавому.  Взамен
демон  наделяет посвященного способностью  совершать  колдовские  действа  и
исполняет какое-нибудь его заветное желание.
     На шабаше, утверждали церковники, все происходит по-иному, чем у людей:
дьяволу  отвешивают  низкие  поклоны,  повернувшись спиной;  ведьмы  пляшут,
повернувшись друг  к  другу  спинами.  В  полночь  совершается  традиционное
пиршество, на котором  пожираются такие излюбленные ведьмами деликатесы, как
жабы,  печень, сердце  и  мясо  некрещеных  детей.  Следует  оргия, во время
которой ведьмы и черти предаются чудовищному блуду. Шабаш  кончается "черной
обедней".  Ее  ведет сам дьявол, кощунственно  издевающийся над христианской
службой, плюющий на крест и топчущий его.
     Такого рода мерзкими описаниями шабаша ведьм полна ведовская литература
средневековой  церкви.  Все  это,  да   еще   в  более  гнусных   вариантах,
преподносилось верующим  людям  церковью,  чтобы запугать  их  и  держать  в
повиновении.
     Жертвами  обвинения  в  принадлежности к "чертовой шайке" были  главным
образом женщины  -  "ведьмы". Инквизиторы Шпренгер  и Инститорис  в  "Молоте
ведьм" утверждали: "Речь идет о ереси ведьм, а не колдунов;
     последние  не  имеют  особого  значения".  Почему именно  ведьм,  а  не
колдунов?  Это  соответствовало церковной традиции,  рассматривавшей женщину
как виновницу  "первородного  греха". Шпренгер и Инститорис, в свою очередь,
объясняли  это  тем,  что  женщины будто  бы  далеко  превосходят  мужчин  в
суеверии,  мстительности, тщеславии, лживости,  страстности и  в  ненасытной
чувственности. Поэтому, заключили эти крупнейшие  церковные "специалисты" по
ведовству, "правильнее называть эту ересь  не ересью  колдунов, а ересью  по
преимуществу  ведьм,  чтобы  название получилось  от сильнейшего.  Да  будет
прославлен всевышний, по  сие время охранивший мужской род от такой скверны.
Ведь в мужском роде он хотел для нас родиться и страдать. Поэтому он и отдал
нам такое предпочтение". Шпренгер Я., Инститорис Г. Молот ведьм.
     Значительное число  погибших на  кострах "ведьм" составляли  женщины  с
нарушенной психикой, больные истерией, "одержимые". В средние века, пишет С.
Лозинский,  "численно  превосходя мужчин, ввиду  неучастия  в  войне,  ни  в
междоусобицах,  ни в  опасных  предприятиях, ни в изнуряющих занятиях,  ни в
тяжком, подрывающем силы труде, женщины оказывались в  избыточном количестве
и  наполняли собой монастыри и всевозможные  богоугодные и благотворительные
учреждения.
     Больные женщины  оказались в роли самых сильных представителей дьявола,
и  церковь  не  щадила сил, чтобы вырвать  с корнем этих наиболее опасных  и
упорных еретичек, и в этой кровавой расправе продолжала творить свое гнусное
преступление. Она никогда и  нигде не отрицала сношений  женщины, идущей  на
костер, с дьяволом, она никогда не называла ее  больной  и слова обезумевших
жертв  выдавала   как  признание   реальной  связи  преступницы   с   врагом
человеческого рода.
     Сжигая женщину как опаснейшую преступницу,  церковь  лишь  укрепляла  в
обществе идею ведовства и дьявольщины и сеяла вокруг себя  безумие,  которое
тут  же  делалось жертвой всепожирающих аппетитов  церкви. Будучи источником
опаснейшего   суеверия,   питая  все   слои   населения   губительным   ядом
фантасмагорий, церковь не могла, конечно, искоренить того  дела, которое  ею
же взращивалось". Лозинский С. Г. История папства.
     "Наставления  по   допросу   ведьм",  составлявшиеся  в   средние  века
инквизиторами  -  специалистами  по  борьбе  с  ведьмами,  знакомят   нас  с
преступлениями,  совершавшимися  этими "служками  дьявола".  Одно  из  таких
"Наставлений",  входящее  в состав  Баденского  земского уложения  1588  г.,
советует добиться  сперва у обвиняемой в ведовстве  признания в  том, что ей
известно о  существовании ведьм и  об их "искусстве",  а  затем вести допрос
согласно следующему эталону:
     "Не  делала  ли и она сама каких-нибудь  таких  штучек, хотя  бы  самых
пустячных - не  лишала ли,  например, молока коров, не напускала ли гусеницы
или  тумана и т.  п.? У кого и  при  каких обстоятельствах удалось  ей этому
выучиться?  С какого  времени  и как долго  она этим  занимается и  к  каким
прибегает средствам? Как обстоит дело  насчет  союза с нечистым? Было ли тут
простое обещание, или оно скреплено было клятвой? И как эта клятва звучала?
     Отреклась ли она от бога и в каких словах? В чьем присутствии, с какими
церемониями, на каком месте, в какое время, с подписью или без оной? Получил
ли от  нее нечистый письменное обязательство? Писано  ли оно  было  кровью и
какой кровью или чернилами? Когда он к ней явился? Пожелал ли он брака с ней
или простого распутства? Как он явился? Как он был  одет и особенно какие  у
него были ноги? (подразумевалось, что у нечистого конечности козла - "ноги с
копытами".- И. Г.). Не  заметила  ли она  и  не знает ли  в нем каких-нибудь
особых чертовских примет?"
     Следует  подробнейший допрос предполагаемой ведьмы  о том, как она себя
вела и что вытворял бес на "брачном ложе". Далее идут такие вопросы:
     "Давно ли праздновала она свадьбу  со своим любовником? Как свадьба эта
была устроена,  кто на ней был и что  там  подавались  за кушанья? Особенно,
какие были  мясные  блюда,  откуда  было взято мясо, кто его принес, какой у
него был вид и вкус, было ли оно  кисло или сладко (подразумевалось, что это
было  мясо невинно  убиенных  младенцев.-  И. Г.)? Было ли у нее на  свадьбе
вино, и откуда она его добыла? Был ли музыкант? И  кто он  был - человек или
бес? Каков он был из себя?  Сидел он на земле или на дереве или стоял? Какие
на упомянутом собрании были их замыслы, и когда у  них решено было собраться
снова? Где они ночной  порой учиняли свои  пирушки - в  поле, в  лесу  или в
погребах, и кто, когда на них бывал?
     Сколько малых детей съедено при ее участии? Где они были добыты? У кого
были они взяты  - или  они  были вырыты на кладбище?  Как  они их готовили -
жарили или варили? На  что пошла  головка, ножки, ручки? Добывали  ли они из
таких детей тоже и  сало, и  на что оно им?  Не требуется  ли детское  сало,
чтобы поднимать  бури?  Сколько  родильниц  помогла  она  извести?  Как  это
делалось, и кто еще был при этом? Не помогала ли она выкапывать родильниц на
кладбище и на что им это надобно? Кто в этом участвовал, и долго  ли они это
варили? Не выкапывала ли она также выкидышей, и что они с ними делали?
     Насчет мази. Раз она летала, то с помощью чего? Как мазь эта готовится,
и  какого она цвета? Умеет ли  она сама ее приготовлять? Всякий раз, как  им
понадобится человеческое сало, они обязательно совершают столько же убийств;
и так как они вытапливают или вываривают сало, то их надобно спрашивать: что
они сделали с вареным или жареным человеческим мясом?.. Для мазей им  всегда
необходимо человеческое сало из мертвых  или из  живых людей? Туда  идет еще
человеческая кровь,  папоротниковое  семя и т.  п., но  сало непременно туда
входит, тогда как другие вещи иногда и опускаются. При этом от мертвых людей
оно идет для причинения смерти людям и скотине, а от живых  для полетов, для
бурь, для того, чтобы делаться невидимкой и т. п.
     Сколько с ее участием напущено  было  бурь,  морозов, туманов?  Сколько
времени  это  продолжалось  и какой  был в каждом  случае вред?  И  как  это
делается и кто  в этом участвовал? Был ли  ее любовник  (сатана.- И. Г.) при
ней на допросе или не приходил ли к ней в тюрьму?
     Доставала  ли она также  освященные гостии  и у  кого?  Что  она с ними
делала? Являлась ли она также к причастию и потребляла ли его как следует?..
     Как  они   добывают  уродов,  которых  подкидывают  в  колыбели  вместо
настоящих  младенцев, и  кто им дает  их? Как она вынимала  у коров молоко и
превращала в кровь? И как им можно от этого опять помочь? Может ли она также
пустить вино или молоко из ивы?
     Как   они  делали   мужчин  неспособными  к  брачному  сожитию?  Какими
средствами?  И  чем им можно опять  помочь?  Точно так же, как она молодых и
старых людей лишала потомства, и как им можно опять помочь?.." Сперанский Н.
Ведьмы и ведовство.
     "Сознаться"  добровольно,   ответить  исчерпывающе,  к   удовлетворению
инквизитора, на эти и многие  другие умопомрачительные вопросы могла  только
психически  больная  женщина,  действительно  воображавшая  себя  ведьмой  и
готовая поэтому под диктовку инквизитора  дать любые  показания. В противном
случае добыть их можно было только пыткой.
