А.Н.Островский. Бедность не порок

А.Н.Островский. Бедность не порок
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА


Г о р д е й  К а р п ы ч  Т о р ц о в, богатый купец.
П е л а г е я  Е г о р о в н а, его жена.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а, их дочь.
Л ю б и м  К а р п ы ч  Т о р ц о в, его брат, промотавшийся.
А ф р и к а н  С а в и ч  К о р ш у н о в, фабрикант.
М и т я, приказчик Торцова.
Я ш а  Г у с л и н, племянник Торцова.
Г р и ш а  Р а з л ю л я е в, молодой купчик, сын богатого отца.
А н н а  И в а н о в н а, молодая вдова.
М а ш а |
Л и з а  } подруги Любови Гордеевны.
Е г о р у ш к а, мальчик, дальний родственник Торцова.
А р и н а, нянька Любови Гордеевны.
Гости, гостьи, прислуга, ряженые и прочие.

Действие происходит в уездном городе, в доме купца Торцова, во время Святок.


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Небольшая приказчичья комната; на задней стене дверь, налево в углу кровать, направо шкаф; на левой стене окно, подле окна стол, у стола стул; подле правой стены конторка и деревянная табуретка; подле кровати гитара; на столе и конторке книги и бумаги.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Митя ходит взад и вперед по комнате; Егорушка сидит на табуретке и читает "Бову Королевича".

Е г о р у ш к а (читает). "Государь мой батюшка, славный и храбрый король, Кирибит Верзоулович, ныне идти за него смелости не имею, потому что когда я была во младости, то король Гвидон за меня сватался".
М и т я. Что, Егорушка, наши дома?
Е г о р у ш к а (зажимает пальцем то место, где читает, чтоб не ошибиться). Никого нет; кататься уехали. Один Гордей Карпыч дома. (Читает.) "На то сказал дщери своей Кирибит Верзоулович..." (Зажимает пальцем.) Только такой сердитый, что беда! Я уж ушел - все ругается. (Читает.) "Тогда прекрасная Милитриса Кирбитьевна, призвав к себе слугу Личарду..."
М и т я. На кого же он сердит?
Е г о р у ш к а (опять зажимает). На дяденьку, на Любима Карпыча. На второй-то праздник дяденька Любим Карпыч обедал у нас, за обедом-то захмелел, да и начал разные колена выкидывать, да смешно таково. Я смешлив ведь больно, не вытерпел, так и покатился со смеху, а уж на меня глядя и все. Дяденька Гордей-то Карпыч принял это себе за обиду да за невежество, осерчал на него, да и прогнал. Дяденька-то Любим Карпыч взял да в отместку ему и созорничал, пошел да с нищими и стал у собора. Дяденька-то Гордей Карпыч говорит: осрамил, говорит, на весь город. Да теперь и сердится на всех без разбору, кто под руку подвернется. (Читает.) "С тем намерением, чтобы подступил под наш град".
М и т я (взглянув в окно). Кажется, наши приехали... Так и есть! Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, да и гости с ними.
Е г о р у ш к а (прячет сказку в карман). Побежать наверх. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

М и т я (один). Эка тоска, Господи!.. На улице праздник, у всякого в доме праздник, а ты сиди в четырех стенах!.. Всем-то я чужой, ни родных, ни знакомых!.. А тут еще... Ах, да ну! сесть лучше за дело, авось тоска пройдет. (Садится к конторке и задумывается, потом запевает.)

Красоты ее не можно описать!..
Черны брови, с поволокою глаза.

Да, с поволокою. А как вчера в собольем салопе, покрывшись платочком, идет от обедни, так это... ах!.. Я так думаю, и не привидано такой красоты! (Задумывается, потом поет.)

Уж и где ж эта родилась красота...

Как же, пойдет тут работа на ум! Все бы я думал об ней!.. Душу-то всю истерзал тосковамши. Ах ты, горе-гореваньице!.. (Закрывает лицо руками и сидит молча.)

Входит Пелагея Егоровна, одетая по-зимнему, и останавливается в дверях.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Митя и Пелагея Егоровна.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Митя, Митенька!
М и т я. Что вам угодно?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Зайди ужо вечерком к нам, голубчик. Поиграете с девушками, песенок попоете.
М и т я. Премного благодарен. Первым долгом сочту-с.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что тебе в конторе все сидеть одному! Не велико веселье! Зайдешь, что ли? Гордея-то Карпыча дома не будет.
М и т я. Хорошо-с, зайду беспременно.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Уедет ведь опять... да, уедет туда, к этому, к своему-то... как его?..
М и т я. К Африкану Савичу-с?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да, да! Вот навязался, прости Господи!
М и т я (подавая стул). Присядьте, Пелагея Егоровна.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ох, некогда. Ну да уж присяду немножко. (Садится.) Так вот поди ж ты... этакая напасть! Право!.. Подружились ведь так, что н?-поди. Да! Вот какое дело! А зачем? К чему пристало? Скажи ты на милость! Человек-то он буйный да пьяный, Африкан-то Савич... да!
М и т я. Может, дела какие есть у Гордея Карпыча с Африканом Савичем.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Какие дела! Никаких делов нет. Ведь он-то, Африкан-то Савич, с агличином всё пьют. Там у него агличин на фабрике дилехтор - и пьют... да! А нашему-то не след с ними. Да разве с ним сговоришь! Гордость-то его одна чего стоит! Мне, говорит здесь не с кем компанию водить, всё, говорит, сволочь, всё, видишь ты, мужики, и живут-то по-мужицки; а тот-то, видишь ты, московский, больше всё в Москве... и богатый. И что это с ним сделалось? Да ведь вдруг, любезненький, вдруг! То все-таки рассудок имел. Ну, жили мы, конечно, не роскошно, а все-таки так, что дай Бог всякому; а вот в прошлом году в отъезд ездил, да перенял у кого-то. Перенял, перенял, уж мне сказывали... все эти штуки-то перенял. Теперь все ему наше русское не мило; ладит одно - хочу жить по-нынешнему, модами заниматься. Да, да!.. Надень, говорит, чепчик!.. Ведь что выдумает-то!.. Прельщать, что ли, мне кого на старости, говорю, разные прелести делать! Тьфу! Ну вот поди ж ты с ним! Да! Не пил ведь прежде... право... никогда, а теперь с этим с Африканом пьют! Спьяну-то, должно быть, у него (показывая на голову) и помутилось. (Молчание.) Уж я так думаю, что это враг его смущает! Как-таки рассудку не иметь!.. Ну, еще кабы молоденький: молоденькому это и нарядиться, и все это лестно; а то ведь под шестьдесят, миленький, под шестьдесят! Право! Модное-то ваше да нынешнее, я говорю ему, каждый день меняется, а русской-то наш обычай испокон веку живет! Старики-то не глупей нас были. Да разве с ним сговоришь, при его же, голубчик, крутом-то характере.
М и т я. Что говорить! Строгий человек-с.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Любочка теперь в настоящей поре, надобно ее пристроить, а он одно ладит: нет ей ровни... нет да нет!.. Ан вот есть!.. А у него все нет... А каково же это материнскому-то сердцу!
М и т я. Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать... да, право... ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька.
М и т я. Приду-с.

Гуслин входит.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Гуслин.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати.
Г у с л и н. Хорошо-с, это нам не в труд, а еще, можно сказать, в удовольствие-с.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ну, прощайте. Пойти соснуть полчасика.
Г у с л и н и М и т я. Прощайте-с.

Пелагея Егоровна уходит; Митя садится к столу пригорюнившись;
Гуслин садится на кровать и берет гитару.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Митя и Яша Гуслин.

Г у с л и н. Что народу было на катанье!.. И ваши были. Что ж ты не был?
М и т я. Да что, Яша, обуяла меня тоска-кручина.
Г у с л и н. Что за тоска? Об чем тебе тужить-то?
М и т я. Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват... а жалованья не прибавляет. Поискал бы другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.
Г у с л и н. Отчего же не пойдешь? Вот у Разлюляевых жить хорошо - люди богатые и добрые.
М и т я. Нет, Яша, не рука! Уж буду все терпеть от Гордея Карпыча, бедствовать буду, а не пойду. Такая моя планида!
Г у с л и н. Отчего же так?
М и т я (встает). Так, уж есть тому делу причина. Есть, Яша, у меня еще горе, да никто того горя не знает. НикоМУ я про свое горе не сказывал.
Г у с л и н. Скажи мне.
М и т я (махнув рукой). Зачем!
Г у с л и н. Да скажи, что за важность!
М и т я. Говори не говори, ведь не поможешь!
Г у с л и н. А почем знать?
М и т я (подходит к Гуслину). Никто мне не поможет. Пропала моя голова! Полюбилась мне больно Любовь Гордеевна.
Г у с л и н. Что ты, Митя?! Да как же это?
М и т я. Да вот как-никак, а уж сделалось.
Г у с л и н. Лучше, Митя, из головы выкинь. Этому делу никогда не бывать, да и не р?живаться.
М и т я. Знамши я все это, не могу своего сердца сообразить. "Любить друга можно, нельзя позабыть!.." (Говорит с сильными жестами.) "Полюбил я красну девицу, пуще роду, пуще племени!.. Злые люди не велят, велят бросить, перестать!"
Г у с л и н. Да и то надоть бросить. Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, - да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего. А то заберешь в голову, потом еще тяжельше будет.
М и т я (декламирует).

Что на свете прежестоко? -
Прежестока есть любовь!

(Ходит по комнате.) Яша, читал ты Кольцова? (Останавливается.)
Г у с л и н. Читал, а что?
М и т я. Как он описывал все эти чувства!
Г у с л и н. В точности описывал.
М и т я. Уж именно что в точности. (Ходит по комнате.) Яша!
Г у с л и н. Что?
М и т я. Я сам песню сочинил.
Г у с л и н. Ты?
М и т я. Да.
Г у с л и н. Давай голос подберем, да и будем петь.
М и т я. Хорошо. На, вот. (Отдает ему бумагу.) А я попишу немного - дело есть: неравно Гордей Карпыч спросит. (Садится и пишет.)

Гуслин берет гитару и начинает подбирать голос;
Разлюляев входит с гармонией.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Разлюляев.

Р а з л ю л я е в. Здравствуйте, братцы! (Наигрывает на гармонии и приплясывает.)
Г у с л и н. Эко дурак! На что это ты гармонию-то купил?
Р а з л ю л я е в. Известно на что - играть. Вот так... (Играет.)
Г у с л и н. Ну уж, важная музыка... нечего сказать! Брось, говорят тебе.
Р а з л ю л я е в. Что ж, не брошу разве!.. Коли захочу, так и брошу... Вот важность! Денег что ли у нас нет? (Бьет себя по карману.) Звенят. У нас гулять - так гулять! (Бросает гармонию.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.

Митя (ударяет Митю по плечу), а Митя! Что ты сидишь?
М и т я. Дело есть. (Продолжает заниматься.)
Р а з л ю л я е в. Митя, а Митя, а я гуляю, брат... право слово, гуляю. Ух, ходи!.. (Поет: "Одна гора высока" и проч.) Митя, а Митя! весь праздник буду гулять, а там за дело... Право слово! Что ж, у нас денег что ли нет? Вот они!.. А я не пьян... Нет, так гуляю... весело...
М и т я. Ну гуляй на здоровье.
Р а з л ю л я е в. А после праздника женюсь!.. Право слово, женюсь! Возьму богатую.
Г у с л и н (Мите). Ну, вот слушай-ка, так-то ладно ль будет?
Р а з л ю л я е в. Спой-ка, спой, я послушаю.
Г у с л и н (поет).

