Владимир Германович Богораз (Тан)

Кровавые реки, веревка и плаха... <1885>
Не божий здесь алтарь и не роскошный трон... <1885>
Два пути <1886>
Проклятое кладбище <1886>
Борцу-поэту <1886>
Отрывок из неоконченной поэмы "Софья Перовская" <1886>
Современному поколению <1886>



***

Кровавые реки, веревка и плаха,
Проклятье, отчаянья стон...
Как много в бою вас погибло без страха,
О братьев святой легион!

Душил без пощады вас враг разъяренный
На каторге, в ссылке, в тюрьме,
Губили вас муки души, утомленной
Бороться с неправдой во тьме.

Вы правы, великие, славные тени!
В сознанье ошибок моих
Пред вами смиренно склоняю колени,
Простите мне слабости миг!

И призраки братьев, погибших печально,
Далеко от кровли родной,
Без слез, без объятий, без ласки прощальной,
Бессменно стоят предо мной.

Ужасен их саван, запачканный кровью;
Сверкает их огненный взор,
И жадное сердце читает с любовью
В нем мужества полный укор.

«Боец из дружины, стяжавшей геройством
Бессмертную славу себе,
Зачем ты считаешь с таким беспокойством
Ряды уцелевших в борьбе?

Зачем ты смущен, если счастье в сраженье
На миг улыбнется врагам?
Ты знаешь, судьбы неизменно решенье:
Победа достанется нам!

Смотри, как палач перепуган глубоко!
Дрожит в загрубевших руках
Зловещий топор, занесенный высоко
Над братом, поверженным в прах.

Смотри: на подмогу бойцам утомленным
Воителей племя растет
На поле, кровавым дождем обагренном,
Где мрачный стоит эшафот.

Тела их могучи, прекрасны их лица,
Их груди отвагой кипят,
И грозно сверкает в поднятой деснице
Карающий острый булат.

И только что лезвия отблеск холодный
Достигнет до недруга глаз,
Бежит он, почуяв свободы народной,
Народного мщения час!»

Кровавую злобу, и гнев, и волненье
Устав без конца выносить,
Душа захотела минуту забвенья,
Минуту покоя вкусить...

Но силу былую я чувствую снова,
И веру, и мужества жар,
И руки по-прежнему сыпать готовы
Врагам за ударом удар.

Скорее, товарищи! Сомкнутым строем
Стремительно кинемся в бой!
Мы грудью опасное место закроем,
Мы брешь загородим собой.

Со славой вернемся мы с бранного поля
Иль ляжем со славою там!
За нами судьбы неизменная воля, —
Победа достанется нам!

<1885>



***

Не божий здесь алтарь и не роскошный трон
Всесильного царя — народного кумира!..
Нет! Это эшафот громадный водружен
На горе для Руси и на позор для мира!

Внизу навалена большая груда тел...
То не из мрамора изваянные группы,
Хоть лица все бледны действительно как мел...
Нет! Это страшные, истерзанные трупы!

И тусклый блеск очей, погасших уж давно,
И эти черные зияющие раны –
Всё пахнет кровью здесь, всё смертью здесь полно,
Без театрального искусного обмана.

Вот сгибшие в бою от грозного меча,
Вот трупы бедняков, задавленных нуждою,
Вот павший от руки кровавой палача,
А это медленно замученный тюрьмою!

Над ними карликов безжалостных и злых
Толпа безумная, трепещущая... В страхе
Они цепляются к краям перил гнилых,
К ступеням и столбам, и даже к самой плахе.

А там, на высоте, позорный стул стоит,
Блестящий мишурой, насмешливо красивый,
Преступнейший из всех, в нем наглухо забит
Злодей бесчувственный, жестокий и трусливый.

Не надо надписи к позорному столбу,
Но знак, оттиснутый самой судьбы печатью,
Сияет на его широко-медном лбу...
Позор ему, позор и вечное проклятье!