     Как  писалось  в   соответствующем  "Наставлении   к   допросу  ведьм",
"служители Божественной юстиции могут  рассчитывать на  желаннейшие  ответы,
когда явится мастер Ой-ой, мальчик-щекотун и пощекочет стакнувшихся чертовых
женок  чистенько  и  аккуратненько по  всем правилам искусства  тисочками на
ручки и на ножки,  лестницей  и козлом" Сперанский Н. Ведьмы и  ведовство...
Инквизиторы,  обвинявшие ведьм  в  колдовстве,  сами колдовали, приступая  к
выколачиванию обличающих их показаний. Они служили перед началом пыток мессу
за ее успех; поили несчастных  жертв на тощий  желудок "святой" водой, чтобы
"дьявол во время пытки не мог связать им  язык"; прикрепляли  к голому  телу
"ведьм" ленту  "длиной в  рост Спасителя", которая якобы  отягощала виновных
"хуже всяких цепей"; произносили различного рода заклинания, чтобы  "открыть
уста" строптивых и непокорных "чертовых женок".
     Перед пыткой палач сбривал все волосы с тела жертвы, чтобы она не могла
спрятать "сатанинской  грамотки", делавшей ее нечувствительной к страданиям.
Палач тщательно осматривал тело "ведьмы" в  поисках "ведовской  печати",  за
которую  сходило  любое  родимое  пятно,  любое пятнышко  на  коже.  Наличие
"ведовской печати" считалось "железным" доказательством виновности.
     Палач  начинал  свой "богоугодный" труд с  умеренных -  "человечных"  -
пыток, переходя  по  мере надобности  к  более  рафинированным,  утонченным,
"бесчеловечным", если говорить языком отцов-инквизиторов.
     Инквизиторы  призывали не церемониться с ведьмами, ссылаясь на  то, что
"исключительность этих дел требует исключительных (по своей жестокости.-  И.
Г.)  пыток"   (singularitas  istius  casus  exposcit  tormenta  singularia).
Сперанский Н. Ведьмы и ведовство.
     Есть  ли  необходимость   доказывать,  что  все  дела  по  обвинению  в
ведовстве,  в  принадлежности  к  "синагоге  сатаны",  были  вымышленными  и
основывались  только  на показаниях обвиняемых,  добытых  инквизиторами  при
содействии  палача? По-видимому, сказать  об этом следует,  ибо  даже в наше
время появляются  "ученые"  труды  теологов,  в  которых на  полном  серьезе
отстаивается  традиционный церковный  тезис  о  существовании дьявола  и его
земной агентуры  -  ведьм  и  колдунов.  В качестве  примера можно  привести
популярные  на  Западе "исследования" американского католического священника
Монтэгю Соммерса "История ведовства и демонологии" и "География  ведовства",
появившиеся в свет в 20-х  годах XX в. и неоднократно переиздававшиеся с тех
пор.
     Соммерс, пишет о нем  американское  университетское  (!)  издательство,
выпускающее  его книги, "вовсе не  стыдится огромных  эксцессов, совершенных
церковью  в XVII  и  XVIII вв.,  более  того,  он всемерно защищает все, что
когда-либо сделала церковь для истребления ведовства и ереси".
     Для иллюстрации приведем всего лишь несколько примеров,  приподнимающих
завесу над инквизиторской техникой создания дел по обвинению в  колдовстве и
ведовстве.
     В 1597 г. в г. Гельнгаузене (Германия) была арестована 67-летняя  вдова
поденщика  Клара Гейслер, которую  другая  женщина, казненная  за ведовство,
обвинила в  сожительстве с  тремя  чертями  и  тому  подобных отвратительных
преступлениях. На допросе Клара отрицала свою вину. Стали ее пытать. Взяли в
тиски пальцы,  но, как повествует  протокол допроса,  "дьявол навел  на  нее
упорство, и она крепко  стояла на своем".  Когда же стали ей "мозжить ноги и
надавили  посильнее",  тогда  она  "жалобно  завопила,  что  все,  о чем  ее
допрашивают, сущая правда:
     она  пьет кровь детей,  которых ворует",  и  т. п.  Однако, как  только
прекратили ее  пытать, Клара все вновь стала отрицать:  "Все  это-де сказала
она  от муки, все это -  выдумка,  где нет  ни  слова правды".  Подвергнутая
новым, на этот раз "бесчеловечным", пыткам, она дала, наконец, исчерпывающие
показания:  "Я  более  40  лет  распутничала  с множеством  чертей,  которые
являлись ко мне в  виде  кошек  и собак, а  то  в  виде червяков и  блох.  Я
погубила  жалкой смертью более  240 человек, старых и молодых;  я  родила от
своих чертей 17 душ  детей, всех их убила, съела  их мясо и выпила их кровь.
За 30 или  40 лет я много раз в  широкой округе поднимала бури и девять  раз
сводила  огонь на  дома.  Я хотела было спалить дотла и  весь наш город,  но
демон, который  зовется Бурсиан, мне не  велел,  говоря,  что  он еще  много
женщин сумеет тут обратить в ведьм и заставит служить себе, как богу".
     На этом  ее  показания  обрываются,  ибо она  скончалась, пока над  ней
манипулировал палач. "Дьявол,- говорится в протоколе следствия,- не захотел,
чтобы она еще что-нибудь выдала, и ради того свернул ей шею".
     А вот показания другой ведьмы, из Сересгейма (Вюртемберг), полученные в
1616 г. тоже, разумеется, под пыткой: "Я с  незапамятного времени  сделалась
ведьмой.  Я  извела сотни четыре  детей, в том числе и троих из собственных.
Все они были потом вырыты из могил,  сварены  и  частью  съедены, частью  же
пущены на мази  и на другие волшебные снадобья. Косточки ног пошли на дудки,
У собственного родного сына я извела жену и двоих детей, обоих своих мужей я
много лет изводила и под конец  погубила насмерть. С  чертом  распутничала я
бесконечно. За  40  лет я навела бесчисленное  множество  пагубных  бурь  на
протяжении  многих миль вдоль Гейхельбергских гор. На этих горах  пять раз в
году бывает шабаш. Туда собирается до двух с половиной тысяч всякого люда:
     бедных, богатых,  молодых  и старых,  кое-кто и  очень знатного  рода".
Сперанский Н. Ведьмы и ведовство. Ее, естественно, сожгли.
     В г.  Бамберге, в  центральной Германии, инквизиция  особенно энергично
искореняла  ведовство. В 1609  - 1633 годах там было  публично казнено около
900  человек, обвиненных в колдовских действиях. Среди жертв инквизиции были
не только простые жители, но и представители городских властей, в  том числе
пять бургомистров.
     Обвинения в преступной  связи с дьяволом  были  выдвинуты  даже  против
самих судей.  В 1628  г. был  арестован городской советник Иоганн Юниус. Три
свидетеля, в их числе  его  собственный  сын,  показали, что  его  видели на
шабаше ведьм. Иоганн категорически отверг обвинения  и был подвергнут пытке.
Его  восемь  раз  вздернули  на  дыбу   и  предупредили,  что   пытки  будут
продолжаться  до  полного  его  признания.  Надеясь избежать дальнейших мук,
Иоганн  сделал "частичное признание". Однажды в поле к нему подошла девушка,
которая внезапно  превратилась в козла; козел  бросился на него с возгласом:
"Ты будешь мой!" и, угрожая перегрызть ему горло, потребовал  "отказаться от
бога".  Иоганн согласился,  его окрестили в "дьявольскую веру" и  повезли на
шабаш.  Судьи  потребовали, чтобы он назвал имена  присутствовавших вместе с
ним на  шабаше жителей  Бамберга. Под воздействием пытки арестованный назвал
30 человек. Палач заставил  его признаться  и в  том, что он выступал в роли
суккуба,  получил  от  черта "белый  порошок", которым хотел отравить  сына,
профанировал гостию.  Пытки  довели Иоганна  до такого состояния, что он был
готов выдать  кого угодно и  обвинить самого себя  в чем угодно. На суде  он
подтвердил  данные на  следствии показания  и был  присужден к  сожжению  на
костре. Однако своей дочери он сумел переправить письмо, в котором отрекался
от своих показаний:
     "Все это ложь и  выдумки... Они никогда не перестают  пытать,  пока  не
получат каких-либо показаний".
     В 1645 г. в Меране (Тироль) был казнен за колдовство Михель Пергер. Его
дело  "стряпалось"  таким  образом.  Кто-то  донес,  что  Пергер ведет  себя
подозрительно,  болтает  об  астрологах, кудесниках, хвастается,  что  может
предугадывать бури и штормы.  Попав  в  руки инквизиции, он под  пыткой стал
давать различного рода показания, уличающие его и других людей в сатанинских
кознях. Пергер "признался",  что сожительствовал  с демоном, который являлся
ему в виде  молодой девушки.  Чем больше его пытали, тем больше он выдумывал
подробностей о своих "преступных" деяниях. Он будто бы подписал своей кровью
"пакт" с дьяволом, украл гостию, навел "порчу" на виноградники своих соседей
и т. п. Когда пытки  прекратились, Пергер  отказался от своих показаний. Его
вернули на дыбу и заставили вновь их подтвердить. От обвинений в ведовстве и
пыток не спасались и дети. В 1628 г. в Вюрцбурге были казнены две девочки 11
и  12-летнего возраста  и два мальчика того  же  возраста.  Они  под  пыткой
признались в принадлежности к "синагоге сатаны".
