Печать и типографии

Организуя тайную печать, городской партизан,
чрезвычайно облегчает объединение большого числа людей
в революционной борьбе, он открывает постоянный фронт работы
 для желающих продолжить революционную пропаганду,
 даже когда в результате своей работы они,
как революционеры, рискуют жизнью.
К.Маригелла

Первые типографии

С.А.Иванова-Борейша: "В августе 1879 года только что сформировавшейся группе народовольцев пришлось заняться устройством тайной типографии для своего нового органа. Это было после разделения организации «Земли и воли» на две самостоятельные группы. Бывшую типографию «Земли и воли», благополучно существовавшую в Петербурге раньше, разделили между этими двумя группами. Сделав необходимые добавления шрифта и прочих принадлежностей, народовольцы принялись устраивать дело. Трое типографских работников из «Земли и воли» выразили согласие работать в новой газете, что значительно облегчало нашу задачу, ибо это были не только опытные наборщики, но и вообще люди, знавшие и любившие типографские дело. Кроме того, в будущем нам обещали еще одного сотрудника, наборщика по ремеслу, который в продолжение многих лет добывал себе хлеб этим ремеслом. Он в это время жил за границей, и было предложено выписать его оттуда. Предстояло подыскать подходящую квартиру и более или менее солидную к ней хозяйку, которая сумела бы внушить к себе почтение дворникам и соседям. По правде говоря, солидных по возрасту людей среди нас совсем почти не было, и поневоле пришлось принимать во внимание только другие соображения. Место это было предложено мне, отчасти потому, что я раньше была знакома с ремеслом наборщицы и могла быть в этом деле полезнее других, отчасти же просто потому, что я была в это время свободна от других обязательств. Не скажу, чтобы мне особенно улыбалась мысль о затворнической жизни, которую приходится вести при такой работе, но было желание как можно скорее приложить, куда-нибудь свои силы: сознание, что я могу здесь быть полезной, заставило меня сразу согласиться на эту роль.

За отыскание квартиры взялись А. А. Квятковский и А. Д. Михайлов. Оба они были очень предусмотрительны и умели хорошо взвешивать удобства и недостатки квартир в конспиративном отношении. Через несколько дней подходящее помещение было найдено, и мне было предложено снова осмотреть его вместе с Н. Бухом, который должен был разыгрывать роль моего супруга. Все было предусмотрено как нельзя лучше. Саперный переулок — улица не бойкая, и населена она более или менее почтенными людьми; дом, в котором находилась наша будущая квартира, был занят несколькими достаточными семьями. Ни квартирных хозяек с бесчисленными квартирантами, среди которых всегда может оказаться какой-нибудь «крамольник», ни студентов, ни молодежи вообще — в этом доме не было. В квартире два хода — черный и парадный, причем последний имел вполне приличный вид и освещался по вечерам; большое удобство представляло то, что швейцара не было. Окна четвертого этажа, где помещалась наша квартира, выходили во двор, а напротив была глухая стена соседнего дома. Окна эти только отчасти были видны с противоположной стороны улицы, но все же, в случае неблагополучия у нас в доме, можно было выставить знак, что и было сделано впоследствии. ..В конце августа мы переехали.

Когда пришла пора начинать печатание 1-го № «Народной воли», в квартире был водворен Абрам, товарищ Буха по старой типографии. Он проживал в квартире нелегально, т. е. без прописки, и поэтому ему предстояла почти безвыходное сидение дома.. Началось печатание. Набором занимались Бух, Абрам и я. Потом двое из нас должны были стоять у станка при печатании листов. У станка работала и Аннушка. Хозяйственные обязанности мы с ней поделили и готовили в кухне обед по очереди. На своем посту, т. е. в кухне, в качестве прислуги, она обязана была пребывать только утром, когда являлся дворник с дровами, мальчик из мясной лавки и пр. После того в кухню из посторонних людей никто не заходил, но в случае, если звонил кто-нибудь с черного хода, должна была выйти и отворить кухарка. С парадного крыльца посетителей тоже было немного. По делам типографии являлись только два-три лица; через них и велись сношения с внешним миром. Остальные члены партии, даже близко стоявшие к делу, не должны были знать адреса типографии, хотя личный состав ее был известен им.

