ГЕШТАЛЬТ, ВЕДУЩИЙ К ПРОСВЕТЛЕНИЮ

 При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме подобный момент называется Великим пробуждением (Сатори). В течение гештальт-терапии пациент переживает множество малых пробуждений, приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно.

 Фриц Перлс

 Человек, принужденный насильственно к изменению, отрицает реальность и борется с ней. Цель гештальт-терапии - принять реальность и играть с ней. В этой игре вы обнаруживаете, что справились с ней так или иначе.

 Джон Энрайт

 Содержание

 От переводчика

 Часть 3. ФИГУРА

 Глава 7. "О'кей или не о'кей" ?

 Глава 8. Западный подход к просветлению в психотерапии

 Глава 9. От сознавания к просветлению

 Часть 2. ПОЯВЛЕНИЕ

 Глава 4. Гештальт-терапия

 Глава 5. Расширение сознавания

 Глава 6. Заметки о практике гештальт-терапии

 Часть 1. ФОН

 Глава 1. Памятные геммы

 Глава 2. Гештальт беглым взглядом

 Глава 3. Сознавание

 От переводчика

 Когда я был маленьким, мне говорили, что только китайцы начинают обед со сладкого. Я завидовал китайцам. Если я не заглядывал в конец романов, чтобы посмотреть "чем кончится", - то только потому, что не это казалось мне самым интересным в романах.

 Это ОБЩИВДАНИЕ (ОБъяснение - заЩИта - опраВДАНИЕ) того, что при переводе я позволил себе немалую вольность : начал с 3-й части книги, а закончил 1-й. Впрочем, сам автор к тому и вел, назвав 3-ю часть книги "Фигурой", а первую "Фоном": кто же будет рассматривать фон, не разглядев фигуры ? (Впрочем, читатели, у которых Сатурн в Деве, имеют полную возможность читать книгу "как написано", от введения и 1-й главы до последней).

 Я назвал бы смысл 3-й части (да и всей книги) - "О'кей - терапия". Опираясь на технику и идеологию гештальт-терапии, автор предлагает нечто довольно новое и очень заманчивое. Для того, чтобы понять, о чем это, - можно начать чтение с 3-й части. Для того, чтобы делать, - нужно иметь хотя бы некоторую культуру сознавания, что требует использования техники, щедро разбросанной по всей книге, либо практического знакомства с гештальт-терапией, либо похожий, но во многом иной вариант "самопамятования" по Гурджиеву.

 Ценный аспект книги - погружение в язык, дискуссии и методы гештальт-терапии, как она развивается после Перлса. Книга явно написана в расчете на "свой круг". Читателю может быть приятно подглядеть в окно, "какая у них красивая елка", - но, наверное, лишь после того, как он сам вознадеется, что и для него самого в этом может быть толк. Лично я в этом не сомневаюсь - иначе бы не переводил.

 Всем терапевтам и ауто-терапевтам, которые сумеют воспользоваться этим материалом, заранее с благодарностью посвящаю свой перевод.

 М. П. Апрель 1988

 Часть 3. ФИГУРА

 Глава 7. "О'кей" или "не о'кей" ?

 Я начал свою деятельность психолога, будучи вполне уверенным в представлениях, что люди такие, как они есть, определенно "не о'кей". Я выучил множества латинских названий болезней и научился применять кучу тестов, подтверждающих эту точку зрения. Я не выбирал эту точку зрения - казалось, что таково положение вещей. Я также хорошо знал, что и сам я "не о'кей", но этот факт находился в ином мире, чем моя работа.

 При некоторой обученности и небольшом опыте можно было увидеть, что люди не только "не о'кей", но и этот факт находился в ином мире, чем моя работа: смесь Фрейда с Роджесом, которой я, скрепя сердце, следовал, была не слишком эффективной. Даже настолько не эффективной, что на несколько лет я вообще отказался от терапии и занялся исследованием и административной работой. Позже, увлекшись психодрамой и гештальт-терапией, я вернулся к консультированию.

 Я, конечно, постоянно слышал фразы, что люди совершенны такие, какие они есть, при этом ссылались на "дзен" или другие восточные философии. Я пропускал это мимо ушей, как "позитивную болтовню", если я вообще думал о таких вещах, то примерно также, как Вольтер осмеял их в "Кандиде".

 По мере развития "движения роста" я начал заменять названия симптомов или болезней именами более современных дьяволов, таких, как "блоки", "паттерны", а проведя год у Берна - "играми" и "скриптами". При этом, однако, я не подвергал сомнению саму точку зрения, что люди "не о'кей".

 Примерно в это же время я познакомился с Синаноном. Поскольку использование наркотиков было очевидно "не о'кей", а вызывающий стиль игр вполне соответствовал дурному поведению членов организации, у меня не было оснований всерьез отнестись к их представлению о совершенстве.

 Несколько раз в конце интенсивной гештальтской работы я обретал чувство благополучия и ощущение, что даже дурные чувства, которые я переживал, каким-то образом хороши и "правильны". В это время я начал посещать семинар для продвинутых, и самым живам воспоминанием от него остался случай, когда Бернер Эрхард, стоя рядом со мной, кричал своему соседу: "Я не думаю, что ты совершенен, я не вычислил, что ты совершенен, я не верю, что ты совершенен, я знаю, что ты совершенен". В течении 50 часов я или кто-нибудь еще пытались уронить себя каким-нибудь образом, но коврик поднимался вверх, и нам показывали, что каким-то образом мы "о'кей", не смотря ни на что. В течении нескольких дней после этого семинара я ощущал ту опору, которую обретал минутами в гештальтской работе, - реальное ощущение "о'кейности". В это время мое поведение драматически изменилось (я полагаю, к лучшему) без всякого ощущения усилия или "делания" с моей стороны.

 Я обнаружил, что в собственной работе посреди группы или семинара, или в общении с человеком, обнаруживающим "дурной" симптом, я говорю : "Я уверен, что когда он появился, это было лучшее, что вы могли сделать в тот момент". И действительно, при ближайшем рассмотрении всегда так и оказывалось . Это настолько нравилось мне, что я стал специалистом по показыванию людям (их собственными устами и на их собственном примере), что любой выбор, который они делали, был лучшим возможным в тот момент. И тогда я говорил, умно и победительно: "Что же такое жизнь, как не совершенство, если она состоит из ряда совершенных выборов?" Я придумал упражнение "другое название симптома" (см. следующую главу), которое позволяло показать, что любое дурное качество или дурная черта человека - это просто дурное имя, данное по существу полезному искусству, которое они приобрели в какой-то момент своей жизни. Если люди это видят, они ни за что от него не откажутся. Проделав это упражнение с несколькими сотнями человек, равно как и в одиночестве, я почуствовал изменение точки зрения на жизнь, свою собственную и на жизнь других. Новым было ощущение органического качества в жизни человека, которое превращало "дурное" определенных событий или черт в результате недалекости, недопонимания того, что в целом "хорошо", "дурное" оказывалось недостатком понимания ситуации в целом - и, конечно же, эта недалекость и "недопонимание" были также совершенны в свое время. Я начал предполагать за этим "экологическую", так сказать, модель ума. Вид стаи волков, напавшей на лося, может быть неприятен, но волки поддерживают здоровье и нормальную численность лосей. Подобным же образом считать симптом или черту человека "дурными" - это просто недальновидность в оценке небольшого фрагмента без представления о связном целом. Я также начал обнаруживать, что когда люди работают над своими "проблемами", каждый оказывается замечательным знатоком как раз той области опыта или чувства, которая именуется "проблемой".

 Практически эта точка зрения привела к простому и эффективному способу обращени с "дурными чувствами", на которые жалуются люди. Когда человек рассказывает мне о "дурных чувствах", таких как тревожность, вина и т.д., я могу показать ему на его собственном опыте, что эти чувства абсолютно необходимы и неизбежны при данных предположениях и данном восприятии мира. Человек может увидеть, что было бы глупым и определенным образом рискованным не пережить это чувство. С этой точки зрения "фобии" - лучшее решение, к которому человек мог прийти относительно серьезной, ощущаемой им проблемы. Отрицать или осуждать это решение, называя его "симптомом", значит скрывать серьезность проблемы, которая подлежала решению. "Привычки" или симптомы можно рассматривать таким образом: если мы будем просто осуждать человека за пьянство, мы не узнаем, какую серьезную и реальную проблему он решает. С точки зрения совершенства мы не проводим анализ вокруг симптома или уходя от него, мы скорее идем прямо через него, находя его неузнанную пользу в том виде, в каком он существует.

 Там, где я сейчас нахожусь, я не обладаю полной уверенностью, что все в мире хорошо, таким, я полагаю, должно быть восприятие мира того, кто полностью стоит на точке зрения совершенства. Hо я обладаю искренней уверенностью относительно множества специфических вещей, которые еще некоторое время назад я вряд ли мог рассматривать подобным образом. Я обладаю предположением, "теорией", как можно было бы сказать, что все хорошо. Я даже начинаю подозревать, что я сам - "о'кей" (хотя и думаю, что буду более "о'кей", когда немного посвящусь...).

 Мой партнер Джордж Пранский, более укорененный, чем я, в точке зрения совершенства, создал стиль консультирования, названный нами позже "бархатным катком" (см. главу 9). Он состоит в нахождении для каждой жалобы клиента, сколь бы грустной и тяжелой она ни была, контекста, в котором она является выражением совершенства в жизни этого человека. В этом нет ни вопросов, ни советов для действий. Клиент может осознавать свое совершенство там, где он находится, или проявить некоторое сопротивление тому, чтобы увидеть это совершенство. В последнем случае новое высказывание клиента трактуется подобным же образом, что демонстрируется совершенство этого "сопротивления". Одно из следствий этого стиля - создание атмосферы приятия, в которой человек обретает свободу исследовать значение и смысл своего поведения. Hередко результатом этого для клиента является осознание и реальное переживание того, насколько он сам и его ситуация "о'кей". Изумительно, однако, как часто люди этому сопротивляются, они сражаются до последнего, лишь бы не пережить совершенство. Мы заметили два возможных содержания этого "сопротивления", одно состоит в том, что проблема, которую предлагает клиент, - не проблема. Проблема состоит в убеждении, что здесь должна быть проблема. Само же положение реально не переживается, как "дурное". Часто, когда человек рассказывает о ситуации, которая по-видимому привела его к консультанту, например, 50 фунтов лишнего веса, и мы спрашиваем, что же в этом плохого, человек весьма затрудняется ответить, он не переживает ситуацию, как плохую. Собственно, проблема и возникает (выдумывается или раздувается), чтобы соответствовать убежденности, что должна быть проблема .

 С этим связан второй феномен, который мы обнаружили в сопротивлении совершенству. Hекоторые люди глубоко привязаны к жестко заданной цели конечному состоянию, которое может называться "здоровьем", "спасением", "самоактуализацией" или "достижением". Эта иллюзия прекрасной цели становится основным препятствием к простой оценке наличной реальности, того, что есть прямо сейчас. Перефразируя это, можно сказать, что "подлежать совершенствованию" - величайшее препятствие для переживания уже наличествующего совершенства того, что есть. Люди готовы скорее быть несчастными сейчас, но сохранить эту мечту, чем отказаться от этой мечты и просто переживать подъемы и спады жизни со всем тем, что она несет.

 Среди возражений точке зрения совершенства наиболее часто встречаются три группы.

 1. "Как быть с дурными привычками, которые будут сохраняться в принимающей атмосфере бархатного катка ?" Ответ: "Кто знает, и что же?" Кто на самом деле знает, действительно ли эти привычки являются дурными с более широкой точки зрения? Точка зрения совершенства будет фокусироваться на настаивании на том, что привычки рассматриваются как дурные. Часто черта или привычка называется дурной с точки зрения иллюзии совершенства. В безопасной атмосфере "бархатного катка" клиент может посмотреть на "дурной симптом" своим собственными глазами и в собственном контексте, и наметить те изменения, которые он сочтет нужным.

 Парадоксально,   что   сторонники  "совершенствования" в

 противопоставлении    "совершенству"   -   чаще   всего   пессимисты в

 отношении  человеческой жизни. Представление, что мы должны бороться и

 стремиться  к  улучшению  исходит  из  предположения, что улучшение не

 будет   происходить   спонтанно,  мы  по  существу  фундаментально  не

 совершенствующиеся  создания,  которых  нужно  пришпоривать усилиями к

 совершенствованию.  Точка  же зрения совершенства оптимистична в своем

 предположении,  что  если людям дать немного времени, места и энергии,

 они  будут  естественно  двигаться к лучшему. Рассматривать содержание

 жизни  как  совершенное - значит с большей вероятностью дать людям это

 время,   место   и   свободу   от  давления.  Требование  измениться в

 определенном  направлении  - в конце концов определенном той же точкой

 зрения,  которая  первоначально назвала данную черту "дурной", - будет

 только мешать на пути естественного потока совершенства.

 2. Более серьезные возражения возникают, когда клиент обнаруживает актуально деструктивное поведение, вроде пьянства и т. п. С точки зрения совершенства импульс пьянствовать, бить детей и т. п. сам по себе совершенен. Он лишь нуждается в рассмотрении в атмосфере приятия, чтобы можно было найти его позитивную сердцевину. В конце концов, в тот момент, когда клиент разговаривает со мной, он не делает "этого" - чем бы "это" ни было, так что импульс или желание делать "это" может быть безопасно рассматриваем в твоем контексте. Часто я заключаю соглашение с клиентом не осуществлять "это" поведение на некоторый период времени, пока мы не рассмотрим его, но я не соглашусь с ним называть это "дурным".

 3. Третье, более абстрактное возражение касается других людей, событий с ними и в мире. "Как быть относительно Гитлера и евреев?" "Как относиться к войне и голоду?" "Что вы скажете о природных катаклизмах? О расизме ?" Один из ответов состоит, конечно, в том, что "зло" - это оценка с близкой точки зрения, а с более широкой - кто знает ? Я уверен, что многие люди в Сан-Франциско, еслибы они могли "отмолить" землетрясение 1906 года, так бы и сделали. Однако, в таком случае, напряжения, которые нарастали бы и накапливались бы в течении следующих 80 лет, привели к тому, что недавнее землетрясение было бы гораздо суровее, так что, оглядываясь назад, мы все можем желать именно того, как оно было. Hазывать что-то хорошим или дурным - это высокомерие и псевдоуверенность вместо реальной уверенности, которой никто из смертных не может располагать. Я всегда вспоминаю о лосях и волке. Мы все - части более широкой системы, и никто из нас не знает реально значение того, что происходит, в более широком контексте. Многие суфийские истории прекрасно это иллюстрируют. Человек умирает в результате случайности. Какая жалость! Затем выясняется, что он был в пути, убить халифа. О, как хорошо, что он погиб! Затем выясняется, что халиф сошел с ума, и ближайшие два года будут несчастьем для страны. Как жаль, что тот человек не добрался до него! И т. д.

 Есть другой ответ тем, кто выдвигает в качестве возражения точке зрения совершенства события в мире. Я начинаю искать функцию этого сопротивления в их уме, в их жизни. Какова ценность и функция этого сожаления по поводу чего-то в мире? Часто оказывается, что они не делают того, что, как они полагают, они хотели бы делать, и рассматривая это противопоставление, они обнаруживают следующий шаг, который возможен, а затем они могут сделать, а могут и не сделать его.

 Я собираюсь завершить эту главу собственным отчетом. Я в некотором смысле являюсь одним из представителей "движения роста", я рассматриваю концепцию совершенства вещей, как они есть, и нахожу ее прекрасной и удовлетворяющей.

 1. Действие этой концепции на мою работу было очень ярким. Моя работа стала сложным и подвижным единством методов изменения и методов принятия. Я сдвигаюсь, сохраняя лучшее из старого и двигаюсь в направлении все большего восприятия того, что есть. Каждая техника, каждая формулировка, которая получена мной в прошлом, должна быть трансформирована, чтобы удовлетворять новой точке зрения.

 Вот хороший пример такой сдвижки. Раньше я пользовался таким определением долженствования ("должен", " мне следовало бы") - это "цена, которую вы платите за привязанность к образу себя, разрушая его". Hовое определение, прошедшее через трансормирующий огонь точки зрения принятия, таково - это "психологическое средство для удержания в сознавании выбора поведения в течение времени, в которое вы не собираетесь пользоваться этим выбором". Сдвиг от отрицательности таких слов, как "привязанность", "цена", "разрушать" к кротости и принятию второго определения очевидна.

 В моей работе стало больше легкости и игры, меньше тяжести, меньше серьезной погруженности в "проблемы". "Работать над проблемой"

 - значит, до некоторой степени укреплять ее. Как сказал С.Т.Элиот, "думая о ключе, каждый укрепляет тюрьму". Чувствуя, что рост, изменения и улучшения неизбежны, мы не должны подталкивать его с таким усилием.

 2. Я стал в большей степени принимать самого себя. Я продолжаю испытывать неуверенность и дискомфорт. Hо посреди этого и вместе с этим я более умиротворен, менее подвержен напряжению- стремлению, меньше сожалею и беспокоюсь, чувство "экологической правильности" все более проникает в мою жизнь.

 3. Эта точка зрения может повлиять на "движение роста" и на общество. Поскольку "проблема" (если можно говорить о проблеме) не в том, каковы вещи, а в иллюзии, какими они должны быть, распространение точки зрения совершенства может ослабить мертвую хватку иллюзии "прогресса" в нашей культуре. В "движении роста" изменение может быть значительным. Отказ от обольстительной фантазии конечной цели, к которой мы идем, и просто понимание вещей такими, какие они есть, весьма привлекательная возможность для меня.

 Глава 8. Западный подход к "просветлению" в психотерапии

 Все хорошо, что хорошо,

 Все хорошо, все хорошо.

 Душа моя имеет место

 в царстве -

 и все хорошо.

 Давид Целлер

 Одно из фундаментальных достижений даосизма - в понимании, что качество создается и поддерживается существованием его противоположностей. Говоря словами святого: "Когда мы слышим о сыновней почтительности, мы знаем, что дети уже не слушаются родителей." Действительно, кто будет рассказывать о детях, слушающихся родителей, если это всегда происходит. Это начинает заслуживать обсуждения, если хотя бы некоторые не слушаются. Точно так же, когда мы начинаем ощущать все больше о "транс-персональном", сверх-личном, мы знаем, что "личное" преувеличивается.

 Трансперсональный опыт - превосходящий личное - это такой опыт, в котором изменяется чувство "я" как отдельной, изолированной единицы. Это может быть опыт "знания" или понимания других каким-то необычным образом, или чувствование глубокого единства с природой или человеческим сознанием. Такой опыт может быть "экстра-ординарным" только потому, что наша культура очень ограничивает "ординарное". Мы приучены к представлению об отдельной, индивидуальной "личности", сознание которой ограничивается кожей тела, поэтому такой опыт может рассматриваться как "мистический", "особый" (или, если нам меньше повезло, "ненормальный" или "психологический"). В других культурах, принимающих непрерывность сознания, такой опыт может быть вполне нормальным - совершенно естественным. Такие культуры рассматривают как нормальную даже психотическую нашу занятость своей "индивидуальностью".

 Возможно, что в успешной психотерапии трансперсональные переживания начинают возникать достаточно часто, но они обрываются из-за страха, присущего обоим участникам - терапевту и клиенту. Культурная канва, в которой подобный опыт является не только неожиданным, но даже и подозрительным, если не "болезненным", является серьезным препятствием для его возникновения. Как я понимаю, воздействие трансперсональной психотерапии состоит в создании способов работы, или, точнее, точек зрения, в которых такие события могут возникать, и в поощрении, когда они возникают. Опыт единства, единения, глубокого общения рассматривается не как "таинственный", "мистический" или "отдаленный", а как естественно развертывающийся естественный процесс.

 В нашей культуре, полной экстремизма противоположного направления (например, радикальный бихевиоризм, отрицающий сознание даже в индивидуальной, не говороя уже о трансперсональной форме), такая попытка нуждается во всяческой помощи, какая только возможна. Я опасаюсь значительной поляризации в ближайшие годы: трансперсональная работа будет ощущаться все более "таинственной", а личностно-ориентированная терапия лишится глубины, ориентируясь на "приспособление" и заботясь лишь о поведенческих результатах. Я надеюсь в этой главе предложить вариант преодоления поляризации между личным и трансперсональным, описывая способ работы и представления, которые выросли из персональной терапии (гештальт- терапии), но постепенно и почти невольно сдвигающиеся к созвучности трансперсональным целям. Я называю эти представления "западным подходом к Просветлению".