     В авторитетных  инквизиторских руководствах  по борьбе с ведовством,  в
частности  в   таких   известных  сочинениях  на   эту  тему,  как  трактаты
инквизиторов  Жана Бодена "De  Magorum Daemonomania" (1581)  и Николаса Реми
"Daemonolatreia"   (1595),  рекомендовалось  казнить   детей,  уличенных   в
"преступных связях с ведьмами и дьяволом".
     Дети, попавшиеся  в руки  палачей  инквизиции, могли спасти себя только
показаниями  против  своих  родителей.  Французский судья  Анри  Боге, автор
демонологического опуса  "Discours  des sorciers" (конец  XVI в.), описывает
дело  некоего  Гилльома  Вилльермоза, обвиненного  в  колдовстве  на  основе
показаний его малолетнего сына Пьера:
     "Это  было странное  и ужасное переживание - быть  свидетелем их  очных
ставок. Тюрьма превратила отца в  развалину, на  руках и ногах были кандалы,
он  стонал, кричал  и бился об пол,  доказывая  свою невиновность.  Я  помню
также, что когда он несколько успокаивался, то с нежностью обращался к сыну,
говоря, что, несмотря  на  все содеянное  сыном, он будет всегда считать его
своим ребенком. И все это  время сын держался стойко, точно лишенный чувств,
казалось, природа вооружила его против самого себя, способствуя тому, что он
стал  повинен в постыдной смерти человека,  давшего ему жизнь. Безусловно, я
верю, что  таким образом проявлялось  справедливое и тайное  суждение  бога,
который  не мог  допустить,  чтобы  столь  отвратительное  преступление, как
колдовство, осталось  бы  не  раскрытым и  не  выявленным".  Цитируется  по:
Сперанский Н. Ведьмы и ведовство.
     Но  если у  мужчин, обвиненных  в колдовстве, были ничтожные  шансы  на
спасение,  то у  женщин таких шансов вовсе  не было. Обвиняемую в  ведовстве
женщину,  попадавшую в адскую  машину инквизиции, никто  и  ничто  не  могли
спасти.   Ее   участь  была   заранее   предрешена.  Иезуит   Фридрих   Шпе,
исповедовавший  сотни   "ведьм",  прошедших  через  застенки   инквизиции  в
Вюрцбурге,  писал  в  своем  трактате   "Cautio  criminalis"  (1631):  "Если
обвиняемая вела дурной образ жизни, то, разумеется, это  доказывало ее связи
с дьяволом; если же она была благочестива и вела себя примерно, то ясно, что
она притворялась, дабы своим благочестием отвлечь от себя подозрение в связи
с дьяволом  и  в  ночных путешествиях на  шабаш. Если  она  обнаруживает  на
допросе страх, то ясно, что она виновна:
     совесть  выдает ее. Если же она,  уверенная  в своей невинности, держит
себя  спокойно,  то нет сомнений, что  она виновна,  ибо,  по  мнению судей,
ведьмам свойственно лгать  с  наглым  спокойствием.  Если  она защищается  и
оправдывается против возводимых на нее обвинений,  это свидетельствует о  ее
виновности;  если  же в страхе и  отчаянии от чудовищности возводимых на нее
поклепов  она  падает  духом  и  молчит, это  уже  прямое доказательство  ее
преступности...  Если несчастная женщина  на пытке от  нестерпимых  мук дико
вращает глазами, для судей это значит, что  она ищет глазами своего дьявола;
если же она с неподвижными глазами остается напряженной, это значит, что она
видит  своего  дьявола  и  смотрит на  него. Если  она находит в  себе  силу
переносить ужасы пытки, это  значит, что  дьявол ее  поддерживает  и  что ее
необходимо  терзать  еще  сильнее.  Если  она не  выдерживает и  под  пыткой
испускает  дух,  это значит, что дьявол умертвил ее,  дабы  она  не  сделала
признаний и не открыла тайны".
     И все же палачи не всегда добивались желаемого результата. "Легче дрова
колоть, чем вести дела об этих ужасных женщинах!",- восклицал один баварский
судья  XVII в.  В протоколах  инквизиции упоминается, что  некоторые  жертвы
выносили пытки, не меняясь  в лице и не издавая ни звука, "хотя  в них били,
как в  шубу".  И  объяснялось  такое мужество  не  только  тем,  что  жертвы
находились  в  состоянии  шока или "истерической анестезии", но и  подлинным
героизмом  многих женщин, предпочитавших принять всевозможные муки и смерть,
чем ложными показаниями погубить и опозорить себя и своих близких. Разница в
казни заключалась только  в том, что  раскаявшуюся и давшую показания ведьму
сперва обезглавливали или  душили, а  потом сжигали, а "упорствующую" просто
сжигали  живьем или предварительно калечили, отрезая конечности  или вырывая
куски мяса раскаленными  щипцами. Все эти жестокости производились публично,
при  огромном стечении  народа,  в присутствии  детей,  причем  зрители были
обязаны выражать им одобрение!
     Ответственность  церковной  инквизиции  за  неописуемые  жестокости   и
зверства,   которыми   сопровождались  процессы  против  ведьм,   вместе   с
инквизицией разделяют и  папы римские и церковные соборы, освящавшие все эти
чудовищные преступления.
     Из  многочисленных документов, подтверждающих это, мы  приведем  только
один   -   буллу   "Summis   desiderantis"   Иннокентия   VIII,   наделяющую
неограниченными  полномочиями  инквизиторов  Генриха  Инститориса   и  Якова
Шпренгера,  завоевавших  печальную  славу  самых  кровожадных  охотников  за
ведьмами и суммировавших свой  богатейший  палаческий опыт в  известном  уже
читателю руководстве по искоренению "сатанинского племени" - "Молоте ведьм".
     "Всеми силами души,- возвещал верующим в вышеназванной булле Иннокентий
VIII,-  как   того  требует  пастырское   попечение,  стремимся  мы,   чтобы
католическая  вера  в  наше  время всюду возрастала  и процветала,  а всякое
еретическое нечестие далеко искоренялось из среды верных. Не без мучительной
боли  недавно  мы узнали,  что  в  некоторых  частях  Германии,  особенно  в
Майнском,  Кельнском,  Трирском, Зальцбургском и  Бременском  округах, очень
многие лица обоего пола, пренебрегши собственным спасением и отвратившись от
католической веры, впали в плотский грех  с  демонами инкубами и суккубами и
своим колдовством,  чарованиями, заклинаниями и другими ужасными суеверными,
порочными и  преступными деяниями причиняют женщинам  преждевременные  роды,
насылают порчу на приплод животных, хлебные злаки, виноград на лозах и плоды
на деревьях,  равно как  портят мужчин и женщин, домашних животных  и других
животных,  а  также  виноградники,  сады, луга, пастбища, нивы, хлеба и  все
земные произрастания; что они нещадно мучат как внутренними, так и наружными
ужасными  болями  мужчин, женщин и домашних животных;  что  они препятствуют
мужчинам  производить,  а  женщинам  зачать  детей  и  лишают  мужей  и  жен
способности   исполнять   свой  супружеский   долг;  что   сверх  того   они
кощунственными  устами  отрекаются  от  самой  веры,  полученной при  святом
крещении,  и  что  они,  по  наущению  врага  рода  человеческого  (то  есть
сатаны.-Я. Г.),  дерзают совершать и еще бесчисленное множество всякого рода
несказанных злодейств и преступлений, к  погибели  своих душ,  к оскорблению
божеского  величия  и  к  соблазну  для  многого  множества  людей.  И  хотя
возлюбленные  сыны  наши, Генрих  Инститорис и Яков Шпренгер,  члены  ордена
доминиканцев,  профессора  богословия,  нашим  апостольским  посланием  были
назначены и до сего времени состоят инквизиторами, первый  - в вышеназванных
частях  Верхней  Германии, обнимающих,  как надо  понимать,  и провинции,  и
города, и  земли, и епархии, и другие  такого рода местности, а  второй -  в
некоторых  областях вдоль  Рейна; однако некоторые клирики  и миряне в  этих
странах,  не  в  меру  высоко  ставя  свое  разумение,  не  стыдятся  упорно
утверждать, что так как в  полномочных  грамотах не были поименованы и точно
указаны  эти епархии,  города  и  местности, а  также  некоторые  лица и  их
проступки,  то  поэтому   вышепоименованным   инквизиторам  в  вышеназванных
провинциях,  городах,  епархиях,  землях  и  местностях   нельзя  заниматься
инквизицией и что  их не должно допускать к наказанию, заключению в тюрьму и
исправлению  помянутых  лиц  за  вышесказанные  злодейства  и  преступления.
