Московский "пряник"
19 ноября 1879 г.
7-я верста Московско-Курской ж.д.

 
"Деятельность террористических групп
на 90% состоит из подготовки мероприятий,
которые так и не удается реализовать."
В.Бобрович

А.Михайлов: "После Липецкого съезда половину июля я провел в Одессе; около 14-го числа был в Чернигове; в конце июля или в начале августа — в Москве проездом и затем прибыл в Петербург. Здесь я узнал, что имеется уже приготовленный динамит и что есть предложение о возможности осуществить план подведения мины под полотно железных дорог, проходящих в пределах города Москвы и служащих путем возвращения царя из Ливадии. Через неделю или две по приезде я, как знающий Москву, получил предложение от Исполнительного Комитета Социально-Революционной партии отправиться туда и осмотреть места вблизи полотна Николаевской и Московско-Курской ж. д. с целью приискания удобного места для вышеупомянутого плана. Согласно этому предложению я тогда же предпринял эту поездку и, осмотрев указанные места, нашел несколько домов, пригодных, по моему мнению, для этой цели."

С.Ширяев: "В августе Петр (А. Д. Михайлов) ездил в Москву по денежным делам и, возвратясь оттуда, рассказывал, что представляется удобный случай приобрести, близ полотна Московскому рекой железной дороги, дом, из которого удобно вести подкоп под полотно дороги, чтобы взорвать царский поезд на ходу. Дом этот решили купить и сделать все нужные приготовления, чтобы воспользоваться этим пунктом в случае неудачи предприятий на юге. Переговоры с Алхимиком (Гартманом) о принятии им на себя роли покупщика и хозяина дома, подыскание ему супруги и вообще всю хозяйственную часть дела взял на себя Петр."

А.Михайлов: "В сентябре месяце отправился я в Москву, чтобы принять участие в тамошнем предприятии, которое нуждалось в работниках и в людях, которым бы жизнь вне места действия позволяла вести сношения с организацией другими полезными для этого дела людьми. Некоторые из этих сношений и работу по подкопу я взял на себя. По приезде в Москву я поселился под именем Полошкина на Лубянке, в номерах Кузовлева, где и жил до отъезда в С.-Петербург, то есть до 28 ноября. За главный принцип ведения этого дела была признана всеми участвовавшими полная секретность его. О нем не знал, кроме центрального учреждения, никто в С.-Петербурге и ни один человек в Москве. Пребывание некоторых участников, сталкивавшихся с московским радикальным миром, было разъяснено самыми удовлетворительными и правдоподобными предлогами; остальные же сохраняли строгое инкогнито."

С.Перовская: "Под влиянием принятого нами решения осенью 1879 года я и поехала в Москву, где под именем Марины Семеновны, жены Сухорукова, принимала участие в покупке дома за Рогожской заставой, затем жила там все время ведения подкопа под полотно железной дороги, вплоть до 19 ноября."

С.М.Кравчинский: "На одной из окраин первопрестольной русской столицы, там, где этот полуазиатский город, не уступающий по величине древнему Вавилону или Ниневии, побежденный наконец пространством, сливается с огородами, садами и пустырями, которые со всех сторон облегают Москву,- в этой почти уже сельской части города стоит или, по крайней мере, когда-то стоял ветхий одноэтажный домик с мезонином, почерневший от времени и полуразрушенный. Однако, хотя мы и в столице, это убогое обиталище не поражает контрастом с окружающими строениями. Большинство соседних домов имеют такой же жалкий и дряхлый вид, и весь этот квартал похож скорее на деревушку, затерявшуюся где-нибудь среди безбрежных русских полей, чем на предместье одной из обширнейших столиц Европы."

Намеченный дом принадлежал крестьянке Тихомировой, которая заложила дом мещанину Кононову за 2 000 рублей. Когда наступил срок закладки, Кононов предложил Тихомировой продать дом. «Сухоруков» купил у Тихомировой этот дом за 2 300 рублей. Покупка была нотариально оформлена 13 сентября 1879 года

Из справки по делу о подготовке крушения царского поезда на Московско-Курской железной дороге 19 ноября 1879 г.: "...Из слов Гольденберга видно, что подробности покушения посредством взрыва рельсов знали очень немногие “террористы”, а именно: исполнители этого варварского дела и еще несколько лиц, принадлежащих к террористической партии, пользующихся всеобщим доверием, как напр[имер] “Михайла”, Колоткевич, Оксельрод и еще кое-кто, другие же как террористы, так и народники-бунтовщики,   как участники этого заговора, работавшие над другими отраслями этого дела, знали только в общих чертах о предстоящим покушении на жизнь Государя и готовились к этому, даже Стефанович и Дейч, которые очевидно к этому времени поспешили возвратиться из заграницы, не знали по словам Гольденберга подробностей дела, а знали только о нем в общих чертах. Стефанович и Дейч и другие народные бунтовщики из террористической программы сочувствуют только делу убийства Государя Императора, как делу, после удачного выполнения которого можно легко вызвать народный бунт при посредстве различных мистификаций.

Из слов Гольденберга видно, что террористическая партия теперь организована на принципах централизации с диктатором во главе, который выбирается большинством голосов и неповиновение которому равносильно исключению из кружка. Этот характер организации применяется во всех практических делах кружка. Так напр[имер] если является какое-нибудь практическое дело, как напр[имер] взрыв рельсов, то прежде всего выбираются исполнители дела, а потом уже исполнители из своей среды выбирают начальника, по словам Гольденберга “атамана”, который уже распоряжается дальнейшими работниками и воле которого требуется безусловное повиновение.

