front3.jpg (8125 bytes)


НИКОЛАЙ ПЛАТОНОВИЧ ОГАРЕВ

(1813-1877)


Родился 24 ноября 1813 г. в Петербурге. В середине 1820-х гг. подружился с А. И. Герценом, дружба продолжалась всю жизнь. В 1834 г. вместе с Герценом арестован по "Делу о лицах, певших в Москве пасквильные песни" и после 10-месячного заключения выслан в пензенское имение своего отца под надзор полиции. В 1839 вернулся из ссылки, через два года на несколько лет уехал за границу. Вернувшись в Россию, поселился в деревне, оформил освобождение своих крепостных, отпущенных им на волю еще в 1839, и занялся организацией фабрик для безземельных крестьян. В 1850 вновь арестован и отдан под надзор полиции. В 1856 эмигрировал в Англию, где вместе с Герценом принял участие в создании Вольной русской типографии, сотрудничал в "Полярной звезде" (№ 1-7, Лондон, 1855-1862; № 8, Женева, 1868), был инициатором издания газеты "Колокол" (1857-1865, Лондон; 1865-1867, Женева), и тайного общества "Земля и воля" (1861-1864, проект не был до конца осуществлен). В 1865 г. переехал в Женеву, где руководил переведенной туда Вольной типографией. После смерти Герцена вернулся в Англию. Умер в нищете 31 мая 1877 г. в Гринвиче.

Произведения Огарева широко вошли в обиход русской вольной поэзии со второй половины 1850-х годов, благодаря деятельности Вольной русской типографии.


1849 год (1849)
Предисловие <к "Колоколу"> (1857)
Напутствие <1858>
С того берега (1858)
Современное (1858)
Памяти Рылеева (1859)
Михайлову (1861)
Забытье (1862)
Мысли россиянина (1863)
"Сим победиши" (1863)
Надгробное (1866)
До свиданья (1867)
Студент (1868?)
Восточный вопрос в панораме (1869)
Царские указы (1869)
Мужичкам (1869)
Встреча (1869)
Размышления русского унтер-офицера перед походом (1869)

Арестант (1850)
Гой ребята, люди русские! (1869)
Свобода (1858)

1849 ГОД

Вы знаете: победа дряхлой власти
Свершилася. Погибло, как мятеж,
Свободы дело, рушилось на части,
И деспотизм помолодел и свеж.
Безропотно, как маленькие дети,
Они свободу отдали тотчас,
В смущении боясь отцовской плети,
И весь восторг, как шалость, в них погас.

Вы знаете: в Европе уже ныне
Не сыщется ни одного угла,
Где б наша жизнь, верна своей святыне,
Светло и мирно кончиться могла.
Вы не зарезались? Еще, быть может,
Жить хочется? Так что ж? Скорей, скорей!
Бегите в степь, где разве вихрь тревожит,
В Америку — туда, где нет людей!
И, до седин бесплодно доживая,
С отчаяньем в груди умрите там,
Забыть стараясь и не забывая,
Что всё, что в жизни было свято вам:
Мечты, свободы, ваши убежденья
Не нужны никому — и все замрут,
Как всякие безумные мученья,
Как всякий мозга бесполезный труд!

1849

«Полярная звезда» III. Лондон, 1857; Огарев Н. П. Стихотворения. Лондон, 1858; "Лютня II: Потаенная литература XIX столетия" / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1874.

ПРЕДИСЛОВИЕ <К "КОЛОКОЛУ">

Россия тягостно молчала,
Как изумленное дитя,
Когда, неистово гнетя,
Одна рука ее сжимала;
Но тот, который что есть сил
Ребенка мощного давил,
Он с тупоумием капрала
Не знал, что перед ним лежало,
И мысль его не поняла,
Какая есть в ребенке сила:
Рука ее не задушила -
Сама с натуги замерла.

В годину мрака и печали,
Как люди русские молчали,
Глас вопиющего в пустыне
Один раздался на чужбине;
Звучал на почве не родной -
Не ради прихоти пустой,
Не потому, что из боязни
Он укрывался бы от казни,
А потому, что здесь язык
К свободномыслию привык -
И не касалася окова
До человеческого слова.

Привета с родины далекой
Дождался голос одинокой,
Теперь юней, сильнее он...
Звучит, раскачиваясь, звон,
И он гудеть не перестанет,
Пока - спугнув ночные сны -
Из колыбели тишины
Россия бодро не воспрянет
И крепко на ноги не станет!
И, непорывисто смела,
Начнет торжественно и стройно
С сознаньем доблести спокойной,
Звонить во все колокола.

Май или июнь 1857

"Колокол". Лондон, 1857, 19 июня (1 июля). "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений" / Изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1869, без подписи. Огарев Н. П. Стихотворения. Лондон, 1858, под загл. "Предисловие к "Колоколу"" (окончательный текст); "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений" / Изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1869; "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений", 5-е изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1879.


НАПУТСТВИЕ

Научите немудрых.

Забудь уныния язык!
Хочу - помимо произвола, -
Чтоб ты благоговеть привык
Перед святынею глагола.

Мне надо, чтобы с уст твоих,
Непразднословных и нелживых,
Звучал поток речей живых,
Как разум ясных и правдивых.

Отбрось рабов обычных школ -
И книжника, и фарисея:
Пред ними истины глагол
Проходит, власти не имея.

Учи того, кто не успел
С ума сойти в их жизни ложной,
Кто жаждет, искренен и смел,
Рассудка простоты несложной.

Глагол - орудие свободы,
Живая жизнь, которой днесь
И вечно движутся народы...
Проникнись этой мыслью весь!

Готов ли?.. Ну! Теперь смотри,
Ступай по городам и селам
И о грядущем говори
Животрепещущим глаголом.

<1858>

Огарев Н. П. Стихотворения. Лондон, 1858. Напутствие: (Научите немудрых!). Женева: тип. Л. Чернецкого, 1869, сент.-окт., без подписи (листовка); "Лютня II: Потаенная литература XIX столетия" / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1874. Печ. по тексту листовки.

С ТОГО БЕРЕГА

Молчат. Топор блеснул с размаха,
И отскочила голова.
Все в поле охнуло. Другая
Катится вслед за ней, мигая.

Пушкин. "Полтава".

На утесе на твердом сижу я и слушаю:
Море темное плещет, колышется;
И хорош его шум, и безрадостен,
Не наводит на помыслы светлые.
Погляжу я на берег на западный -
И тоска берет, отвращение;
Погляжу я на дальний на восток -
Сердце бьется со страхом и трепетом.
Голова так и клонится на руки,
И я слушаю, слушаю волны - да думаю,
А что думаю - говорится вслух,
Не то оно песня, не то сказание.

Погляжу я на берег на западный, -
Вот что было там, что случилося.
Мерзлым утром рано-ранехонько
Выступали полки, шли по улице;
Громко конница шла, стуча копытами,
Мерно пехота шла, раз в раз, не сбиваяся;
Гул тяжелый несся от поступи.
Барабаны трещали без умолку,
Впереди несли знамя военное,
А на знамени орел сидит,
А орел - птица кровожадная!
А пришли полки, стали на площадь,
Средь площади плаха воздвигнута.
За полками народу тьма тьмущая;
Все на плаху глядят и безмолвствуют.
Тишина была страшная, гробовая.
Вот на площадь ввели двух колодников,
Что задумали подорвать кесаря;
Не хотели они орла кровожадного
Али ястреба, падалью сытого.
Вот ввели их, двух колодников,
А ввели их со солдатами,
А солдаты со саблями с обнаженными -
Для двух скованных сила грозная!
И пришли они, два колодника,
По морозцу пришли босоногие,
Два попа им лгали милость божию.
И пришли они, два колодника,
А затылки у них острижены,
Топору чтоб помехи не было.
И надели на них, на колодников,
Покрывало черное на каждого:
За отцеубийство казнить их велено.

Да отец-то где ж, вы скажите мне?
Разве тот отец, кто казнить велит,
Кто казнить велит, а не миловать?
Ах, лжецы вы, лжецы окаянные!
Погляжу на вас да послушаю -
Так с отчаянья индо смех берет.
И пошли на плаху колодники.
Шли спокойно они и безропотно,
Перед смертью только воскликнули:
"Эх! да здравствует наша родина
И другая страна, столь любимая,
Где теперь мы слагаем головы,
А в любви к ней не раскаялись!"
И попадали обе головы,
И палач склал обе головы в мешок,
А безглавые тела повалил на телегу,
Повезли спозаранку к ночлегу.

И безмолвный народ по домам пошел,
Кто понурясь пошел с горькой горестью,
А иной был рад, что бог милость дал
Увидать на веку дело редкое.
Постояли полки - делать нечего,
И пошли опять стройной выстройкой,
Только гул стонал от их поступи.
Впереди несли знамя военное,
A на знамени орел сидит,
А орел - птица кровожадная!