 Природа Просветления

 Ключевым аспектом Просветления в этой главе является переживание (но не просто понятие) того, что "наличествующее" совершенно таким образом, как оно есть. Всякая мысль о противоположном - это искажение, неполное видение ситуации (хотя это "искажение" само становится совершенным в этот момент). Есть два существенных искажения, которые приводят к упусканию совер- шенства "того, что есть".

 Первое - это ошибка приписывания ценности событиям. Есть история о старом китайце, который единственный во всей деревне имел лошадь. Это означало, что он мог вспахать земли больше, чем его односельчане, так что он был относительно богатым. Все называли его счастливым, пока однажды его лошадь не убежала. Тогда его стали считать несчастным. К обеим этим оценкам он относился равнодушно. Несколькими днями позже его лошадь вернулась, ведя за собою другую, дикую лошадь. Поскольку вторая лошадь тоже стала принадлежать ему, все говорили о его удачливости, пока на следующий день его сын, пытаясь влезть на дикую лошадь, не упал с нее и не сломал ногу. Это односельчане сочли несчастьем, пока не появились гонцы императора, забирающие молодежь в армию. Разумеется, они оставили юношу сос сломанной ногой в покое. История имеет продолжение, но смысл уже ясен: ценность события может пониматься совершенно неверно с любой узкой точки зрения. Только более полная точка зрения может разглядеть совершенство события, черты характера или действия, которые рассматриваются как "не-о'кей" с узкой точки зрения.

 Другая ошибка, ведущая к невозможности пережить совершенство всего, более тонка и более фундаментальна. Анекдот о двух посредниках так описывает разговор: "Я называю их, как я их вижу" - "Их нет, пока я их не назову". Само то, что есть, которого касается Просветление - это не понятие, вроде "неудачи", "тревожности" или "убежавшей лошади", а фундаментальные энергетические события как таковые. Когда мы говорим что-то себе об этих событиях, мы организовываем их своими категоризациями, создаем им значение, лишь приближенно соответствующее тому, "что есть". Может быть, старому китайцу лучше было сказать, что его лошадь не сбежала, а пошла за другой лошадью ? Единственной наличной определенностью в тот момент было пустое стойло, все остальное - мысли и соображения. Само "описание" события или черты - это набор теорий, оно безнадежно насыщено предположениями и предрассудками. Неудивительно, что трудно увидеть совершенство вещей, поскольку видим мы не сами вещи, а наши собственные неузнанные предположения.

 Итак, нет "дурных" привычек, черт или симптомов. Это лишь повторяющиеся события, которые люди настойчиво заставляют "значить" что-то и которым они настойчиво приписывают негативные ценности. "У меня есть дурная привычка" в более точном изложении значит: "Я делаю нечто, думаю, что я делал это раньше и что это "делание раньше" значимо, кроме того, у меня есть дополнительная мысль, что это плохо." "Привычка" - это теория относительно повторяющегося поведения, а не "факт", то, что она дурная, очевидно, существует как мысль у того, кто называет ее "дурной", а не в самом событии.

 Теперь мы посмотрим, как можно применить эту точку зрения к психотерапии, - точку зрения, что вещи совершенны такими, каковы они есть, а если я не вижу этого - либо я неправильно реконструирую событие, либо незаконно приписываю им ценности. Но сначала нужно остановиться еще на одной детали.

 Часто полагают, что Просветление - это событие класса "все или ничего". В моем опыте до сих пор просветление происходило сегментами. Я могу обрести просветление - т.е. увидеть сущностное совершенство некоторого аспекта моей жизни - без непосредственного значительного сдвига в других аспектах. Поэтому далее мы будем говорить о том, как люди могут пережить это "сегментарное" просветление.

 Тактика Просветления

 а) Истоки

 Несколько лет назад я работал с женщиной над "проблемой" ее ревности, проявлявшейся как гнев на мужчину, с которым она жила, когда он проявлял интерес к другим женщинам. Она считала это ужасным симптомом, ее неудовольствие по поводу собственной ревности было столь значительным, а реакция на само слово столь болезненной, что мне показалось неуместным рассматривать с ней возможную ценность этой ревности. Тогда мне в голову пришла стратегия - найти новое имя для ревности, чтобы разговаривать об этом более естесственно. Пока мы искали новое имя, женщина вспомнила (с новой силой и в новом свете) свои чувства, когда отец оставил ее, когда она была маленькой. Через несколько минут появилось новое наименование - "ранний предупредительный сигнал относительно панического страха быть неожиданно покинутой". К моему удивлению, это открытие не сделало терапевтическую работу возможной, - оно привело работу к концу. Женщина разрыдалась, увидев, что "ревность" - не враг, а друг и защитник, без которого она не собирается оставаться. "Проблема" сдвинулась с вопроса "что делать с ревностью" на вопрос о правильном поведении в ее жизненной ситуации, которая угрожала ее благополучию, но женщина тут же поняла, что надо делать, отправилась домой и сделала то, что считала нужным.

 Столь драматические результаты десятиминутной работы заставили меня внимательно присмотреться к тому, что же произошло, из этого инцидента возникла основная тактика "точки зрения просветления" и терапии: "переименование симптома".

 б) Переименование симптома.

 В этой процедуре мы пробуждаем клиента найти новое наименование его "симптома" или вызывающей отрицание "черты", описывающее поведение не менее точно, чем первоначальное наименование, но обладающее позитивным тоном в той же мере, в какой первоначальное наименование имело негативный тон. Так, если отрицаемой чертой было "упрямство", то новым наименованием может быть "упорство". Термины описывают одно и тоже поведение, различна только оценка. Эта процедура оказывает двойное воздействие.

 В самом процессе ее осуществления клиент ясно переживает тот факт, что он сам приписывает оба значения ценности событию, о котором идет речь. Нет ничего раз и навсегда хорошего или дурного в "повторяющемся осуществлении сходного поведения в условиях сопротивления". Будет ли оно названо "упрямством" или "упорством" - зависит целиком от того, что из этого выйдет.

 Другое действие - это почти универсальная тенденция к улыбке облегчения (удовольствия) в тот момент, когда новое наименование удачно найдено. Этот момент облегчения и переживаемой возможности, хотя бы в одном аспекте жизни, из-за которого состояние и называется "сегментарным просветлением".

 Я приведу несколько примеров переименования и промежуточных шагов. Вряд ли найдется много "симптомов", к которым эта процедура не могла бы быть применена. "Взрывы ярости на детей" становятся "динамическим накладыванием ограничений", "оттягивание, промедление" превращается в "спонтанное обнаружение более срочного". "Утаивание" называется "таинственностью". "Безответственность" превращается в "желание в самом деле выяснить, что следует делать".

 Сразу же замечу, что не может быть "словаря" переименованных симптомов. Опыт индивидуален, так что редко два человека с "подобными" симптомами приходят к одним и тем же новым наименованиям. (Это, разумеется, наводит на мысль, что симптомы не были "подобными" и первоначально. Двум уникальным опытам на основе случайного сходства дали некоторое общее абстрактное имя). Так "ленность" одним человеком переименовывается как "предание себя Дао", другой же называет ее более прагматически "неразрешенными, но весьма желанными перерывами".

 Техника наиболее ясно работает с симптомами, которые несколько "надоели", которые приелись. Для некоторых людей полезным шагом является описание актуального поведения, в котором состоит симптом, освобожденное от всякой оценки. Уже приводился пример такого описания для упрямства. Для некоторых полезно представить себе (или даже смастерить )куклу, демонстрирующую симптом или черту. Полезно попросить их "проиграть" симптом с куклой. Другим полезным действием может быть разделение ситуации или черты на ее составляющие, действия и мысли, с тщательным обозначением каждой составляющей. Так, "скрытность" превращается в такое описание: "Я разговариваю с приятелем, намереваюсь раскрыть ему секрет относительно меня самого в ответ на его открытость, затем у меня возникает другая мысль, и я не говорю", новое наименование становится таким : "способность удержаться от болтовни о себе, даже если для этого есть повод".

 Когда клиенту удается описать актуальное поведение, насколько возможно без оценки, может быть полезным предложить ему описать ситуацию, в которой такое поведение уместно, а потом спросить, как бы он назвал такое поведение в такой ситуации. Юноша жаловался на "легкое впадение в испуг", но однажды в баре его волнение по поводу двух парней оказалось весьма точным, он назвал это поведение "благоразумным".

 Одна из точек зрения на повторющееся поведение, которое не кажется уместным в данный момент, состоит в том, что это поведение было уместным и хорошо работало в тот момент, когда оно впервые появилось, и индивидуум до сих пор частично к нему привязан, как бы полагая, что может быть оно по-прежнему будет работать, не хочет отказаться от него. Называя это поведение плохими именами ("симптомом") не помогает избавиться от него, но вместе с тем способствует уничтожению сознавания его возможной (или прежней) полезности, оставляя индивидуума в недоумении, почему же он это делает. Переименование симптома возвращает в сознавание прежние преимущества поведения и дает индивидууму более интегрированное чувство себя. Значительная часть возбуждения и юмора переименования возникает как раз из узнавания в переименовании прежней ценности поведения. Возвращение в сознавание прежней ценности поведения позволяет более гибко управлять ими. Когда человек переименовывает "избегание" ("увиливание") в "давание нежелательным заданиям множества возможностей исчезнуть", он знает, что дает возможность заданиям исчезнуть, и применяет это делание более точно и к заданиям, которые действительно могут исчезнуть, не применяя их к тем, которые все равно будут висеть на нем. Он перестает быть жертвой "дурной привычки" и становится обладателем ценного искусства, которое он раньше просто неправильно применял. Чем больше я работаю с переименованием симптома, тем более ясно я видел, что в упорных "симптомах" и "дурных" привычках не только всегда есть некоторая неузнаваемая выгодность, но что именно эта выгода удерживает симптом на своем месте.

 в) Бытийное осонвание тактики Просветления.

 Может показаться, что "переименование симптома" - это техника, до некоторой степени она так и может быть используема. Более глубоко можно заметить, что, по-видимому, существует определенное отношение к жизни, для которого это упражнение является лишь одним из проявлений. Может быть не всегда очевидно, но каким-ю образом это отношение подразумевает, что отрицаемая черта или отрицаемое действие - "симптом" - реально является законной частью клиента, а всякое свидетельство противоположного возникает из ограниченной или частичной точки зрения, с которой клиент рассматривает черту. Дело не в том, что его "симптом" может быть сделан выносимым. Черта или действие является симптомом, потому что он называет их симптомом. Возможно, что первоначально негативная оценка пришла со стороны желающего добра родителя, учителя, терапевта, друга и пр., но где-то по дороге клиент "подобрал" негативную оценку и сделал ее своей. Верно также, что в тот момент, когда он "подобрал" негативную оценку, это был наилучший, ориентированный на выжывание шаг для него, и верно также, что он получает некоторое тонкое вторичное приобретение, привязываясь к этой негативной оценке. Беспокойство вызывает лишь то, что эти приходящие извне негативные действия и негативные оценки негативных оценок ("Мне не следует быть столь критичной к себе") становятся высокой грудой противоречивых тенденций и контртенденций, заслоняя от клиента его собственную реальность.

 Точка зрения просветления предлагает просто отшелушить эту протнворечивую массу, по одному слову за раз, начиная от верхнего. Допустим, я много критикую себя, затем критикую себя за критику себя. Жизнь облегчится хотя бы немного, если я прекращу мета-критику, увидев своя "ультра-чувствительность" к возникающим проблемам, так что они выходят на первое место, как необходимое для жиэни учение, каким оно было когда-то и может стать опять. Женщина, которую постоянно бил муж-алкоголик, порицала себя за то, что она "сносила" побои, называя себя "зависимой", полагая, что с ней что-то не так. Может быть верно, что жизнь без битья была бы более предпочтительнее, и что ее жизнь была бы лучше, если бы она была более независимой, так что некоторое изменение уместно. Однако вся ее критичность не вела к изменению. Она тратила на эту самокритичность много энергии (частично для того, чтобы опередить других, которые сказали бы ей те же вещи), так что она потеряла из виду ценность своего поведения. А оно имело ценность, без сомнения, а иначе бы она этого не делала, но поначалу она была совершенно не в состоянии увидеть эту ценность. Когда она переименовала симптом, это звучало так: "готовность даже выносить плохое обращение, лишь бы знать, что у моей дочки есть дом", - она начала больше менять себя, и ей стало легче. Она только стала догадываться, увидев позитивную цель действия, что могут быть менее болезненные способы обеспечения дома для своих дочерей, она покинула занятия, размышляя на эту тему. Человеку, не побывавшему на занятии по переименованию, трудно оценить сдвиги сознания и новые перспективы, которые открываются, когда люди оказываются в состоянии правильно оценить качества, которые они порицали.

 "Переименование" может работать с "симптомом" кого-то другого. Женщина на консультации жаловалась, что ее муж часто занят, даже когда он дома. Дети жаловались, спрашивая в чем дело, почему папа не хочет с ними разговаривать. Она принимала и усиливала их жалобы, чувствуя себя весьма ущемленной занятостью мужа. Она ругала его за это - с тем эффектом, что его занятость и отчуждение усиливались. Когда ее попросили объяснить, что он делал в это время, она признала, что, по крайней мере, часть времени он работал над чем-то, связанном с работой, над чем он не мог работать на самой работе, где он подвергался значительному напряжению. Она начала видеть, что эта "занятость" имеет для него какой-то смысл, а потому имеет смысл и для семьи. Поняв это таким образом, она решила, что и сама она и дети начнут "давать папе возможность закончить то, что нужно, чтобы заботиться о семье". Действительно, и она и дети начали ценить его периоды домашней работы и все почувствовали себя вовлеченными в дело материального обеспечения семьи. Хотя я и не имел возможности проверить все это, но полагаю, что периоды домашней работы ее мужа стали короче.

 г). Процесс "сегментарного Просветления".

 В своем развитии мы сталкиваемся с тем, что наши импульсы встречают сопротивление извне, и частично это внешнее сопротивление становится отчасти внутренним, интериоризируется, мы отождествляемся с ним, что ведет к кажущимся "противоречиям" в личности (я поместил "противоречия" в кавычки, потому что с некоторой точки зрения, если иметь в виду весь предыдущий опыт и все предпосылки организма, это не противоречия, а сложности). Все больше энергии оказывается вовлеченной в динамические напряжения этих кажущихся противоречий, все меньше энергии остается для жизни.

 Однако, в некоторой степени не важно, сколь сложна и по видимости противоречивы тенденции и импульсы в жизни человека, если он полностью и в равной степени осознает их. Проблема состоит не в количестве кажущихся противоречий, а в сознавании, которое становится искаженным и неполным. Если человек имеет импульс бить детей и более сильный импульс быть добрым отцом, он, может быть, совершенно подавит более слабый импульс и проживет свою жизнь, занятый тем, чтобы не бить детей, но не будучи также активно и спонтанно добрым, т.к. энергия занята подавлением импульса побить. Если его выбор состоит в том, чтобы "иметь импульс бить детей или не иметь его", он, конечно, выберет последнее. Однако, выбор состоит в том, чтобы, при наличии таких импульсов, знать о них или подавлять их. Большинство людей в этой точке выбирает подавление, и начинаются проблемы. Точка зрения Просветления предлагает: верните полное сознавание импульса, примите его, дайте себе быть возбужденным им и проживите его. В процессе переживания его и уравновешивания его со всеми остальными силами и импульсами жизни появится все более и более красивых путей реализации и выражения импульса. Возмомно, что когда импульс принят, сознается, выражается и практикуется в контексте всей жизни человека, то, что когда-то казалось ужасным желанием бить детей, окажется просто преувеличенной чувствительностью к опасности и недостаткам, и чрезвычайной способностью использовать дисциплину. С точки зрения Просветления сорняк - это цветок не на месте, а любая "вина" - это неправильно примененная добродетель. Первый шаг к правильному применению добродетели состоит в том, чтобы по крайней мере прекратить неправильное восприятие ее как вины или недостатка, и дать ей место, чтобы она расцвела в ту добродетель, какой она может быть. Если человек увяз в болоте, возможно несколько путей выбраться. Точка зрения Просветления предлагает ему "повернуться и пойти назад, ступая по своим следам". Он прекрасно знает путь, потому что это тот самый путь, каким он попал в болото. Поскольку его непризнаваемые импульсы и стремления завели его туда, он хорошо знаком с каждой точкой выбора. Путь туда есть путь обратно - точно в том самом порядке. Важно понять, что на пути в болото, как и в жизни, каждый выбор, хотя в действительности он мог вести глубже, выглядел как лучшая идея в данный момент, при данных предпосылках и данном знании о ситуации. Называть выбор "дурным" вместо того, чтобы признать его наилучшим возможным, отодвигает от человека соприкосновение со знаниями и предпосылками, из которых он исходил, затемняет его представления о себе и, может быть, погружает его на шаг глубже в болото. Будучи "просветленным", т.е. получив признание, что они были лучшими выборами в данный момент, они дают человеку соприкосновение с предпосылками, которыми они располагают, а он может точнее увидеть себя, где он есть и каков он есть.

 С этой точки зрения можно понять, что мудрость извне представления и точек отсчета клиента может служить лишь препятствием, а не помощью. Каждый раз, когда мы принимаем чью-то оценку нашей жизни и называем какую-то часть себя "дурной", мы теряем соприкосновение с правильностью этой части для нас сейчас. Мы пытаемся отрицать ее, но, чувствуя ее органическую целесообразность, мы привязаны к ней, даже если мы ее отвергаем. Мать говорит (желая сыну только хорошего): "Ты слишком несговорчивый, это нехорошо", - и он становится уступчивее, конечно, стратегия выживания в данный момент заталкивает вглубь медлящее сознавание ценности самоуверенности, так что он становится скрытно самоуверенным. Потом прекрасный терапевт, который хочет только хорошего, говорит: "Самоуверенность - это хорошо, и я покажу вам, как достичь ее в еще большей степени". Если попытка удастся - все может быть хорошо. Если же нет - то может стать еще одним уровнем внешнего давления, которое еще больше запутывает картину. Теперь, вместо того, чтобы быть "человеком, который подавляет свои естественную самоуверенность" он становится "человеком, который подавляет свою естественную самоуверенность и, сверх того, приобретает искусственную самоуверенность", а это еще дальше уводит его от интеграции, от возможности быть единым. Просветляющий терапевт поддержит поверхностную мягкость и уступчивость и даст пациенту возможность пережить ее полностью. Пережив ее и достигнув сегментарного Просветления по поводу нее, мы, может быть, устанем от нее, почувствуем, насколько она бесцельна, и спонтанно восстановим свою естественную самоуверенность.

 Молодая вдова с тремя детьми пришла к консультанту по настояний друзей, которые твердили, что смешно, что она уже три года как оплакивала своего умершего муяа, вместо того, чтобы встречаться с людьми и, может быть, найти нового мужа и отца для ее маленьких детей. Я занял позицию полной поддержки ее выбора оставаться дома и оплакивать умершего мужа, сказаю, что такая любовь редка в наши дни, когда все куда-то спешат, не испытывают глубоких чувств и быстро эабывают старую любовь. Я восхищался ее верностью весьма экспансивно. Когда она добавила, что она по меньшей мере раз в неделю посещает могилу мужа (я полагаю, она ждала, что я скажу, что это слишком часто), я попросил ее подумать, не мало ли это, не "ускользает" ли ее привязанность к нему. Не прошло и нескольких минут, как она говорила, что достаточно, и что ей, наверное, пора начать жить несколько более свободно, и что поиски другого мужчины не повредят памяти ее мужа.

 Поскольку последствиями этого терапевтического взаимодействия было изменение, нужно рассмотреть это подробнее, чтобы понять, что я делал в отличие от тактики парадоксального изменения. Принципиальным отличием было то, что я был полностью на стороне выбора оплакивать мужа до конца жизни. Я считал, что это прекрасный способ жизни, если это то, чего она хотела, я даже помню, что переживал несколько поэтическое чувство по поводу редкой красоты такой возможности. В отличие от парадоксального изменения я считал бы, что терапевтической удачей была бы и ситуация, когда она вернулась бы домой, полная решимости продолжать оплакивание до конца жизни, не давая друзьям лезть не в свое дело. Ее "проблема" состояла в том, что она не переживала свой выбор полностью, не оценила его и поэтому не могла довести его до конца. Этот пример также показывает, что люди не всегда довольны, когда их поведение, такое, как оно есть, энтузиастически поддерживается. Люди много вкладывают в самообвинения по поводу того, что они делают, поэтому они сопротивляются точке зрения Просветления.