Благодаря  сему  в вышесказанных  провинциях,  городах  и епархиях, землях и
местностях подобные провинности и преступления  и остаются безнаказанными, к
очевидной пагубе их душ и потере ими вечного спасения. Но мы устраним с пути
все  помехи,  которые  могут  каким-либо  образом препятствовать  исполнению
обязанностей  инквизиторов;  а  дабы зараза  еретического нечестия и  других
подобного  рода преступлений  не  отравила своим  ядом  невинных  людей,  мы
намерены, как того  требует наш долг и как  к тому побуждает  нас ревность к
вере, применить соответствующие средства.  Посему,  дабы названные местности
не  остались без должного  обслуживания инквизицией,  мы  нашей апостольской
властью постановляем:  да не  чинится никакой помехи названным  инквизиторам
при  исполнении  ими  их обязанностей  и  да позволено будет им  исправлять,
задерживать и наказывать лиц, совершающих  указанные преступления, как  если
бы в полномочных  грамотах  были  точно и  поименно  названы округа, города,
епархии,  местности,  лица  и   преступления.   С   великим  попечением   мы
распространяем   эти   полномочия   на   названные   местности  и   поручаем
вышеназванным инквизиторам,  чтобы  они и каждый из них, при  помощи  нашего
возлюбленного  сына  Иоанна  Гремпера,  магистра  из  Констанцской  епархии,
всякого   из   названных  областей,  кого  найдут   виновным   в   указанных
преступлениях,  исправляли,  заключали  под  стражу и наказывали  с лишением
имущества, а  также  даем  названным инквизиторам полную возможность во всех
церквах, где они найдут то потребным, проповедовать  слово божие  и все иное
совершать,  что они найдут  полезным  и  необходимым.  Особым  посланием  мы
повелеваем  почтенному собрату  нашему  епископу  Страсбургскому,  дабы  он,
поскольку  названным  инквизиторам  сие  потребуется,  торжественно заявлял,
чтобы никто и ни в чем не чинил им  какой-либо помехи и  не наносил никакого
вреда; тех же, кои будут чинить препятствия, какого бы положения эти лица ни
были, он  должен без  всякого  прекословия  карать отлучением, запрещением в
священнослужении, лишением таинств и другими еще более ужасными наказаниями,
а если потребуется,  то и  привлекать к содействию против них руку  светской
власти. Никто не должен нарушить это наше послание или дерзновенно поступить
противно ему. Буде же кто-либо попытается  это сделать, то пусть  знает, что
он навлечет на себя гнев всемогущего бога и апостолов Петра и Павла.
     Дано в  Риме,  у св. Петра, от  воплощения  господа в  1484  г., нашего
первосвященства 1-м году, 5 декабря". Цитируется по: Шпренгер Я., Инститорис
Г. Молот ведьм.
     Нелишне отметить,  что папа Иннокентий  VIII,  издавший  эту буллу, сам
слыл как  "невежественный и грубый развратник, мечтавший  лишь  о  женщинах,
вине и деньгах". Лозинский  С. Г. История  папства.  Булла  Иннокентия  VIII
характерна   не  только  в  том  отношении,  что  она  показывает,  с  какой
настойчивостью   и  бессердечностью   папский   престол   проводил  политику
истребления ведьм,  но и тем,  что свидетельствует о сопротивлении,  которое
эта политика  встречала  на  местах.  Было  немало  людей,  в  том  числе  и
священников,  сопротивлявшихся  инквизиторам,  считавших ведовские  процессы
сущим бредом. Но церковь жестоко преследовала таких "пособников" сатанинской
секты. Ведь неверие  в чары  ведьм считалось ересью. Шпренгер и Инститорис в
"Молоте ведьм" авторитетно  провозглашали:  "Не  верить  в  деяния  ведьм  -
величайшая ересь"  ("Haresis maxima  est  opera  maleficarum  non credere").
Основные положения буллы Иннокентия  VIII,  призывавшие к истреблению ведьм,
были  повторены 140  лет спустя,  в  1623  г., в так  называемой конституции
"Omnipotentis Dei" папы Григория XV.
     Протестантские церкви, отвергавшие многие суеверия,
     свойственные  католицизму,  и  разоблачавшие  преступления  инквизиции,
разделяли, однако, католическую демонологию и продолжали преследование ведьм
с  не  меньшим рвением,  чем это делали  до них  представители  "священного"
трибунала.  В этом  вопросе,  отмечает  современный историк ведовства  Чарлз
Уильямс,  не было расхождений между католической и  протестантской церквами.
"Если наши отцы,-пишет Уильямс,-ошибались в этом вопросе, то они ошибались в
одинаковой степени. Католики и протестанты спорили о небе; что касается ада,
то у них было почти единое мнение".
     Охота за  ведьмами,  процессы и казни  женщин, обвиненных в  ведовстве,
продолжались  со второй  половины  XV в.  до  второй половины  XVIII  в. Они
прекратились только тогда, когда могущество средневековой католической
     церкви было резко подорвано.
     Возникает вопрос, почему именно охота за ведьмами
     начинается на пороге  Возрождения и продолжается в  период абсолютизма,
то есть в  относительно просвещенную  по сравнению с глубоким средневековьем
эпоху? Некоторые  исследователи объясняют это следствием 100-летней войны  и
эпидемии чумы, охватившей Европу в XIV в. Но войны и эпидемии случались и до
этого.
     На  наш взгляд, преследование  ведьм  - следствие  многовековой  борьбы
церкви  с еретиками. Инквизиция своей террористической деятельностью создала
атмосферу  всеобщей  подозрительности,  заразила манией преследования многих
церковных иерархов и  богословов. Машина инквизиции не могла остановиться на
истреблении  только  еретиков, она  продолжала  лихорадочно стряпать и  явно
вымышленные  дела,   найдя   в  охоте  за   ведьмами   новую  золотую  жилу.
Преступления, совершаемые ею  в этой  области,  оправдывали ее существование
еще на  протяжении ряда  столетий и способствовали укреплению влияния церкви
на верующих.
     Характерно,  что  в  Испании и Португалии,  где  инквизиция была занята
преследованием  обращенных  в  христианство  иудеев и мавров, почти не  было
преследования ведьм.
     Охота  за  ведьмами,  продолжавшаяся  в христианских  странах  Западной
Европы  более двух  столетий, привела к истреблению свыше ста тысяч ни в чем
не повинных людей,  в большинстве  женщин.  Если же учесть  родственников  и
друзей  казненных,  которые  в  результате  ведовских   процессов   лишались
имущества и своего положения, то  число пострадавших  следовало бы исчислять
миллионами.
     Но   зло   не   ограничивалось   этим.  Преследуя  ведьм,   церковь   в
действительности   насаждала  и   укореняла   среди  верующих  бесчеловечное
отношение к женщине, дикие предрассудки, веру во всякую чертовщину, бредовую
мистику, всеобщую  подозрительность и  недоверие, черствость,  жестокость  и
безразличие    к    человеческим    страданиям,    предательство,    наконец
пресмыкательство   перед   всесильным  палачом.   Таким  образом  создавался
христианский  "образ  жизни", с таким  энтузиазмом  воспринятый впоследствии
ревнителями буржуазного общества.

ГНУСНОЕ "ДЕЛО" ТАМПЛИЕРОВ.
     Наличие  аппарата  инквизиции  позволяло  власть  имущим  -  светским и
церковным князьям  - преследовать не только подлинных еретиков, то есть тех,
кто действительно выступал против  господствующей церкви  или отступал от ее
предписаний,  но и  расправляться под  благовидным  предлогом  преследования
ереси со  всеми, кто по тем  или другим причинам представлялся им  неугодным
или состоянием которого они хотели завладеть. Инквизиция  при помощи угроз и
пыток  выколачивала  у   подобных  псевдоеретиков,  или  еретиков  поневоле,
обличающие признания, служившие  юридическим доказательством их "вины" и тем
самым основанием для соответствующей над ними расправы.
     Часто таких псевдоеретиков обвиняли  в связях с  дьяволом, в поклонении
ему, в совершении сатанинских мерзко-пакостных церемоний,  колдовстве и тому
подобных вымышленных преступлениях, в которых обвинялись в известной степени
уже и катары.
     Такого  рода обвинения были выдвинуты, в частности, против  штедингских
крестьян, отказавшихся в  конце XII  в. платить десятину и другие повинности
бременскому архиепископу и  отлученных  за  это от церкви.  Папа Григорий IX
провозгласил против них крестовый поход. В булле  "Голос в  Риме" от 13 июня
1233  г.   глава  католической  церкви  обвинил   штедингских  ослушников  в
"неслыханных и невиданных по своей гнусности деяниях". Папа  писал: "Когда в
эту школу отверженных вступает новый человек,  ему является видение в образе
лягушки, которую иные называют жабой. Некоторые гнуснейшим образом целуют ее
зад, другие рот  и тянут ее язык  и слюну, вкладывая их  в свой  собственный
рот. Иногда жаба принимает натуральную величину,  иногда она разрастается до
гуся или  утки, а временами она величиной  в кухонную  печь.  Далее  новичку
появляется  удивительной бледности мужчина с поразительными черными глазами,
худой и истощенный,  без всякого мяса,  из одних лишь костей. Новичок целует
этого  кащея и  после поцелуя  теряет  всякое  воспоминание  о  католической
религии и из его груди совершенно уже вырвана мысль о вере. Затем садятся за
трапезный  стол, а  по  окончании  трапезы  из  стоящей возле  стола  статуи
вылезает черный кот, ростом с собаку, он плетется задом с опущенным хвостом.
