В виду
крайней серьезности настоящего момента,
требующего немедленного соглашения всех
деятелей и немедленной выработки общего
организационного плана, а также в виду
настоятельной потребности выступить, наконец,
перед обществом с действительно солидной и
отчетливо формулированной программой работы
партии и тактики ее по отношению к различным
слоям населения, мы, нижеподписавшиеся члены
различных организаций, считаем своей
нравственной обязанностью высказать наш взгляд
на современное положение дел, на средства
разрешить путаницу и гарантировать будущее от
подобного же хаоса. Это тем более наш
нравственный долг, что мы не имеем никаких
осязательных данных для слепой веры в то, что
юридически существующий центр стоит на
правильном пути к разрешению этих сложных
вопросов и обладает для того достаточными
силами.
Прежде всего, во избежание всяких недоразумений
в будущем, мы категорически заявляем, что впредь
не допустим никакого соприкосновения С.П.
Дегаева с действующей внутри России
организацией, как человека, принесшего, по нашему
глубокому убеждению, делу русской революции
страшный вред, как фактический, так еще более
нравственный, как человека, сознательно
тормозившего стремление активных сил к
организации и борьбе с врагом и ровно ничем не
искупившего своей вины перед партией и родиной.
Из подобного взгляда на С. Дегаева естественно
вытекает и наш взгляд на так называемый
революционный съезд 17—:19 октября 1883 г. и на его
решения. Мы отнюдь не протестуем против самого
факта съезда, потому что в этом смысле считаем
его вполне законным и необходимым, но, во-первых,
на нем присутствовало меньшинство лиц, имевших
на то полное право, меньшинство, находившееся к
тому же в течение, целого года под деспотическим
произволом одного человека, занявшего такое
положение в партии единственно в силу своих
законных связей, а не благодаря нравственной
силе или умственному превосходству. Во-вторых,
созыв съезда произошел так внезапно и притом с
такими предупреждениями и просьбами не
поднимать таких-то и таких-то вопросов, что
притти к каким-либо свободным и неизменным
решениям съезд не мог. И действительно,
предложение избрать Распорядительную комиссию с
диктаторскими полномочиями, сразу указавшее на
лицо, которое будет президентом этой комиссии,
было естественным и неизбежным концом съезда.
Программный вопрос, обсуждавшийся,
действительно с большей свободой нежели
организационный, также, в конце концов был
скомкан и недостаточно ясно разработан. Плоды
подобной постановки дела вскоре сказались. Право
диктатуры, предоставленное комиссии членами
съезда в известных только пределах и, во всяком
случае, неясно формулированное, фактически стало
полным правом. Остальные члены собрания
обратились в сырой материал, которым комиссия
могла распоряжаться по своему усмотрению. Право
комиссии самостоятельно пополняться новыми
членами, также не вполне ясно формулированное,
право — очень опасное, в виду малочисленности
комиссии - обратилось также в факт. Она стала
какой-то несменяемой диктатурой. Но несмотря на
все это, мы свято повиновались решениям съезда до
тех пор, пока видели к этому малейшую
нравственную возможность, пока доверяли главе
комиссии. Теперь положение дел иное; карты, в
которые с нами шла игра в течение целого года,
раскрыты, и мы считали себя в настоящую минуту,
если не единственными вершителями революционных
судеб России, то призванными к революционному
делу с тем же правом голоса, как и кто бы то ни
было. Глубоко уважая некоторых лиц из центра,
существующего в России и за границей, мы не можем,
тем не менее, скрывать от себя и от них (в
общественных делах такого серьезного характера
нет места какой-либо ложной деликатности,
щепетильности), что первые составляют
меньшинство деятелей в России, слабое не только
по количеству, но и по средствам, какими оно
располагает,---что же касается вторых,
находящихся за границей, то еще раз заявляем о
нашем глубоком уважении к некоторым из них,
остальные же или совершенно неизвестны нам по
своему революционному прошлому или так давно
выехали из России, что могут вступить, как нам
кажется, в действующую организацию только на
равных правах со всеми начинающими работниками.
Таким
образом желания наши заключаются прежде всего в
следующем: № 10 «Народной .Воли», которому мы
придаем громадное значение, должен быть
составлен не остатками Распорядительной
комиссии и ее литературных агентов и тем более не
за границей (на том основании, что № 10 должен
иметь в высшей степени жизненный и боевой
характер), а здесь, в России и с ведома
представителей всех работающих в России групп.
Особенно это имеет по отношению к передовой
статье. В данном случае не может быть и речи о
какой-либо редакции, в дела которой мы не имели бы
права вмешиваться. Во-вторых, серьезно обдумав
настоящее положение дел, мы пришли к такому
взгляду на организацию партии "Народной
Воли". Строгий централизм в революционных
делах, по нашему убеждению, безусловно необходим,
как и прежде, но на несколько иных основаниях.
Время Исполнительного Комитета, имя которого,
конечно, успело сильно популяризироваться и
потому должно остаться в революционной истории,
хотя бы и в виде фикции, тем не менее, миновало; в
действительности, в Исполнительном Комитете, как
в особой группе, стоящей вне местных интересов и
руководящей ходом дел, в такой группе нужды
больше не имеется; она только тормозила бы
широкий рост революционной организации,
революционной мысли и инициативы. Централизация
«Народной Воли» должна быть построена, по нашему
мнению, на совершенно иных началах. Центр партии
должен состоять в настоящее время из суммы
местных центров, т. е. из представителей местных
групп. Орган единства и самосознания этого
центра — революционный съезд, периодически
собирающийся и состоящий из 5-10 человек, из
которых каждый заручается полномочиями от своей
группы, за пределы которых не может выходить. Все
функции революционной деятельности (что легко
понять), сводятся к функциям чисто местного
характера и значения: местный террор, издание
местных революционных органов, типографское и
паспортное дело, пропаганда и агитация в
обществе, в молодежи, в рабочих кассах и т. д.
Только две функции выходят из пределов местных
интересов и обнимают интересы всей партии, имеют
общее революционное значение: издание
центрального революционного органа, в котором, в
литературной форме, выражается единство и
самосознание партии, и ведение
общеполитического и, быть может, общесоциального
террора, но это вовсе не такие функции, чтобы
из-за них следовало создавать какой-то срединный
центр с диктаторскими полномочиями. Съезд может
избрать из своей среды 1—2 личности наиболее
интеллигентные и, так сказать, литературные,
которым и поручит, совершенно самостоятельно,
составить центральную редакцию и вести
литературное дело. Контролем над редакцией будет
следующий съезд, который может снова утвердить
избранных перед тем литературных агентов и может
сменить их.
Тот же съезд избирает из среды своей нескольких лиц, которым поручает создание боевой дружины, и такая боевая дружина будет только исполнительным органом съезда, обсуждать же общий характер террора и даже намечать лиц, подлежащих казни, может только съезд. Гарантией тайны подобных решений и приговоров будет малочисленность членов съезда, их строгий подбор и строгая централизация местных групп. Наконец, что касается сношений между организациями, то в настоящее время, а равно и в ближайшем будущем таких организаций предвидится не бесчисленное количество, и гораздо удобнее, быстрее и конспиративнее будет самостоятельное сношение их друг с другом, без всякого посредства каких-либо центральных бюро. В заключение мы предлагаем немедленный съезд после выпуска № 10, приготовляться же к этому съезду (в смысле намерения лиц, выбора места, изыскания денежных средств и т. п.) следует, по нашему мнению, начать теперь же.