Нет-то злей, постылее
Злой сиротской доли,
Злее горя лютого,
Тяжелей неволи.
Всем на свете праздничек,
Тебе не веселье!..
Буйной ли головушке
Без вина похмелье!
Молодость не радует,
Красота не тешит;
Не заноба-девушка -
Горе кудри чешет.

Во все это время Разлюляев стоит как вкопанный и слушает с чувством; по окончании пения все молчат.

Р а з л ю л я е в. Хорошо, больно хорошо! Жалко таково... Так за сердце и хватит. (Вздыхает.) Эх, Яша! сыграй веселую, полно канитель-то эту тянуть - нынче праздник. (Поет.)

Ух! Как гусара не любить!
Это не Годится!

Подыгрывай, Яша.

Гуслин подыгрывает.

М и т я. Полно вам дурачиться-то. Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем.
Р а з л ю л я е в. Ладно! (Садятся.)
Г у с л и н (запевает; Митя и Разлюляев подтягивают).

Размолодчики вы молоденькие,
Вы дружки мои...

Входит Гордей Карпыч; все встают и перестают петь.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же и Гордей Карпыч.

Г о р д е й  К а р п ы ч. Что распелись! Горланят, точно мужичье! (Мите.) И ты туда ж! Кажется, не в таком доме живешь, не у мужиков. Что за полпивная! Чтоб у меня этого не было вперед! (Походит к столу и рассматривает бумаги.) Что бумаги-то разбросал!..
М и т я. Это я счета проверял-с.
Г о р д е й  К а р п ы ч (берет книгу Кольцова и тетрадь со стихами). А это еще что за глупости?
М и т я. Это я от скуки, по праздникам-с, стихотворения господина Кольцова переписываю.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Какие нежности при нашей бедности!
М и т я. Собственно, для образования своего занимаюсь, чтоб иметь понятие.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Образование! Знаешь ли ты, что такое образование?.. А еще туда же разговаривает! Ты бы вот сертучишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь, гости бывают... срам! Куда деньги-то деваешь?
М и т я. Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Матери посылаешь! Ты себя-то бы обр?зил прежде; матери-то не Бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай сама хлевы затворяла.
М и т я. Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька, по крайности, ни в чем не нуждается.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет; образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит! Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? То-то глупо-то! (Сквозь зубы и косясь на Митю.) Дурак! (Помолчав.) Ты и не смей показываться в этом сертучишке наверх. Слышишь, я тебе говорю! (К Разлюляеву.) А ты тоже! Отец-то, чай, деньги лопатой загребает, а тебя в этаком зипунишке водит.
Р а з л ю л я е в. Что ж такое! Он новый... сукно-то французское, из Москвы выписывали, по знакомству... двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря... кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Много ты знаешь! Да что, с тебя взыскать-то нечего! Сам-то ты глуп, да и отец-то твой не больно умен... целый век с засаленным брюхом ходит; дураками непросвещенными живете, дураками и умрете.
Р а з л ю л я е в. Уж ладно.
Г о р д е й  К а р п ы ч (строго). Что?
Р а з л ю л я е в. Ладно, мол.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Неуч, и сказать-то путно умешь! Говорить-то с вами - только слова тратить; все равно, что стене горох, так и вам, дуракам. (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Те же, без Торцова.

Р а з л ю л я е в. Поди-кось, какой грозный! Ишь ты, развоевался! Так вот тебя и испугались... Как же, держи карман-то!
М и т я (Гуслину). Вот она жизнь-то моя какова! Вот каково мне сладко жить-то на свете!
Р а з л ю л я е в. Да от этакова житья - запьешь, право запьешь! А ты брось, не думай. (Запевает.)

Одна гора высока,
А другая низка;
Одна мила далека,
А другая близко.

Входят: Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Те же, Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша и Лиза.

А н н а  И в а н о в н а. Мир честной компании!
Р а з л ю л я е в. Милости прошу к нашему шалашу.
М и т я. Наше почтение-с! Милости просим!.. Какими судьбами?..
А н н а  И в а н о в н а. А никакими, просто - взяли да и пришли. Гордей Карпыч уехал, а Пелагея Егоровна отдохнуть легла, так теперь наша воля... Гуляй - не хочу!..
М и т я. Просим покорно садиться.

Садятся; Митя садится против Любови Гордеевны; Разлюляев ходит.

А н н а  И в а н о в н а. Надоело молча-то сидеть, орехи щелкать, - пойдемте, говорю, девушки, к парням, а девушкам и любо.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Что ты выдумываешь-то! Мы не воображали сюда идти, это ты выдумала.
А н н а  И в а н о в н а. Как же не так! Да ты первая... Известное дело, кому что нужно, тот об том и думает: парни об девках, а девки об парнях.
Р а з л ю л я е в. Ха, ха, ха!.. Это вы, Анна Ивановна, я точности говорите.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Вот уж никогда!
М а ш а (Лизе). Ах, стыд какой!
Л и з а. Это, Анна Ивановна, вы говорите совсем напротив.
А н н а  И в а н о в н а. Ах вы, скромность! Уж сказала бы словечко, да нехорошо при парнях-то... Сама была в девках, все знаю.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Девушка девушке рознь.
М а ш а. Ах, стыд какой!
Л и з а. Что вы говорите, это даже для нас оченно странно и, можно сказать, конфузно.
Р а з л ю л я е в. Ха, ха, ха!..
А н н а  И в а н о в н а. А об чем сейчас наверху разговор был? Хотите, скажу!.. Ну, говорить, что ли? Что, присмирели!
Р а з л ю л я е в. Ха, ха, ха!..
А н н а  И в а н о в н а. Ты что рот-то разинул! Не об тебе, небось!
Р а з л ю л я е в. Хоша и не обо мне, однако, может быть, есть, кто и об нас думает. Мы знаем, мы знаем! (Приплясывает.)

Как гусара не любить!
Это не годится!

А н н а  И в а н о в н а (подходит к Гуслину). Что же ты, бандурист, когда на мне женишься?
Г у с л и н (играя на гитаре). А вот когда от Гордея Карпыча разрешенье выдет. Куда нам торопиться-то, над нами не каплет. (Кивает ей головой.) Поди-ка сюда, Анна Ивановна, мне нужно сказать тебе одно дело.

Она подходит к нему и садится подле него; он ей шепчет на ухо, показывая на Любовь Гордеевну и Митю.

А н н а  И в а н о в н а. Что ты говоришь!.. Неужто!
Г у с л и н. Уж это верно так.
А н н а  И в а н о в н а. Ну, так хорошо, молчи! (Говорят шепотом.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Ты, Митя, придешь к нам ужо вечером?
М и т я. Приду-с.
Р а з л ю л я е в. И я приду. Я больно плясать горазд. (Становится фертом.) Девушки, полюбите меня кто-нибудь.
М а ш а. Как вам не стыдно! Что это вы такое говорите!
Р а з л ю л я е в. Что ж такое за важность! Я говорю - полюбите меня... да... за мою простоту.
Л и з а. Этого не говорят девушкам. А должны были сами дожидаться, чтобы вас полюбили.
Р а з л ю л я е в. Да, дождешься от вас, как же! (Пляшет.)

Как гусара не любить!

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (взглянув на Митю). Может быть, кто-нибудь и любит кого-нибудь, да не скажет: надобно самому догадаться.
Л и з а. Какая же девушка в мире может сказать это!
М а ш а. Конечно.
А н н а  И в а н о в н а (подходит к ним и поглядывает то на Любовь Гордеевну, то на Митю и запевает).

Уж и как это видно,
Коли кто кого любит -
Против милого садится,
Тяжеленько вздыхает.

М и т я. На чей счет это принимать нужно?
А н н а  И в а н о в н а. Уж мы знаем на чей.
Р а з л ю л я е в. Стойте, девушки, я вам песню спою.
А н н а  И в а н о в н а. Спой, спой!
Р а з л ю л я е в (поет протяжно).

Летал медведь по поднебесью...

А н н а  И в а н о в н а. А ты хуже этой-то не знаешь?
Л и з а. Даже можно принять это в насмешку.
Р а з л ю л я е в. А коли эта нехороша, я вам другую спою; я ведь веселый. (Поет.)

Ах, бей в доску,
Поминай Москву!
Москве хочется жениться -
Коломну взять.
А Тула-то хохочет,
Да в приданое не хочет!
А гречиха по четыре,
Крупа по сороку,
Вот просо у нас гривна,
А ячмень три алтына.

(Обращаясь к девушкам.)

Вздешевел бы и овес -
Больно дорого провоз!

Видите, погода какова!
М а ш а. Это к нам не относится.
Л и з а. Мы мукой не торгуем.
А н н а  И в а н о в н а. Да ты что пристал! Ты вот отгадай загадку. Что такое: кругла - да не девка; с хвостом - да не мышь?
Р а з л ю л я е в. Это штука мудреная!
А н н а  И в а н о в н а. То-то мудреная!.. Вот ты и думай! Ну, девушки, пойдемте.

Девушки встают и собираются идти.

Парни, пойдемте.

Гуслин и Разлюляев собираются.

М и т я. А я после приду. Я тут уберу кой-что.
А н н а  И в а н о в н а (пока собираются).

Вечор девки,
Вечор красны,
Вечор девки пиво варивали.
Зашел к девкам,
Зашел к красным,
Зашел к девкам да незваный гость.

Анна Ивановна за дверью пропускает всех, исключая Любови Гордеевны, затворяет и не пускает ее.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Митя и Любовь Гордеевна.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (у двери). Перестаньте, не дурачьтесь.

За дверью девичий смех.

Не пускают!.. Ах, какие! (Отходит от дверей). Баловницы, право!..
М и т я (подавая стул). Присядьте, Любовь Гордеевна, побеседуйте минуточку. Я очень рад, видемши вас у себя.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (садится). Чему тут радоваться, я не понимаю.
М и т я. Да как же-с!.. Мне очень приятно-с видеть с вашей стороны такое внимание, сверх моих для вас заслуг. Вот уж другой раз я имею счастие-с...
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Ну, что ж! Пришла, посидела и ушла, в этом важности не состоит. Я, пожалуй, и сейчас уйду.
М и т я. Ах, нет, не уходите-с!.. Для чего же-с!.. (Вынимает из кармана бумагу.) Позвольте мне презентовать вам мой труд... как умею, от души.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Это что такое?
М и т я. Собственно для вас сочинил стихи.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (стараясь скрыть радость). Еще, может быть, глупость какая-нибудь... не стоит читать.
М и т я. Этого я не могу судить, потому как сам я это писал и притом не учимшись.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Прочитай.
М и т я. Сейчас-с. (Садится подле стола и берет бумагу; Любовь Гордеевна подвигается к нему очень близко.)

Не цветочек в поле вянет, не былинка, -
Вянет, сохнет добрый молодец-детинка.
Полюбил он красну девицу на горе,
На несчастьице себе да на большое.
Понапрасну свое сердце парень губит,
Что неровнюшку девицу парень любит:
Во темну ночь красну солнцу не всходити,
Что за парнем красной девице не быти.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (сидит несколько времени задумавшись). Дай сюда. (Берет бумагу и прячет, потом встает.) Я тебе сама напишу.
М и т я. Вы-с?!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Только стихами я не умею, а так, просто.
М и т я. За великое счастие почту для себя ваше такое одолжение-с. (Дает бумагу и перо.) Извольте-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Жаль только, что скверно пишу-то. (Пишет.)

Митя хочет заглянуть.

