Последние народовольцы

Л.В.Фрейфельд: "Вторая половина 80-х годов ознаменовалась почти решительным разгромом народовольческих организаций в целом ряде городов. В Харькове в конце 1887 года народовольческой организации, как органической части партии, уже не существовало, уцелело несколько человек (кажется, Бражников, Голосов и Рклицкий), которые вскоре были также ликвидированы. И когда мы (я и С. Стояновский) приступили к воссозданию народовольческой группы, нам пришлось начать дело с начала, так сказать, с фундамента. Правда, когда С. М. Гинсбург при своем агитационном об 'езде России посетила Харьков, она передала некоторые связи, но, благодаря массовым арестам, они скоро оборвались, и мы были предоставлены самим себе.

Условия нашей работы были крайне неблагоприятны. Время было мрачное; реакция глубоко в 'елась во все стороны жизни; крайний упадок настроения отмечался даже среди наиболее либеральной части общества; среди студенчества стали нарождаться толстовские кружки с проповедью непротивления злу; отмечался вообще призыв к мирной культурнической деятельности. Новый университетский устав, рассчитанный на обезличение студента, обративший высшее учебное заведение в казарму с наглыми педелями-охранниками, внес несомненно деморализацию в ряды студенчества и расслоил его.

Возникшие зимою 1887-88 г. студенческие волнения, закончившиеся избиением и арестами студентов, дали нам богатую почву для нашей революционной деятельности. Мы учли этот благоприятный момент и постарались использовать его возможно полнее. Мы поставили гектограф, печатали воззвания к студентам, вырабатывали требования к администрации университета, выступали на собраниях, вели переговоры и дискуссии с разными группами и проч. Для отвлечения студентов от участия в «беспорядках» администрация назначила зачеты. Главная масса студенчества этим путем была действительно отвлечена, но человек 300 все же держалось до закрытия университета. В течение этих волнений мы сагитировали и с'организовали довольно активную группу и решили после рождественских каникул продолжить «волнения». Когда студенты съехались и появились в достаточном количестве в здании университета, были выброшены заготовленные нами прокламации с призывом добиваться отмены университетского устава 85 г. и с предъявлением целого ряда других требований. Многие студенты при этом разбежались,—осталось человек 200. Дорождественский энтузиазм погас,—волнения (первый вал) закончились поражением студенчества. До сих пор не могу понять, каким образом мы с С. Стояновским уцелели; вообще наша группа сохранилась. Мы снова принялись за пропагандистскую работу и за организацию кружков.

В Харькове каким-то чудом уцелела народовольческая рабочая организация. Доступ к ней мы получили, благодаря необыкновенной популярности среди рабочих народовольца Гельруда, который был известен под кличкой «Хаим» и именем которого .мы с Стояновским воспользовались для сближения сначала с отдельными рабочими, затем и со всем кружком, куда входили: В. Соколов, И. Веденьев, А. Кондратенко, Я. Рябоконев, Михаил, С. Бронштейн, С. Чайченко, Я. Алексеев. Наиболее развитые из них были портные.

В 1887 г. мы столкнулись с интеллигентской группой «революционеров-народников», возглавляемой врачом Д. Д. Бекарюковым. Эта группа явилась фактической наследницей всего, что осталось после разгрома народовольч. орган. в Харькове. С нею нам пришлось столкнуться, тем более, что она успела войти в тесный контакт с вышеупомянутой рабочей организацией: на эту часть наследства мы предъявили права и решили самым энергичным образом отстаивать их. К этому времени у нас было несколько солидных интеллигентных кружков, выработались пропагандисты (А. Махвиц, сын повстанца 63 г., чрезвычайно способный и по тому времени образованный юноша, знавший прекрасно «Капитал» Маркса; М. Зайцев, впоследствии чл. 2-й Госуд. Думы, деятельный чл. эсеровских Уфимской и Златоустовской организаций), которые, переодевшись в рабочие костюмы, шли в рабочий поселок и удачно вели свою работу. Под разным соусом мы устраивали вечеринки, на которые приглашались рабочие, и тут мы вели дискуссии, разворачивали наше знамя. В противовес тактике, энергично проводимой представителями «народнич.-революц. группы», решительно отметавшей все, что напоминало нелегальность или активность, мы призывали молодежь именно к активности, к активному протесту, где таковой окажется необходимым и возможным.

