Значение политических убийств

Политическое убийство — это прежде всего акт мести. Только отомстив за погубленных товарищей, революционная организация может прямо взглянуть в глаза своим врагам; только тогда она становится цельной, нераздельной силой; только тогда она поднимается на ту нравственную высоту, которая необходима деятелю свободы для того, чтобы увлечь за собою массы. Политическое убийство — это единственное средство самозащиты при настоящих условиях и один из лучших агитационных приемов.

Нанося удар в самый центр правительственной организации, оно со страшной силой заставляет содрогаться всю систему. Как электрическим током, мгновенно разносится этот удар по всему государству и производит неурядицу во всех его функциях. Когда приверженцев свободы было мало, они всегда замыкались в тайные общества. Эта тайна давала им громадную силу. Она давала горсти смелых пюдей возможность бороться с миллионами организованных, но явных врагов, «В подземных ходах пещер сплачивались они в те несокрушимые общины «святых безумцев», с которыми не могли совладать ни дикое варварство этого мира, ни маститая цивилизация другого». Но когда к этой тайне присоединяется политическое убийство как систематический прием борьбы, — такие люди делаются действительно страшными для врагов. Последние должны будут каждую минуту дрожать за свою жизнь, не зная, откуда и когда придет к ним месть. Политическое убийство — это осуществление революции в настоящем. «Неведомая никому» подпольная сила вызывает на свой суд высокопоставленных преступников, постановляет им смертные приговоры — и сильные мира чувствуют, что почва теряется под ними, как они с высоты своего могущества валятся в какую-то мрачную, неведомую пропасть... С кем бороться? Против кого защищаться? На ком выместить свою бешеную ярость? Миллионы штыков, миллионы рабов ждут одного приказания, одного движения руки... По одному жесту они готовы задушить, уничтожить це­лые тысячи своих собственных собратьев... Но на кого направить эту страшную своей дисциплиной, созданную веками все развращающих усилий государства силу? Кругом никого. Неизвестно, откуда явилась карающая рука и, совершив казнь, исчезла туда же, откуда пришла — в никому неведомую область. Кругом снова тихо и спокойно. Только порою труп убитого свидетельствует о недавней катастрофе. Враги чувствуют, как самое существование их становится невозможным, они чувствуют свое бессилие среди своего всемогущества. Политическое убийство — это самое страшное оружие для наших врагов, оружие, против которого не помогают им ни грозные армии, ни легионы шпионов. Вот почему враги так боятся его. Вот почему 3—4 удачных политических убийства заставили наше правительство вводить военные законы, увеличивать жандармские дивизионы, расставлять казаков по улицам, назначать урядников по деревням — одним словом, выкидывать такие salto mortale самодержавия, к каким не принудили его ни годы пропаганды, ни века недовольства во всей России, ни волнения молодежи, ни проклятия тысяч жертв, замученных и на каторге и в ссылке... Вот почему мы признаем политическое убийство за одно из главных средств борьбы с деспотизмом.  

Мы переживаем не совсем обыкновенное время. После ряда светлых образов мучеников и мучениц за свободу, которых мы видели в процессах 76 и 78 гг., перед нами встают ряды таких же светлых, но более грозных мстителей за нее.

После Софьи Бардиной, Петра Алексеева, Мышкина, Здановича, Волховского и др., перед нами на скамьях подсудимых являются Засулич, Садовцы, Фомин и Бобохов. Перед нами скоро явятся Дубровин, Федорова, Малиновская и кружок революционеров, защищавших свою свободу в Киеве. Эти люди были последовательны до конца. Гордые борцы за свободу всех, они не могли позволить никому наложить руку и на свою. Свобода была им дороже жизни, и только с жизнью они хотели отдать ее. Когда враги стучались в запертую дверь их жилища, они вынимали револьверы, еще шаг — и они стреляли... вырвутся ли они из рук врагов или погибнут — они все равно оставят свой след в истории. Это были действительно свободные люди среди миллионов рабов, для которых даже не понятно все чудное величие этих личностей. Это последние могикане единичной и самой трудной революционной борьбы; это первые застрельщики революции, осужденные на гибель, но необходимые для дела... Будущее время массовых движений... Когда страсти улягутся, когда события очистятся от той коры, которою покрыли их злоба, зависть и честолюбие, когда дела предстанут в надлежащем свете, — перед этими людьми будут преклоняться, их будут считать за святых.

(«Листок -«Земли и воли> №2—3. 22 марта 1879 г.)  
Петербург, 14 марта 1879