front3.jpg (8125 bytes)


ПИСЬМА НАРОДОВОЛЬЦА А. Д. МИХАЙЛОВА

СОБРАЛ П. Е. ЩЕГОЛЕВ

ИЗДАТЕЛЬСТВО ВСЕСОЮЗНОГО ОБЩЕСТВА ПОЛИТКАТОРЖАН И ССЫЛЬНО-ПОСЕЛЕНЦЕВ

МОСКВА 1933

ПРЕДИСЛОВИЕ

В среде деятелей народовольческого Исполнительного Комитета Александру. Дмитриевичу Михайлову принадлежит одна из руководящих ролей. Он не был литератором, не был и выдающимся практиком-террористом; вся его роль сводилась главнейшим образом к организаторской деятельности, и здесь Михайлов проявил исключительную энергию и исключительные дарования. В. И. Ленин подчеркивал в свое время, что знаменитая организация Исполнительного Комитета есть наследство „Земли и Воли". Действительно, „Землею и Волею" была впервые и истории русского революционного движения создана централизованная конспиративная организация, а из вновь опубликованных недавно документов можно без труда установить, что главным двигателем превращения начальной рыхлой организации „Земли а Воли" в подобную боевую организацию был именно Александр Михайлов. Если эта роль Михайлова в эпоху „Земли и Воли" вполне приоткрывается только недавно опубликованными документами, то его организационная роль в „Народной Воле" общеизвестна, и выражение В. Н. Фигнер, что Михайлов был „стражем организации", отображает взгляд самих народовольцев на деятельность Михайлова. Роль Михайлова в „Земле и Воле и „Народной Воле" этим отнюдь не ограничивалась, и его деятельность и влияние можно проследить и в землевольческих поселениях, и в нелегальной литературе;  в терроре, землевольческой и народовольческом, во всех сферах революционной тогдашней деятельности. Однако значение Михайлова в организации не исчерпывалось одною его непосредственною деятельностью. Мало того, весь авторитет Михайлова и то влияние, которое он оказывал на ход дел, были обусловлены его личными свойствами и тем, что он знал лишь одну цель — и ею была революция и ее успех.

Значение публикуемых писем главным образов сводится именно к тому, что на исключительном их подборе, от детских лет и почти до последнего года жизни Михайлова, мы имеем возможность проследить, как складывался революционер-народник, сначала в условиях тягостного классического режима провинциальной гимназии, а затем; в стенах высшей школы, среди упорных попыток правительства убить всякую инициативу студента. Конечно, из писем 1876—1880 гг. всецело выпадает революционная деятельность Михайлова. Последняя группа писем, из заключения, распадается на две различных по содержанию части — это, с одной стороны, те письма, которые Михайлов имел возможность отправлять своим товарищам народовольцам и с другой стороны — семейные письма. По силе несомненного убеждения в высоком значении революционной деятельности; и в ее конечном успехе, по озабоченности о том, как обеспечить этот успех? Эти письма, при всем богатстве аналогичных документов» являются все же ярким памятником нашей революционной литературы.

Настоящее издание составилось из писем, приобретенных в свое время П. Е. Щеголевым у родственников А. Д. Михайлова (они обозначены далее: П. Щ.); из писем, приобретенных у родственников же А. Д. Михайлова Музеем Революции СССР (они обозначены: М. Р.), и из писем, опубликованных в сборнике А. П. Корба-Прибылева и В. Н. Фигнер; "Народоволец А. Д. Михайлов", Ленинград, 1925.

В письмах, печатаемых по автографам, сохранена орфография подлинника; копии же, уже испорченные при переписке, не давали этой возможности, и они печатаются без соблюдения этого правила. В примечаниях оставлены не объясненными несколько имен, по- видимому провинциальных знакомых или родственников Михайлова.

Все напечатанное курсивом является редакционным текстом. 

Примечания к настоящему изданию составлены С, Н. Валком.

 

1. Родителям1

[Киев, февраль 1866 г.] 2

Бесценные Папа и Мама, я очень был рад вашему письму когда прочитал его и узнал что вы доехали благополучно потому что мы беспокоились что долго не получали вашего письма.

Мы славо богу все здоровы. У нас не хорошая санная дорога. В Киеве на подоле теперь Контракты. Я был с тетей и тетя3 мне купила ножик и стольных перьев, а вам и себе ольбомов очень дешево. Тетя спрашивает, хорошо ли вы довезли eе шырмы. Пожалуйста, Кленя 4 по береги мои вещи до моего приезда особенно засушенные цветы и оружие если цело сбереги; скажи Ване, что я. его целую, если он не уехал, и Саше тоже; и перидай письмо ему. Жаль что Мама забыла взять Фанену карету с лошадьми. Уже все ваши карточки Мама и Папа готовы кроме портрета. Марья Яко[в]левна и, Владимир Васильевич 5 вам кланяются. Поздравте за меня Тимофея Васильевича и пожелайте ему быть счасливому. Кланяйтесь Надежде Дмитриевне. Тысячу раз целую ваши ручки, желаю вам всего хорошего и быть здоровыми.

Остаюсь много любящий и уважающий вас ваш сын

А. М,

Кленю, Аннюту, Клаву и, Фаню крепко целую. Саша написал письмо Саше Авленеву да кажется придеца в другой раз послать потому что...

Конец неразобран.

Автограф; М. Р.

1 Михайловы, Дмитрии Михайлович и Клавдия Осиповна, Биография Дмитрия Михайловича заслуживает внимания. Он был внебрачным сыном курской помещицы Блаженковой от связи ее с проживавшим в ее имении работником, отставным солдатом. Обучался в Петербургском батальоне военных кантонистов и, окончив его, поступил в 1831 г. и корпус топографов, потом прошел ряд служебных положений. Последними должностями Д. М. были должности уездного землемера в Курской губ., в Фатеже и с апреля 1866 г. в Путивле. Годовое жалованье его было 200 руб. серебром.

2 В Киев Михайлов был отвезен для поступления в гимназию. Датировка этого письма основана на упоминании в письме о "контрактах" — ярмарке, ежегодно происходившей в феврале.

3 В Киев с А. Д. поехала также тетка его, Анастасия Осиповна Вербицкая (по мужу Вартанова); см. письмо к ней от 17 марта 1882 г. (№ 129), в котором Михайлов вспоминает свою совместную с ней киевскую жизнь, а также значение, которое она имела в его жизни.

4 Из упоминаемых в ртом письме детских имей: Кленя — Клеопатра (род. и 1856 г.), Клава — Клавдия (род. » 1858 г.), и Анюта — Анна (род. в 1867 г.) — сестры А. Михайлова. Фаня — Митрофап, младший брат Михайлова (род. в 1863 г.). Из сестер Михайлова приобрела впоследствии известность Клеопатра, в замужестве Безменова, которая, окончив Мариинский институт в Москве, занималась в Kиеве в 1880—1889 гг. педагогической деятельностью, причем ею был открыт там первый детский сад по системе Фребеля. В 1889 г. она переехала в Петербург, где занялась вопросами трудовой помощи и написала несколько статей и книжку: „Центральное общество благотворительности в Париже" (Спб. 1898). Брат А. Д. — Митрофан — впоследствии окончил Институт гражданских инженеров (в 1886 г.).

5 Мария Яковлевна и Владимир Васильевич — Порскаловы, киевские родственники Михайловых. Порскалов был учителем гимназии.

 

2. Родителям

1866 г. ноября 5-го.

Бесценные и добрые мои Папа и Мама крепко* целую ручки добрейшая Мама и блогодорю за Ваше доброе письмо. Теперь у нас две хорошенькие комнатки, потому что Коленька; перешол на квартиру. Сейчас Владимир В. и Мария Я. идут в гости. Ходит-ли Онюта учится. Что милая Мама выздоровели Вы теперь? Целую ручки Тети Полины, Тети Неонилы, Бабушку Катирину В. целую ручки и поздравляю с именинами. Бабушку Ульяну Я. целую ручки. Дядь тоже целую руч. Ваш многолюбящий А. М.

Клану, Онюту, Кленю и Фаню целую, Сашу, Ваню целую пусть они ко мне напишут им много времени Варвару П. Надежду Д. М. Алек, целую ручки.

Автограф; М. Р.

* Почти все письмо написано совершенно без ять.

 

3. Родителям

Новгород-Северерск. 1867 г. января 20 *.

Милые мои дорогие Папа и Мама. Я слава богу здоров, но немного скучаю. Я буду ждать в скорости Мама Вас или Тетю Настеньку, только п[р]иезжайте* непременно.
** В подлиннике перепутаны» е и ять.

Мне уже поставили кровать и стол, я уже прибрался и пощитал белье потому что забыл взять реестр и ножик. Когда будете мне писать то напишите мне счет белья, и я тогда проверю свой счет. Квартира кажется хорошая, комната тоже но только большая и мне одному ужасно скучно. Целую сестер и Фаню, также целую ручки теть Настенке и Неониле если они приехали и Полины. Тетя Настенька должна приехать ко мне потому что она не приехала на Рождество. Бабушке также целую ручки. Сегодня у меня был Поплавский Петя и я с ним гулял. Мне находит такая скука что все бы плакал да плакал, так следа лезут из глаз что плоток: уже обмочил весь. Целую еще раз ручки всех родных и Ваши, дорогие. Остаюсь много любящий, обожающий и уважающий Вас сын Ваш . А. Михаилов.

S. Р. Приезжайте дорогая Мама этим меня обрадуете. Еще раз целую Ваши ручки.

Мой адрес.

В. Г. Новгород-Северск.
Его высокоблогородию Павлу Яковлевичу Пономаревскому

В доме Г. Тернавского.

S. P. У меня не достает новой жилетки, верно я ее забыл дома, когда приедите то пожалуста привезите,

Автограф; М. Р.

1 В начале 1867 г. (или в конце I860 г.) Михайлов был переведен в новгород-северскую гимназию, и тут уже ему пришлось жить без ближайших родных и без той „тети Настеньки", которая была с ним в Киеве. В новгород-северской гимназии Михайлов пробыл до 1875 г., почти до самого окончания, и только из-за того, чтобы не сдавать древних языков, держал окончательный экзамен в немировской гимназии (Подольской губ.). Пребывание Михайлова в новгород-северской гимназии описано им далее в письмах, а итог подведен очень ярко в его напечатанных показаниях.

Приводим неизвестную еще в печати характеристику Михайловым гимназического режима, которую он сделал в своих заметках в дни суда:

„Тогда, когда для меня не существовало еще правительства, а было только начальство, в период юности и пребывания в гимназии, я чувствовал уже тяжесть условий русской жизни. Я обучался в провинциальной гимназии, в которой во время поступления моего царствовал хаос и немецкий дух.

Начальство ее часто беспричинно оскорбляло человеческие чувства детей, руководясь поддержанием дисциплины страхом. Большинство учителей манкировали занятиями, по когда наступали экзамены, рта гроза ученической жизни, старались пожать то; что не сеяли. 

Я учился удовлетворительно, и привыкший в семье к самой строгой "нравственности, я шел обыкновенно каждое утро и гимназию с внутренним трепетом, ожидая непредвиденных начальственных криков, оскорблений и наказаний. Такое неудовлетворительное положение и некоторая пытливость двинули меня па путь саморазвития. Лет с 14-ти для меня открылся новый мир — мир литературы. Потребности любознательности и другие стороны духовной жизни нашли в нем полное удовлетворение. Отправив тяжелые гимназические обязанности, я свободное время проводил: за книгами или старался выбраться в поле или лес и наслаждался свободой и природой. Самообразование дало мне много. В последних Классах гимназии, хотя ее положение уже изменилось, с переменой начальства, к лучшему, я по развитию стоял выше их духа. Во мне явилось неотразимое желание приносить другим пользу. Это пробуждение общественных чувств замечалось не у одного меня. Несколько близких товарищей отвечали мне по своему развитию и настроению.

Первое наше общественное дело было — путем сбережений и урезок своего небогатого бюджета заведение подвижной библиотеки, состоящей из книг реалистического направления и служащей пособием старшим классам в саморазвитии. Но этого для нас было мало.

Хотелось проносить свет знания далее в те сферы, которые нуждались в нем более всего. Это было в 74 году, уже в России действовали социалисты, но мы в своей глуши о них не слыхали и не видали ни одного листка запрещенных изданий. Однако наша деятельность сделалась несколько похожей на их, хотя мы не задавались никакими революционными целями. Мы стали увеличивать свои сбережения, зарабатывать деньги уроками и образованный таким образом фонд в несколько сот рублей употреблять на покупку народных просветительных изданий. Сотни брошюр, изданий Общественной Пользы и других книг переходили из наших рук в народные школы, в крестьянские и мещанские семьи. Так употребили мы время гимназическое и с успехом окончили курс гимназии".

4. М а т е р и

11 марта 1867 года. Милая и дорогая Мама,

Поздравляю Вас с днем ангела, целую Ваши ручки и желаю Вам здоровья, счастья и богатства. Дорогому Папе

тоже целую ручки. Меня освободили от платы за право учения. Я, славу богу, здоров и писал Вам два раза в

феврале. Я привык и больше не скучаю. Мне очень жаль, что Вы не можете приехать. Вы, мама, спрашивали, что я один сплю или кто со мной; я один, и нисколько не боюсь — совершенно привык. Нам дают скоромное, а на первой неделе, когда мы говели, мы ели постное. У Сендаровских я еще ни разу не был. Мне очень жаль Миши Р[ябчевского] и Юрия Александровича. Хозяева мои — Варвара Ивановна и Павел Яковлевич * —кланяются и поздравляют Вас. Я ими очень доволен. Целую ручки тетям, а тете Насте, пишу в этом письме. Клаву, Анюту, Кленю и Фаню целую, я им писал в предыдущем письме.

Еще paз целую ручки Ваши, Пала и Мама.

Остаюсь обожающий Вас Ваш сын А. Михайлов. 

Вам кланяется и поздравляет И. Т[ерентъевич]2. Когда будет случай, то, пожалуйста, пришлите мне жилет, а то в старом почтя нельзя ходить. И с жилеткой, если будете посылать, пришлите, если есть, 1 фунт, или меньше, клевера, и напишите, какая цена. Меня учитель Естественной История просил — он хочет засеять им гимназический двор.

Копия; М. Р. 

1 Пономаревские.
2 Репетитор А. Д.

б. Родителям Новгород-Северск, 1867 г. 14 октября.

Милые мои и дорогие Папа и Мама, целую Ваши ручки. Я слава богу здоров. Занятия мои идут порядочно. Я без Вас соскучился, приезжайте ко мне поскорее. Все обстоит у нас хорошо. Целую ручки Тете и Бабушке, Сестер и Фаню целую. Кланяйтесь от меня всем знакомым. Недавно в 15 верстах от Новгорода был пожар, сгорело 25 дворов. Давно хотел написать Вам новость, что Анатолия Игнатовича 1 переводят в Польшу инспектором и что у них родилась девочка, ее звать Лиза. Вам кланяется Иван Терентьевич и Асенгова. Теперь я стою со своими земляками Бровциным и Поплавским, теперь его брат здесь в гимназии во 8-м классе. Я получил шубу и башлык 9 октября от Николая Васильевича.