Нам хотелось так обставить квартиру, чтобы, что называется, комар носу не мог подточить. Много было обращено внимания и на внешнюю обстановку квартиры, главным образом на гостиную, которая была видна при входе в переднюю. Незадолго до переезда в Саперный переулок нам представился случай купить не только мебель, но. и всю домашнюю обстановку квартиры средней руки у одной почтенной дамы, уезжавшей из Петербурга. Мебель была вполне приличная, и то, что она была немножко подержанная, даже еще больше подходило для отставного чиновника. Передняя комната, самая лучшая в квартире, представляла собою самую заурядную гостиную, в которой красовалось множество вязаных салфеточек и разбросанная на столе колода карт и пр. На стене, в числе других украшений, видное место занимал большой портрет Александра II, писанный масляными красками. В следующей маленькой комнате помешался станок для печатания. Его устанавливали на мягкой кушетке, для того, чтобы не производить шума при печатании. Самая задняя и отдаленная комната была просторнее других, и в ней удобно было расположить кассы со шрифтами. В этих двух комнатах производилась вся типографская работа и в них же должны были помещаться трое мужчин. Была еще маленькая комната около кухни, которую великодушно уступили мне. Такую роскошь, как кровать или матрац, могли иметь только законные жильцы, и наши молодые люди должны были довольствоваться диваном и кушеткой, а когда последняя была занята, то приходилось устраиваться на полу или на большой кипе типографской бумаги. Хотя в квартиру эту почти не проникал чужой глаз, но были дни, в которые мы обязаны были чиститься и прибираться совершенно как перед обыском. Дело в том, что, по раз установившемуся порядку, хозяин дома два раза в месяц, в определенные дни, посылал к жильцам полотеров для чистки полов. Дни эти резко выделялись у нас. Еще накануне вечером начиналась уборка, в которой принимали участие все. Кассы и шрифты прятались в большие сундуки; более громоздкие вещи выносились в переднюю и запрятывались в большой стенной шкаф. Шкаф этот, в котором помещались водопроводные трубы, точно нарочно был устроен для наших конспиративных цел;ей. Бумага и отпечатанные листы тоже убирались в сундуки, но главное внимание обращалось на тщательную чистку и выметание по углам и закоулкам: маленькая шрифтинка или какая-нибудь мелкая принадлежность печатания, найденная полотерами при уборке, могла нас погубить не хуже, чем полное открытие типографии. Нелегальные жильцы, Абрам и Цукерман, должны были с утра уйти куда-нибудь, одевшись поприличнее, и провести где им угодно целый день. Вечером они снова являлись в квартиру и усаживались в ней ровно на две недели.

День в типографии проходил следующим образом: с утра принимались за работу, причем одна из женщин до обеда была занята хозяйством. Мужчины были очень трудолюбивы по своей специальности, но очень неохотно брались за какие бы то ни было хозяйственные дела. Исключение составлял только Цукерман, который, по своему бесконечному добродушию, не отказывался ни от какой работы -и, видя, что дамам кухня надоела, готов был взяться даже за поварские обязанности, но мы не злоупотребляли его добротой или, вернее, не особенно доверяли его кулинарному искусству. Работа продолжалась вплоть до обеда, после которого полагался отдых. Около этого времени обыкновенно являлся кто-нибудь из наших обычных посетителей и приносил нам известие о том, что делается на свете. Надо отдать справедливость нашим товарищам, которые, зная, что мы сидим здесь, как в тюрьме, старались приносить нам всевозможные новости. Бывали дни, когда не являлся никто, потому что в эту квартиру без дела ходить не налагалось; посетители приносили рукописи или забирали от нас отпечатанное. Отдохнувши и поблагодушествовав за самоваром, вся публика снова принималась за работу, которая, впрочем, долго никогда не затягивалась. По конспиративным соображениям было решено вечером не работать позже 10 часов, и это правило нарушалось только в исключительных случаях. Такую скучную, однообразную жизнь вели типографщики изо дня в день, не зная ни праздников, ни отдыха, ни развлечений. По совести говоря, думаю, что успеху дела много способствовало то обстоятельство, что сюда попали замкнутые, малообщительные люди, иначе им было бы слишком тяжело выносить такую жизнь."

