Шесть ступеней к вечности Казнь 5 апреля 1881 года С-Петербург, Семеновский плац Н.П.Карабчевский:
"Знаменитая артистка М. Г. Савина, жившая в то
время в конце Николаевской улицы, видела со
своего балкона весь печальный кортеж. Она
утверждала, что кроме одного, из приговоренных
Рысакова, лица остальных, влекомых на казнь, были
светлее и радостнее лиц их окружавших. Софья
Перовская своим кругловатым, детским в веснушках
лицом зарделась и просто сияла на темном фоне
мрачной процессии." Л.Плансон:
"Бедняга, видимо, сильно волновался, так как
голос его, монотонный и невыразительный, сильно
вибрировал, а бумага, по которой он читал, заметно
дрожала в его руках...Было тяжело и мучительно
стоять и слушать этот тоскливый одинокий голос,
тем более что смысла читаемого нельзя было
разобрать, а напряженным нервам казалось, что
чтение это никогда не кончится. Корреспондент "Kolnische Zeitung": "Кибальчич и Желябов очень спокойны. Тимофей Михайлов бледен, но тверд. Лицо Рысакова мертвенно-бледно. Софья Перовская выказывает поразительную силу духа. Щеки ее сохраняют даже розовый цвет, а лицо ее, неизменно серьезное, без малейшего следа чего-нибудь напускного, полно истинного мужества и безграничного самоотвержения. Взгляд ее ясен и спокоен; в нем нет и тени рисовки..." Из
материалов дела: "Легкая улыбка
отразилась на лице Желябова, когда, по окончании
приговора, палач подошел к Кибальчичу, давая
дорогу священникам, которые, в полном облачении,
с крестами в руках, взошли на эшафот. Осужденные
почти одновременно подошли к священникам и
поцеловали крест, после чего они были отведены
палачами каждый к своей веревке. Священники,
осенив осужденных крестным знаменем, сошли с
эшафота. Когда один из священников дал Желябову
поцеловать крест и осенил его крестным знаменем,
Желябов что-то шепнул священнику, поцеловав
горячо крест, тряхнул головою и улыбнулся. В.Н.Фигнер:"Я
как будто вижу эшафот, вижу Желябова. Он думает о
том, что будет дальше с "Народной волей". Вот
Кибальчич с его миролюбивой физиономией,
небольшой бородкой и не то оскорбленной, не то
презрительной полуулыбкой: он думает о своем
аэроплане." Фон Пфейль: "Началась ужасная деятельность палача, который в это время снял уже одежду и стоял в красной рубахе. Со своими помощниками он надел на головы осужденных капюшоны, которые были сшиты так, ч го шея оставалась открытой. Затем он взял грубо каждого за шею, чтобы убедиться, можно ли как следует положить петлю. Когда он подошел к Перовской, она в ужасе отступила от него, как бы защищая свою женскую честь... " Из материалов
дела: "В 9 часов 20 минут палач Фролов,
окончив все приготовления к казни, подошел к
Кибальчичу и подвел его на высокую черную скамью,
помогая взойти на две ступеньки. Палач отдернул
скамейку, и преступник повис на воздухе. Смерть
постигла Кибальчича мгновенно; по крайней мере,
его тело, сделав несколько слабых кружков в
воздухе, вскоре повисло, без всяких движений и
конвульсий. Преступники, стоя в один ряд, в белых
саванах, производили тяжелое впечатление. Выше
всех ростом оказался Михайлов. В.Тумашевский, "Новое время": "..Фролов распоряжается покойно и толково." Л.Плансон: "С расстояния, на котором я стоял около помоста, т. е. на расстоянии 7-8 саженей веревки казались очень тонкими, и я помню, среди офицеров перед началом казни велись разговоры о том, что выдержат ли они человека, особенно такого, как Михайлов, не оборвутся ли... Когда
к Михайлову подошли палачи, то он не дал им
взвести себя на поставленную лестницу, как бы
брезгуя их услугами, и, несмотря на закрытое
балахоном лицо, слегка лишь поддерживаемый одним
из палачей под локоть, сам решительно и быстро
взошел по ступеням лестницы на верхнюю площадку,