Только ты не смотри, а то я брошу писать и изорву.
М и т я. Я не буду смотреть-с. Но вы позвольте мне на ваше снисхождение соответствовать тем же, сколь могу, и написать для вас стихи вторично-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (положив перо). Пиши, пожалуй... Только пальцы все выпачкала, кабы знала, лучше бы не писала.
М и т я. Пожалуйте-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. На, возьми. Только ты не смей читать при мне, а прочти после, когда я уйду. (Складывает бумажку и отдает ему; он прячет в карман.)
М и т я. Будет по вашему желанию-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (встает). Придешь к нам наверх?
М и т я. Приду-с... сию минуту-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Прощай.
М и т я. До приятного свидания-с.

Любовь Гордеевна идет к дверям; из дверей выходит Любим Карпыч.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и Любим Карпыч.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Ах!
Л ю б и м  К а р п ы ч (указывая на Любовь Гордеевну). Стой! Что за человек? По какому виду? За каким делом? Взять ее под сумнение.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Это вы, дяденька!
Л ю б и м  К а р п ы ч. Я, племянница! Что, испугалась! Ступай, не бось! Я не доказчик, а кладу все в ящик, - разберу после, на досуге.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Прощайте! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Митя и Любим Карпыч.

Л ю б и м  К а р п ы ч. Митя, прими к себе купеческого брата Любима Карпова сына Торцова.
М и т я. Милости просим.
Л ю б и м  К а р п ы ч (садится). Брат выгнал! А на улице, в этом бурнусе, немного натанцуешь! Морозы... время крещенское - бррр... И руки-то озябли, и ноги-то ознобил - бррр...
М и т я. Погрейтесь, Любим Карпыч.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Ты меня не прогонишь, Митя? А то ведь замерзну на дворе-то... как собака замерзну.
М и т я. Как можно, что вы говорите!..
Л ю б и м  К а р п ы ч. Ведь вот брат выгнал же. Ну, пока деньжонки были, шлялся кой-где по теплым местам; а денег нет - нигде не пускают. А и денег-то было два франка да несколько сантимов! Не велик капитал! Каменный дом не выстроишь!.. Деревни не купишь!.. Как же надо поступить с этим капиталом? Куда его деть? Не в ломбард его несть! Вот я этот капитал взял да пропил, промотал. Туда ему и дорога!
М и т я. Зачем же вы пьете, Любим Карпыч? Через это вы сами себе враг!
Л ю б и м  К а р п ы ч. Зачем я пью?.. От глупости! Да, от своей глупости. А ты думал, от чего?
М и т я. Так вы лучше перестаньте.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Нельзя перестать: на такую линию попал.
М и т я. Какая же это линия?
Л ю б и м  К а р п ы ч. А вот слушай ты, живая душа, какая это линия. Только ты слушай да на ус мотай. Остался я после отца, видишь ты, мал-малехонек, с коломенскую версту, лет двадцати несмышленочек. В голове-то, как в пустом чердаке, ветер так и ходит! Разделились мы с братом: себе он взял заведение, а мне дал деньгами, да билетами, да векселями. Ну, уж как он там разделил - не наше дело, Бог ему судья! Вот я и поехал в Москву по билетам деньги получать. Нельзя не ехать! Надо людей посмотреть, себя показать, высокого тону набраться. Опять же я такой прекрасный молодой человек, а еще свету не видывал, в частном доме не ночевывал. Надобно до всего дойти! Первое дело, оделся франтом, знай, дескать, наших! То есть такого-то дурака разыгрываю, что на редкость! Сейчас, разумеется, по трактирам... Шпилен зи полька, дайте еще бутылочку похолоднее. Приятелей, друзей завелось, хоть пруд пруди! По театрам ездил...
М и т я. А ведь это, должно быть, Любим Карпыч, очень хорошо в театре представляют.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Я все трагедию ходил смотреть, очень любил, только не видал ничего путем и не помню ничего, потому что больше все пьяный. (Встает.) "Пей под ножом Прокопа Ляпунова!" (Садится.) Таким-то п??бытом деньжонки все я ухнул; что осталось, поверил приятелю Африкану Коршунову на божбу да на честное слово; с ним же я пил да гулял, он же всему беспутству заводчик, главный заторщик из бражного, он же меня и надул, вывел на свежую воду. И сел я как рак на мели: выпить не на что, а выпить-то хочется. Как тут быть? Куда бежать, тоску девать? Продал платье, все свои модные штуки, взял бумажками, разменял на серебро, серебро на медные, а там только пшик, да и все тут!
М и т я. Как же вы жили, Любим Карпыч?
Л ю б и м  К а р п ы ч. Как жил? Не дай Бог лихому татарину. Жил в просторной квартире, между небом и землей, ни с боков ни сверху нет ничего. Людей стыдно, от свету хоронишься, а выйти на Божий свет надобно: есть нечего. Идешь по улице, все на тебя смотрят... Все видели, какие я штуки выделывал, на лихачах с градом закатывал, а теперь иду оборванный да обдерганный, небритый... Покачают головами, да и прочь пойдут. Страмота, страмота, страмота! (Сидит повеся голову.) Есть ремесло хорошее, коммерция выгодная - воровать. Да не гожусь я на это дело - совесть есть, опять же и страшно: никто этой промышленности не одобряет.
М и т я. Последнее дело!
Л ю б и м  К а р п ы ч. Говорят, в других землях за это по талеру плотят, а у нас добрые люди по шеям колотят. Нет, брат, воровать скверно! Это штука стара, ее бросить пора... Да ведь голод-то не тетка, что-нибудь надобно делать! Стал по городу скоморохом ходить, по копеечке собирать, шута из себя разыгрывать, прибаутки рассказывать, артикулы разные выкидывать. Бывало, дрожишь с утра раннего в городе, где-нибудь за углом от людей хоронишься да дожидаешься купцов. Как приедет, особенно кто побогаче, выскочишь, сделаешь колено, ну и даст, кто пятачок, кто гривну. Что наберешь, тем и дышишь день-то, тем и существуешь.
М и т я. Вы бы лучше, Любим Карпыч, к брату ехали, чем так жить-то.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Нельзя, втянулся. Эх, Митя, попадешь на эту зарубку - не скоро соскочишь. Да ты не перебивай, твоя речь впереди. Ну вот слушай! Простудился я в городе - зима-то стояла холодная, а я вот в этом пальтишке щеголял, в кулаки подувал, с ноги на ногу перепрыгивал. Свезли меня добрые люди в больницу. Как стал я выздоравливать да в рассудок приходить, хмелю-то нет в голове - страх на меня напал, ужасть на меня нашла!.. Как я жил? Что я за дела делал? Стал я тосковать, да так тосковать, что, кажется, умереть лучше. Так уж решился, как совсем выздоровею, так сходить Богу помолиться да идти к брату, пусть возьмет хоть в дворники. Так и сделал. Бух ему в ноги!.. Будь, говорю, вместо отца! Жил так и так, теперь хочу за ум взяться. А ты знаешь, как брат меня принял! Ему, видишь, стыдно, что у него брат такой. А ты поддержи меня, говорю ему, оправь, обласкай, я человек буду. Так нет, говорит, - куда я тебя дену. Ко мне гости хорошие ездят, купцы богатые, дворяне; ты, говорит, с меня голову снимешь. По моим чувствам и понятиям мне бы совсем, говорит, не в этом роду родиться. Я, видишь, говорит, как живу: кто может заметить, что у нас тятенька мужик был? С меня, говорит, и этого стыда довольно, а то еще тебя на шею навязать. Сразил он меня, как громом! С этих-то слов я опять стал зашибаться немного. Ну да, я думаю, Бог с ним, у него вот эта кость очень толста. (Показывает на лоб.) Ему, дураку, наука нужна. Нам, дуракам, не впрок богатство, оно нас портит. С деньгами нужно обращаться умеючи... (Дремлет.) Митя, я полежу у тебя, мне соснуть хочется.
М и т я. Прилягте, Любим Карпыч.
Л ю б и м  К а р п ы ч (встает). Митя, ты мне денег не давай... то есть много не давай, а немножко дай. Я вот сосну, да схожу погреться немного, понимаешь!.. Только я немного... ни-ни!.. Будет дурачиться.
М и т я (вынимает деньги). Вот извольте, сколько вам нужно.
Л ю б и м  К а р п ы ч (берет). Гривенник надо. Тут все серебро, мне серебра не надо. Ты дай мне еще семитку, вот и будет в настоящий такт. (Митя дает.) Вот и довольно. Добрая ты душа, Митя! (Ложится.) Брат не умеет ценить тебя. Ну, да я с ним штуку сделаю. Дуракам богатство - зло! Дай умному человеку деньги, он дело сделает. Я походил по Москве-то, я все видел, все... Большую науку произошел! А дураку лучше денег не давай, а то он заломается... фу, фу, фу, трр!.. вот как брат, да как я, скотина... (Полусонным голосом.) Митя, я ночевать к тебе приду.
М и т я. Приходите. Теперь контора пустая... праздники...
Л ю б и м  К а р п ы ч (засыпая). А я с братом смешную штуку сделаю. (Засыпает.)
М и т я (подойдя к двери, вынимает письмо из кармана). Что-то тут? Боюсь!.. Руки дрожат!.. Ну уж, что будет, то будет - прочитаю. (Читает.) "И я тебя люблю. Любовь Торцова". (Схватывает себя за голову и убегает.)



ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


Гостиная в доме Торцова. У задней стены диван, перед диваном круглый стол и шесть кресел, по три на стороне; в левом углу дверь; на стенах по зеркалу и под ними маленькие столики; в боковых стенах по двери и дверь
на задней в углу. На сцене темно; из левой двери свет.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Любовь Гордеевна и Анна Ивановна входят из двери освещенной.

А н н а  И в а н о в н а. Что ж это они не идут, соколы-то наши?.. Не сходить ли за ними?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Нет, не надо. А то, пожалуй, сходи. (Обнимает ее.) Сходи-ка, Аннушка.
А н н а  И в а н о в н а. Что, видно, защемило сердечко-то?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Ах, Аннушка, как я его люблю-то, кабы ты знала!..
А н н а  И в а н о в н а. А ты, девка, люби, да ума не теряй. Не давай повадки, чтоб не было оглядки. Посмотри прежде хорошенько, каков парень-то.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Парень-то хороший... Больно уж он мне по сердцу, такой тихий да сиротливый.
А н н а  И в а н о в н а. Ну, а коли хорош, так люби, тебе ближе знать. Я ведь так говорю, к примеру. Мало ли нашей сестры от них плачутся. Долго ль до греха, не спросившись-то ума-разума.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Что наша любовь? Как былинка в поле: не расцветет путем, да и поблекнет.
А н н а  И в а н о в н а. Постой-ка, девушка, никак кто-то идет. Не он ли? Я пойду, а ты подожди, может, это и он... Потолкуете по душе. (Уходит.)

Входит Митя.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Любовь Гордеевна и Митя.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Кто там?
М и т я. Я-с, Митя.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Что ж ты так долго не шел?
М и т я. Меня задержали-с. (Подходит.) Любовь Гордеевна, вы одне-с?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Одна. А что?
М и т я. Любовь Гордеевна, как прикажете понимать вашу записку, в правду или в шутку-с?

Любовь Гордеевна молчит.

