Февральская прелюдия
январь-февраль 1881

Это — народовольцы,

Перовская,

Первое марта,

Нигилисты в поддевках,

Застенки,

Студенты в пенсне

Повесть наших отцов,

Точно повесть

Из века Стюартов,

Отдаленней, чем Пушкин,

И видится,

Точно во сне...

Б.Пастернак

М.Ошанина: "...Перед 1 мартом заседания носили характер лихорадочный; чувствовалось страшное напряжение нервов, некоторая усталость и развинченность. Все внимание поглощалось террором да еще военными и их участием в ближайшем предприятии, (освобождение Нечаева, от которого нам, особенно Желябову, не хотелось отказаться, несмотря на письмо Нечаева, умолявшего не заботиться о нем. .....). На этих последних общих заседаниях до 1-го марта все разговоры вертелись на этих ближайших планах. Говорили также о пополнении Комитета и развитии местных групп. Наш отчет с Теллаловым о Московской группе (единственной серьезной поддержке в случае провала стариков) возбудил даже преувеличенная надежды, но в общем был выслушан вяло. Только Желябов, после заседания хотел узнать все подробности и особенно характеристики лиц, могущих быть кандидатами в члены Комитета. Он чувствовал, что большинство выбудет из строя и, говоря со мною в этот раз, признавал, как и раньше, пагубную сторону террора, затягивающего помимо их воли людей. Я хорошо помню этот разговор потому, что он продолжался и на второй день. Что будет после покушения, удачного или неудачного?
Ни на какие серьезные перемены в политическом строе Желябов не рассчитывал. Максимум чего он, да и другие, ждали, это, что нам будет легче продолжать свою деятельность: укрепить организацию и раскинуть ее сети во всех сферах общества. Но и это при условии, что уцелеет хоть часть людей, способных и привыкших вести дело общей организации. Желябов боялся, что и этого может не быть. Поэтому то он и придавал такое значение Москве, думая что там кроется та ячейка, из которой выработается новый Комитет в случае погибели старого. Что касается всех остальных, то мало кто заботился о будущем, все способности казались поглощены одним: удачным выполнением покушения. Впрочем, на одном из собраний, помню Суханова, развивавшего свои планы бомбардирования Петербурга Кронштадтским флотом; он, казалось, сильно верил в осуществимость своих планов и на чье то скептическое замечание отвечал: «дайте еще годик—другой—увидите».
Вообще я уехала из Петербурга в очень тяжелом настроении. Фраза Желябова: «Помни, если твоя Москва не выручит, будет плохо!» показывала ясно, насколько положение шатко..."

Е.Н.Оловенникова: "...В ноябре месяце я вместе с Тырковым, Рысаковым, Сидоренко, Тычининым получаю от партии первое серьезное поручение—наблюдение за выездами и проездами царя по Петербургу из дворца и обратно. Наблюдение было организовано таким порядком: на квартиру ко мне или к Тычинину являлась Софья Перовская или Тихомирова и давали нам расписание дежурств в тех или других пунктах по тому маршруту, которым мог ездить царь. Лично мне приходилось, как вспоминается сейчас, наблюдать в следующих местах: район Зимнего дворца, около Летнего сада и по Екатерининскому каналу. Мои дежурства чередовались с другими дня через 3—4. За время с ноября по март мне удалось встретить царя около 8—10 раз, из которых отчетливо вспоминаю его выход из Летнего сада—он появился в офицерской форме и сел в карету, обитую черным крепом (тогда умерла императрица). Это место наблюдения было очень опасно, в виду того, что оно очень тщательно охранялось шпионами. В другой раз его карета быстро выехала из-за угла улицы около Екатерининского канала. Наблюдения за царем требовали большого напряжения и внимания, с одной стороны, за ним самим, а с другой—в смысле маневрирования перед шпиками. Иногда при проезде царя публика кричала „ура", а большей частью молчала. Результат наблюдений каждый из нашей группы сдавал при очередном сборе Перовской или Тихомировой (чаще последней), и тут же получали новые наряды."