 Последняя история в этой главе также иллюстрирует сопротивление принятию "симптома" и потребность упорствовать и поддерживать его. Пятнадцатилетняя девочка убежала (или сделала свое пребывание невозможным) в трех детских домах в течение года. Она на удивление не демонстрировала никаких других симптомов умственного расстройства или дурного поведения и вполне хорошо училась. Ее беспокойство было связано именно с детским домом. Она утверждала, что хочет жить с матерью, однако мать отказалась принять ее. С точки зрения того, кто занимался ею по линии "социальной помощи", именно ее невыносимое желание жить с матерью было причиной ее невозможного поведения в детских домах, хотя она, по-видимому, понимала и принимала невозможность жить с матерью. После нескольких минут предварительного знакомства наш разговор стал приблизительно таким:

 Т. (терапевт): Ну, так что ты, собственно, хотела бы делать?

 К. (клиент): Я хотела бы жить с матерью.

 Т.: Так почему же ты не живешь с ней?

 К: Она не хочет жить со мной.

 Т.: Давай-ка посмотрим, она же твоя мать (1) (цифры обозначают последующий комментарий), можешь же ты как-то заставить ее держать тебя (2).

 К.: Я не знаю, как я могла бы (3).

 Т.: Ну, скажем, постучись под дверью и ворвись, когда она откроет (4).

 К.: Я пыталась, но она захлопнула дверь.

 Т.: Хорошо, возьми с собой спальный мешок и спи на крыльце.

 (1) В этом месте, следуя точке зрения Просветления, мы принимаем ее желание жить с матерью в качестве совершенного каким-то неизвестным образом. Не вступая в спор и не отрицая его, мы встаем на его сторону и поддерживаем его. Она не верит, органично и полностью, в его невозможность - и может быть оно и не является невозможным. В любом случае, если девочке еще раз скажут со стороны, что это невозможно, это не имеет никакой ценности.

 (2) Хотя предположение исходит, вроде бы, от меня, очень вероятно, что она думала о такой возможности сотни раз. Хотя она может удивиться, что это я говорю, само содержание удивления не вызовет.

 (3) Это поддерживает мое предположение.

 (4) Опять же, наверняка она не раз. фантазировала на эту тему.

 Через еще несколько минут, со смесью раздражения и горя, она заявила, что глупо говорить о возможности жить с матерью, и мы перешли к обсуждению проблем в детских домах. Однако очень скоро, когда мы говорили о трудностях там, она снова стала говорить, насколько лучше и легче было бы жить с матерью. Я неопределенно ответил ей, что не буду больше терять времени на разговоры об этих чертовых детских домах и что мы камня на камне не оставим, но попытаемся найти способ вернуться к матери. Мы обсудили возможность подать в суд, угрожать матери самоубийством, возможность написать письмо с отравленными чернилами мужчине, с которым жила мать (основное препятствие, из-за которого девочка не могла жить там), превратиться в абсолютно покорную служанку матери и множество других правдоподобных и причудливых идей (которые, без сомнения, приходили ей в голову в разное время). Наконец, в большом горе, со злостью на меня за развенчивание ее мечты, она действительно, изнутри, отказалась от надежды жить с матерью. Хотя она, казалось бы, и раньше принимала эту невозможность, она была привязана к маленьким проблескам невысказанных надежд. Негативным следствием этих надежд было, разумеется, то, что они разъедали ее готовность действительно приложить усилия, чтобы ужиться в детских домах. Отказ от надежд был глубоко болезненным.

 Интересно, что она восприняла ситуацию таким образом, будто я разрушил ее мечту, в то время как я все время с энтузиазмом поддерживал ее, предлагая возможные пути реализации. Хотя эта надежда мешала ей вести свою жизнь успешно, она была привязана к ней, и способом этого привязывания было - не смотреть на нее слишком пристально. Только моя явно преувеличенная и по видимости не оправданная поддержка ее мечты заставила девочку пережить ее в достаточной мере, чтобы отказаться от нее. Опять же, различие между этой тактикой Просветления и "парадоксальным изменением" состоит в том, что я не стремился к изменению. По мне, для нее было хорошо продолжать убегать из детских домов и мечтать о жизни с матерью. Так или иначе, с помощью терапии Просветления, помогающей ей делать лучше и лучше что-нибудь хорошее, что-то могло получиться из этого эксперимента - как быть человеком в этом одурманенном мире.

 Противопоставление стратегий изменения и Просветления.

 Почти каждый обращается к терапии для того, чтобы измениться (или нередко - заставить измениться кого-то другого). Человек может весить слишком много и хотеть сбросить вес, человек может чувствовать себя виноватым из-за интрижки и хотеть чувствовать себя спокойно, человек может быть одиноким и хотеть наладить отношения и т.д.

 "Изменение" может рассматриваться как сдвиг в отношении между двумя элементами: "тем, что есть" и "тем, что может быть". "То, что есть" может быть вес 180 фунтов, а "что могло бы быть" - 150. "То, что есть" может быть частыми прогулками в одиночестве, а "что могло бы быть" - те же прогулки с кем-то другим.

 Другие названия "того, что есть" - реальность и поведение. Другое название "того, что могло бы быть" - воображение, мечта, цель, идеал или норма. Изменение состоит в том, чтобы мечта воплотилась в реальность (прогулки с другим), в достижение цели (вес 150 фунтов), в соответствование норме или идеалу (прекращение интрижки), когда оно происходит полно, то включает такие чувства, как успех, завершенность или удовлетворение.

 Когда изменение происходит, хотя еще не завершено, т.е. когда происходит какое-то движение того, что есть, в сторону того, что могло бы быть - потеря веса, начинающееся общение с другими людьми - возникает чувства предвосхищения, надежды и волнения. Когда движения нет, несмотря на все усилия, когда то, что есть, так же далеко от того, что могло бы быть (весы по-прежнему показывает 180, несмотря на диету, прогулки по-прежнему одиноки), это сопровождают чувства разочарования, застоя вины и отчаяния.

 Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляют их искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения здоровье и благополучие определяется как "то, что могло бы быть", а нездоровье и неблагополучие - как "то, что есть" -симптом.

 Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается, и часто не удается. К счастью, есть другой путь соединения того, что есть и того, что могло бы быть - убедить "то, что могло бы быть" соответствовать "тому, что есть". Это значит понять (но не только интелектуально), что то, что есть, вполне "О'кей" такое, какое оно есть: это и есть Просветление.

 Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении столь же полно, как и в изменении, хотя здесь оно окрашено не "успехом", а более мирным и удовлетворенным чувством "возвращения домой". С точки зрения Просветления, совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть, нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - в сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем какие они есть.

 Давайте применим эти представления к человеку, весящему 180 фунтов, - это человек за 50, который весил лишние 30 фунтов всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам табличку роста и веса, в которой 150 фунтов веса рассматривают, как оптимальный вес для мужчины его роста, он цитирует врачей, утверждающих, что лишний вес опасен для сердца и внутренних органов. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 150 фунтов, хотя удовлетворение этим омрачалось бы постоянным беспокойством, как бы не вернулся лишний вес, заботой о диете и пр. С точки зрения Просветления продолжающиеся старания уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье. Человек может с тем же основанием посмотреть на таблицу веса и роста, найти рост, соответствущий его весу и стараться "вырасти". Это человек 180 фунтов веса, обладавший некоторой системой иллюзий, и эта система иллюзий ведет к хроническому чувству вины, самопорицанию, негативному образу себя, что и составляет его проблему.

 Прежде, чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на момент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, у которого тоже была проблема с весом. Его рост был около 165 см, а весил он 240 фунтов, проблема состояла в том, что ему нужно было добавить еще 10 фунтов, чтобы иметь оптимальный вес для выступления в своей категории. Вес в 250 фунтов имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить каким-то органам и вызвать лишнее напряжение для сердца, но его жизнь в целом лучше при 250 фунтах, чем при том весе, который "должен" быть в соответствии с медицинскими таблицами, если бы он когда-иибудь "достиг" последнего, он бы был разбит, вместо того, чтобы быть богатым и знаменитым. Ясно, что "лишний вес" правилен для него, точнее даже сказать (вспоминая истории про мирового судью) 150 фунтов совсем не "лишний" вес с точки зрения его жизни; с точки зрения того, что для него важно, 250 фунтов - правильный вес.

 Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весящему 180 фунтов, с той разницей, что соображения, по которым его вес 180 фунтов правилен для него, не столь явны и понятны, как в случае борца-спортсмена. Существуют какие-то неизвестные преимущества 180 фунтов или/и какие-то неизвестные недостатки 150 фунтов, неизвестные преимущества могут быть чем угодно - хотя бы "нежеланием" уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять здесь в том, что, приняв во внимание все в целом, 180 фунтов - правильный вес, а его постоянное самопонукание к похудению - патология. Что касается медицинских карт-таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному среднему человеку. Более того, если только он переживет свое совершенство при 180 фунтах, он может быть увидит все неизвестные ему выгоды этого веса. Сознавая эти выгоды, он, может быть, постепенно, без всякого самопонукания, найдет другие способы достижения их и, воспользовавшись ими, он может и сбросит вес (а может и не сбросит). В любом случае чувство вины и самопонукания исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.

 Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это положение.

 1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек, в той области жизни, в которой он просветлен, не "уступает" чему-то, не "позитивно относится" к чему-то, не "убеждается" в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением окончательной истины принимает и приветствует свой до того отвергавшийся "симптом" как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от "принятия сквозь зубы". Нетрудно видеть, когда клиент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на "свете".

 2. Каждый постоянно меняется, в том числе и "просветленные" люди. "Изменение", которое противопоставлялось Просветлению, это произвольное, заранее запланированное, целенаправленное и, как правило, требующее усилий изменение, а не те спонтанные изменения, которые постоянно со всеми происходят. В действительности, как упоминалось, спонтанные изменения произойдут с теми, кто избавился от самопонукания и "старания" и больше сознает полноту своей природы. Вместе с тем, точка зрения Просветления - это не один из трюков, чтобы достигнуть парадоксального изменения. Клиент, обретший Просветление, безразличен: он доволен и изменением и его отсутствием.

 3. Несколько раз я употребил фразу "встать за" выбором клиента, нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я лирически восторгаюсь, нахожу "по существу хорошее" в чем-то, поощряю самые неожиданные жизненные выборы. В действительности же в контексте людям всегда понятно, что я не всегда серьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных действий. Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они выстраивают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное сознавание смутные фантазии, которые они учитывают, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что люди делают. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают (что бы они ни делали), увеличивало их жизненность. Однако, любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность - это мои представления, которые могут только увеличить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Чего бы ни просил клиент, я обращаюсь с ним, как с королем в своей Вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности в его жизни.

 4. Хотя точка зрения Просветления может быть пригодна и к постоянной, длительной работе, она особенно хороша в непродолжительной, кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Просветление приходит короткими интенсивными вспышками, за которыми следуют периоды действия и консолидации сами по себе, затем, когда человек готов к большему, вновь приходит Просветление.

 Поскольку эта глава посвящена точке зрения Просветления, может показаться, что я считаю, что она "лучше", чем подход к терапии с точки зрения изменения. Это не так: для каждой из этих точек зрения есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей, каковы они есть. Терапевт, владеющий обеими точками зрения и не привязанный к одной более, чем к другой, будет столь хорошо делать свою работу, как только это возможно. Каждый аргумент клиента относительно того, как трудно изменение, становится аргументом для принятия, чем более невыносимым клиент находит то, что есть, тем больше энергии в работе изменения терапевт может от него ждать. Основное правило для терапевта, владевшего обеими точками зрения, таково: любое чувство неэффективного напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить точку зрения, когда третье "да, но..." следует за третьим "почему бы вам не... " - может быть, пора сказать: "знаете, вы правы, похоже, что это невозможно, давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в реальности".

 В этой главе представлена точка зрения, которая, хотя она выросла на практике гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма соответствующей просветлению. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека, некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его целиком, если сам он этого не переживает, то лишь только потому, что он принимает некоторую узкую, нецелостную позицию, основывающуюся на интериоризированной внешней точке зрения, оценке. Были предложены способы восполнить в клиентах целостность подхода Если только клиент сможет пережить совершенство того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как "патология", его жизнь немедленно начнет спонтанно нормализовываться, она будет становиться такой хорошей, как это возможно, так быстро, как это возможно, и теми способами, как нельзя было бы предвидеть с патологической точки зрения.

 Существенной чертой завершения с точки зрения Просветления является то, что клиент - в некоторой области своей жизни -действительно отбрасывает все негативные самооценки и внезапно чувствует себя "о'кей" в том виде, каков он есть (иногда возникает вспышка - предположение, что он, может быть полностью "о'кей", но более реально понимание относится к определенной области жизни). В любом случае, в той мере, в какой это положение имеет место, отпадает потребность в защите себя или в проективном "контр-нападении" на других посредством изолирующих оценок реальности. Человек, которого не судят, не должен судить. Когда негативная самооценка убывает, уменьшаются препятствия к переживанию глубокого контакта с другими и увеличивается способность к транс-персональным переживаниям. "Когда я действительно о'кей, я могу видеть все другое и всех других тоже о'кей.

 Глава 9. От сознавания к Просветлению.

 С самого начала в гештальт-терапии было нечто, что отличало ее от различных форм динамической психиатрии. Моменты, которые я лучше всего помню из разных времен Лос-Анжелеса и Исалены, обладали качествами мирного благорасположенного опыта, сколь бы не было подчас болезненным содержание, и это отличалось от других моих опытов в терапии, сколь бы эффективными они не были. Сам Фриц Перлс, ощущая это отличие, начал в середине 60-х употреблять термин "минисатори", стараясь схватить это ощущение. Однако, его язык и разговоры все же продолжали вращаться вокруг патологии и моста.

 В развивавшейся гештальт-терапии возникали собственные препятствия к осознаванию ее сущностной природы. Для многих гештальт-терапия первого и второго поколения (включая меня самого в большей степени, чем мне хотелось бы думать) это часто оставалось занятием (но не для самого Фрица!). Нужно было что-то делать, сознавание часто ощущалось "заданием", которое может не удасться, если вы не будете выполнять его правильно. Оглядываясь назад, я ощущаю это как одну из фундаментальных тенденций американской культуры, проявляющуюся и в этой новой области. Вместе с тем это было одним из факторов, заставивших меня отойти от гештальтистов и искать других вещей вокруг.

 В 1977 году в процессе этих поисков я набрел на описанное ранее упражнение "переименование симптома". Разрабатывая его со мной в течение нескольких месяцев, мой партнер Джордж Пранский предложил новый способ его использования. Он брал любое заявление клиента и применял эту тактику. Закончив, он ждал, если клиент говорил что-то еще, он вновь применял эту тактику к новому высказыванию клиента. Не оставалось делать ничего другого - вопросов, на которые можно было бы отвечать, упражнений, которые нужно было выполнять, и которые могли бы не получиться - только мирно ждать и смотреть, что дальше возникало. Далее следует описание этой процедуры, которое мы с Джорджем давали в статье "Гештальт-терапия посредством изменения целостной перспективы. Бархатный Каток".

 Сознавание целительно. В той мере, в какой я сознаю процессы, которые происходят во мне и со мною, они происходят столь хорошо, сколь только могут, это не гарантирует счастья, но создает путь к возможно большему количеству хороших чувств в данной ситуации. Из этого положения, с которым большинство гештальтистов не согласится, всего один шаг до того, что если некоторая доля сознавания хороша, то больше сознавания (более глубокое, более полное, более широкое сознавание) - еще лучше. И большая часть технологии гештальта фокусируется на этом расширении, увеличении сознавания. Направление этого расширения, метафорически говоря - наружу, как правило, к некоторой "следующей" сознаваемой вещи, к следующему шагу.

 В этом стремлении к "большему" сознаванию есть опасный побочный эффект, особенно в нашей культуре, ориентированной на "достижение". "Обретение" "следующего" сознавания, вместо того, чтобы просто давать сознаванию происходить, становится сначала целью, потом - ожиданием, потом - нормой, а для некоторых - навязчивой идеей. Начинаются сопоставления: это сознавание не так хорошо как (1) то, которое было у меня недавно, (2) то, которое было у Джо, (3) то, которое должно было бы быть. Следуют оценки. Может быть, этот (партнер) (эта группа) (этот лидер) (эта форма терапии) не то, что мне в самом деле нужно. Может быть, прости Господи, - со мною не все в порядке, поскольку сознавание, которого я достигаю, хуже нормы. Тонус группы, в которой разворачивается этот процесс, становится все более тяжелый, и энергия все больше теряется.

 Каждый, кто пробыл некоторое время в среде гештальт-терапевтов и групп, вспомнит времена, когда возникали такого рода процессы с ним или с другими. Это на самом деле побочный эффект, который не является ни необходимым, ни обязательным, но в нашей соревновательной культуре это происходит слишком часто. В эти моменты мы по существу впадаем в грех обжорства, стремясь к следующему "куску", вместо того, чтобы прожевать и почувствовать вкус того, который у нас во рту. Центральная проблема в "обжорстве сознавания" состоит в том, что внимание перебегает на что-то следующее, и при этом оно отнимается от полного использования и оценки сознавания того, которое уже наличествует. Полная целительная сила сознавания наличествующего не обретается в этом поспешании за следующим. Однако же в любой данный момент сознавание, которое в нем уже есть, - достаточный "кусок", и следующий шаг не состоит в том, чтобы добавить существенное "количество". Исходя из этого понимания, мы начали работу в другом направлении -в расширении сознавания, стремясь к возможности более полно оценить то, что есть, а не достичь большего, метафорически говоря, это можно представить себе как распространение сознавания "вверх", а не "вперед и дальше". Мы добавляем клиенту не содержание сознаваемого, а лишь смещаем перспективу в наличии того, что он говорит. Пример начинающегося разговора может наилучшим образом пояснить это.

 К.(клиент): Я пью слишком много и, кажется, не могу остановиться.

 Т. (терапевт): Это хорошо - вы не остаетесь, как большинство пьющих, без сознавания, вы уже понимаете проблему. Более того, вы уже предпринимали шаги, чтобы прекратить это, а не просто пассивно сознаете свой недостаток.

 К.: Но ничего из того, что я пробовал, до сих пор не помогло.

 Т.: Да, и тем не менее вы не дали нескольким временным неудачам лишить вас острого сознавания проблемы.

 К.: Я уже близок к тому, чтобы сдаться.

 Т.: Да, вы действительно готовы пережить свое отчаяние, рассказывая о нем здесь.

 К.: Но это разрушает мою семью!

 Т.: Так вами движет не только забота о себе, но и эабота о вашей семье!

 К.: То, как я веду себя, иногда не создает впечатления большой любви.

 Т.: В своей заботе вы готовы рассмотреть даже возможность, что вы их не любите.

 Суть реплик терапевта в изменении перспективы. Не добавляется нового знания, только другая точка зрения, с которой состояние, о котором говорит клиент, неожиданно начинает выглядеть позитивным, а не негативным. Первым утверждением клиент зачисляет себя в разряд людей, которые слишком много пьют. Имплицитно он сравнивает себя с классом людей, которые не пьют слишком много. В таком сравнении он, естественно, выглядит не слишком хорошо, и его чувства выражаются тоном голоса, подавленным поведением и пр. Терапевт принимает утверждение факта (пьет слишком много) как таковое, но затем отмечает, что в широком классе людей, которые пьют слишком много, есть два подкласса. Более широкий и более патологический включает тех, кто пьет слишком много и не сознает это, меньший, более близкий к здоровью, включает тех, кто пьет слишком много и сознает это. В таком сравнении клиент, разумеется, выглядит гораздо лучше, даже для самого себя. Дело не в том, что он нуждается в оценке терапевта. Коль скоро новая перспектива представлена, он может увидеть, что она уже латентно существует в его вселенной, и он может осуществить свою собственную оценку. Он нуждается только в напоминании о возможности такой точки зрения. Т. е. подчеркивается изменение перспективы, а не оценка, которая служит лишь драматическим способом представить новую точку зрения.