В.Иохельсон, 1879 г: "После отъезда Михайлова в Москву деловые сношения со мной перешли к Квятковскому. Я встречался также с Морозовым, Тихомировым и Оловенниковой. Встречи часто происходили на Лиговке в конспиративной квартире, занятой Грязновой, жившей потом в типографии Народной Воли в качестве кухарки. На этой квартире жил также известный под кличкой «Абрам» рабочий Лубкин, застрелившийся при аресте типографии Народной Воли. Сейчас я говорю о моменте, когда отдельная народовольческая типография только устраивалась. При разделении Земли и Воли, как известно, типография перешла к группе чернопередельцев, и для Народной Воли Зунделевич привез из-за границы новую. Часть шрифта для новой типографии добыли в Петербурге. Я помню, как Тихомиров раз повел меня к Н. Ф. Анненскому, жившему тогда в Троицком переулке, и мы оттуда вынесли по несколько страниц неразобранного шрифта. Потом я раза два повторил свое посещение с тою же целью. Замечу, что Грязнова только в ноябре была поселена в типографии в качестве кухарки. Одно время эту роль играла Сергеева, жена Тихомирова, впоследствии перешедшая с ним в лагерь монархистов.

Наша конспиративная квартира. Она находилась на Гороховой улице между Садовой и Екатерининским каналом; она помещалась во дворе, в третьем этаже, и состояла из трех небольших, скромно, но прилично обставленных комнат с длинным и узким коридором вдоль кухни и комнат.

Утром около 10–11 часов я обыкновенно уходил с портфелем под мышкой, якобы на частную службу, и возвращался к обеду с той или другой покупкой, состоявшей из двадцати-тридцати фунтов бумаги для типографии Народной Воли, типографских красок, бутыли азотной или серной кислоты и других вещей не для мирного обихода. За кислотами обыкновенно заходил Тихомиров, который уносил их с соблюдением различных предосторожностей на квартиру Якимовой и Исаева. Прямых сношений между их и нашими квартирами не должно было быть. Но мы знали, где она находилась, и знали со слов посещавших ее, как ловко Якимова и Исаев забронировали в ней фабрикацию динамита. Они подружились со старшим дворником и через последнего с местным околоточным, для которых устраивали приемы и угощение. После приезда из Одессы Н. И. Кибальчича я доставлял кислоты из аптекарского склада к нему на квартиру и он носил их на квартиру Исаева, где он работал.

...За бумагой для типографии к нам приходила С. А. Иванова. Она бывала скромно одета и приносила несброшюрованные номера «Народной Воли», или прокламации, завернутые в черный коленкор, как портнихи носят куски материи или исполненный заказ. Таким же образом она уносила длинные свертки типографской бумаги. Из лиц, живших в типографии, нашу квартиру посещала одна только Иванова. Я знал всех остальных, находившихся там, но в это время я видался еще только с Цукерманом. Наши встречи происходили, согласно условию, на улице или в какой-нибудь кофейной, раз в неделю, в его выходной день. Цукерман и другой наборщик Абрам, настоящая фамилия которого была Лубкин, застрелившийся при аресте, жили в типографии без прописки и, как узники, целую неделю никуда не выходили. Только раз в неделю, по четвергам, день для полотеров, они утром, незаметно для дворников, уходили и возвращались вечером. В этот день наборные кассы, принадлежности для тиснения, краски, бумага и все печатное прятались в устроенный для этого специальный шкап, и после этого полотеры натирали полы прибранной квартиры. Так мы с Цукерманом проводили несколько часов, гуляя по улицам или сидя в какой-нибудь кофейне, вспоминали нашу берлинскую жизнь в 1875 году в коммуне, устроенной русскими студентами. Я, как и Цукерман, должны были воздержаться от посещения каких-либо знакомых, в особенности, от посещения квартир учащихся, от которых могли остаться следы в виде слежки. С тех пор, как я поселился в конспиративной квартире, я перестал бывать у своих многочисленных знакомых; по делу, как, например, для передачи литературы, я назначал свидания на улице или в ресторане.

Вечера я обыкновенно проводил дома. Часть номеров «Народной Воли» и прокламаций Исполнительного Комитета, попадавших к нам на квартиру из типографии, мы брошюровали или складывали для передачи представителям кружков или рассылки по особым адресам в письмах и посылках. Для рассылки в конвертах имелись экземпляры, напечатанные на тонкой папиросной бумаге."

А.В.Якимова-Диковская: "Отдельные номера «Народной Воли» не всегда были одного и того же формата... Нелегальные типографии имели ограниченное количество шрифта, и последний в разных типографиях был не всегда один и тот же. Благодаря этому одни и те же отделы в разных номерах печатались разными шрифтами.