Кота целуют все наиболее достойные; те, которые не имеют права его целовать,
получают, однако, прощение от старейшего учителя,  который обращается к коту
с просьбой  о прощении,  сопровождающейся  заверениями других  о  готовности
слушаться и покоряться всем приказам черного кота. После этого тушатся  огни
и начинаются отвратительнейшие  оргии,  невзирая  ни  на какое родство и так
далее. Если  мужчин оказывается больше,  нежели  женщин,  то  мужчины  живут
половой  жизнью с мужчинами же, и отвратительные оргии принимают чрезвычайно
противоестественное течение. Точно так же поступают женщины, если их больше,
нежели мужчин. Удовлетворив временно свою похоть, они снова  зажигают  огни,
из  темного  угла   появляется  человек,  верхняя  половина  которого  сияет
солнечным светом,  а нижняя половина темна, как знакомый уже нам черный кот,
но комната освещается лучами верхней части этого человека. Старейший учитель
отрывает кусок одежды новичка и передает его сияющему со словами: "Господин,
я это получил, а теперь передаю тебе". Сияющий в ответ:
     "Ты  хорошо мне  служил  и еще  лучше и  вернее будешь служить;  твоему
попечению передаю то,  что я от тебя получил".  Сияющий мгновенно исчезает".
Шпренгер Я.. Инститорис Г. Молот ведьм.
     Приписав  штедингским  крестьянам  все  эти мерзости, папа  Григории IX
потребовал сурово наказать этих  служителей  "лягушаче-кошачьего" дьявола. В
той же булле  он, преисполненный  "законного"  возмущения,  восклицал:  "Кто
может не разъяриться  гневом от всех  этих гнусностей?  Кто  устоит  в своей
ярости против этих  исчадий подлости? Где рвение Моисея, который в один день
истребил  20 тысяч  язычников? Где  усердие первосвященника Финеса,  который
одним  копьем пронзил и иудеев  и моавитян? Где усердие Ильи,  который мечом
уничтожил  450 служителей Валаама? Где рвение  Матфея, истреблявшего иудеев?
Воистину, если бы земля, звезды и все сущее  поднялись против подобных людей
и, невзирая ни на возраст, ни на пол, их целиком истребили, то и это не было
бы для них достойной карой! Если они не образумятся и не вернутся покорными,
то необходимы  самые  суровые  меры,  ибо  там,  где  лечение  не  помогает,
необходимо действовать огнем и мечом;
     гнилое мясо должно быть вырвано".
     И  "гнилое  мясо" было  вырвано. 40 тыс.  крестоносцев двинулись против
непокорных  штедингских крестьян и  почти  поголовно их  истребили. От мечей
крестоносцев погибло свыше 6 тыс. крестьян. Подобного же рода фантастические
обвинения были выдвинуты и против ордена тамплиеров, процесс против которых,
состряпанный французским королем и инквизицией, французский историк М. Мишле
считает  самым громким из  всех, имевших место в средние века.  В результате
несметные  сокровища  этого ордена  перекочевали  в  сундуки  его  судей,  а
признавшиеся под пытками в  мифической ереси  руководители ордена  закончили
свои дни на костре или в казематах инквизиции.
     Орден,  тамплиеров,  или  храмовников,- официально он назывался Орденом
бедных  рыцарей  Христа и Соломонова  храма  (Pauperes  Commilitones Christi
Templigue  Salomonici)  -  был   основан  в  начале  1118  г.   французскими
крестоносцами  в  Иерусалиме.  Это  был рыцарский орден,  в который вступали
представители  богатейших феодальных  родов  Франции.  Хотя  храмовники  при
вступлении в орден давали обет послушания, бедности и целомудрия, они, как и
члены  других монашеских  орденов,  занимались главным  образом  накоплением
мирских богатств,  эксплуатируя  тысячи  крепостных,  работавших  под  видом
братьев-служителей в  их поместьях и замках.  Орден был построен по военному
принципу:  младший по чину член ордена беспрекословно повиновался  старшему.
Глава ордена - гроссмейстер обладал  неограниченной  властью. Его приказания
считались повелениями  бога.  Недисциплинированных членов  ордена начальство
сажало в темницы, заковывало в цепи, морило голодом. Щедрые дарения,  поборы
и   обильная  "милостыня",  стекавшиеся  в  казну  ордена  со  всех  уголков
христианского  мира,  превратили  со  временем  тамплиеров в один  из  самых
могущественных и богатых  орденов католической церкви. Во  Франции тамплиеры
выполняли  роль  королевских  банкиров,  королевская  казна хранилась  в  их
резиденции  -  Тампле-Храме. В XIII в  орден владел  9 тысячами замков,  ему
принадлежал  остров  Кипр.  Тамплиеров  боялись  и  им  завидовали церковные
иерархи и светские правители.
     Орден храмовников  считался одним  из самых "надежных"  в  католической
церкви, его члены отличались слепой преданностью папскому престолу. Их можно
было обвинить в чем угодно, только не в какой-либо ереси.
     Некоторые  современные апологеты  католической церкви, стремясь  задним
числом оправдать разгром ордена,  приписывают ему тайные намерения подчинить
своей власти  чуть  ли не  весь мир и  делают намеки на  будто бы  имевшиеся
тайные  связи   руководителей  ордена  с  мусульманством,   в   частности  с
измаилитами и вождем секты ассасинов Гассаном, который в свою очередь  якобы
находился  под   влиянием  гностицизма.  Например,  Фернан   Хейуорд  пишет:
"Тамплиеры мечтали о мировой  державе, в которой  они бы  играли  выдающуюся
роль;
     таким   образом,   не   следовало  бы  удивляться,  если  бы  они  были
сторонниками своего рода синкретизма, порожденного соединением христианского
и  мусульманского  учений".  Хейуорд,  как и ему  подобные  авторы,  никаких
доказательств в  подтверждение  своих  утверждений  не приводят.  Между  тем
имеются   многочисленные  доказательства   обратного,  а  именно  того,  что
тамплиеры были  и  оставались  вплоть  до  упразднения  их  ордена  во  всех
отношениях надежным оплотом папства.
     Именно поэтому, как справедливо отмечает Ли, тамплиеры "стали любимцами
св.  престола,  политика  которого  стремилась  сделать  из  рыцарей войско,
зависящее  только от  Рима, послушное орудие  для  распространения  папского
влияния  и  для  порабощения  местных  церквей.  Поэтому  они   были  широко
награждены привилегиями;
     их  избавляли  от пошлин на  съестные припасы,  от десятины и от всяких
налогов;  их церквам  и домам было  предоставлено право  убежища,  сами  они
пользовались неприкосновенностью личности наравне с лицами духовного звания;
они  были  освобождены от всяких  феодальных  повинностей и  присяг  и  были
подсудны  одному  только  Риму;  епископам  было  запрещено  отлучать их  от
церкви...  Одним  словом,  папы не упускали  ничего,  чтобы помочь  развитию
ордена  и  прочно  привязать его  к кафедре  св.  Петра".  Ли  Г. Ч. История
инквизиции в средние века.
     В  конце  XIII в. тамплиеры  были изгнаны  из Палестины, многие из  них
вернулись во Францию, которой правил тогда король Филипп четвертый Красивый,
стремившийся  всемерно  укрепить  свою  власть  над  феодальными  сеньорами.
Постоянные  распри  с  ними  и продолжительная  война  против  фламандцев  и
англичан  истощили  королевскую   казну.  В  поисках  средств  Филипп   стал
фальшивомонетчиком:  он  выпустил  низкопробную   монету.   Он   конфисковал
имущество евреев и изгнал их из страны  Но  всего  этого  ненасытному королю
оказалось  недостаточно:  его  расходы  явно превышали  доходы  от налогов и
грабежей. Филипп обратил  внимание на орден тамплиеров, которому он задолжал
полмиллиона  ливров,  что  его  особенно  тяготило.  Сперва  Филипп  пытался
навязать ордену  своего  сына  на пост  гроссмейстера. Когда из  этой  затеи
ничего  не  получилось,  то  король   и  его  советники  решились  на  более
рискованную, но все же сулившую им успех операцию:
     обвинить  храмовников  в  ереси,  получить с помощью  инквизиции у  них
соответствующие  признания   и  на  этом  основании  конфисковать  в  пользу
королевской казны их богатства. Правда, чтобы грабеж носил характер законной
операции,  грабителям  следовало заручиться  благословением  папы  римского,
которому тамплиеры  непосредственно  подчинялись. Филипп  без  особого труда
преодолел это препятствие. Папа Климент V, бывший архиепископ  Бордо Бертран
де Гот, был  креатурой  Филиппа, получил папскую  тиару  при его  поддержке.
Будучи отвергнут Римом, Климент  V установил свою резиденцию в Авиньоне, где
по существу  находился под контролем французского короля. Хотя этот контроль
и  тяготил  папу,  он  тем  не  менее,  выполняя  волю  своего  покровителя,
согласился  покрыть  своим  авторитетом  расправу  над  орденом  тамплиеров.
Напомним, что речь идет о том самом Клименте V. который с таким ожесточением
преследовал Апостольских братьев и по распоряжению которого были подвергнуты
изуверской казни Дольчино и его последователи.
     Вдохновленный идеей  присвоить  сокровища  тамплиеров,  Филипп Красивый
начал  осуществлять  свой  коварный  план   с   того,  что   поручил  своему
приближенному - министру Ногарэ и инквизитору  Франции Имберту тайно собрать
компрометирующие орден данные.
     И тот и другой ретиво и изобретательно принялись  выполнять королевское
поручение. Интересно отметить, что Ногарэ был внуком казненного в свое время
инквизицией катара, что, возможно,  способствовало тому энтузиазму, какой он
проявлял в деле разгрома ордена  тамплиеров, одного  из оплотов католической
церкви. Что же касается инквизитора  Имберта, то, будучи личным исповедником
короля, он был душой и телом предан своему повелителю.