 Наше основание состоит в том, что клиент уже осознает все, что ему нужно. Единственная проблема состоит в том, что он упорствует в сохранении узкой негативной точки зрения того, о чем идет речь, а мы обращаемся с его проблемой, создавая перспективу, которая, как мы знаем, уже существует в его наборе возможных перспектив и в которой то, что он делает, внезапно выглядит "о'кей". Ему не нужно гнаться за чем-то новым, нужно лишь переживать и переваривать то, что у него уже есть. Этому соответствует тот факт, что в таком диалоге клиент никогда не останется с чем-то, что он должен будет делать: он не должен отвечать на какие-то вопросы, вовлекаться в диалоги, выполнять упражнения. Он полон и совершенен такой, какой он есть: мы лишь хотим дать ему место, чтобы почувствовать и оценить эту полноту в должной степени. Разумеется, в молчании, которое последует эа репликой терапевта, нечто придет, может быть, это будет возражение на позитивную перспективу (которе само будет поставлено в надлежащую перспективу, чтобы показать и его совершенство), или новый шаг сознавания, который, поскольку он исходит от пациента, будет оптимальным, наиболее подходящим, не обусловленным соображениями терапевта. Когда цикл такого рода вмешательства завершается, последнее молчание - обычно порыв добрых чувств клиента, который ощущается во всей комнате, и клиент обнаруживает с удивлением внезапное ощущение "спокойности", хотя ничего не "произошло" в отношени "жалобы" (как правило, при ближайшем рассмотрении оказывается, что "произошло" весьма многое, но не то, что клиент ожидал).

 Часто во время этого процесса переоценки люди обнаруживают, насколько они привязаны к негативным оценкам, и это новое понимание может заместить первоначальное содержание как центр внимания. Замечательно наблюдать, на какие уловки некоторые люди готовы пойти, лишь бы удержать негативный образ, невозможный перед лицом такого стиля терапии. Одна из таких клиенток, когда ее упорная негативность наконец сдалась, назвала этот процесс "Бархатным катком". Бархатный каток - сравнительно новый метод, и мы еще не все знаем о его тонких моментах и о пределах его полезности. Он, очевидно, полезен с "опытными" клиентами, особенно с теми, кто попал в тиски "жадности сознавания" или упорных негативных образах себя. В частности, мы нашли это очень полезной дисциплиной для самих себя. Пока мы концентрируемся на репликах, которые возвещают позитивность и не оставляют клиенту ничего иного, мы можем весьма внятно услышать собственное внутреннее оценочное бормотание, негативность и желание делать "умные" замечания, и такой стиль работы создает прекрасную возможность заставить эти тенденции убраться.

 Нетрудно увидеть, как можно соединить этот процесс переоценки с более традиционными активными вмешательствами гештальт-терапии. Сдвиг настроения от мирного, нетребовательного переоценивания к более энергетичному качеству "делания" классической гештальт-терапии кажется иногда дисгармоничным, поэтому лучше эти способы работы больным проводить большими сегментами, посвящая каждый значительный раздел работы последовательно одному из способов, другой, следующий, - другому. Для целей обучения использование лишь одного из способов в каждом разделе работы крайне предпочтительно.

 Кроме действия содержания реплик тон работы оказывает значительное воздействие на людей. Мы обнаружили, что этот тон влияет на всю нашу работу в терапии и в обучении, даже когда мы используем различные методы или обучаем различным методам.

 Поначалу мне не приходило в голову, что "бархатный каток" имеет какое-то отношение к гештальт-терапии, казалось, что он исходит из других оснований. Однако, когда мы уже готовы были опубликовать статью о методе, я вдруг понял, что это и есть гештальт-терапия. Нечто в умиротворенном и хорошем самочувствии, которое появилось в результате успешного применения этого подхода, напомнило мне мои чувства в ранние дни работы с Фрицем. И когда я услышал в фильме, как Фриц говорит о "пробуждении от кошмара", я понял, что это ощущение является основным в гештальте и что, несмотря на все отходы в сторону и иные использования, Гештальт по существу был "западным подходом" к Просветлению.

 Есть и другая линия этого понимания. Не раз проводя гештальтистские семинары по работе со снами, я отдавался сильному ощущению, что сновидения и жизнь в них имеют свою собственную реальность, далеко не сводящуюся к тому, чтобы служить повседневному эго источником информации, как это часто понимается, собственную жизнь в некоторых отношениях более глубокую и значительную, чем то, с о чем говорит суетливое поверхностное эго, когда оно описывет сны и "прорабатывает" их. Я часто чувствовал, что жизнь снов спокойно продолжается, не обращая внимание на безумное круговращение поверхностного эго. Я представил себе это как образ большого устойчивого слона, который мощно и спокойно бродит по своим делам, в то время как на его спине вверх и вниз прыгает обезьяна. У обезьяны создалась иллюзия, что она управляет слоном, что слон для того и существует, чтобы возить ее туда-сюда (хотя иногда он не слушается). В действительности обезьяна весьма мало может управлять, это немногое также основывается лишь на ее хитрости: заметив, что слон имеет весьма регулярные привычки, она научилась "приказывать" ему идти туда, куда он собирается идти, и так наловчилась в своей наблюдательности, что наполовину одурачила саму себя, думая, чю она действительно правит (временами, разумеется, поскольку она нещадно прыгает на спине слона, он замечает ее существование, так, что она действительно "оказывает влияние" на этого огромного зверя, что еще больше вводит ее в заблуждение). Чувство, которое я пытаюсь вызвать этой басней, - догадка, что жизнь обладает неимоверно большей глубиной, чем повседневное сознание может постичь. Существовала опасность, что гештальт-терапия ограничится этим повседневным эго и будет использоваться для целей управления, приспособления и достижения. Фразы Фрица, вроде "дайте управлять ситуации" и "начинайте танец отрешенности", как и его постоянное презрительное отношение к болтовне (он называл ее "птичьим пометом"), которую люди пытаются выдать за "чувства", его уважение к "плодотворной пустоте" - все это отражение его прорывов на этот уровень и сопротивления тому, чтобы ограничивать способности Гештальта.

 Размышляя над этим источником силы и жизни за пределами эго - "запредельным внутри", как кто-то назвал его, - я задумался о том, как примирить его с представлением об ответственности, о котором я говорил во 2-й главе как "соглашении признать своим": если источник жизни глубже, чем эго, как может эго "признать своим" что-либо. Я вижу в этом одну из центральных проблем нашей ориентированной на деятельность культуре: путаницу между "признанием своим": т.е. принятием ответственности, и управлением, т. е, принуждением случиться. Это очень глубокая путаница, может быть более глубокая и коварная, чем путаница между ответственностью и стыдом (виной, о которой шла речь в 4 главе). О них пойдет речь во 2-м томе этой работы, пока же достаточно сказать, что я могу "признать своим" посредством ответственности, охватывающей неизбежное: это радостное отдавание себя "тому, что есть" полностью ответственно. Это отличается от обиженного ощущения себя жертвой не отдаванием себя неизбежному, а качеством чувствования, жертва сопротивляется и подчиняется, тот же, кто отдается своей судьбе и своему предназначению, полон мира и даже радости. В нашей культуре широко распространено представление, что "признание своим" и ответственность тождественно управлению, в гештальт-терапии это также является источником непонимания и ложных трактовок. Можно быть ответственным, управляя и не управляя, это разные вещи, так же, как ничего не имеют общего с ответственностью стыд, вина и доверие.

 Эта линия заставляет меня добавить четвертый уровень к трем, упомянутым во 2 главе: после энергии, фокусировки и признания своим следует уровень мирного предания себя тому, что есть (фрицевское "дайте управлять ситуации"). Т.е. завершенный Гештальт представляется мне объемлющим 4 уровня: (1) наличие энергии возбуждения, (2) фокусированного знания качества вовлеченной энергии. (3) признание своим, во мне и от меня, этих качеств, каковы бы они ни были и (4) принятие и способность ценить эти качества такими, каковы они есть.

 Гештальт-терапия довольствуется первыми тремя, и это вносит тонкие искажения. Если четвертый шаг пропущен, то гештальт может служить целям самоуправления и самоманипуляции, это позволило мне понять злоупотребления в гештальт-терапии. Я, например, замечал, что когда человек действительно отказывается от "долженствования", вроде "я должна прибраться дома", результатом является то, что, как правило, он начинает спонтанно лучше прибираться в доме. Однако, если он "разумно" отказывается от долженствования, чтобы лучше прибираться дома, этого не происходит. А происходит то, что он не принимает свое долженствование таким совершенным, какое оно на самом деле, а пытается манипулировать им, изменить его. Теперь я могу объяснить, что Гештальт в этом случае неполон, и возникает застой и конфликт.

 Как все остальное в Америке, Гештальт часто пытались использовать на службе амбиций и целей повседневного эго.Нет ничего внутренне дурного в самих этих целях. единственная проблем состоит в том, что, будучи узкими и частичными, они могут так или иначе исказить более глубокие тенденции и импульсы жизни человека. Говоря языком образа, приведенного выше, если обезьяна получит гештальт-терапию, она перестанет прыгать с таким шумом и отдастся движению слона, помогая, чем может, в его движении, но в основном - радуясь прогулке.

 Даосы учат, что в каждом центре относительно сильного проявления некоторой тенденции рождается ее противоположность. Гештальт-терапия возникла в культуре, связанной со стремлением, и была профессией, привязанной к патологии и к уверенности, что всякое стремление неизбежно болезненно и требует усилий. Я подозреваю, что даже Фриц поначалу думал, что он владеет способом несколько лучше решать проблемы, не зная еще, что он развивает способ видения, в котором сами проблемы - это иллюзии, которые должны развеяться, а не разрешиться.

 Теперь мне кажется, что важная, если не центральная тема в гештальт-терапии - это понимание, что проблема - симптом привычка, тревожность, конфликт и т.п. - не существуют в "реальном" мире. Это иллюзии, конструкции, выдумки, фикции набрасываемые на реальный мир, как проектор отбрасывает черты изображения на экран. Чтобы спать лучше, мы не должны изменять реальность, нам нужно лишь расстаться с иллюзиями. Нам не нужно отрицать реальность или бороться с ней (как с точки зрения изменения, нужно принять реальность и играть с ней - такова точка зрения Гештальта. Играя с реальностью, мы обнаружим, что так или иначе можем с ней примириться.

 ЧАСТЬ 2. ПОЯВЛЕНИЕ

 Введение

 Я представляю себе Фрица Перлса как ребенка, бродящего по площадке для игр, полных разнообразных принадлежностей. Некоторые он детально исследует, другими играет некоторое время, на иные лишь бросает взгляд, размышляя вслух и двигаясь. Иногда он возвращается к старым игрушкам и рассматривает их под углом зрения нового накопленного опыта, обнаруживая что-то, чего он не эаметил в первый раз. Неудивительно, что та игрушка, с которой он играл в данный момент, была самой важной и заполняла его писания и разговоры - пока он с ней играл.

 Череэ некоторое время другие дети замечают, как ему интересно и присоединяются к нему. Он охотно делится игрой с другими - более охотно, чем некоторые из тех, кто к нему присоединился - хотя он и не слишком склонен к кооперации и иногда заинтересован в сохранении собственности. Некоторые из присоединившихся к нему не обладают слишком развитым воображением, то, с чем Фриц играл в тот момент, когда они к нему присоединились, составляет для них всю гештальт-терапию, и они начинают протестовать, когда он переходит к другим вещам (иной раэ, встречая гештальт-терапевта, я могу догадаться, в какой момент он присоединился к Перлсу, по игрушкам, которые продолжают его эанимать).

 Хотя эта площадка для игр привлекает меня также, как Фрица, почти с самого начала для меня вырисовываются иные игрушки. Я с уважением изучил все, что нравилось Фрицу, но начал посвящать все больше времени тому, чему он уделял времени гораздо меньше.

 Эта часть посвящена темам, которые Перлс затрагивает до некоторой степени, но которые не составляют основу и предмет основного интереса для него. Все здесь кажется мне по существу принадлежащим гештальт-терапии, но часто по видимости это удаляется от того, что более принято в традиции.

 Вопрос же, что такое гештальт-терапия, эанимал меня в течении многих лет. В этой части делаются три попытки ответить на него - одна в четвертой главе и две в шестой. Глава 4 - попытка дать общий обзор гештальт-терапии дла непрофессионального читателя, к ее концу можно обнаружить некоторые расхождения с традицией, особенно в вопросе об "ответственности" и "долженствовании". Глава 5 является логическим продолжением 3 и также несколько отличается от принятых способов репрезентации, кое-что в ней взято из других источников, например, у Гурджиева.

 Я полагаю, что эта часть - наиболее богатая материалом в книге, и она составляет для меня в наибольшей степени "незаконченное дело". Она доведена до стадии, на которой я нахожусь сам, но предстоит еще многое пройти, так что эти темы будут продолжены во 2-м томе. 6 глава предназначается, в основном, для практикующих терапевтов, это не "ноу хау", а скорее разговор о фундаментальных вопросах, касающихся того, как осуществлять терапию по отношению к людям.

 Глава 4. Гештальт-терапия

 Начиная писать эту главу, я чувствуй себя как музыкант, пытающийся передать, что такое 9 симфония Бетховена, насвистывая несколько тактов основных тем. "Гештальт" - немецкое слово, означающее "структурированное целое", подчеркивает важность полного контакта в коммуникации. Наша коммуникация ограничена небольшим количеством черных следов на белой бумаге. Если бы я, сидящий в своей фрустрации эа машинкой, мог придти к вам, сидящим, может быть столь же фрустрированно, эа своим столом (или на диване перед телевизором), мы могли бы работать вместе, концентрируясь на деталях общей для нас ситуации, и при этом мы могли бы учиться, т.е. открывать новые возможности.

 Структурированные целые. Ничто не существует в изоляции. Я пишу не в вакууме, и не в вакууме вы читаете. То, зачем вы читаете эту главу, то, как вы сидите (и где), настроение, в котором вы начали это делать, - частично определяет то, что и как вы поймете и как вы будете использовать то, что прочли. То, как вы будете использовать, гораздо важнее, чем то, как вы "поняли", если под "пониманием" понимать обычный процесс словесных переформулировок.

 Единственное в понимании этой главы -это некоторое изменение в том, что вы сможете более эффективно "восчувдумдействовать" (спасибо Девиду Кречу, коллеге, эа этот неологизм) в мире. Если вы будете более эффективно вос(принимать) - чув(ствовать) - дум(ать) -действовать, проработав эту статъю, - значит, мы вместе что-то сделали, если нет - ничего не произошло.

 Я хотел бы, чтобы вы прожевали то, что представлено здесь в качестве гештальтистской точки зрения, извлекли из этого питательные соки, впитали их так, чтобы они могли претвориться в действование, а потом выбросили слова и предложения как пустую шелуху, каковой они и являются. "Знать" - это нечто весьма отличное от "знать о". Я надеюсь, что каждый раз, столкнувшись с этим различием, вы будете делать выбор в пользу "знать".

 Здесь уместно заметить, что я не чувствую потребности, чтобы эта статья была полной или чтобы она соответствовала чему-либо, что вы могли слышать или читать про гештальт-терапию. Я буду рассматривать ее с разных точек зрения, каждая более или менее полна и каждая различными способами пересекается с другими, но вместе с тем и независима, представляя особую точку зрения. Интегрирование кажущихся несоответствий - сама по себе полезная работа.

 В действительности, вы в общем знаете все, что я собираюсь сказать в этой статье. Знание не аддитивно. Мы не прикладываем кирпичи друг к другу и не ставим друг на друга балки, мы скорее все более глубоко и полно дифференцируем и проясняем отвошения в пределах широких понятий, о которых мы уже имеем некоторое общее представление. Я собираюсь лишь напомнить вам некоторые вещи и кое-что акцентировать.

 Это один из принципов, с которым гештальт-терапевты подходят к своим клиентам. Пациенты уже знают, что им следует энать, и имеют все, что им нужно иметь. Они нуждаются лишь в некоторой помощи для прояснения. И эта помощь, скорее всего, будет состоять совсем не в том, что обычно понимается под помощью, а в разрушении глубокого убеждения пациента, что он нуждается в помощи, и в демонстрировании ему на его собственном опыте, что он уже обладает тем, что ему нужно.

 Гештальт-терапия развивалась в 40-е годы Фредериком Перлсом. Она опиралась на три группы принципов: развивавшимся психоанализом, прежде всего в варианте Вильгельма Райха, экзистенциализмом и холизмом и гештальт-психологией (Курт Кофка). Сильная и особенная личность Фрица Перлса и его работа в контексте терапии придали этим принципам весьма своеобразную форму. Вместе с тем, многим из вас, работавшим с ним, было ясно, что принципы не только независимы от личного стиля Фрица Перлса, но более того, они не ограничиваются формой психотерапии скорее они составляют целостный подход к жизни, некоторые из нас формально заявили об этом, переменив название гештальт-терапии на "обучение сознаванию гештальтистов" (с чем Перлс соглашался).

 Т.е. хотя многие примеры в этой статье взяты из разговоров с пациентами, не следует думать, что методы или точки зрения ограничены "терапией".

 В действительности все наиболее важные иллюстрации будут взяты из вашей собственной жизни. На протяжении всей главы разбросаны упражнения и эксперименты, которые вы должны проделать сами, записывая то, что у вас получится. Каждое упражнение - это, по существу, структура, позиция, в которую вы должны поместить себя, в которой вы имеете возможность пережить определенные вещи и обнаружить нечто новое относительно себя и Гештальта.

 Эксперимент 1

 В качестве 1 эксперимента "заморозьте" ту позу, в которой он вас застал, т. е. сидите так, как вы сидите, изменение столь мало, сколь только возможно. Обратите внимание на то, как именно вы сидите, как вы держите книгу, какое отношение к ней у вас уже сформировалось, каково ваше настроение и каковы ваши мотивы в этот момент.

 Когда вы будете полностью сознавать, что в этот момент происходит, попробуйте сделать некоторое "обращение", изменив свою позу на "противоположную". Представьте себе, что ваше настроение является противоположным, что ваши мотивы противоположны. Посмотрите, что будет при этом происходить.

 Научение чему-то, что вовлекает полностью весь организм (что ведет к знанию, в отличие от "знания о"), лучше всего происходит посредством пробования чего-то и получения обратной связи от мира, затем небольших перемен, новых попыток, новой обратной связи и так далее. (Кто-то отметил, что сложная вещь, которой дети лучше всего научаются, это ходьба, потому что обучают их не люди, а сила тяжести, которая весьма внимательна, надежна и точна в качестве обратной связи). Поскольку я не могу представить вам обратную связь по поводу того, как вы взаимодействуете с моими словами, я предложу вам несколько способов для увеличения той обратной связи, которую вы можете для себя создать.

 (1) Держите под рукой во время чтения тетрадь и делайте заметки по тем экспериментам, которые я предлагаю.

 (2) Каждый раз, когда вы не выполните эксперимент в тот момент, когда вы до него дочитали, запишите суть вашего возражения против Того, чтобы сделать его в данный момент,

 (3) если вы не делаете ни первого, ни второго, обратите внимание на качество чувства, которое создает в вас отказ, переживите полностью это чувство,

 (4) проработайте с кем-то еще, кто читает эту главу, получая обратную связь друг от друга,

 (5) сделайте какое-либо изображение меня, поместите его на пустой стул рядом со своим столом, каждый раз, когда у вас возникает какое-либо соображение, в особенности возражение, высказывайте его моему изображению, затем меняйтесь с ним стулом и отвечайте, как будто вы - это я, прилагая максимум усилий к тому, чтобы догадаться, что я сказал бы (для наилучших результатов продолжайте каждый диалог до трех реплик каждой из сторон). Вы можете, если вам нравится, посчитать это предложение смешным, тем не менее я рекомендую это серьезно. Если в какой-то момент вам придет в голову использовать мое изображение для втыкания иголок, не забудьте потом поменяться с ним стульями и поговорить за меня!

 В целом не верьте ничему в этой главе, пока не проверите своим собственным опытом. Экспериментируйте с идеями и формулировками (еще лучше играйте с ними): пока вы не проделаете этого, они не станут вашими. Я получил ученую степень и годами рассказывал в лекциях о проекции, но не понял, что это такое, пока Фриц Перлс не провел меня через эксперименты, в которых я мог почувствовать это органически, на своей шкуре. До этого я знал о проекции, после этого я "восчувдумделал" то, что я знал. Вместе с этим, не спешите отбрасывать понятия, если они немедленно не начинают сооответствовать вашим представлениям. Дайте этим идеям честный шанс, испытайте их в разных контекстах и в разное время. Я всю жизнь проучился в школе, думая про себя свое "но" и больше обращая внимания на критику, исключения и ошибки, чем стараясь искать новое более широкого значения.