В выходивших номерах «Народной Воли», «Рабочей Газеты», «Приложений» к ним, кроме номера 6-го, помеченного «С.-Петербург», место издания не указано. Все номера «Народной Воли» до 5-го включительно, два номера «Рабочей Газеты», «Листки» и «Приложения» к ним напечатаны в Петербурге, в народовольческих типографиях—в Саперном пep., на Подольской ул., на Троицкой ул. («Рабочая Газета») и снова на Подольской, но в другой типографии. Эта последняя типография после ареста Л. Д. Терентьевой была оставлена хозяевами М. Ф. Грачевским и П. С. Ивановской. Печатание народовольческих изданий было перенесено в Москву, в типографию, находившуюся в Серебрянническом пер., на Солянке. Здесь были отпечатаны номера «Народной Воли» и «Листки», включительно по № 8—9, в том числе № 6, помеченный Петербургом, и № 3 «Рабочей Газеты» с прибавлением. Остальные народовольческие издания печатались: «Листки» 1883 г.—в Петербурге, в типографии Шебалиных, № 10—в Дерпте и вторым изданием—в Ростове-на-Д., №11—12—в Таганроге и «Листок» 1886 г.-—в Туле. Второе издание № 10 вышло без иностранного обозрения, хроники арестов, отчета и некоторых заметок. Это произошло оттого, что, в виду начавшихся арестов, ростовскую типографию пришлось спешно ликвидировать.
Все номера «Народной Воли» и «Листков», включительно до прибавления к № 8—9, редактировал Л. А. Тихомиров; к редакции первых двух номеров имели отношение Н. А. Морозов и А. И. Иванчин-Писарев; последний принимал участие в редакции № 3. Московские номера «Народной Воли» (N:N: 6, 7 и 8—9) и «Листок» № 1 (1883 г.) вышли при ближайшем участии в редакции В. С. Лебедева. «Листки» 1883 г. редактировались С. Н. Кривенко и П. Ф. Якубовичем, а последующие номера редактировали: № 10 — Г. А. Лопатин и П. Ф. Якубович, №: 11—12— В. Г. Богораз,
Л. Я. Штернберг и Б. Д. Оржих, а тульский «Листок» — В. Г. Богораз и 3. В. Коган.
Н. Е. Михайловский состоял консультантом редакции при редактировании десяти номеров «Народной Воли». А. П. Корба называет его «одним из редакторов» партийного органа «Народная Воля». В. Я. Богучарский приводит из письма члена Исполнительного Комитета, не называя его, следующую выдержку: ......Н. Е. принимал участие в редакции газеты «Народная Воля» на правах полномочного члена, хотя никаких обязательных отношений к нашей организации вообще не имел».

Оба «Листка» 1883 г. и «Приложение» прошли через редакцию Н. Е. Михайловского, с которым постоянно советовался С. Н. Кривенко. С Михайловским совещался также при составлении № 10  Г. А. Лопатин. «Рабочую Газету» и «Приложения» к ней редактировали: первые два номера—А. И. Желябов при участии И. П. Коковского, а третий номер— П. А. Теллалов.

Народовольческая литература первой половины 80-х гг. несомненно отражала взгляды всей партии «Народная Воля». Вторая половина 80-х гг. не представляла уже такого единства."

М.Ошанина: "Редакция выбиралась Комитетом и действовала самостоятельно. Но по большей части руководящая статьи читались жившим в Петербурге членам и часто ими же намечались."

С.М.Кравчинский: "Самая типография была крайне несложной: несколько касс с разными шрифтами, маленький цилиндр, только что отлитый из какой-то темно-бурой упругой массы, очень похожей на столярный клей и сладковатой на язык; большой, тяжелый цилиндр, покрытый сукном и служивший в качестве пресса; несколько пропитанных чернилами щеток и губок в корзинке; две-три банки типографских чернил. Все было расположено таким образом, что в четверть часа могло быть убрано в большой шкаф, стоявший тут же в углу."

Г.Гельфман:"6 или 7 сентября прошлого 1880 года я и личность под именем мещанина г. Москвы Андрея Иванова Николаева (М.Тетерка) заняли кв. № 25 в доме № 27/1 по Троицкому переулку.  В этой квартире у меня и Николаева была типография “Рабочей газеты”. ...Я, как знающая наборную часть, была наборщицей и в этом же помогал нам Николаев. ...Насколько я знаю, Желябов был сотрудником в названной газете. В указанной моей квартире, где была типография, был отпечатан только 1-й номер названной газеты и “программы рабочих партии Народной воли”. Недели за две до отъезда моего из той квартиры, вскоре по отъезде Николаева, все принадлежности этой типографии были взяты из моей квартиры...
Я сама также раздавала номера названной газеты в среде рабочих... Со времени перехода моего на квартиру, где печатались названные газета и программа, я начала покупать картон, из которого приготовляла кассы типографские.."