Кровожадная она и не новая:
В стары годы ее на знамени
Гордо-лютые носили римляне.
И у них был Брут, убил кесаря,
И была ему слава великая.
Да не впрок пошло убиение, -
Сам народ был раб, по душе был раб,
И пошли все кесари да кесари;
Много крови лилось человеческой...
Сказка старая, невеселая!

Погляжу я на дальний на восток:
Там мое племя живет, племя доброе.
Кесарь хочет ему сам свободу дать,
Хочет сам, да побаивается.
Если кесарь сам нам свободу даст,
Он не кесарь - новый дух святой!
Ну! да как же кесарю нам свободу дать?
У него всё ж орел на знамени:
Дух святой являлся в виде голубя,
А орел - птица кровожадная!
Верить хочется - и не верится,
С думы сердце в груди надрывается.

И всё жаль мне их - этих двух людей,
Что сложили свои головы
Так спокойно и так доблестно,
Перед смертью только воскликнули:
"Эх! да здравствует наша родина
И другая страна, столь любимая,
Где теперь мы слагаем головы,
А в любви к ней не раскаялись!"

Моя песня - не просто сказание,
Моя песня - надгробное рыдание
По людям, убиенным за родину,
За любовь к воле человеческой,
По мученикам, по праведным,
Святой вольности угодникам.
Моя песня - не просто сказание,
Моя песня - надгробное рыдание:
Из груди она с болью вырвалась,
От глубокой тоски сказалася...
Ты лети ж, моя песня скорбная,
Через море, море шумное,
Долетай до людских ушей,
Пусть их слушают хотя-нехотя.
Кто в душе грешон - тот пусть бесится,
До него мне и дела нет;
А прямая душа - пусть прочувствует,
Горькой думою призадумается.
А не тронешь из них ни единого, -
Лучше ж, песня ты моя скорбная,
Потони ты в плеске волн морских,
Без следа развейся по ветру.

Март - апрель 1858

"Колокол". 1858, 19 апр. (1 мая). Л. 14. Огарев Н. П. Стихотворения. Лондон, 1858; "Лютня II: Потаенная литература XIX столетия" / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1874.


СОВРЕМЕННОЕ

Вот Семен Авдеич
Крикнул, зло немножко:
"Филька!.. ерофеич!..
Всё сосет под ложкой.
Ты, дурак, скажи-ка -
Врал там кто с тобою,
Даст-де царь великой
Волю да с землею?
Что ж? Поверил сдуру?
А? Холопья морда!
Ты свою фигуру
Держишь больно гордо.
Эдак мне умыться
От тебя, крамольный,
Скоро не добиться:
Скажешь - я-де вольный!
Ну! вы что от воли
Ждете за послугу?
Излениться, что ли,
Да и спиться с кругу?
Чай, мой дед недаром
Вас купил с землями
И причислен к барам:
Нажил все трудами;
Долго службу правил,
Исполнял веленья
И себе составил
Важное именье.
Ну! С твоей ли рожей
Станешь ты вдруг волен?
Спи себе в прихожей
Да и будь доволен!"

"Эх! Семен Авдеич!
Успокойтесь, барин,
Пейте ерофеич,
Век у нас бездарен.
Те, к царю кто ближе,
Наши лиходеи,
Думают как вы же,
Тупы и злодеи.
Неизвестно, что ли, -
Там все разговоры:
Не дадут нам воли
Панины да воры;
Так восторжествуют,
Так подпустят шпильку,
Что кругом надуют
И царя, и Фильку!"

Август 1858

"Колокол". 1858, 3 (15) авг. Л. 21, без подписи.


ПАМЯТИ РЫЛЕЕВА

В святой тиши воспоминаний
Храню я бережно года
Горячих первых упований,
Начальной жажды дел и знаний,
Попыток первого труда.
Мы были отроки. В то время
Шло стройной поступью бойцов
Могучих деятелей племя
И сеяло благое семя
На почву юную умов.

Везде шепталися. Тетради
Ходили в списках по рукам;
Мы, дети, с робостью во взгляде,
Звучащий стих свободы ради,
Таясь, твердили по ночам.
Бунт, вспыхнув, замер. Казнь проснулась.
Вот пять повешенных людей...
В нас сердце молча содрогнулось,
Но мысль живая встрепенулась,
И путь означен жизни всей.

Рылеев мне был первым светом...
Отец! по духу мне родной -
Твое названье в мире этом
Мне стало доблестным заветом
И путеводною звездой.
Мы стих твой вырвем из забвенья
И в первый русский вольный день,
В виду младого поколенья,
Восстановим для поклоненья
Твою страдальческую тень.

Взойдет гроза на небосклоне,
И волны на берег с утра
Нахлынут с бешенством погони,
И слягут бронзовые кони
И Николая, и Петра.
Но образ смерти благородный
Не смоет грозная вода,
И будет подвиг твой свободный
Святыней в памяти народной
На все грядущие года.

1859

Рылеев К. Ф. Думы и стихотворения. Лондон, 1860, в качестве посвящения.

МИХАЙЛОВУ

Сон был нарушен. Здесь и там
Молва бродила по устам,
Вспыхала мысль, шепталась речь -
Грядущих подвигов предтечь;
Но, робко зыблясь, подлый страх
Привычно жил еще в сердцах,
И надо было жертвы вновь -
Разжечь их немощную кровь.
Так, цепенея, ратный строй
Стоит и не вступает в бой;
Но вражий выстрел просвистал -
В рядах один из наших пал!..
И гнева трепет боевой
Объемлет вдохновенный строй.
Вперед, вперед! Разрушен страх -
И гордый враг падет во прах.

Ты эта жертва! За тобой
Сомкнется грозно юный строй,
Не побоится палачей,
Ни тюрьм, ни ссылок, ни смертей.
Твой подвиг даром не пропал -
Он чары страха разорвал;
Иди ж на каторгу бодрей,
Ты дело сделал - не жалей!

Царь не посмел тебя казнить...
Ведь ты из фрачных... Может быть,
В среде господ себе отпор
Нашел бы смертный приговор...
Вот если бы тебя нашли
В поддевке, в трудовой пыли -
Тебя велел бы он схватить
И, как собаку, пристрелить.
Он слово "казнь" не произнес,
Но до пощады не дорос,
Мозг узок и душа мелка -
Мысль милосердья далека.

Но ты пройдешь чрез те места,
Где без могилы и креста
Недавно брошен свежий труп
Бойца, носившего тулуп.
Наш старший брат из мужиков,
Он первый встал против врагов,
И волей царскою был он
За волю русскую казнен.
Ты тихо голову склони
И имя брата помяни.

Закован в железы, с тяжелою цепью,
Идешь ты, изгнанник, в холодную даль,
Идешь бесконечною снежною степью,
Идешь в рудокопы на труд и печаль.

Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.

И верь неослабно, мой мученик ссыльный,
Иной рудокоп не исчез, не потух -
Незримый, но слышный, повсюдный, всесильный
Народной свободы таинственный дух,

Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.

Он роется мыслью, работает словом,
Он юношей будит в безмолвье ночей,
Пророчит о племени сильном и новом,
Хоронит безжалостно ветхих людей.

Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.

Он создал тебя и в плену не покинет,
Он стражу разгонит и цепь раскует,
Он камень от входа темницы отдвинет,
На праздник народный тебя призовет.

Иди ж без унынья, иди без роптанья,
Твой подвиг прекрасен и святы страданья.

1861

"Колокол". 1862, 3 (15) янв. Прибавление к л. 119/120. "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений" / Изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1869; "Лютня II: Потаенная литература XIX столетия" / Изд. Э. Л. Каспровича. Лейпциг, 1874; "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений", 5-е изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1879; "Новый сборник революционных песен и стихотворений". Париж, 1898 - во всех изд., за исключением "Колокола" и "Лютни II", в составе двадцати четырех заключительных ст. (со ст. "Закован в железы, с тяжелою цепью..."), с пометкой (кроме "Нового сборника революционных песен и стихотворений"): "На голос: "Среди долины ровныя"". Этот отрывок прочно вошел в репертуар русской революционной песни.


ЗАБЫТЬЕ

Я сплю иль нет?.. Что это - ночь иль день?
Пора ли встать? Иль медленная лень
Даст мне понежиться и члены порасправить
И полусонный мозг на волю грез оставить?
День без утра, иль утро без зари...
Опять туман! Куда ни посмотри -
Сырое реянье в протяжном колебанье...
Всё зыбь - как на море. Я, точно наяву,
Куда-то вдаль на корабле плыву -
С волны и на волну в размеренном качанье.
Исчезли берега, в тумане небеса,
И только плеск кругом, все только плеск бессвязный,
Безостановочный, глухой, однообразный,
Да ветер свищет в паруса.