 Посмотрите, нет ли в вас самих такой установки, и дайте по меньшей мере такое же время другой, более открытой и детской. Помните, что то, что кажется "правильным", может казаться таким только в силу длительной привычки. Человек, привыкший сутулиться, чувствует себя "как-то не так", если выпрямляется. Испытайте эти идеи в течении достаточного времени, чтобы они могли противостоять привычному и знакомому.

 В качестве начальной точки для рассмотрения Гештальта возьмем простую точку зрения. В каждый данный момент каждый человек вовлечен во множество энергетических процессов, движений и делания чего-то. Мышцы человека всегда находятся в состоянии действия, даже в покое они поддерживается в определенном тонусе. На уровне физической энергии всегда что-то происходит.

 В то же время, если только не говорить о состоянии сна или потери сознания, что-то всегда происходит в сознавании человека, он что-то сознает каким-то родом сознания. Этот процесс гораздо труднее определить или отметить, но что-то все время происходит.

 С точки зрения Гештальта, психическое здоровье состоит в тесном соответствии между этими двумя процессами. Когда сознавание-замечание человека конгруэнтно с, или соответствует протеканию энергетического процесса, человек психически здоров, даже если он испытывает боль. Психическое нездоровье состоит в отсутствии этого соответствия, т.е. в том, что важные энергетические процессы выпадают из сознавания, не замечаются человеком.

 Здесь необходимо сделать некоторое уточнение. Нет необходимости, чтобы сознавание следовало за каждым энергетическим проявлением, если нет препятствий к тому, чтобы оно следовало за ним. Например, если человек в течении 20 лет играет на рояле буги-вуги, он почти совершенно не сознает, что делает его левая рука, когда он играет пьесу. Если только вообще его внимание привязано к тому, что он играет, то оно следует за правой рукой. Более вероятно, что он с кем-то болтает, пока руки играют то, что нужно, или флиртует с горничной. Однако, если что-то идет не так, - например, запала клавиша

 - нет никаких препятствий к тому, чтобы его сознавание быстро и полностью перешло на левую руку.

 В ситуации терапии может возникнуть сцена, когда мужчина говорит: "Да, сэр, Док, я прекрасно уживаюсь с женой, я действительно люблю ее". В то же время его правый кулак ударяет левую ладонь весьма свирепо. Это моиет быть просто подчеркивающим слова жестом, но может быть и чем-нибудь другим, и гештальтист привлечет внимание человека к этому проявлению и предложит посмотреть, что за сознавание придет вместе с ним, нет ли какой-нибудь враждебности или страха, сопровождающих слова о любви.

 Эксперимент 2

 В идеальном случае этот эксперимент лучше проводить с одним - двумя друзьями, читающими эту книгу, и с магнитофоном (запаситесь достаточным количеством ленты). Работая в свою очередь, когда другие просто наблюдают, начните просто отмечать все, что вы сознаете. Начинайте каждую фразу словами "Сейчас я сознаю... " и заканчивайте ее тем, что более всего заметно в сознавании в текущий момент. Если это-нечто такое, чего бы вы не хотели говорить вслух, так и скажите ("Сейчас я сознаю цензурирование").

 Гораздо лучше подвергать сознание цензуре, чем блокировать, чувствуйте себя свободными цензурировать сколько хотите. Если в течение некотрого времени не проявится цензурирование чего-то, вы лжете, или блокируете, или вы не обнаруженный до сих пор святой).

 В какой-то момент вы почувствуете желание остановиться и передать очередь кому-то другому. Первые два раза, когда вы почувствуете это, просто отметьте это, как очередное сознавание и продолжайте. В третий раз остановитесь и действительно дайте поэкспериментировать другому.

 Когда каждый проделает это один-два раза, посвятите некоторое время, прежде чем читать дальше, обсуждению и записыванию ваших впечатлений. То, что вы эапишите и спонтанно выразите для себя, важнее для вас и для вашего понимания Гештальта, чем аспекты эксперимента, на которые я собираюсь обратить ваше внимание, сколь бы существенны они не были.

 Очень вероятно, что наблюдая друг за другом во время этого эксперимента, вы заметите определенный способ поведения, иногда довольно интенсивного, который не отмечается в сознании выполняющего эксперимент. Во многих случаях то, о чем не сообщается, просто оказывается пропущенным из-за отбора: если спросить человека об определенном поведении в то время, как оно происходит, он отметит, что вполне сознает его. Но может быть и такое поведение, которое явно не сознается. Может быть и такое поведение, которое ни сознается полностью, ни выпадает из сознавания полностью. Если спросить о нем, человек может, например, сказать: "Да-да, я, наверное, улыбался. Я не замечал этого в тот момент, но, конечно же, так и было".

 Почти каждый никогда не отмечает некоторых очевидных энергетических проявлений, определенные процессы систематически выпадают. В процессе гештальтистской работы мы часто обнаруживаем, что, если указать на какое-то энергетическое проявление и пациент заметит его и сфокусируется на нем, это вызывает обычно взрыв чувств и мгновенное расширение сознавания, а также чувство удовольствия и высвобождения энергии. Как будто существовали препятствия к возможности сознавать некоторые процессы. Чем больше таких препятствий, тем больше энергия индивидуума связана в этих процессах и находится вне сознавания и в самих препятствиях, которые мешают сознаванию, и тем меньше энергии для плавного, пластичного и эффективного переживания жизни.

 Эксперимент 3

 Примите удобное положение, в одиночестве или с одним-двумя друзьями, читающими эту главу. Обратите внимание на то, чтобы ваша голова ни на что не опиралась. Закройте глаза и нчните чувствовать свое лицо "изнутри", просто замечайте, что с ним происходит.

 Постепенно, после того как вы нашли и отметили какое-либо напряжение, усильте это напряжение там, где вы обнаружили его, даже если вашему лицу становится неудобно и оно превращается в гримасу.

 Делая это, заметьте, не напрягается ли какая-нибудь часть тела. Отметьте, не приходят ли в голову какие-нибудь мысли, образы, воспоминания. Заметьте, что происходит, когда вы напрягаете до крайности то, что заметили, только закрыв глаза. Особенно отмечайте возникающие чувства.

 Часто выражение лица представляет вполне определенную эмоцию. Если эмоция ясна, посмотрите, не появится ли некий фокус или объект этой эмоции. Это может произойти, а может и не произойти. Или посмотрите, не возникнут ли специфические воспоминания о каком-то времени или месте.

 Важно не форсировать ничего из этого. Просто будьте открыты к возможности всего проиходящего и отмечайте, когда оно происходит. В особенности отмечайте тенденции отметать то, что происходит. Если вы, например, начинаете сознавать гнев, не выходите вовне этого переживания, задавая вопрос "чего это я сержусь?", а просто оставайтесь в нем. Пусть чувство гнева продолжается, дайте придти вместе с ним и другим образам, а не отходите в сторону, спрашивая "почему?"

 Запишите или расскажите, что произошло с вами. Если вы растерялись в технике этого эксперимента, попробуйте еще раз, часто нужао несколько попыток, прежде чем люди научаются это делать.

 В этом эксперименте могут возникнуть вопросы. Часто люди входят в эмоцию или отношение к чему-то, которые они давно носили с собой, не замечая этого. Это может быть и воспоминание большой давности, но чаще это что-то более близкое по времени. На лице расположены многие тонкие мышцы, хорошо снабженные нервными окончаниями, ему доступно огромное количество различных тонких изменений (выражений). Лицо гораздо более важно в общении, чем обычно думают, при чем не только в общении с другими, но и, так сказать, общении с собой. Тонкость и разнообразие переживаний эмоций основаны на обратной связи центральной нервной системы с тем, что происходит с лицом.

 Каждое сообщение о сознавании в одном из этих вариантов (экспериментов) или вообще в жизни, может рассматриваться с точки зрения того, насколько это прямой опыт, а насколько - представление об опыте.

 Если вы записали на магнитофон вашу первую попытку проделать упражнение в сознавании - прослушайте эту запись. Если нет - повторите эксперимент и отметьте каким-либо образом, о чем вы говорите, перенося фокус своего сознавания от момента к моменту. Отметьте, что сознавание, о котором говорите вы или говорят другие люди, существенно различается в отношении того, насколько оно относится к актуальному прямому опыту. Например, если во время эксперимента человек говорит: "я сознаю возникающую тревогу", мы в действительности не знаем, каков его реальный опыт. Если мы попросим: "Не можете ли вы более точно описать, что вы переживаете" - один может сказать: "я чувствую некоторое напряжение в горле, и у меня потеют руки", другой скажет: "Я чувствую тяжесть внизу живота, и у меня напрягаются ноги". Говоря о тревожности, люди основываются на совершенно различных комплексах сенсорных переживаний. Еще кто-то, сообщая о своем сознавании, скажет: "Я чувствую себя так, как будто мой лучший друг внезапно появился передо мной". Такого рода сравнения что-то передают, но могут также использоваться как препятствия к полному переживанию опыта. Говорящие так могут использовать воображение, чтобы вызвать в слушателях чувства, которые они сами не испытывают.

 В эксперименте с лицом вы могли заметить, что сознавание, начинавшееся весьма смутно и обобщенно, становится все более точным и ясно локализованным в определенных мышцах лица. В то же время связанная с этим эмоция становится яснее. Представление "Я чувствую тревожность" - это довольно сложное заключение, основанное на большом количестве актуальных впечатлений, которые переживаются, будучи заключением или гипотезой скорее, чем прямым опытом, это некоторая сложная смесь опыта и представления об опыте.

 Соотношение опыта и представления об опыте количественно варьирует. Например, если вы затрудняетесь и в своем сознании, можете пробормотать нечто о "неудобстве". По мере уточнения вы можете придти к "взволнованности", это может быть триумфом сознавания в данный момент, т. е. максимумом того что вам доступно, самое близкое, насколько вы можете подойти к актуальности опыта. Разницу нетрудно заметить. Если утверждение "Я сознаю, что я нервничаю" произносится плоским, деловым тоном, это наверняка представление говорящего о его опыте, если это говорится с чуть покрасневшим лицом, неспокойным телом, немного задыхаясь, с опущенными глазами - мы можем предполагать, что сознавание в этот момент включает большую долю прямого опыта, хотя словесное описание похоже на представление. Вообще говоря, может быть нечто вроде континуума концептуализации (составления представлений по поводу опыта и если человек начинает с этого континуума, большее сознавание сопровождает движение к более полному переживанию, дальше от концептуалиэации.

 Возможно, что вы недоумеваете, зачем все это нужно. Одно сознавание ничем не хуже другого. Почему бы не говорить просто, что сознается, забыв о том, концептуализация это или реальное переживание. Важность различения в том, что представления становятся фиксированными и неподвижными, в то время как актуальный опыт текуч и все время меняется. В тот момент, когда человек, изворачивающийся и старающийся избежать переживания своей тревожности, наконец обращается к своему актуальному опыту, ощущая свой кишечник, свою дрожь, полностью чувствует все, чго он чувствует и переживает это - его переживание меняется: обычно (хотя не обязательно сразу) в направлении уменьшения тревожности.

 Пока человек фиксирован на том, чтобы не переживать полностью то, что есть, изменение не кажется возможным, фиксированность препятствует ему. Это определенная точка зрения на психические расстройства; симптомы являются результатом непереживаемого, несознаваемого опыта, побочными продуктами неистового стремления избежать сознавания определенного опыта. Когда индивидуум оказывается способным допустить этот опыт и пережить его, симптомы страдания исчезают.

 Это один из способов описанного феномена, который в Гештальте называется "незаконченным делом", воэникающего, когда человек отказывается пережить некоторый опыт полностью или завершить какое-то действие. Некоторая часть энергии при этом связывается стремлением пережить опыт или закончить действие, и еще большее количество энергии мобилизуется сопротивлением переживанию. Результат похож на упражнение в динамическом напряжении: большое напряжение в растяжке, и никакого движения.

 Чем больше таких "незаконченных дел" и "непережитых опытов" существует в организме, тем меньше энергии остается для других действий и других переживаний. Можно сказать, что суть гештальтистской работы и состоит в том, чгобы сдвинуть человека от концептуализации к переживанию опыта, гештальтистская работа заканчивается, когда человек способен полно рассказать об актуальном опыте, который он переживает от момента к моменту, "заканчивая дела" и переживая полностью то, что происходит по мере его движения по жизни - чем бы это ни было.

 Эксперимент 4

 Повторите первоначальный эксперимент по сознаванию, но с одним отличием. Говоря о своем сознавании, пользуйтесь словами "замечаю" и "наблюдаю" вместо "сознаю", когда ясно, что сознаваемое действительно присутствует в ощущении или восприятии в данный момент. Когда ясно. что сознавание, о котором вы говорите, просто представление, или фантазия, или воображение, пользуйтесь словами "представляю себе". Если вы сомневаетесь по поводу того, что это такое, или если это кажется смесью того и другого, используйте первоначальное слово "сознаю", чтобы не теряться. Например, в первоначальном эксперименте вы могли говорить: "Сейчас я сознаю, что я несколько надоел Джону", в новом варианте вы можете говорить: "Я замечаю, что Джон зевает и смотрит вниз. Я представляю себе, что я ему, наверное, надоел".

 Практикуйтесь в этом, пока не станет сравнительно легко быстро отличить, действительно вы замечаете что-то или воображаете, представляете себе. В этом могут быть свои тонкости. Если человек, который только что сидел с вами в комнате, встает и направляется к двери на кухню, а через 30 секунд вы говорите: "Сейчас я сознаю, что Джо пошел на кухню" -это не сознавание, а память, и слово "представляю себе" было бы более точным, потому что в этот момент он уже на кухне, а не идет на кухню, то, что он "идет на кухню", существует только в вашем воображении.

 Продолжайте наблюдать в жизни реальный опыт и концептуализацию в себе и других. Когда различие станет вам более ясным, обратите также внимание на то, как действует на ваше ощущение жизни (ощущение себя живым) и на ваше общение с другими это различие: когда вы имеете дело преимущественно с представлениями, и когда вы имеете дело преимущественно с прямым опытом.

 Есть несколько показателей этих отвлечений от чистого переживания. Один - любого вида обобщения. Как только люди начинают говорить о том, что они "обычно" переживают ("Часто, когда..."), мы знаем, что они не имеют в виду конкретный опыт, а говорят о понятиях или обобщениях, и мы знаем, что немногое может произойти, пока они остаются на этом уровне. Решающим является то, перейдут ли они к тому, что актуально происходит, актуальному опыту определенной ситуации, о которой идет речь.

 Любое обращение к времени - другой указатель на возможное отклонение от полного переживания. Например, обращение к будущему событию почти неизбежно означает, что говорящий не перейдет к конкретности. Можно быть очень конкретным в отношении прошлого события, но это лучше всего происходит, когда мы просим человека оживить это прошлое событие, говоря о нем в настоящем, а не оставляя его в прошлом посредством использования прошедшего времени. Переживание может быть осуществлено только сейчас, в то время как представления лишены времени. Так что если человек хочет быть открытым хотя бы возможности переживания, он должен быть в настоящем, говоря о прошлом событии, он должен воспроизводить его так, как будто оно происходит сейчас.

 Еще более тонкий указатель - все, что указывает на сравнение опыта говорящего с чьим-нибудь другим. В момент сравнения внимание человека не может быть полностью сосредоточенным на опыте, некоторая часть внимания уделяется тому, с чем опыт сравнивается, а еще часть - на само сравнение. Если человек говорит: "Я все еще сознаю ...",мы знаем, что имеем дело со смесью манипулирования представлениями и опыта: чтобы сказать "все еще", человек должен сравнивать то, что он делает сейчас, с чем-то, что было раньше или с чем-то ожидаемым. Сравнение и ожидание - концептуализации.

 Нет ничего плохого в сравнениях. Это означает лишь, что мы до некоторой степени отодвинулись от опыта, который становится материалом сравнения, мы интерпретируем опыт, по крайней мере частично, как объект, отдельный от нас, который можно сравнить с другим объектом, также отдельным от нас. Если мы в момент сравнения полностью переживаем сравнение - мы переживаем его. Но если, например, мы сравниваем степень волнения, которое переживаем сейчас, с тем волнением, которое присутствует обычно, - мы не переживаем полностью волнение. Мы должны пережить акт сравнения.

 В качестве, так сказать, практического теста меры переживания и меры концептуализации в отчете сознавания многие гештальтисты используют возможность локализовать нечто в теле. Если человек говорит: "Я чувствую себя сердитым", гештальтист может спросить: "Где вы переживаете это чувство?" Если человек не может найти место в теле, он скорее всего имеет дело с представлением, он не сердит полностью в данный момент, а имеет лишь смутное воспоминание о том как он сердится. Если человек может найти локализацию в теле, гештальтист может работать с ней, предлагая клиенту сфокусироваться и обнаружить все более точно и ясно, что именно переживается. У каждого есть много родов злости или сердитости, а также тонкие смеси рассерженности с чем-то еще. И в данный момент гештальтист интересуется именно конкретной смесью, а не "гневом вообще". Основной гештальтистский принцип просто состоит в том, что корень знания и понимания значения любого любого опыта состоит в переживании его, а не в отстранении и задавании вопросов "почему" в поисках причин и следствий.

 Когда я эадаюсь вопросом: "Почему у меня болит голова ?" или "Почему я так зол на кого-то?"- я ухожу от опыта. Опыт стал "этим" воспоминанием, чем-то, что уже произошло. Я нахожусь где-то в другом месте, рассматривая связи "этого" с остальным миром.

 Опыт не заморожен и не неизменяем. Это воспоминание и представление о том, что когда-то было опытом. В этой точке ничего нового не может из него возникнуть, я фиксирован в мире объективизированного опыта. Использование местоимения "это" - также указатель, что говорящий отодвинулся от полного переживания и находится на уровне представлений.

 Путь к знанию в том чтобы оставаться с опытом. Если у меня болит голова, я просто локализую и переживаю так полно, как только возможно, боль и точную природу ощущений в этом месте. (Что касается наблюдения, даже боль - мнение. Реально только ощущение). Если я сердит, я остаюсь в переживании своей рассерженности, фокусируясь на том, на ком фокусируется мой гнев. Из этого опыта, если я остаюсь с ним, возникает вся мера значения, которая необходима, и вся необходимая дальнейшая информация. Если я сердит и не знаю почему, я просто остаюсь с опытом и углубляю его; двигаясь все больше к опыту и все дальше от концептуализации, внезапно может появиться образ того, на кого я сердит. Если я уже знаю, на кого я сердит, но не знаю повода, и если я буду продолжать фокусировать свой гнев в связи с ним, рано или поздно повод проявится. Все, что мне нужно знать, будет внезапно проявляться при углублении опыта. При этом процесс выявления чувствования и повода для него вызывает увеличение жизненности. В этом процессе я, по крайней мере, нахожусь так близко, как только возможно, к своему опыту, действует именно нахождение рядом, а не вопрошение "почему?". Я не хочу сказать, что в концептуализирущем мышлении есть что-то неправильное, значительная часть общения (в особенности научного) нуждается в нем. Когда цель состоит в том, чтобы сравнивать, классифицировать, пользуйтесь понятиями. Когда же цель в радости, полном знании, контакте - обращайтесь к полному опыту. Говоря словами Мартина Бубера, понятия - словарь отношения Я-Он, опыт же - словарь отношений Я-Ты, будь то с объектами или с людьми. Этот принцип настолько прост, что трудно представить себе, что это - основа всей гештальт-терапии. Однако все дальнейшее может рассматриваться всего лишь как расширение этой основной темы.

 Эксперимент 5

 Оглядитесь в комнате, в которой вы сейчас находитесь, и выберите какой-нибудь объект. Лучше если "объект выберет вас" - нечто, что бросится вам в глаза.

 Начинайте давать описания этого объекта, но с одним небольшим изменением в модусе речи: все время говорите "я" вместо "он". Если вы выбрали книжный шкаф, говорите: "Я - книжный шкаф. Я стою у стены". Поместите на небольшое время свой центр сознавания в этот объект. Вы - этот объект, переживающий вселенную с этой точки зрения.