<1885>


ДВА ПУТИ

Не водил я разбой по дороге большой,
Темной ночью чужих я клетей не ломал,
За родимый мой край, за народ мой родной
Я свой век загубил и в неволю попал.

Коль пошел бы я торным путем,
Мог бы почесть людскую и славу добыть,
И как полную чашу устроить свой дом,
И бессчетной казною кошель свой набить.

Но твердило всегда, не давая вздохнуть,
Ретивое не то в молодецкой груди:
«Ты оставь тот широкий, расчищенный путь,
Ты дорогой просторною той не ходи!

Этот путь проторен для князей-богачей,
Там лишь ездит боярин на борзых конях,
Развалясь на подушках в коляске своей,
Но не слышен там робкий убогого шаг. <

Есть другой. Над обрывами тянется он,
Чрез ущелья, чрез скалы крутые лежит,
И не тесаным камнем — костьми он мощен,
И не частым дождем, а слезами полит.

Там голодный и нищий бредут кое-как,
Там сироты и вдовы плетутся шажком.
Этот путь проторил горемычный бедняк,
Ты иди этим узким и трудным путем!

Кто споткнется, оступится, скатится вниз,
Кто устанет, умается — всем помогай,
И с лопатой в руке за работу берись,
И овраги и горы с землею ровняй!»

И решился я горной тропою идти,
Беспокойного сердца подслушав порыв.
Но, к несчастью, споткнувшись на трудном пути
Я скатился в глубокий, бездонный обрыв.

Не беда! Коли путь тот по скалам крутым
Не пришлось пролагать нам с лопатой в руках,
Всё ж мы будем полезны паденьем самим
И телами завалим широкий овраг!

<1886>


ПРОКЛЯТОЕ КЛАДБИЩЕ

У края столицы широкой,
За шумной чертой городской,
Кладбище стоит одиноко,
Вдали от тревоги людской.

В стенах его мрачно-унылых
Не видно ни плит, ни крестов,
И только стоят на могилах
Ряды захиревших кустов.

Оплакивать милые кости
Родные не ходят сюда,
И к другу уснувшему в гости
Друзья не зайдут никогда.

Лишь ветер осенний вздымает
Поблекшие листья горой
Да шумно метель завывает
Холодною зимней порой.

И только что полночь настанет,
Торжественный час мертвецов,
Ужасные призраки встанут
Из темных, холодных гробов.

На шее худой и бессильной
Обрывок веревки висит,
И черной землею могильной
Их саван истлевший покрыт.

Не сгладился с лиц исхудалых
Предсмертной агонии след,
И только во взорах их впалых
Сияет таинственный свет.

И, мрачные кинув жилища,
Свой тесный посмертный приют,
Они на средину кладбища
Размеренным шагом идут.

И там, на прогалине, тесно
Усевшись замкнутым кружком,
Заводят печальную песню
В угрюмом безмолвье ночном:

«Всю жизнь за народное дело
Борьбу мы без страха вели
И пали спокойно и смело
За благо родимой земли.

Не знали мы радостей жизни,
Не знали объятий любви,
И отдали в жертву отчизне
Мы лучшие годы свои.

И даже наш недруг свирепый,
Пылающий злобой слепой,
Преследует местью нелепой
Наш смертный, последний покой.

Мы шлем вам обет нерушимый,
О братьев живущая рать,
Как прежде, за край наш родимый
Бесстрашно борьбу продолжать.

Как прежде, рукою могучей
Врагов кровожадных разить
И гибелью злой, неминучей
С лихвою за нас заплатить!»

И звуки той песни согласной
Несутся сквозь сумрак ночной
Торжественно, звонко и ясно
Над спящей спокойно землей.

<1886>


БОРЦУ ПОЭТУ

Не для корысти и богатства,
Не за награду и венец –
За торжество, любви и братства
Всю жизнь свою борись, боец!

Но не бросай в разгар сраженья,
Туда, где бой кипит сильней,
Слова святого примиренья;
Залог грядущих светлых дней.