Скажите, Любовь Гордеевна! Я теперича нахожусь в таком сумнении, что не могу этого вам выразить. Положение мое в вашем доме вам известно-с: от всякого зависим, от Гордея Карпыча я, можно сказать, пренебрежен совсем; у меня только и было одно чувство что к вам-с: если же от вас я буду принят в насмешку, значит, лучше мне не жить на свете-с. Это вы поверьте душе моей. Я вам истину говорю-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Нет, Митенька, я тебе в правду написала, а не в шутку. А ты меня любишь?
М и т я. Конечно, Любовь Гордеевна, я не умею вам всего выразить, что чувствую; но хоша позвольте тем заверить. что я имею у себя сердце, а не камень. Вы можете мою любовь видеть из всего-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. А я думала, что ты любишь Анну Ивановну.
М и т я. Это неправда-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Право, мне так сказывали.
М и т я. Если б это было правда, значит, что же я за человек после этого! Могу ли я выразить словами то, чего сердце не чувствует! А я считаю так, что это бесчестно. Я и того, может быть, не стою, что вы ко мне внимание имеете, а не то что вас обмануть.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Вам нельзя верить: все мужчины на свете обманщики.
М и т я. Пущай же их обманщики, но только не я.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Почем знать! Может быть, и ты обманываешь, хочешь насмешку надо мной сделать.
М и т я. Легче бы мне, кажется, умереть на этом месте, чем слышать от вас такие слова! (Отворачивается.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Нет, Митя, я нарочно. Я знаю, что ты меня любишь; мне только так хотелось пошутить с тобой.

Митя молчит.

Митенька, Митя... Что ж ты молчишь? Ты рассердился на меня? Я ведь говорю тебе, что шучу. Митя! Да ну же, скажи что-нибудь. (Берет его за руку.)
М и т я. Эх, Любовь Гордеевна, не шутки у меня на уме! Не такой я человек.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Да не сердись.
М и т я. Ты, коли любишь, эти шутки брось! Не к месту они. Эх, пропадай моя голова! (Обнимает ее.) Разве силой возьмут, волей не отдам. Я за тебя, Люба, душу положу!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (прижимаясь к нему). Митенька, как же нам быть-то теперь?
М и т я. Как быть? Не на то уж мы слюбились, чтоб расставаться.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. А ну, как да меня сговорят за кого-нибудь?
М и т я. А вот что, Люба: одно слово - надоть идти завтра к Гордею Карпычу нам вместе, да в ноги ему. Так и так, мол, на все ваша воля, а нам друг без друга не жить Да уж коль любишь друга, так забудь гордость!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Какая гордость, Митенька! До гордости ли теперь! Ты, Митенька, не сердись на меня, не попомни моих прежних слов: это только девичья глупость была одна, я винюсь перед тобой! Не шутки с тобой шутить, а приласкать бы мне тебя, бедного, надо было. (Прилегает к нему на грудь.) А ну как тятенька да не захочет нашего счастия, что тогда?
М и т я. Что загадывать вперед, там как Бог даст. Не знаю, как тебе, а мне без тебя жизнь не в жизнь!

Молчание.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Идет кто-то!.. Ступай, голубчик, потихоньку, а я после приду.

Митя тихо уходит; Арина входит со свечой; Любовь Гордеевна идет к ней навстречу.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Арина, Любовь Гордеевна и потом Егорушка.

А р и н а. Ну тебя! Перепугала совсем. Что ты тут делаешь? Маменька там ищет тебя, а ты вот где. Чтой-то в потемках-то бродишь! Ишь ты, скромница, несмеяна царевна.

Любовь Гордеевна уходит.

Уж и в самом деле не было ль тут кого с ней. (Смотрит по углам.) И я-то, дура, на кого подумала! (Зажигает свечи.) Ведь ишь ты, грех-то какой придет на старости лет.

Егорушка входит.

Поди, Егорушка, позови соседних девушек. Скажи, мол, Пелагея Егоровна приказала звать песни петь.
Е г о р у ш к а. Ой! Что ты, Аринушка, матушка! (Пляшет.)
А р и н а. Чему ж ты рад-то, глупый!
Е г о р у ш к а. Еще б не радоваться, этакое веселье! Ай, ай, ай!.. (Прыгает.)
А р и н а. Еще, может, ряженые будут; молодцы нарядиться хотели.
Е г о р у ш к а. Ай, умру! Батюшки, умру!
А р и н а. Да что ты, постреленок?
Е г о р у ш к а. Да со смеху умру; смешлив я больно, бабушка!
А р и н а. А ты сам нарядись.
Е г о р у ш к а. Наряжусь, наряжусь! Ай, батюшки, ай, ай, ай!
А р и н а. Да ты беги поскорей за девками-то.
Е г о р у ш к а. В секунт! (Уходит.)

Входит Пелагея Егоровна.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Арина и Пелагея Егоровна.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Аринушка, послала ты за девушками-то?
А р и н а. Послала, матушка.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. То-то. Пусть попоют с нашими-то. Любушку с гостьями потешат. По тех пор и веселиться-то, пока молоды... да; известно, дело девичье, взаперти да взаперти, свету не видят... Ну, а теперь их праздник... да, уж пусть их, пусть их!
А р и н а. Что ж, матушка, что ж! Пускай их, что ж!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да мадерки, Аринушка, мадерки-то... постарше которым; ну, а молодым пряничков, конфеток, там что знаешь... да! Сама уж, сама уж догадайся. Да мадерки-то, Аринушка, не забудь.
А р и н а. Знаю, матушка, знаю! Уж всего будет довольно. Сейчас, матушка, сейчас!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да молодцам-то закусочки.
А р и н а. Все, все, матушка, будет. Уж ты не беспокойся, ты поди к гостям-то, а я уж все с удовольствием сделаю. (Уходит.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а (подойдя к двери). Девушки, молодцы, подите сюда, тут попросторней да посветлее.

Входят Любовь Гордеевна, Маша, Лиза, Анна Ивановна, Разлюляев, Митя, Гуслин и две гостьи: 1-я и 2-я.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пелагея Егоровна, Любовь Гордеевна, Маша, Лиза, Анна Ивановна, Разлюляев,
Митя, Гуслин и две гостьи-старухи: 1-я и 2-я.

П е л а г е я  Е г о р о в н а (старухам). А мы вот здесь усядемся.

Садится на диван, старухи подле нее; Анна Ивановна и Гуслин садятся на стулья и говорят тихо; Митя стоит подле них; Маша, Любовь Гордеевна и Лиза ходят по зале, обнявшись; Разлюляев ходит за ними.

Поглядим на них, пусть их играют.
Л и з а. Я говорю: представьте, маменька, он не имеет никакой политики в разговоре и даже такие слова говорит, что совсем неучтиво.
Р а з л ю л я е в. Это не в наш ли огород?
Л и з а. Не об вас речь; ваше дело сторона. (Продолжает.) Но за что же, маменька, я должна его любить... (Говорит шепотом.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Я, матушка, люблю по-старому, по-старому... да, по-нашему, по-русскому. Вот муж у меня не любит, что делать, характером такой вышел. А я люблю, я веселая... да... чтоб попотчевать, да чтоб мне песни пели... да, в родню в свою: у нас весь род веселый... песельники.
1-я г о с т ь я. Как я посмотрю, матушка Пелагея Егоровна, нет того веселья, как прежде, как мы-то были молоды.
2-я г о с т ь я. Нету, нету.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Я молодая-то была первая затейница - и попеть, и поплясать - уж меня взять... да... что песен знала! Уж теперь таких и не поют.
1-я г о с т ь я. Нет, не поют, все новые пошли.
2-я г о с т ь я. Да, да, вспомянешь старину-то.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Яшенька, спой-ка какую-нибудь песенку старенькую.

Гуслин берет гитару.

Р а з л ю л я е в (девушкам). Стало быть, уж мне и не дожидаться; видно, от вас никакого толку не будет.
Л и з а. Какого вам толку, я не понимаю.
М а ш а. Даже смешно слышать.
Р а з л ю л я е в. Да, вам смешно, а мне-то каково? За что в самом деле, не любите?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Сядемте.

Садятся.

Г у с л и н (поет).

За реченькой за быстрою
Четыре двора;
В этих ли во двориках
Четыре кумы.
Вы, кумушки, голубушки,
Подружки мои,
Кумитеся, любитеся,
Любите меня.
Пойдете вы в зеленый сад -
Возьмите меня;
Вы станете цветочки рвать -
Сорвите и мне;
Вы станете веночки плесть -
Сплетите и мне;
Пойдете на реченьку -
Возьмите меня;
Вы станете венки бросать -
Вы бросьте и мой.
Как все венки посверх воды,
А мой потонул;
Как все дружки домой пришли,
А мой не пришел.

А р и н а (входит с бутылками, стаканами и девушка с закусками). Вот, матушка, я принесла.
П е л а г е я  Е г о р о в н а (девушке). Попотчуй барышень-то.

Девушка обносит девиц, ставит поднос на стол и уходит.

Арина, а вино-то ты дай сюда. Да налей, налей мадеры-то, мадеры-то... Повеселей будет. Что ж, ничего, выпьем. Нас не осудят - мы старухи, да... (Пьют.) Аннушка, поди выпей винца. Выпьешь, что ли?
А н н а  И в а н о в н а. Вота, что ж не выпить! Говорят, без людей не пей, а при людях нужды нет. (Подходит к Пелагее Егоровне, пьет и разговаривает потихоньку.)
А р и н а. Молодцы, что ж вы осовели?
М и т я. Я не пью-с.
Р а з л ю л я е в. Можно! (Подходит с Гуслиным и пьет потом, ухватив Арину.) Ну-ка, тряхнем стариной! (Поет.)

Эх, тряхону ль я старину
Про Ерему, про Фому...

А р и н а. Отстань, озорник, изломал всю!
Р а з л ю л я е в (поет).

Ах, вожжи во Калуге,
Хомут во Тарусе,
Сани с подрезами,
Едут они сами.

Девушки смеются.

А р и н а. Отвяжись, говорят!.. Ну те совсем! (Уходит.)
А н н а  И в а н о в н а. Да ты что старуху-то теребишь, давай со мной.
Р а з л ю л я е в. Ну, давай! Играй, Яша!

Яша играет, они пляшут.

1-я г о с т ь я. Веселая бабочка-то.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Веселая, веселая.
Р а з л ю л я е в (топнув ногой). У нас вот как! (Перестает плясать.)
Е г о р у ш к а (входит). Девушки пришли.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ну зови их.

Егорушка уходит; девушки входят; Арина приносит блюдо и покрывает.

Садитесь-ка, садитесь, да запойте подблюдные, я их очень люблю.

Любовь Гордеевна, Маша, Лиза и Анна Ивановна снимают кольца и кладут на блюдо; девушки запевают.

Сей, мати, мучицу,
Пеки пироги.
Слава!
К тебе будут гости,
Ко мне женихи.
Слава!
К тебе будут в лаптях,
Ко мне в сапогах.
Слава!
Кому спели -
Тому добро.
Слава!
Кому вынется -
Тому сбудется.
Слава!

Разлюляев засучивает рукава, вынимает кольцо, отдает Любови Гордеевне.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Пора уж, пора.
Д е в у ш к и (запевают).

Сидит воробей
На Беле-городе.
Слава!
На Беле-городе,
На высокой стене.
Слава!
Глядит воробей
На чужу сторону.
Слава!
Кому вынется -
Тому сбудется.
Слава!

А р и н а (входит). Ряженые пришли; прикажете пустить?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ж, пусти, пусть попляшут. А вы, девушки, после попоете.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и ряженые: старик с балалайкой или гитарой, вожак с медведем и козой, Егорушка с патокой.

С т а р и к (кланяется). Всей честной беседе поклон.
В о ж а к. Кланяйся, Мишка.

Медведь кланяется.

С т а р и к. Прикажите попеть, поплясать, позабавить, свои старые косточки поправить.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ж, ничего, попляшите. Попотчуй их, Аринушка, винцом.

Арина подносит вино; некоторые пьют.

С т а р и к. Благодарим покорно на ласковом слове да на потчеванье. (Запевает.)