 Когда вы почувствуете, что иссякаете, что сказали все, что можно было сказать, постарайтесь заново "войти" в объект и сказать еще 2-3 вещи. Теперь проговорите несколько предложений, начиная их словами "Я конечно не... " - оставаясь в позиции выбранного объекта.

 Часто оказывается, что некоторые из фраз, которые выговариваются вами, вбирают в себя импульс чувства или производят на вас какое-то действие. Выберете 2-3 такие темы или фразы, обладающие таким зарядом. Вернитесь к объекту и проследите темы чуть глубже. Например, если вы в качестве книжного шкафа говорите "Я стою, прислонившись к стене", вернитесь к ощущению опоры на стену и проследите за ним (оставаясь книжным шкафом), насколько вам это удастся. Часто некоторые из таких фраз или тем, в которые вы входите, спонтанно оказываются связанными с ваше жизнью. Если нет - тоже хорошо.

 В качестве еще одной вариации вернитесь еще в свой объект и и позвольте себе сделать одно изменение, любого рода. Представьте себе, что изменение может быть сделано в вас, как в объекте, и почувствуйте, что с эти связано. Если, проделывая этот эксперимент, вы почувствуете в себе тенденцию соскользнуть в "это" вместо "я", отметьте эту тенденцию. Такой способ говорения отдаляет вас от эксперимента и делает маловероятным, что из него выйдет что-нибудь интересное.

 Попробуйте проделывать этот эксперимент несколько раз в течении следующих дней, когда только какой-нибудь объект обращает на себя ваше внимание, посмотрите, что он имеет вам сказать, - точнее, что вы можете сказать себе через него.

 Процесс, в который вы вовлекаетесь в этом эксперименте, называется проекцией или идентификацией. В каждый момент нашей жизни есть возможность этого эксперимента. Каждый беглый взгляд на объект, если его развернуть, может повести к вещам такого рода, какие выявляются в этом эксперименте.

 У опыта есть тенденция изменяться, как только я вхожу в него. Только понятие может длиться неопределенно долго, опыт подвижен, текуч. Как только я реально переживаю опыт, нечто происходит и опыт меняется. Часто, если я нахожусь в состоянии защиты и малейшей тревожности, ближайший же фокус сознавания переносит опыт скачком в какую-то совершенно иную область.

 Например, если я фокусировался на каком-то человеке, внезапно центром сознавания становится какая-то часть моего тела. Или, может быть, я разговариваю с человеком, и внезапно выплывает какое-то воспоминание. Или я фокусируюсь на сне и внезапно в какой-то части моего тела появляется напряжение, или мой взгляд привлекает какой-то объект в комнате, так что впору делать осознанное упражнение на сознавание.

 Следующий принцип Гештальта, вытекающий из этого, - всегда оставаться с доминирующим фокусом сознавания. В классическом представлении об образовании фигуры/фона мы остаемся с образующейся фигурой. В вербальных формах взаимодействия есть искушение оставаться с мнимым "содержанием", с тем, что, как мы говорим, является предметом разговора, с нашими понятиями и словами. Фактически, пока мы проговариваем слова, центр нашего сознавания бродит вокруг, иногда соединяясь со словами, иногда перескакивая на тело, на восприятие чего-то еще во внешнем мире и т. д.

 Одна из наиболее сильных сторон гештальтистского подхода состоит в готовности и способности гештальтиста следовать за фокусом энергии, куда бы он ни двигался, не будучи пойманным словами. Для внимательного наблюдателя работа гештальтиста с клиентом удивительна - может показаться, что он не обращает внимания на слова, перебивает, меняет тему. Однако к концу работы - если она успешна - человек испытывает значительное чувство облегчения и интеграции и обнаруживает, что он все время был в фокусе внимания терапевта.

 Придерживаясь доминирующего сознавания, я, фактически, прислушиваюсь к организму в целом, а не только к части его, которая произносит слова и фразы.

 Очень часто, когда фокус сознавания сдвигается, он движется между импульсом продолжать работать над тем, с чего человек начал, и сопротивлением этому. Как раз здесь подвижность и гибкость гештальтиста особенно полезна. Если, например, человек работал над сном и внезапно как бы отходит, смотрит в сторону и его голос бледнеет, возможно происходящее - это внезапная вспышка тревожности или сопротивления. Нежелание продолжать возникает в данный момент как доминирующая фигура. Пробивание через это нежелание возможно, но почти наверняка после этого у человека будет меньше свободной энергии. Гештальтист пойдет сразу же вместе с сопротивлением, позволит ему превратиться в сознательное, принимаемое в сознавании, обратит внимание на жест отодвигания и смотрения в сторону. Человек выражает это более ясно, полнее сознает, что он делает. Если сопротивление очень сильно, человек может действительно захотеть остановиться в этой точке, что совершенно "о' кей", если у него нет свободной энергии, чтобы любой ценой продолжать то, против чего организм возражает. Более вероятно, что когда человек полностью переживет сопротивление, его энергия иссякнет, он сможет вернуться к первоначальной теме с гораздо большей способностью сфокусироваться и продвинуться.

 Очень часто сдвижка фокуса сознавания происходит в противоположностях, т. е. пережив некоторую черту происходящего, человек скорее перейдет к противоположному, чем к чему-то, не имеющему отношения к пережитому. Большая часть "незаконченных дел", которые люди носят с собой, существует в форме полярностей, сосуществующих в них одновременно, продолжающихся внутренних споров. Часто эти споры ведутся обвиняющим критическим голосом "долженствования", который Фриц Перлс называл "собакой сверху", и протестующим "я не могу", "я не хочу" - голосом лени, который он назвал "собакой снизу".

 Эксперимент 6

 Повторите несколько раз эксперимент на обращение, предложенный в качестве вариации в Эксперименте 1. Представьте себе или притворитесь, что вещи обстоят не так, как они обстоят, а наоборот - что бы это ни значило для вас, или что ваши чувства по поводу ситуации противоположны. Побудьте с этим достаточно долго, чтобы посмотреть, что будет.

 Большинство конфликтов появляется в этой сфере поляризованных позиций ("Я должен выполнить домашнее задание" - "Но мне не хочется". "Она меня любит - она не любит меня"). Гештальтистский подход состоит в том, чтобы продвигаться от одного к другому, переживая каждую сторону так полно, как только возможно, вместо того, чтобы сидеть в напряженном и неудобном смешанном амбивалентном состоянии.Переход на каждую из сторон и полное переживание каждой стороны дает возможность осуществить новый синтез, который с большим удобством включает большую часть вас.

 Еще один принцип Гештальта следует из вышесказанного. Если действительно пребывание с опытом - лучший способ использовать его наиболее плодотворно и пережить его наиболее полно, то почему бы не попробовать в качестве произвольной техники преувеличение для ускорения процесса полного переживания. Разумеется, первые попытки преувеличения быстро переходят в подлинный опыт. Если человек жалуется на головную боль, мы знаем, что он каким-то образом создает эту головную боль, мы не энаем, каким, и просим человека увеличить ее - сидеть так, как для этого нужно, или думать о том, о чем для этого нужно думать, или смотреть туда, куда для этого нужно, вообще - делать то, что он найдет нужным делать, чтобы усилить боль. Вместо того, чтобы пассивно наблюдать и ждать, что человек сделает, мы вмешиваемся и пробуем сделать боль сильнее. Часто человек может сделать это довольно быстро. Если он демонстрирует способ изменять боль в одном направлении, он обычно спонтанно находит способность двигать ее и в другом - т.е. заставить ее исчезнуть в большей или меньшей степени. Если человек говорит, что кто-то его "немного раздражает", мы предлагаем ему притвориться серьезно раздраженным и раздосадованным. Если потенциал отсутствует, он проявится.

 Далее, если правильно, что большинство конфликтов или напряжений существует через полярность и человек в данный момент проявляет одну из сторон, произвольное обращение часто вводит полярность в непосредственное сознавание. Если человек говорит, что такой-то "сводит его с ума", можно быть почти уверенным, что имеется также довольно сильное притяжение к этому человеку, иначе гнев не был бы столь сильным. Человек не будет терять время на злость на людей, совершенно для него не важных. Важно нечто относительно фокуса гнева, а также должны определенно существовать какие-то позитивные чувства. Хорошим примером может быть притвориться на одну-две минутки, что эти позитивные чувства существуют, высказать 1-2 предложения относительно этих чувств.

 Техники преувеличения и обращения вместе называются "тяни-толкай", ови являются основными для гештальтистского подхода. Их действительно легко понять, вспомнив, как вы сдвигаете автомобиль: вы же не тянете его в одну сторону, а скорее раскачиваете - взад и вперед, и тогда последний сильный толчок вперед может быть более действенным. Человек, застрявший или амбивалентный в чувствах, часто тоже может с помощью "тяни-толкай" быть вытащен на новое место.

 В нескольких местах этой главы мы уже намекали на гештальтистскую теорию относительно изменения. Настало время выразить ее более полно. С точки зрения Гештальта все, что необходимо, чтобы изменение могло произойти, - это просто, чтобы человек пережил все, что есть в наличии. В этот момент полного переживания изменение мгновенно, спонтанно и неизбежно. Как только я осознаю то, что просится в сознание, это проясняется, и я перехожу к тому, что далее на очереди. Это может быть не тем, что я полагаю, что хотел бы изменить, но это движение всегда происходит в направлении большей ограниченности и уравновешенности и всегда сопровождается высвобождением некоторой энергии, ощущением легкости, чтобы еще ни происходило.

 Если человек "старается" измениться в течение некоторого времени, почти всегда дело обстоит так, что основные препятствия к изменению - это как раз те действия, которые более всего удерживают человека от переживания в опыте того, что наличествует. Если я боюсь пережить мое одиночество, я буду делать все, чтобы избежать его, - встречаться с людьми, курить с ними, пить кофе, заведу ряд ничего не значащих для меня сексуальных интрижек и т. д. Но парадоксальным образом как раз те действия, которые, как я полагаю, помогают мне избегать одиночества, более всего поддерживают ситуацию неизменной. Все они дают мне возможность избегать опыта, а только в полном переживании моего одиночества есть шанс, что оно пройдет и даст мне свободу пережить что-нибудь еще. И, как следующий парадокс, как только я начну переживать этот пугающий феномен, так он растворяется и начинает становиться чем-то иным, нежели то, чего я ожидал и чего боялся - чем-то иным, чем понятие о нем, которое я составил и носил с собой так долго.

 Другим способом сказать это утверждение, это то, что мое поведение всегда определяется тем, что я отказываюсь пережить в опыте. Отсюда понятно, почему гештальт-терапию называют парадоксальной техникой изменения. Мы просим людей, которые приходят, чтобы измениться, сделать труднейшую вещь в мире - то, что они больше всего не хотят делать - отказаться от представлений об изменении и просто пережить то, что есть. Люди избегают опыта, притворяются, что его нет, делают что-то еще, и они остаются теми же самыми (только, может быть, еще более сложными), пока они не примут этого простого и трудного шага переживания как раз того, чего они избегают.

 Нужно еще одно дополнение, чтобы это утверждение могло быть полным. Много раз может казаться, что человек переживает нечто полно, и все же он остается привязанным к этому, привязанным к попыткам избегать этого в дальнейшем и не обнаруживает облегчения или исчезновения симптомов и чувства облегчения, сопровождающего полное переживание. Дополнительное "нечто", которое кажется здесь необходимым, - это сознавание вместе с опытом, что я сам выбрал и создал этот опыт, а не являюсь его жертвой. Если переживание одиночества сопровождается чувством, что на это одиночество меня обрекли мои родители, или что меня кто-то оставил и этим сделал одиноким - я еще не переживаю его полностью. Необходимо в дополнение к этому, может быть не обязательно вполне эксплицитно, мое признание, что в каждой точке я по собственной воле участвую в ситуации, создающей опыт, которого я пытался избегать.

 Гештальт-терапию часто отождествляют с формами психотерапии, требующих драматических телесных действий и выражений в качестве необходимых моментов процедуры. Действительно, в нашей культуре стремление и минимизация выражения создает серьезную проблему, старание жить одним интеллектом, вместо полной жизни всем организмом - может быть, основная проблема большинства людей. Полное органическое выражение того, что происходят, - ценный путь к полному переживанию. Многие техники гештальт-терапии используют этот процесс перевода словесных эаявлений в телесные действия. Например, если муж и жена говорят о необходимости "быть близкими", гештальтист может предложить им попробовать, как близко они могут находиться друг к другу и как они себя чувствуют на различных физических расстояниях друг от друга. Если человек в группе жалуется на "комплекс приниженности" (то, что обычно переводится на русский "комплекс неполноценности"), гештальтист может попросить его оглядеться и указать 2-3 человека, по отношению к которым он чувствует себя особенно низким. Такие процедуры, делающие более конкретным и реальным то, что происходит, действительно способствуют более полному переживанию, чем возможно, если только человек говорит о своих чувствах.

 Однако часто проблемой является смешивание драматического с полным переживанием. Это не обязательно одно и то же. Драматическое избивание подушек не гарантирует, что люди полно переживают то, что они выражают. Переживание может быть тихим и все же очень значительным. А большая доза драматизма может быть привлечена без полного ответственного переживания. Часто, когда пациент достигает точки противостояния опыту, которого он боится и которого он обычно эффективно избегал, и когда все первичные средства избегания не работают, он готов скорее покинуть ситуацию, чем встретиться с сердцевиной своего страха. Перлз называл эти моменты "тупиками". Они могут достигаться много раз в миниатюре и возникают с большей интенсивностью в некоторых случаях. Это всегда одно и то же. Человек приближается к опыту, подходит очень близко к нему, а затем отказывается идти дальше; поскольку, однако, для человека почти невозможно принять, что он избегает прорабатывания центральной проблемы, он отрицает свое избегание или, более вероятно, находит оправдание в окружающем: нечто не так в группе, что-то не так в ведущем, и поэтому-де человек не идет дальше и оказывается в тупике...

 Иногда присутствие лидера группы, некоторое давление может помочь человеку собрать энергию и пройти через тупик в этой точке. Чаще необходимо признать, полно и ответственно, избегание в этой точке, а не отрицать его. Это создает для человека лучшие условия, чтобы справиться с тупиком в следующий раз, когда он встретится. Так же "нормально" не противостоять тупику, как "нормально" противостоять ему, коль скоро выбор осуществляется с полным, ответственным сознанием. Делать же выбор в любую из этих сторон, думая, что меня вынудили обстоятельства, ведущий или группа и т.п. - менее "нормально" и менее "здоровое" действие.

 Уже упоминалось представление об ответственности, необходимо поговорить об этом более подробно. Быть ответственным значит просто признать действие своим собственным. "Я сделал это" - меня не принуждали ни обстоятельства, ни "мое бессознательное", ни судьба, ни социальное давление (не говоря уже о жене, детях или начальнике). Такого рода давление, разумеется, влияет на мое поведение, но я сам взвешиваю и выбираю, каким влияниям придать большее значение, или как я выбираю не взвешивать и не выбирать, или выбираю не видеть, что у меня есть выбор.

 Есть две распространенные ошибки в понимании ответственности. Одна состоит в смешении ответственности с виной. Чтобы найти вину, нужно добавить моральную позицию или оценку ситуации, которая сама по себе таковой не является. Важный шаг в том, чтобы помочь людям принимать ответственность - или, скорее, увидеть, что они ответственны

 - состоит в том, чтобы освободить их от предположения, что ответственность подразумевает вину. Если я хорошо прицелился из винтовки, нажал курок и убил человека, я вне сомнения ответственен за его смерть. Является ли это виной - зависит от того, кто он и кто я. Если я - полисмен, а он массовый убийца, я буду героем, если я - массовый убийца, а он - одна из моих жертв, я виновен.

 Другая ошибка - в смешении ответственности с долгом или обязанностью. По приведенному выше определению, ответственность - это признание действия в качестве своего собственного. Ясно, что можно выполнять долг менее совершенно и можно быть в большей степени безответственным. Солдат, который защищается утверждением, что он действовал по приказу, и бюрократ, который говорит: "Мне это не нравится, но такова политика, и я ничего не могу здесь поделать" - выполняют свой долг, но безответственны.

 Первый уровень ответственности, который прорабатывается в гештальтистском обучении, это фундаментальный уровень использования своих чувств и своего ума. Если в гештальтистском обучении человек утверждает, что он не слышал чего-то, что я сказал, я вместо того, чтобы повторить, прошу его сказать, что он слышал. В приблизительно 80% случаев память точна. Он может точно повторить то, что я сказал. Обычно, когда он это делает, он приходит в соприкосновение с природой своих возражений против того, чтобы слышать: может быть, ему не хочется этого слышать, или он хотел бы, чтобы я этого не говорил, или ему нужно время, чтобы сформулировать более элегантный ответ.

 Точно так же, если человек утверждает, что он не понимает чего-то, что я сказал, мне кажется бесполезным повторять или пытаться выразить это другими словами. Человек понял что-то, то, что он услышал или понял - ключ к тому, что именно обстоит не так, почему он не слышит или не понимает полностью. В таких случаях я спрашиваю, что он понял из сказанного. Если человек утверждает, что он совершенно озадачен и не знает ничего о том, что произошло, я просто прошу его вернуться к последней вещи в нашем взаимодействии, которая кажется ясной, и начать оттуда, точно выясняя, где он начал не понимать и ничего с этим не делать. Эту процедуру нужно применять очень мягко, но она делает человека полностью ответственным за свое участие.

 Эксперимент 7

 Выпишите на листок список вещей, которые, как вы полагаете, вы должны делать в своей жизни, хотя вам не хочется, а затем переведите каждую вещь из ваших записей в следующую форму: "Если я не сделаю эту вещь, которую должен, тогда..." - и заполните последствия, которые вам предстоит претерпеть, если вы не сделаете этого. Далее, постройте предложения "Лучше я сделаю /эту вещь, которую я должен сделать/, чем испытаю последствия /неделания этого/". Если последнее предложение верно (как это должно быть в большинстве случаев), рассмотрите вопрос: почему вы сознаете эту вещь как "долженствование" вместо того, чтобы признать, что при данной альтернативе вы хотите это сделать? Что дает вам переживание этого как "я должен"? Или вы действительно не верите, что последствия вашего неделания этой вещи реально будет иметь место?

 Вы можете использовать эту модель для того, чтобы обнаружить, что, логически говоря, все в вашей жизни, что вы переживаете как "я должен", на самом деле, при предположении, что мир таков, как он есть (а он таков, как он есть!), - дело выбора. В задачи этой главы не входит заниматься вашими целями в том, чтобы переживать некоторые выборы как "я должен", но это сильная модель, которую полезно держать в голове. Большая часть так называемых жизненных проблем оказывается, как и чувство "я должен", трюками для избежания переживания ответственности выбора.

 Второй     путь,    каким    прорабатывается    ответственность в

 гештальтистском обучении - это использование языка. Утверждения людей,

 что  они  "должны"  или  "не  могут"  делать  что-то, почти никогда не

 принимаются.  Вместо этого им предлагают увидеть точки выбора, которые

 в   это  вовлечены,  пока  человек  не  увидит,  что,  если  принимать

 вселенную такой, какой он ее видит, он делает то, что он хочет делать,

 платя  наименьшую  цену, как он может это просчитать. И люди извлекают

 некоторую  "вторичную  прибыль"  из  того,  что  они не принимают свою

 ответственность, говоря "я должен".

 Прорабатывается такая терминология как "мысль пришла мне в голову", или "во мне копошатся воспоминания". Например, предлагается начать предложение с "я" и употреблять активные глаголы, например, "я выдвигаю сомнения относительно того, о чем я думаю. Цель состоит в том, чтобы подчеркнуть, что это не внешние процессы, происходящие в индивидуумах, а просто что-то, что они сами делают. Точно так же в гештальтистской работе люди отвечают за то, что они помнят, что они предпочитают вычеркнуть из памяти, за то, что они воспринимают, глядя вокруг себя. В любой данный момент существует бесконечное множество людей, которых можно видеть или вспоминать, и то, что мы видим или вспоминаем, определяется нашими предпочтениями на данный момент. Если я начинаю скучать и не вполне хочу это признать, то, оглядываясь вокруг себя, я почти наверняка увижу 1-2 скучающих лица, а не те, которые сердятся, эаинтересованы, печальны и т.д.