В деле подкопа под рельсы на Московско-Курской ж. д. исполнители работ также выбирали из своей среды начальника и за его требовательность и строгость прозвали его “Чиновником”, без разрешения этого начальника никто не имеет права ничего делать - даже отлучаться из дома. Этот начальник, носящий кличку “Чиновник”, как видно из слов Гольденберга, по наружности очень толст и в подкопе ему работать было трудно;  в доме, из которого велся подкоп, он постоянно не жил, но каждое утро рано приходил, а вечером уходил, - квартиру же имел где-то в гостинице, имел в Москве много знакомых,  через которых добывал деньги для революционных дел, и по словам Гольденберга, после взрыва непременно должен оставаться в Москве.

Кружок террористов решил убить Государя Императора во что бы то ни стало и обставить так, чтобы Его Величество никаким образом не мог вернуться из Крыма в Петербург, для чего ими было устроено три подкопа под рельсами железных дорог, где должен был проезжать Государь Император." 

С.Ширяев: "Когда было получено из Москвы известие, что дом куплен, и Алхимик начал переселяться в него — отправились туда Силантьевы (Арончик и Чернявская), тоже привлеченные к делу в качестве агентов: с ними я послал динамита около 2 1/2 пудов, а проволоку, спираль и разные мелкие вещи повез сам, выехав вслед за ними. Этот раз я пробыл в Москве около недели, был раза два-три в доме Сухорукова, где еще не приступали к работам."

С.М.Кравчинский: "Многие думают, что русские революционеры располагают громадными денежными средствами. Это большая ошибка, и московское покушение служит тому лучшим доказательством. Террористическая борьба обходится так дорого, что нигилисты принуждены бегать высунув язык за каждой сторублевой бумажкой. Поэтому им приходится быть крайне экономными во всех своих предприятиях, хотя бы и на счет собственной безопасности.

Вся колоссальная работа по прорытию московского подкопа вместе с двумя другими железнодорожными покушениями, подготовлявшимися к тому же ноябрю, обошлась всего от 30000 до 40000 рублей, включая сюда и разъезды.
Стараясь сокращать по возможности расходы, террористы часто должны затыкать, так сказать, собственной шкурой трещины и прорехи, являющиеся результатом излишней экономии. Так, в Москве к концу работ не хватило денег, и потому пришлось делать заем под залог того самого дома, из которого рылся подкоп. Но при закладе недвижимости всегда происходит осмотр и оценка закладываемого имущества, причем неизменно присутствуют чины полиции."

А.Михайлов: "При таких условиях было приступлено к главным работам — к проведению минной галереи.
Работы эти начались с определения направления подземной галереи, установленного посредством отвесов, компаса и ватерпаса. Намечены были две постоянные точки — одна в нижнем этаже дома, как начало галереи, другая на полотне — конечная. Веха на полотне и отвесы внутри дома обозначили вертикальною плоскостью направление галереи. Компас, определив угол отклонения этой плоскости от магнитной стрелки, сделал ее положение известным и постоянным по отношению к странам света. Ватерпас дал горизонтальное направление галерее. Справки в саперных и минных руководствах ничего особенно полезного не дали, разве только способствовали известному направлению мысли приступавших к работе. Призматическая форма галереи, по условиям работы в ней сидя, удобству крепления песчаного грунта и по наименьшей выемке земли, представлялась наиболее удобной и применимой. Способ крепи был выбран двухсторонний дощатый, пол же галереи оставался грунтовым. Доски вверху скреплялись посредством двух соответственных вырезок, а в основании своем для упора имели подставки из маленьких досок. 

При такой технике начата была галерея, на глубине 1 аршина с четвертью от поверхности земли. Опустить ее глубже не было никакой возможности при наших средствах, так как на полчетверти ниже начиналась подпочвенная вода, быстро выступавшая на поверхность. И при такой глубине, на которой рыли, пол галереи постоянно был сыр, что чрезвычайно отягчало работу. Начало галереи шло из стены ранее сделанного подполья, могущего поместить вплотную 9 человек, а потому удобного для вытаскивания земли и хранения постоянно необходимых при работах вещей. Доски пилились в помещении нижнего этажа, а земля ссыпалась в чулане и в люк пристройки. По расчету должно было получиться на 20 1/2 саженей галереи около 9 кубических саженей выемки, а такое количество земли было чрезвычайно трудно спрятать совершенно незаметно; в этом мы видели главный риск предприятия.

Размеры галереи приняты были приблизительно такие: высота призмы 18 верш., стороны 28 верш., основание 22 верш. Галерея выводилась двумя орудиями: маленькой английской лопаткой делалась выемка вчерне, а садовым черпачком, употребляющимся для делания ямок и представляющим рассеченный по высоте цилиндр, названный нами «совком», давалась большая правильность сторонам. Обыкновенно не вырывалось вглубь более, чем на ширину одной пары досок, и сейчас же вырытое пространство заставлялось ими. Работа производилась со свечой. Влезавший внутрь рыл па одну пару досок, отправлял землю наружу на железном листе, который вытаскивали толстой веревкой находящиеся в подполье, потом обратно возвращал в глубь галереи порожний лист посредством тонкой веревки, конец которой имел постоянно у себя; когда было нужно, получал на том же листе пару досок и подставки и, обровняв стороны, пригнав и вставив доски, вылезал обратно, а его заменял другой. Двигаться по галерее можно было, только лежа на животе или приподнявшись немного на четвереньки. Приходилось просиживать за своей очередной работой внутри галереи от полутора до трех часов, смотря по ширине досок и встречавшемуся грунту, а в день приходилось иным ставить по две, по три пары, так как не все лазили внутрь, а только те, которые быстрее и ловчее там работали. 