Куда плыву? С чего сердечный трепет?
Не близки ли знакомые края?
И ты не лжешь - надежды тайный лепет?
Чу - в воздухе морозная струя!
Туман упал под ледяным дыханьем,
И ярко блещет день ликующим сияньем.
Передо мной лежит и искрится вдали
Равнина белая в серебряной пыли;
По ней, где кучками, а где поодиночке,
Чернеются рассеянные точки -
Дома, деревни, города,
И люди жмутся, как стада.

Прощай, плавучий дом с свободным, красным флагом!..
На лед прибережный ступил я скользким шагом,
И, пробираяся утоптанной тропой,
Я миновал сугроб, метелью нанесенный,
И выхожу на путь, санями улощенный...
Печален плоский край с замерзшею рекой!
Безвестным странником вхожу я в город людный,
Прямые улицы, высокие дома...
Знакомый мне дворец, знакомая тюрьма,
И медный богатырь в посадке многотрудной,
Сто лет уже взмощенный на гранит,
На медной лошади безмолвие хранит.
А люди около мелькают постоянно:
Курьеры вскачь спешат, как на пожар,
Летит жандарм - архангел царских кар;
Чернильный мученик - чиновник бесталанный -
Пешком усердствует со связкою бумаг;
Идут ряды солдат - сто ног в единый шаг,
И всюду суета да грохот барабанный...
Лишь редкий гость - брадатый раб, мужик -
Сторонится и головой поник,
Глядя в унынии на город чужестранный.
Бывало, тоже гость, невольный иль незваный,
Тоскуя, проклинал я бледный небосклон,
Мундиры и гранит, весь новый Вавилон
И мерил с ужасом его тупую силу...
Теперь, я знаю, он - торопится в могилу.

Толпа стоит без шляп - и в санках проскакал,
В шинели до ушей, какой-то генерал -
Вид озабоченный, военная посадка,
И зыбкость помысла, и робкая оглядка...
Знакомым призраком он показался мне,
Его, мне помнится, я видел - но во сне.
То было в ночь, темно сошедшую в молчанье,
Над целою страной, томившейся в страданье,
То было в ночь, вослед за незабвенным днем,
Когда все в трауре, с торжественным пеньём
Огромного венчанного злодея Похоронили не жалея;
В ту ночь, во сне, передо мной стоял,
В порфире и венце, вот этот генерал...
Ступай себе пока!.. А мне своя дорога.

И я на тройке быстроногой
Скачу по скатам и холмам
Да по бревенчатым мостам,
То полем безрубежно-белым,
То бором мрачно-поседелым.
По глади снежной тройка мчит,
Через ухаб, нырнув, летит,
Метет и жмется по сугробью,
И колокольчик мелкой дробью
И замирает, и звенит.
И гаснет день, и звезды ночи -
Небес бесчисленные очи -
Сквозь тьму глядят на белый путь,
Но мне не время отдохнуть.
Пусть дни и ночи, свет со тьмою,
Бегут, чредуясь меж собою, -
Не успокоюсь до конца,
С упорством вечного гонца;
Пренебрегу, покуда можно,
Пока не слег в тиши гробов,
Дороги усталью тревожной,
Седою усталью годов.
И идут дни, и следом идут ночи,
Уж холод сдал, и слышу я весну;
Посыпал дождь в замену мокрых клочий,
И рыхлый снег утратил белизну.
Полозья в земь ударились с упором...
Седлай коня! И дальше в путь!
И в топь, и вплавь, по кочкам и зажорам -
Я проберуся как-нибудь!
Чернеет почва из-под снегу,
Ручьи сбегают в глубь долин,
И речка мутная с разбегу
Уносит вдаль обломки льдин.
Уже поля рядиться стали
В зеленый полог озимей,
Листом по роще зашептали
Побеги свежие ветвей;
Уж первый гром затих с раскатом,
Облекся вечер мирным златом;
При лунном трепете лучей
Защелкал первый соловей.

О! как баюкает томленьем сладострастья
Весенней неги мягкий звук!
Но мне не до него! Я вырос вон из счастья,
Мне нужен толк да сила рук.
Мой путь с утра идет дремучим бором...
А вот и ночь, и скат береговой,
Река - что море: не окинешь взором,
И месяц всплыл над синей мглой.
Внизу у отмели пологой
Стоит бурлак с ладьей убогой.
Бурлак, вези! Пора пришла!
Ладья скользит, и волны мчатся,
И брызги искрами дробятся
Под взмахом мощного весла.
Плыву, молчу от ожиданья,
От нетерпенья и желанья,
А тут и волны, и луна,
И плеск, и блеск, и тишина...

Свежеет воздух, ночь бледнеет,
И сумрак трепетный редеет.
Заря, заря! Я различить могу
Кусты на дальнем берегу.
И вижу я: стоит толпа народа,
Кричат: "Скорей! сюда! сюда! свобода!"
И голос, точно дальний зов,
Поет... и песня так знакома!..
И подхватили с силой грома
Ее сто тысяч голосов:

"Из-за матушки за Волги,
Со широкого раздолья,
Поднялась толпой-народом
Сила русская сплошная.
Поднялась спокойным строем
Да как кликнет громким кличем:
Добры молодцы, идите,
Добры молодцы, сбирайтесь -
С Бела-моря ледяного,
Со степного Черноморья,
По родной великой Руси,
По Украйне по казацкой!
Отстоим мы нашу землю,
Отстоим мы нашу волю,
Чтоб земля нам да осталась,
Воля вольная сложилась,
Барской злобы не пугалась,
Властью царской не томилась!.."

Ладья причалила, я выпрыгнул на берег...

Первая половина 1862

"Полярная звезда" VII, вып. 2, Лондон, 1862. "Свободные русские песни". Берн, 1863; "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений" / Изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1869; "Вольный песенник". Вып. 2. Женгева, 1870; "Сборник новых песен и стихов". Женева, 1873; "Работник". 1876, № 13, под загл. "Песни о Земле и Воле"; "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений", 5-е изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1879 - во всех изд. только заключительная песня "Из-за матушки за Волги".


МЫСЛИ РОССИЯНИНА
ПРИ ЧТЕНИИ УКАЗА O ПРЕКРАЩЕНИИ ОБЯЗАТЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ КРЕСТЬЯН К ПОМЕЩИКАМ В ЗАПАДНЫХ ЧЕТЫРЕХ ГУБЕРНИЯХ И ЧЕТЫРЕХ УЕЗДАХ

1

Эх ты, царь наш батюшка,
Александр Второй!
Знать, и вправду бубны-то
Славны за горой.
Знать, покуда в Питере
Тешили слова,
Думал ты, пируючи:
"Всё, мол, трын-трава!
И в освободители
Попаду, мол, я,
И с моими барами -
Будем мы друзья.
Мужику помажу я
Медом по усам,
А другой-де воли я
Всё ж ему не дам.
В некой постепенности
Отыщу матерью
Удоблетворить зараз
Всю мою имперью..."

2

Эх ты, царь наш батюшка,
Я простой мужик -
И к словам заморскиим
Вовсе не привык.
Мне бы как попроще-то:
Посулил - подай,
Хочешь да - скажи, а нет -
Рта не разевай.
В промежутке пустошном
Между да и нетом
Смыслу не найти тебе
С всем твоим Советом.
Был бы ты, царь-батюшка,
Сам себе не враг, -
Верно, не втесался бы
В постепенный мрак,
А с начала с самого
Нам бы землю дал,
Без оброков-выкупов

3

Всех бы развязал.
Ты пойми царь батюшка
Испужавшись ляха,
Ты ведь за развязку-то
Вдруг взялся со страха.
Страх - советник плохонькой,
Не волён в мыслях
И, глаза зажмуривши,
Бродит всё впотьмах.
Страх в российском воинстве
Уничтожил строй
И пустил солдатушек
На простой разбой;
Так что победятся-то
Ляхи не войсками,
А сдадутся - будут в том
Виноваты сами.
С страху ты, царь-батюшка,
Русским на проклятье
Бросился украдкою
В прусские объятья;
С поганью немецкою
Заключил союз,
Хныча, словно махонькой:
"Дяденька, боюсь!"

4

И теперь со страху же
Хочешь ты, чтоб пан
Лапою казенною
Брал оброк с крестьян.
Да смотри: не поздно ли
Ты взялся за ум?
Да и ум не выйдет ли
Только наобум?
Кто к уставной грамоте
Руку приложил -
По указу надобно,
Чтобы рубль платил;
Кто же не подписывал,
Был тебе противен -
Тот заплатит с скидкою
Только восемь гривен:
Стало быть, царь-батюшка,
Уж такой уряд -
Кто тебя послушался,
Тот и виноват.
Племена литовские
Идут бунтовать -
Ты крестьян от панщины
Хочешь развязать.
А как между русскими
Бунта еще нет -
Ну, так переходностью
Сжать их на сто лет,
Чтобы царской милости
Век был русский барин
За неразвязание
Очень благодарен.