Пожалуйста, когда приедете, то привезите Паульсон 2, я не хотел покупать, потому что он Клени не нужен, а у нас по нем учат русский язык. Да еще я Baс, Папа буду просить, чтобы потрудились сделать транспорант, учитель велел писатъ по транспоранту. Н. Пригора просит, чтобы прислать деньги или привезти. Хотел бы я попросить, кто поедет на ярмарку, пусть купит калоши, мои совсем прорвались. Я их отдавал в починку. Остаюсь многолюбящий и обожающий Ваш сын А. Михаилов.

Копия; М. Р.

1 Анатолий Игнатьевич Ассинг — учитель математики и физики

2 Известная „Книга для -чтения и практических упражнений в русском языке", в течение десятилетий служившая учебным пособием в школе.

6. Родителям

30 ноября 1867 года. Милые, дорогие Папа и Мама,

Целую Ваши ручки. Я слава богу здоров и учусь порядочно. Мы получили 38 руб., но хозяин недоволен, потому что здесь такой обычай, что за полгода отдают плату, и потому он постоянно пристает ко мне, чтобы я написал и просил Вас, чтобы Вы прислали остальные. Калоши мне принесли, очень хорошо сделаны. Нас распустят 19-го, а 18-го на ночь нужно приезжать. Иван Терен[тъевич] сам напишет Вам, что он приедет или нет. Мне нужны две книги непременно, а у И. Т. нет денег; пришлите мне, пожалуйста, с первою почтою на Географию 1 1/2 руб. и на Естественную 1 руб., но, пожалуйста, милая Мама, как можно скорее, потому что скоро в магазине этих книг по будет.

У нас зимняя хорошая дорога. Целую ручки Тете и Бабушке, целую сестер и Фаню, благодарю Кленю за ее письмо. У И. Т. уже с неделю болят глаза, так что он уже раз не был в гимназии. У нас в  Новгороде-Северске и появились золотые легионы — это шайки гимназистов ходили ночью и приклеивали афишки на гимназических воротах и на домах, где живут учителя. Эти афишки состояли в брани гимназии и учителей; ходя ночью, они утворяли разные штуки.

До свидания. Целую Ваши ручки.

Остаюсь многолюбящий

Ваш сын А. Михайлов.

Копия; М. Р.

 

7. Родителям

1868 г. Февраля 5-го.

Милые мой дорогие Пана и Мама, целую Ваши ручки, я славу богу здоров и совершенно привык, а что Мама вы боитесь что я боюсь спать один в комнате то не бойтесь — я не сколько не боюсь. Об хозяевах нечего и говорить и все хорошо — [о]дним словом квартира в триста рублей и то не везде такая; за[в]трикать я хожу, а дают на завтрак или стакан кофе или жаркое или яичница, обед по праздникам 4 кушанья, а по будням 3. Иван Терентевич занимается со мною как и прежде.. Я почти не пропустил ничиво кроме 50 слов и те уже выучил. Я теперь не хожу в: суконных чулках, а в нитяных. Вот какие мне нужны книги, Атлас стоит 3 р. 30 к,  священная ис[тория] 60  к., География I часть — 85 коп. Я тот рубль который вы мне дали на священную историю] употребил на III часть Географии стоющую 85 коп., потому что она оказалась нужнее. Здесь переплетают дешевле чем у нас, за такой переплет, которой у нас 25 к., сдесь ;15 к. и делают лучше; и потому кажется лучше бы если бы вы прислали мне на переплет на две части Географии 30 и на закон б[ожий] 20 к.

Целую ручки теть, бабушки, целую сестер Фаню и,. * Остаюсь много уважающий и обожающий Вас Ваш сын А. Михайлов.

S. Р. Приезжайте милая мама, если можно будет. Получили ли вы мое письмо под числом 21 и № 1.

Автограф; М. Р.

* Неразобрано.
 

8. Родителям

26 февраля 1868 г.

Милые, дорогия Папа и Мама поздровляю с постом и целую Ваши ручки. Я слава богу здаров и уже отговелся. Тут как и в Киеве говеют все гимназисты вместе на первой неделе. Черная печать на том письме потому что я вложил свое письмо в хозяйский конверт а мать Варвары Ивановны1 летом умерла, потому она носит траур и печатают черными печатями. Письма Ваши я получил, блогадарю за них и за Деньги. Когда приедите — привезите пожалуйста что я забыл дома. Приехола ли тетя. Целую ручки тети Полины и поздровляю ее с постом. Атлосов здесь в библиотике нету но верно будут. Руб я отдал Ивану Терентевичу, он благодарит и кланяется вам, да он впрочем сам будет писать.

1 Пономаревской.

Целую ваши ручки и остаюсь обожающий Вас сын

А. Михайлов.

Милые Кленя, Анюта и Клава, целую Вас и поздровляю с постом! Желаю тебе Кленя скорее выздороветь. А вам Анюта и Клава быть здоровыми. Я маслиною проводил дома не исключая ни одного дня. Я ни у кого ив был и у меня никто не был. Папа просил чтобы я выписал шары вот они:

Закон Б. 4 — Латинский 3, 3, 4.

Русский 3, 3. Естествен, не спрашивал.

Немецкий 3. География 5, 4, 5.

Арифметика 3. Французский 4, 3, 3.

Остаюсь любящий Ваш брат А. Михайлов.

Автограф; М. Р.

 

9. Родителям

1868 года, 5 апреля, Христос воскресе,

Дорогие Папа и Мама,

Желаю Вам всего хорошего. Благодарю Вас, Дорогая Мама, за Ваши дорогие письма, За присланный Вами мне жилет, конфекты и ножик, но этот ножик мне лишний, потому что мне нельзя было обойтись без него и я купил другой за свои деньги на 30 коп. И теперь у меня своих денег нет. Еще благодарю Вас за 30 коп., которые Вы мне пришлете.

Целую ручки: тетям, бабушке и Александре Ивановне. Целую сестер: Кленю, Анюту, Клаву и брата Фаню, скажите ему, что если он будет хорошим мальчиком, то я скоро приеду. Я слава богу здоров и провожу праздники довольно весела. На первый день был у Сандоровских, на второй у Аенга, на третий был дома, на четвертый у хозяина были гости, а на пятый я пишу к Вам. Пасхи у моей хозяйки Варвары Ив[ановны] хорошие. Погода все это время у нас гадкая, все дожди идут и грязь уже порядочная, а снега еще много. Иван Т[ерентьевич] и хозяева кланяются и поздравляют с праздником. Я на праздниках повторяю все то, что у нас прошли. Атласа я еще не купил, потому что нет еще в гимназической библиотеке. Если Вы хотите, то пришлите с деньгами; на квартиру денег на почтовую бумагу и марки, но еще у меня осталось две марки и два листика почтовой бумаги. Еще много раз целую Вас, милые дорогие Папа и Мама, и остаюсь много любящий и уважающий Вас Ваш сын А. Михайлов.

Поклонитесь и поздравьте от меня, Аксеновых.

Копия; М. Р.
 

10. Р о д и т е л я м

27 апреля 1868 года.

Милые мой, Дорогие Папа и Мама, цалую Ваши ручки. Я, слава богу, здоров. Благодарю Вас за 60 коп., которые Вы мне прислали на праздники, я на них полакомился. Проводил я праздники довольно весело, но далеко не так, как бы я их провел дома. Целую ручки тети Настеньки, Полины, Неонилы, Александры Ив[ановны] и бабушки. Крепко целую, Кленю, Анюту, Клаву и Фаню. Благодарю тетю Настеньку за 30 коп. Я учусь порядочно и; надеюсь перейти в 3 класс. Я атласа не купил, потому что нет в гимназий, и у меня осталось 2 р. 50 кол. Получили ли Вы письма под N° 4, 5. У нас будут такие экзамены, как в Киеве: начнутся 22 мая, а окончатся 17 июня. С нетерпением я жду вакаций, когда я буду с вами, мои дорогие Папа и Мама. И[ван] Яковлевич], B[apвapa] Ивановна И Ив[ан] Терентьевич] Вам кланяются. Еще много раз, целую ваши ручки и остаюсь много любящий И уважающий Вас Ваш покорный сын

А. Михайлов

 Копия; М. Р.

11. Родителям:

20 мая 1868 года.

Дорогия мои Папа и Мама, цалую Ваши ручки и поздровляю с прошедшей Троицей; я слава богу здоров. Я шаров оттого не посылаю Вам что не знаю какая месячные балы от светлого праздника до этих пор. У нас начнутся репетиции 21 мая а кончатся 19 июня. Я у Вас Папа не просил денег на атлас потому что он мне не нужен, и из тех 5 руб., кот[о]рые Вы мне прислали на книги и атлас осталось у меня 2 руб. 60 коп., которые я должен был употребить на него; эти деньги у Ив. Тереньтевича но как у него не было и теперь почти нет денег, то он их истратил, а когда Вы ему пришлете то он мне отдаст их а я заплочу а те деньги которые Вы просили Варвару Ив., чтобы она дала на Светлый праздник 60 коп., на бумагу и 3 конверта почтовых 40 коп. и на подчинку сапогов 60 коп., я заплочу за все это у меня останется еще 1 руб. Цалую ручки Мамы крестной, Тети Полины, если приехала Тети Неонилы и Александры Ивановны-—поздравляю ee c прошедшеми именинами. Цалую сестер и Фаню. Ив. Тереньтевича икзамины идут хорошо. Мне учится тепер довольно трудно, но что же делать без труда ничего не сделоишь зато отдохну на каникулах.

Цалую еще много раз Ваши ручки, Паша и Мама, и остаюсь много обожающий Вас Ваш сын

А. Михайлов

Автограф; М. Р.
 

12. Родителям

1868 года, 19 октября,

Милые мои Папа И. Мама. Целую Ваши ручки и благодарю за письма и деньги, которые Вы мне прислали на книги. Я это полугодие освобожден от платы за учение. Я могу еще пробыть без шубы по крайней мере с месяц; когда приедете, то и. привезете. Целую ручки тети Настеньки, тети Полины, тети Неонилы и бабушки. Также целую сестер: Кленю, Анюту, Клаву и брата Фаню. Желаю им счастья и здоровья, а Клене желаю хорошо учиться и переходить из класса в класс. Погода у нас все дождливая и морозы уже были, но мне не холодно. ходить в моем пальто. Месячные шары скоро выставят, и тогда я Вам их пришлю, если буду их знать. У вдовы в комнате так тепло, что ужас. Со мной стоит один вор, фамилия его Иваницкий, из улицы, которого хозяин приготовляет во 2 класс Гимназии. Он у меня покрал солдатиков и моковшики, у другого гимназиста краски и пряники.

Остаюсь много раз целуя ручки, много любящий и  уважающий Вас

А. Копия;

М. Р.


13. Отцу

1868 года, 26 октября,

Дорогой мой Папа, поздравляю. Вас с днем Baшегo ангела, и желаю Вам всего хорошего, а именно: здоровья, счастья и утешения. Также поздравляю с днем ангела тетю Настеньку и Неонилу. Маме целую ручки и поздравляю с именинником и благодарю за посылку, без которой я мог еще быть несколько времени: галоши мне не нужны. У нас было появилась скарлатина, но не большая, потому что мало было больных, но теперь не нет. Из каких предметов знаю, сколько мне в месячном, из тех посылаю шары: Закон—3, Русский — 3, Латынский — 3, История — 5, География — 4, Французский — 3; из остальных, а именно из Арифметики, .Алгебры, Славянского, Естественной Истории и Немецкого, не знаю, но надеюсь, что мне будет по три.

Целую ручки тети Полины и Бабушки. Также целую сестер: Кленю, Анюту, Клаву и брата Фаню. Кленю поздравляю с днем ее рождения и желаю ей хорошо учиться. Еще много раз целую и поздравляю Вас, Папа и Мама, и остаюсь много любящий и уважающий Вас

Ваш сын А. Михайлов.

Мою хозяйку зовут Надежда Ильинишна

 Копия; М. Р.
 

14. Родителям

[Ноябрь 1868 г.]

Милый мои, Папа и Мама, цалую Вам ручки. Я слава богу здоров; Вы Мама писали мне, что я не поздравлял, нет я поздравлял в писме 25 октября. Цалую ручки тети Настеньки, тети Полины, тети Неонилы, Бабушки, дяди Николая и Марии Петровны, а также цалую сестер, брата Фаню, Сашу, Петю, Варю, Соню и всех родных. У меня на этой репетиции следующие шары. Закон божий — 3. Русский — 3. Латинский — 3. Французский — 3. Немецкий — 3. История — 5. География — 4. Арифметика— 3. Алгебра—3. Естественная история — 3. Славянский не было учителя. Жаль что я теперь не могу с дядей Николаем Осеповичем 1, но я надеюсь с ним увидется, когда приеду на Рожество. У нас все это время снег идет и зима уже установилась. Благодарю дядю Николая Осипыча за олбом. Вам Папа и Мама кланяются мои хозяева. Нас уже рассодили, и я сежу осмым учеником, также как и во 2-м классе я сидел осмым. Еще много раз цалую ручки, всех родных и остаюсь много любящий и увожающий Ваш сын

А. Михайлов. Автограф; М. Р.

1 Николай Осипович Вербицкий, проживавший постоянно в Петербурге.

15. Родителям

1869 года, 2 марта.

Милые мои, Папа и Мама.

Поздравляю Вас с прошедшею масленой и наступающим постом, цалую много раз Ваши ручки. Цалую ручки тетей Настеньки, Полины, Неонилы и Бабушки К[атерины] В[асильевны]. Также цалую Анюту, Клаву, Фаню и прошу передать мой поклон и поцалуй Клени. Я провел маслину довольно веселю но такая грязь что нельзя не дойти погулять не поиграть на дворе, между, тем уже у вас слышали жаворонков. Если будет случай то пришлите мне пожалуйста мой образок и сапоги потому что эти сапоги порвались а охотничьи сапоги я отдал подченить.

Много раз целую ручки и остаюсь много любящий и уважающий Вас Ваш сын

А. Михайлов.

Автограф М. Р.
 

16. Родителям

1869 года, 23 марта.

Дорогие мои, Папа и Мама. Цалую Ваши ручки.

Цалую также дорогие ручки тетей: Настеньки, Полины, Неонилы, Бабушки и цалую Онету, Клаву, Фаню и посылаю мой поклон через Вас Клени и желание ей быть здоровой и хорошо учится. Посылаю вам шары, но не изо всех предметов, потому что не знаю еще и иных предметов своих месячных.