В день при работе от 7 часов утра до 9 часов вечера успевали вырывать от 2 до 3 аршин. Работа внутри была утомительна и тяжела, по неудобному положению тела, недостатку воздуха и сырости почвы, причем приходилось, для большей свободы движе­ний, находиться там только в двух рубахах, в то время, как работы начались только 1 октября, и холодная осенняя сырость давала себя чувствовать. Но еще более утомительную работу представляло вытаскивание земли изнутри в подполье. Тут приходилось двум-трем челове­кам напрягать все силы сразу, чтобы подвинуть лист, нагруженный почти мокрым песком, на пол-аршина. Этот процесс похож на вбивание свай бабой, но с тою только разницей, что отдыху и сил в нашей работе менее, а потому работа еще труднее. 

В конце, когда галерея приближалась к 15 саженям, мы, чтобы сколько-нибудь облегчить и ускорить вытаскивание земли, устроили ворот, помещенный в нижнем этаже, но и он по своему несовершенству мало помог. Из подполья земля относилась ведрами или носилками из рогожи в указанные выше места, а потом часть ее в темные осенние ночи, во время дождя или вьюги, когда ни одна человеческая душа не рисковала выглянуть на двор, разбрасывали по большому двору, и к утру ее размывало или заносило снегом."

С.М.Кравчинский: "В расходах по производству работ экономия доводилась до последней крайности. Сверлильную машину, например, приобрели только в самое последнее время, когда уже люди дошли до полного изнеможения. Вначале же все делалось простыми лопатами. А между тем вследствие непрерывных дождей минная галерея была всегда наполовину залита водой, которая просачивалась через верх и собиралась на дне. Приходилось копать, стоя на коленях в воде, а иногда лежа в пронизывающей до костей ледяной грязи. При этом ни у кого из рабочих не было непромокаемого водолазного костюма, который предохранил бы их от стольких страданий.

Для того чтобы вести подкоп в надлежащем направлении, употреблялись приборы и инструменты, с которыми не стал бы работать ни один сапер. Не было ни астролябии, ни компаса с квадрантом. Приходилось довольствоваться обыкновенным путевым компасом, употребляющимся для военных съемок.

При помощи этого-то примитивного инструмента удалось более или менее точно наметить главное направление подкопа, которое передавалось вовнутрь галереи при помощи простых самодельных отвесов.

Несмотря на все это, когда после взрыва подкоп был исследован инженерами, оказалось, что он был сделан очень хорошо. Люди брали усердием там, где не хватало орудий для работы; а бодрое настроение духа поддерживало силы."

А.Д.Михайлов: "Строгий порядок, заведенный сообразно с обстоятельствами, и колокольчик из спальни верхнего этажа в подполье нижнего этажа давали возможность скрыть от нескольких посторонних лиц, посещавших хозяев дома, присутствие других жильцов и деятельную, неустанную работу. Входили и выходили таинственные землекопы так, что никогда и никто не видал их лица. А между тем, несмотря на необходимую и строго соблюдаемую осторожность вне дома и при появлении посторонних, несмотря на усталость и исхудалые лица работников, жила эта семья-невидимка весело и дружно. В короткие часы послеобеденного отдыха звучала иногда тихая, мелодичная песня о заветных думах народа, и отвечала она нашему настроению и нашим думам.

Общая духовная бодрость воскрешала энергию в усталом теле, и самые тяжелые препятствия преодолевались с возможным для людей хладнокровием. А препятствий воздвигалось природой и обстоятельствами много. Одно из наиболее серьезных было выдвинуто природой в начале ноября месяца, когда галерея почти была кончена."

С.М.Кравчинский: "Все участники подкопа прекрасно знали, какая участь ждет их в случае открытия: в одном углу стояла бутылка с нитроглицерином, которая должна была быть взорвана в ту минуту, как полиция станет ломиться в двери.

Однако, невзирая на все опасности, самая искренняя веселость царила в страшном домике. За обедом, когда все сходились вместе, болтали и шутили как ни в чем не бывало. Чаще всех раздавался серебристый смех Софьи Перовской, хотя у нее-то в кармане лежал заряженный револьвер, которым она в случае необходимости должна была взорвать все и всех на воздух.

Однажды купец-сосед зашел к Сухорукову по делу о закладе дома. Хозяина не оказалось на ту пору. Перовской очень не хотелось допустить нежданного посетителя до осмотра дома, и во всяком случае нужно было оттянуть время, чтобы дать товарищам возможность убрать все подозрительное.

Она внимательно выслушала купца и переспросила. Тот повторил. Перовская с самым наивным видом опять переспрашивает. Купец старается объяснить как можно вразумительнее, но бестолковая хозяйка с недоумением отвечает:

- Уж и не знаю! Ужо как скажет Михайло Иваныч.

Купец опять силится объяснить. А Перовская все твердит:

- Да вот Михаиле Иваныч придет. Я уж не знаю!

Долго шли у них эти объяснения. Несколько товарищей, спрятанных в каморке за тонкой перегородкой и смотревших сквозь щели на всю эту сцену, просто душились от подавленного смеха: до такой степени естественно играла она роль дуры мещанки. Даже ручки на животике сложила по-мещански.

Купец махнул наконец рукой:

- Нет уж, матушка, я уж лучше после зайду!

Он действительно махнул рукой и ушел, к великому удовольствию Перовской.

В другой раз где-то в двух шагах случился пожар. Сбежались соседи выносить вещи. Разумеется, войди они в дом, все бы погибло. А между тем какая возможность не пустить? Однако Перовская нашлась: она схватила икону, выбежала на двор и со словами: "Не трогайте, не трогайте, божья воля!" - стала против огня и простояла, пока не был потушен пожар, не впустив никого в дом под предлогом, что от божьей кары следует защищаться молитвой."

А.Д.Михайлов: "К ноябрю месяцу выпал значительный снег и лежал несколько дней. Для нас это было приятно, так как он покрыл разбросанную по двору землю и положил конец невылазной грязи московских предместий. Но настал оттепель, пошел дождь, и вода, образовавшаяся из снега, покрыла землю. Однажды утром приходим мы к подполью и не верим своим глазам, на дне его почти на пол-аршина вода, и далее по всей галерее такое же море. Перед тем всю ночь лил дождь, и причина потопления стала нам ясна. Нас залила снеговая и дождевая вода. 