Для характеристики тактики этой группы считаю нелишним привести несколько пунктов их программы:

п. 8)... «до того момента, пока не сформированы группы в достаточном количестве, ни одна из них не имеет права выступать в качестве борца против каких бы то ни было насилий, как со стороны правительства, так и со стороны местной фабричной администрации. 10) Пропаганда соц.-револ. идей, как среди рабочих, так и среди интеллигенции, должна вестись или устно, или путем чтения, но только книг легальных. 11) Никакие подпольные журналы, никакие подпольные газеты, никакие воззвания, никакие новые подпольные книги, вновь появившиеся, не должны быть в обращении. 13) Отношение нашей группы к группам старого направления:

а) с группами террористического направления не завязывать никаких сношений, хотя бы только для того, чтобы вести переговоры. О каком-либо содействии не может быть и речи: оно не должно быть оказываемо ни в какой форме (из-за конспиративных целей);

б) с группами других, нетеррористических направлений входить в сношения с целью лишь переговоров;

с) что касается помощи людям с шатким положением, как напр., людям нелегальным, бегущим из ссылки и т. п., безусловно никакой помощи не оказывать: ни деньгами, на квартирой, ни паспортом»

К этому мне остается прибавить, что члены группы—студенты, согласно своему уставу, не принимали никакого участия в студенческих волнениях.

Увы! Не взирая на крайнюю осторожность и конспиративность, эта группа также просуществовала недолго.

Наша группа, как народовольческая, старалась проводить в жизнь традиции и программу партии «Народной Воли», выступала активно во время студенческих волнений, призывала к террористической борьбе с самодержавием, распространяла нелегальную литературу (к сожалению, у нас ее было очень мало) и, вместе с тем, усиленно проводила пропагандистскую работу как среди интеллигентов, так и среди рабочих, при чем настольными книгами у нас были, согласно требованиям времени, наряду с «Истор. письмами» Миртова, «Капитал» Маркса, Шефле, книги по рабочему вопросу, «Отечественные Записки» и т. д.

Вести подпольную работу в условиях того времени, при отсутствии средств и связей, было, конечно, очень трудно, но наша организация все крепла, увеличивалась количественно и качественно.

В октябре месяце 1888 г. на ст. Борки близ Харькова произошло крушение царского поезда с человеческими жертвами. ...Момент был очень выигрышный; под впечатлением «чудесного спасения» и радости (быть может, вынужденной) населения по случаю «спасения», царь с царицей довольно свободно посетили раненых во всех больницах в присутствии не только врачей, но и студентов-кураторов; этот счастливый момент был нами не использован, так как мы к этому не были в то время подготовлены.

После от'езда царя на нашем горизонте появилась С. М. Гинсбург. Она внесла большое оживление и определенность в нашу работу и расширила наши горизонты: мы идейно связались с Петербургом и с заграницей, главное—с П. Л. Лавровым. Мы дали возможность С. М. ближе ознакомиться с некоторыми членами нашего кружка, среди которых, между прочим, был рабочий Михаил, токарь по металлу. После встречи с нами и с нашими товарищами С. Гинсбург сама окрылилась: наша группа была для нее сюрпризом. На всех нас С. М. произвела чарующее впечатление. На куске грифельной доски была вырезана печать: «Харьковская Народовольческая группа», и мы были, так сказать, зарегистрированы.