 Эксперимент 8

 Во время нескольких следующих разговоров отметьте, каково ваше намерение при разговоре. Отметьте, если намерение отлично от содержания, которое вы высказываете, посмотрите, не определяет ли, не направляет ли намерение содержание разговора в каких-либо отношениях. Заметьте, что ваше отношение и намерение может быть различным при рассказывании одной и той же истории: вы можете рассказывать какой-либо инцидент человеку А с намерением произвести на него впечатление, человеку Б - с желанием поделиться с ним тем, как плохо обстоят дела в мире, а человеку С - просто, чтобы рассказать, что произошло.

 Лишь после многих лет я начал понимать, сколь радикальной сменой жизненной позиции является гештальтистская точка зрения. Западная цивилизация помещает интеллект и когнитивное понимание на первое место в жизни (декартово "мыслю, значит существую", сократово "нерассматриваемую жизнь не стоит проживать"). Этот акцент привел к огромным преимуществам, но и к огромным потерям, одна из них, как мне представляется, - уменьшение ощущения живого, полного участия жизни. С точки зрения Гештальта центр жизни не в интеллектуальном понимании, а в переживании выбора и действия ("Я выбираю, значит я есмь, непроживаемая жизнь не стоит рассмотрения").

 Одно из мест, где различие перспектив можно увидеть очень ясно, - это оправдания и объяснения, которые мы даем нашему поведению. Допустим, я опоздал на встречу, и моя подруга, несколько раздраженная, спрашивает, в чем дело. Я говорю ей, что у меня была неполадка с машиной. Она частично смягчается, хотя и не полностью, и жизнь продолжается, может быть на одну тень темнее, чем раньше. Однако, вы знаете и я знаю, и, к сожалению, она знает тоже, что если бы у меня было назначено свидание с девушкой моей мечты, которого я ждал неделями и не мог дождаться, я бы не опоздал. Может быть, я заметил бы заранее симптомы неполадки с машиной, и проверил бы ее, может быть, взял машину у приятеля, скорее всего, так или иначе, я бы слонялся у назначенного места много раньше назначенного времени. Поскольку же это было "заурядное" свидание, я сидел за чашкой кофе с приятелем до последней минуты, так, что было поздно предпринимать что бы то ни было, когда неполадка с машиной задержала меня (возможность попросить машину у приятеля просто не пришла мне в голову). Причиной того, что я опоздал на свидание было то, что я ценил какие-то другие дела больше, чем вопрос о том, успею ли я вовремя на это свидание. Мое намерение успеть вовремя было в моей ценностной системе не так высоко, как какие-то другие дела.

 Одна точка зрения объясняет нечто посредством механизма - того, как закручен, так сказать, мир. Дорожные происшествия, водопроводные неполадки и прочее - это механизмы. Дорожное происшествие может заставить меня опоздать, неурядицы в семье в детстве, и подростки, курящие марихуану в подъезде, могут сделать меня наркоманом. Другая точка зрения объясняет нечто посредством намерения, моей собственной активной воли, которая опирается на механизмы и использует их, чтобы получить то, чего я хочу. Мое намерение опоздать состояло в согласии не применять усилия к тому, чтобы успеть вовремя.

 Может показаться, что это не только не научный, но даже антинаучный взгляд на мир. Цель науки - увеличить предсказуемость и управляемость изучаемых феноменов. Если же человек всерьез принимает гештальтистскую точку зрения, он становится менее предсказуемым и менее управляемым.

 Традиционное заключение должно содержать напоминание немногих основных представлений, изложенных в этой главе. Если вы ждете этого, я искренне надеюсь, что вам трудно будет найти эти основные понятия. Я скорее предпочел бы, чтбы вы просмотрели эту главу весьма бегло. Последние ее фразы будут скорее личными соображениями по поводу Гештальта как социальной силы, чем заключением.

 Гештальтистской точкой зрения много пользовались и много злоупотребляли. Многие ее техники применяются традиционными терапевтами или приспосабливаются для создания драматических эффектов инсайта, при этом забывают, что в Гештальте для изменения не так важно "знать", почему я делаю нечто, сколько пережить в опыте, что я сам выбираю это.

 Гештальт трудно представить себе респектабельной дисциплиной. Ее цель состоит в том, чтобы видеть активного, переживающего, выбирающего субъективного человека в центре его собственной вселенной, откуда Фрейд и бихевиористы долго старались его изгнать. Гештальт подчеркивает свободу и эксперимент, что нервирует бюрократов в медицине. Как движение Гештальт исчезает, как только появляется, т.е. он оказывает глубокое влияние на многих, кто начинает пользоваться им в собственных целях, забывая, что "это". Субстанция его сохраняется посредством передачи, форма же теряется и изменяется. Если Гештальт когда-нибудь будет принят в существующие структуры - можете не сомневаться, что он сильно изменился по существу, тогда нам понадобится нечто другое для той роли, которую выполняет сейчас Гештальт.

 Глава 5. Расширение сознавания

 В этой главе мы рассмотрим упражнения и структуры для более сложного и тонкого изучения сознавания, чем в главе "Рассмотрение сознавания". Первые два упражнения в некотором смысле концептуально противоположны друг другу, они кажутся похожи на два подхода в психологическом исследовании человеческого развития. Поскольку для человека, по-видимому, невозможно сознавать все время происходящее целиком, крайними возможностями являются - сознавать все на краткий момент или следовать сознаванию некоторой темы в течение определенного продолжительного времени.

 "Моментальные снимки"

 Подход, который можно было бы условно назвать "поперечное сечение", описан П. Д. Успенским в книге "В поисках чудесного", он называет это "моментальными снимками". Задание состоит в том, что человек должен осмотреть все, что наличествует в сознании в данный момент времени. Ценность этого в том, чтобы увидеть, что именно наличествует и как это взаимодействует в данный момент.

 Набрав ряд таких "моментальных фотографий" и рассматривая их все вместе, человек может увидеть, что чаще всего с ним происходит и какие феномены имеют тенденцию происходить одновременно.

 Очевидно, человек не может сам выбрать момент для выполнения этого упражнения, не предрекая результаты, выбирать "наугад" - это означает плохо выбирать в соответствии с каким-то неизвестным критерием. Успенский описывает, что учитель может использовать этот метод со своими учениками. Поскольку рядом со мной не оказалось учителя, я стал искать источник случайных сигналов вовне; в конце концов, я воспользовался автоматическим устройством, которое привязал к поясу. Когда появлялся сигнал, я замирал, даже задерживая дыхание на несколько мгновений, и тщательно пробегался по телу, замечая точки напряжения и контакта, по своему внешнему и внутреннему сенсорному полю, отмечая звуки, краски, запахи и пр., отмечая настроение, мысли, внутренний диалог, присутствующие образы и положения. Наиболее важное я сразу же записывал в карманную записную книжку, затем снова заводил устройство на неизвестный промежуток времени и шел дальше.

 Выполнение этого упражнения на людях было очень неудобно, получалось, что я больше объясняю окружающим, что я делаю, чем на самом деле делаю это. Появилась возможность одинокой пешеходной прогулки по горам Северной Калифорнии. Я взял с собой свое приспособление. Поскольку я был один, все соображения относительно любопытства и т. п. окружаюших отпадали. Я установил свое устройство на частоту примерно раз в 15-20 минут. Когда появлялся сигнал, я замирал, просматривая телесные напряжения, настроение и содержание сознания - то, что мне удавалось заметить относительно того, о чем я "думал". Я выяснил много интересного для себя, наиболее ярким оказалось то, чт больше половины из 50-60 "осмотров", которые я совершил за эти два дня, я по-прежнему объяснял что-то кому-то в своей голове! Я был в глуши, на много миль от кого-либо, кто знал меня, у меня было 10 свободных дней впереди. Никто не интересовался тем, где и что я делаю, мне не в чем было объясняться. И все же постоянным содержанием сознания были объяснения: "Я пошел по этой тропинке, потому что... ", "Я остановился, так как...", "Я думаю, надо написать X, потому что...". Это было почти навязчивостью, но я не мог остановиться.

 Это было во многих отношениях беспокойное упражнение. С одной стороны, постоянное "объяснительство" уронило мой образ в собственных глазах. С другой стороны, я испытал шок, пережив нервное, вздрагивающее, испуганное, не поддающееся управлению качество моего повседневного от-момента-к-моменту сознания - бессвязных фантазий, переживаний старых незаконченных дел и страхов будущего (причем даже не самых существенных из них!). Индийский миф описывает ум, как запертую в клетке сумасшедшую и пьяную обезьяну, выплясывающую пляску Святого Витта, как будто ее только что ужалила оса. Пока я не проделал это упражнение, я полагал, что этот миф относится к "обыкновенным людям", а не ко мне.

 Прослеживание

 После этого путешествия я решил изучить феномен постоянного объяснения более подробно, используя метод постоянного наблюдения; коль этот феномен обозначен, можно проследить его появления, записывая в тетрадку содержание объяснений, обстоятельства и кажущуюся цель объяснений. Я обнаружил, что мне трудно заставить себя делать это весь день подряд, так что я установил 2-х или 3-х часовые "вахты", в течение которых я и записывал различные "объяснения" во всех формах и проявлениях - внутренние и внешние. В качестве вариации на некоторых из этих вахт я устанавливал себе запрещение объяснений. Это было сделано исключительно как эксперимент, а не с целью остановить объяснения, попытка остановить использовалась как источник материала для наблюдений (этот момент часто неверно понимают в Гештальте: произвольно инициируемые изменения используются не как средство к изменению, а как средство получить материал для наблюдения). В эти моменты, если кто-то простодушно спрашивал меня, что это я делаю и почему, я разрешил себе в качестве части упражнения отвечать "потому что я так решил" и кроме этого не давать никому никаких объяснений. Это оказалось неимоверно трудным. Иногда я не удерживался, чаще я скрывался в убежище метаобъяснения того, почему я не даю объяснений. Многие люди, которым я предлагал это упражнение, также рассказывали о значительной трудности запретить себе объяснения и даже о таких реакциях, как сильный страх и мгновенная дезориентация, если они настаивали на удерживании от объяснения, которые они чувствовали себя вынужденными давать. У меня создалось впечатление, что для некоторых людей опыт реальности связан с этим потоком объяснений и их психологическое существование зависит от постоянного подтверждения этой ткани объяснений.

 Одним из последствий этих наблюдений было для меня, я полагаю, незначительное уменьшение бесконечного потока объяснений и принятие того, что значительная часть его исчезает. Другим последствием была ультра-чувствительность к этому процессу в других и видение того, какое чудовищное количество энергии связывается этим процессом. Я отмечал шкалу подобного рода эмоций. Если я отмечал объяснение, я получал в ответ защиту, а если я отмечал защиту, я наталкивался на возбужденное оправдание. Соединяя эти слова, я назвал весь этот класс внутреннего поведения "ОБЩИВДАНИЕ" (ОБъяснение- заЩИта-опраВДАНИЕ).

 Круг сознавания

 "Если бы стекла восприятия были очищены, все явилось бы человеку таким, каково оно есть - бесконечным... Ибо человек закрыл себя до такой степени, что видит все вещи через узкие створки своей раковины". (У. Блейк)

 Пользуясь несколько рискованной аналогией, можно сказать, что "моментальные фотографии" предыдущего эксперимента выглядят, как будто сняты дешевой камерой. (В своем 1-м упражнении автор странным образом соединил две совершенно разные техники, дававшиеся Гурджиевым в разных контекстах: "моментальное фотографирование" и "стоп-упражнеиие". Что касается "моментальной фотографии", то "качество" ее зависит от уровня предварительной подготовки ученика).

 "Моментальная фотография", взятая в момент обычного повседневного сознавания, ясно выделяет 1-2 черты, оставляет еще несколько на периферии, остальное исчезает в нерезкости, нужно всматриваться или вслушиваться, чтобы разглядеть или расслышать, что там происходит.

 Каждый, однако, знает моменты в жизни, когда ограниченность сознавания не так значительна - прекрасные моменты особенно глубокого или впечатляющего опыта, живо остающегося в памяти даже спустя много лет. Маслоу указывает на эти моменты своим понятием "пик-переживание". В отличие от повседневного сознавания эти моменты обладают богатством и широтой диапазона сознаваемого. Я слышал описание таких моментов, в которых живо соединялись телесные ощущения разного рода, усиленное восприятие звука и цвета, богатая гамма чувств, смены настроений и мироощущений, многие уровни мысли и др. Сопоставляя преобладающие "обычные" моменты сознавания с немногими "полными", мы приходим к интересному вопросу. Являются ли обычные тусклые моменты нормой, а моменты полного, богатого восприятия - исключением? Или моменты тусклого восприятия являются просто "обрезанным" полным восприятием? Иными словами, является ли "богатое" восприятие экстраординарным, или "тусклое" восприятие инфраординарным? Может быть, особые моменты не то что "содержат" больше, чем обычные, а просто мы замечаем в них больше или внимаем большему? Может быть, потенциальность "пик-переживаний" всегда наличествует, но обычно мы глухи к ней, а когда такие моменты возникают, это похоже на мгновенное срывание завесы, прочищение стекол восприятия.

 Если так, то может быть возможно вернуть, раскрыть теряемые и игнорируемые области систематическим образом, вернуть себе большую полноту, возможную в данный момент. Вот два пути, которыми я старался реализовать эту идею.

 Первый я называю "кругом сознавания". Это делается в группе в форме руководимой медитации, в которой участники молча фокусируются на своих реакциях на предложения инструктора, одновременно даваемые всей группе. В качестве начальной точки я предлагаю ясное, устойчивое телесное ощущение - если угодно, симптом, если он может быть локализован относительно точно и воспринимаем отчетливо. Устойчивое или повторяющееся простое действие или привычка также могут быть отправной точкой. Я рекомендую в качестве начальной точки некоторый устойчивый опыт, от которого хотят избавиться, поскольку исчезновение начального опыта часто является результатом этого упражнения. Участникам не предлагается "делать" что бы то ни было, кроме как наблюдать, что происходит в них по мере звучания инструкций.

 Желательна удобная свободная одежда, не рекомендуется перекрещивать ноги и руки, очки лучше снять, глаза закрыть, возможно небольшое начальное расслабление.

 Затем предлагается сосредоточиться на начальном ощущении. Затем звучит фраза: "Какое телесное ощущение вы можете отметить по ассоциации или в связи с этим?" (пауэа -дважды) "В связи с этим ощущением (пауза и сосредоточение на момент) какую позу тела вы отмечаете?" (пауза, повторение) "Вместе с этим ощущением, какое характерное выражение лица вы можете заметить?" (пауза, повторение).

 С различными вариациями инструктивной фразы и числа повторений, могут быть затронуты области: привычных жестов, других телесных проявлений, расположения ума, чувства, эмоции, настроения, идеи, мысли, разговоры других, нечто известное о других или от других, представления о "почему", в которые мы верим, решения в связи с, потери и приобретения, проблема в связи с, действия в мире, как это действует на меня и на других, отношения с другими, фантазии, воображения, мысли о будущем, воспоминания, картины из прошлого, звуки, цвета, запахи, представления о себе, оценки и пр.

 Подобное сжатое описание может создать впечатление, что упражнение перегружено, в действительности оно выполняется довольно легко, занимает около часа, включая многократное возвращение к ситуации в настоящем. Вот комментарии участников одного семинара, где использовалось это упражнение.

 У. (участник): Я очень удивлен. Я начал с того, что казалось мне незначительным случайным симптомом. Чем больше вопросов вы задавали, тем больше эта вещь оказывалась всепроникающей. Я также думал, что был бы счастлив избавиться от нее, затем я обнаружил, что попал в целую вереницу связанных с этим ассоциаций, и понял, что избавиться от этого

 - значит развязать значительную часть телесного панциря (термин В. Райха, означающий мышечный зажим психического происхождения - прим. перев.), который у меня есть. Если я действительно потеряю все, что связано с этим, я буду черт знает как близко к беззащитности, в том смысле, в каком панцирь обеспечивает защиту. Это показалось мне довольно неуместным.

 Дж.Э. (Дж. Энрайт): Прекрасный пример взаимосвяазанности всего. В сознавании поистине нет "размеров и направлений". Один поэт говорил о "Вселенной в крупинке песка".

 У.: Опыт был для меня настолько богатым, что его трудно объяснить. Быстрее, чем вы повторяли инструкцию, я переходил от одного чувства к другому, от одной стадии к другой, великое множество вещей проходило сквозь это. Я право не знаю, что все это были за чувства!

 У.: Мне потребовалось бы несколько дней, чтобы описать все это!

 У.:Мне было жаль, когда вы остановились. Мой ум лишь пребывал, наблюдая все это.

 У.: Для меня это было так, что когда вы предлагали вспомнить сцены или образы из прошлого, они возникали сразу как на экране.

 Дж.Э.: Это вы проецировали их, я лишь предложил возможность.

 У.: Я полагаю, что я обнаружил нечто, что меня очень беспокоит и причиняет немалую боль. Сначала я как бы отказывался рассматривать это. Когда вы продолжили, я этого не чувствовал. Затем я начал как бы чувствовать это, я понял, что несмотря на все мое обдумывание этого, рассуждения и обсуждения, я никогда реально этого не чувствовал.

 У.: Когда вы сначала спросили, хотим ли мы отказаться от этой вещи, я автоматически сказал "да", но когда мы проходили через это, я почувствовал некоторую трудность. Когда вы предложили вопрос "Каким иным вы будете, отказываясь от этого?", я почувствовал себя как резиновая лента, которую тянут и тянут, а затем я мгновенно поймал суть: мне стало ясно. что я не могу найти приемлемой альтернативы этому поведению.

 У.: Я попал в гипнотическое состояние, вроде сна, и не слышал ничего до тех пор, пока вы не сказали: "Теперь, когда вы готовы, возвращайтесь" - это я слышал отчетливо.

 У.: Со мной было то же самое.

 Дж.Э.: А как вы чувствуете себя сейчас7

 У.: Великолепно.

 Дж. Э.: Из опыта, который у меня есть в связи с этим упражнением, я полагаю, что ваш организм в целом реагировал и вбирал все это так же полно, если не полнее, как те, кто был "пробужден". "Более" - потому что ваше рассуждающее, болтливое эго не болталось здесь все это время на дороге. Многие из тех, кто сидели здесь вполне "пробужденными" хотели бы так "заснуть".

 Поразительна черта многих реакций в этом упражнении - чувство, что возникающее сознавание просто происходит, а не является результатом намеренного действия. Когда структура упражнения установлена, ведущий "делает" все, что необходимо, участники могут просто пассивно наблюдать результаты. Такое же качество "спонтанно происходящего" отмечает "пик-переживания".

 Хотя я и не утверждаю, что предлагаю процедуру вызывания "пик-переживания", но, по-видимому, некоторые качества богатства этих моментов могут быть произвольно восстановлены систематическим вызыванием избегаемых или подавляемых областей опыта вокруг начальной точки.

 Второй подход также имеет это свойство - если кто-то другой как бы делает необходимую работу, освобождая в субъекте возможность сознавания, а не вынуждая ее. В этом упражнении двое сидят лицом друг к другу. Один из них выбирает тему, которую он хотел бы разработать. Другой спрашивает его: "В связи с... (рассматриваемым переживанием) какие ты замечаешь телесные ощущения" и т.д.

 Список используемых областей может меняться в зависимости от темы, но в общем он соответствует тому, который приведен выше.

 Цензура и сознавание

 а). Избирательность и сознавание.

 Различия, предложенные во 2-й главе - избирательное-данное, оценка, воображаемое/наблюдаемое - могут быть расширены до весьма интересных результатов. Опыт избирательности одного содержания сознавания из многих воспринимаемых возможностей при ближайшем рассмотрении часто ведет к пониманию, что содержание А часто выбирается вместо содержания В. Это, в свою очередь, ведет к пониманию, что часть намерения в выборе А состоит в избегании В, а это ведет к переживанию цензурирования. Почти каждый временами цензурирует при выполнении упражнения на континуум сознавания - реже или чаще, грубо и очевидно или скрыто, тонко, находя чем заместить цензурируемое содержание столь плавно, что человек сам не замечает своего цензурирования.

 Разрешение цензурировать, как путь к сознаванию.