А.Д.Михайлов: "Что ни написано, - это всё равно. Главное - появление газеты нелегально! Полиция ищет и не может ничего найти. Вот что действует на публику. А чтo написано, - это не важно. По мне, идеальная газета была бы такая, чтобы в ней ничего не было напечатано. Но это, к сожалению, невозможно..."

С.Перовская - Л. Терентьевой: «Не думайте, Лила, что для партии работа печати менее нужна и дорога, чем бросание бомб».

А.Р.Дрентельн - Александру II, октябрь 1879г: «С тяжелым и скорбным чувством вижу себя обязанным... донести... что вчера появился первый номер новой подпольной газеты под названием «Народная воля»... самый факт появления подпольной газеты представляет явление в высшей степени прискорбное, а лично для меня крайне обидное. Все соединенные усилия III отделения и городской полиции... в деле открытия тайной типографии не привели еще ни к какому результату».

Александр II: «Да, оно, действительно, и стыдно и досадно!»

С.М.Кравчинский: "Продажа "Народной воли" производилась в Петербурге и в провинции почти открыто. Во всех высших учебных заведениях и во всех обособленных группах - у адвокатов, литераторов, подчас чиновников - были известные всем люди, которые вели это дело, получая регулярно определенное число экземпляров газеты и продавая ее всем желающим по двадцать пять копеек номер в Петербурге и Москве и по тридцать пять в провинции."

А.Барабанова: "В начале октября 1879 года появился первый номер газеты «Народная воля». За полтора года, с сентября 1879 до апреля 1881-го, когда вследствие усилившихся полицейских преследований издательская работа была перенесена в Москву, в столице вышло пять номеров «Народной воли», три «Листка „Народной воли"», который заменял основное издание, если его невозможно было отпечатать, и ряд прокламаций. Каждый номер «Народной воли» имел 12—20 страниц размером печатной полосы в 26 х18 сантиметров. «Листок» состоял из 6—8 страниц. Текст располагался в две колонки и печатался разными шрифтами. В полиграфическом отношении работа выполнялась профессионально. Тираж «Народной воли» составлял 2—3 тысячи экземпляров, листовок — до 5 тысяч.

В 1879 году редакторами были Н. А. Морозов и Л. А. Тихомиров. Оба они обладали опытом издательской работы, так как входили в редакцию «Земли и воли».

В начале 1880 года вследствие расхождения во взглядах с большинством Комитета Морозов вышел из редакции. И тогда были приглашены в редакторы ранее сотрудничавшие, в газете народоволец Александр Иванович Иванчин-Писарев и публицист, один из идеологов народничества, Николай Константинович Михайловский, не состоявший в организации. Позже к ним присоединилась член Исполнительного комитета Анна Павловна Корба.

Редакторы не только готовили рукописи к печати, но и были авторами многих статей «Народной воли». Кроме них сотрудниками газеты были Ю. Н. Богданович, Н. И. Кибальчич, М. Р. Ланганс, Н. А. Саблин и другие народовольцы.

Использовался корректурный станок американской системы, предназначенный для тиснения корректур большого размера. Он состоял из металлической доски — талера с двумя прикрепленными к нему рельсами и металлического вала, обтянутого синим сукном. На талер ставился набор, желатиновым валиком наносилась на него краска, затем накладывали бумагу, и тяжелый вал, прокатываясь по рельсам, прижимал бумагу к набору; получался оттиск. Отпечатанный лист размером 40х60 см имел с одной стороны четыре полосы, то есть страницы. За час можно было отпечатать до 100 листов.

Чтобы не производить шума при печатании, станок ставили на мягкую кушетку. Бумага использовалась обыкновенная, почтовая, она продавалась тогда большими листами. Доставляли бумагу и уносили отпечатанное два-три человека.

П. С. Ивановская: "Уже весною 1880 г. организована была небольшая временная квартира на Подольской улице № 11, с вполне достаточным составом лиц, взявших на себя обязанности печатания нелегальной литературы.  Роль квартирных хозяев была возложена на Николая Ивановича Кибальчича, П.С.Ивановскую - под фамилией Агаческуловых - и Людмилу Александровну Терентьеву с фамилией Трифоновой, которая на положении бедной родственницы должна была исполнять обязанности прислуги. По возрасту она была самая молодая из составлявших фиктивную семью членов.