От С. Гинсбург мы узнали о том, что за границей (в Париже и в Швейцарии) сорганизовался кружок, в который вошли эмигранты народовольцы и пролетариатцы, что он должен был войти в контакт с российскими товарищами, и что в Швейцарии производятся опыты над вновь изобретенным взрывчатым веществом «панкластитом», который не требует сложных аппаратов для своего изготовления и обладает большими разрушительными свойствами. Мы попытались наметить программу применительно к переживаемому нами моменту. Клочки этого документа попали в руки жандармов. Согласно обвинительному акту , «в этой программе он (Стояновский) указывал, что для изменения существующего порядка государственного и общественного на социалистических началах необходимо проникновение в общество социалистических идей, чем и должны заняться в России революционеры и социалисты; так как достигнуть этого при современных условиях мирным путем нельзя, то необходимо прибегнуть к террору, под которым он разумел исключительно цареубийство». Программа была разработана вчерне детально, но руководствоваться ею в нашей деятельности не пришлось.

В ноябре месяце С. М. уехала в Петербург, На рождественских каникулах мы попытались с Стояновским приготовить (в деревне, в доме моих родителей) панкластит, а токарь Михаил взялся изготовить две пробные оболочки.

В Петербурге С. Гинсбург встретилась с уцелевшими членами б. военной организации: с Душевским (крепостной артиллерист, слушатель Военно-Юрид. академии), Чижевским (слушатель Михайловской артиллерийской Академии) и К. Оберучевым (офицер); там были, кроме того, В. Гурари, К. Качоровский, ее двоюр. брат— студент Михаил Стояновский. От прис. пов. Кедрина и поэта Минского она получила 500 р. и рассчитывала еще от кого-то (фамилию я позабыл) получить 10 тыс. руб. С П. Л. Лавровым С. М. вела оживленную переписку при помощи посылаемых книг. Мы получали от нее бодрые письма. Все шло гладко.

Совершенно неожиданно в половине февраля месяца я получил от С. Гинсбург телеграмму, в которой она просила встретить ее на вокзале. Телеграмма нас смутила. Я встретил С. М. на перроне и еле узнал ее — на ней была крестьянская одежда, голова повязана платком, в руках узелок. Я увез ее к себе в квартиру и при этом совершенно не подозревал, что каждое мое движение было отмечено шпиками — жандармами (показание их на суде). Им только в голову не приходило, что «особа», которую я встретил, была именно та самая, которая вырвалась из рук петербургских шпиков в тот момент, когда она была окружена ими по выходе из своей квартиры, и не взирая на то, что один из них уже наложил свою руку на ее плечо. От дальнейшей погони спас ее извозчик. Мы услышали печальную повесть о забытом в лавочке кошельке, в котором находился маленький клочок бумаги (2-х—2 1/2 вершков), исписанный чрезвычайно мелким, почти бисерным почерком. Он представлял собою проект воззвания, написанного пр. пов. Кедриным на случай удачного покушения на жизнь Александра III. Начинался он так: «Устранив..., мы считаем нравственным долгом объяснить русскому обществу значение совершившегося. Для тех, кто вместе с ...... считает чудесным спасение его при крушении поезда 17 окт. 1888 г., об'яснять значение его смерти не нужно—воли провидения, сохранившая его тогда, теперь избрала нас орудием его наказания за массу причиненного им зла. Мы должны оправдать наше решение перед теми, которые не видят пользы в насилии и рекомендуют мирные средства работы на пользу народа». Далее приводятся доказательства невозможности такой мирной работы в России и высказывается твердое решение неуклонно устранять царя, «систематически уничтожать всякого представителя царской власти до тех пор, пока не явится возможность работать для народа свободным словом в печати и свободной речью во всероссийском земском собрании. Итак, отказ от неограниченной власти или смерть. Затем следовали программные требования, абсолютно не разделяемые С. Гинсбург. Этот документ, написанный присяжным поверенным Кедриным и переписанный Мих. Стояновским, предназначался к отправке П. Л. Лаврову, как характеризующий настроение и чаяния лучшей части русского либерального общества. К несчастью, С. Гинсбург случайно оставила кошелек в лавке отставного полковника Татаринова, который, невзирая на энергичные попытки С. М. получить кошелек обратно, не замедлил представить драгоценную находку куда следует... С. Гинсбург о случившемся предупредила своих друзей и, хотя удачно бежала из Петербурга, но судьба М. Стояновского, Чижевского и Душевского была решена: они были вскоре арестованы; Кедрин, Минский, Качоровский и др. остались вне подозрений. С. М. благополучно прибыла в Харьков. Положение создалось крайне критическое. Как закончится эта печальная история,—мы не знали. Ясно было одно: надо было снабдить С. М. паспортом, деньгами и устроить ее выезд из Харькова за границу. С. Стояновский поехал за деньгами в село Акимовку к к учителю Сидорову, я взял у одной моей приятельницы, М. Ямпольской, паспорт. Таким образом, труднейшая часть задачи была разрешена. С. Гинсбург уехала благополучно в Севастополь с тем, чтобы, при содействии оберфейерверкера А. Орочко, народовольца Теплова и В. Л. Перовского уехать на пароходе за границу. К сожалению, она не уехала, а осталась в Севастополе до мая месяца. Заметив за собою слежку, она уехала в Успенский монастырь в Бахчисарае, где однажды (в 1888 г.) уже скрывалась и откуда благополучно пробралась за границу при содействии А. Орочко. С. Гинсбург только не знала, что вслед за ее отъездом в монастырь нагрянули жандармы. Настоятель монастыря вспомнил об этом обстоятельстве и выдал ее на сей раз уже более счастливым жандармам. Теплову удалось скрыться за границу, а Орочко был арестован.