Стали мы выкачивать воду ведрами, днем выливали на пол в противоположном углу нижнего этажа, а ночью выносили во двор. Ведер триста или четыреста вылили мы, а все-таки пол галереи представлял лужу, вершка на два покрытую водой, и грязью. В то же время путешествия по воде внутри галереи, что по трудности движения вперед со свечой продолжалось по несколько часов, и осмотр снаружи перед домом открыли, что поверхность земли по направлению галереи в нескольких более низких местах размыта, и вода, скопившаяся в них, просочилась внутрь, где от этого образовались наносы. 

Мы ждали очень печальных последствий. Галерея пересекала дорогу, по которой ездили в наш и несколько соседних домов с сорокаведерной бочкой воды, с возами дров и досок, и не сегодня, так завтра нога лошади или колесо телеги провалится к нам в галерею, обнаружит план и завалит работающего внутри. Трудно было предпринять что-нибудь избавляющее от возможности подобной катастрофы, но мы сделали все, что могли. Снаружи насыпали ночью на промытые места земли, а сверху прикрыли навозом, отвели, насколько представлялось возможным, воду, притекающую к нам, внутри укрепили доски, заложили щели, вычистили наносы и попробовали рыть не­достающие две с половиной сажени. С этого рокового потопа работа сделалась уже поистине невообразимой. Идти галереей дальше не было никакой возможности.

Почва пола сделалась мокрой, неровной и мягкой, неудобной для таскания листа. В конце галереи, несколько более низком, чем начало, невозможно было выкачать скопившейся жидкой, как вода, грязи, делавшей земляную работу чрезвычайно трудной. Грунт конца галереи, подошедший уже под насыпь полотна, стал чрезвычайно рыхл, так что нельзя было рыть даже на полчетверти вперед без обвалов сверху и с боков, чему еще более способствовало сильное сотрясание почвы при проходе поездов. Даже крепленные уже досками своды дрожали, как при землетрясении. Сидя в этом месте галереи, издали по отчетливому гулу слышишь приближение поезда. По мере того как расстояние становится меньше, гул переходит в приближающиеся раскаты грома и с оглушительным шумом проносится чудовище почти над головой. Явственно слышно, как порывистыми толчками колеса перескакивают с рельса на рельс, как налетают один за другим вагоны. Все трепещет вокруг тебя, сидящего прислонясь к доскам, из щелей сыплется земля на голову, в уши, в глаза, даже пламя свечи колеблется, а между тем приятно было встречать эту пролетающую грозную силу.

Но не всегда приятны были последствия. Промчится иногда поезд и отвалит впереди тебя глыбу земли на час лишней работы и увеличит опасность обвала с поверхности в пустоту, образовавшуюся за дощатыми стенками. Препятствовала движению вперед также и вода. Сидеть по несколько часов в ней, холодной и грязной, принимать всевозможные положения, даже лежачие, окунаясь по шею, было мучительно и опасно. Чтобы как-нибудь избавиться от воды и осушить хотя конец галереи, мы устроили на сажень от конца плотину и переливали воду за нее. Сверху плотины было оставлено отверстие, через которое можно было только просунуться. Это сделало конец галереи подобным могиле. Несмотря на вентиляцию, свеча стала с трудом и недолго гореть здесь, воздух стал удушливо-тяжелым, движения почти невозможными, а хуже всего то, что и от воды мы не избавились, — она просачивалась через плотину и стояла на четверть глубиною. 
Для приведения дела к концу мы придумали углублять минную галерею далее земляным буравом вершка в три в диаметре и через образовавшееся отверстие продвинуть цилиндрическую мину под рельс. Заказан был бурав в 7 1/2 аршин длиною, с составными коленами и пущен был в дело. Для работы им мы влезли в образовавшийся в конце склеп и, лежа по грудь в воде, сверлили, упираясь спиной и шеей в плотину, а ногами в грязь. Работа шла медленная, неудобная и но для полной характеристики я не могу приискать слов. Положение работающего там походило на заживо зарытого, употребляющего последние нечеловеческие усилия в борьбе со смертью. Здесь я в первый раз в жизни заглянул ей в холодные очи и, к удивлению и удовольствию моему, остался спокоен. Работа буравом продолжалась с неделю, и, несмотря на условия ее, мы просверлили 7 аршин.

Было около 10 ноября. Поспешили проложить проводники, приготовить цилиндр и рассыпать по двору в находившийся в сарае погреб всю землю, скопившуюся в чулане. А ее было очень много. Несколько дней сряду мы работали над ней, и, наконец, главные следы нашего дела был скрыты, что представляло большое значение, ввиду ожидаемого нами осмотра полицией прилегающих к полотну зданий."

А.Баранников: "Прожив в Харькове до половины октября, я уехал в Москву, где в доме Сухорукова и прожил там до 12—15 ноября, словом, до отъезда оттуда Гольденберга в Одессу за динамитом. Проживая в доме Сухорукова, принимал участие в приготовлениях ко взрыву полотна на Курской железной дороге во время проезда по ней покойного государя императора."