Французский — 3. Латынский — 3. История—5. География— 4. Естественная — 3. Арифметика — 3. Славянский удовлетворительно, но не знаю сколько именно — 3, 4 или 5. Прошу Вас мои милые Папа и Мама пришлите мне денег для заказа сапогов, потому что у меня порвались обе пары сапогов, так что я теперь хожу в драных сапогах, и на марки пожалуйста пришлите. Я покупаю за 10 коп., которые у меня еще оставались, марку. Сапоги будут стоить 300 коп. Я надеюсь увидется с Вами, мои Папа и Мама, на Пасхе, потому что Десна теперь в разливе, а через три недели значительно спадет.

Еще много раз цалую Вас и Ваши ручки. Обожающий Вас Ваш сын. .

А. Михайлов.

P. S. Если будет случай, перешлите мне мой образок.

Автограф; М. Р.
 

17. Родителям

4-го апреля 1869 года,

Дорогие моя Папа и Мама

Цалую Ваши ручки и, поздравляю Вас с наступающим праздником. Я жду с радостию моего свидания с моими дарагими Палой и Мамой, и со всеми многоуважаемыми и любимыми мной — родными.

Нас распустят на 6-й недели в пятницу иди субботу, а потому если вы будете присылать за мною то пришлите в субботу на 6-й недели наночь.

Я писал к Вам неделю тому назад и выписывал шары свои, во верно то письмо пропало; из тех предметов из которых знаю, посылаю шары.

География, История -  умер учитель,

Закон божий— 3+,

Словянский яз. — 4.

Латинский яз. — 3.

Арифметика — 3.

Естественная ис[тория] — 3.

У нас умер учитель Бутович, он занимался из Истории и Географии, очень молодой человек лет 33-х, но был болен горловой чахоткой; мы его хоронили с музыкой, что здесь редко бывает, которую наняли на собственный счет.

Цалую ручки всех родных особенно ручки тети Настеньки, также и сестер и брата.

Много раз цалую Ваши дорогие для меня ручки и остаюсь много любящий и уважающий Вас, Ваш сын

А. Михайлов.

P. S. Через Десну можно перепровлятся,

Автограф; П. Щ,

 

18. Родителям

1869 года 23 марта.

Милые мои, Папа и Мама, целую Ваши ручки много и благодарю Вас за Ваши, дорогие для меня, письма. У нас с 20 мая начинаются экзамены, а теперь нас ревезует окружной инспектор; этот год будут новые экзамены, состоящие из писменных и устных ответов, и ужасно трудные. Из языков и математики, а следовательно из Русского, Французского, Немецкого, Латинского, Арифметики и Алгебры писменные ответы, а из Закона, Естественной истории, Географии, Истории и Славянского языка устные; а главное эти экзамены потому очень трудные, что они будут без всякого приготовления. Я начал купаться с 1 мая и все время продолжал купаться, но уже два дня я перестал купаться, потому что в городе свирепствует тифозная горячка.

Цалую ручки Тетей Настеньки, Полины, Неонилы и Бабушки. Цалую Анюту, Клану и Фаню. Деньги я отдал хозяену, он Вас благодарил за них. Напишите Клани что я ее цалую и желаю eй перейти в 4-й класс. Еще много раз Цалую Ваши ручки, милые, дорогие мои Папа и Мама и остаюсь много любящий, и уважающий Вас Ваш сын.

А. Михайлов. Автограф; М. Р,

 

19. Родителям

1869 года 2 сентября.

Милые мои и дорогие Пана и Мама, целуя Ваши ручки, спешу известить Вас, что я переведен в 4 класс; А потому так позд[н]о вам пишу, что сегодня только у нас начались уроки и сегодня только я узнал, что перешел. 30 августа я провел довольно весело, потому что танцевал и был на элюменации. Хозяин мой думает составить танцевальные вечера для своих детей и говорил что и нам гимназистам можно будет танцовать.

Целую ручки теть Настеньки Подины Бабушки и тети Неонилы если она приехала; а также целую сестер Анюту, Клаву И Фаню. Еще много раз целую Ваши ручки, я остаюсь много любящий и уважающей Вас Ваш сын

А. Михайлов.

Автограф; М. Р.
 

20. Р о д и т е л я м

2 ноября 1869 года.

Каково Вы поживаете, мои дорогие, бесценные Папа и Мама, здоровы ли Вы все, благополучно ли все у Вас? Я с нетерпением жду Рождества, потому что соскучился без Вас; Нас распустят 17 или 18 декабря, ж если Вы намерены сделать мне удовольствие, взять меня на праздники, то присылайте да; мной 18-го вечером. Кланяюсь, целую ручки и благодарю тетю Настеньку за ее письмо; также целую тетю Полину и Бабушку. У нас это время была такая грязь, что нас распустили на несколько дней и мы но ходили в гимназию, потому что невозможно было ходить. Знаете ли Вы, Мама и Папа, что Мария Павловна Быковская умерла недавно от чахотки и написала все свое имущество Асингу Анатолию Игнатьевичу1, который скоро приедет в Новгород-Северск. Вы, Мама, спрашивали про галоши, мне их не нужно, потому что теперь начались морозы и кажется будут продолжаться до праздника. Вы скажите, Мама, тому сапожнику, который мне всегда шьет сапоги, чтобы он оставил место для моих сапогов, потому что мне нужно будет сшить к празднику, а то мои начинают рваться.
1 Преподаватель новгород-северской гимназии.

Целую сестру и Фаню. И остаюсь много любящий и уважающий сын Ваш

А. Михайлов.

P. S. Поклонитесь от меня Аксеновым. Когда, Мама, Вы будете присылать лошадей, придадите рубля два на дорогу.

Копия, М. Р,

 

21. Родителям

30 января 1870 года.

Долго я ждал Вашего письма, чтобы отвечали на него, но не дождавшись пишу к Вам милые мои Папа и Мама. Я слава богy здоров, хотя и но совсем, потому что у меня насморк и маленький кашель; но в эти морозы с сильными ветрами и не мудрено простудиться. Морозы у нас были такие сильные, что на днях термометр показал тридцать градусов и мы этот день по причине такого сильного мороза не учились. Мы все на квартире проводим время довольно весело, почти каждую субботу танцуем, и хозяин хочет устроить на масленой детские вечера. Я был на одном очень замысловатом фокусе, состоящем из следующего: стоит стол на четырех ножках, под столом, кажется, ничего нет, а на столе лежит живая человеческая голова и говорит о вами об чем угодно. Но это есть физический обман. Стол этот так искустно обставлен зеркалами, что сено, лежащее вокруг стола, отражается в зеркалах и кажется как будто под столом лежит сено, а в сущности же сидит человек за этими зеркалами и сквозь дыру в столе держит голову.

Приехавши из дому, я узнал от учителей, что, по вышедшей вновь программе Киевского округа, нужно мне следующие книги:

Корнелий Непот—1 руб. (классический Римский писатель).

Русская История 65 коп.

Массон 95 коп. (немецкая христомат.).

А поэтому я вас попрошу милые Папа и Мама выслать мне 2 руб. 60 коп., да 40 коп. для переплета двух книг и из моих денег 1 руб. на говение.

Здоровы ли все у нас, приехала ли тетя Настенька из Москвы?

Если тетя Настенька приехала, то я целую ее ручки, а также и ручки тети Полины и бабушки.

Кланяюсь и целую сестер и Фаню.

Много раз целую ручки Ваши Папа и Мама и остаюсь много любящий и уважающий Вас Ваш сын

А. Михайлов

Пришлите пожалуйста мае деньги с первою почтою, потому что очень нужно купить книги.

Автограф; М. Р.
 

22. Отцу

22-го октября 1870 года.

Драгоценный Папа!

Поздравляю Вас с днем Вашего ангела и, во-первых, как здоровье Ваше и Мамино драгоценнее всего для нас, то желаю Вам крепкого здоровья до самой глубокой старости, а во-вторых, желаю осуществления Ваших надежд и желаний, и Вы бы видели в нас будущую помощь и утешение За Ваши труды, лишения и ласки, которыми Вы осыпаете нас. Мне очень жаль, что я не могу утешить Вас моими шарами, потому, что еще месячные были не выставлены.

Поздравляю и Вас, Мама, с Папиными имяннинами.

Я вспоминаю этот веселый день, который я проводил прежде дома, а теперь мне суждено проводить его за пятью уроками в гимназии.

Еще повторяю мои желания, и, осыпав бесчисленными поцелуями Ваши дорогие ручки, Папа и Мама, остаюсь обожающий Ваш сын

А. Михайлов.

22 октября 1870 года. г. Новгородсеверск.

P. S. Благодарю Вас за присланные деньга, я их отдал по назначению. Кланяйтесь тети Настеньке, Василию. Ивановичу1, сестрам и брату.

На конверте. Папе к имяннинам его сына. К 26-м.у октябри 1870 года. г. Путивль.

Автограф; М. Р.

1 В. И. Вартанов, муж Анастасии Осиповны („тети Настеньки").

 

23. Заметка об идеале смерти и похорон

Мой идеал смерти и похорон.

Хотя я не принадлежу к тем людям, Которые жизнь ставят выше всего на свете, даже если она им тяжела, если судьба их жизнь соединила с несчастиями и потрясениями, которые трудно переносить, однако всегда смерть, ведущая за собою несчастия других, произведет на меня сильное впечатление.

Много видел я печальных, но торжественных пoxoрон, несколько раз присутствовал, когда человек находится между жизнью и смертью, и всегда в предсмертном движении членов и на лице умирающего выражались мучения, отвращение к смерти. Один только раз я позавидовал умирающему: этот-то .случай я и опишу вместе с похоронами.

Жила у нас в доме одна старушка (дальняя), моя бабушка (родственница), было ей около ста лет, но покойная, хотя слишком долгая жизнь не смяла ее; она читала книги без очок и обладала удивительною памятью.

Раз возвратившись от знакомых, у которых я гостил, Застал рту старушку сильно большой, — она находилась в беспамятстве, и, конечно, пожалел о ней. На следующий дань сделалось ей хуже, на третий день видно было, что ей не перенесть этой болезни.

В этот день вечером собралась наша семья попрощаться с нею в последний раз, и тогда я понял, какое наслаждение умирать: что-то похожее на улыбку, но не улыбка, было на ее лице, как она умирала, люди так не улыбаются, Это должно быть было сознание блаженства, в которое она переходит; приятная бледность покрыла исхудалое от болезни и старости лицо и руки... Ах, как хорошо было смотреть на нее, как спокойно и невозмутимо становилось на душе! Да, я ей тогда завидовал, сильно завидовал... Смерть ее ни для кого не была особенно тяжела и хлопотна: она нас любили и мы ее любили, но любовь эта была не страстная, не безумная, а похожая да привязанность или на любовь, приобретенную временем и уважением. У этой старушки все было приготовлено и погребению, а потому заказали гроб из дубовых толстых досок, обили шерстяной, недорогой, но приличной материей, наняли солдат нести гроб по совершении обрядов, установленных христианами, без всякой торжественности и пышности отнесли в церковь, отслужили до ней панихиду и оставили здесь до следующего дня. На другой день отнесли на кладбище и помолившись там за успокоение ее души опустила в могилу, и с исчезновением гроба, засыпанного землей, исчезла и горесть по ней...

Вот такая смерть и этакие похороны мне нравятся, никого не заставила смертью своею горевать, бедствовать, никто ее будет в бессонные ночи думать о тебе, когда-то жившем, никого не оставила без куска хлеба.

Копия; П. Щ.

 

24. Родителям

8-го апреля 1872 года. Дорогие Папа и Мама.

Поздравляю, мои дорогие, Вас с наступающим веселым и Великим праздником; конечно, мне очень жаль, что я буду встречать и проводить праздник один; у Владимира Висщльенича1 мне не придется бывать часто, во-первых, потому, что, как видно, он не желает, чтобы я у него встречался с его знакомыми, а особенно с учителями, которые часто у него будут бывать, а, во-вторых, в этом обществе если б я и бывал, то мне скучно было бы, так как нас, гимназистов, в этом так ученом и образованном кружке считают мальчиками, и не обращают никакого внимания.

Да и в самом деле, стоит ли обращать внимание на нас, на людей зависимых и безгласных.

Этакая пышная и бесцветная жизнь гимназиста и такое низкое положение наше в обществе заставляют меня встретить и проводить праздники за книжкою, да, ведь так и нужно по мнению старших: гимназистам не должно быть праздников, они созданы для учения, а потому учитесь, учитесь и учитесь...

Меня не освободили от платы за учение, — не было вакансии, и так как мои галоши после Вашего отъезда через несколько времени совершению разорвались и меня необходимая нужда заставила купить за 2 руб. 20 к. новые, а потому из 7 р. 50 к. у меня только было 5 р. 30 коп., то Владимир Васильевич заплатил за меня, a 5 р. 30 к. у меня остались, но явились разные необходимые потребности и я еще истратил около рубля. Я считаю своею обязанностию отдать отчет в этих расходах и посылаю Вам счет почти от самого Рождества. Я не могу, Мамочка, Вашего рубля истратить на лакомства, Вы можете видеть из счета, как много у меня мелких расходов.

Вы извините меня, мои дорогие, за то, что я снялся с Дистерло 2 и другим товарищем Миницким. Я себе взял только одну карточку и заплатил 68 1/2 коп., больше побоялся.

Целую много раз Ваши ручки, желаю Вам весело проводить праздники, много любящий и уважающий Ваш

А. Михайлов.

Дорогой тете Полине посылаю поздравление. Желаю ей быть здоровой и весело проводить праздники.

Милые мои сестры и Фаня.

Поздравляю Вас также с праздником, желаю проводить его весело: накататься яйцами, как мы прошлый год катали, набегаться, нагуляться.

Благодарю, мои милые, за то, что Вы так любите меня и так желали, чтобы я приехал, но нельзя: я должен бытъ здесь, чтобы было веселее Владимиру Васильевичу и Марье Яковлевне 1, я им должен помогать печь пасхи. Ну, прощайте, дорогие сестры и милый Фаничка. Будьте здоровы. Поцелуйте за меня и поздравьте Василия Карповича и Тимофея Васильевича с семейством.

Прощайте дорогие...

Копия; М. Р.

Ваш брат А. Михайлов,

1 В. В. Порскалов, у которого ранее в Киеве жил Михайлов, в 1871 г., в связи с новым классическим режимом, был назначен директором новгород-северской гимназия. Мария Яковлевна — его жена.

2 Дистерло, Роман Александрович (род. в 1859 г.). Впоследствии, в Петербурге, Михайлов поддерживал с ним отношения (см. письмо № 83). Дистерло, кончив юридический факультет, впоследствии достиг звания сенатора.
 

25. Родителям

14 мая 1872 года, Дорогие Папа и Мама.