Обо всем этом, а также о дальнейших событиях за границей (о цюрихской трагедии,  о парижских арестах (в 1889 г. проба бомб, при чем И. В. Дембо был убит, а А. Н. Дембский ранен; в 1890 г. ряд арестов эмигрантов, обвиняемых в приготовлении бомб. Были выданы известным провокатором Гекельманом, он же Ландезен и Гартинг.)  и проч.) я узнал только при ознакомлении с протоколами дознаний перед судом и во время самого суда.—За время нашего предварительного заключения события разворачивались, так сказать, широким фронтом..."

Шифровка из С-Петербурга - руководителю Заграничной агентуры Рачковскому: "Его сиятельство (Д.А. Толстой), выразив свое удовольствие, желает знать технические подробности дела, как проникли, в какое время, сколько времени потребовалось на уничтожение, каким образом никто не заметил, и вообще подробно всю обстановку."

Г.Ф. Чернявская: "Через некоторое время, швейцарское правительство опубликовало постановление, которым запрещалось агентам иностранной полиции заниматься своим ремеслом в пределах Швейцарской республики, так как своими подкупами они развращают швейцарских граждан и нарушают общественный порядок."

Обзор важнейших дознаний, производившихся в жанд. упр-х империи по делам о государственных преступлениях» в течение 1889—91 г.г.: "Результаты негласного наблюдения по гор. С.-Петербургу к концу 88 г. указывали, что, независимо от существования обычных кружков учащейся молодежи, занятых изучением социально-экономических вопросов, в течение 88 г. возобновился будто бы тайный кружок из офицеров под названием кружка «милитаристов», основанием преступной деятельности которых являлось изменение существующего госуд. строя путем захвата власти войском. Из лиц, имевших сношение с этим кружком, обращала на себя внимание б. слушательница С.-Петербургских Педагогических курсов охтенская мешанка Вера Гурари, в квартире которой происходили еще в 1884 г. сходки кружка военной учащейся молодежи.
...В начале 1889 г. имелись, кроме того, хотя и не в определенной форме, сведения, что среди эмигрантов в Швейцарии предполагается устроить какое-то  «дело» и что будто бы несколько эмигрантов собираются тайно вернуться в Россию в течение 1889 г. для усиления рядов революц. деятелей... Производство подробно изложенного... дознания по делу С. Гинсбург и других установило совершенно определенно существование с осени 1888 г. заговора для совершения террористического факта чрезвычайной важности. В том же году был арестован на границе при перевозке транспорта нелегальных изданий Б. Гроссман, который «откровенно показал», что был знаком за границей с целым рядом эмигрантов-народовольцев (Раппопортом, Рейнштейном и др.), что все они принимали участие в изготовлении разрывных снарядов, что химическая жидкость изобретена Дембским, что снаряды предполагалось отправить в Россию через Вильно, при посредстве некоего Дуговского...