Из Справки Одесского губернского жандармского управления - М.Т. Лорис-Меликову, 29 марта  1880 г:."...18-го октября Гольденберг, по его показанию, уехал в Москву, где и принял участие в работах по делу Сухорукова, каковою фамилиею назвался Гартман в Москве. По словам Гольденберга деятелями по покушению 19-го ноября являлись Гартман, Софья Перовская, Ширяев,  Кошурников,  Александр  Михайлов,  Арончик, Галина Чернявская, студент Гришка и наконец он, Гольденберг и Николай Морозов, который не мог за болезнью продолжать работы, а потому уехал из Москвы. Из числа этих лиц Гартман, Перовская и Гришка жили в доме, из которого устраивался подкоп, а остальные по разным квартирам, причем устроена была также конспиративная квартира для укрывательства в случае опасности. Работы по устройству этого подкопа, сопряженные с большими трудностями производились быстро, в особенности же с того времени когда по газетам сделалось известно, что государь Император  будет 19-го ноября в Москве. Независимо от трудности работ, производство их сопровождалось постоянными тревогами и опасениями быть настигнутыми врасплох. В этих видах в доме Сухорукова устроены были мины на случай необходимости взорвать дом при явной опасности. На покрытие необходимых издержек по устройству мины, когда бывшие на лицо средства стали приближаться к концу, представилось, по словам Гольденберга, нужным заложить дом, что и было исполнено Сухоруковым, получившим под залог его от какого-то купчихи 1000 руб.  Между тем, когда работы стали близиться к окончанию и представилось необходимым заложить самую мину, оказалось, что наличного динамита будет недостаточно...

Поэтому Гольденберг, как из показания его видно, отправился в Одессу, с целью привести в Москву динамит, предназначавшийся для взрыва на  Одесской железной дороге, где заложение мины представлялось излишним. На пути в Одессу Гольденберг, по его словам, встретился в Елизаветграде с знакомым своим,  студентом Медико-Хирургической Академии Кибальчичем, который следовал из Одессы с проволокою, предназначенною в Александровске для Жилябова. По прибытии в Одессу, Гольденберг познакомился чрез Колоткевича с Герасимом Романенко и кроме того виделся с другими лицами, с которыми встречался раньше. Засим 13-го ноября с запасом денег, принесенных для Московского дела Златопольским, Гольденберг, имея при себе чемодан с динамитом, отправился в Москву, но в Елизаветграде был задержан."

С.М.Кравчинский: "Громадный динамитный заговор, организованный Исполнительным комитетом в 1879 году в ожидании царского возвращения из Крыма, был едва ли не самым грандиозным делом, когда-либо предпринятым и доведенным до конца путем заговора. Наличных сил организации далеко не хватало на его выполнение, и поэтому приходилось по необходимости пользоваться в обширных размерах услугами посторонних людей, набранных из того многолюдного мира сочувствующих, который всегда окружает такую популярную организацию, как та, которой руководил в то время Исполнительный комитет. Не удивительно поэтому, что при такой массе участников слухи о предстоящих покушениях распространились очень скоро буквально по всей России. Конечно, публика не знала, где именно имеет быть взрыв. Но все студенты, адвокаты, литераторы, за исключением состоящих на откупу у полиции, знали, что царский поезд взлетит на воздух во время следования из Крыма в Петербург. Об этом разговаривали, как говорится, повсюду. В Одессе один довольно известный литератор (И.И.Сведенцов) собирал почти открыто подписку на взрыв, и полученные таким путем полторы тысячи рублей были целостью доставлены комитету. Полиция же ничего не знала."

Александр II, из дневника 12 ноября: "Вст. в 1/4 9. Гулял, сыро, тепло, но мелк. дождь цел. день. Кофе с К. в комнате. (Вчера была Катенька, и кофе вместе!) Раб. В 11 ч. Милютина и Адлер. Гулял, завтр. Обед в 7 ч. Лег в 1/4 2."

В Симферополе стоят два поезда. Свитский поезд включает 14 вагонов. После отхода в 11 часов 30 минут ночи свитского поезда к перрону подается царский поезд из 10 вагонов. С вокзала все посторонние удаляются. Вокзал строго охраняется.

А.Желябов, телеграмма из Симферополя на имя Сухорукова, 17 ноября: "Москва, Собачья площадка 5 Силантьеву. Бабушку проводили утром, встречайте. Цена пшеницы два рубля, наша цена — четыре." (царский поезд — второй, вагон четвертый)"

А.Д.Михайлов: "Наконец, были получены определенные сведения о дне проезда царя, и мина была заложена, проводники и спираль испробованы. Но по воле прихотливой судьбы и непреодолимых препятствий заряд, заключающий два пуда динамита, не дошел до конца буровой скважины. При движении по ней он загребал впереди себя землю и, наконец, остановился, и никакие усилия не могли продвинуть его дальше. Несколько раз заряд вытаскивался обратно, и опять пускался в ход бурав. Побуждаемый страстным желанием наиболее обеспечить успех, работавшие над закладкой продвигались сами на сажень в расширенную вначале обвалами скважину и, задыхаясь, несколько минут разгребали руками землю; однако и эти весьма опасные, попытки устранить преграды не вполне помогли, цилиндр все-таки не вошел до конца.

Распространение силы действия динамита хотя и вычисляется формулой теоретически, но предметно сколько-нибудь точно трудно определить его разрушительную силу. Принимая во внимание расстояние и вес, можно было надеяться на успех, а потому решили действовать. Расстояние между миной и второй парой рельс, по которым должен был пройти поезд, было не более трех или четырех аршин; динамит же, находясь на полотне на глубине 2 1/2 аршин и .действуя во все стороны с одинаковой силой, должен был разрушить и вторую пару.

Наступил критический день 19 ноября. Время прибытия двух царских поездов в Москву было назначено на 10 и 11 часов вечера. Не было тайной для многих москвичей, что царь прибудет в 10 ч. Это подтверждали и другие, более веские данные, заставлявшие обратить взоры на первый поезд."

С.Ширяев: "Обсуждая ранее, кому следует оставаться в квартире, чтобы ожидать царский поезд и произвести взрыв решили этот вопрос в том смысле, что остаться должен я и Сухорукова (Перовская). Но потом, ввиду дошедших до нас тревожных слухов и боясь полицейского осмотр за час - полчаса до прихода поезда, переменили прежнее намерение и порешили, чтобы в доме оставались до конца супруги Сyxopyковы (Гартман и Перовская). Окончательно это решение было принято 18 ноября (1879 г.), когда сделалось известно, что царский поезд миновал благополучно Александровск."