5

Н у, с Литвой как рядышком
Если наш народ
В неповиновении
Выгоду поймет?
Если Псков да Новгород
Да смоленский люд,
А потом московские
К ним же подойдут;
Да по всей империи
Русский весь народ
На неправосудие
Вдруг возопиет:
"Ну-тка, царь, развязывай!"
Нет, уж тут с рубля
Двадцатью копейками
Отлынять нельзя!
Видишь ли, царь-батюшка,
В страхе нет добра,
С ним - чего мудреного -
Побежишь с двора.
Знамо, тучу божию
Не сшвырнешь на вилах -
Ты сознайся попросту,
Что владать не в силах,
Обратись-ка к земщине,
Созови собор,
Да народных выборных
Слушай приговор;
Слушай во смирении,
Головой склонись,
Разуму народному
Сам-то поучись.
Да спеши, царь-батюшка,
Чтоб не запоздать
Не пришлось бы земщину
Без тебя сзывать!

6

Если я, царь-батюшка,
Что сказал не в лад -
Ты уж не взыщи на мне,
Я не виноват.
Твой покойный тятенька
Человек был строг,
Всех, кто был пограмотней,
Гнул в бараний рог.
Мы учились без толку,
Как-то на авось...
Впрочем, свет царь-батюшка,
Ты меня не бось.
Человек я маленький,
Смирный, не буян,
Чином не запятнанный
И не из дворян.
Я не вор, не взяточник,
Не шпион какой,
Купленный и проданный,
А мужик простой...
Пока верноподданный.

Фирс(1) Холмогоров

1863

(1) Я, люди добрые, именинник бываю 14 декабря; милости просим закусить.

"Общее вече. Прибавление к "Колоколу"". Лондон, 1863. 3 (15) апр., № 14, подпись: Фирс Холмогоров. "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений" / Изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1869; "Вольный песенник". Вып. 2. Женева, 1870, под загл. "Мысль россиянина при чтении указа о воле", ст. 1- 20, существенно переработанные; "Лютня: Собр. свободных русских песен и стихотворений", 5-е изд. Э. Л. Каспровича, Лейпциг, 1879.

"СИМ ПОБЕДИШИ"

(Ответ писавшему "Братское слово", "Колокол", № 171)

Мой друг, твой голос молодой
Отводит душу, сердце греет,
И призрак пал передо мной,
И дух уныния слабеет.
А есть с чего сойти с ума
Или утратить силу веры -
Так зверств и подлостей чума
Россией властвует без меры!

И вот пришло на память мне,
Как в старину, никем не знаем,
Бывал, спасаясь в тишине,
Отшельник адом искушаем.
Из тьмы углов, из черной мглы,
Из-за полуночной завесы,
И отвратительны и злы,
Его смущать являлись бесы,
А он крепился и мужал
И призрак верой побеждал.

Мой друг твои голос молодой
Отводит душу, сердце греет,
И призрак пал передо мной,
И дух уныния слабеет,
И верю, верю я в исход
И в наше светлое спасенье,
В землевладеющий народ
И в молодое поколенье.
И верю я - невдалеке
Грядет, грядет иная доля,
И крепко держится в руке
Одна хоругвь - Земля и Воля!

Сентябрь или октябрь 1863

"Колокол". Лондон, 1863, 20 окт. (1 нояб.). Л. 172.

НАДГРОБНОЕ

Что тебя прихлопнуло
Старый генерал?
Совесть ли проснулася?
Царь ли обругал?

Видишь, как бы ни было,
Будь хотя подлец,
А кондрашка все-таки
Хватит наконец.

И хватил насмешливо,
Не уважив чин,
Накануне именно
Царских именин.

И равно ни холодно
И ни горячо,
Есть Андрей с брильянтами
Иль через плечо.

Вот мораль из этого -
Будь ты хоть палач,
А издохнешь все-таки,
Злобствуй или плачь.

Сентябрь 1866

"Вольный песенник". Вып. 2. Женева, 1870, без подписи.

ДО СВИДАНЬЯ

Смолкает "Колокол" на время,
Пока в России старый слух
К свободной правде снова глух,
Пока помещичее племя
Царю испуганному в лад
Стремится всё вести назад.
И вновь касается окова
До человеческого слова.
Но вспять бегущая волна
Не сгубит дерзостным наплывом
Раз насажденные по нивам
Свободы юной семена.

Смолкает "Колокол" на время,
Но быстро тягостное бремя
Промчится, как ненужный сон,
И снова наш раздастся звон,
И снова с родины далекой
Привет услышится широкой,
И, может, в наш последний час
Еще светло дойдет до нас -
Как Русь торжественно и стройно,
И непорывисто смела,
С сознаньем доблести спокойной
Звонит во все колокола!

Июнь 1867

"Колокол". Женева, 1867, 19 июня (1 июля). Л. 244/245.

СТУДЕНТ

Молодому другу Нечаеву

Он родился в бедной доле,
Он учился в бедной школе,
Но в живом труде науки
Юных лет он вынес муки.
В жизни стала год от году
Крепче преданность народу,
Жарче жажда общей воли,
Жажда общей, лучшей доли.

И, гонимый местью царской
И боязнью боярской,
Он пустился на скитанье,
На народное воззванье,
Кликнуть клич по всем крестьянам -
От Востока до Заката:
"Собирайтесь дружным станом,
Станьте смело брат за брата -
Отстоять всему народу
Свою землю и свободу".

Жизнь он кончил в этом мире -
В снежных каторгах Сибири.
Но, весь век нелицемерен,
Он борьбе остался верен.
До последнего дыханья
Говорил среди изгнанья:
"Отстоять всему народу
Свою землю и свободу".

1868 (?)

Студент: (Молодому другу Нечаеву). Женева: тип. Л. Чернецкого, 1869, авг. (листовка).

ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС В ПАНОРАМЕ

Рифмованные строчки

Мужичок с ящиком по ярмарке похаживает,
Разные картинки в стеклышко показывает.

1

Не бось, не бось! мои боярыни и баре,
В стеклышко смотрите, подходите по паре;
Вам, чай, приятна и ектенья на амвоне,
Вы попривыкли ко всякой царской вони.
Мужик вот нейдет - ему неинтересно,
Земля-то широкая, только жить тесно;
И что, мол, мне до восточного вопроса,
Коли дома ни ржи, ни пшеницы, ни проса.
А у вас, господа мои, боярыни и баре,
Всё же кое-что да сбереглося в амбаре;
Вы на комедью восточного заката
Приходите взглянуть по копеечке с брата.

2

Вот первое стеклышко - тем и обидно -
Кажется, когда темно, так ничего не видно.
В прочих стеклышках идет иллюминация,
В каждом стеклышке особая нация.

3

Первая - Франция - Наполеон Третий,
Человек первый из девятнадцати столетий;
Речь говорит - уж нельзя превосходней,
"Француза, говорит, прижать - тем он и свободней,
Я, говорит, не просто король аль император,
Человек, говорит, штатский и больше оратор.
Хожу, говорит, не в мундире, а во фраке я,
Что мне их Крит, а либо Фракия?
Я, говорит, человек мирный - даже по платию,
Между Турцией и Грецией учрежду симпатию.
Конфедерацию строю из плюса да минуса,
Да затем дальше всех вперед и подвинуся.
Войско для миру держу, даже денег не жалится
(Они ж не свои), а иначе мир провалится.
Франция меня любит, у меня жена Евгения,
И все рукоплещут, в принце узрев гения".
Видите, господа, у него речи звонкие,
Мысли все благие и усы тонкие.

4

А вот тут на него граф Бисмарк смотрит косо,
"Я, говорит, за Рейном ему дам хлопштоса.
У меня, говорит, совсем новая Пруссия,
Стало - в восточном вопросе упрусь и я,
Правда, нас не обдает оттолева страхом;
Мое дело - князьков немецких швырнуть прахом,
Да кто б и Австрию хватил, кабы да не я?
У меня в комочек свернулась и Дания.
У меня король Фридрих вошел в леты,
А носит всегда енеральские эполеты.
А сам я хоть и граф, но настоящий король;
Богатейшая, говорит, моя на сем свете роль".

5

А вот Австрия - император Франц-Осип,
По-венгерски Карл - такой уж у них способ:
Надо, говорит, чтоб имен была троица,
Потому что без троицы дом не строится,
А сам он сидит бедный да печалится.
"Того гляди, говорит, Австрия провалится;
Друзей в самом деле нету, потерял святого Марку,
А Берлина, говорит, боюсь и его Бисмарку.
Славяне к России тянут, и Чехия, и Галиция
(Я, говорит, немец - не люблю их лицы я),
Да им и к нам притянутым время соскучиться,
Куда им к России?.. Все врозь хотят скучиться.
126 Того гляди, говорит, не Франц-Осипом имперским,
А придется остаться мне только Карлом-венгерским".
Но фон Бейст говорит: "Не беспокойтесь, обделаю,
Уж такую господь в меня вложил душу смелую".
Франц-Осип фон Бейсту на шею повалился,
От избытка чувствия слезами залился.