Учрежденное в виду сего особое наблюдение в Париже за всеми выдающимися по своей деятельности эмигрантами подтвердило имевшееся указание на возобновление попыток к изготовлению метательных снарядов и взрывчатых веществ; так, эмигранты Степанов, Рейнштейн, Лаврениус, Шерр, Кассиуш и др. начали скупать химические аппараты и продукты и таинственно носили их в квартиры Кашинцева и Рейнштейна». В саду Raincy (близ Парижа) производились опыты над снарядами, приведшие к обыскам у всех эмигрантов в Париже.

В марте 1890 г. должны были отправиться в Россию Ю. Раппопорт и затем В. Бурцев и «лично проверить на местах прочность и надежность адресов, явок, паролей и проч.». Ю. Раппопорт был задержан на границе, благодаря чему В. Бурцев задержался за границей.

При рассмотрении бумаг, отобранных по обыскам в Париже, получились более определенные указания на лиц, на разнообразное содействие коих рассчитывали эмигранты."

А.В.Богданович, из дневника, 22 августа 1896 г: "Моренгейм говорил Е. В., что ему впол­не известно положение анархизма за границей. Он рассказал en connaissance des choses (Со знанием дела (франц.).), что в Париже живут террористы, а в Женеве целое гнездо анархистов, которые работают над переустройством государственного строя. Они свою пропаганду направили на женские учебные за­ведения, хотят, чтобы женщины, которых они свернут с пути истинного, выходя замуж за военных, перевоспита­ли армию. Вот цель этих людей! Сказал также Моренгейм, что Лев Тихомиров, который теперь работает в «Моск. Ведомостях», был отъявленный анархист, что он, Моренгейм, приписывает лично себе происшедшую в нем перемену."

24 декабря 1896 г: "Завтракал сегодня Рачковский. Говорил он, что всех террористов, живущих в Париже, сейчас 300 человек и он за ними следит. Про Тихомирова Рачков­ский сказал, что, когда он захотел изменить свой profes­sion de foi (Символ веры (франц.).), Моренгейм, который себе приписывает его обращение, был ни при чем. Сносился с Министерством внутренних дел Карцев, генеральный консул в Париже, который получил письмо от Плеве по этому вопросу. Плеве тогда управлял Министерством внутренних дел на правах товарища. Но разговоров и у Карцева с Тихоми­ровым не было, все это выпало на долю Рачковского, ко­торый не сочувствовал прощению Тихомирова, человека, который участвовал в убийстве Александра II, который весь был забрызган его кровью. Рачковский предложил ему в прошении к царю вполне искренно во всем сознаться. Записка его была ужасна: кровь, кровь — вот была ее суть. Он не ожидал, что царь, Александр III, прочитав прошение Тихомирова, его простит, такое ужасное впечатление производила эта записка."

Л.В.Фрейфельд: "Фамилии этих лиц были записаны сокращенно, но были восстановлены охранкой полностью. Это были слушательницы женских курсов Лидия Калибрина и Ю. Марина, Неонила Истомина, студ. военно-мед. акад. С. Фойницкий, студ. Бруггер, П. Виноградов—в Петербурге, С. Сухаревская в Москве, М. Деляницкая в Одессе, Л. Иогихес в Вильне. Вслед за этим—в февр. 1890 г.—в Пензе состоялся с'езд, на который прибыли представители разных мест—Истомина, Беляев, Израильсон и др.—и приняли участие б. ссыльные В.Гусев, Д. Волков, «известный по прежним сношениям с Тепловым», и др. Все участники с'езда были, разумеется, арестованы..."