Как уж наши молодцы,
Хоть голы, да удалы!
Они сукна ткут
Во двенадцать рук.
Они сукна переткали -
Всем кафтаны першивали.
Нам не дороги кафтаны,
Были б денежки в кармане.
Целковые по мошнам
Не дают спать по ночам;
Медны денежки гремят -
Во кабак идти велят.
Целовальничек Андрей,
Отпирай кабак скорей:
У нас новый кафтан есть,
Мы заложим его здесь,
Не домой же его несть.

(Отходит в сторону.)
Е г о р у ш к а (пляшет с патокой).

Ах, патока, патка,
Варёная, сладка!
Зима, зимушка-зима
Студена больно была!
Больно вьюжливая
И мятельливая -
Все дорожки замети,
Нельзя к миленькой пройти.
Ах, патока, патка,
Варёная, сладка!
Сидит моя женка,
Ровно перепелка!
Я за то ее люблю,
За то почитаю,
Что чопорно ходит,
Хорошо гуляет.

(Кланяется.)
1-я г о с т ь я. Ишь ты какой молодец!.. а!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ж, матушка, по детству, как умеет. Ведь ребенок еще. Поди сюда, Егорушка.

Егорушка подходит.

На тебе пряничка... (Дает.)

Егорушка кланяется и уходит.

Да... ребенок еще, что с него взять-то!

Вожак водит медведя; коза пляшет.

С т а р и к (поет).

Как у нас-то козел
Что за умный был:
Сам и по воду ходил,
Сам и кашу варил -
Деда с бабкой кормил.
Как пошел наш козел,
Он во темный лес,
Как навстречу козлу
Да семь волков:
Как один-то волк,
Он голодный был,
Он три года ходил,
Все козлятинки просил.

В о ж а к (медведю). Проси вина, поминать козла.

Медведь кланяется.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Аринушка, попотчуй ряженых-то.

Арина подносит; они пьют и кланяются.

В о ж а к. А ну-ка, Мишенька, потешь честных господ. А как красные девицы, молодые молодицы белятся, румянятся, на молодцов поглядывают, женихов выглядывают.

Медведь ломается.

А как старая старушка на работу идет, сгорбимшись, съежимшись, пришибла ее старость, одолела ее древность.

Медведь ломается.

Ну, поклонись теперь честным господам. (Отходят.)

Старик играет на гитаре, прочие ряженые пляшут; все на них смотрят; Гуслин и Митя стоят подле Любови Гордеевны;
Митя шепчет ей что-то и целует; Разлюляев подходит.

Р а з л ю л я е в. Это ты что делаешь?
М и т я. А тебе что за дело?
Р а з л ю л я е в. Вот я Пелагее-то Егоровне скажу, дай срок!
М и т я. Ты у меня пикни только!
Г у с л и н (наступает на него). Ты смотри у меня! Нам ведь вместе идти отсюда: дело-то ночное, а переулок-то у вас глухой, так ты помни это!
Р а з л ю л я е в. Что вы пристали? К чему? Я жениться хочу на ней, хочу свататься. Что, взяли! Да, женюсь!
М и т я. Увидим.
Р а з л ю л я е в. Так за тебя, что ль, отдадут? Как же, держи карман-то!.. А у нас денег много!..
А р и н а. Ведь ишь ты шум какой!.. Перестаньте вы!.. Никак, кто-то стучит...

Все прислушиваются.

Так и есть... стучат.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Отопри поди.
А р и н а (уходит, потом возвращается). Сам приехал!

Все встают.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Те же, Гордей Карпыч и Коршунов.

Г о р д е й  К а р п ы ч (к ряженым). Это что за сволочь!.. Вон! (К жене.) Жена! Пелагея Егоровна! Принимай гостя. (Тихо.) Зарезала ты меня!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Милости просим, Африкан Савич, милости просим.
К о р ш у н о в. Здравствуйте, Пелагея Егоровна... Хе, хе, хе... Да у вас веселье! Вот как мы впору попали.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. А я вот с девушками... Да, я все с девушками. Что ж, Святки; дочку потешить хочется.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Милости просим, Африкан Савич, без церемонии.

Африкан Савич садится на кресло к столу.

(К жене). Гони девок-то вон!
К о р ш у н о в. За что их гнать! Кто ж девушек гонит... Хе, хе, хе... Они попоют, а мы послушаем, да посмотрим на них, да еще денег дадим, а не то что гнать.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Как тебе угодно, Африкан Савич! Мне только конфузно перед тобою! Но ты не заключай из этого про наше необразование - вот все жена. Никак не могу вбить ей в голову. (К жене.) Сколько раз говорил я тебе: хочешь сделать у себя вечер, позови музыкантов, чтобы это было по всей форме. Кажется, тебе ни в чем отказу нет.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ну уж, куда нам музыкантов... старухам. Это уж вы забавляйтесь.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Вот какие у них понятия об жизни. Даже, я думаю, тебе смешно слушать.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да что понятия, понятия! Ты бы вот лучше попотчевал гостя. Не угодно ли, Африкан
Савич, винца с нами, со старухами. (Наливает мадеры.)
Г о р д е й  К а р п ы ч (строго). Жена! С ума, что ль, сошла в самом деле? Не видывал Африкан Савич твоей мадеры-то! Шампанского вели подать... полдюжины... да проворней. Да вели зажечь свечи в гостиной, что новая небель поставлена. Там совсем другой ефект будет.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Сейчас сама все сделаю. (Встает.) Аринушка, пойдем. Извините, соседушки.
1-я г о с т ь я. Э, матушка, и мы с тобой пойдем. У; нам и ко дворам пора.
2-я г о с т ь я. Пора, пора! Ночи темные, собаки по переулкам лихие.
1-я г о с т ь я. Ох, лихи, лихи!..

Раскланиваются и уходят.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Гордей Карпыч, Коршунов, Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша, Лиза, девушки, Митя, Гуслин и Разлюляев.

К о р ш у н о в. Пойдем к барышням. Где это ты таких красавиц подобрал... Хе! (Подходит к Любови Гордеевне.) Здравствуйте, Любовь Гордеевна, красавица вы моя!..

Любовь Гордеевна кланяется.

Примите меня в свою компанию.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Мы никого от себя не гоним.
А н н а  И в а н о в н а. Садитесь, так гости будете.
К о р ш у н о в. Сухо принимаете старичка. Нынче дни святочные, и поцеловаться, чай, можно.
А н н а  И в а н о в н а. Зачем эти нежности заводить.
К о р ш у н о в. Гордей Карпыч, можно с дочкой поцеловаться? А я, признаться... хе, хе... до этого охотник. Да ведь и кто ж не любит!.. Хе, хе...
Г о р д е й  К а р п ы ч. Сделай милость, без церемонии.
К о р ш у н о в. Поцелуемтесь, барышня.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Если тятеньке угодно... (Целуется.)
К о р ш у н о в. Ну, да уж со всеми по порядку.
А н н а  И в а н о в н а. Я, пожалуй! Я не спесива.
М а ш а. Ах, стыд какой!..
Л и з а. Ну уж, нечего сказать, велика приятность!
Г о р д е й  К а р п ы ч (подходя к Мите). Ты зачем? Разве здесь твое место? Залетела ворона в высокие хоромы!

Митя, Гуслин и Разлюляев уходят.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Гордей Карпыч, Коршунов, Любовь Гордеевна, Анна Ивановна, Маша, Лиза и девушки.

К о р ш у н о в (садясь подле Любови Гордеевны). Я, Любовь Гордеевна, не в вас: вы меня и поцеловать не хотели, хе, хе, хе! а я вам подарочек принес.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Напрасно беспокоились.
К о р ш у н о в. Вот я вам бриллиантик привез, хе, хе... (Отдает.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Это серьги. Покорно вас благодарю.
А н н а  И в а н о в н а. Покажи-ка.
М а ш а. Но это прелестно!
Л и з а. И с большим вкусом!
К о р ш у н о в. Дайте мне вашу ручку-то. (Берет и целует.) Я вас ведь очень люблю, хе, хе, хе! очень люблю, а ведь вы меня, чай, не любите, а?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. За что же мне вас не любить?
К о р ш у н о в. За что? Другого любите кого-нибудь, вот за что. А вы меня полюбите, я человек хороший, веселый, хе, хе, хе...
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Я не знаю, что вы говорите.
К о р ш у н о в. Я говорю: полюбите меня. Что ж, я еще не стар... (Смотрит на нее.) Али старенек? хе, хе, хе... Ну что ж, не беда. Зато будете в золоте ходить. У меня ведь денег-то нет, я человек бедный... Так каких-нибудь сот пять тысяч... хе, хе, хе, серебром!.. (Берет за руку.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (вставая). Не нужно мне ваших денег.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Любовь, куда ты?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Я к маменьке!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Останься; она сюда придет.

Любовь Гордеевна садится.

К о р ш у н о в. Не хотите со стариком-то посидеть. Дайте мне ручку, барышня, я поцелую.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (дает руку). Ах, Боже мой!
К о р ш у н о в. Ручка-то какая! хе, хе, хе... бархатная! (Гладит своей рукой и потом надевает бриллиантовый перстень.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (освобождая руку). Ах, оставьте меня, не надо мне, не надо.
К о р ш у н о в. Ничего, мне это не убыток, авось не разорит.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Да мне-то не надо. Дарите кому хотите. (Снимает и отдает.)
К о р ш у н о в. Дают, так назад не берут... хе, хе, хе.

Входят: Пелагея Егоровна, за ней Арина и Егорушка с вином и стаканами.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Пелагея Егоровна, Арина и Егорушка.

Г о р д е й  К а р п ы ч. Пойдем-ка выпьем.
К о р ш у н о в. Ну, Гордей Карпыч, потчуй, а вы, девки, величайте меня. Я почет люблю.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Девушки, повеличайте.
Г о р д е й  К а р п ы ч (откупоривает, наливает и подносит). Дорогому гостю Африкану Савичу. Кланяйся, жена!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Пожалуйте, Африкан Савич, просим покорно!

Коршунов берет.

Г о р д е й  К а р п ы ч (берет стакан). Жена, выпей.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ох, не люблю я что-то этого вина-то... ну, да уж выпью стаканчик.
Д е в у ш к и (запевают).

А кто у нас холост,
А кто неженатый?
Африкан-от холост,
Савич неженатый.
На коня садится,
Под ним конь бодрится;
К лугам подъезжает -
Луга зеленеют,
Цветы расцветают.