6

А вот Виктор-Иммануил, веселый любитель,
А по-русски значит: избранный победитель,
"У меня, говорит, богатырские и усы и талия,
И королевство теплое - имя ему Италия.
Всякие строгости хотел бы ослабить,
Да с министрами пришлось только народ грабить,
А народ от евтова тянет к республике.
А мне бы, говорит, только поплясать в публике.
А тут ничего не поделаешь и с папою,
Он всё загребает священною лапою;
Рад бы поплясал на его гробе я,
Да у него всё французские пособия.
Какое, говорит, мне дело до восточного дела,
Лишь бы своя голова-то на плечах уцелела".

7

А вот Англия - в восточный вопрос-то
Вступаться не желает, говорит просто.
"Мне, говорит, чтоб у народа прошел глад и стон,
Только и нужно, и министр у меня Гладстон,
Человек, мол, крепкий, да и сама королева
Ездит себе в коляске безо всякого гнева".

8

А вот, господа, стеклышко большое самое,
Это наша Россия, племя неупрямое.
Александр Николаевич, всех дел вершитель.
"Я, говорит, ввожу всякие реформы,
А сам, говорит, знаю, что это для проформы.
Войны, говорит, не хочу, хотя мы и хватики,
А рекрутов, говорит, надо - поиграть в солдатики.
Грекам обещаний надам выше тополя,
А сам, говорит, и прочь - не забыл Севастополя.
Мужичкам любезным поберегу розги,
Пусть дворяне секут - это в их мозге.
А сам к обедне схожу для божьего оплоту
Да позабавиться и съезжу на охоту".
Так у нас, господа, дело и варганится,
Куда нам тут восточным вопросом чваниться?

9

А вот греческий король сидит да всё плачет:
"Всё, говорит, христианство ко гробу скачет.
Мне бы, говорит, хорошо - и в салате настурция,
Сам я греков не ем, ест нас Турция.
Но надо мириться, когда кто не сможет,
Все, говорит, нас надуют, никто не поможет".
Да вот и Султан: "Я, говорит, лыс, без волоса,
Но с Грецией смирюсь - мы оба без голоса.
Голос, говорит, у Краевского, с ним и оболванится".
Затем, господа, прощайте! Друзьям просим кланяться.

1869

Восточный вопрос в панораме: Рифмованные строчки. Женева: Imprimerie russe de Landres, 1869.

ЦАРСКИЕ УКАЗЫ

Подражание Лермонтову

Есть речи - значенье
Темно и ничтожно,
Но их без волненья
Сносить невозможно.

Как полны их звуки
Безумством стяжаний,
В них все наши муки,
Обман обещаний.

Дождется отпора
От схода мирского
Из гнета и вздора
Сотканное слово.

В седле или в поле
Мы - где б ни случилось, -
Проклясть поневоле
Его мы решились.

Не кончивши жнитвы,
Для воли все разом
Мы бросимся в битвы
На гибель указам.

1869

"Вольный песенник". Вып. 2. Женева, 1870, без подписи.


МУЖИЧКАМ

Люди мои милые, люди мои бедные,
Когда ж это вы начнете голоса-то победные?

Поразберите сами - что вы теперь справляете -
Плотите, плотите, голодаете, голодаете...

Разве это в самом деле жизнь для человека?
И чем же это лучше какого крепостного века?

Старшин выбираете будто вы, а выбирает начальство, -
От этого и идет только грабеж и нахальство.

А вся беда, что вы еще верите в дело царское,
А оно тоже дело чиновничье и дело барское.

Когда ж это вы перестанете во вздоры-то верить
Да станете все дела на свой аршин мерить?

Пора, братцы, пора! Время-то уходит.
Не станете за себя сами - так они вас уходят.

Надо самим силу в руки взять для лучшей-то доли,
Чтобы добиться в самом деле и земли и воли.

А там уж меж себя поделитесь и разверстаете,
Не то что по указу царскому, а как сами знаете.

Июль или август 1869

Мужичкам. Женева: тип. Л. Чернецкого, 1869, авг., без подписи (листовка).

ВСТРЕЧА

Посвящено духовенству

От плевка мужика поп обиделся.
"Ты из старой сказки, - говорит, - не выбился.
Чем же я не друг тебе, мужичок?
А пойдем-ка мы лучше с тобой в кабачок,
Зеленаго вина выпьем чару дружную,
Потолкуем речь, обоим нужную.
А старуха святых даров без хлопот подождет
И, приду ли я поздно, все равно помрет".

И пошел с попом мужичок в кабачок,
Чару выпили зеленаго вина,
И поп говорит: "Моя жизнь не красна
И не лучше мужицкой, ты мне просто поверь,
Мы живем - как холоп, как замученный зверь.
А теперь нам еще хуже приходится,
Наше племя больше на шатанье расходится".

А мужик говорит: "Дурень ты, поп,
Присылай к нам детей и в жар и в зноб,
Мы им работу дадим на месте,
Землю пахать станем вместе,
Мы только примем их как родных,
Мы только вскормим их как своих.
А не то надоело косить траву блеклую,
Я возьму косу, косу вострую,
Да смету вас всех, моих начальников,
Моих предателей, моих нахальников,
И поверь, тогда, без вашей подготовщины,
Проживем и проверуем безо всякой поповщины".

Сентябрь 1869

Встреча. (Посвящено духовенству). Женева: тип. Л. Чернецкого, 1869, сент.-окт., без подписи (листовка).


РАЗМЫШЛЕНИЯ РУССКОГО УНТЕР-ОФИЦЕРА ПЕРЕД ПОХОДОМ

Решено, чтобы шли мы под турку
Для спасения братьев-славян, -
Пусть же царь наш сдирает с них шкурку,
А не то что турецкий султан.
Царь забыл, знать, про крымское дело,
Где их тятенька выступил смело,
Да и слег, проклиная судьбу...
Ах! ......... !

Ну куда посылать нам солдата,
Чтоб спасать незнакомый народ?
Своего понужнее нам брата -
Мужика-то спасать от господ,
От попов, от судей-лиходеев,
От царя и от всяких злодеев,
Ну! потом уж и можно идти,
А теперича - ... … !

Всем нам голодно, холодно, тупо,
Все мы жалкие люди-рабы,
А казалося, племя неглупо,
Не того нам ждалось от судьбы.
Душит нас генеральчик с полчишком,
Душит нас и чиновник с крестишком,
Душит нас что ни есть господин -
Сукин сын, сукин сын, сукин сын!

Душит царь подавляющей лапой
Забирая налог да рекрут,
Всё его, что мужик ни состряпай, -
До войны ли, любезные, тут?
Не пойти ль со степей да с Урала
Их прогнать от велика до мала,
Да уж им на прощанье сказать:
Вон! … … … !

Сентябрь (?) 1869

Размышления русского унтер-офицера перед походом. Женева: тип. Л. Чернецкого, 1870, окт., без подписи (листовка).

АРЕСТАНТ

Ночь темна. Лови минуты!
Но стена тюрьмы крепка,
У ворот ее замкнуты
Два железные замка.
Чуть дрожит вдоль коридора
Огонек сторожевой,
И звенит о шпору шпорой,
Жить скучая, часовой.

«Часовой!» — «Что, барин, надо?»
- «Притворись, что ты заснул:
Мимо б я, да за ограду
Тенью быстрою мелькнул!
Край родной повидеть нужно
Да жену поцеловать,
И пойду под шелест дружный
В лес зеленый умирать!..»

- «Рад помочь! Куда ни шло бы!
Божья тварь, чай, то и я!
Пуля, барин, ничего бы,
Да боюся батожья!
Поседел под шум военный...
А сквозь полк как проведут,
Только ком окровавленный
На тележке увезут!»

Шепот смолк... Всё тихо снова....
Где-то бог подаст приют?
То ль схоронят здесь живого?
То ль на каторгу ушлют?
Будет вечно цепь надета,
Да начальство станет бить...
Ни ножа! Ни пистолета!..
И конца нет, сколько жить!

Между 24 февраля и 20 марта 1850

По свидетельству Н. А. Тучковой-Огаревой, написано во время заключения в III Отделении (Тучкова-Огарева Н. А. Воспоминания. [М.], 1959. С. 93).

Стихотворение стало широко известной народной и солдатской песней; особенно она была распространена в Пензенской и Саратовской губерниях.
Стихотворение, кроме того, не раз перекладывалось на музыку профессиональными композиторами; мелодия этой песни использована Д. Д. Шостаковичем в 11-й симфонии


ВАРИАНТ

Ночь темна…


Ночь темна. Лови минуты!
Но стена тюрьмы крепка,
У ворот ее замкнуты
Два железные замка.