А.В.Тырков: "Однажды, в начале ноября 80 г., ко мне зашел Л. Тихомиров и предложил принять участие в наблюдениях за выездами царя. Наблюдениями должны были заняться несколько человек. Тихомиров предполагал пригласить кроме меня Елизавету Николаевну Оловенникову и, кажется, Тычинина. Партия, по его словам, одобрила этот выбор, и дело за нашим согласием. Мы все трое согласились. Очень скоро было назначено заседание наблюдательного отряда, т. е. кружка лиц, которые должны были наблюдать за выездами царя. На этом заседании присутствовали Тихомиров, Перовская, Гриневицкий, Рысаков, Оловенникова, Тычинин, я и еще студент Петербургского университета С. (Е. М. Сидоренко), оставшийся неоткрытым. Рысаков был для некоторых из нас человеком новым. Его познакомили с нами под кличкой “Николай”.

Фамилии Оловенниковой и Тычинина скоро стали известны Рысакову, так как в их квартирах преимущественно происходили наши собрания. Меня Рысаков знал или, скорее, должен был знать тоже под какой-то кличкой. Но как-то раз Перовская по ошибке назвала меня моим настоящим именем, и Рысаков это заметил.

На первом заседании Рысаков вел себя странно: нервничал, смеялся совершенно некстати. Видно было, что ему не по себе, что он волнуется. Я обратил внимание Перовской на его состояние, но она отвечала, что это вполне верный человек, что за него ручается Тарас (Желябов). Потом Рысаков вел себя спокойнее, так что речь о нем больше не заходила.

Наш отряд должен был определить, в какое время, по каким улицам и насколько правильно царь совершает свои выезды и поездки по городу. Наблюдения решено было вести каждый день двум лицам, по установленному наперед расписанию. Каждый из этих двух должен был наблюдать до известного часа, после чего на смену ему выходил бы его товарищ. Пары наблюдателей должны были чередоваться каждый день. Эта система пар с постоянной сменой очереди и порядка имела в виду замаскировать наблюдения. Тихомиров на дальнейших заседаниях не бывал. На нескольких присутствовал Желябов. Он хотел, вероятно, на основании наших слов составить себе более ясное представление о всей обстановке выездов. Заседания отряда происходили раз в неделю. Главная роль принадлежала Перовской, которая записывала результаты наблюдений.

Первое время наблюдать было трудно, т. к. не было еще известно, когда государь выезжает, поэтому приходилось дольше следить за дворцом. Но скоро мы определили время и обычное направление поездок. Обыкновенно, царь выезжал из дворца около половины второго и направлялся в Летний сад.
Он ездил в карете, окруженный шестью всадниками из конвоя е[го] в[еличества], на великолепных лошадях, очень быстро. Двое из этих всадников прикрывали собою дверцы кареты. Из Летнего сада он или возвращался прямо во дворец, что бывало редко, или заезжал куда-нибудь без соблюдения правильности. Таков был маршрут по будням. По воскресеньям государь ездил в Михайловский манеж на развод. Путь его лежал обыкновенно по Невскому, а оттуда по Малой Садовой. Время выездов соблюдалось с пунктуальной точностью. Первый из нас наблюдал обыкновенно от дворца до Летнего сада или манежа, второй — от Летнего сада или манежа до возвращения царя домой. По его пути рассаживала многочисленная охрана из каких-то штатских, вероятно сыщиков.

Перовская не только отбирала от нас сведения, но и сама участвовала с нами в наблюдениях. Из манежа царь возвращался домой мимо Михайловского театра по Екатерининскому каналу. Перовская первая заметила, что на повороте от Михайловского театра на Екатерининский канал кучер задерживает лошадей и карета едет почти шагом. Рассказывая нам об этом на ближайшем заседании, она прибавила: “Вот удобное место”. Для меня ее замечание стало понятно только в день 1 марта. План нападения не всем был известен, так как, по требованию конспирации, в него не посвящали тех, кому незачем было о нем знать.

Наблюдения продолжались без перерыва приблизительно до двенадцатых чисел февраля. Они послужили основанием для определения места закладки мины и нападения метальщиков.