А.Желябов - А.Арончику, телеграмма, 18.11.79 : "Груз следует назначению" (Бабушку проводили утром, встречайте?") Покушение в Александровске не удалось. 

С.Ширяев: "...Мы приписали это аресту Бориса с компанией и тем более должны были задуматься над мерами к обеспечению успешности своего плана. Впрочем; от замены меня Алхимиком дело едва ли могло пострадать,— во первых, потому, что роль лица, взявшегося произвести взрыв, сводилась лишь к тому, чтобы опустить цинки элементов в жидкость и соединить пластинки коммутатора в момент прохода поезда через назначенный пункт, во-вторых, если бы и потребовались какие-нибудь специальные сведения по электричеству, то Алхимик далеко не был профаном в этом вопросе. Но все-таки, я должен был остаться в Москве, чтобы иметь возможность оказать, свою помощь во всякое время."

В.Н.Фигнер: "В третьем месте, — по Московско-Курской железной дороге, — где приготовления были сделаны под Москвой из дома у вокзала, 19 ноября, в час, назначенный для проезда царя, один за другим шли два ярко освещенных поезда по первому сигналу Софьи Львовны Перовской бывшей хозяйкой дома, Степан Ширяев электродов не соединил..."

С.Перовская: "В момент взрыва я находилась в доме на случай, если бы пришла полиция, то должна была принять ее и отвлечь ее внимание. В этот момент я находилась в самом доме, а другое лицо — в сарае для смыкания батареи (С.Ширяев)..."

В.Н.Фигнер: "...Поезд прошел невредимо; по второму сигналу второй поезд потерпел крушение, но царь ехал в первом, а во втором, как оказалось, находилась придворная прислуга. Это была неудача, но факт сам по себе произвел громадное впечатление в России и нашел отклик по всей Европе."

Замена поездов произошла под Мелитополем 

С.Ю.Витте, начальник эксплуатации Юго-Западных железных дорог: "По принятым правилам для Императорских поездов, когда идет Императорский поезд, то вслед за ним, или перед ним идет свитский поезд, причем иногда идет впереди Императорский поезд, а свитский сзади, а иногда наоборот, Императорский сзади, а свитский впереди (порядок поездов часто меняется). — Так произошло и в данном случае."

А.Д.Михайлов: ...Царский поезд промчался в начале десятого и был принят за пробный, иногда следующий впереди царского. Второй поезд, шедший в 10 часов с небольшим, совпал со временем, назначенным для царского, и пострадал. Способствовало, как побочное обстоятельство, этой ошибке еще то, что удивительно быстро мчавшийся царский поезд, как говорят очевидцы, наполовину был окутан выпускаемыми локомотивом парами и казался состоящим из двух-трех вагонов."

Взрыв прогремел сразу же, как только приближавшийся к Курскому вокзалу поезд прошел путепровод, переброшенный через Нижегородскую улицу. Свитский поезд состоял из 3 багажных, 4 пассажирских второго класса, двух пассажирских первого класса, мастерского и служебного вагонов. Мина взорвалась в момент прохождения над ней первых двух багажных вагонов. В результате оба паровоза, невредимые, оторвались от поезда и, пройдя 200 саженей, остановились у моста через Яузу.

Из Дела об убийстве императора Александра II: "По удостоверению управляющего Московско-Курской железной дороги и помощника начальника первой дистанции Потемкина, входившие  в состав этого поезда два паровоза и первый багажный вагон оторвались, один багажный вагон перевернулся вверх колесами и восемь вагонов сошли с рельсов с более или менее значительными повреждении, но при этом ни лица, следовавшие на поезде, ни посторонние лица не понесли никаких повреждений."

С.М.Кравчинский: "...После московского взрыва, желая поскорее узнать о его результатах, Перовская замешалась в толпу железнодорожных рабочих, теснившихся вокруг мины, находившейся, как известно, у самого Сухоруковского дома."

Князь Д. Д. Оболенский: "Взорван был багажный вагон с крымскими фруктами, человеческих жертв не было."

Граф А.В.Адлерберг: "От двух вагонов поезда свиты остался мармелад какой-то".

А.Михайлов: "Находясь у Ильинских ворот, я узнал, что царь проехал по Покровке к Иверским воротам, и предположил, что план разрушен обыском, происшедшим за несколько часов до проезда. Но на другой день узнал о случившемся."

М.Палеолог: "Полчаса спустя, после того, как он (Александр II) вышел с вокзала, раздался страшный взрыв, сбросивший с рельс подъезжавший поезд. В этом поезде находился багаж царя и личный состав его канцелярии: это был так называемый свитский поезд, который обычно шел на полчаса раньше царского; неисправность локомотива свитского поезда задержала его отъезд из Харькова и заставила переменить порядок поездов."

Александр II: «Что хотят от меня эти негодяи? Что травят они меня, как дикого зверя?»

А.Д.Милютин, из дневника: «Выехав из Ливадии 17-го числа утром, Его Величество и вся свита доехали уже поздно вечером до Симферополя, откуда по железной дороге благополучно прибыли в Москву вчера, около 10 часов вечера... въехали мы в Кремлевский дворец и не успели разобраться в своих помещениях, как узнали с удивлением, что второй поезд, шедший на полчаса сзади первого с частью свиты, прислугой и багажом, при самом въезде в предместье Москвы потерпел крушение от тайной мины. Очевидно, злодейское это покушение приготовлено против царского поезда совершенно чрезвычайные обстоятельства ввели злоумышленников в заблуждение: царский поезд обыкновенно идет на полчaca сзади другого, так называемого свитского поезда на сей же раз он был пущен от самого Симферополя получасом ранее, чем было назначено, по маршруту впереди свитского. Взрыв произведен был в то мгновение, когда к месту заложенной мины подходил второй поезд. Паровоз успел проскочить, а шедшие за ним два багажных вагона повалились на бок; прочие вагоны от толчка сошли с рельсов, но, к ..счастью, остались неповрежденными и ни один человек не пострадал».