«Часовой!» — «Что, барин, надо?» -
«Притворись, что ты заснул,
А я вмиг через ограду
Тенью б быстро промелькнул?

Край родной увидеть надо
Да жену поцеловать,
А потом уж в лес зеленый,
В лес дремучий – там гулять!»

«Рад помочь, куда ни шло бы!
Божья тварь, чай, то ж и я.
Пуля, барин, ничего бы,
Да боюся батожья!

Отдадут под суд военный...
А сквозь строй как проведут, -
Только труп окровавленный
На тележке увезут!»

Шепот смолк... Всё тихо снова....
Где-то бог подаст приют?
То ль схоронят здесь живого?
То ль на каторгу ушлют?

Будет вечно цепь надета,
Да начальство станет бить...
Ни ножа, ни пистолета...
И не знаешь, как тут быть…

ГОЙ, РЕБЯТА, ЛЮДИ РУССКИЕ!..

Гой, ребята, люди русские!
Голь крестьянская, рабочая!
Наступает время грозное!
Пора страдная, горячая.
Подымайтесь наши головы,
От печалей преклоненные!
Разминайтесь наши рученьки,
От работы притомленные!
Мы расправу учинить должны,
Суд мирской злодеям-ворогам.
А злодеи эти вороги:
Все дворяне, все чиновники,
Люди царские, попы, купцы,
Монастырские, пузатые, —
Все они нас поедом едят,
Поедом едят — судом судят,
Обложили нас оброками,
Мы за всё про всё платить должны;
Про их брюхо ненасытное
Работаем с утра до ночи,
Сами наги, сами голодны,
На Руси мы как в аду живем!
Подмененный царь Александрушка,
С головой пустой, со немецкою,
Только пиво пьет да командует
Палачам своим толстой гвардии,
Чтоб стреляли нас, чтоб нас вешали,
Чтоб в Сибирь вели людей умныих.
Видно, с глупыми легче справиться, —
Как ни мучай их, всё «ура» кричат.
А отродье-то его царское,
Дети, внучата, сестры, братчики
В золотых дворцах потешаются,
Только пьянствуют да распутствуют;
А мы, глупые, неразумные,
За них молимся, «много лет» кричим.
От нужды-горя крестьянскова
Как бы стон стоит на земле русской;
В деревнях печаль ветром носится,
Сердце рвет у всех, зубы скоркают.
Услыхал о том Стенька Разин сам,
Во горах что спал лет поболе ста.
Он, заступник наш, просыпается,
На помогу к нам собирается.
Подымайтесь наши головы,
От печалей преклоненные!
Разминайтесь наши рученьки,
От работы притомленные!
Мы расправу учинить должны,
Суд мирской царю да ворогам.
Припасайте петли крепкие
На дворянские шеи тонкие!
Добывайте ножи вострые
На поповские груди белые!
Подымайтесь, добры молодцы,
На разбой — дело великое!
Мы отплатим нашим недругам
Все злодейства, все мучения;
От рук наших умираючи,
Пусть помянут годы тяжкие,
Как тиранили народ простой,
Как поборами нас грабили!
Будут плакать, будут сетовать
Жены их и дети малые:
Не должно для них пощады быть,
Надо всех их нам со света сжить,
Города, дворцы огнем спалить,
Чтоб не знали, где главы склонить.
И очистим мы землю русскую
От всех ворогов да бездельников,
Что наш хлеб едят да нам зло творят,
От попов, купцов, от чиновников,
От дворян, от бар, что кровь нашу пьют.
Мироедам всем карачун дадим;
Все дома их пустим по ветру
Подставному царю-.батюшке,
Александрушке подмененному,
Мы скрутим руки немецкие,
Поведем на площадь Красную,
На московскую площадь Красную,
Пред мужичий люд, им обманутый;
Там судить его станем миром всем,
Мы допрос ему учиним такой:
«Подмененный царь, Александрушка,
Лиходей земли нашей русския,
А зачем ты нас обманул-надул,
Вместо волюшки в кабалу отдал?
Ты зачем велел нас рубить-стрелять,
Как хотели мы себе землю брать?
Ты за что про что мучил пытками
Вожаков наших да заступников?
Ты за что рубил, ты за что секал
Их разумные, буйны головы?
Подымалися под Архангельском
Мы от голода от великого,
Наги, босы, отощалые,
В Питер-город шли шестьсот тысячей;
Ты послал на нас свою гвардию
С генералом своим плутом Треповым,
Свою гвардию откормленную,
Откормленную, подпоенную;
Ты велел нас бить, да без милости,
Без разбору безо всякого
Палить залпами да картечами,
На штыки сажать, конем топтать.
От тоё ли от картечи от поганыя
Полегло нас много тысячей,
Потекла ручьем кровь мужицкая
По лицу земли нашей русския.
Мы теперь с тобой, подмененный царь,
Поквитаемся, рассчитаемся!
Мы теперь тебя разорвем в куски,
Разбросаем их во все стороны».
Подымайтеся наши головы,
От печалей преклоненные!
Разминайтеся наши рученьки,
От работы притомленные!
Мы расправу учинить должны,
Суд мирской царю да ворогам,
Без пощады им поделом воздать,
Чтоб добыть себе волю вольную.

1869
Мы расправу учинить должны. Слово «расправа», употребленное здесь и дальше, обычно для нечаевской группы («Комитет народной расправы», журнал «Народная расправа» и др.). Скоркать — скоблить, счищать кору; здесь: синоним голода. Услыхал о том Стенька Разин сам. В народе существовало предание о том, что Разин жив и скрывается до поры до времени. В революционно-пропагандистской литературе 1860—1870-х годов имя Степана Разина было неоднократно использовано. Трепов Ф. Ф. (1803—1889) — петербургский градоначальник в 1868—1878 гг.

СВОБОДА
(1858 года)

Когда я был отроком тихим и нежным,
Когда я был юношей страшно-мятежным
И в возрасте зрелом, со старостью смежном,
Всю жизнь мне всё снова, и снова, и снова
Звучало одно неизменное слово:
Свобода! Свобода!

Измученный рабством и духом унылый
Покинул я край мой родимый и милый,
Чтоб было мне можно, насколько есть силы,
С чужбины до самого края родного
Взывать громогласно заветное слово:
Свобода! Свобода!

И вот на чужбине, в тиши полунощной,
Мне издали голос послышался мощный…
Сквозь вьюгу сырую, сквозь мрак беспомощный,
Сквозь все завывания ветра ночного,
Мне слышится с родины юное слово:
Свобода! Свобода!

И сердце, так дружное с горьким сомненьем,
Как птица из клетки, простясь с заточеньем,
Взыграло впервые отрадным биеньем,
И как-то торжественно, весело, ново
Звучит теперь с детства знакомое слово:
Свобода! Свобода!

И всё-то мне грезится – снег и равнина,
Знакомое вижу лицо селянина,
Лицо бородатое, мощь исполина,
И он говорит мне, снимая оковы,
Мое неизменное, вечное слово:
Свобода! Свобода!

Но если б грозила беда и невзгода,
И рук для борьбы захотела свобода -
Сейчас полечу на защиту народа!
И если паду я средь битвы суровой,
Скажу, умирая, могучее слово:
Свобода! Свобода!

А если б пришлось умереть на чужбине,
Умру я с надеждой и верою ныне;
Но в миг передсмертный – в спокойной кручине
Не дай мне остынуть без звука святого:
Товарищ, шепни мне последнее слово:
Свобода! Свобода!

1858

«Полярная звезда» IV. Лондон, 1858, под загл. "Искандеру (1858 год)".

Есть два оригинальных варианта заглавия: "Искандеру" и "Свобода". Обращено к Герцену. Стихотворение прочно вошло в репертуар русской революционной поэзии, стало одной из наиболее популярных песен второй половины XIX в. «Мы совсем неистовствовали, когда пелась строфа: «„Но если б грозила беда иль невзгода..."» (Николадзе Н. Воспоминания о шестидесятых годах // «Каторга и ссылка». 1927, № 4. С. 48). Искандер — псевдоним Герцена.

ПРИМЕЧАНИЯ

1849 год. Отклик на жестокую реакцию, охватившую европейские страны после поражения революции 1848 г.

Предисловие <к "Колоколу">. Стихотворение написано незадолго до выхода первого листа "Колокола", т. е. не позднее мая-июня 1857 г. Капрал - Николай I. Глас вопиющего в пустыне и т. д. Огарев имеет в виду издания Вольной русской типографии, предшествовавшие "Колоколу". Само выражение, означающее безответный призыв к чему-нибудь, восходит к Библии (Исайя, XL, 3).