Смягчать горячею любовью
Сердца врагов — напрасный труд,
Твои слова твоей же кровью
Они с насмешкою зальют.

Бери ж скорее, грозный мститель,
Свой добрый меч и в бой спеши
И, словно ангел-разрушитель,
Чудовищ тьмы в куски кроши! <

Рази без устали и страха,
Губи врагов своей земли,
Руби сплеча, руби с размаха,
Дави конем, копьем коли!

Тебе, быть может, злую долю
Сулит неравный смертный бой,
И ты падешь на бранном поле
В крови, с разбитой головой!

Но возрастут бойцы из праха
И по твоим стопам пойдут
И вновь без устали и страха
Борьбу к победе поведут.

Тогда тебя помянут славой,
Поняв, как много ты любил,
Поняв, что ты в борьбе кровавой
Основы мира заложил...

<1886>


ОТРЫВОК ИЗ НЕОКОНЧЕННОЙ ПОЭМЫ
«СОФЬЯ ПЕРОВСКАЯ»

Письмо к матери

...Прощай, прощай! Но не вини
Меня за муки в час прощальный
И с лаской на меня взгляни
Перед разлукою печальной...
Так суждено было судьбой:
Упорной, яростной борьбой
Объята я была всецело;
Был труден путь мой, но свернуть
На путь, на пошлый путь,
Я не могла и не хотела.

И вот теперь недалеко
От искупленья рокового.
Я не жалею, я готова,
Мне так спокойно и легко!
Заутра суд, но я туда
Пойду уверенной стопою,
И в день позорного суда
Сама явлюсь судей судьею!
Всю меру лжи их я наглядно
Перед народом покажу.
И, как бичом, их беспощадно
Горячим словом поражу.

. . . . . . . . . . . .

Но память о тебе всегда
Меня терзает. Иногда
Твой образ плачущий как будто
Живой я вижу, и в минуту,
Когда суровая петля
Внезапно мне прервет дыханье
И из-под ног уйдет земля,
Последней искрою сознанья
В немой отчаянной борьбе
Я буду помнить о тебе...
Прощай, прощай! Воспоминаньем
Себя чрез меру не круши,
Не позволяй немым рыданьям
Свивать гнездо на дне души.

И только изредка грусти —
Спокойно, тихо и без страсти,
И тень мою тогда почти
Словами тихого участья...
Теперь во имя нашей нежной
Всепримиряющей любви
Меня на подвиг неизбежный
В последний раз благослови.

<1886>


СОВРЕМЕННОМУ ПОКОЛЕНИЮ

Пора недавняя, сияющая славой,
Великой доблести исполненные дни,
Волненье жаркое и пыл борьбы кровавой, —
Безвременно ушли в прошедшее они.

Какие подвиги! Не хочет верить разум
Тому, о чем с трудом передает язык,
И замирает дух, взволнованный рассказом,
И с уст срывается восторга страстный крик.

Бойцы бесстрашные, титаны, а не люди,
России лучший цвет, как будто на подбор, —
Сомкнувшись в тесный строй, выдерживали грудью
Врагов бесчисленных озлобленный напор.

И все они легли в разгаре страшной битвы
На грудь широкую вскормившей их земли;
Их не спасли страны измученной молитвы
И наши слезы не спасли.

А мы, дававшие священные обеты
Вчера, над свежими могилами бойцов,
Мы предали врагу великие заветы,
Наследье славное погибших мертвецов!

Герои жалкие, приниженные братья,
Сердца холодные, бессильные умы,
Пигмеи слабые, не страстного проклятья —
Плевка заслуживаем мы.

Создавши полосу короткого покоя
Меж двух периодов отчаянной борьбы,
Мы жизнь свою влачим с холодною тоскою,
В пыли лежащие рабы.

Великой мыслию мы землю не осветим,
На дело славное у нас не хватит сил,
Наследство скудное мы завещаем детям
За дверью близкою зияющих могил.