По плану Исполнительного комитета покушение на царя должно было произойти или из лавки Кобозева на Малой Садовой путем взрыва мины, заложенной под мостовою, или ручными бомбами. Местом для нападения был намечен именно тот сворот на Екатерининский канал, на который Перовская обратила внимание. Метальщики должны были выйти на Екатерининский канал к известному часу и появиться в известном порядке, т. е. самая очередь метания бомб была приблизительно намечена заранее. Так, по крайней мере, передавал мне один из метальщиков, Емельянов, с которым мне пришлось познакомиться в первый раз уже в Московской пересыльной тюрьме. Он же говорил, что первую бомбу должен был, согласно очереди, бросить Тимофей Михайлов, а Рысакова предполагали поставить на последнее место, т. е., как говорил Емельянов, ему хотели дать понюхать пороху. Вспоминаю теперь, что Перовская указывала еще на пустынность Екатерининского канала. Здесь, следовательно, представлялось меньше всего шансов задеть взрывом прохожих."

Е.М.Сидоренко: "Подготовительные меры к покушению 1 марта начались еще зимой 1880 года. С самого начала, под непосредственным руководством С. Л. Перовской, было установлено систематическое ежедневное наблюдение за выездами Александра II из Зимнего дворца, с целью определить время, направление и посещаемые им места. Шестикратные предшествовавшие покушения на жизнь царя понуждали власть к крайней осторожности и предусмотрительности в организации этих выездов, касавшейся как способов передвижения, так и самой обстановки его, насколько это было возможно в условиях нахождения царя под открытым небом и вне обычной защиты стен, караула и вообще всяких преград.
Так, например, выезд всегда совершался из Зимнего дворца со стороны, обращенной к Главному военному штабу, из дворцового подъезда, защищенного особой глухой деревянной пристройкой, имевшей двое глухих ворот с противоположных сторон своих. Закрытая карета, охраняемая четырьмя вооруженными конвойными в черкесках, по данному сигналу въезжала через левые ворота внутрь пристройки и через некоторое время, взяв седока, выезжала через правые ворота для следования по назначению.
Засим один и тот же маршрут подряд никогда не повторялся. В пути было мобилизовано значительное количество тайных и явных охранителей, а в местах постоянного посещения царя — оцепления и разъезды конвойных и проч.
В организацию по наблюдению за выездами царя входило шесть человек: 1)Н.Рысаков, 2) студент Гриневицкий, 3) А. В. Тырков, 4) Е. Н. Оловенникова, 5) студент Тычинин и 6) автор сего сообщения, фамилия которого не была до сих пор оглашена. Эти лица ежедневно собирались в разных местах для доклада С. Л. Перовской о своих наблюдениях и выработки дальнейшего плана собирания материала. С первых же недель наблюдения выяснилось, что выезды царя вообще немногочисленны и ограничивались 2—3 местами (Летний сад, манеж, жилище кн.Ек. Мих. Долгоруковой), причем, несмотря на постоянные изменения маршрута, позднее обнаружилась повторяемость самих изменений.

Наблюдатели собирались раз в неделю на квартирах у Оловенниковой и у Тычинина „попеременно" для информационного доклада, на основании коего Перовской делались сводки наблюдений и последующие указания. Помню, Тычинин всегда с пиджаком в накидку брал в руки гитару и старался инсценировать невинную дружескую беседу, развлекающихся гостей, побренькивая на гитаре в те моменты, когда хозяйке квартиры приходилось вносить самовар или входить по другим поводам.

..Мне с ним (Рысаковым) никогда не приходилось обслуживать одновременно одну и ту же линию царского маршрута, т. е. быть с ним в паре, ибо каждая линия обслуживалась вдвоем, при чем слежка начиналась с разных концов линии, а затем наблюдатели, встречаясь в серединной части, могли продолжать свой путь, расходясь или возвращаясь к исходному пункту, в зависимости от разных привходящих условий, не исключавших и последующих частных свиданий между собою и, следовательно, все свидания наши ограничивались встречами не более одного раза в неделю на информационных собраниях, на квартире у Оловенниковой или Тычинина, т. е. всегда в обстановке, значительно суживавшей сферу личного общения.

С первых же недель наблюдения выяснилось, что выезды царя вообще немногочисленны и ограничивались 2—3 местами (Летний сад, .Манеж, Дворец кн. Ек. Мих. Долгоруковой). Из вышеуказанных лиц непосредственное участие в бомбометании принимали лишь Рысаков .и Гриневицкий. На информационных докладах, помнится, никто из членов Исполнительного Комитета, кроме Л. Тихомирова, не бывал, причем и он был, кажется, один раз.
Наблюдения производились более 2 месяцев. Из вышеупомянутых лиц кроме С. Л. Перовской непосредственное участие в покушении 1 марта принимали лишь Рысаков и Гриневицкий."