Напутствие. Листовка была выпущена С. Г. Нечаевым в сентябре 1869 г. Текст ст-ния отличен от лондонского изд. лишь в рифмующихся словах ст. 14 и 16 (ранее было "дикой" и "великой" - изменение, очевидно произведенное самим Огаревым, жившим в это время в Женеве и связанным с Нечаевым). Снято указание лондонского изд. на источник эпиграфа - Евангелие. В прозаическом тексте, предшествующем стихотворному и также написанном Огаревым, разъясняется, что "немудрыми" называются крестьяне и мещане. Огарев призывает немудрых сплотиться и совместно с солдатскою массою и передовою молодежью поднять восстание против самодержавия. Ст-ние использует форму пушкинского "Пророка", особенно его последнюю строфу.

С того берега. Поэма является откликом на казнь Орсини и Пиери 13 марта 1858 г., покушавшихся на Наполеона III. Граф Ф. Орсини (1819-1858) - буржуазный демократ, республиканец, один из заговорщиков, которых выдвинуло национально-освободительное движение в Италии, - опирался всего лишь на небольшую группу итальянских революционеров и на содействие отдельных французских эмигрантов. Мужественное поведение Орсини во время процесса и на эшафоте произвело огромное впечатление в демократических кругах Франции. Мемуары Орсини были изданы в Англии еще при жизни последнего (рус. пер. - М., 1934), переписка - в Милане в 1861 г. Орсини был близок с Герценом в начале 1850-х годов, во время жизни в Ницце. Одновременно с появлением поэмы Огарева в том же номере "Колокола" была напечатана заметка Герцена по поводу дела С.-Ф. Бернара (1817-1862), одного из участников заговора Орсини, под давлением французского правительства привлеченного к суду английскими властями, но оправданного судом присяжных (ср. гл. 55 6-й ч. "Былого и дум"). Задумали подорвать кесаря. Покушение на Наполеона III произошло в Париже 14 января 1858 г. Кесарь хочет ему сам свободу дать и т. д. Имеется в виду Александр II. В начале 1858 г. Огарев и Герцен еще допускали возможность осуществления крестьянской реформы до некоторой степени в интересах крестьянства; эти иллюзии быстро рассеялись. Дух святой являлся в виде голубя. Согласно евангельской легенде, бог явился деве Марии в образе голубя.

Современное. Обоснование авторства Огарева - "Литературное наследство". 1953. Т. 61. С. 581-582. Ерофеич - водка, настоянная на пахучих травах. Панин В. Н. (1801-1874) - министр юстиции в 1841-1861 гг., ярый противник всяких реформ, и прежде всего крестьянской реформы.

Памяти Рылеева. Стихотворение прочно вошло в репертуар русской революционной поэзии и многократно переписывалось и перепечатывалось. Рылеев должен быть назван в числе политических и поэтических учителей Огарева, много сделавшего для популяризации запретного в России имени декабриста. Пять повешенных людей - декабристы. Бронзовые кони И Николая и Петра - памятники Николаю I и Петру I в Петербурге на Исаакиевской и Сенатской (Петровской) площадях.

Михайлову. Написано в связи с приговором М. Л. Михайлову, объявленным 14 декабря 1861 г. Брошен свежий труп Бойца. Огарев имеет в виду крестьянина Антона Петрова, пытавшегося внушить крестьянам села Бездны Спасского уезда Казанской губернии, что "Положение..." даровало крестьянам полную волю, которую помещики от них скрывают. Начавшиеся крестьянские беспорядки были с необычайной жестокостью подавлены вызванными войсками: расстреляно на месте несколько десятков человек. Петрова арестовали и предали военно-полевому суду, по приговору которого он 17 апреля 1861 г. был расстрелян. Об отношениях Михайлова с Герценом и Огаревым подробнее см. в примеч. Ю. Д. Левина в изд.: Михайлов М. Л. Собр. стихотворений. Л., 1969. С. 531 (Б-ка поэта, БС).

Забытье. Заключительная песня "Из-за матушки за Волги" прочно вошла в репертуар русской революционной поэзии. Поэма характерна как показатель страстного ожидания народного восстания и веры в революционную силу народа. Я. 3. Черняк сделал попытку связать замысел этой поэмы с проектом произвести в начале 1863 г. высадку на литовское побережье отряда революционных добровольцев-поляков (см.: Огарев Н. П. Избр. стихотворения и поэмы. М., 1938. С. 344-345). Против такого предположения говорят и хронологические несовпадения, и общий лирический тон поэмы, и все реалии. Вхожу я в город людный и след. строки имеют в виду Петербург, статую Медный всадник. Злодея Похоронили не жалея. О смерти Николая I. Зажор - подснежная вода на дороге при таянии снега.

Мысли россиянина. Обоснование авторства Огарева - "Литературное наследство". 1953. Т. 61. С. 582-585, 595-596. Желая приостановить участие крестьян западных губерний в польском восстании 1863 г. (испугавшись ляха) и привлечь их на свою сторону, правительство пошло - раньше предусмотренного срока - на ликвидацию в четырех западных губерниях "обязательных отношений крестьян к помещикам". В некой постепенности Отыщу матерью и т. д. Здесь и далее речь идет о половинчатом характере крестьянской реформы 1861 г., согласно которой крестьяне должны были выкупать у помещиков усадьбы и земельные наделы, а за пользование ими до выкупа нести денежные и трудовые повинности (оброки-выкупы). Совет - высший законо-совещательный орган в России. Кто к уставной грамоте Руку приложил и т. д. Уставная грамота определяла отношения между помещиками и крестьянами до совершения выкупной сделки. Возможно, здесь имеются в виду поборы мировых посредников при составлении уставных грамот. Уряд - порядок. Покойный тятенька - Николай I. Фирс. Имя выбрано Огаревым не случайно: именины Фирса приходятся на 14 декабря - день восстания декабристов.

"Сим победиши". Статья, ответом на которую является стихотворение, опубл. в "Колоколе" 1863, 19 сент. (1 окт.). Л. 171 под загл. "Братское слово. По поводу заявления московских и харьковских студентов". Статья вызвана верноподданническим адресом, поднесенным Александру II от имени московских студентов в связи с польским восстанием. Подпись под статьею: "Один из многих". Она была послана из России в августе, но не поспела к сентябрьскому листу (см. примеч. ред. "Колокола" к публ. статьи). Стихотворение было в рукописи послано Н. И. Утину, который в ответном письме от 8 октября предложил некоторые изменения; все они были приняты ОгаревымПоследняя строфа была в качестве самостоятельного произведения Огарева приведена М. Н. Слепцовой в ее воспоминаниях (Штурманы грядущей бури // "Звенья". М., 1933. Вып. 2. С. 391) по записи, сделанной ею в 1895 г. со слов ее мужа - землевольца А. А. Слепцова. Текст публ. Слепцовой, кроме одного слова, совпадает с текстом "Колокола". По словам автора воспоминаний, стихотворение было обращено к Слепцову (последний был в Лондоне дважды - летом 1860 г. и в январе 1863 г.). Однако считать Слепцова автором названной выше статьи нет достаточных оснований. Римский император Константин I Великий (ок. 285-337) поддерживал христианство, утверждал, что перед битвой с Максенцием в 312 г. ему было видение - крест на небе с надписью: "сим победиши".

Надгробное. Обоснование авторства Огарева в "Литературном наследстве". 1953. Т. 61. С. 589, 598. Написано на смерть М. Н. Муравьева (1796-1866), генерал-губернатора Северо-Западного края, стяжавшего прозвище "вешателя" за жестокость при подавлении польского освободительного восстания 1863-1864 гг.; в 1866 г. - председатель Верховной следственной комиссии по делу Д. В. Каракозова. Муравьев скончался в ночь с 28 на 29 августа (накануне… Царских именин). Кондрашка - апоплексический удар, паралич. Андрей с брильянтами Иль через плечо. Орден Андрея Первозванного - высший орден России (был только I степени). Имел голубую ленту; знаком ордена служил крест, который, если украшался бриллиантами, был признаком особо высокого пожалования.

До свиданья. Этим стихотворением заключалось изд. "Колокола" перед перерывом до 1 января 1868 г. Оно стоит в непосредственной связи с "Предисловием <к "Колоколу">".