     Ногарэ  и  Имберт  быстро  раздобыли компрометирующий орден  тамплиеров
материал.  Среди тамплиеров,  как  и  в  каждом  монашеском  ордене, имелись
всякого  рода   проходимцы  и  авантюристы,   готовые   за   соответствующее
вознаграждение дать любые показания  против кого угодно. Тем более выступить
в роли обличителей ордена жаждали его бывшие члены, исключенные из ордена за
различные  провинности и преступления. Особенно  утруждать  им  себя в  этом
отношении  не  приходилось,  так  как  народная  молва  давно  уже  обвиняла
тамплиеров в различных противоестественных деяниях, якобы  имевших место  во
время  приема новых членов в орден. Дело заключалось в том, что в отличие от
других  монашеских  орденов,  совершавших  посвящение  публично  и  днем,  у
тамплиеров церемония посвящения происходила на  рассвете в глубокой тайне, в
помещении,  доступ  в  которое посторонним  был  запрещен. Противники ордена
утверждали,  что   при  вступлении   в  него  совершались   различного  рода
непристойности,  что  на  заседаниях капитула  совершались  антихристианские
обряды, введенные  одним  из гроссмейстеров  - тайным  агентом "вавилонского
султана".
     Инквизитор без труда нашел свидетелей, которые под присягой подтвердили
все эти  фантастические  бредни, на основе которых было состряпано обвинение
против ордена. Ему инкриминировались следующие пять еретических заблуждений:
1) при вступлении в орден неофита наставник уединялся с ним за алтарем или в
другом месте, где заставлял его три раза отречься от спасителя  и плюнуть на
крест; 2) неофита раздевали  донага, и наставник,  по одной версии, три раза
целовал его в заднюю часть, в пупок  и в уста, а по  другой - "во все восемь
отверстий"; 3)  неофиту  внушали,  что  содомский  грех достоин  похвалы; 4)
веревка,  которую  тамплиеры днем и  ночью носили поверх сорочки  как символ
целомудрия, освящалась  тем, что ее  обвивали вокруг  идола,  имевшего форму
человеческой головы с длинной бородой и почитаемого  руководителями  ордена;
5) священники ордена  при совершении богослужения не  освящали святых даров.
Ли Г. Ч. История инквизиции в средние века.
     Из  всех перечисленных  обвинений только  одно - обвинение в  содомизме
(мужеложестве)  -  возможно, соответствовало истине, да и  оно вряд ли могло
служить   основанием  для  осуждения   ордена,  учитывая,  что  такого  рода
извращение было  широко распространено вообще среди духовенства, многие папы
и  другие видные представители церкви отличились  на этом поприще. Остальные
же  обвинения  были явно высосаны из пальца и представляли собой плод далеко
не буйной фантазии французского  короля и его сообщников - министра Ногарэ и
инквизитора Имберта. Тем не менее все обвинения  были "доказаны"  следствием
по делу тамплиеров, проведенным инквизицией.
     13 сентября 1307 г. Филипп Красивый, ссылаясь  на просьбу  инквизитора,
отдал секретный приказ арестовать всех тамплиеров, проживающих во Франции, и
наложить  секвестр  на все  их  имущество под предлогом,  что они собирались
покинуть страну, захватив свои сокровища.
     Этот  приказ  был  написан  в  высшей  степени мелодраматическом  тоне,
соответствовавшем стилю эпохи. Он  начинался  следующими  словами:  "Событие
печальное, достойное осуждения и презрения, подумать о котором даже страшно,
попытка же  понять его вызывает ужас, явление  подлое и требующее всяческого
осуждения, акт отвратительный; подлость ужасная, действительно бесчеловечная
хуже, за пределами человеческого, стала известна нам,  благодаря  сообщениям
достойных доверия людей
     вызвала  у  нас  глубокое   удивление,   заставила   нас   дрожать   от
неподдельного ужаса".
     Нетрудно  вообразить,  какое  впечатление написанный  таких  выражениях
приказ произвел на полицейские власти Франции.
     Операция  по поимке тамплиеров была проведена основательно, в  застенки
инквизиции попали почти все члены ордена во главе  с гроссмейстером Жаком де
Молэ (1244-1314) и его наместником (визитатором) Гуго де Перо. Только восемь
тамплиеров избежали ареста, покончив жизнь самоубийством.
     Король  приказал  держать арестованных  в строгом одиночном заключении,
комиссарии  инквизиции должны были  допрашивать  их  поодиночке и обещать им
прощение взамен  за признание;  в случае  отказа  повиноваться  арестованных
следовало  предупредить, что против них будут применены пытки,  упорствующих
же  ждет  костер. Показания тамплиеров,  скрепленные  печатью  инквизиторов,
должны были немедленно доставляться королю.
     Разумеется,  засадить за  решетку всех членов  столь  могущественного и
заслуженного   ордена,  против  которого  никогда  не  выдвигалось   никаких
крамольных обвинений,  было дело нешуточное даже  для французского  короля и
всесильной инквизиции. Поэтому делу тамплиеров сопутствовала необычайная для
деятельности  инквизиции  пропагандистская  кампания,  которая  должна  была
убедить  общественное  мнение в  том,  что арестованные  действительно  были
повинны в ереси.
     На следующий день после того,  как  почти все храмовники во главе  с их
гроссмейстером Жаком де Молэ оказались в застенках св. трибунала, инквизитор
собрал  в  соборе Парижской богоматери  магистров Парижского университета  и
членов   соборного   капитула   и  ознакомил  их  с  предъявленными   ордену
обвинениями.
     День  спустя, 15  сентября, в  саду королевского  дворца  доминиканские
проповедники  и   королевские  чиновники   сообщили  парижанам  о  раскрытии
"чудовищного" заговора  тамплиеров против католической  церкви и веры. 16-го
Филипп Красивый направил всем князьям христианского мира послания, в которых
уведомлял  о  раскрытии  ереси  тамплиеров  и  просил  принять   против  них
соответствующие  меры.  Министр  короля Ногарэ даже мобилизовал  трубадуров,
которые стали выступать с песнями, разоблачающими "преступления" тамплиеров.
Писатель Франсуа де Рю с этой же целью написал роман.
     Между тем инквизитор Имберт не терял даром времени. Он и его сотрудники
с 19 октября по  24 ноября  допросили  138  храмовников с таким успехом, что
все, за  исключением трех, сознались в предъявленных им обвинениях. Столь же
эффективно велось следствие и в провинции.
     О  том,  какими  средствами пытались инквизиторы  вырвать  признание  у
арестованных, говорит большое число погибших во время следствия  тамплиеров.
В Париже таких жертв инквизиции было 36, в Сансе - 25 и так далее
     Комментируя роль инквизиции в преследовании тамплиеров,  даже церковный
историк  Вакандар  вынужден  отметить,  что,  "возможно,  никогда  трибуналы
инквизиции не применяли таких строгостей и насилий, как в деле тамплиеров".
     Самым  крупным успехом  инквизитора Имберта  было то, что  ему  удалось
заставить  главу   ордена  гроссмейстера  Молэ  не   только   "сознаться"  в
большинстве предъявленных ему обвинений, но и подписать письмо, адресованное
всем  членам ордена, в  котором он уведомлял их о своем признании и призывал
последовать его примеру,  ибо и они-де повинны в  тех же заблуждениях, что и
он.
     В протоколе показаний Молэ отмечается: "Обвиняемый заявил под присягой,
что к нему  не применялись ни угрозы,  ни насилие",  то  есть  пытки. Но эта
фраза  была  обычным инквизиторским трюком; правда  заключалась в противном.
Много лет спустя после расправы над тамплиерами было обнаружено письмо Молэ,
в котором он  сообщает  друзьям, что  во  время пыток в застенках инквизиции
палачи содрали кожу с его спины, живота и ног.
     Как  только  удалось  вырвать  у Молэ  и  других  руководителей  ордена
"компрометирующие" тамплиеров показания, инквизиторы  приволокли их в бывшую
штаб-квартиру ордена  Тампль.  где  заставили  повторить эти показания перед
магистрами и студентами университета.
     По мере того, как раскручивалась пружина следствия, первоначальные пять
пунктов   обвинения  обрастали  новыми  фантасмагорическими   подробностями.
Тамплиеров обвиняли в предательстве -  они  якобы заключили тайный договор с
"вавилонским  султаном", обязуясь в случае нового крестового похода  предать
ему  всех христиан;  их  обвиняли  в колдовстве  -  они якобы сжигали  своих
собратьев, умерших в ереси, делая из их пепла порошок, превращавший неофитов
во  врагов  христианства;  когда рождался ребенок  у  девушки,  соблазненной
тамплиером, его якобы изжаривали, а из  жира делали мазь, которой обмазывали
уже упоминавшихся выше бородатых идолов, и так далее и т. п.
     Вздорность   и  нелепость  выдвинутых   против   тамплиеров   обвинений
подтверждается  самими   же   протоколами  допросов  обвиняемых.  Хотя  всем
храмовникам  задавали  одни  и те же  вопросы, их  ответы,  как правило,  не
совпадали.  Одни  показывали,  что  руководители  ордена  внушали им  деизм,
другие,  что  их заставляли  отречься  от  бога,  третьи -  от  девы  Марии,
четвертые - от Христа и так далее Столь же разноречивые  показания были даны
и об упоминавшемся выше "идоле".