Обзор важнейших дознаний, производившихся в жанд. упр-х империи по делам о государственных преступлениях» в течение 1889—91 г.г.: "..Из откровенных показаний Н. Истоминой выяснилась вся, до мельчайших подробностей, сложная и трудная работа по восстановлению народовольческих организаций по всей России, связь их с заграницей, деятельность заграничного кружка и пр. за 1888—90 г. В конце 1887 г. среди всех высших учебных заведений было предположено организовать революц. кадры с общим представительным собранием во главе, при чем главной задачей деятельности этих кадров была поставлена пропаганда социалистических и революционных идей в обществе путем распространения нелегальной литературы и образования кружков саморазвития. Подобный кадр был организован и на Бестужевских курсах под руководством Истоминой, А. Разумовской, А. Мясниковой и Ю. Родзевич. К началу 1888 г. кружок Беляева и Качоровского пришел к убеждению, что ближайшей задачей революционной деятельности должно быть достижение политической свободы, и наилучшим к тому средством должно считать систематический террор против выдающихся правительственных сановников. Взамен прежнего кружка саморазвития организуется уже при участии Качоровского, Беляева, Владимира и Неонилы Истоминых особый кружок с террористическим направлением, к которому примкнул студ. Фойницкий. Кружок задался целью организовать все революционные силы в России для правильной постановки систематического террора,  при чем Петербург назначался центром организационной деятельности. Кружок был намерен вступить в сношения с другим существовавшим в Петербурге и также организованным для террористической борьбы кружком, причем с представителем этого кружка В. Гурари  Истомина познакомилась чрез М. Ландау. К началу 1888 г. относятся первые связи кружка с эмигрантами через М. Гармидора, который в Петербурге виделся с Качоровским, Истоминой, Беляевым, Фойницким и связал их адресами и явками с заграницей. Беляев предпринял деловую поездку по России — посетил Курск, Орел, Москву, где виделся с П. Крафтом и А. С. Белевским. Качоровский вел, кроме того, переговоры в Москве с Липкиным и Курнатовским. Осенью 1888 г. в Петербург прибыл Паули, но вскоре уехал за границу.

К началу 1889 г. предварительная организационная часть работы кружка закончилась; между отдельными членами его распределены были роли и районы. Фойницкий вел оживленные переговоры о постановке типографии, паспортного бюро, лаборатории для приготовления снарядов и об организации транспорта из-за границы. Качоровский взял на себя сношения с югом, в частности с Симферополем, Севастополем и с Пензой, где находились П. Крафт и Волков; Истомина—в Петербурге; Беляев отправился в Москву, где ввел в кружок Я. Юделевского и М. Шеффер, и предпринял поездку по Волге. В Н.-Новгороде от А. Карелина х) он получил обширные поволжские связи.

Осенью 1888 г. в Петербург приехала С. Гинсбург, повидалась с Качоровским и передала ему несколько воззваний об организации за границей «Социалистич. литерат. фонда» и разные революционные издания и взяла для напечатания за границей рукопись «Лопатинский процесс».

Вслед за С. Гинсбург приехал тайно из-за границы Раппопорт и, получив в Минске петербургские явки, прибыл в Петербург, где виделся с Качоровским, Юделевским и с Истоминой, т.-е. вошел в контакт с петербургским кружком и передал явки (в Одессе — Витконич, па Волге и в Варшаве).

В конце февраля 1889 г. в Москву прибыл из-за границы транспорт революционных изданий. Туда направились Раппопорт с Беляевым. Истомина подробно говорит о том, кем получен был транспорт, что в нем находилось и как он распределялся между отдельными организациями. В транспорте находились, между проч., паспорт Васкевич, по которому в 1888 г. С. Гинсбург перебралась за границу из Севастополя при помощи А. Орочко, и весьма важная программа, составленная членами заграничного кружка эмигрантов с целью об'единения всех социально-революционных групп".