Извините, что я так долго не писал; все это время с самого отъезда из Путивля пролетело в занятиях, в размышлениях об экзаменах. Наше такое теперь положение, что только и можно сказать: окончательно нас хотят всех из гимназии повыгонять. Начали наши начальники с того, что ввели Греческий язык, следовательно нам нельзя оставаться на второй год в классе; но этого мало, — а препятствуют переходить из класса в класс — эти наши меланхолики-педанты [не дают?] нам хороших учителей и этим отнимают возможность знать хорошо предметы, а между тем устраивают экзамены строжайшие, при всех нас, сознающих свою слабость в знаний всех предметов, в отчаяние. Но м этим глупые фантазеры-прогрессисты не удовольствовались: двугодний курс в седьмом классе еще затруднил окончание гимназии, - так, например, этот год, кроме тоги, что нас уже теперь путают экзаменами, в седьмом классе идут письменные сочинения до языкам и математикам, из которых должны желающие аттестата) иметь четыре, что дочти невозможно эти экзамены следующие: Диктовка и Русское сочинение, Латинский язык, Французский, Немецкий, Арифметика, Алгебра, Геометрия, Тригонометрия). Получившие из этих предметов по четыре допускаются к устным экзаменам я выдержавшим эти экзамены на четыре дается аттестат. Конечно, из всего курса окончит один, много два, а остальные должны оставаться на второй год и из этих-то многие: увольняются. В нашей гимназии число учеников все уменьшается, перед Рождеством было 200 душ, а теперь уже не более 170, по окончании же экзаменов будет еще меньше. Владимир Васильевич и его холоп и помощник, Инспектор1, своим формализмом и притеснениями на экзаменах в седьмом классе приобрели врагов в лице всех гимназистов без исключения: мы все их ненавидим; она зазнались, они забыли, что были учениками, как их выпускали, как они шли с поддельными билетами нa экзамены. Они только заботятся, как бы получить наградных, да полезть выше в должностях. Выходит: что что имеем—не храним, потеряем — плачим. Фрезе лучше был. Но будет: все это уже десять раз мной было пepедумано. Оно мне надоело. Бог с ними со всеми.

1 Кизимовский, Петр Васильевич, исправляющий обязанности инспектора до 1874 года, когда он был; назначен директором немировской гимназии.

Занимаюсь я теперь, конечно, больше чем прежде — нужно все повторить. Мая 18 у нас первый экзамен — Французский, а последний — 15 июня Закон божий.

У нас тоже с языков и математики будут письменные экзамены.

Каково вы доживаете, дорогие Папа и Мама? Здоровы ли Вы? Я было немного прихворнул несколько дней тому назад: горло болело, кашель, насморк такой страшный, да и вообще нездоровилось, но теперь я совершенно здоров и позавчера начал купаться. 

Прощайте, дорогие мои Папа и Мама. Остаюсь многолюбящий и уважающий Ваш сын

А. Михайлов.

Поцелуйте за меня сестер, Фаню, Тетю Полину, Василь Кирилловича, поклонитесь Семен Семеновичу и теткиной квартирантке.

Кленя должно быть скоро приедет.

Я получил Ваше письмо после того, как написав свое. Я бываю редко у Владим[ира] Васильевича].

Копия; М. Р.
 

26. Сестре Клеопатре Дмитриевне

(Письмо идет 27-го)

26 ноября 1872 г. (воскресенье). Дорогая Кленя!

Я получил от тебя уже два письма. Последнее дня два тому назад мне передала Марья Яковлевна1, когда я у них завтракал на перемене между уроками. Кстати скажу о них. Они живут хорошо: все ими интересуются, все заискуют их расположения, все раболепствуют пред их положением.  Но и они не бездействуют: Влад. Вас. устанавливает порядки и нововведения в гимназии, а М. Я. все старалась здесь устроить женскую школу, но это ей не удалось и, по всему, вероятию не удастся а потому, как видно, она оставила это и устраивает любительские спектакли и вот 6 декабря будет первое представление. Хоть бы это развлечение отчасти повеселило погрязшее в омут жизни семейной, как в лужи новгород-северских улиц, общество, соединило одиночную жизнь в более общественную и уменьшило б апатию жителей), и в нас, заплесневших юношах, затронуло бы живые струны молодой души. Да, хоть бы развлечься .немного! Надеясь нa это, мы с Мишей ждем с нетерпением Рождества, чтобы побывать в отвратительном, как ты его называешь, Путивле. Видишь какая разница моей и твоей настоящей жизни. Теперь рассмотрим будущую. Конечно, жизнь окончившего образование мущины гораздо вольнее, шире * жизни образованной женщины, но ты обрати внимание на то, как трудно дается эта вольность, эта самостоятельность!

* Т. е. больше жалованья, мест, власти

Рассмотри мое положение! Мне вот скоро будет 18 лет, а я только минимум, как через 2 1/2 года окончу гимназию, Да и то еще предстоите изучить самому Латинский, Немецкий и Французский, так как наш класс этих языков почти не учил и потому мы ничего не знаем, а между тем сзади за нами гонятся три курса Греческого Языка и нам следовательно; нельзя оставаться на второй год в 6 классе, потому что тогда придется совсем увольнится из гимназии. Теперь предположим я окончил гимназию, и мне все-таки нужно еще несколько лет пользоваться трудами родителей, затруднять их своим воспитанием.

А трудов, трудов-то сколько предстоит еще впереди, а сколько с ними уйдет здоровья, бесценного здоровья, молодой цветущей жизни и „Отцветешь не успевши расцвесть" и печать слабой старости ляжет на молодых еще чертах. Вот перспектива нашей будущей жизни. Положим, что, прошедши этот путь, можно окружить жизнь некоторыми удобствами, но все-таки не окупается потерянное лучшее время и здоровье. Теперь же рассмотрим твое положение. Ты учишся в институте каких-нибудь 5 лет и вот оканчиваешь учебный путь. В продолжении всего этого времени ты жила, можно сказать, припеваючи, привольно, хотя, конечно, но временам скучновато, но за то удовольствия окупали скуку, и так ты только пять лет посвятила ученью, и уже выходишь окончивши, выходишь в свет, выходишь в .люди. И ты сейчас же можишь отплатить услугою родителям за свое воспитание: ты будешь учить своих сестер;. Как должно быть приятно чувство исполненного долга, как спокойно должно быть у тебя на душе, когда ты будешь сознавать, что не даром училась, что ты не даром училась, что ты делаешь громадную услугу близким тебе особам. Да и в Путивле наконец найдется несколько душ, которые могут тебе сочувствовать, с ко[то]рыми ты отведешь душу. Эта тихая семейная жизнь укрепит твое здоровье, поможет тебе обдуманно, не увлекаясь, приобресть самостоятельный характер, всмотрется в семейную жизнь и приготовить себя к ней. Чрез несколько лет такой жизни сестры твои, подросши и развившись настолько, что сами будут в состоянии продолжать свое воспитание с горячею Любовью поблагодарят тебя за твои бесценные для них труды и, довольная своей полезной жизнью, которая будет свободна и вольна «Как ветер полевой" — ты уже более твердой походкой выступишь на сцену жизни в борьбу со всеми ее привратностями. Вот что должна тебе нашептывать нимфа грез теперь при выходе. Ты увлеклась образованным обществом и справедливо и образованном обществе приятно жить но все-таки больше счастья там, „где любят нас, где верят нам". Теперь поговорим о посторонних предметах. О Ничае я ничего не знаю, я ему не писал и он мне также, а вот может быть на Рождестве узнаю; от Асенова что-нибудь, тогда напишу, а может быть и сам буду писать ему, и поклонюсь от тебя.

Если же ты будешь писать Маше Лайменг то поклонись от меня. Мне тоже все это время некогда было писать: учитель словесности Лоначевский-Петруняка 2 — и очень хороший можно сказать — задавал нам домашние сочинения на темы: „Язык былин" и „Отличие истории Карамзина от Соловьева в зависимости от времени их происхождения", за первое я получил четыре, а второе еще не возвращал учитель. Остаюсь твой любящий брат А. Михайлов. Целую тебя много раз.

'Адрес: В г. Москву. В Мариинское женское училище на Софиевзской набережной против Кремля, Воспитаннице Клеопатре Дмитриевне Михайловой.

Автограф; П. Щ.

1 Мария Яковлевна Порскалова.

2 Лоначевский-Пструпяка, Александр Иванович, был одним из выдающихся преподавателей. В новгород-северской гимназии он состоял в 1868—1873 гг. Родился » 1841 году, учился в Киевском университете, еще со школьной скамьи пристрастился к собиранию этнографических материалов и в среде украинских Этнографов занял не последнее место. По агентурным сведениям III отделения, состоял в совете общества „Громада", помогая украинофильским кружкам, и вел пропаганду среди учащейся молодежи.

27, Сестре Клеопатре Дмитриевне

Нов[город]- Сев[ерск]. 1873 года 18 февраля

Дорогая Кленя!

Долго я молчал, долго мелкие заботы, а отчасти и день мешали мне писать тебе, задушевно побеседовать с тобой.

Ну, а теперь позволь во-первых спросить, как ты поживаешь, как можется, что чувствуется и во-вторых Здорова ли ты?

Наступил уже давно Новый год! А что он нам принес? Опять как в прошлый, много печали темные бури нагнали, опять невеселые думы роями ходят в голове, опять приходится заглушать порывы страстной молодости, а все это потому, что будущность представляется туманным пятном, что не знаешь, что обещает будущее, а настоящее между тем хмурится, представляет разного рода препятствия, заграждающие дорогу. Таким образом экзамены будут очень трудны, а подготовлены мы плохо; от экзаменов же зависит будущее и исход настоящего... Но впрочем довольно об этом! Что меня волнует и печалит, то должно меня одного и касаться.

Расскажу тебе краткий дневник от праздников, проведенных дома, до сегодняшнего дня. Когда мы выехали с Мишей из Новго[ро]дсеверска, начинало светать. Волны морозного воздуха как-то приятно резали вам лица и скоро освежили и прогнали сон. Весело и приятно было на душе. Мы чувствовали, что скоро будем дома и на время забудем все, что стесняло нас и надоедало нам среди родных, среди тихой, укрепляющей, и обновляющей семейной жизни, вдали от надоевших лиц и мы получим новые силы, забудем, стряхнем все неприятное прошлое! Приятно было чувствовать, как мы удаляемся от Новгор[о]д|северска. Так мы проехали верст семь, вас догнали две тройки о гимназистами, нашими товарищами. Нам кучера предложили встать. Мы подъехали к огромной горе и страшно крутой, с которой нужно было съезжать. Мы сошли, курящие закурили папиросы, а лошадей между тем начали потихоньку сводить. Было часов восемь утра. Небо было покрыто тучами, был серенький день, которые зимою так часты. С горы, на которой мы стояли, открывался великолепный вид. Широкий луг полосой тянулся поперек нашей дороги. Он резко отделялся по ту сторону от возвышенностей темносиней каймой сосновых лесов. Весь луг, среди которого под ледяным покровом текла Десна, рисовался белым фоном и на нем то групами на островах, то по берегам реки и озер редкими полосками  кудряво и небрежно очерчивались кустарники лоз и приземистых дубков, а коегде возвышались нетронутые стоги сена, обгороженные плетнем. Мы сошли с горы и опять покатили. Лошади бежали бойко, их тоже освежал морозный день. Скоро мы перерезали луг, опять поднялись на холмистую местность и выехали в область лесов. Сзади остался тот крутой горный берег, с которого мы смотрели вдаль, с меловыми уступами, а впереди лес, лес и лес! По обоим сторонам дороги попадались нам большею частью стройные сосны-великаны густыми рядами, хмурясь и тихо ропща, да осыпая на проезжих снег с зеленых ветвей своих; а местами открывалось голое поле пней — это поле битвы, где гордые, угрюмые великаны сложили свои махровые головы, а на могилах их подрастают миленькие елочки не закрывшие еще печальных останков своих предков. Встречались нам и дубовые леса, заросшие кустами ореха, волчьих ягод и молоденьких дубков. На иных дубах оставшиеся сухие, жолтые листья, коегде покрытые снегом, шелестели и шептались. Лесами мы ехали верст тридцать пять, а потом выглянуло поле с белым покровом, чрез который проглядывала колать вспаханной земли или торчащие стебли сжатого жита, да гречихи. Через эти широкие доля нам лежала дорога да самого Путивля.

Наконец я дома!

Мне все рады и я всем рад. Первые дни я конечно все рассматривал дома пока не привык. Первые дня праздников провели мы дома в своем семействе. Нам делали визиты и мы с папой отвечали. Я несколько раз ездил с лесничим на охоту. Как хороша зимняя охота! B лесу стоишь и ждешь зверя. Вокруг тишина и только вдали гончие заливаются и гонят по следу зверя. Их звонкие голоса, как стон ходят по лесу и пугают и зайца, и лисицу, и даже волка. Ты ждешь. Дрожишь от нетерпения. Что-то странное происходит с тобой. Курки взведены. При каждом шорохе кровь бросается в голову... Чу!.. Слышен бег и шорох. Ты притаил дыхание и присед... Выскочил заяц и бежит мимо тебя... Раздался выстрел за тем другой... Заяц упал, но потом опять вскочил и побежал. Ты в отчаянии бежишь по кровавым следам и натравливаешь собак. Вот собаки промчались мимо тебя и полетели по следу... Вдруг раздался отчаянный крик зайца. Собаки поймали его... Подбегаешь и видишь развязку драмы: Заяц лежит окровавленный, и три собаки держат его за шубу... Отнимаешь, торочишь * зайца и опять набрасываешь * собак и опять пошла потеха.

* Торочить—отрезывать ноги по сустав и отдавать их собакам.

* Набрасывать — наводить па след, пускать собак в другую опушку.

Некрасов сказал:

„Кто же охоты собачьей не любит,

Тот себе душу заспит и погубит".

Перед Новым годом приезжает к нам Марья Павловна Звягина с гувернанткой Стакосимовых и просит в тот же день к ним на елку и объявила, что у них будет музыка. Это меня удивило!.. Едем мы к ним всей семьей в двух санях. Приезжаем. Действительно, музыка и елка очень миленькая. Многие вещи были присланы из Харькова Ольгой Николаевной. Музыка начала играть, значит нужно танцевать. Но кому танцевать? Дам всего три: Анюта, Клава да Марья Павловна, а кавалеров два: я и Митя, между тем музыка за бал, на котором танцевали, как говорится „рыба с раком, а петрушка с пастернаком" взяла 20 руб. Я в тот вечер, видя наши грешные танцы, умирал со смеху. Вот если бы нам эту музыку на вакациях, когда мы все съедимся, мы бы ее проманежили, не рада была она и 20 рублям. Этот вечер окончился для нас печально, мама возвращаясь оттуда простудилась и хворала первые дни Нового года.

Скоро пролетели праздники, скоро настало время возвращаться. Не хотелось ехать!..