где позволил одеть на свою шею петлю. В.К.: "Вторым был повешен Михайлов. Вот тут-то и произошел крайне тяжелый эпизод, вовсе не упомянутый в отчете: не более, как через 1—2 сек. после вынутия ступенчатой скамейки из-под ног Михайлова, петля, на которой он висел, разорвалась, и Михайлов грузно упал на эшафотную настилку. Гул, точно прибой морской волны, пронесся по толпе; как мне пришлось слышать потом, многие полагали, что даже по закону факт срыва с виселицы рассматривается как указание свыше, от бога, что приговоренный к смерти подлежит помилованию; этого ожидали почти все. Несмотря на связанные руки, на саван, стеснявший его движения, и на башлык, мешавший видеть, Михайлов поднялся сам и лишь направляемый, но не поддерживаемый помощниками палача, взошел на ступеньки скамейки, подставленной под петлю палачом Фроловым. Последний быстро сделал новую петлю на укрепленной веревке и через 2—3 мин. Михайлов висел уже вторично. Секунда, две... и Михайлов вновь срывается, падая на помост! Больше прежнего зашумело море людское! Однако палач не растерялся и, повторив уже раз проделанную манипуляцию с веревкой, в третий раз повесил Михайлова. Но заметно было, что нравственные и физические силы последнего истощились: ни встать, ни подняться на ступеньки без помощи сотрудников Фролова он уже не мог. Медленно завертелось тело на веревке. И вдруг как раз на кольце под перекладиной, через которое была пропущена веревка, она стала перетираться, и два стершиеся конца ее начали быстро-быстро и заметно для глаза раскручиваться. У самого эшафота раздались восклицания: — «Веревка перетирается! Опять сорвется!» Палач взглянул наверх, в одно мгновение подтянул к себе соседнюю петлю (шестая петля предназначалась для Геси Гельфман), влез на скамейку и накинул петлю на висевшего Михайлова. Таким образом, тело казненного поддерживалось 2 веревками, что и показано совершенно ясно на рисунке, сделанном фотографом Несветевичем... " Корреспондент "Kolnische Zeitung": "Я присутствовал на дюжине казней на Востоке, но никогда не видал подобной живодерни." Корреспондент «Times»:«Все присутствующие отзываются об этой казни, как о самом безобразном зрелище, которое когда либо видно было». Из материалов
дела: "...за ним следовала Перовская,
которая, сильно упав на воздухе со скамьи, вскоре
повисла без движения..." С.Иванов:"...Особенно поразил меня один полицейский — околодочный или что-то повыше. Он пришел одним из последних, сильно взволнованный и бледный. Из долетевших до меня отдельных фраз его рассказа было видно, что он находился вблизи самого эшафота. — «Вы представьте себе,—почти громко крикнул он,— вот так женщина! Ведь сама оттолкнула скамейку и затянула на себе петлю». Эта фраза как то особенно поразила меня, и в устах полицейского свидетеля казни, показалась мне своего рода апофеозом." А.Брейтфус: "За Перовской следовал Желябов, долго бившийся в конвульсиях, описывая вольты в воздухе, и в публике опять слышался ропот: наверное петля попала на подбородок. Д. Г. Венедиктов: "Над Андреем Желябовым палач потешался: сверх обычной петли, затянутой на шее А. Желябова, палач наложил ему еще другую петлю, узлом на подбородке, что сильно удлиняло мучения повешенного. Причем палач настолько возмутил даже доктора, присутствовавшего при казни, что тот обратился с грубой бранью на палача; последний, как сообщают иностранные корреспонденты, дерзко ответил: когда я тебя повешу, то стяну как следует." Из материалов
дела: "Четвертым был казнен Желябов,
последним - Рысаков, который, будучи сталкиваем
палачом со скамьи, несколько минут старался
ногами придержаться к скамье. Помощники палача,
видя отчаянные движения Рысакова, быстро стали
отдергивать из-под его ног скамью, а палач Фролов
дал телу преступника сильный толчок вперед. Тело
Рысакова, сделав несколько медленных оборотов,
повисло, так же спокойно, рядом с трупом Желябова
и другими казненными. В.И. Дмитриева: "Холопствующая