Для указания самых первых приемов работы к нам была прикомандирована прислуга Аннушка, уцелевшая после разгрома Саперной народовольческой нелегальной типографии. Она преподала нам несколько наглядных уроков, после чего предоставил нас собственной своей участи, довольно правильно рассчитавши, что необходимые навыки и умение придут во время самого процесса работы. Все разнообразие шрифта, расположение кассы и прочие детали легко и скоро запоминались, а затем начиналась настоящая спешная работа. Вся эта работа пропускалась через наши молодые, проворные руки, быстро метавшиеся от коробочки к коробочке, для каждой литеры отдельной. Буква за буквой становились, как солдаты в строю, четкими рядами литеры в верстаке; потом из нее они переносились на гладкую доску в гранки любой величины. Гранки уже заключали в себе статьи и ответы.
Подбирать буквы мы научились достаточно быстро и изрядно; но в кассах, к великой скорби, свалена была далеко не вся "мудрость", что вызывало в работе нежелательные и тягостные заминки. А пуще всего бесили работающих неудачные оттиски. Так случилось в самом начале печатания № 1 "Листка "Народной Воли".
Станок представлял собой обыкновенную стальную раму с гладким цинковым дном. Гранки с готовым набором вдвигались в раму и укреплялись туго в ней при помощи винтов. Из гранок, после корректурного оттиска и выправки сделанных ошибок; составлялись желательной величины страницы. Краску накладывали на грифельную доску и растирали ее валиком до ровного слоя. Этим валиком прокатывали по шрифту раз - другой  до ясного покрытия всех букв краской.
На смазанный краской шрифт быстро, без замедления, набрасывался лист белой бумаги, по поверхности который прокатывался крупного диаметра и большой тяжести покрытый сукном вал, и лист с оттиском - готов. В течение часа печаталось не меньше 50 - 60 листов.
Когда набор листка первых страниц был закончен и вдвинут в раму, приступили к печатанию. Вал ловко, бесшумно прокатился по покрытому бумагой шрифту. Но после снятия листа бумага был покрыта самыми причудливыми знаками, или же на одно столбце отчетливо и ярко стлались черные и првильные ряды строк, а другой пестрил плешами, путаными зигзагами. Вся наша коллективная мудрость, все передвижки, перестановки, промывка до чиста шрифта ничуть не помогли, - этой сокровенной игры станка мы не могли постигнуть. Безмерно взбешенные на мертвую материю, так жестоко нас мучившую, мы прекратили работу. На утро явился А.Д.Михайлов. Пришел он озабоченный, строго, как домовитый хозяин, все осмотрев, - он подставил стеклянные столбики под ножки кушетки, растер новую краску, старательно обмыл шрифт, - но увы! - все тщетно. На утро он сам привел слесаря Ивана Окладского. Ловко и скоро капризный аппарат был исправлен. Дальновидного А.Д. этот удачный финал, однако, не успокоил, и он считал необходимым в скором времени типографию обновить и расширить. А покуда-что возобновленная работа пошла гладко и без перебоев. Первого июня № 1"Листка "Н.В." вышел в свет. Листок был радостно встречен и партийными работниками и массовым читателем;   а охранка приветствовала его появление по-своему.

... Всегда освежающим душем в промежутке между только что оконченной и началом новой работы было вечернее, немножко таинственное, осторожное посещение квартиры С. Л. Перовской. Они с Желябовым жили недалеко от нашей резиденции, поэтому принимались разные хитрости, чтобы не оставить каких-нибудь следов этих посещений. С. Л. встречала нас всегда ласково, приветливо, как будто не она нам, а мы ей принесли освежающие мысли и новости. С большим вниманием и искренней непринужденностью она помогала нам разбираться в повседневной сложной путанице и шатании общественного настроения. Рассказывала она и про работу и занятия среди рабочих, и о кружках и организациях. Говорила С. Л. спокойно, без малейшей сентиментальности".

Типография на Подольской, 11, считалась временной, «летучей» (здесь печатались только «Листки „Народной воли"» № 1, 2 и 3).

Н.К.Бух: "В квартире застал только молодого рабочего и Кибальчича, сидевшего в отдельной комнатке, заваленного целой кипой французских, немецких и английских газет, служивших ему сырым материалом при составлении иностранного отдела для той же газеты, в которой служил сторожем рабочий."