Дорога в Новгородсеверск была не удачна. Снег стайл и мне с половины дороги нужно было Нанимать почтовых в тридорога, а своих отослать домой. В Новгородсеверске опять жизнь потекла мутной водной с миленькими, но неприятными бурями.

Недели полторы тому назад я получил письмо из Дому, в кем писали, что все дети .были больны; опять неприятно. Особенно я боюсь за! Онюту: она такая слабая, бледная... Да и Фанины глаза беспокоят. Больше всего грусти наводит та мысль, что мы заставляем, лучше сказать наше воспитание заставляет папу и маму, людей уже пожилых, так трудиться, а между тем выйди папа в отставку и мы будем во многом нуждаться и отказывать себе. Да, трудно жить на свете бедному человеку! А как у нас много в России подавленных горем и бедностью и как мало в нашем отечестве счастливых и как эти счастливые с возмутительным хладнокровием графят массы несчастных и под их раздирающий стон спокойно наслаждаются жизнью.

Волга, Волга! Весной многоводной

Ты не так заливаешь поля,

Как великою скорбью народной

Переполнилась наша земля!..

Ты как-то в прошлых письмах просила написать тебе о Нечае, изволь я могу сообщить его биографию, которую мне рассказывал Аксенов на Рождестве.

Господин Андрей Петрович Нечай, уроженец западных губ., богомольный и суеверный консерватор, прошлый год был не в седьмом классе, как он говорил, а в шестом и то на второй год. Ему была передержка после вакаций из какого-то предмета, но он ее не выдержал и был исключен из гимназии, а теперь проживает в Киеве, где и как бог его знает, нужно полагать, что в каких-нибудь трущобах! Но может быть он и хороший господин. Ведь каких крайних обстоятельств не испытает наше брат-бедняк.

Скажи, как поживает Тетя Настенька? .Что-то темное, таинственное носится над их жизнью. Жаль мне ее, очень жаль! Она думала, что нашла счастье, она думала, что он оценит ее любовь, ее покорную любовь и слепо отдалась ему. Но он кажется ее обманывает и муча ее своею распутной жизнью проживает ее небольшой капиталец, который она сохраняла и берегла, как единственную поддержку в жизни... а он, этот темный и двусмысленный человек может погубить такую добрую и любящую его женщину... Как печальны такие мысли особенно мне, — я ее всегда любил а теперь еще больше люблю!..

Пиши мне как твои дела. Ты я думаю теперь на масляной весело, очень весело проводишь время у знакомых, в театрах и может быть на балах. 3а тобой должно быть ухаживают кавалеры, как помнишь ты писала, что ваш староста, забыл его фамилию, с тобой много танцевал у вас на балу. Он может быть устроил вам опять вечера. Веселись, веселись пока кровь волнуется и сердце бьется, так веселись, чтобы приятно было вспомнить потом о былых временах. Не завидую я тем людям, у которых не было молодости, так как нет у них воспоминаний, озаряющих всю остальную жизнь.

Владимир Васильевич и Марья Яковлевна поехали в Киев на масляную и первую неделю поста, а я теперь живу хозяином в доме у них один одинехонек. Привольная у них квартира! Комнаты огромные, чистые, только расположение не завидное, но для двоих и это неудобство исчезает.

Я сейчас получил письмо из Путивля с деньгами. В нем мне пишут, что ты были нездорова, но теперь слава богу поправилась. Поправляйся, поправляйся, теперь тебе нужно здоровье! Кланяется тебе Миша, он также немного хандрит. Мы теперь пишем сочинение из словесности: Общество эпохи „Слова о полку Игореве". Придеться над ним поработать.

Остаюсь твой любящий брат и друг

А. Михайлов.

P. S. У нас были театры на масляной, составленные  любителями, и я был два раза. Играли: Шельменко, Ямщики — водевиль, и Аз> и Ферт, тоже водевиль.

У нас погода все это время теплая.

Адрес: В Москву. В Мариинское Женское училище. На Софиевской набережной против Кремля. Воспитаннице старшего класса Клеопатре Дмитриевне Михайловой.

Автограф; П. Щ.
 

28. Сестре Клеопатре Дмитриевне

18 марта 1873
День маминых имянин!

Весна, весна!

Как воздух чист,

Как ясен небосклон.

Здравствуй дорогая Кленя! Поздравляю с весной!..

Ты пишешь, что я не слишком счастлив, ты завидуешь счастью других! Но где оно, где эта неуловимая мечта! Между людьми?.. Но я не видал ни одного смертного счастливого, ни одного живущего с наслаждением. Все стоны, стоны. А ты говоришь счастье — это мечта, это зависть... И жизнь дана нам не для счастья, а для нужд других, для облегчения их несчастья... А ты ищешь счастья в столичном шуме, в толпе красноречивых фразеров, ты говоришь, что жизнь и умственная: и нравственная в одном суетящемся центре, что все остальное человечество прозябает, погрузившись в сырые болота земли русской. О институт, вот что делают твои стены.... Ваши невинные, неопытные характеры, попавшись после института с его развитием в какое-либо общество, с невинной доверчивостью принимают его физиономию, без критики, без анализа и к несчастью... часто делаются такими же невидными жертвами его фальши, его порока. Какой неопытный, неверный, увлекающийся у тебя взгляд на жизнь!.. Ты жаждешь чего-то большого—плоды фразеров образованных и философских книг, у тебя идеал — какая-то самостоятельность, которой ни у мущин [н]и у женщин нет, так как и те и другие гнутся перед властными мира сего, ты ищешь счастья—фантазии молодости и вое вместе следствие неопытности, незнания жизни, увлечений и т. д.

Но ты всмотрись в мир кухарок, хозяек, нянек, матерей, какие между ними есть образованные, умные, вполне осознающие долг жизни и довольные его исполнением. Ты подумай о высшем назначении жизни — о пользе другим, о жертвах для этой благородной цела. Особенно тебе теперь открывается ясный и широкий путь: образоватъ, развить своих сестер, успокоить и утешить стариков-родителей, достойных родителей, пожертвовавших: всем для пользы своих детей. Ты взвесь все труды, тяжелым лежащие бременем труды отца, ты припомни потерянное в бессонных ночах здоровье матери, рано ослабевшей, и ты ищешь чего-то и не видишь долга! Ты должна быть счастлива, помогая семейству, ты должна со всею энергиею молодых сил и порывов войти в дорогое семейство и быть благородной гражданкой уча сестер и достойной, любящей дочерью заспокаивая родителей. И если в тебе есть любовь к родному очагу, если ты, как друга, принимаешь мои советы, то вот твоя дорога.

Не завидуй и мне - нам еще не скоро придется пойти той дорогой, о которой я говорил сейчас, не завидуй нашим занятиям — они неблагодарны и тяжелы, не завидуй и служебному поприщу — этому униженному поприщу, сопряженному с повседневными неприятностями, несправедливостями, ответственностями: или кланяйся и "пляши враже, как пан скаже" - или терпи и страдай за все - вот твоя самостоятельность. А честным гражданином и патриотом все-таки везде и всякому можно быть— и тебе и мне. Как можно спокойно и разумно жить в глуши, исполняя свои обязанности, какая деятельность нравственная и физическая может кипеть здесь, как можно наслаждаться природой —  а  ведь природа великое дело, как наконец в этой глуши, удаленной от суеты, от оглушающего шума, от всего леденящего сердце можно любить, искренно страстно; здесь меньше встретишь поразительной бедности, здесь все спокойнее страдает, не видя соблазнительной роскоши, здесь не остановится голодный бедняк как Невском или на Тверской или Бульварной, перед кондитерской, не заскрежещет зубами от голода, он пойдет к соседу и тот всегда даст ему кусок хлеба. Да тут, покой со своими незатейливыми удовольствиями— вот место разумной жизни.

Вместе со всем этим соедини и то, что папа выйти в отставку — не по силам больно ему уже этот труд, а бросит он службу и вместе с пансионом и со всеми доходами немного придется содержания нашему семейству — так, руб. 800 да и больше нечего — жить положим можно с семейством в уездном городе, да и то тихо и только, а об воспитании да и при том таком дорогом как наше уж нечего и думать! Фаню может мне посчастливится взять на своя руки, а то „не без добрых душ па свете" может быть Владимир Васильевич возьмет на свое попечение и выведет в люди...

Я буду перебиваться пополам с нуждою и горем, к тому ж я привык беречь деньги и тоже надеюсь выкарабкаться из тины и выйти невредимым из всех бурь, которыми угодно будет судьбе меня подвергнуть... Ты выходишь в люди, свежа, молода; остаются только Анюта и Клава и вот образование их и предназначено тебе судьбою и родными. Конечно, давать им образование полное поздно, их нужно развивать, их нужно подготовить к самостоятельному образованию, в них нужно развить охоту к книжкам, заинтересовать предметами—вот по моему мнению способ занятия с ними. А я думаю, как приятно давать направление молодым, девственным душам, видеть их успехи, их порывы вперед и вперед.

О переходе в 7 класс я тебе скажу следующее. У нас в классе 15 душ — из них с сильными способностями и знаниями два, три не больше. Остальные трудящие люди, но по некоторым предметам очень слабы. Это видят все власти и обнадеживают нас снисхождением в уважение нашего критического положения, в уважение нашей благородной ретировки от греческого языка. И так мы трудимся с этой надеждой, зубрим коптим над книгой.

Не думай, что мы слабы вследствие нашей лени в низших классах, нет, ничуть не бывало, мы просто гонимые судьбой. Нужно было сложиться обстоятельствам так, что мы почти не учили немецкого за болезнью учителя во втором и третьем классе, а в четвертом классе и этот паршивенький уехал и предоставил нас на волю судеб и мы гуляли целый год. В 5 классе прислали нам олуха даря небесного или просто осла, зазубрившего бесчисленное множество латинских пословиц и вот мы второй год маемся и мучимся с ним и его мучим беднягу, а вперед ни шагу. Вольно было року дать нам на второй и третий класс в учителя математики добряка и профана по этому предмету. Знать, суждено было в третьем классе видеть на кафедре истории и географии гонимую и больную гуманность, облеченную во плоть, и под конец года умершую. И к тому же попадались мы все к латинистам или полупомешанным или к умным но не вдолбившим нам в гол[ов]у латыни и к довершению всего вот уже скоро год как мы не учим французского за неимением учителя и успели уже позабыть и то что знали. Вот теперь ты сама посуди, кто виноват, что мы нуждаемся в снисхождении. Да, судьба и больше никто!..

Как мне жаль тети ты не поверишь — загубит она себя с ним. Когда увидишь ее, поцелуй, не забудь, крепко за меня и прочти какое-нибудь из моих писем — может быть это доставит удовольствие ее усталой душе.

Поклонись тамошним моим знакомым— институткам которых впрочем немного, Напиши пожалуй о них что-нибудь— мне будет интересно, а затем целую тебя и остаюсь друг и потом брат

А. Михайлов.

Если найдешь что-нибудь резкое—-извини, мы ведь бирюки резко и не по-светски выражаем свои мнения, зато искренне и правдиво. Прощай!! Пиши скорей! Миша кланяется. Отчего это ему его сестры не пишут —ленятся? Я может быть поеду на светлый праздник домой, но до субботы 6-й недели буду здесь, во всяком случае— если успеешь отвечай к тому времени.

Адрес: В Москву. В Мариинское женское училище. На Софиевской набережной против Кремля, Воспитаннице

Клеопатре Дмитриевне Михайловой.

Автограф; П. Щ.
 

29. Сестре Клеопатре Дмитриевне

9 мая 1873 года.

Прошу у тебя также, дорогая Кленя, извинения за долгое молчание, я также попал в водоворот гимназической жизни и никак не могу и даже не желаю вырваться из из нее; в гимназии уроки и дома уроки, утром уроки и вечером уроки, а между ними несколько времени посвящая отдыху в кругу товарищей в веселой или серьезной  беседе — вот краткая характеристика моей теперешней жизни, пожалуй скажешь не много, но для меня достаточно, — я зато надеюсь повеселей провести: время на вакациях. Ты теперь переживаешь самую отрадную пору жизни, о которой я много раз мечтал, которая часто волновала воображение и кровь мою. Я незнаю, как ты чувствуешь себя теперь, но из твоего печального восклицания о выпуске я заключаю, что ты жалеешь о пролетевшей юности, о ее беззаботных грезах, о ее приданых мелочах, как например экзамены, уроки:, класс, учителя; я же совсем навпротив думаю и чувствую это.

Конечно, у меня также много приятных воспоминаний оставило детство и юность, и эти воспоминания само собой разумеется будут облегчать всю доследующую жизнь, но гимназическая жизнь мне не нравится и как бы я желал скорее с ней разделяться! У вас теперь уже экзамены. Ну, дай же тебе боже хорошо и счастливо взять билет в этой лотерее и переступить порог, на котором многие спотыкаются, т. в. выйти на прямую, хотя и узкую и Неудобную дорожку жизни. Ты скоро будешь держать в руках диплом: как это ново и приятно. И так 27 мая ты свободна* и ты конечно не променяешь как одна героиня лермонтовских стихов:

На светские цепи, на блеск упоительный бала

Широкие степи Украйны она променяла.

* Хотя относительно. — ученическими словами.

А как радостно встретят новую семьянинку дома, с какой любовью кинутся тебе на шею сестры и брат; a наконец сколько ты дашь материалу путивлъским сплетницам — по только уж это по совсем-то приятно. Ты, я думаю, найдешь подруг, с которыми можешь обменяться словом науки или философии, найдешь и таких, которых можешь развивать, у которых живое слово упадет на плодовитую почву, и в твоих руках явится два страшных орудия, которыми производили такие страшные победы иезуиты, а; именно: школа и живое слово.

Пожалуйста пришли мне карточку, так как ты будешь в другой раз сниматься и я буду ждать ее с нетерпением, дабы взглянуть на тебя в твоем институтском наряде с талиями около подбородка.

В последнем письме ты высказала убеждение относительно нас гимназистов или лучше сказать относительно меня гимназиста. Так-с! Но я с многим не согласен и сейчас же представлю возражения. Во-первых. Ты называешь меня фаталистом,— но ошибаешься. Я не отличаюсь верою в небесные силы, а фатализм имеет свое основание там. Я верю в основной закон всех законов, но не заключаю его в какую бы то ни было духовную оболочку, я наконец верю в строгую последовательность всего совершающегося на земле *, зависящую от неизвестных еще законов **, подчиняющихся основному Закону. В письме же моем я неизвестную, но существующую зависимость моего существования от этих законов и назвал судьбой, т. е. лучше сказать случаем; и действительно— ведь попал же я в такую именно пору, когда и директор был беспечный и набор; учителей был мерзкий, а между тем останься я в Киеве в гимназии и совсем бы произошло другое.

* Учение, изложенное в последн. части „Войны и мира" Толстого.