Н.Рысаков: В начале этой зимы я, до поступления своего в рабочую организацию, при посредстве Желябова познакомился с ...Софьей Перовской, знакомство произошло в Гостином ряду, под арками со стороны Невского. Блондинка же познакомила меня с 5—6 лицами, кажется, студентами, некоторых я знал по имени.. .меня им отрекомендовали под именем Николая.

Не помню, где собралась в первый раз эта группа, пришел туда Котик, ...блондинка и еще неизвестный мне человек лет 35, который сказал нам, что по примеру прежних лет нужно организовать слежение за Государем, причем объяснил, что в прежнее время дело велось так-то, как он рекомендует делать это и теперь, велось исключительно молодежью и из слежения видно было, существует ли периодичность в выездах Императора, имеет ли он постоянные места для прогулки и т. д.

И в этом году ему поручено было сорганизовать группу для слежения, что он и предлагает нам, добавив при этом, что следят для произведения некоторых действий. Согласие было дано, и следить начали по набережной Невы, а затем наблюдали поездки в манеж. Время было разбито на очереди, и мы постоянно чередовались. Я следил по 2 ч. в день или больше, по Дворцовой набережной преимущественно. Около манежа следили в воскресенье, но я этот день оставил свободным для агитации, поэтому ни разу не пришлось быть у манежа, или, кажется, раз был.

Собирались для собрания полученных сведений раз в неделю в различных местах—по комнатам следящих, я при этом просил, чтобы моей памяти не утруждали запоминанием адресов, а водили на квартиры, для чего я постоянно встречался в 5 или 1/2 5 вечера с Арсением или Аркадием (А.Тырков), молодым человеком, ...с которым для этой цели уславливались встречаться в кондитерской Андреева...и он проводил меня на сходку... Отчеты в наших действиях мы с Арсением отдавали Перовской, кажется, на Б. Дворянской или Монетной улице, где собирались все следившие, в том числе какая-то барышня Лиза (Е.Оловенникова), Макар (М.Тетерка), кажется, студент, Котик (И.Гриневицкий) и еще несколько лиц, которых не знаю.
Собирались мы в комнате, очевидно принадлежащей студенту, но где она была, я не знаю,.. потому что меня приводил Арсений или Аркадий."

В.Н.Фигнер: "Еще в бытность Александра Михайлова на свободе, Комитет составил проект снять магазин или лавку на одной из улиц Петербурга, по которым наиболее часто совершался проезд императора: из лавки предполагалось провести мину для взрыва. С этой целью некоторые из агентов должны были присматриваться ко всем сдаваемым помещениям, пригодным для осуществления плана, а так как царь обязательно должен был ездить в Михайловский манеж, то магазин искали по улицам, ведущим к нему: таких магазинов при Михайлове и, кажется, им самим, было найдено два, и на одном из них остановился выбор Комитета. Это был магазин в доме Менгдена на Малой Садовой, в нем решено было открыть торговлю сырами.
Когда Комитет стал подбирать состав, необходимый для обстановки, то для роли хозяина я предложила моего друга и товарища, Юрия Николаевича Богдановича..., я, как близко знающая его,... предложила Комитету, указывая на его практичность чрезвычайную находчивость, сделать его хозяином лавки, что и было приведено в исполнение. К новому году Богданович и, под видом его жены, Якимова устроились и из магазина стали рыть подкоп под улицу."

А.В.Якимова: "Мы под фамилией Кобозевых, мужа и жены, поселились 22 ноября 1880 года в меблированных комнатах на углу Невского пр. и Новой ул., дом № 75/14, как только что приехавшие в Петербург и желающие заняться здесь торговлей. 2 декабря был заключен контракт с управляющим домом графа Менгдена за 1200 р. в год на подвальное помещение под торговлю.