К о р ш у н о в (садясь подле Любови Гордеевны). Вот это хорошо, это я люблю. Ну-ка, подойди сюда которая-нибудь. (Девушка подходит, он ее треплет по щеке.) Ишь ты, востроглазая какая! Ведь вам, девушкам, чай, много надобно на белила на белые, на румяна на алые... хе, хе, хе... а у меня денег нет, за мной будет... хе, хе, хе... Держи фартук. (Сыплет ей деньги, мелочь; девушка кланяется и уходит.) Ну, что же, Гордей Карпыч, скажи жене-то, зачем мы приехали.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Я тебе, жена, давно говорил, что мне в здешнем городе жить надоело, потому на каждом шагу здесь можешь ты видеть как есть одно невежество и необразование. Для тово я хочу переехать отселева в Москву. А у нас там будет не чужой человек, - будет зятюшка Африкан Савич.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ах, ах, что вы?
К о р ш у н о в. А уж мы, Пелагея Егоровна, по рукам ударили... Что вы так испугались, я ее не съем.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ах, ах, батюшки! (Хватает дочь.) Моя дочь! Не отдам!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Жена!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Батюшка, Гордей Карпыч, не шути над материнским сердцем!.. Перестань!.. Истомил всю душу.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Жена, ты меня знаешь!.. Ты, Африкан Савич, не беспокойся: у меня сказано - сделано.
К о р ш у н о в. Обещал, так держи слово. (Встает, подходит к девушкам и говорит с ними тихо.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (подходит к отцу.) Тятенька! Я из твоей воли ни на шаг не выду. Пожалей ты меня, бедную, не губи мою молодость!..
Г о р д е й  К а р п ы ч. Ты, дура, сама не понимаешь своего счастья. В Москве будешь по-барски жить, в каретах будешь ездить. Одно дело - ты будешь жить на виду, а не в этакой глуши; а другое дело - я так приказываю.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Я приказу твоего не смею ослушаться. Тятенька! (Кланяется в ноги.) Не захоти ты моего несчастья на всю мою жизнь!.. Передумай, тятенька!.. Что хочешь меня заставь, только не принуждай ты меня против сердца замуж идти за немилого!..
Г о р д е й  К а р п ы ч. Я своего слова назад не беру. (Встает.)
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Твоя воля, батюшка! (Кланяется и отходит к матери.)
К о р ш у н о в. Вот и делу конец! Ну-ка, девушки, свадбишную!
Д е в у ш к и (поют).

Поблекнут все цветики во саду,
Завянут лазоревы в зеленом,
Мой миленький, аленький без меня.
Вставай-ка ты, матушка, раненько,
Поливай все цветики частенько,
Утренней, вечернею зарей,
А еще своей горючею слезой.

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Не ту, не ту, запойте другую.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Пойдем, Африкан Савич, в гостиную. Жена! Приходите все туда.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Куда мне деваться-то!..
Г о р д е й  К а р п ы ч. Арина, перенеси вино.
А р и н а. Ох, постой, не до тебя. Дитятко ты мое!.. Девушки, голубушки, вот какую запоемте. (Запевает.)

Ты родимая моя матушка!
В день денна моя печальница.
В ночь ночная богомольница,
Векова моя сухотница!
Прогляди ты очи ясные,
На свою на дочку глядючи,
На свою на дочь любимую,
Во последний раз, в останешный!

Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. В останешний.

В продолжение этой песни Гордей Карпыч и Коршунов уходят; Любовь Гордеевна в объятиях матери;
подруги окружают ее.



ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Небольшая комната в доме Торцова, заставленная разного рода шкафами, сундуками и этажерками с посудой и серебром; мебель: диваны, кресла, столы, все очень богато и поставлено тесно. Вообще, эта комната составляет род кабинета хозяйки, откуда она управляет всем домом и где принимает своих гостей запросто. Одна дверь в залу, где обедают гости, другая во внутренние комнаты.


ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Арина сидит на стуле у двери в залу; подле нее несколько девушек и женщин.

А р и н а (указывая в залу). Не ждали-то, матушки, не чаяли! Налетел ястребом, как снег на голову, вырвал нашу лебедушку из стада лебединого, от батюшки, от матушки, от родных, от подруженек. Не успели и опомниться!.. Уж и что это на белом свете деется! Люди-то нынче пошли злы-обманчивы, лукавы-подходчивы. Обошел Гордей Карпыча да тем, да другим, ровно туманом каким, а тот-то, на старости, да польстись на его богачество! Красоту-то нашу писаную да за старого, за постылого и сговорили. Вон она моя голубушка, сидит - на свет не глядит. Ох, тошнехонько мне! На то ль я тебя выходила да вынянчила, на своих руках выносила, как птичку какую в хлопочках берегла!.. А еще недавнушко мы с ней так-то вот растолковалися. Не отдадим, говорю, тебя, дитятко, за простого человека; разве какой королевич из чужих земель наедет, да у ворот в трубу затрубит. А вот и не вышло по-нашему. Вон он, разлучитель-то наш, сидит, толстый да губастый! Ишь на нее поглядывает да посмеивается - любо ему! О, чтоб тебе пусто было! Ну вот покушали, встают, ступайте за дело. (Встает со стула.)

Женщины уходят. Входит Пелагея Егоровна.


ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Арина и Пелагея Егоровна.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Поди-ка ты, Аринушка, пособи со стола сбирать... да... А я отдохну, посижу - устала.
А р и н а. Как не устать, родная ты моя, день-деньской на ногах, молоденькая ли ты!..
П е л а г е я  Е г о р о в н а (садится на диван). Ох... Да самовар-то чтоб туда подали в девичью, большой... который самый-то большой. Да сыщи Аннушку, пошли-ко мне.
А р и н а. Слушаю, слушаю.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да... поди, поди... Ох, моченьки моей нет!

Арина уходит.

Всю головушку разломило! Горе-то горем, а тут хлопоты еще. Да, да, хлопот-то что! ай, ай, ай! Сбилась с ног, совсем сбилась! Дела-то много, а в голове все не то... И там нужно, и здесь нужно, а ухватиться не знаю за что... Право... да... (Садится задумавшись.) Какой это жених, какой жених... ах, ах, ах!.. Где тут любви ждать!.. На богатство что ли она польстится?.. Она теперь девушка в самой поре, сердчишко ведь тоже, чай, бьется иногда. Ей бы теперь хоть бедненького, да друга милого... Вот бы и житье... вот бы и рай...

Анна Ивановна входит.


ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Пелагея Егоровна и Анна Ивановна.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. На-ка тебе ключи-то от чаю. Поди, разлей гостям-то; ну да там все, что нужно, уж сама знаешь. Я-то уж ноги отходила, а тебе что - ты бабочка молоденькая... да... послужи.
А н н а  И в а н о в н а. Что ж не послужить, не велика работа, руки не отвалятся. (Берет ключи.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Вон там в шкапу чай-то, в ящичке в красненьком.

Анна Ивановна отпирает и достает ящичек. Митя входит.


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Те же и Митя.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что тебе, Митенька, надобно?
М и т я (сдерживая слезы). Я-с... я-с, Пелагея Егоровна, за всю вашу ласку и за все ваши снисхождения, и даже чего, может быть, и не стою... как вы, по сиротству моему, меня не оставляли и вместо матери... я... вами должен быть всю жизнь благодарен и завсегда Богу молить-с. (Кланяется в ноги.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да что ты, Митя?
М и т я. Благодарю вас за все-с. Теперича прощайте, Пелагея Егоровна! (Встает.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Куда ж ты?
М и т я. К матушке хочу ехать-с.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Надолго ли же ты едешь?
М и т я. Да я у хозяина отпросился на праздники, а уж надо так полагать, что я там вовсе останусь.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. За что ты это, Митя, нас бросить хочешь?
М и т я (переминаясь). Да так уж!.. Уж что же... я уж так порешился.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. А когда же ты едешь?
М и т я. Сегодня в ночь. (Молчание). Так, думаю, до ночи-то с вами не увидишься, так я проститься пришел.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ну, что ж, Митя, коли тебе так надобно... Мы тебя не держим, Бог с тобой... Прощай!..
М и т я (кланяется в ноги Пелагее Егоровне, целуется с нею и с Анной Ивановной, потом так кланяется и останавливается). Надо бы и с Любовью Гордеевной проститься... Что ж, ведь в одном доме жили... Либо жив буду, либо нет...
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да, надо, надо. Что ж, простись, простись!.. Аннушка, поди покличь Любушку.
А н н а  И в а н о в н а (покачав головой). "Один ведет за рученьку, другой за другу, третий стоит слезы ронит, любил, да не взял". (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Пелагея Егоровна и Митя.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. А у нас-то, Митенька, какое горе-то! Как его размыкать-размотать, не придумаю... Ровно меня громом ошибло, в себя не приду.
М и т я. Кто же теперича этому виноват-с, не на кого вам плакаться, Пелагея Егоровна-с, сами отдаете.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Сами... сами... да, сами отдаем. Ох, только не моя, Митя, воля; кабы моя воля была, нешто б я отдала! Что я, разве враг ей!
М и т я. Человек-то, как понаслышке, не больно-то завидный. Ничего хорошего, окромя дурного, не слыхать.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Знаю, Митенька, знаю.
М и т я. А ведь уж теперича, по этим слухам, надо так сказать, что, должно быть, Любови Гордеевне за этаким человеком, и притом в отдаленности, совсем погибать надобно-с.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ох, уж не говори ты мне, не говори... и без тебя тошнехонько. Глаза-то все проглядела, на нее глядючи! Хоть бы теперь-то наглядеться на нее про запас. Точно я ее хоронить собираюсь.
М и т я (почти плача). Так это что ж такое! Нешто этак-то делают? Ведь она, чай, ваша родная дочь!..
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Кабы не родная, так я бы не плакала и не убивалася, не надрывалось бы мое сердце на ее на слезы.
М и т я. Чем плакать-то, не отдавали б лучше. За что девичий век заедаете, в кабалу отдаете? Нешто это не грех? Ведь, чай, вам за нее надоть будет Богу ответ дать.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Знаю я, все знаю, да говорю ж я тебе, что не моя воля. Что ты пристал ко мне? Мне и без тебя тошно, а ты еще меня расстроиваешь. А ты бы, Митя, пожалел меня!
М и т я. Оно так-с, Пелагея Егоровна, да не переносно мне это горе-то; может, тяжельше, чем вам. Я такую в вас веру, Пелагея Егоровна, взял, что все равно как матушке родной откроюсь. (Утирает глаза платком.) Вечор-то, как у вас вечеринка-то была... (Слезы мешают говорить.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ну, ну, говори, говори...
М и т я. Ну, вот и столковались мы с ней в потемочках, чтобы идти нам с ней к вам, матушка, да к Гордею Карпычу, просить вас низменно: благословите, дескать, нас, а нам уж друг без друга не жить (утирает слезы); а нынче вдруг поутру слышу... опустились мои рученьки!..
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ты?!
М и т я. Вот перед истинным, Пелагея Егоровна.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ах ты сердешный! Экой ты горький паренек-то, как я на тебя посмотрю!

Входит Любовь Гордеевна.


ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Те же и Любовь Гордеевна.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Вот, Любушка, Митя проститься пришел: он едет от нас к матушке к своей.
М и т я (кланяется). Прощайте, Любовь Гордеевна!.. Не поминайте лихом!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Прощай, Митя! (Кланяется.)
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Поцелуйтесь на прощанье-то, ведь, может, не приведет Бог и свидеться... да... что ж
такое!

Митя и Любовь Гордеевна целуются; она садится на диван и плачет; Митя тоже плачет.