печать злорадствовала вокруг эшафота и
упивалась описанием предсмертных судорог Софьи
Перовской, а в то же время люди, бывшие на месте
казни, рассказывали, что когда полумертвый
Михайлов дважды срывался с петли (прибавляли при
этом, будто у палача от волнения дрожали руки), то
часть солдат громко требовала его помилования и
"- налево, кругом марш" - была отправлена под
арест. Те же очевидцы сообщили, что в толпе в
разных местах возникали драки: били и тех,
которые злорадствовали и издевались над ними." А.В.Богданович, из дневника,3 апреля: "Сегодня утром, в 9 1/2 часов, совершена казнь над преступниками. Повешен первым Кибальчич. Его удачно повесили: он скоро умер. Потом Михайлов, который был четыре раза (если можно так выразиться) повешен: первый раз он оборвался и упал на ноги; второй раз веревка отвязалась, и он упал во весь рост; в третий раз растянулась веревка; в четвертый раз его пришлось приподнять, чтобы скорее последовала смерть, так как слабо была завязана веревка. Доктора его в таком положении держали 10 минут. Перовская была удачно повешена, и смерть наступила быстро, но Желябову и Рысакову пришлось довольно долго промучиться, так как палач Фролов (один-единственный во всей России палач) так был потрясен неудачей с Михайловым, что этим обоим дурно надел петлю, слишком высоко, близко к подбородку, что и замедлило наступление агонии. Пришлось их вторично спустить и повернуть узлы прямо к спинной кости и, завязав их крепче, снова их предоставить их ужасной участи. Виселица была устроена одна и на ней 6 колец, в 5-ти — веревки. Привезли преступников на позорных колесницах: Желябов и Рысаков — в одной, а Михайлов, Перовская посредине и Кибальчич — во второй. У всех были на груди доски с надписью: «цареубийца». Казнь была на Семеновском плацу. Народу было очень много, много помято людей в толпе; одна женщина за приветствование Перовской была схвачена. Она влетела от толпы в дом по Николаевской; швейцар запер за ней дверь, чтобы спасти ее, но толпа, выломав дверь, избила швейцара, а также эту даму. У нее нашли револьвер." В. Г. Саговский, смотритель Преображенского православного кладбища: "«Накануне казни 2 апреля 1881 года ко мне на кладбище явился пристав Александро-Невской части города Петербурга с каким-то штатским господином и приказал спешно приготовить в отдаленном углу кладбища общую могилу для пяти гробов. Документ на эту могилу он обещал доставить завтра. В дальнем углу кладбища на пустыре могильщики в тот же день вырыли глубокую яму. 3 апреля в 9 часов утра я согласно распоряжению пришел на станцию Обухово. Вскоре из Петербурга подкатил паровоз с одним прицепленным к нему товарным вагоном. С паровозом прибыл все тот же пристав Александро-Невской части и несколько штатских. Вагон отцепили. Паровоз ушел. В это время к вагону подошел местный пристав Шлиссельбургского участка Агафонов, который заранее был вызван на станцию. Когда открыли товарный вагон, то увидели там пять ящиков, не похожих на обычные гробы, вымазанные черной краской. Кладбищенские рабочие поставили эти ящики на дровни и повезли к церкви, но пристав Агафонов предупредил меня, что отпевание казненных запрещено. Гробы повезли к приготовленной могиле. Едва миновали церковь, как показались верховые казаки, которые неслись во всю мочь... Сотня казаков приехала охранять похороны. Казаки разделились на две шеренги и поехали сзади дровней с гробами. Привезли ящики с телами казненных к могиле и стали спускать. Ящики до того были плохи, так наскоро сбиты, что некоторые из них тут же поломались. Разломался ящик, в котором лежало тело Софьи Перовской. Одета она была в тиковое платье, в то самое, в котором ее вешали, в ватную кофту." |
Оглавление |
Персоналии | Документы
| Петербург"НВ"
"Народная Воля" в искусстве | Библиография