Но прежде чем поселиться там, нужно было ждать окончания ремонта, так как асфальтовый пол помещения потрескался, а само оно было залито водой, - это-то и было причиной освобождения помещения нашими предшественниками. Когда ремонт был окончен, нужно было приспособить помещения для торговли и для жилья нам самим рядом с лавкой. Оба эти помещения выходили окнами на Малую Садовую.
Более удобным вести и замаскировать подкоп представлялось из жилой комнаты, потому наружная стена ее, под предлогом сырости, была до окна заделана досками и оклеена обоями. Мы поселились в магазине 7 января. Паспорт наш был дубликат настоящего паспорта мещанина с женой.
Вскоре после нашего поселения на Малой Садовой, как улице, по которой проезжал царь из Зимнего дворца в Михайловский манеж, что заставляло полицию внимательно следить за вновь появившимися людьми, паспорт наш был проверен справкой в Воронеже. Однако это нами предвиделось при приобретении дубликата паспорта, и все оказалось в порядке.

Подкоп велся под окном нашей комнаты ночью, для чего окно тщательно завешивалось, чтобы с улицы нельзя было видеть света; окна же магазина были открыты, и с улицы, при слабом освещении от лампадки перед иконой Георгия Победоносца на белом коне, можно было видеть кое-что в магазине. Перед началом работы деревянная обшивка стены снималась. Она была так приспособлена, что легко выдвигалась, когда было нужно, и после работы так же легко ставилась на место, но в закрытом состоянии при нажиме снаружи была неподвижна; на месте соединения обшивки обои каждый раз подправлялись незаметным образом.
Самое трудное было пробить без шума цементированную стену, вслед же за тем дело пошло более или менее быстро, пока работающие не наткнулись на железную водопроводную трубу, но и тут они довольно скоро обошли ее, немного изменив направление, так как водопроводные трубы были довольно тонкими; затем вскоре, через три сажени от начала подкопа, наткнулись на водосточную деревянную трубу, ширина и вышина которой была приблизительно 1 ар.х 1 ар. Это представило серьезное препятствие и вызвало задержку ввиду того, что обойти трубу снизу нельзя было без риска погрузиться в воду, потому что подпочвенная вода находилась очень близко, а подняться вверх нельзя было, так как мог произойти обвал мостовой.
Ввиду этого, удостоверившись в том, что труба наполнена только на половину своей вместимости, работающие решили сделать в ней вырезку для прохода бурава и для продвижения сосудов с динамитом при закладке мины. Как только прорезали трубу, распространилось такое ужасное зловоние, что работавшие, при всяких предохранительных средствах, даже надевая респираторы с ватою, пропитанною марганцем, могли пробыть там лишь самое короткое время, не рискуя упасть в обморок. После необходимой вырезки в трубе она была тщательно заделана, и потом уже до конца, до середины улицы, работа шла без всякой задержки. Приходилось только все время производить работу наивозможно без шума, так как очень близко был пост городового...

Работа в подкопе требовала участия нескольких лиц, приходивших каждый день заблаговременно до закрытия магазина, потому что работа буравом требовала большого физического усилия и работы посменно. Работали в подкопе: Колодкевич, Желябов, Суханов, Баранников, Исаев, Саблин, Ланганс, Фроленко, Дегаев и Меркулов.
С внешней стороны все шло гладко, хорошо, и только один раз днем зашел к нам управляющий домом. Это было в отсутствие Кобозева. Он спросил, не дал ли новый асфальт трещины, и хотел сам пройти в наше помещение, чтобы посмотреть. Я сказала ему, что там я только что развесила белье и что мы сами заинтересованы в том, чтобы нас не залило водой, потому мы внимательно следим за целостью асфальта. Он этим заявлением удовлетворился и ушел.
В это время в задних помещениях уже была сложена вынутая из подкопа земля, прикрытая сеном и каменным углем, которым отапливалась печурка в нашей комнате. В конце февраля—числа 24—25-го—работа в подкопе была окончена, и все было готово для закладки мины, но ее решено было заложить только перед самым предполагаемым днем проезда царя."

Из обвинительного акта по процессу 17-ти:"...В самой лавке, в стоявших в ней бочке и кадке и за обшивкой нижней части задней и боковых стен, было усмотрено значительное количество земли; такая же земля была найдена под сиденьем дивана, в жилом отделении подвала, а рядом, в подвальных помещениях, оказалось 9 деревянных ящиков, наполненных землей, большая куча земли, прикрытая сверху слоем сена и 6 мокрых мешков, в которых по-видимому носили землю. Кроме сего в разных местах были найдены землекопательные и минные инструменты. В жилом помещении, под первым от входа окном, часть деревянной обшивки наружной стены свободно отодвигалась, обнаруживая отверстие в стене, ведущее в подземную галерею, обложенную внутри досками и простирающуюся на две с лишком сажени под полотно улицы.