** Бокль. Цивилизация в Англии. Статистические доказательства самоубийства и т. п. 

Во-вторых. Ты говоришь: мы могли бы сами заниматься. Но ведь согласись, разве может 12 или 13-лет-ний мальчик без исключительной помощи и постоянного наблюдения учителя изучить такие предметы, как языки и математика. Само собою разумеется, кроме исключительных случаев, нет! И так без надежного основания хромали мы все время и теперь спотыкаемся.

В-третьих. Ты даешь слишком большую власть воле человека, ты говоришь: почтя все от себя зависит, но меня удивляет, отчего, в таком случае, люди до сих пор не могут поставить себя в удобную обстановку, никак не справятся с собой?..

У нас экзамены начнутся в середине, т. е. 9 июня, а распустят нас для приготовления к ним 2 июня. Вообще испытания будут почти с экспромту и кроме того письменные и устные. Они окончатся в конце июня, а с первых чисел июля я буду свободен. Ты до тех пор успеешь нагуляться вволю и спокойно насладиться упоительными весенними вечерами. Знаешь что, приезжайте-ка за мной в июле с папой или с мамой, это теперь будет удобно, так как теперь почтовые лошади будут от самого Путивля и до Новгородсеверска и вы можете в своем тарантасе и приехать к Владимиру Васильевичу, и ты б увидела постылый, но с хорошими видами Новгород-северск. Твое письмо я получил 6 мая. Оно шло 10 дней. Поскорее отвечай мне, чтобы я тебе уедал еще раз написать.

Кланяйся моим знакомым.

Твой друг А. Михайлов,

Автограф; П. Щ.
 

30. Родителям

14 июня 1873 г. Дорогие Папа и Мама!

Отчего вы мне так долго не пишите мои дорогие. Вот я уже Вам второе письмо пишу.

Теперь поговорим о поездке.

Я думаю ехать с Смирновым, а может быть и с Дистерло, если он решится ехать на вакации, и таким иге образом как и в последний раз, т, е. от Новгородсеверска до Землинки или до Черториг на почтовых, а от этой последней станции до Путивля на нанятых, которых вы вышлете из Путивля (так я думаю дешевле) 27; так чтобы они были на станции к вечеру. 

(Но вот еще одно обстоятельство! Владимир Васильевич хочет дать в Путивль свой тарантас для тети Неонилы, или Мария Васильевны, если они пожелали бы приехать в Новгород). Сейчас решили не посылать тарантас (я пишу это письмо у Владимира Васильевича), так что высылайте только телегу в Черториги 27 числа. Я думаю нанять можно у Гукова тройку лошадей. У нас порядочно будет вещей, тем более если поедет с нами Дистерло.

Дела мои идут порядочно, не знаю только, как из латинского удался экзамен; он у нас был сегодня.

Целую сестер, Фаню и остаюсь много любящий Ваш сын

А. Михайлов.

Если Вы думаете действовать как-нибудь иначе, пишите скорей, потому что если я не получу до отъезда письма, то буду думать, что Вы, согласны на такого рода решение поездки.

Автоцшф; П.Щ.
 

31. Родителям

Папа и Мама!

25 августа 1873 г.

Я приехал в Новгородсеверск и устроился уже и сейчас же сообщаю о воем подробно. До Черториг Вам известна моя дорога, а в Черторигах, отпустивши Захара, я надеялся прождать по крайней мере до вечера веледствии того, что Судиенко забрал всех лошадей, но к моему счастию можно было отыскать вольных и я часа через два выбрался из этой всегдашней ловушки вследствие недостатка лошадей. В тот же день я добрался до Новгородсеверска в 3 часа пополудни.

Приехал к Владимиру Васильевичу и Марье Яковлевне, они мне были рады и Сабачкин тоже. Я у них и остался. Они здоровы и пока еще живут в 3 комнатах, остальные т. е. зала, кабинет и передняя еще не кончены. Тетя... * писала им, что думает остаться на зиму в Киеве и это как видно их огорчило. Я сам на знаю, что за причина такого быстрого изменения решения. Кажется посоветовали доктора.
*В копии пропуск

На другой день по приезде в Новгородсеверск после молебна и двух получасовых уроков я отправился искать квартиру. Мне посоветовали стать у Глушковой: да я и сам имел эту квартиру на примете, как хорошую.

И мне это удалось. Условился я с хозяйкой за 100 рублей в год без свечей, чаю и глажения белья. Мы стоим в двоем в комнатке чистенькой уютной и вместе с том довольно просторной.

Товарищ мой вместе и товарищ по классу. Около нас в двух комнатах стоят еще гимназисты — три человека из 3 класса.

Хозяйки — мещанки сестры все три незамужнии, но уже пожилые женщины, так что старшей лет 60 с лишним. Они очень опрятны и уже давно держат гимназистов, опрятностью и акуратностью поддерживают реномэ квартиры.

В. В. и М. Я. вам кланяются.

Целую сестер Фаню и остаюсь много любящий Ваш

А. Михайлов.

Я заплатил 15 р. хозяевам, но они просят больше; я им обещался через месяц.

Копия, М. Р.


Родителям

Дорогие Папа и Мама!

16 сентября 1873 г.

Я не могу объяснять себе отчего это Вы, мои дорогие, до сих пор не пищите. Я написал Вам вскоре по приезде в Н[овгород-]С[еверск] и с тех пор всякий день жду ответа и вот уже скоро месяц, не получаю его? Это меня беспокоит! Здоровы ли Вы все мои дорогие Папа, Мама, сестры, Фаня. Я недели полторы назад получил письмо от Клени из Киева, в нем она пишет, что скоро выезжает оттуда и вследствие этого я не знаю куда писать мне ей; дома ли она уже, или нет? Она спрашивала совета у меня, когда ей лучше приехать в Н. С.— с тетей ли Неонилой или зимой и я могу eй ответить, что все равно она не стеснит М[арью] Я[ковлевну] и В[ладимира] Васильевича] никогда, но зимой пожалуй случая не будет и поездка по всему вероятию расстроится и лучше „ковать железо пока оно горячо", т. е. пользоваться удобным временем.

У нас уже был министр, этот высокий и давно ожидаемый гость1. Он производил ревизию 12 и 13, но все так хорошо было подготовлено и так удачно обошлось, что он остался, всем доволен, хвалил знания учеников, В. В. бедный устал очень за эти два дня —ему было очень много хлопот да и М. Я. тоже. Но теперь они и мы гимназисты отдыхаем — нам было 3 дня свободных: 14 праздник, 15 министр дал нам для отдыха и 16 воскресенье.

Я за квартиру отдал: 15 руб. и нужно будет еще скоро Дать хозяйке руб1. 20 иди 15 да за нравоучение 7 р. 50 к. и так если можно, то будьте так добры, пришлите руб. 20 или 25, а у меня еще осталось руб. 7.

Будьте все здоровы и живите весело и счастливо, от души Вам желаю всего хорошего. Ваш многолюбящий сын

А. Михайлов.

Н[овгород-] С[еверск].

P. S. Я получил от Миши письмо, он в Москве в Реальном училище Жукова.

Сегодня я также буду писать тете Настеньке в Москву.

Пожалуйста при случае пришлите мне очки — мне легче было б в них заниматься.

Мою Диану отошлите в Олееву2, или если захочет взять Бровцин — Бровцину. Он прежде хотел, чтоб она у него к Рождеству подучилась гонять зайцев.

В. В. и М. Я. кланяются Вам и приглашают тетю Неонилу и Кленю к себе.

Автограф; П. Щ.

1 Министром народного просвещения был в это время гр. Д. А. Толстой, известный своею классическою реформою, о которой не один отзыв имеется в письмах Михайлова.

2.Алеев — хутор вблизи Путивля, принадлежавший Михайловым.
 

83. Родителям

1873 года 4 октября.

Дорогие Папа и Мама!

Я получил ваше письмо, кажется, неделю назад. Мы ждем т. е. В[ладимир] Васильевич], М[ария] Я[ковлевна] и я тетю Неонилу и с ней кого-нибудь из родных, так как тетя Неонила писала, что приедет с кем-нибудь из своих племянниц, — а из моих сестер.

Я конечно этому, очень рад. Но тете Неониле нужно спешить поездной и пользоваться постоянной погодой, на которую, чем ближе и зиме, тем менее надежды. У нас все идет своим чередом: ходим в гимназию, занимаемся, в свободнее время читаем, гуляем, иди просто скучаем. Квартирой я доволен — это самая лучшая, где только мне приходилось стоять. Все порядочно, но правда не больше, и комната, и стол, и улица, и расстояние.  *

* От меня до гимназии 1000 шагов.

Вы мне писали свои предположения насчет расходов, я с ними совершенно согласен, и мне больше ничего Не надо, как только до, что вы перечисляли, особенных: расходов у меня нет, и не должно быть.

Учатся ли Анюта и Клава и читают ли они книги? Это для них очень-полезно, это их разовьет и познакомит с тем, чего они не приобрели ученьем.

Я их целую и прошу их читать и читать.

Фаня я думаю рее занимается Арифметикой, он ее любит и это хорошо; эта наука прежде всего нужна для укрепления мыслительных способностей для правильного и строчного развития, но также ему необходимо побольше гулять и бегать.

Целую, Вас мои дорогие и остаюсь Ваш

А. Михайлов.

Поздравляю тетю Полину с днем ее ангела. Желаю ей счастья, здоровья и вместе с тем продажи дома да выгодной — так тысяч в 5-ть. Вы верно будете проводить этот день вместе, разве папы не будет: он бедный все я думаю в разъездах.

Напишите, чем кончилось дело о пчелах, да не прощайте вора если он попался!

Отправили ли вы мою Диану в Олееву или и к Бровцину? Деньги я надеюсь вы пришлете дорогие Папа и Мама; с тетей, это хороший случай.

Автограф; П.Щ.
 

84. Отцу 22 октября 1873 г. Г. Н[овгород]-С[еверск].

Спешу поздравить Вас, дорогой Папа, с днем Вашего ангела! Жаль мне, что я не могу обнять Вас и лично пожелать того, чего искренно желаешь родителям добрым и любящим, любимым и уважаемым, того, — чего я желал Вам с тех пор, когда начал понимать все то, что Вы, Папа и Мама, сделали для детей своих. Таким родителям, какие Вы, Папа и Мама, я могу пожелать только счастья, которое одно может осветить нашу не очевидно веселую и довольно трудную жизнь. Поздравляю и Вас, Мама, и вас, сестры и брат, с именинником. Желаю вам всем как можно веселее провести этот день, жаль только, что я не буду еще несколько лет веселиться с вами в этот день, но за то вы и за меня должны повеселиться. Целую Тетю Полину и кланяюсь всем родственникам и знакомым, с которыми вы будете проводить 26 октября.

Кленя уже вернулась из Киева, но отчего же Тетя Неонила не приехала с ней, а я ждал с нетерпением Тетю с кем-нибудь из сестер. Пусть Кленя пишет мне, как понравился ей Киев и как она провела там время. Это мне интересно знать, интересного же ей я писать не могу, потому что у нас его нет, кроме сегодняшнего представления фокусов, на которое, несмотря на дешевую цену за недостатком зрителей, я не пойду—я немного простудил горло и боюсь простудить там еще более. Я обвязал свое горло, а хозяйка давала мне молоко с шалфеем и мое горло перестает болеть, но, кажется, впротчем не от шалфея.

Я думаю хозяйка скоро попросит за квартиру денег — то если это Вас не стеснит будьте так добры пришлите, Остаюсь много, много любящий сын

А. Михайлов.

Автограф; П. Щ.
 

35. Сестре Клеопатре Дмитриевне

Новгородсеверск. 1873 года 28 октября.

Дорогая Кленя!

Давно я уме тебе не писал; сначала устраивался .здесь, а потом не знал наверно, когда ты возвратиться в Путивль и боялся, что мое письмо не застанет тебя уже в Киеве. Теперь же, когда все эти препятствия устранены, имею честь представить пред твои очи свое послание!..

Первою обязанностью своею считаю удовлетворить алчущего и жаждущего правды, т. е. критически описать Безменова 1, представить во всей красоте его духовную пустоту (физическую красоту его ты уже созерцала). Он принадлежит к числу людей, нравственно жестоко обиженных природой или убивших в юношестве безалаберною и развратною жизнью данные ею способности. Мелкая гуманность, пошлые страстишки, серенькие пороки, грошевая добродетель и рублевая амбиция, неуместная раздражительность, страсташко запустить пыль в глаза, притом весьма ограниченный ум и знания и нулевое развитие — вот портрет (и в профиль и en face духовной стороны Безменова. Ну что, довольна моим художественным произведением? Теперь опишу его, как учителя. Некоторые черты из его характера, как-то раздражительность, амбиция, мелкая гуманность входят ингредиентами и в его учительские достоинства. Свои предметы:  Историю и Географию он очень плохо знает. У него до того плохая память, что не мог хорошо выучить трех книжек за каких-нибудь шесть лет учительства! О красноречии и образности его объяснений нечего и говорить. „Так сказать", „собственно говоря", „это нужно себе выяснить", „если не ошибаюсь" — вот его красноречие. Последнее особенно часто ему приходилось повторять,— ибо он постоянно ошибался. Но он, как я говорил выше, был человек не без гуманности и потому щадил наши уши и терпение и очень редко объяснял, но вышеозначенные перуны (числом четыре) приправляли и обыкновенную речь его. Ты получишь Безменова, если все это смешаешь и выльешь в физическую форму, с которой ты пела и которая не лишила наверно тебя своих комплементов. Видишь, как неумолима критика, как она конфузит кавалера пред барышней; он верно так тебя называл, конечно не в глаза. Безменов меня любил потому,  что я действительно хорошо учил Историю и всегда на экзаменах оправдывал годичный шар, а это для его амбиции много значило. Безменов так неглубок, что я его уже всего исчерпал, а потому finis et deo corona!

„Как эти люди пусты, глупы,

Как их бессмысленны слова

И как пуста их голова!"

Такой приговор произношу я при оценке других учителей, исключая трех. Эти три исключения составляют! Директор, читающий у нас Историю, Учитель Географии Коковский 2, имеющий в 7 классе 1 ур[ок] в неделю, и Законоучитель Хандожинский3. Вот наши перлы, так как „на безрыбьи и рак рыба", и перлы эти —только хорошие учителя, а не великолепные. Но и этим учителям многого не достает, они имеют очень мало уроков у нас. А лекции остальных учителей, о боже мой, что это за китайская комедия, что это за пародия дельных уроков, что это за скучнейшая материя! Ты вообрази себе как это тянется 7 уроков в неделю Латинского языка, 4 урока Немецкого, 4 Французского, 2 урока Словесности. Учителя Математики у нас еще нет до сих пор, а вновь приехавший словесник разрушил наши надежды. Мы думали, что будем хоть 2 часа в неделю приятно проводить, слушая лекции о наших писателях, о нашей литературе! Но увы!.. Нет нашего незабвенного Лоначевского, а от этого нового „олуха царя небесного" не добьешься порядочного слова—задаст из книги уроки, читает себе под нос образцовые произведения—тем и дело кончается. Этому б старикашке сидеть на лежанке, курить трубку, да „Сын Отечества" читать! Вот какое ему занятие!..