Х.Гринберг: " Александр Михайлов на Подольской ул. бывал у нас каждый день. Он нас учил набирать."

П.С.Ивановская: "После напечатания 2 номера наступила краткая передышка в два - три дня, после чего работа пошла опять быстрым темпом. К набору № 3 "Листка" мы настолько овладели типографским механизмом, что без запинки, не глядя, выбирали из гнездышек наборной кассы нужные литеры и быстро производили все прочие манипуляции наборщика и метранпажа.

20 сентября № 3 "Листка" вышел, а два дня спустя квартира была ликвидирована - с тем, чтобы немедленно открыть новую и большую типографию.
Одновременно с ликвидацией квартиры на Подольской для типографии было подыскано новое помещение.. Мы немедленно вселились туда, хотя с первого взгляда квартира не казалась уютной - в ней недоставало света, было много ненужного простора, сумрачной пустоты.
Для ускорения работы, для расширения печатания к нам поступили новые работники. В обновленной типографии хозяином и фиктивным главой семьи сделался Михаил Федорович Грачевский.

...В одно праздничное утро, когда работа была прекращена еще накануне, на парадном ходу резко задребезжал звонок, и, открывая дверь, Лилочка пропустила мимо себя старшего дворника. С этим членом сыска, какими были тогда все дворники и швейцары, мы еще недостаточно хорошо ознакомились. Его раннее посещение, довольно-таки грубоватое, показалось несколько странным и небычным. ...Вошедший дворник, молча, не ответив даже на заданный вопрос, что ему нужно, прямо направился именно в ту комнату, где постоянно происходила работа наборщиков. Он внимательно осмотрел угол расположения стола для касс, спросил не умываемся ли мы в этом углу, не проходит ли здесь водопроводная труба.
- Видите ли, - сказал он, - под вашей квартирой у нас живет генерал в отставке. Он вовсе хворый и не встает с постели и как раз вот тут - он указал на пустующее место из-под стола - стоит его кровать. Генерал гневается, будто ему мешает спать капанье воды над ним, прямехонько над его головой.
"Эге!", подумал мы... Тяжело недужный генерал лежит ночью без сна и прислушивается ко всякому шороху, к каждому звуку, и ему непритворно представляется, что его бессонница происходит от причины внешнего характера. И слышит больной, вероятно, однообразно-длительное, подобное, действительно, капанью воды падение тяжелых свинцовых литер - кап! кап! кап!..." Эти звуки являлись каждый раз при разбрасывании отработанного набора по кассовым коробочкам.
...Возможность продолжать в рамках создавшегося уже ненормального положения работу без риска скорого провала типографии - была отвергнута большинством, и было выражено определенное желание покинуть в самые ближайшие дни квартиру.

Приличная квартира в многоэтажном доме без швейцара нашлась на той же нашей старой знакомой Подольской улице, в значительном расстоянии от первой типографии. Осмотрев квартиру и расположение ее с помещавшимися рядом, мы особенно внимательно приглядывались к дворницкому служебному персоналу.
Положение самой квартиры было превосходное, изолированное, с глухими стенами отовсюду. Видимый и значительный ее недостаток заключался в неимоверно большой сырости в самой обширной и вовсе ненужной для нас комнате (зал). Этот изъян искупался тем, что хозяйские дрова отпускались в размере нам потребном лишь бы удалось осушить весьма запущенное жилище. Дворник рекомендовал топку не прекращать весь день, а окна держать с одной стороны всегда открытыми. Для нас это было несомненной выгодой, ибо врывавшийся уличный шум значительно заглушал внутренние квартирные звуки и движения, - холода же не чувствовалось совсем. Через день мы уже числились жильцами дома № 42 по Подольской под фамилией Пришибиных - семьи, состоявшей из мужа с женой и прислугой Трифоновой.
В новом помещении мы сразу почувствовали прочность и уютность, как у себя дома; неприятные случайности здесь, казалось, уже не могли иметь места.           

Работал М.Ф.Грачевский с нами ограниченное время, урывками, уходя по утрам на иного характера работу. Накануне выхода четвертого номера "Народной Воли", от 4 декабря, он оставался дома, и все работники копошились у печатного станка. ...Это был первый № органа "Н.В." после вышедших трех номеров в типографии в Саперном пер. 5 декабря 1880 г., рано утром большая часть (2.000 экз.) отпечатанного номера была унесена "Семеном", остальную часть утром же взяли Исаев и Грачевский.     