     "Среди  тех, которые  говорили,  что видели  его, с трудом  можно найти
двух, описывавших его совершенно одинаково, и то благодаря данным обвинения,
представлявшим его в виде головы. Иногда голова эта - белого  цвета,  иногда
она  - черная,  то  у нее черные  волосы, то с проседью,  а то  вдруг у  нее
является  длинная седая борода.  Одни свидетели видели ее шею  и  ее  плечи,
покрытые  золотом; один показывал, что это был злой дух, на которого  нельзя
было смотреть  без содрогания; другой  говорил, что у  нее  было нечто вроде
глаз из карбункулов...  Один свидетельствовал, что у  нее  было два  лица, а
другой, что - три; один показывал, что у  него было четыре ноги: две сзади и
две спереди, а другой говорил, что это была  статуя о трех головах.  То идол
этот  представляется в виде  картины, то в  виде раскрашенной  металлической
бляхи,  то  в  виде  небольшой  женской  статуи,  которую  наставник  держал
спрятанной  у себя под  одеждой  и  показывал только верующим; иногда  это -
статуя юноши, высотой в локоть... А один свидетель показал, что идол этот не
имел человеческой формы, а  изображал быка. Иногда его называют  Спасителем,
иногда Bafomet или  Maquineth - испорченное Магомет,- и  ему поклоняются под
именем Аллаха.  Иногда это - бог, создатель всего мира, заставляющий  цвести
деревья  и  прозябать растения;  иногда  же  это друг  бога,  который  может
ходатайствовать перед ним за  молящегося. Иногда  идол пророчествует; иногда
его сопровождает или  заменяет злой дух, принимающий форму черной  или серой
кошки или  ворона  и  отвечающий  на  предлагаемые  ему  вопросы;  церемония
оканчивалась,  как и шабаш  ведьм,  приходом  демонов под  видом  невыразимо
прекрасных женщин".
     Подобного же рода противоречия встречаются в показаниях тамплиеров и по
всем другим  пунктам  обвинения.  Но это  отнюдь не смущало  инквизиторов  и
Филиппа Красивого.  Они-то  прекрасно знали,  что все эти обвинения не стоят
выеденного яйца и сочинены ими же  самими с  единственной  целью -  добиться
осуждения ордена  и завладеть таким образом  его богатствами  и сокровищами,
накопленными  в   результате   грабежей  на  Востоке  и  эксплуатации  тысяч
братьев-служителей. В  данном  случае грабитель  более могущественный грабил
грабителя  менее сильного,  обычное  явление  в  классовом  обществе.  Новым
являлось  то,  что  этот   разбой  происходил   под  богоугодным   предлогом
искоренения ереси и с согласия римского папы.
     Как всегда,  когда церковь обнаруживала новую ересь,  инквизиция, чтобы
отяготить вину  тамплиеров, не довольствовалась констатацией  их собственных
(сочиненных  в  данном  случае  ею  же  самою) еретических  заблуждений,  но
приписывала  им крамольные  верования  других еретических учений, осужденных
ранее церковью. В  частности, тамплиеры обвинялись  в том, что они разделяли
заблуждения манихеев, гностиков  и других  еретиков прошлого. Хотя некоторые
из  арестованных и в этом признались,  вряд ли следует доказывать, что  в их
признаниях,  полученных  в  результате  деятельности  палача,  имелась  хоть
какая-то доля истины.
     Различные церковные авторитеты на протяжении столетий пытались доказать
недоказуемое  -  виновность тамплиеров в  еретических  заблуждениях. Но если
даже допустить, что тамплиеры  действительно были  еретиками,  то  это  были
еретики, ни в коей мере не похожие ни на своих  предшественников, ни на тех,
кто следовал за ними. Ни один из арестованных тамплиеров (а их были тысячи),
"признавшихся" в инкриминируемых еретических  заблуждениях, не отстаивал их,
а с превеликой  охотой  отрекался от них, и если сгорал на костре, то только
потому,  что  отказывался признать  себя виновным. "Один  случай  упорства,-
отмечает  Г.  Ч. Ли,- был бы для Филиппа  и Климента дороже  всякого другого
свидетельства  и стал бы гвоздем  всего процесса; но случая  такого не было.
Все тамплиеры, шедшие на костер,  были мучениками иного рода; это были люди,
у  которых пытка вырвала сознание (в  еретических заблуждениях), от которого
они  затем отказались  и  предпочли  смерть на  костре позорному отстаиванию
вырванных  муками  признаний.   Тонкие  историки,  которые  задались   целью
воссоздать  тайное  учение  тамплиеров,  по-видимому, не  подумали,  что  им
пришлось выдумать  ересь, последователи которой вместо того  чтобы страдать,
защищая свою  веру,  соглашаются десятками идти на костер,  лишь  бы  им  не
приписывали ее".
     Если бы не было  других  доказательств, что обвинения против тамплиеров
были чистейшим  вымыслом, то  обстоятельство,  что среди них не оказалось ни
одного   "упорствующего"   еретика,   само   по   себе   достаточно,   чтобы
реабилитировать их.
     Папа Климент  V  одобрил  действия французской  инквизиции,  потребовав
только отдать  их имущество  под  контроль двух  кардиналов, надеясь, не без
основания, урвать себе соответствующую долю. Филипп  не  возражал, учитывая,
что предложенные папой кардиналы были, как и он сам, его креатурами.
     Получив таким образом определенную гарантию, что он будет участвовать в
разделе  богатств  тамплиеров, Климент V  22 ноября  1307  г.,  то  есть  до
окончания  следствия  по  делу,  издал  буллу  "Pastoralis praeminentiae", в
которой брал  под защиту действия  Филиппа и утверждал, что обвинения против
ордена  доказаны,  а его руководители сознались в совершенных преступлениях.
Булла  заканчивалась призывом ко  всем государям Европы последовать  примеру
Филиппа и начать преследование ордена.
     Однако  несколько месяцев спустя  Климент V, по-видимому  опасаясь, что
Филипп  оставит  его без обещанной награды, неожиданно запретил  французским
инквизиторам и епископам продолжать следствие  по  делу тамплиеров, присвоив
лично себе дальнейшее его ведение,
     Такое  поведение папы, пытавшегося набить  себе  цену,  вызвало  ярость
Филиппа. Он  обвинил  главу католической церкви в потворстве  еретикам,  что
было равносильно обвинению в ереси.
     Действуя через инквизитора Франции, Филипп  заставил гроссмейстера Молэ
и  четырех других руководителей  ордена  выступить перед  высшими церковными
иерархами  Франции  с самообвинением в  ереси.  Молэ вновь  подтвердил,  что
тамплиеры тайно  отрекались  от  Христа и  плевали  на крест. Его  заставили
обратиться  с новым посланием  к  тамплиерам, в  котором он освобождал их от
сохранения  тайны  и приказывал,  в силу  обета послушания,  "чистосердечно"
признаться инквизиторам в своих преступных еретических заблуждениях.
     Вслед за этим последовали  новые переговоры Филиппа с Климентом V.  Они
согласились передать конфискованное  у  тамплиеров  имущество в распоряжение
папских и  королевских комиссариев, до вынесения приговора. Филипп надеялся,
что  в   конечном  итоге  ему  удастся   окончательно   присвоить  сокровища
тамплиеров. Папа  же  считал,  что такое  соглашение  даст  ему  возможность
получить  немалую часть этих сокровищ. Соглашение предусматривало также, что
арестованные  королем  тамплиеры поступят  в  распоряжение  папы и их  будут
судить инквизиторы вместе  с епископами;  судьбу гроссмейстера Молэ и других
иерархов ордена взялся решить сам Климент V. Осуждение и роспуск ордена было
намечено осуществить на соборе, созвать который  предполагалось  в  1310  г.
Кроме этого, Филипп  разрешил, чтобы 72 "сознавшихся" обвиняемых во главе  с
Молэ были допрошены лично папой и кардинальской коллегией.
     Вскоре после  заключения соглашения по приказу Филиппа  из Парижа  были
направлены  папе,  находившемуся в Пуатье, 72 арестованных храмовника.  Папа
побоялся личной встречи с Молэ и другими иерархами ордена:
     ведь  они могли  отречься от  своих  показаний и  разоблачить  как  его
действия, так  и его покровителя Филиппа. Климент V  отдал приказ  задержать
Молэ и других  иерархов  ордена на  полпути, остальные  же были доставлены в
Пуатье.  Здесь  кардиналы   -  доверенные  лица  Филиппа  подвергли  узников
предварительной  обработке,  угрожая  в случае  отказа  от  ранее  сделанных
признании  сжечь  их  как  еретиков-рецидивистов.  Только  после  того,  как
кардиналы  убедились, что их жертвы хорошо  усвоили предназначенную им роль,
тамплиеров  представили  кардинальской  коллегии  во  главе с  папой,  перед
которой несчастные  полностью подтвердили  вырванные у них ранее инквизицией

клеветнические показания.
     Вслед за  этим папа  разразился  новой серией  булл,  в  которых  орден
тамплиеров  всячески поносился  и  христианские  князья  призывались принять
против него самые решительные репрессивные меры.