 Л.В.Фрейфельд: "Программа эта была найдена в бумагах Истоминой и представляет собою интересный документ. Петербургским кружком программа обсуждалась и встретила серьезные возражения. Качоровский, с своей стороны, написал проект программы, которую предложено было сделать общереволюционной программой России. Позволю себе привести хотя бы начало ее.

«По основным своим убеждениям мы—социалисты и народники. Мы думаем, что единственно социализм обеспечивает наибольшее счастье для наибольшего количества людей, единственно обусловливает полное, всестороннее развитие личности, действительно осуществляет в жизни человечества великий девиз: свобода, равенство и братство. Мы полагаем, что только та реформа имеет все шансы и право на существование, которая предварительно прошла через сознание и волю народа. Благо народа и воля народа—вот две наши заповеди, вот та великая правда, за которую мы боремся... Итак, мы полагаем, что, как социалисты и народники, мы можем опереться на следующие общественные силы в России: на большую часть крестьянства, на большинство пролетариата и на русскую интеллигенцию".

Обзор важнейших дознаний, производившихся в жанд. упр-х империи по делам о государственных преступлениях» в течение 1889—91 г.г.: "Из дальнейших показаний Истоминой мы узнаем, что летом 1889 г. почти все члены петербургского кружка раз'ехались по России,— Качоровский поехал в Крым; Фойницкий посетил Вильно, Минск, Одессу; Беляев об'ездил Поволжье, где встретился с бежавшим из Сибири Сабунаевым, и массу других городов (Ярославль, Кострому, Нижний, где виделся с В. Г. Короленко, Казань, где была большая группа работников, Саратов, Астрахань (Е. Чириков), Воронеж (П. Мануйлов), Рязань, Кострому)»; в показаниях отмечаются решительно все, с кем члены кружка встречались. С половины сентября 1889 г. в Казани начался с'езд, в котором, между прочим, приняли участие Сабунаев, Гусев, Сазонов, Беляев, Трофимов и Лев Осинский. По постановлению с'езда, всю Европейскую Россию предположили разделить в революционном отношении на несколько областей, как-то: Петербургскую, Московскую, Восточно-Камскую, Черноморско-Донскую, Украинскую и Кавказскую. Западный Край, т.-е. Польша, Литва, Белоруссия, Остзейский край и Финляндия не входили в общую организацию, как самостоятельные области, а должны были временно находиться в распоряжении революционного центра под ведением особых лиц, назначаемых этим последним. С'езд занялся также разрешением вопроса о террористических предприятиях. Осенью 1889 г. (т.-е. после ареста С. Гинсбург) «о рекомендации Бурцева и Раппопорта прибыл в Петербург эмигрант под фамилией Миллера и заявил, что прислан представителем заграничного террористического кружка для переговоров с русскими революционерами о совместной террористической деятельности в России. Переговоры с ним вели Истомина и Фойницкий, при чем сущность переговоров и возникшие разногласия были изложены Качоровским в особой декларации, содержание которой эмигрант должен был передать Парижскому кружку. Окончательное соглашение с эмиграцией было отложено до лета, и в качестве делегата петербургского кружка предположили послать Фойницкого".

Л.В.Фрейфельд: " Указанная декларация была впоследствии найдена в копии при обысках русских эмигрантов в Париже. В ней, между прочим, говорится: «Цель нашей деятельности—прочная постановка террора, как системы; цель эта достигается созданием крепкой, достаточно многочисленной и приспособленной к условиям времени и места организации. Последнее еще не выполнено, поэтому всякую террористическую попытку сейчас мы считаем вредной и несоответствующей целям систематического террора, который мы считаем единственно целесообразным. Поэтому мы обращаемся к Вам и к Вашим товарищам с решительным протестом против немедленного выступления в дело".