Студент. Ст-ние имеет длинную и примечательную историю. Написанное, по-видимому, в 1868 г., оно было посвящено памяти скончавшегося 24 декабря 1866 г. приятеля, С. И. Астракова. Перепечатывая ст-ние, М. Драгоманов имел перед собою его оригинал с посвящением Астракову. Однако на оригинале М. А. Бакунин написал: "Великолепно, а лучше бы, полезнее для дела было бы, если бы, заместо памяти Астракова, ты посвятил это стихотворение "Молодому другу Нечаеву" " ("Письмо М. А. Бакунина к А. И. Герцену и Н. П. Огареву". Женева, 1896. С. 267) Огарев согласился с этим предложением (хотя оно и противоречило содержанию, ибо Нечаев был еще жив), и ст-ние было отпечатано с новым посвящением. С. Серебренников утверждает, что Нечаев находит "у Огарева заброшенное стихотворение, подправляет последнее прилично случаю, что Нечаев погиб на каторге после ужасных пыток, печатает это стихотворение с именем Огарева и пускает в свет как средство агитации" (Брошюра о Нечаеве // "Каторга и ссылка". 1934. № 3. С. 36). Листовка распространялась Нечаевым при его приезде в Москву в сентябре 1869 г. Она была отобрана при обыске у П. Г. Успенского. А. К. Кузнецов давал ее списывать П. А. Топоркову и В. И, Святскому (см.: "Правительственный вестник". 1871, 2 июля; Засулич В. И. Воспоминания. М., 1931. С. 40). Любопытно, что В. Д. Спасович в речи по нечаевскому делу (он был защитником Алексея Кузнецова) интерпретирует это ст-ние как посвященное Огаревым именно Нечаеву. Впрочем, он склонен был отрицать авторство Огарева: "<...> стихи эти до такой степени слабы и плохи <...> они скорее суздальское изделие, отпечатанное подпольно <...> в Москве - С.-Петербурге" и т. д. ("Правительственный вестник". 1871, 2 июля). Ст-ние с посвящением Нечаеву стало известно Достоевскому и было использовано им в "Бесах". В гл. 6 ч. 2 Петр Верховенский читает ст-ние "Светлая личность" - пародию на огаревского "Студента", которую якобы написал сам Герцен и посвятил Шатову. Тексту ст-ния в романе Достоевского сопутствует ряд намеков: о "прокламации, очевидно, заграничной печати", о "светлой личности" и о некоем "студенте". Текст "Светлой личности", так же как и текст "Студента", неожиданно оказался использованным революционерами для своих целей, и это вызвало в конце 1874 г. обращение начальника III Отделения Потапова к министру внутренних дел Тимашеву. Последний в своем ответе Потапову (16 декабря 1874 г.) замечал, что "на означенное стихотворение (Достоевского) не было обращено цензурой особого внимания <...> потому что оно было напечатано в "Русском вестнике" не отдельно, в каковом виде оно действительно не могло быть терпимо в русской печати, а помещено в романе "Бесы" как документ, характеризующий образ мыслей и приемы зловредных пропагандистов. В романе этом изображается, с обличительною, вполне похвальною и полезною целью, кружок революционных агитаторов в одном губернском городе, распространявших, между прочим, возмутительные листки, и приведен как образчик один из таких листков заграничного издания, заключавший означенное стихотворение". Оно вызвало довольно холодный отзыв Герцена в письме к автору от 20 августа (1 сентября) 1869 г. "Стихи, разумеется, благородны - но того звучного порыва, как бывали твои стихи, саго mio (дорогой мой), нет. Ex<empli> gr<atia> <например> "Свобода"..."

Восточный вопрос в панораме. Поэма была послана в письме от 20 января (1 февраля) 1869 г. на имя Лизы Герцен ("Литературное наследство". 1941. Т. 39/40. С. 511). Началом поэмы ("приступом") Герцен остался недоволен ("Литературное наследство". 1958. № 65. С. 701). В ответ Огарев в письме от 25 января (6 февраля) писал: "Выбрось в поэме первые 4 стиха и начинай просто: "Небось, небось, мои боярыни и баре"" ("Литературное наследство". 1941. Т. 39/40. С. 513). В письме к Герцену от 6(18) февраля 1869 г. Огарев сообщал, что читал поэму П. И. Бларамбергу: "Он говорит (да это вдобавок мое мнение), что это надо напечатать сейчас или никогда" ("Литературное наследство". 1941. Т. 39/40. С. 522). Герцен 9(21) февраля отвечал: "Разумеется, что твои стихи надобно печатать теперь или не печатать - даже и теперь поздновато... Печатай - si piece (если угодно). Но куда пойдет?" (Собр. соч. Т. 30. Кн. 1. С. 44). 11(23) февраля Огарев извещал Герцена: "...памфлет мой сегодня отдам печатать, ибо уверен, что он даже так нелеп, что разойдется" ("Литературное наследство". 1941. Т. 39/40. С. 524). Заграничный агент III Отделения К. А. Роман (Н. В. Постников) в донесении от 22 октября (3 ноября) 1869 г. сообщал, что Огарев поднес ему в подарок названную брошюру (см.: Кантор Р. В погоне за Нечаевым. Л., 1927. С. 47). Брошюра печаталась в конце февраля 1869 г. Восточный вопрос - условное наименование ближневосточного узла международных противоречий в XVIII-ХIХ вв., в основе которого лежала борьба великих держав за преобладающее влияние в Османской империи и особенно на захваченном ею Балканском полуострове. Ектенья - особая молитва, возглашаемая с амвона дьяконом или священником. Что мне их Крит, а либо Фракия? - спорные территории, принадлежавшие в то время Греции; в числе претендентов на них была и Франция. Потому эти слова и произносит Наполеон Третий. В 1868 г. Крит отошел к Турции. У меня жена Евгения - Евгения де Монтихо (1826-1920), жена Наполеона III. Я, говорит, за Рейном ему дам хлопштоса - намек на подготовлявшуюся Бисмарком (1815 - 1898) франко-прусскую войну, начатую в 1870 г. Хлопштос - удар. Да кто б и Австрию хватил и т. д. Об австро-прусской войне 1866 г., закончившейся поражением Австрии. У меня в комочек свернулась и Дания. Датско-прусская война 1864 г. окончилась серьезным поражением Дании, потерявшей несколько провинций. У меня король Фридрих вошел в леты. Фридрих III (1831-1888), кронпринц, а затем король прусский и император германский. А сам я хоть и граф, но настоящий король. Огарев имеет в виду исключительное влияние Бисмарка на дела Пруссии. Франц-Осип (1830-1916) - австрийский император в 1848-1916 гг.; Огарев отмечает стремление порабощенных австрийской реакцией народов отделиться от "лоскутной" империи. Потерял святого Марку, т. е. Венецию (св. Марк считался покровителем Венеции), отошедшую к Италии в 1866 г. Славяне к России тянут. Галиция стремилась к воссоединению с Россией, Чехия ориентировалась на Россию в путях развития своей культуры. Фон Бейст Ф. (1809-1886) - министр иностранных дел и канцлер Австрии в 1866-1871 гг. Виктор-Иммануил II (1820-1878) - король сардинский, потом итальянский (с 1861 г.). Гладстон В. (1809-1898) - английский премьер-министр (1868-1874) Сама королева - Виктория, королева Великобритании (1837-1901). Александр Николаевич, всех дел вершитель - Александр II. Грекам обещаний надам выше тополя. Речь идет об обещаниях Александра II оказать дипломатическую помощь грекам против турок на конференции держав по греческому вопросу в Париже в 1869 г. Не забыл Севастополя, т. е. поражения России в Крымской войне 1853-1856 гг. Греческий король - Георг I, король в 1863-1913 гг. Да вот и Султан - Абдул-Азис, султан в 1861-1876 гг. Голос... у Краевского - игра слов: газета "Голос" издавалась в 1863-1884 гг. А. А. Краевским (1810-1889).

Размышления русского унтер-офицера перед походом.
В донесении от 13(25) октября 1870 г. из Женевы заграничный агент III Отделения К. А. Роман (Н. В. Постников), посылая названную листовку, писал: "Имею честь представить при сем один экземпляр стихов, написанных Огаревым, о которых я вас предупреждал. Они только что отпечатаны и на днях будут из типографии переданы Огареву <...> Стихи отпечатаны в количестве 1000 экз. <...>. Я обязываюсь просить распоряжения по поводу сих стихов, как можно секретнее, чтобы не догадались здесь. А. Р. Р. S. Точки означают цинические выражения" <следует расшифровка последних ст. строф 2 и 4> - цит. по изд.: Огарев Н. П. Стихотворения и поэмы. Л., 1937. Т. 1. С. 262-263 (Б-ка поэта, БС). А. Г. Цейтлин (Творчество Рылеева. М., 1955. С. 205-206) отметил в ст-нии влияние агитационных песен Рылеева и Бестужева. Решено, чтобы шли мы под турку и т. д. В октябре 1870 г. представителям европейских государств и Турции, подписавшим Парижский мирный договор 1856 г., ущемлявший права России, был разослан циркуляр А. М. Горчакова. В нем, в частности, турецкому султану было заявлено об аннулировании Россией конвенции, регламентирующей число русских военных судов в Черном море. Циркуляр был встречен с одобрением странами Балканского полуострова. Крымское дело и т. д. Речь идет о поражении России в Крымской войне 1853-1856 гг., завершившейся заключением Парижского договора.


Оглавление| | Персоналии | Документы | Петербург"НВ" |
"НВ"в литературе| Библиография|




Сайт управляется системой uCoz