Князь Д.Д.Оболенский: "...Взорван был багажный вагон с крымскими фруктами, человеческих жертв не было."

Из приговора по делу 1-го марта: "...В одиннадцатом часу вечера, на третьей версте от московской станции Московско-Курской железной дороги, во время следования в Москву поезда с императорскою свитою, был произведен взрыв полотна железной дороги, вследствие чего произошло крушение поезда, в котором злоумышленники предполагали присутствие в бозе почившего государя. Входившие в состав этого поезда два паровоза и первый багажный вагон оторвались, один багажный вагон перевернулся вверх колесами и восемь вагонов сошли с рельсов с более или менее значительными повреждениями, но при этом ни лица, следовавшие на поезде, ни посторонние лица не понесли никаких повреждений."

Александр II: "Бог вновь спас меня от угрожавшей мне опасности".

П.А.Валуев:"Чувствуется, что почва зыблется, зданию угрожает падение... во всех слоях населения появляется какое-то неопределенное, обуявшее всех неудовольствие."

"Московские ведомости", прибавление от 20 ноября: "Не будем говорить о потрясающем характере этого известия; оно успело облететь всю Москву еще ранее напечатанного. Из всех уст слышится одно предположение, нет, более, — одна уверенность: не руками москвича, а пришлыми темными силами устроено это злодейство. Велико нетерпение знать подробности, велик ужас и велика радость; но не менее велико и недоумение».

Александр II: "Я надеюсь на ваше содействие, чтобы остановить заблуждающуюся молодежь на том пагубном пути, на который люди неблагонамеренные стараются ее завлечь. Да поможет нам в этом бог и да дарует он нам утешение видеть дорогое наше отечество постепенно развивающимся мирным и законным путем. Только этим путем может быть обеспечено будущее могущество России, столь же дорогой всем, как и мне."

Из разговора помещика с крестьянами Псковской губернии, 1879 г.: "Вот опять хотели извести батюшку-царя в который уже раз. Все это делают господа, которым не хочется уступить нам свою землю. Не сдобровать бы им, если бы они извели нашего царя, пришлось бы тогда и нам поработать. ...Что, барин, толкуешь. Ведь перед волей нам говорили, что воли не будет, а царь все-таки дал волю; а перед общим призывом дворяне говорили, что их сыновей в солдаты брать не будут. Царь велел — и дворян берут. Так и теперь — говорят, что передела земель не будет, а батюшка царь прикажет и передел будет... Пускай баре не затевают злого дела с царем, а то им не сдобровать".

Д.А.Милютин, дневник, декабрь 1879г.: "Все заботы высшего правительства направлены к усилению строгости... вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении."

Цесаревич Александр, из дневника: "22 ноября. Вернулся папа из Ливадии, пробыв два дня в Москве, где опять было покушение на его жизнь и взорван был путь под поездом ж. д., но, к счастью, не его поезд, а шедший сзади второй поезд. Просто ужас, что за милое время!"

В.Петрункевич: "В ноябре пришло известие о покушении на жизнь Александра II, произведенное Львом Гартманом. Этот народник подвел мину под железнодорожный путь, которым императорский поезд следовал из Крыма в Петербург. По всей России начали хватать проезжих - в каждом видели Гартмана; урядники и другие чины не жалели сил: ведь поимка преступника сулила получение Владимира. Мне рассказывали, что в предписании московского генерал-губернатора была такая фраза: "И буде означенный Гартман окажется в вашем уезде, чего Боже сохрани, то вы и т.д..." Действительно: Боже сохрани от таких ловцов! Десятки невинных людей по нескольку месяцев проводили в заключении до выяснения их личности. Не мудрено, что с такой полицией настоящий Гартман бесследно исчез."

Александр II - Марии Александровне, телеграмма от 19 ноября:"Благополучно прибыл в Москву, где теперь 14 градусов морозу. Получил твою телеграмму в Туле. Огорчен, что ты все в том же состоянии. Чувствую себя хорошо и неутомленным. Нежно целую."

Л.Г.Дейч: "...Кибальчич был как всегда спокоен в эти дни. Его, как техника, больше всего, кажется, занимала причина неудачи. «Неужели динамит был плох? Или мало его оказалось? — раздумывал он вслух. В этом отношении дальнейшие подробные известия его успокоили. Тогда он стал придумывать новые приспособления и усовершенствования."

П.Н.Ткачев, декабрь 1879 г.: "...Непосредственная задача революционной партии должна заключаться в скорейшем ниспровержении существующей правительственной власти. Осуществляя эту задачу, революционеры не подготовляют, а делают революцию. Но для того, чтобы осуществить ее... революционеры должны, сомкнувшись в боевую, централистическую организацию, направить все свои усилия к подорванию правительственного авторитета, к дезорганизации и терроризации правительственной власти. ...Чтобы достигнуть этой цели, чтобы действительно терроризировать и дезорганизовать правительство, необходимо наносить ему удары с систематической последовательностью и неуклонным постоянством, так чтобы оно не имело времени ни одуматься, ни прийти в себя, ни собраться с силами... правительство терроризируется и дезорганизуется не столько силою и смелостью наносимых ему ударов, сколько их систематичностью и последовательностью."

ИК "Народной Воли", прокламация от 22 ноября 1879 г.:"19-го ноября сего года, под Москвой на линии Московско-Курской железной дороги, по постановлению Исполнительного Комитета, произведено было покушение на жизнь Александра - II посредством взрыва царского поезда. Попытка не удалась. Причины ошибки и неудачи мы не находим удобным публиковать в настоящее время.