Будет будет вам плакать-то! Вы меня с ума сведете!
М и т я. Эх, пропадай моя голова! Уж была не была! (Подходит к Пелагее Егоровне.) Пелагея Егоровна, жаль вам дочь отдавать за старого, аль нет?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Кабы не жаль, так бы я не плакала.
М и т я. Прикажете говорить, Пелагея Егоровна?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Говори.
М и т я. Вот моя речь какая: соберите-ка вы ее да оденьте потеплее ужотко. Пусть выйдет потихоньку: посажу я ее в саночки-самокаточки - да и был таков! Не видать тогда ее старому, как ушей своих, а моей голове заодно уж погибать! Увезу ее к матушке - да и повенчаемся. Эх! дайте душе простор - разгуляться хочет! По крайности, коли придется и в ответ идти, так уж то буду знать, что потешился.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ты, что ты, беспутный!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Что ты, Митя, выдумал!
М и т я. Стало не любишь? Аль разлюбила?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Да ты говоришь-то что-то страшно!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что ты, беспутный, выдумал-то! Да кто ж это посмеет такой грех на душу взять... да... опомнись... что ты!
М и т я. Ведь я говорю: коли жаль; а коли не жаль, так отдавайте за Африкана Савича, закабалите на веки вечные. Сами же, глядя на ее житье горемычное, убиваться станете. Спохватитесь вы с Гордей-то Карпычем, да уж поздно будет.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Да как же без отцовского-то благословения! Ну, как же, ты сам посуди?
М и т я. Конечно, без благословенья что за житье! Так уж благословите вы, Пелагея Егоровна (становится на колени), а Гордей Карпыч, может... и сам по времени как-нибудь...
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Как же мне быть-то с вами! Я совсем с ума сошла... да... помешалася. Ничего не знаю, не помню... да, да... головушка моя закружилася... Горько, горько моему сердцу, голубчики!..
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (подходит к Мите). Нет, Митя, не бывать этому! Не томи себя понапрасну, перестань! (Поднимает его.) Не надрывай мою душу! И так мое сердце все изныло во мне. Поезжай с Богом. Прощай!
М и т я. За что ж ты меня обманывала, надо мной издевалася?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Полно ты, Митя. Что мне тебя обманывать, зачем? Я тебя полюбила, так сама же тебе сказала. А теперь из воли родительской мне выходить не должно. На то есть воля батюшкина, чтоб я шла замуж. Должна я ему покориться, такая наша доля девичья. Так, знать, тому и быть должно, так уж оно заведено исстари. Не хочу я супротив отца идти, чтоб про меня люди не говорили да в пример не ставили. Хоть я, может быть, сердце свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, никто мне в глаза насмеяться не смеет. Прощай!

Целуются.

М и т я. Ну, знать, не судьба!

Любовь Гордеевна садится на диван и плачет.

Прощай! (Кланяется Пелагее Егоровне.) Прощайте, Пелагея Егоровна, благодетельница вы моя! Век не забуду вашей ласки да милости ко мне: не забывали сироту на чужой стороне.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Прощай, голубчик, не осуди нас в чем, грех тебе будет. Дай Бог тебе счастливо... а мы тебя не забудем.

Митя кланяется и уходит.


ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Пелагея Егоровна и Любовь Гордеевна и потом Коршунов.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что, Любушка, жаль парня-то! Эко, девушка... ах! А мне и невдомек, что ты его полюбила-то. Да и где мне, старухе, догадаться... да. Что ж я? Вот поплакать наше дело, а власти над дочерью никакой не имею! А хорошо бы! Полюбовалась бы на старости. Парень-то такой простой, сердцем мягкий, и меня-то бы, старуху любил. Уж как погляжу я на тебя, девушка, как тебе не грустить!.. да помочь-то мне тебе, сердечная, нечем!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Ну, маменька, что там и думать чего нельзя, только себя мучить. (Сидит молча.)

Стучат; голос Коршунова: "Можно войти?"

П е л а г е я  Е г о р о в н а. Войдите, батюшка.
К о р ш у н о в (входя). А, вот она, невеста-то моя, куда спряталась... хе... найду, везде найду. Позвольте-ка нам, Пелагея Егоровна, с вашей дочкой по секрету поговорить о своих делах.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Изволь, батюшка. (Уходит.)
К о р ш у н о в (садится подле Любови Гордеевны). Об чем это плакать-то, сударыня? Стыдно, стыдно... хе... хе... хе... Вот я и постарше, да не плачу... (Смотрит на нее проницательно.) Я ведь знаю, об чем: чай, за молоденького хочется? Так ведь это, миленькая вы моя (берет руку и целует), глупость одна девичья. Вот послушайте-ка, что я вам скажу... я правду буду говорить, начисто, обманывать не люблю, мне не из чего. Станете слушать, а?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Говорите.
К о р ш у н о в. Хорошо-с. Вот начнем хоть с этого. Молодой разве оценит, что вы его полюбите, а? Молодого-то ведь всякая полюбит, ему это не в диковинку, а старику-то дорого. Старик-то за любовь и подарочком, и тем, и сем, и золотом, и бархатом - и не знает, чем утешить. (Целует у нее руки.) А в Москве хороших вещей в магазинах много, есть что подарить. Так вот старика-то и хорошо полюбить... Вот вам раз... А то вот еще что бывает с молодым-то мужем да с хорошим-то: ведь они народ ветреный, - глядишь, и приволокнется за кем-нибудь на стороне, либо в него какая-нибудь сударынька влюбится, а жена-то сохни... Пойдут попреки да ревность... А что такое ревность, а? хе... хе... хе... Знаете ли вы, сударыня, что такое ревность?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Нет, не знаю.
К о р ш у н о в. А я знаю... Это не то, что иголкой пальчик уколоть, - гораздо побольнее будет. Ведь она, проклятая, сушит человека. От ревности-то режут друг друга, мышьяком отравляются! (Смеется судорожно и с кашлем.) А в старика-то кто влюбится? Стало быть, жене-то и покойно. Да еще вот что скажу вам, драгоценная моя барышня: молодые-то загуливать любят, веселости, да развлечения, да дебоши разные, а жена-то сиди дома, жди его до полуночи. А приедет-то пьяненький, заломается, заважничает. А старик-то все подле жены так и будет сидеть; умирать будет - прочь не отойдет. Да все бы в глазки глядел, да все бы ласкал, да ручки бы целовал... (Целует.) Вот так.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. А вас та жена... покойная любила?
К о р ш у н о в (смотрит на нее пристально). А вам, сударыня, зачем это?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Так, хотелось знать.
К о р ш у н о в. Знать хотелось?.. (Встает.) Нет, не любила, да и я не любил ее. Она и не стоила того, чтоб ее любить-то. Я ее взял бедную, нищую, за красоту только за одну; все семейство призрел; спас отца из ямы; она у меня в золоте ходила.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Любви золотом не купишь.
К о р ш у н о в. Люби не люби, да почаще взглядывай. Им, видишь ты, деньги нужны были, нечем было жить: я давал, не отказывал; а мне вот нужно, чтоб меня любили. Что ж, я волен этого требовать или нет? Я ведь за то деньги платил. На меня грех пожаловаться: кого я полюблю - тому хорошо жить на свете; а уж кого не полюблю, так не пеняй! (Разгорячаясь, ходит.) Да, я враг тому человеку, уж лучше беги с моих глаз долой: я словом да взглядом, пуще чем делом, доеду; я проходу... отдыху не дам человеку... я... (Останавливается и хохочет.) А вы и в самом деле подумали, что я такой злой?.. хе... хе... Это я нарочно, так шучу! Я простой, я добрый старик... А уж вас-то я буду на руках носить (припевает), в люлечке качать, приговаривать... (Целует у ней руки.)

Гордей Карпыч входит.


ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Любовь Гордеевна, Коршунов и Гордей Карпыч.

Г о р д е й  К а р п ы ч. А, вот где зятюшка-то! А мы тебя ищем. Мы уж там за шампанею принялись. Пойдем-ка к гостям, у нас без тебя и пир не в пир.
К о р ш у н о в. Мне и здесь хорошо.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Ну, так мы велим сюда подать, да здесь, значит, с тобой и разопьем. (Подходит к двери.) Эй малой! дай сюда вина! На серебряном подносе. (Садится.) Ну, зятюшка, что скажешь?
К о р ш у н о в. Ничего.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Как ничего?
К о р ш у н о в. Так ничего.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Нет-таки, однако? (Смотрит на него.) Можешь ты меня теперь понимать?
К о р ш у н о в. Как не понимать.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Вот мы теперь подгуляли маненько, так ты мне скажи, что я за человек? Могут ли меня здесь оценить?
К о р ш у н о в. Где же им оценить.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Нет, ты вот что скажи: все у меня в порядке? В другом месте за столом-то прислуживает молодец в поддевке либо девка, а у меня фициянт в нитяных перчатках. Этот фициянт, он ученый, из Москвы, он все порядки знает: где кому сесть, что делать. А у других что! Соберутся в одну комнату, усядутся в кружок, песни запоют мужицкие. Оно, конечно, и весело, да я считаю так, что это низко, никакого тону нет. Да и пьют-то что, по необразованию своему! Наливки там, вишневки разные... а и не понимают они того, что на это есть шампанское! Ох, если б мне жить в Москве али бы в Питербурхе, я бы, кажется, всякую моду подражал.
К о р ш у н о в. Неужто всякую?
Г о р д е й  К а р п ы ч. Всякую. Сколько б хватило моего капиталу, а уж себя б не уронил. Ты, Любовь, у меня смотри, веди себя аккуратно, а то жених-то, ведь он московский, пожалуй, осудит. Ты, чай, и ходить-то не умеешь, и говорить-то не понимаешь, где что следует.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Я, тятенька, говорю что чувствую; я в пансионе не училась.

Входит официант и подает вино Коршунову и Гордею Карпычу; ставит бутылки на стол и уходит.

Г о р д е й  К а р п ы ч. Так-то, зятюшка! Вот и пусть их знают, каков Гордей Карпыч Торцов!

Входит Егорушка.

Е г о р у ш к а. Дяденька, Гордей Карпыч, пожалуйте сюда-с.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Что тебе?
Е г о р у ш к а. Пожалуйте: история вышла-с. (Смеется.)
Г о р д е й  К а р п ы ч (подходя). Что там?
Е г о р у ш к а. Да дяденька, Любим Карпыч, вошли.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Зачем пускали?
Е г о р у ш к а. Им, должно быть, в голову вступило, никак не удержим. (Хохочет.)
Г о р д е й  К а р п ы ч. Что же он делает?
Е г о р у ш к а. Гостей разгоняет-с. (Хохочет.) Вы, говорит, рады чужой хлеб есть... Я, говорит, тоже хозяин...
я, говорит... (Хохочет.)
Г о р д е й  К а р п ы ч. Тсс... Снял он мою голову! (Уходит с Егорушкой.)
К о р ш у н о в. Что это там у них?
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Не знаю. Должно быть, дяденька что-нибудь... На него иногда находит.

Входят: Пелагея Егоровна, Разлюляев, Маша и Лиза.


ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Любовь Гордеевна, Пелагея Егоровна, Коршунов, Разлюляев, Маша и Лиза.

П е л а г е я  Е г о р о в н а (в дверях). Где братец-то?.. Где Любим Карпыч-то? Что он наделал - беда!
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Его здесь нет, маменька.

Пелагея Егоровна уходит.

Р а з л ю л я е в. Вот так раз! Славные штучки Любим Карпыч отмачивает! ха... ха... ха!.. Такие пули отливает, что только люли!
Л и з а. Совсем не смешно, одно невежество!
М а ш а. Я просто не знала, куда деваться от стыда. (Садятся на диван.)

Входит Любим Карпыч.


ЯВЛЕНИЕ ДЕСЯТОЕ

Те же и Любим Карпыч.

Л и з а. Ах, Боже мой, опять!
М а ш а. Это ужасно!
Р а з л ю л я е в. Ха, ха, ха!..
Л ю б и м  К а р п ы ч. Гур, гур, гур... будь, буль, буль!.. С пальцем девять, с огурцом пятнадцать!.. Приятелю! (Протягивает руку Коршунову.) Наше вам-с!.. Тысячу лет со днем не видались! Как поживаете?
К о р ш у н о в. А, это ты, Любим?
Л ю б и м  К а р п ы ч (загораживая лицо руками). Я не я, и лошадь не моя, и я не извозчик.
К о р ш у н о в. Я тебя, братец, помню: ты по городу ходил, по копеечке сбирал.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Ты помнишь, как я по копеечке сбирал; а помнишь ли ты, как мы с тобой погуливали, осенние темные ночи просиживали, из трактира в погребок перепархивали? А не знаешь ли ты, кто меня разорил, с сумой по миру пустил?
К о р ш у н о в. А ты сам чего зевал? Ведь тебя за ворот не тянули, любезный. Сам виноват.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Я-то дурак, да ведь и тебе не велика честь! Ты меня так возвеличил, в такое звание возвел, что вот я ничего не украл, а людям в глаза глядеть советно!
К о р ш у н о в. Ты все такой же шутник! (Обращаясь к Любови Гордеевне.) Весельчак дядюшка-то у вас. Видно уж, по старому знакомству, дать ему целковенькой.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Тсс... Тут не целковым пахнет! Отдай старый долг, а за племянницу миллион триста тысяч!.. Дешевле не отдам.
К о р ш у н о в (смеется). Уступки не будет?
Л ю б и м  К а р п ы ч. Ни копейки!
Р а з л ю л я е в. Ай да Любим Карпыч! Меньше и не бери.