И с негодующим, язвительным укором,
Над нашим именем ругаясь и смеясь,
Нас заклеймят они заслуженным позором
И нашу память втопчут в грязь.

И наше пошлое, пустое поколенье,
Совсем забытое, исчезнет без следа,
И вновь появятся великие стремленья,
И старая любовь, и старая вражда...

<1886>

ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ

Мы сами копали могилу свою,

Готова глубокая яма;

Пред нею мы встали на самом краю:

"Стреляйте же верно и прямо!

Пусть в сердце вонзится жестокий свинец,

Горячею кровью напьется,

И сердце не дрогнет, но примет конец, -

Оно лишь для родины бьется".

В ответ усмехнулся палач-генерал:

"Спасибо на вашей работе,

Земли вы хотели - я землю вам дал,

А волю на небе найдете..."

- "Не смейся, коварный, жестокий старик,

Нам выпала страшная доля;

Но выстрелам вашим ответит наш крик:

"Земля и народная воля!"

Мы начали рано, мы шли умирать,

Но скоро по нашему следу

Проложит дорогу товарищей рать -

Они у вас вырвут победу.

Как мы, они будут в мундире рабов,

Но сердцем возлюбят свободу,

И мы им закажем у наших гробов:

"Служите родному народу!

Старик кровожадный! Ты носишь в груди

Не сердце, а камень холодный;

Вы долго вели нас, слепые вожди,

Толпою немой и голодной.

Теперь вы безумный затеяли бой

В защиту уродливой власти;

Как хищные волки, свирепой гурьбой,

Вы родину рвете на части.

А вы, что пред нами сомкнули штыки,

К убийству готовые братья!

Пускай мы погибнем от вашей руки,

Но вам мы не бросим проклятья!

Стреляйте вернее, готовься, не трусь,

Кончается наша неволя;

Прощайте, ребята! Да здравствует Русь,

Земля и народная воля!"

(1906)

ПРИМЕЧАНИЯ

Кровавые реки, веревка и плаха... Впервые в легальной печати с ценз. купюрами, под загл. «Призыв»: Тан. Стихотворения. 3-е изд. Спб., 1906 (с ошибочной датой: 1886).

Не божий здесь алтарь и не роскошный трон... Авторство устанавливается сообщением В. Г. Богораза А. А. Шилову. Злодей бесчувственный, жестокий и трусливый — Александр III.

Два пути. Проклятое кладбище. Авторство устанавливается сообщением В. Г. Богораза А. А. Шилову.

Борцу-поэту. Авторство устанавливается сообщением В. Г. Богораза А. А. Шилову.

Отрывок из некоконченной поэмы «Софья Перовская». Авторство устанавливается сообщением В. Г. Богораза А. А. Шилову. Задуманная большая поэма осталась неоконченной. Написанный отрывок представляет собою вольное переложение письма, посланного С. Перовской матери из тюрьмы 22 марта 1881 г., незадолго до суда.

Современному поколению. Листовка, изд. московским народовольческим кружком М. Р. Гоца в сентябре-октябре 1886 г. в летучей тип. А. И. Сиповича и Н. Ф. Дмитриева. Предназначалось для сб. «Отголоски революции», но после разгрома таганрогской типографии было передано в сб. «Стихи и песни», но в сб. не вошло. Листовка считалась утраченной, однако еще в 1925 г. была перепеч. в сб. «Красный декабрь: От 14 декабря 1825 г. к декабрю 1905 г.: Революционные мотивы рус. поэзии» / Сост. Н. Л. Бродский и В. Л. Львов-Рогачевский (Л., 1925). Экз. листовки, обнаруженный в ЦГАОР, заново опубл. Е. Г. Бушканцем (Неизвестные памятники революционной поэзии 1880-х годов // «Русская литература». 1962, № 1. С. 233—235). В стихотворении заметно влияние «Думы» (1838) Лермонтова.