Обзор важнейших дознаний, производившихся в жанд. упр-х империи по делам о государственных преступлениях» в течение 1889—91 г.г.: "Через несколько времени Истомина получила из Парижа письмо с извещением, «что, ознакомившись с результатами переговоров, Парижский кружок с нетерпением ждет прибытия в Париж уполномоченного для окончательного с ним соглашения.

Предпринятые с начала 1889 г. и преимущественно после цюрихского взрыва обширнейшие розыски и наблюдения привели к возникновению нескольких сложных дознаний (дело С. Гинсбург, революционных кружков за границей, парижские обыски, петерб. кружка Фойницкого, Истоминой и др., кружка Сабунаева на Волге и проч., которые более или менее охватили почти все губернии империи  и послужили к обнаружению связей центральных кружков, способов сношений и пр."

Л.В.Фрейфельд: "С. Гинсбург поехала не в пустое пространство; наоборот, как мы видели выше, народовольческие организации Широкой сетью раскинулись почти по всей России; были, несомненно, крупные работники, большие связи, хороший тыл, все программные и организационные вопросы обсуждались достаточно серьезно.

К великому несчастью, тяжкие условия подпольной работы, оговор такого осведомленного члена Петербургского кружка, как Н. Истоминой, разрушили вновь созданные народовольческие организации в момент, когда они только что сформировались.

Поистине—«не расцвел и отцвел в утре пасмурных дней».

Дело, начатое С.Гинсбург и продолженное другими эмигрантами-народоиольцами и пролетариатцами, роковым образом шло к своему печальному концу.

Случайно забытый С. Гинсбург в лавчонке кошелек с никому ненужным клочком бумаги поднял на ноги петербургский охранный мир; разгром двух молодых народовольческих организаций; цюрихская трагедия, встряхнувшая охранников заграничных; отобранная при обыске в квартире Дембо записная книжка, установившая личность С. Гинсбург и связь ее со Швейцарией и давшая указания относительно мастерской бомб и их предназначения; парижские опыты над метательными снарядами при участии Ландезена; обыски эмигрантов, сопровождавшиеся выемкой разных документов с указанием конспиративных адресов и фамилий видных русских революционеров в разных городах; провал с езда в Пензе; «откровенные показания» Неонилы Истоминой, одной из центральных фигур того времени, фактически отдавшие в руки охранки все существовавшие в то время многочисленные народовольческие организации; трагическая смерть С. М. Гинсбург в одной из камер старого корпуса Шлиссельбургской крепости—вот печальный мартиролог восстановления народовольческих организаций конца 80-х годов."

В.Панкратов: "Кое где уцелели рабочие кружки, но они были одиноки и вели мирную пропаганду до 90-х г. Некоторые из них погибли по делу Гинзбург.
Часто приписывают гибель партии Н. В. тому, что она отводила слишком много места террору, слишком увлекалась политическими задачами и мало обращала внимания на рабочую массу. Такие упреки могут делать только люди, стоявшие далеко от дела. Они знали только внешность, а о той работе, которая шла без всякого шуму, в недрах рабочей массы, они не знали и не могли знать. Не надо забывать притом, что Н. В. пришлось работать в то время, когда рабский дух крепостничества не успел заглохнуть, когда промышленность только зарождалась, когда реформа 19-го февраля висела приятным кошмаром над русской землей, когда на 100 человек приходилось только 10—-12 чел. грамотных, когда легальная литература была достоянием немногих; тогда могло быть одно из двух: или стихийное движение, массовое или партионное, как народовольческое. Первое было предупреждено 19-м февралем. Оставалось второе. Его и избрала Н. В. Но ей недоставало массового движения, создать которое в несколько лет не могла бы никакая организация."

И.Каляев: "Партия социалистов-революционеров - носительница заветов "Народной воли" во всей их широте".

В.Бурцев, 1904 г.: "Для нас партия "Народной воли"- не  только великая  партия прошлого,  но  и партия настоящего и будущего... Борьба русских  революционеров  должна остаться такой же, какой была в 1879-1881 гг."