Входит Гордей Карпыч.


ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ

Те же и Гордей Карпыч.

Г о р д е й  К а р п ы ч. А, ты здесь! Что ты со мной делаешь? Вон сейчас!
К о р ш у н о в. Погоди, Гордей Карпыч, не гони, что его гнать! Пусть поломается, пошутит. Хе, хе, хе...
Л ю б и м  К а р п ы ч. Это брат шутит-то, что за тебя дочь отдает, а я сшучу с тобой такую шутку, что будет тебе не по желудку!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Ему тут не место. Ступай вон!
Л ю б и м  К а р п ы ч. Брат, погоди, не гони! Ты думаешь, Любим Торцов пришел шутки шутить, ты думаешь, пьян Любим Торцов? Я пришел вам загадки загадывать. (Коршунову.) Отчего у осла длинные уши? Ну-ка, давай ответ!
Р а з л ю л я е в. Вот так задача!
К о р ш у н о в. Почем я знаю.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Для того, чтобы все знали, что он осел. (Брату.) Вот тебе задача: за кого ты дочь отдаешь?
Г о р д е й  К а р п ы ч. Это не твое дело! Ты меня не смеешь спрашивать.
Л ю б и м  К а р п ы ч. А вот тебе еще вопрос: честный ты купец или нет? Коли ты честный - не водись с бесчестным, не трись подле сажи - сам замараешься.
К о р ш у н о в. А ты шути, да не забывайся, любезный!.. Выгони его или вели ему замолчать.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Это про тебя!.. Видно, ты чист, как трубочист!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Брат, уйди честью, а не то худо.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а (вскакивает в испуге). Дяденька, перестаньте!
Л ю б и м  К а р п ы ч. Не замолчу! Теперь кровь заговорила!

Все домашние и гости входят.


ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

Те же, Пелагея Егоровна, Анна Ивановна, Гуслин, гости, гостьи и прислуга.

Л ю б и м  К а р п ы ч. Послушайте, люди добрые! Обижают Любима Торцова, гонят вон. А чем я не гость? За что меня гонят? Я не чисто одет, так у меня на совести чисто. Я не Коршунов: я бедных не грабил, чужого веку не заедал, жены ревностию не замучил... Меня гонят, а он первый гость, его в передний угол сажают. Что ж, ничего, ему другую жену дадут: брат за него дочь отдает! Ха, ха, ха! (Хохочет трагически.)
К о р ш у н о в (вскакивает). Не верьте ему, он врет, он это по злобе на меня говорит, спьяну.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Что за злоба! Я тебе давно простил. Я человек маленькой, червяк ползущий, ничтожество из ничтожеств! Ты другим-то зла не делай.
Г о р д е й  К а р п ы ч (прислуге). Уведите его!
Л ю б и м  К а р п ы ч (поднимая один палец кверху). Сс... Не трогать! Хорошо тому на свете жить, у кого нету стыда в глазах!.. О люди, люди! Любим Торцов пьяница, а лучше вас! Вот теперь я сам пойду. (Обращаясь к толпе.) Шире дорогу - Любим Торцов идет! (Уходит и тотчас возвращается.) Изверг естества! (Уходит.)
К о р ш у н о в (принужденно хохочет). Так этакой-то у тебя порядок в доме! Этакие ты моды завел: у тебя пьяные гостей обижают! Хе, хе, хе. Я, говорит, в Москву поеду, меня здесь не понимают. В Москве-то уж такие дураки повывелись, там смеются над ними. Зятюшка, зятюшка! Хе, хе, хе! Любезный тестюшка! Нет, шалишь, я даром себя обидеть не позволю. Нет, ты теперь приди-ка ко мне да покланяйся, чтоб я дочь-то твою взял.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Я к тебе пойду кланяться?
К о р ш у н о в. Пойдешь, я тебя знаю. Тебе нужно свадьбу сделать, хоть в петлю лезть, да только б весь город удивить, а женихов-то нет. Вот несчастье-то твое! Хе, хе, хе...
Г о р д е й  К а р п ы ч. Опосля этого, когда ты такие слова говоришь, я сам тебя знать не хочу! Я отродясь никому не кланялся. Я, коли на то пошло, за кого мне вздумается, за того и отдам! С деньгами, что я за ней дам, всякий человек будет...

Входит Митя и останавливается в дверях.


ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ

Те же и Митя.

М и т я (обращаясь к толпе). Что такое за шум-с?
Г о р д е й  К а р п ы ч. Вот за Митьку отдам!
М и т я. Чего-с?
Г о р д е й  К а р п ы ч. Молчи! Да... за Митьку отдам... завтра же. Да такую свадьбу задам, что ты и не видывал: из Москвы музыкантов выпишу, один в четырех каретах поеду.
К о р ш у н о в. Посмотрим, посмотрим. Придешь прощенья просить, придешь! (Уходит.)


ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ

Те же, без Коршунова.

П е л а г е я  Е г о р о в н а. За кого, Гордей Карпыч, ты сказал?
Г о р д е й  К а р п ы ч. За Митьку... Да! Ишь разважничался! Точно я хуже его! "Пойдешь кланяться"! Врет он, не пойду кланяться! Назло ему за Митрия отдам.

Все удивлены.

М и т я (берет Любовь Гордеевну за руку и подходит к Гордею Карпычу). Зачем же назло, Гордей Карпыч? Со злом такого дела не делают. Мне назло не надобно-с. Лучше уж я всю жизнь буду мучиться. Коли есть ваша милость, так уж вы благословите нас, как следует - по-родительски, с любовию. Как любим мы друг друга, и даже до этого случаю хотели вам повиниться... А уж я вам, вместо сына, то есть завсегда всей душой-с.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Что, что всей душой? Ты уж и рад случаю! Да как ты смел подумать-то? Что она, ровня, что ль, тебе? С кем ты говоришь, вспомни!
М и т я. Я оченно хорошо знаю, что вы мой хозяин и что я, по бедности своей, не могу быть им ровней; но, впрочем, судите как хотите, я весь тут-с: я вашу дочку полюбил душою-с.

Входит Любим Карпыч и становится в толпе.


ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ

Те же и Любим Карпыч.

Г о р д е й  К а р п ы ч. Как, чай, не любить! У тебя губа-то не дура! За ней ведь денег много, так тебе голому-то на голодные зубы хорошо.
М и т я. Для меня столь обидно от вас это слышать, что я не имею слов-с. Лучше молчать. (Отходит.) Извольте, Любовь Гордеевна, вы говорить-с.
Л ю б о в ь  Г о р д е е в н а. Я, тятенька, вашей воле не перечила! Коли хотите вы моего счастия - отдайте меня за Митю.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Что это и в самом деле, Гордей Карпыч, капризничаешь... да! Что в самом деле! Я было уж обрадовалась, насилу-то от сердца отлегло, а ты опять за свое. Уж говори что-нибудь одно, а то что это такое... право. То скажешь - за одного, то за другого. Что она тебе, на мытарство, что ли, досталась?
Л ю б и м  К а р п ы ч (из толпы). Брат, отдай Любушку за Митю.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Ты опять здесь? Да ты понимаешь ли, что ты со мной нынче сделал? Ты меня оконфузил на весь город! Кабы ты чувствовал это, ты бы не смел и на глаза-то мне показываться, а ты еще с советами лезешь! Уж пускай бы говорил человек, да не ты.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Да ты поклонись Любиму Торцову в ноги, что он тебя оконфузил-то.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Именно, Любимушка, надо тебе в ноги поклониться... да... именно. Снял ты с нашей души грех великий; не замолить бы его нам.
Г о р д е й  К а р п ы ч. Что ж я, изверг, что ли, какой в своем семействе?
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Изверг не изверг, а погубил было дочь-то из-за своей из глупости... Да! Я тебе от простоты моей скажу. Отдают за стариков-то и не Африкану Савичу чета, да и то горе мычут.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Пустите меня! (Поет.) Трум-ту-тум, трум-ту-тум! (Пляшет.) Посмотри на меня, вот тебе пример - Любим Торцов перед тобой живой стоит. Он по этой дорожке ходил - знает, какова она! И я был богат и славен, в каретах ездил, такие штуки выкидывал, что тебе и в голову не придет, а потом верхним концом да вниз. Вот погляди, каков я франт!
Г о р д е й  К а р п ы ч. Ты мне что ни говори, я тебя слушать не хочу, ты мне враг на всю жизнь.
Л ю б и м  К а р п ы ч. Человек ты или зверь? Пожалей ты и Любима Торцова! (Становится на колени.) Брат, отдай Любушку за Митю - он мне угол даст. Назябся уж я, наголодался. Лета мои прошли, тяжело уж мне паясничать на морозе-то из-за куска хлеба; хоть под старость-то да честно пожить. Ведь я народ обманывал: просил милостыню, а сам пропивал. Мне работишку дадут; у меня будет свой горшок щей. Тогда-то я Бога возблагодарю. Брат! и моя слеза до неба дойдет! Что он беден-то! Эх, кабы я беден был, я бы человек был. Бедность не порок.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Гордей Карпыч, неужели в тебе чувства нет?
Г о р д е й  К а р п ы ч (утирает слезу). А вы и в самом деле думали, что нет?! (Поднимает брата.) Ну, брат, спасибо, что на ум наставил, а то было свихнулся совсем. Не знаю, как и в голову вошла такая гнилая фантазия. (Обнимает Митю и Любовь Гордеевну.) Ну, дети, скажите спасибо дяде Любиму Карпычу да живите счастливо.

Пелагея Егоровна обнимает детей.

Г у с л и н. Дяденька, теперь и мне можно?
Г о р д е й  К а р п ы ч. Можно, можно. Просите все, кому что нужно: теперь я стал другой человек.
Г у с л и н. Ну, Аннушка, дождались и мы с тобой.
А н н а  И в а н о в н а. Ну, теперь пойдет у нас пляска, только держи шапку.
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Уж попляшем, попляшем.
Р а з л ю л я е в (подходит к Мите и ударяет его по плечу.) Митя!.. Для приятеля... все жертвую... Сам любил, а для тебя... жертвую. Давай руку. (Ударяет по руке.) Одно слово... бери, значит, жертвую для тебя... Для друга ничего не жаль! Вот как у нас, коли на то пошло! (Утирается полой и целует Митю.) А это он правду говорит: пьянство не порок... то бишь - бедность не порок... Вот всегда проврусь!
П е л а г е я  Е г о р о в н а. Ах, да вот и все тут! (К девушкам.) Ну-ка, девушки, веселенькую... да, веселенькую... Уж мы теперь свадьбу-то по душе отпируем, по душе...

Девушки начинают запевать.

Л ю б и м  К а р п ы ч. Тсс... Слушай команду! (Запевает; девушки подтягивают.)

У нас дело-то сделано...
По рукам у нас ударено,
Быть сговору-девишнику,
Быть девичьему вечеру.


1854