В отверстии оказалась гальваническая батарея и стеклянка с жидкостью для снаряжения батареи, а от последней шли вдоль по мине проводы, оканчивавшиеся зарядом, состоявшим из черного динамита в количестве около двух пудов, заключенного в стеклянной бутыли и жестяном цилиндре. По заключению эксперта, генерал-майора Федорова, система заряда и запалов вполне обеспечивала взрыв, от которого должна была образоваться среди улицы воронка до 2 1/2 сажень в диаметре, а в соседних домах были бы вышиблены оконные рамы и могли бы обвалиться печи и потолки."

В.Н.Фигнер: "В первой половине февраля Комитет созвал своих членов на совещание. Приготовляя покушение на царя, он хотел поставить вопрос о возможности или невозможности одновременно с покушением сделать попытку инсуррекции. Члены из Москвы и тех провинций, в которых были народовольческие группы, должны были дать сведения, достаточно ли окрепла и расширилась организация партии и таково ли настроение широких кругов в разных местностях, чтобы наличными силами партии, при поддержке сочувствующих слоев общества, предпринять вооруженное выступление против правительства.

Ответ был неблагоприятный. Подсчет членов групп и лиц, непосредственно связанных с нами, показал, что наши силы слишком малочисленны, чтобы уличное выступление могло носить серьезный характер. (Мы могли насчитать только 500 человек... Настроение массы рабочих, конечно, не поддавалось учету). В случае попытки вышло бы то же, что произошло в 1876 г. на Казанской площади,—— избиение, но в еще более широких размерах и безобразных формах, чем было при той первой демонстрации скопом, предпринятой «Землей и Волей». От выступления пришлось отказаться. Революция рисовалась в то время еще в неопределенных чертах и в неопределенном будущем. Только с военных бралось обязательство по требованию Исполнительного Комитет взяться за оружие; что касается штатских, то в уставы местных групп такое обязательство до тех пор не вносилось.

Заседания нашего совещания происходили на моей квартире у Вознесенского моста. Чтобы не навлечь подозрения, мы собирались через день в числе 20—25 человек. Но хотя рассеянные по главнейшим городам империи мы представляли собою слишком ничтожную силу, чтобы предпринять попытку вооруженного восстания, — вопрос все же был поставлен, его обсуждали, и уже это было важно. Мысль, раз высказанная, не могла умереть, и, разъехавшись, каждый в своей местности невольно мысленно обращался к ней."

С.М.Кравчинский: "В России городская революция или даже сколько-нибудь значительное восстание представляют совершенно исключительные трудности. В наших городах сосредоточена лишь очень ничтожная доля всего населения страны, да и три четверти этих городов не более как большие села, отстоящие друг от друга на сотни верст. Города в собственном смысле этого слова, с 40 - 50 тысячами жителей, заключают в себе каких-нибудь четыре процента населения, то есть около четырех миллионов. И правительству, располагающему военными силами целого государства, нет ничего легче, как превратить пять или шесть главных городов России, где только и мыслимо какое-нибудь движение, в настоящие военные лагери, что уже и сделано в действительности."

В.Н.Фигнер:" 15 февраля, в воскресенье, император, ездивший по воскресеньям в Михайловский манеж и всегда по разным улицам, проехал по Малой Садовой. Подкоп к этому времени был уже кончен, но мина не заложена.

Когда мы узнали об этом, то возмутились медлительностью техников. Следующего проезда приходилось ждать, быть может, целый месяц.

Негодуя, Комитет на заседании постановил, чтобы 1 марта все приготовления были кончены, мина и разрывные снаряды готовы. Наш план состоял из трех частей, преследовавших одну цель, чтобы это, по счету седьмое, покушение наше было окончательным. Главной частью был взрыв из магазина сыров. Если бы этот взрыв произошел немного раньше или позже проезда экипажа царя, то, как раньше было сказано, четыре метальщика — Рысаков, Гриневицкий, Тимофей Михайлов Емельянов — с двух противоположных сторон на обоих концах Малой Садовой должны были бросить свои бомбы; но если бы и они остались почему-нибудь без результата, то Желябов, вооруженный кинжалом, должен был броситься к государю и кончить дело."

Следующая ˃˃