     Однако   преследование   тамплиеров,  по-видимому,  встретило  в  среде
церковной иерархии и феодалов  значительное сопротивление.  Поэтому папа был
вынужден лавировать. 12  августа  1309  г. он  создал  под председательством
Нарбонского  архиепископа комиссию,  перед  которой  арестованные  тамплиеры
получили возможность выступить в защиту своего ордена.  Гроссмейстер  Молэ и
другие руководители тамплиеров, ссылаясь,  что они подсудны  только  папе  и
недостаточно квалифицированны  выступать  в  роли  адвокатов  своего ордена,
отказались  дать  показания  комиссии.  Но среди  рядовых тамплиеров нашлись
более  мужественные  люди,  чем  их  вожди.  Многие  из  них отреклись перед
комиссией от показаний, вырванных у них угрозами и пытками Аймери де Вильер,
заявил комиссии:  буду погибнуть на костре,  я  не  выдержу и  уступлю,  ибо
слишком боюсь смерти. Я признал под присягой перед вами  и признаю перед кем
угодно все преступления вменяемые ордену, я признаю, что  убил бога, если от
меня этого потребуют. Но  напрасно тамплиеры клялись перед посланцами папы в
своей невиновности. Это было все равно, что  глаголати в  пустыне. Церковные
иерархи трепетали перед  Филиппом  и,  чтобы  самим  обжечься,  готовы  были
бросить в огонь своих братьев по церкви - тамплиеров независимо от того были
ли они виновны или нет в инкриминируемых им преступлениях.
     Между тем рассерженный  вызывающим  поведением некоторых  арестованных,
разоблачивших перед  комиссией Нарбонского  архиепископа преступные действия
инквизиции,  силой вырвавшей у них позорящие орден  признания,  Филипп решил
прекратить дальнейшую  возню вокруг дела  тамплиеров. С папского согласия он
приказал собрать поместные соборы для вынесения приговора тамплиерам. 10 мая
1310 г. открылся Санский собор в Париже (Париж входил в Санскую епархию) под
председательством  архиепископа  Филиппа  де  Маринье,   брата  королевского
министра Энгеррана, доверенного человека короля. Собор объявил  отказавшихся
от  своих прежних показаний  и настаивавших на своей невиновности тамплиеров
еретиками,  повторно  впавшими  в  ересь,  и  повелел  комиссии  Нарбонского
архиепископа  без  промедления предать их огню. Хотя  представители комиссии
пытались  отсрочить казнь, в тот же  день 54 тамплиера, провозгласивших себя
невиновными в  ереси, были  посажены  на телеги  и  отвезены в  поле рядом с
монастырем св. Антонио, где их предали мучительной смерти на медленном огне.
К чести казненных следует  сказать,  что ни  один  из  них  не пожелал ценой
нового "признания" в  ереси  спасти  себе жизнь. Через несколько  дней собор
предал огню еще четырех  упорствовавших тамплиеров. Другие  поместные соборы
тоже  не  бездействовали:  Реймский собор сжег  девять  тамплиеров, в Пон де
л'Арке сожгли троих, несколько "упорствующих" было казнено в Каркассоне.
     Одновременно с этими казнями соборы примиряли с церковью и выпускали на
свободу  тех тамплиеров,  которые, признавшись  в ереси, отрекались от  нее.
Таких было подавляющее большинство.
     Однако  если  Филиппу  и  его  креатуре  Клименту V  удалось с  помощью
инквизиции  во  Франции пытками и  террором  "доказать" виновность ордена  в
ереси,  в других христианских странах столь же "веских" доказательств добыть
не удалось. Христианские князья с  большой неохотой преследовали тамплиеров,
прекрасно отдавая себе отчет в том,  что орден неповинен в приписываемых ему
преступлениях. В Англии первоначально не  было собрано  никаких изобличающих
орден в  ереси улик.  Тогда Климент  V настоял  на применении  пыток  против
тамплиеров. Король Эдуард II, которому предстояло жениться на сестре Филиппа
Красивого, согласился на применение пыток, и хотя таким образом были собраны
"улики" против  ордена, его  членам все-таки  сохранили  жизнь. В Германии и
других странах  только  после угроз со стороны Климента  V против тамплиеров
применялись пытки, однако в очень редких случаях посылали их на костер.
     В этих  условиях  в октябре  1311 г.  во Вьенне близ  Лиона собрался XV
вселенский собор, которому предстояло окончательно решить судьбу тамплиеров.
На нем присутствовало около  300  епископов  из  Франции,  Италии,  Венгрии,
Англии, Ирландии,  Шотландии  и  других  католических стран.  Обстановка  на
соборе была  накаленной.  Климент  V,  опасаясь,  что  на  него  может  быть
произведено покушение,  окружил  себя  сильной  охраной.  Он  предупредил  и
Филиппа, чтобы тот принял меры предосторожности.
     К  сожалению,  акты  Вьеннского  собора,  как  заявляют   представители
Ватикана, утеряны. Тем не  менее известно, что намерение Климента V добиться
осуждения   ордена   тамплиеров  натолкнулось  на  серьезное   сопротивление
участников  собора.   Только   появление  на  соборе  Филиппа  Красивого   в
сопровождении   внушительного   военного  отряда  заставило  соборных  отцов
подчиниться  Клименту  V,  который  в  свою  очередь  был  вынужден  сделать
существенную уступку.  В  булле "Vox in excelso", представленной им собору и
излагавшей "дело" тамплиеров, папа, указывая, что на орден пало подозрение в
ереси, признал,  что  собранные улики  не  оправдывали с канонической  точки
зрения  его окончательного  осуждения.  И все  же  он  потребовал запрещения
ордена,   который,   по   признанию   его   руководителей,   запятнал   себя
неблаговидными  делами.  Орден,  утверждал   папа,  стал  отвратительным   и
одиозным, и никто не пожелает теперь вступать в него.
     Собор  согласился  с  требованием  Климента  V  и  запретил  дальнейшую
деятельность ордена. Судьбу его  членов должны были решать поместные соборы,
имущество же тамплиеров передавалось ордену госпитальеров.  Многие тамплиеры
закончили свою жизнь в тюрьмах инквизиции, другие -  "рецидивисты" - погибли
на кострах.  Те же, кто  остался на  свободе,  влачили жалкое существование,
добывая себе пропитание милостынью.
     Во  время  следствия гроссмейстер Молэ  и  другие  высшие чины  ордена,
опасаясь  костра,  по   существу  предали  своих  братьев,  подтвердив   все
нелепейшие обвинения инквизиции.
     Как уже  было  сказано,  папа  обещал судить  их  сам  или через  своих
полномочных представителей.
     Папского суда  Молэ и его коллегам по несчастью пришлось  дожидаться  в
заточении долгих семь лет. Суд над ними  состоялся только 18 марта 1314 г. В
этот день на эшафоте, возведенном перед собором Богоматери в  Париже, заняли
места гроссмейстер ордена Молэ, магистр Нормандии Жофруа де Шарнэ, визитатор
Франции  Гуго де  Перо и магистр Аквитании Годфруа де Гонвиль. Учитывая, что
все  четверо  сознались  и  раскаялись  в  своих  еретических  заблуждениях,
церковный суд  во главе  с тремя кардиналами,  представлявшими  Климента  V,
осудил их на пожизненное тюремное заключение.
     Но  когда,  казалось,  на  этом и завершится последний акт бесподобного
дела тамплиеров, судьба  распорядилась иначе.  Не  успел один из  кардиналов
зачитать  приговор,  как со своих  мест поднялись Молэ  и  Жофруа де  Шарнэ,
одетые  в шутовские одежды кающихся грешников,  и  громогласно  заявили, что
вовсе не признают себя еретиками, а считают себя виновными в позорной измене
ордену,   который  они,  спасая   свои   головы,   обвинили  в   вымышленных
преступлениях.  Орден  был  чист  и  свят,  утверждали  они,  обвинения  же,
возведенные на него, как и их прежние признания,- ложь и клевета.
     Нетрудно вообразить, какой переполох  вызвали среди судей эти заявления
решившихся, хотя и с запозданием, на  столь геройский поступок Молэ и Шарнэ.
Аутодафе было тут же прервано, и  оба "повторно впавших в ересь" преступника
были переданы в  руки парижскому  прево с предписанием бросить  их в костер.
Спешно   соорудили   костер,  и  не  успело  зайти  солнце,   как  от  обоих
"упорствующих" еретиков остался один только пепел. Филипп наблюдал за казнью
из  окна соседнего  дворца. Гуго де Перо и  Годфруа  де Гонвиль  пренебрегли
славой мучеников и закончили свои дни в казематах инквизиции.
     Что  касается имущества и сокровищ тамплиеров, то хотя  Вьеннский собор
постановил  передать  их ордену госпитальеров, по существу  они  остались  в
руках французской короны и светских князей, завладевших ими.
     Филипп не только завладел всеми сокровищами тамплиеров, но еще заставил
госпитальеров в виде компенсации уплатить ему 200  тыс. ливров. Всего же, по
подсчету  некоторых  историков,  упразднение  ордена  принесло этому  королю
огромный куш в 12 млн. ливров.  Этого показалось мало его преемнику Людовику
X, который ухитрился получить с госпитальеров еще 50 тыс.
     ливров.
     Авторы "дела" тамплиеров ненадолго пережили свои жертвы. Климент V умер
от  волчанки месяц спустя (20 апреля) после казни  Молэ и Шарнэ, а 29 ноября
того  же  года Филипп Красивый  погиб  во  время охоты.  Их смерть  породила
Семинарская и святоотеческая библиотеки

Предыдущая || Вернуться на главную || Следующая