„Но умолкни мой стих!

Дураков не убавишь в России,

А на умных тоску наведешь!.."

Некрасов.

Ну как же вы там поживаете? Как идут ваши дела?

Я с тобой согласен насчет Фани. Ему нужны Русский яз., Арифметика, Французский и Немецкий языки и больше пока ничего.

Русский язык необходим вообще, как всякому Русскому. Арифметика, как средство приучить человека правильно, последовательно мыслить, и новые языки, как пособия для последующих реальных занятий, особенно Французский язык.

Но вот какой вопрос интересует меня и долями интересовать и тебя: чем закончить образование Анюты и Клавы? Мое мнение тебе я думаю уже известно. Им необходимо читать книги, по большей части научного содержания, в которых бы были помещены самые необходимые и интересные сведения но физике, анатомии, педагогике, истории, Этнографии, зоологии, ботанике, и вместе с этим давать читать им кое-что из белетристики. Это чтение я думаю необходимо обратить в форму близкую к урокам и по прочтении заставлять делать переложения, извлечения, легенькие критики и т. н. Это будет их знакомить с науками и вместе развивать, к тому же ведь непременно нужно Чтобы они имели понятие об анатомии, гигиене, педагогике, это для всякой женщины краеугольный камень.

Остаюсь твой друг А. Михайлов.

Целую Маму, Папу, сестер и Фаню. Я буду им скоро писать.

Тетя Неонила должно быть не приедет, а потому не мешало б прислать деньги. Передай эту просьбу Маме и Папе.

Автограф; П. Щ.

1 Павел Петрович Безменов, впоследствии муж сестры Михайлова — Клеопатры.

2 Тит Киликович Коссовский.

3 Петр Григорьевич Хандожинский, соборный протоиерей.

36. Родителям

21 ноября 1873 года. Н[овгород]-С[еверск].

Дорогие Папа и Мама!

Долго я не решался писать к Вам, так как нужно было описать Б[езменова], как человека, как семьянина, нужно было передать это правдиво и серьезно, сообразно с важностью обстоятельств, нужно было передать характер его, который я довольно знаю— я имел случай его наблюдать и видеть его проявления.

Но этот вопрос труден настолько для письма, что я его откладываю до свидания.

Кстати о свидании! Каким образом Вы намерены решить дело о доездке: поеду ли я с Клавою или один, на почтовых или на своих? Это все мне интересно знать заранее и в таком случае я могу приискать попутчика между гимназистами, чтобы с ним ехать на почтовых.

Клава видно пока не скучает, но на Рождестве я думаю ей скучно будет оставаться, если только она не сойдется с кем-нибудь из девиц и девочек, которых здесь много, и если на праздниках здесь не будет каких-нибудь удовольствий. Я для Клавы достаю у товарищей книги и она читает их. Теперь она читает Лермонтова, и он ей нравится.

Скажу еще кстати о деньгах Вы преддолюжили прислать мне еще до Р[ождества] Х[ристова] 45 р. Через Тетю Неонилу Вы хотели мне прислать 20 р. и дали ей их, но потом Вам на что-то понадобились деньги и Вы взяли у, нее 2 руб., значит мне она привезла 18 р. Потом теперь Вы прислали по квитанции 21 р., но в письме оказалось 20, из них Тете Неониле 5 р. и Клаве 1 р., следовательно мне осталось 14 р. да прежних 18 и того 32 р. Я их и отдал Владимиру Васильевичу, так как взял у него 25 р., из которых оставил б р. себе на расходы, а 20 отдал за квартиру, что составило вместе с тем, что я прежде отдал за квартиру, 35 руб. и осталось еще заплатить за нее до Р. X. 15 р. В. В. также заплатил за меня за право учения 7 р. 50 К., и того я ему должен 32 р. 50 н., которые я попросил Тетю Неонилу отдать и у Тети уже не брал ни копейки следуемых мне. На свои расходы у меня хватит еще до Р. X., а  за квартиру 15 р. я попрошу мне выслать, хотя мне следует до Р. X. только 13 р., но Вы будете так добры мои дорогие, что когда будете присылать лошадей, то пришлете и эти деньги. Их хозяйке нужно отдать до Р. X.

Тетя Полина ждет переправы через Десну. Она скоро будет писать.

Остаюсь много, много любящий Ваш

А. Михайлов.

Автограф; П. Щ,
 

87. Р о д и т е л я м

9 декабря 1873 г. Н[овгород]-С[еверск]. Дорогие Папа и Мама!

Вчера получили мы письмо от тети Полипы. Я думал, что Вы мне будете отвечать на счет дороги, но не дождался и вот пишу Вам об этом. Распустят нас 20-го после уроков, а ехать можно будет 21-го утром. Если будет хорошая дорога, то присылайте лучше своих к 20-му на ночь. Денег 15 р. не надо—я не знал, что вы прислала 2 золотых Владимиру Васильевичу, которые он принял по 6 руб. и я получу эти 12 руб. от тети, а пожалуйста пришлите только руб. 6 или 5 р. 2 или 3 на дорогу, да 3 с 12, которые получу от тети для хозяйки. Если Дорога будет плохая, то я думаю лучше ехать на почтовых до Черториг. Можно условится так, что если вечером 20[-го] лошадей не будет в Н. С., то значит они ждут в Черторигах и я возьму 21[-го] почтовых и в тот же день буду в Черторигах. Только кажется попутчика мне не будет.

Во всяком случае я жду от вас письма до Р. X., которое решит поездку. М[ария] Я[ковлевна] и В. В. едут на праздники; в Кит и Клаве я думаю будет скучновато. Но также и Тете Неониле скучно оставаться одной. А теперь Клава весело проводит время, зато как мне надоела Новгород-северская жизнь!! Утомительна она ужасно!

Я жалею очень, что Кленя не приехала в Н. С., здесь 6ы она повеселилась—играла бы в любительских спектаклях, пела бы в концерте, который может быть даст гимназический хор.

Но это вещь поправимая — после рожества здесь будет еще, я думаю, .веселее.

Целую Вас Папа и Мама и вас Кленя, Анюта и Фаня.

Остаюсь А. М.

Что поделывают Анюта и Фаня?

Анюту поздравляю о днем ангела и желаю много, много хорошего, столько, сколько можно на земле! Фанику желаю побольше резвиться и бегать — развивать свое здоровье, которое очень понадобится впереди. Прощайте, до скорого свиданий! .

Автограф; М. Р.
 

38. Р о д и т е л я м

1874 года. 24 февраля Новгородсев[ерск], Дорогие Папа и Мама!

Давно уже я Вам не писал. Да и не о чем было и писать-то! После того, как Мама с Кленею и Фанею уехали, я редко бывал у В[ладимира] Васильевича]. Без посторонних у них как-то уж очень, тихо и угрюмо, только Тетя Неонила своим ласковым приветливым характером уменьшает для меня эту молчаливую официальность. Это конечно только для меня, которого положение и интересы так несхожи. Несмотря на все внимание со стороны этих добрых и честных родных, они мне кажутся все как-то на официальной ноге: я им благодарен, уважаю их, как людей умных, строго относящихся к самим себе, а не могу с ними сблизиться, такая огромная пропасть между нашими положениями, возрастами, характерами.

На первой неделе мы говели, но только это уж последний год, на следующий год говенье будет отложено па седьмую неделю.

Я этих несколько дней был болен лихорадкой, но теперь, благодаря Марье Яковлевне, я здоров. Марья Яковлевна дала мне 10 гранов хины и я их принял в два приема.

Что поделывают Клава и Анюта? .Должно быть шьют все сестре на швейной машине да играют на рояли— ведь он их должен очень интересовать!

А Кленя, я думаю, ждет не дождется счастливого времени, которое она, конечно, захочет и сумеет продлить надолго. Что это она не пишет ко мне? Да Анюта и Клава писали бы и не по пяти строк, а побольше! Это было бы им полезно, я мне приятно. Отчего не делать того, в чем соединяется приятное с полезным.

Фаня я думаю теперь вырезывает. Эта работа, как видно, ему нравится. Вот когда я приеду на светлый праздник, то мы с ним вырежим какую-нибудь серьезную вещь, так напр., подсвечники такие, как у Марьи Яковлевны.

Безменов 1 приедет конечно на святой, и мы проведем это время весело. А что не решили когда конец, а жениху: и невесте венец? Пишите пожалуста, ведь я от вас уже давно не получал писем.

Целую ручки, губки и щеки и остаюсь Саша. Пишите также, поеду ли я на почтовых или на своих.

Автограф; М. Р.

1 Безменов Павел Петрович, жених в то время Клеопатры Дмитриевны.

 

89. Родителям

7 марта 1874 года. Новгородсев[ерск].

Дорогие Папа и Мама!

Вчера я получил Ваше письмо и так как о некоторых предметах нужно немедленно дать ответ, то я Вам сейчас и отвечаю.

Вследствие прошения Вашего В[ладимир] Васильевич] распорядился послать не копию с метрического свидетельства, а самое свидетельство, ведь снимка копии — дело полиции, и это все заняло более времени. Метрическое свидетельство может у Вас лежать долго— даже целый год. Оно пойдет сегодня и значит Вы 10[-го] получите если почта не опоздает. Нас распустят в субб[оту] на вербной неделе и я в тот же день могу ехать, а потому лошадей можно выслать в субб[оту], чтобы они непременно были к вечеру, т. е. часам к 6 в Черторигах на станции. Но если к тому времени только пойдут реки, то в Щебрах и в Волокитине пожалуй не переедешь и мне кажется, что лучше чтобы в таком случае лошади ожидали в Глухове на станции или если там нельзя, то на постоялом дворе Ивана Тихоновича (там его все знают). Это через площадь против Монастырского двора. Я же буду действовать следующим образом: постараюсь выехать в субботу и конечно буду позже 6 час. в Черторигах. Если я там не застану лошадей, то поеду в Глухов. Но может быть в субб[оту] почему-либо нельзя будет выехать, или нельзя будет переехатъ через Десну в тот же день и лошадями придется немного обождать, Во всяком случае я жду от Вас еще письма, в котором Вы или вышлите на дорогу руб. 5, или напишите, чтобы я взял у В. В.

В. В. благодарит Вас за внимание. Он будет писать Вам с тетей Неонилой на той неделе. Ему лучше. Он может ходить уже без палки.

Почему это Клава не написала тете Неониле ни одного письма? Она мне об этом сегодня говорила и видимо недовольна! Я разуверял тетю — доказывал, что Клава на нее не может сердиться и что она ее любит. Пусть Клава подтвердит меня!..

Кленя, твой доктор Кудрявцев болен тифом, и очень болен при смерти. Не знаю, будет ли он жив, когда получишь это письмо!! Жаль его, бедняги! Остальные твои знакомые благоденствуют. Концерт будет, может быть, на 6 неделе.

Целую Анюту, Клашу, Кленю, Фаню и Вас дорогие Папа и Мама и остаюсь Ваш

Саша.

P. S. Тетя Неонила говорила, что будто бы Кленя сердится на Полину вследствие того, что Клаша передала какой-то разговор! Полины о Клеве. О женщины, женщины!

Автограф; П. Щ,
 

40. Матери и сестре Клавдии

13 марта 1874 года, Новгородсеверск. Бесценные мои Имянинницы!

Крепко И горячо Вас целую и также горячо и искренно и здоровья; оно Вам, Мама, должно заспокоить жизнь, а тебе, Клава, внушить светлые надежды и увеличить силы для доброго и честного! Жаль, что я не могу поспеть к Вам к этому дню. Я бы очень желал! Давно, лет восемь, не проводил я этого дня с Вами в Путивле. Но Вы верно проведете его весело между своими родными и знакомыми. Дней через шесть или семь, после того я уже буду дома.

Мы здесь все здоровы и живем так же спокойно как и Вы в нашем благословенном Путивле; только вот грязь тревожит наши спокойные нервы и угрожает частыми лихорадками.

Скажите Клене, что Кудрявцеву лучше. Он поправляется, хотя и понемногу.

В воскресенье я виделся у Владимира] Васильевича] с Марьей Андреевной Коссович. Она расспрашивала о тебе, Кленя, и просила поклониться от нее. Пишите мне в ответ на мое письмо от 7 числа, т. е. о деньгах на дорогу и о поездке. Целую сестер и Фаию, поздравляю их с имянинницами и остаюсь

Ваш Саша.

Автограф; П. Щ.
 

41. Родителям

1874 года, 15 апреля, Новгородсеверск,

Уведомляю Вас о своем благополучном путешествии дорогие Папа и Мама. Я приехал сюда во вторник о теми компаньонами, которых ожидал на Черторижской станции. В Новгородсеверске все обстоит благополучно. Владимир Васильевич, Марья Яковлевна и Тетя Неонила здоровы. Тетя Неонила хочет быть на свадьбе1, а Марья Яковлевна отказывается — у ней болит нога. Мне тоже можно будет уехать на неделю. Вы кажется затруднялись в выборе шаферов! Я могу, помочь этому! Мой один близкий товарищ Дорошенко с удовольствием поедет, тем более, что его родные живут в Баничах и он с удовольствием погостит у них, а в назначенный день может быть в Путивле. Он будет мне спутником на почтовых, так что я могу тогда па почтовых ехать до Путивля. Тетю, я думаю, если она поедет, он не стеснит и почтовые обойдутся нам дешевле.

Если, Кленя, ты хочешь, то напиши свое желание Влад, Вас, и спроси, нельзя ли его отпустить. Если Влад. Вас. отпустит, то мы устроим как нельзя лучше.

Как вы поживаете? Верно все шьете. Все ли здоровы? Пишите скорей.

Целую Вас всех Ваш А. Михайлов. Родные Вам кланяются. Автограф; П. Щ.

1 Свадьба Клеопатры Дмитриевны и П. П. Безменова.
 

42. Родителям

6 мая 1874 г. Новгородсеверск.

Вчера в 8 часов вечера я был уже в Новгороде и прямо заехал к Порскаловым. У них были гости —Косовичевы и Асенги * и потому я у них был недолго— минут 15. Теперь Владимир Васильевич и. Марья Яковлевна совершенно здоровы.

*Должно быть: Ассинги

Я пропустил очень мало, так что за день можно не только дожать, но и перегнать; вообще теперь мы медленно идем вперед.

О тарантасе Владимиру Васильевичу я говорил и он желает его ход переделать.

Если мое письмо застанет Клешо, Тетю и Павла Петровича, поцелуйте их за меня.

Целую Вас всех, дорогие мои, и остаюсь

А. Михайлов.

Р. S. Мало пишу —пришел сейчас из гимназии после пяти уроков, признаться — устал.