5 февраля 1881 г. вышел пятый номер - "Народная Воля" вступила во второй год издания... Это был последний номер до 1 марта.

2 мая, пообедавши, Лилочка ушла из дома. Она никогда не нарушала часа, в который все мы собирались у своего очага, но на сей раз не вернулась. Перед самым арестом М.Н.Тригони Л.Терентьева относила ему литература, и при выходе от него была замечена шпиком, хорошо запомнившим ее фигуру и черты лица. Возможно, она была встречена этим шпиком.

Спасти типографию не представлялось возможным. Медлительный в своих движениях Грачевский начал разбирать бумаги. Все важные рукописи; тетради с показаниями предателей шли в портфель, остальные накопленные груды бумаг сжигались в разведенной печи.
Спустя два часа по проверке, мы покинул свою типографию, свое опустевшее, разоренное гнездо. Из всех работников всего-только мы двое выходили отсюда по своей воле.  

А.Барабанова: До 6 мая (1881) типографию не тревожили. Только в этот день, по заявлению дворников, что в квартире четвертый день на звонки никто не отвечает, полиция решилась проникнуть в нее. Приставив лестницу к окну третьего этажа, дворник поднялся по ней и отпер дверь. Открытие было поразительным для полиции, обнаружившей полное оборудование типографии, 12 пудов (192 кг) шрифта, революционные издания 18 наименований (только письма Исполнительного комитета к Александру III было около 2 тысяч экземпляров), а кроме того, более 4 пудов (64 кг) динамита, оружие, бланки паспортов и т. п. На столе лежала записка: «Просим деньги, вырученные за продажу имущества, возвратить народу голодающему."

Из обвинительного акта по процессу 17-ти: "... По осмотру квартиры Пришибиных, в одной из комнат был найден типографский станок со всеми принадлежностями для печатания разных изданий преступного содержания в значительном количестве экземпляров, носившие на себе следы недавней отпечатки, разные рукописи революционного характера и множество вещественных доказательств преступной террористической деятельности, из которых обратили на себя особое внимание: 1) девять стеклянных банок, наполненных черным динамитом в количестве около 4-х пудов, совершенно сходным по своему химическому составу с динамитом, извлеченным из мины, подведенной под М. Садовую улицу; 2) готовый метательный снаряд, устроенный по той же системе, как и снаряды, употребленные при злодеянии 1-го марта; 3) граната, заряженная порохом и картечью с проведенным к ней стопином; 4) яды: опий, стрихнин и цианистый калий 5) два кинжала, стилет и 9-ть так называемых финляндских матросских ножей, 6) два револьвера, патроны к ним и значительное количество дроби; 7) бланки для письменных видов и 8) разные шифрованные письма и записки.

...Антон Борейша, признав свое участие в типографских работах в квартире именовавшихся Пришибиными, в которой он проживал довольно долгое время, заявил, что еще до 1-го марта, в комнате, где помещался типографский станок, хранилась корзина с взрывчатыми веществами, которой ему было запрещено касаться. Описывая свое пребывание в квартире Пришибиных, план которой он начертил при дознании наизусть, Борейша, между прочим, указал, что 1-го марта 1881 г., вечером, в типографию пришел Исаев и принес с собой рукописную прокламацию „к рабочим" по поводу события 1-го марта, которую как он, Борейша, так и Пришибины и Исаев печатали всю ночь. При этом все они удивлялись, что в городе так тихо. 3-го марта, вечером, по требованию Пришибина, снабдившего Борейшу деньгами, последний выехал в Москву..."

С. М. Кравчинский: «Я сравнил их ужасную жизнь с нашей, и мне стало стыдно. Вся наша деятельность при дневном свете, среди возбуждающей обстановки борьбы, в кругу товарищей и друзей, разве не была она праздником по сравнению с поистине каторжным существованием, на которое эти люди обрекали себя в своей унылой, темной норе... Я думал об этих людях, о революционной борьбе, ради которой они так беззаветно жертвовали собой, думал о нашей партии.
Вдруг меня озарила мысль, объяснившая мне мое волнение. Не они ли, эти высоко самоотверженные люди, -истинные представители нашей партии? Эта типография, не есть ли она живое олицетворение всей революционной борьбы в России? Чувство, противоположное тому, которое до сих пор давило меня, зажглось в моей груди. Нет, мы непобедимы, думалось мне, пока еще не иссяк родник этого скромного, анонимного героизма, величайшего из всех героизмов; мы непобедимы, пока у нас будут такие люди."

Следующая ˃˃