Мы уверены, что наши агенты и вся наша партия не будут обескуражены неудачей, а почерпнут из настоящего случая только новую опытность, урок осмотрительности, а вместе с тем новую уверенность в свои силы и в возможность успешной борьбы.

Обращаясь ко всем честным русским гражданам, кому дорога свобода, кому святы народная воля и народные интересы, мы еще раз выставляем на вид, что Александр II является олицетворением деспотизма лицемерного, трусливо-кровожадного и всерастлевающего. Царствование Александра II с начала до конца—ложь, где пресловутое освобождение крестьян кончается маковецким циркуляром, а разные правды, милости и свободы—военной диктатурой и виселицами. О начала до конца оно посвящено упрочению враждебных народу классов, уничтожению всего, чем жил и хочет жить народ. Никогда воля народа не попиралась более пренебрежительно. Всеми мерами, всеми силами это царствование поддерживало каждого, кто грабит и угнетает народ, и в то же время повсюду .в России систематически искореняется все честное, преданное народу.

...Александр II— главный представитель узурпации народного самодержавия, главный столп реакции, главный виновник судебных убийств; 14 казней тяготеют на его совести, сотни замученных и тысячи страдальцев вопиют об отмщении. Он заслуживает смертной казни за всю кровь, им пролитую, за все муки, им созданные.

Мы обращаемся ко всем русским гражданам с просьбой поддержать нашу партию в этой борьбе. Нелегко выдержать напор всех сил правительства. Неудачная попытка 19-го ноября представляет небольшой образчик тех трудностей, с которыми сопряжены даже отдельные, сравнительно незначительные эпизоды борьбы. Для того, чтобы сломить деспотизм и возвратить народу его права и власть, нам нужна общая поддержка. Мы требуем и ждем ее от России."

А.И.Желябов: "Мирный путь возможен, от террористической деятельности, я, например, отказался бы, если бы изменились внешние условия".

П.Н.Кропоткин: "Мы вполне разделяем идеи наших друзей из партии "Народной воли" о необходимости смести русское тираническое правительство. Но мы не согласны только с тем, что ниспровергнуть самодержавие можно без народных масс. Если народные массы в России остаются спокойны, если крестьяне не восстают против помещиков, что может сделать горсть революционеров? Никакая серьезная политическая революция невозможна, если она в то же время не имеет характера социально-экономической революции"

"Народная Воля, № 3, 01.01.1880:"«Новое Время»,напр., ужасно возмущалось тем, что заговорщики вели дело скрыто, с расчетом, что они теплили перед образом лампадку, имели на стене портрет царя и т. д. «Новому Времени», по-видимому, было бы желательно, чтобы заговорщики выдавили в своем доме какой-нибудь вещественный знак их стремлений, нечто в роде, напр., красного знамени, по стенам развесили бы портреты знаменитых коммунаров, картины революционного содержания, которые бросались бы в глаза каждому проходящему, и, наконец, приступая к делу, на всю ивановскую заорали бы марсельезу... Заговорщики не поступали так: на то они и заговорщики, а «Новое Время», по своей глупости, серьезно обижается на них за это.

«Новое Время», кроме того, совершенно упускает из виду, что кучка злонамеренных людей, составляющих вечный заговор против народа, всегда и везде пользовалась и пользуется наукой в своих узких, эгоистических интересах и — прямо во вред народу. Пушки-голиафы, митральезы, скорострельные ружья, разрывные пули, торпеда— все, ведь, это, выражаясь словами «Нового Времени»,—«плоды светлой мысли и честного труда», плоды, делающиеся в руках злых честолюбцев и нахалов орудиями народного разорения и несчастий.

«Новое Время» думает, что наука существует лишь для того, чтобы с помощью ее цари и жалкое меньшинство, окружающее их троны, могли угнетать народ, держать его в тягчайшем рабстве. До сего времени так почти и было. Но факт насилия еще невозможно возводить в принцип. Такой порядок вещей неестественен, дикий, к счастью человечества, долго продолжаться не может... Когда наука помогает уничтожать злых и вредных паразитов, тормозящих прогресс всего человечества, тогда она достаточно исполняет свое назначение. Взрыв 19 ноября ясно указывает, что наука начинает служить интересам народа, что поворот к лучшему совершается...

Наша французская полуофициальная газета, обращаясь к заговорщикам, говорит: «Положим, с вашей точки зрения, государь — тиран; положим, министры — его «орудия тирании», но чем же провинились перед вами представители «народа», наполнявшие шедший поезд, которых вы обрекли на верную смерть?» Во-первых, французской газетке, издающейся на русские народные деньги, прежде чем писать такие патетические передовые статьи, не мешало бы знать, что в царских поездах «представители народа» нигде не ездят, а тем паче в России. В царском поезде 19 ноября ехали не представители народа, не люди «из народа», а царские лакеи — сытая и глупая, нахальная сволочь, у которой с народом только и есть общего, что народ выбивается из сил, чтобы заработать грош, и под страхом палки и каторги отдает на их содержание свои трудовые гроши. Вся придворная орава, с царем во главе, относится к народу точно так же, как относится к нему палка, при помощи которой выколачивают у него последнюю копейку— и выколачивают, должно добавить, с жестокостью небывалою и невиданною нигде в Европе в настоящее время. Во-вторых, если бы даже в царском поезде ехали и не лакей, а какие-нибудь гоф - фурьеры, то и из этого еще не следует, чтобы заговорщики остановились из жалости к этим гоф - фурьерам. Сто тысяч русских солдат и офицеров погибли в последнюю войну от болезней, голода и холода и от неприятельского оружия. Но, право же, каждый из этих ста тысяч в частности лично ничем «не провинился» перед Турцией. На войне — как на войне..."