Автограф; П. Щ.
 

43. Родителям

1874 г. 20 мая. Новгородсеверск. Дорогие Папа и Мама!

Жду, жду и вот уже две недели нет от Вас писем. Я уже заключил, что Мама должно быть поехала в Киев, а Папа в разъезде или, в Курске.

Мы, т. е. я и Порскаловы, здоровы, — чего конечно и вам желаем от души. Дня через три нас распустят на летние работы, а старший курс класса на экзамены. Как завидно! Наши товарищи оканчивают, а мы сиди тут еще год. Эх не только завидно, но и досадно! Какая разница в их и нашей зрелости!?..

Подучили ли Вы от Клени письма, как она поживает.

Кстати, если поедете в Курск или в Киев, купите, пожалуйста, мне штиблеты, а то мои сапоги приходят в разрушение — едва, едва хватит до вакаций. Посылаю и мерку.

Как поживают сестры и Фаня? Занимается ли он с Натальей Витальевной ?

Вообще пишите скорей и подробней.

Ваш Александр.

Автограф; П, Щ.
 

44. Родителям 1874 г. Июнь, 3[-го] дня. Новгор[од]-С[еверск],

Вот уж третье письмо пишу к Вам, дорогие Папа и Мама, а ни от Вас, ни из Киева не получал ни одного.

Нас распустили недели полторы назад. Старшее отделение нашего класса уже держит экзамены и страшно режется—вообще задачи им были заданы округом довольно трудные. На-днях должен быть совет—увидим, чем разыграется эта печальная драма, называемая испытанием зрелости.

Нам, т. е. младшему курсу, заданы работы по Латинскому языку и русское сочинение на тему—„Женские типы в сочинениях Пушкина". Я занимаюсь изучением сочинений о Пушкине и его эпохе и прочитываю сочинения сего мужа, воспевшего „науку страсти нежной".

Можио будет ехать домой но всему вероятию 22 числа. Так как на почтовых До Черториг теперь будет стоить руб. 2, то я думаю Вы пришлете в Черториги. Но я еще буду писать и порно назначу срок.

Я Владимиру Васильевичу б руб. не отдавал, они и теперь у меня—ведь все равно нужно было бы брать у него на Дорогу и этим усложнять только счеты: отдал да опять взял и т. д. Кроме того, может быть, нужно будет купить у, оканчивающих их книги некоторые—они теперь вдвое дешевле.

Как вы поживаете в Путивле, что делаете, здоровы ли?

Пишите скорее. Отчего это Клава и Анюта не пишете мне, ведь вы более или менее свободны — могли бы описать, что в Путивле делается, чем вы занимаетесь, что читаете!.. Читайте, читайте, сестры! Научные книги знакомят нас со всем, что делается на свете—а ведь это очень интересно! Да, чтение великое делю!.. Нельзя ограничиваться одним каким-нибудь занятием — специальностью. Жизнь требует всестороннего развития и образования.

Ваш Саша.

Напишите, купите ли мне сапоги или штиблеты — а в противном случае я здесь могу заказать.

Автограф; П. Щ.

 

45. Сестре Клавдии Дмитриевне и Павлу Петровичу Безменовым

10 шоыя 1874 г. Новгородсеверск.

Здравствуйте Дорогие Брат и Сестра!

Вы, я думаю, позволите, дорогой Павел Петрович, Вашему бывшему ученику называть Вас так. Скажите, пожалуйста, отчего это Вы не пишете ни мне, ни Владимиру Васильевичу и Марье Яковлевне, которым Кленя обещала. Конечно Павлу Петровичу мало свободного времени, но ты, Кленя, я думаю могла бы найти свободный часок. Впрочем что ж это я? А я отчего не писал — я тоже мог бы найти свободный часок! Нет, это уж такая общая мания— не любим писать писем да и только!

Но нам, живущим в захолустьи, эта мания извинительнее. Здесь такая пустота и мелкость, такое однообразие, что доверите ли, так убаюкивает общество (не нас—-нас будит латынь), что оно и не желает выходить из своего данного положения.

При таких обстоятельствах, без побудительных причин, что писать? О себе — не интересно, о других — нечего, зафилософствоваться, ни с того, ни с сего, странно — всякий имеет право назвать фразером.

Теперь из общего однообразия попробую выбрать кое-что для Вас интересное.

Из оканчивающих, т. е. из учеников 8 кл[асса] обрезалось на письменных работах 6 человек; в том числе Сендаровский и Булашевич. Последнего обрезали совершенно несправедливо — допустили до экзаменов нескольких душ, написавших работы хуже его. Младшему курсу седьмого класса, т. е. нам, задали на это время работы из Латинского и русское сочинение на тему: „Женские типы в сочинениях А. С. Пушкина". Я теперь работаю над этим сочинением. Мне можно будет ехать домой 22 числа, и 23 я буду по всему вероятию дома. А когда Вы приедете? Приезжайте поскорее. Будем охотиться вволю!

Ну, материал истощается — исчерпал всю неглубокую сферу нашу!

До свидания!

Любящий Вас Александр.

Адрес: В г. Путивль (Курской губ.). Его Высокоблагородию Дмитрию Михайловичу Михайлову.

Автограф; II. Щ.
 

46. Родителям

14 сентября 1874 г. Новтородсев«р[ск].

Здравствуйте, Папа и Мама!

Ваше письмо получил я с неделю назад. Благодарю вас всех за поздравления и искренние желания. Но ведь желание — только возбуждающее средство для достижения цели. Будем стараться, чтобы подобные возбуждающие средства вели к честным и возвышенным целям—это самое главное.

У всякого человека есть желания, но не все человеческие желания безукоризненны, полны социальной любви, потому не все желания достойны человека, как существа разумного.

Как печально! Высочайшее существо, могущее при единстве целей завладеть, осилить, употребить в свою пользу все законы природы, погрязает в тине мелких, Эгоистических желаний. Как, например, низки и пошлы путивляне, грабящие друг друга, как противны путивльские барышни, живущие только нарядами и удовольствиями, тоскующие в семье, незнакомые с трудом ни нравственным, ни умственным, ни даже физическим.

„Но умолкли мой стих!

Дураков не убавишь в России,

А на умных тоску наведешь".

Некрасов»

Квартирой своей я доволен более, чем прежней. Когда Владимир Васильевич будет ехать, то верно заедет к вам. Вот случай, если вы будете присылать деньги. Новый наш инспектор, страшный классик 1, — требует гораздо более того. Мы ждем Владимира Васильевича, чтобы он его сдержал.

Передайте Владимиру Васильевичу портрет Шевченки, который висел у меня в комнате, — он мне его передаст.

Целую Вас всех мои дорогие и остаюсь.

Ваш Александр М. С этой же почтой буду писать Клене.

Автограф; М. Р. ,

1 Лев Лопатинский.

 

47. Родителям

Новгород-Северск. 17 февраля [1875 г.].

Дорогие Папа и Мама!

Извините, что не писал довольно долго — не о чем, собственно говоря, было писать. О моем здоровьи Вам было известно, жизнь же не представляла ничего из ряда находящего, да и я надеялся, что вы, Мама, не станете так безосновательно и так сильно беспокоиться о мне и таким образом расстраивать свое здоровье, очень нужное для семьи. Я полагаю, то было следствием разницы взглядов наших; но я вовсе не думаю, чтобы это помешало мне Вас любить и уважать, насколько может быть сильна любовь сына, обязанного очень многим в умственном отношении и всем в материальном отношении своим родителям.

Я деньги получил и благодарю за них. Их мне станет до половины марта т. е. заплатить за два месяца 22 р. и.на остальные расходы. Те 20 р., которые я привез, пошли для уплаты за право учения 7 р. 50 коп., рублей до 10 долгу (деньги, которые я занимал для поездки на Рождество) и на другие мелкие расходы.

Завтра, т. е. во вторник, нас распустят на масляную до первой недели поста, на которой мы уже говеть не будем.

Вы помните, Пала, я вас просил на праздниках расписать увольнение и дать мне для того, чтобы, смотря но обстоятельствам, я мог увольняться из Новгородсеверской Гимназии и поехать держать в другую гимназию без Латинского языка; теперь же обстоятельства клонятся в эту сторону: вы верно читали заключения комиссии, рассматривающей университетский устав. Она прямо говорит, что одна из причин беспорядков в высших учебных заведениях — это слабость экзаменов. Вследствие этого экзамены у нас сделаются еще трудней т. е. работы пришлют трудней, чем прошлый год. Это побуждает меня держать экзамен без Латинского языка. А потому, если вы этому сочувствуете, то пришлите увольнение, и я, если окончательно решусь, то перед светлым праздником увольнюсь, чтобы не опоздать в другую гимназии, так как нужно подавать прошение о желании держать экзамен за месяц до экзаменов.

Увольнение пишется на простой бумаге в виде просьбы о выдаче документов, при чем заявляется желание взять сына напр. т[аким] обр[азом]: я такой-то и такой-то, желая взять сына из вверенной NN гимназии, прошу выдать ему документы.

Каково вы поживаете? Пишите поскорее.

Пусть пишут также Анюта и Клава. Я недавно получил письмо от Клени. Она пишет, что ждет Маму.

Целую Вас всех и остаюсь любящий

Александр.

Автограф; М. Р.
 

48. Родителям

Новгород-Северск, 11 марта 1875 года. Дорогие Папа и Мама!

Поздравляю Вас с весною. Пишу Вам опять не дождавшись ответа. Хочу поговорить с Вами опять об увольнении. Я вое .более и более убеждаюсь, что в этой гимназии держать мне нельзя без большого риску. Некоторым из нас директор прямо сказал, что им ©два ли удастся выдержать экзамен. Хотя мне он этого и не говорил и хотя я иные предметы знаю лучше этих учеников, но за то Латинский чуть ли не хуже. Вы скажете, что можно догнать, можно подучиться. Нет, теперь поздно: нужно -было давать хороших учителей в низших классах, там можно было зубрить вокабулы и различные правила, а теперь, когда трудно засесть за бессмысленную зубрячку, когда сознаешь ее бесполезность для нравственного мира человека, когда жаждешь живой пищи, а не мертвячины, и тем более, когда видишь, обходной путь, теперь поздно. Если бы я был материально независимым, то мне, конечно, можно было бы самому выбирать путь, так как мне, как страннику, должны быть более известны дороги, но в настоящем случае и -при настоящем моем положении я должен получить Ваше согласие, между тем как тогда бы я только обратился к Вам за советом, как к родителям, которые меня любят и которых я очень люблю. Если Вы почему-либо не пожелаете, чтобы я держал экзамен в другой гимназии, то я, пожалуй, останусь здесь, ибо и гонюсь не за высшим учебным заведением, а за умственным и нравственным развитием, что я с помощью самостоятельных занятий найду и здесь, но во-первых, я не могу здесь найти уроков и таким образом облегчить Вас и себя, Вис — в материальном отношении, а себя в нравственном, во-вторых мне трудно будет учиться здесь, ибо В. В. 1 идет все дальше и дальше в своем деспотизме— недавно он выгнал из приготовительного класса душ пять мальчиков только за то, что они шалили и шумели и таким образом закрыл им путь образования; кроме того предложил одному бедному ученику 8 класса увольняться, обвиняя его по одним ничем не доказанным подозрениям. Итак, выбирайте одно из двух, Но пожалуйста скорее —к 15 апреля мне нужно уже доставить документы в ту гимназию, при которой придется держать. Если Вы доставите мне свободу выбора, на что я и надеюсь, зная Ваши убеждения, то я Вам, дорогие Папа и Мама, буду благодарен от души. Только пожалуйста скорее, время не терпит, присылайте увольнение.

Я по всему вероятию увижусь на святой с Вами и оттуда уже поеду в другую гимназию. Если Вас это не стеснит, то пришлите мне рублей 20 — заплатить за квартиру до 10 апреля и на проезд. Целую Вас и сестер, от которых я жду писем, но не таких, что: здравствуй, мы здоровы, чего и тебе желаем, а писем, в которых бы проявлялись Ваши взгляды, Ваши думы...

Александр.

Копия; П. Щ.

1 Владимир Васильевич Перекалов.
 

49. Родителям

[Немиров, апрель 1875 г.].

...везде тоже. И после всего этого возможно обвинять тетю. Нет, я о ней плачу и проклинаю то общество, которое создает такие несчастные жизни. Неужели человек родится для того, чтобы так бесцельно страдать или по крайней мере так бесцельно жить. „Горькая русская женская доля: хуже труднее сыскать". Да, сестры, постарайтесь быть настолько самостоятельными, настолько развитыми и твердыми, чтобы побороть предрассудки— стать наравне с мущиной. Тогда вам доступны будут все благородные пути жизни, которыми может итти в настоящее время человек, неиспорченный привилегированностью своего положения. Воспитывайте в себе человеческие чувства, уважение к труду и к труженику, смотрите на всякого хлебопаща, как на человека достойного уважения и сочувствия к его горькой безысходной доле, он выше нас стоит по приносимой им обществу пользе, в нем хотя груб, но чист нравственный мир, у него менее бесчестных предрассудков, которые искажают нас. Он не смотрит с пренебрежением на труженика, как мы, потому что он сам труженик. А кто уважает и любит труд, тот не будет искать способов наживы, тот не будет мечтать о богатстве, так как труд несовместим с богатством в настоящее время, когда десятки миллионов бедных, почти нищих, предлагают свои руки и силы почти за кусок хлеба. Таким образом любящий и уважающий труд один только может быть честным. Лентяй барич будет подлецом — он будет для удовлетворения своим развращенным потребностям искать легких способов наживы и богатства, а богатства трудом не приобретешь. Назовите мне хоть одного человека, который бы приобрел богатство трудом, а не обманом или привилегиями или наконец по наследству. Читайте Батрачку. Вы многое из сказанного найдете там. Я довольно неудачно выбрал гимназию. На-днях я познакомился с учениками — они не хвалят учителей. Однако мы без бою не сдадимся — теперь так занимаемся математиками, что держись. Я уже повторил всю геометрию — книга в 260 страниц, решил 250 задач, повторил 1/3 алгебры или 150 страниц и задач около 50. Я ищу себе уроков здесь и кондиции на лето, так как во всяком случае на следующий год хочу в Петербург или в Москву. Вы, Мама, не огорчайтесь обращением П. П. 1 (мне тетя Неонила говорила) у него уже такой глупый характер. Его нужно взять в руки, тогда он будет послушной лошадкой. Прощайте 2. Целую Вас.

Александр.

Автограф; П. Щ.

1 Петр Павлович Безменов, муж Клеопатры Дмитриевны.

2 Свидетельство об окончании Михайловым гимназии напечатано в „Архиве „Земли и Воли" и „Народной Воли", М. 1931, стр. 354.

Следующая

Оглавление| Персоналии | Документы| Петербург"НВ" |
"НВ"в искусстве|Библиография|




Сайт управляется системой uCoz