 Работая с континуумом сознавания, я давно пришел к интересному открытию, что если человек признает цензурирование, когда он его совершает, легче оставаться в потоке сознавания или вернуться в него, при этом человек обнаруживает меньше суеты и беспокойства. Когда цензурирование (и сообщение о нем как просто об очевидном признавании), рассматривается как совершенно приемлимое, оно перестает быть проблемой до такой степени. Люди начинают говорить, что то самое содержание, которое они только что подвергли цензуре, не кажется таким уж плохим, сразу после того, как они подвергли его цензуре, и они сообщают о нем. По-видимому, акция утверждения, включающая отмеченное право цензурировать, дает человеку почувствовать себя управляющим ситуацией. Неудивительно, что владеющий ситуацией человек не нуждается в цензоре. Это наблюдение привело к интересному упражнению, которое впервые появилось на семинаре под названием "Разговоры о сексе". Двое сидят лицом друг к другу, первый обращается ко второму дважды, и первый раз он предлагает ему(ей): "Скажите мне что-нибудь, что вы хотите сказать о сексе."

 Выслушав сказанное, он обращается со второй просьбой: "Отметьте в себе что-нибудь, что вы не хотите говорить, и когда вы установили это, дайте мне понять кивком". Получив этот знак, он вновь обращается с первой просьбой, и далее они чередуются одна за другой в течение нескольких раз. Оказалось, что многие сообщают в следующем круге как раз то, чего они не хотели сообщить в предыдущем! Т.е. возникает спираль углубления сознавания и общения, основанная на силе признания вместо укрывания и стыдливости по поводу цензурирования. Эта форма может быть использована, разумеется, относительно любого содержания, принцип полной свободы цензурирования оказался клинически неоценимым, если человек цензурирует и скрывает свое цензурирование, он в действительности вытесняет некоторое содержание. Потом вытесняет само вытеснение, что означает дальнейшее отдаление вытесняемого из сознавания. Признание вытеснения вместо вытеснения самого вытеснения приближает содержание к сознаванию.

 Размышляя над этим феноменом, я понял, что в культуре, вроде нашей, где в течение долгого времени учили цензурированию и сокрытию (вплоть до XX века), предложение прекратить цензурирование - полезный шаг к сознаванию. Однако, в некоторых субкультурах (вроде энкаутер-групп) давление в противоположную сторону - прекратить цензурирование и открыть все - становится настолько сильным, что люди пугаются этого давления, в таком случае разрешение цензурирования может быть движением к большему сознаванию.

 Можно (1) сознавать что-то и хотеть сообщить об этом, (2) сознавать и не хотеть сообщить (т.е. цензурировать) и (3) можно не сознавать. 1-ая и 3-я зоны по существу не ограничены в своем содержании, однако, по-видимому, может быть ограниченное количество содержания, которое человек может удержать в сознании, не сообщая о них, - т.е. цензурировать. Основание для откровенностей, для того, чтобы делиться чем-то, быть открытым и т.п. состоит в том, что перемещение содержания из 2-ой зоны в 1-ую, из цензурируемой в сообщаемую, создает во 2-ой области больше свободного пространства, и в нее может проникнуть нечто из 3-ей, из несознаваемого в сознаваемое. Это - основа энкаутер-групп, игр Синан и т.д. Однако, если человек оказывается в ситуации, где он обязан сообщать все, что он сознает, возникает тенденция, принуждающая к исчезновению 2-ой зоны. Кое-что из того, что в ней было, переходит в 1-ую зону, т.е. сообщается, но если человек сильно не хочет сообщать о каком-то содержании, но при этом испытывает давление, он в итоге перемещает содержание в 3-ю зону, в несознаваемое. Т.е., при некоторых обстоятельствах давление, оказываемое на человека, чтобы он обнаруживал содержание, отодвигает определенный материал в несознаваемое - такой парадокс.

 Разрешение на цензурирование, на то, чтобы удерживать в сознавании, не сообщая, может в таких обстоятельствах облегчить и увеличить сознавание, восстанавливая промежуточную зону "сознаваемого, но не сообщаемого".

 Не судите, да не судимы будете.

 В определенный момент "суд", т. е. негативная оценка, стала для меня центральной темой. Казалось, что негативные суждения, а также вытекающие из них чувства и состояния, составляют основную часть жизни, для некоторых - иногда, а для иных - большую часть времени. "Я его не люблю". "Она не слишком-то хороша". "Весьма посредственный учитель", "Не люблю помидоры". "Ты делаешь не то..." Отвержения: "Она мне не нравится". "Ее может увлечь каждый". "Она слишком жирная". Негодования: "Я ненавижу его, потому что он... "

 Предубеждения - молчаливые, молчаливая горечь, горечь в семьях. Источник всей жестокости - великой и малой. Вина. Доженствование. И даже если, конечно: я не должен чувствовать вины - негативные оценки негативных оценок. Большая часть яда в человеческой жизни основана на негативных оценках или, по крайней мере, включает их. Я начал искать пути их систематического уменьшения.

 а). Автоматичность суждения.

 Один из ключей к работе с негативной оценкой - ее невероятная автоматичность. Хотя восприятие и оценка - различные вещи, в действительности большинство людей "овидива_ет" или "вису_дит" в одном, по-видимости, едином действии. Качество суждения переживается как часть "овиденного объекта", а не как добавление воспринимающего. "Он безобразен" - для наивного наблюдателя это просто описание, просто сообщение наблюдаемого факта, вроде того, что "он носит очки". В действительности происходит процесс, подобный следующему: "Я замечаю в этом человеке ряд вещей: складки жира в разных местах, гладкую кожу, улыбку, мягкий голос, и т.п., я выбираю из этого множества подмножество характеристик, которые обобщаю как "жирный", просматривая свои внутренние ассоциации, я нахожу формулировку "жирный - это безобразный" и дальше "быть безобразным - плохо, плохо быть жирным/безобразным".

 б). "В глазах наблюдающего".

 Принцип не нов и в нем нет ничего удивительного. Красота и ее противоположность существуют в глазах наблюдающего (точнее, в уме), а не содержатся, как объективное качество в наблюдаемом объекте. В теории это признается, но реально редко понимается, т.е. редко применяется. Мне показалось полезным очень тщательно проследить за этим феноменом, работая с людьми.

 Когда предъявляется автоматическое "овидива_ние", я останавливаю человека и настаиваю на обнаружении зазора между видением и суждением, прошу человека помедлить и заметить, что тут есть два шага и что он полностью ответственен за второй. Может быть, рассматриваемый человек ответственен за то, сколько он весит, но наблюдатель ответственен за то, что он оценивает этот объективный факт как жирный и безобразный. Клиентов и учеников, которые постоянно "овидивают", я прямо-таки муштрую, заставляя отмечать вещи, которые они негативно оценивают, и точно осуществлять различение между наблюдением и оценкой, пока они к этому не привыкают.

 Прорабатывая негативную оценку, я понял библейское изречение "Не судите, да не судимы будете"; раньше я думал, что это что-то вроде сделки: вы не будете судить меня, а я не буду судить вас. Теперь я вижу, что более глубокое значение таково: если я сужу негативно, моя субъективная вселенная, а не ваша, будет наполнена ядом негативной оценки.

 Источники негативной оценки

 Коль скоро выясняется, что оценка не пред-дана, что ее нет в объекте, что она - во мне, становится возможным и законным вопрос: что это за процесс во мне, который порождает энергию, превращающуюся в негативную оценку? Постепенно сложилось упражнение для исследования этого вопроса, оно может проделываться в одиночку, вдвоем или в группе. Упражнение начинается выбором объекта в комнате, или его особенности, или какой-либо характеристики или аспекта другого человека, которые вызывают сильную негативную оценку. Я заметил, что использование сравнительно простых объектов или особенностей удобнее всего для проработки. Второй шаг состоит в оценке по шкале от минус единицы до минус десяти, насколько сильно негативное чувство. (-1) соответствует легкой неприязни, при (-10) человек едва может сдержаться от того, чтобы растереть раздражающий объект в порошок. Затем человек должен описать настолько точно и объективно, насколько возможно, какие именно особенности являются фокусом негативных чувств.

 В этом пункте есть три линии продолжения, обычно одна из них является основным источником энергетической подпитки оценки, хотя в той или иной мере часто участвуют все три.

 а) Проекции.

 Первая - проекция. Не нравящееся качество объекта оказывается качеством, которое воспринимающий чувствует в себе, но не хочет признавать за свое собственное (см. главу 3 об атрибуции-проекции). Следующая запись иллюстрирует это:

 Ст. (Стив): Мне не нравится растение, которое вон там висит.

 Дж. Э.: Что именно тебе в нем не нравится и чем оно плохо?

 Ст.: Мне не нравятся его верхние листья. Они как пластиковые, они выглядят больными. Как будто о нем нужно заботиться, что-то для него делать. Около (-5), я думаю.

 Дж.Э.; Хорошо, теперь повтори все это еще раз, только вместо "оно" говори "я".

 Несколько возбужденный, Стив обнаруживает чувство, не то чтобы "болезненности", но что-то вроде того, что он нуждается в некоторой заботе и внимании в своей жизни. Ему все еще не нравится растение, но уровень негативной оценки падает до (-1),(-2).

 Женщина находит картину неприятной, потому что картина "бросается в глаза и доминирует". Когда она в себе признает тенденции навязываться и доминировать, негативная оценка падает почти до нуля.

 В записи эти результаты кажутся неудовлетворительными. В практике такое понимание сопровождается множеством эмоций, обычно неприятных. Одна женщина, прежде чем она перенесла характеристику "мещанской" с безответной лампы на себя саму, прошла через состояние сильной тошноты и отвращения, когда она сосредоточилась точно на не нравящемся качестве.

 б). Внутренние незаконченные дела.

 Второй подход является в некотором смысле обращением проекции. Не нравящееся качество - не мое, а нечто, по отношению к чему у меня есть незаконченное дело. Не моя собственная навязчивость, а моя незаконченная, незавершенная реакция в какой-то момент моей жизни на чью-то "навязчивость" является источником.

 Так, одна женщина избрала в качестве объекта неудовольствия шрам на лице партнера. Переживая собственную внутреннюю реакцию, когда она сосредоточилась на шраме, она внезапно вспомнила инцидент в детстве, связанный с детским велосипедом, полный страха, крови и боли. Пережив полностью эту ситуацию, пережив до сих пор запретные чувственные реакции на этот инцидент, она обратилась к партнеру и обнаружила, что шрам перестал вызывать в ней какие-либо негативные чувства.

 Вот более полная запись похожей ситуации.

 А.: Мне не нравятся его усы. Около (-5), я полагаю.

 Дж.Э.: Что именно вам не нравится в них? Что конкретно является стимулом?

 А.: Я не знаю. Все в целом. Они как будто какие-то неопрятные.

 Дж. Э.: То есть они действительно неопрятные?

 А.: Нет, не на самом деле.

 Дж.Э.: Какая чась усов находится в центре негативного чувства?

 А.: Там, где они закругляются над губой.

 Дж. Э.: Хорошо, точно сосредоточьтесь в этой области, сосредоточьте свой ум на качестве "закругления-над-губой", которое вас беспокоит. Обращайте при этом самое пристальное внимание на то, где и что в вас происходит - тело, воспоминания, что бы ни возникло. Отдайтесь этому на некоторое время, а потом скажите, что пришло вам в голову.

 А.: Это непонятно, но я чувствую, будто я отшатываюсь от него. Я боюсь!

 Через пару минут А вспомнила фильм, который она видела в 8 лет, где Фу Манчу страшно испугал ее, но она боялась признаться в этом. Когда она успокоилась после вновь пережитого страха, то сказала:

 А.: Гм, мне все еще не нравятся его усы. Что-то около (-2) или (-2). Мне не нравится, что они разрушают чистые линии его лица. Но сейчас это кажется не так плохо, как вначале.

 Дж. Э.: Может быть, можно очистить это в вас до конца, но пока вы сделали достаточно.

 Один из наиболее драматических примеров незаконченного дела как источника негативной оценки человека дала женщина, которой очень не нравился во время занятий по консультированию дым, валящий из трубы, которая была видна из окна. Она распространялась про загрязнение, экологическое равновесие и т.п., все это было верно, но энергия ее речи казалась совершенно диспропорциональной содержанию. Качество, на котором она фокусировалась в упражнении, было "загрязнением" ("поллюция"), я попросил ее внешне фокусироваться на этом, внутренне же смотреть воображаемые реакции тела. К некоторому моему удивлению, она вскоре сказала, что чувствует боль и напряжение в области влагалища. Продолжая фокусироваться на этом, а также на "загрязнении", она неожиданно вспомнила свой первый половой акт с первым мужем - какой беспомощно "запачканной" она чувствовала себя в этот момент, не в состоянии протестовать, поскольку они были женаты, и в то же время чувствуя, что происходит что-то глубоко неправильное. Это было очень интенсивное чувство, когда оно улеглось и было сказано все, что может и должно быть сказано по поводу этого инцидента и его проработки, она вновь посмотрела на дым, сам по себе. Внешняя несуществующая энергия, добавлявшаяся из другого источника, который не сознавался, теперь исчезла.

 Люди часто протестуют в этом пункте, утверждая, что дополнительный источник энергии может быть полезным, если люди действуют против такого зла, как загрязнение среды, Гитлер и т.п. Я думаю, что энергия личных незаконченных дел не полезна в выполнении социально желаемых действий, она лишь может исказить действия и извратить цели.

 в). Внешние незаконченные дела.

 Этот путь проработки негативности также касается незаконченных дел, но иного рода. Они могут быть названы "внешними" в противоположность "внутренним", о которых только что шла речь. Неприятный стимул напоминает вам о каком-то действии, которое вы должны были или хотели предпринять, но не выполнили или не выполняете. В этом случае раздражение относится скорее к вам самим по поводу неделания этого, но кажется, что легче его направить на посторонний объект.

 г). Различение между "не нравится" и "кажется неправильным".

 Внимательная проработка негативных оценок дала нам возможность увидеть более тонкое и полезное различие между тем, что можно было бы назвать "не нравится" и "возражением", "несогласием" (нужно и здесь упомянуть Успенского и Гурджиева, намекающих на этот феномен). "Не нравится" - непосредственая, спонтанная, данная реакция, с этим мало что можно сделать, если она у вас есть, то она у вас есть. Это похоже (хотя и не вполне совпадает) на организмическое "приятно-неприятно", о котором идет речь в 3 главе.

 "Возражение" - дополнительная энергия, добавляющаяся к спонтанной неприязни, как и "суждения", она основана на эго. При внимании к практике она более поддается контролю, чем начальное и моментальное неудовольствие. Обычно, если не всегда, оказывается, что есть некая цель или предполагаемая выгода от добавления этой энергии, хотя эта потенциальная выгода редко сознается.

 Для наивного человека этот дополнительный шаг не кажется дополнительным, он кажется "данным" в первоначальном неудовольствии. Для человека, тренированного в сознавании, "клин" между этими шагами очевиден. В качестве иллюстрации представьте себе, что вы убираетесь в очень грязной кухне, заваленной помоями, грязной посудой и пр. Очевидно, вы органически будете испытывать некоторое неудовольствие от запахов и неудобств. Будете ли вы добавлять энергию "возражения" - зависит от контекста. Если весь этот разгром остался после празднования совершеннолетия вашего сына, когда он впервые играл роль хозяина дома и если он впервые оставил такую грязь, вы скорее будете переживать не неудовольствие, а мысли о сыне и его будущем, тщательно прибирая кухню. Если же это - последствия очередного визита родственников вашей жены, которые к тому же наговорили вам кучу гадостей, вы, возможно, будете кипеть негодованием и, конечно же, фокусироваться на худших сторонах беспорядка.

 Хорошую аналогию этому различию можно взять из примера радиоприемника. Подстройка на станцию аналогична "собственно неудовольствию", но есть еще отдельное увеличение громкости посредством добавления энергии - это "возражение". С клиентами, сильно отягощенными негативными суждениями (я чуть не сказал, "посвящающими себя" суждению), я провожу много времени в обнаружении этого "промежутка" между неудовольствием и "возражением", настаивая на важности этого различия.

 Представление в отличие от опыта и процесса сознания

 Память говорит мне, что я сделал это.

 Гордость утверждает, что я не мог этого сделать. Гордость скоро победит.

 Ницше

 а). Роль представления в потоке опыта.

 Практикование различия "наблюдаю/воображаю" в течение некоторого времени привело меня к несколько пугающим представлениям об опыте. От момента к моменту наше "восприятие" в значительной степени определяется не новыми, приходящими ощущениями, а уже существующими структурами интерпретаций, в которые попадают новые сенсорные данные. Иногда - и такие случаи запоминаются - новые данные сдвигают или даже "отбрасывают" существующую структуру, но гораздо чаще новое теряется или трансформируется в пред-существующих старых формах.

 Глядя через стол напротив во время завтрака, я редко вижу вновь рожденную, только что созданную женщину - я вижу мою давно знакомую жену. Я не слышу, что она в действительности говорит, я "знаю", что она "имеет в виду" - если через 5 минут меня спросить, что она говорила, я дам пересказ моих представлений, а совсем не то, что она в действительности сказала. Вопрос здесь в том, сколь много в опыте каждого момента определяется тем, что актуально находится здесь и сейчас, что ново, - а сколь многое принадлежит к понятиям. Цель концептуальных структур, я полагаю, в том, чтобы создать больше устойчивости в восприятии, но любой хорошей вещи может быть слишком много.

 б). Рассмотрение роли концептуализации.

 Одно из упражнений в наблюдении, которое я часто проделываю, - прямо перед обедом обратить внимание на опыт "голодности" и просмотреть, сколь много в этом того, что основано на здесь и теперь наличествующих ощущениях, таких как урчание в желудке или слюна во рту, а сколь много на концептуализации: как много времени прошло после завтрака, который час и т.п. Концептуализация обычно доминирует в "создании" голода и часто после этого упражнения люди некоторое время не испытывали голода.

 Долгое время, когда я работал целыми днями, я страдал от "послеполуденных спадов" - периодов слабости, приходивших около 4 часов дня и длившихся до 5. Я принимал это как факт жизни, ожидал их, и был внимателен в назначениях чего-то на этот час, зная, что "это" случится. Затем, практикуя регулярно сознавание, я начал замечать с подозрением, что в некоторые дни не было "спада", и по рассмотрении оказалось, что это были дни, когда происходило что-то интересное. Внимательно рассматривая, что происходит во мне, я обнаружил, что случайный зевок вызывает за собой мысль "А, вот оно", может быть воспоминание, что я поздно лег вчера вечером, - и скоро я оказываюсь в разгаре спада. Я понял, что концептуализация, ожидания формировали реальность и делали это с самоподтверждающей силой. Если же я лишь замечал зевок и не предавал ему значения, иногда я чувствовал себя усталым, а иногда нет! Причем, это больше зависело от того, что мне предстояло, чем от того, что было в прошлом, от того, куда я шел, а не от того, где я был.

 Однажды в зти времена клиентка сказала мне: "Я знаю, терапия - долгий и сложный процесс... " - и я понял, что для нее это так и будет. Даже если скоро она почувствует себя лучше, она найдет какие-нибудь представления, с помощью которых она снизит ценность видимого улучшения и оправдает свою концептуализацию, утверждая ее правоту и делая ее еще более правой для следующего раза.

 Концептуализация как препятствие для протекания опыта.

 Понятия и представления, какова бы ни была их цель или предполагаемая ценность, действуют на опыт замораживающе, замедляя поток, подавляют то, что свежо и ново в ситуации, вносят некоторую, так сказать, "затхлость". Сюда относится и то, что раньше говорилось об "общивдании", указывая на нечто в текстуре и кульминациях концептуального мира. Когда у человека возникает чувство какого-либо рода - будь то любовь, страх или гнев, почти первая реакция - проверить это чувство на "резонность", посмотреть, соответствует ли оно объяснительным правилам личного мира человека. Если возникшее чувство не подходит, оно почти наверняка будет искоренено или искажено до степени компромисса, который больше соответствует, может быть объяснен, защищен, оправдан.

 г). Уменьшение концептуальной жесткости - "Рондо".

 Упражнение, которое я называю "рондо", полезно для ослабления привязанности опыта и концептуализации, для того, чтобы дать опыту, который хочет иметь место - иметь место, а понятиям, которые стремятся сдерживать его, - ясно возникнуть.

 Инструкции для "рондо": человек, выполняющий упражнение, сидит лицом к партнеру, помогающему ему. Оба сидят в открытых позах, довольно близко друг к другу, поддерживая контакт взглядом, выполняющий упражнение выбирает ключевое слово или фразу, которая содержит ддя него какой-то эмоциональный заряд. Это могут быть названия эмоций - страх, гнев и др., или более сложные состояния - унижение, отверженность, измена, фразы, которые человек много раз слышал в детстве. Цель упражнения как в том, чтобы снять некоторую часть заряженности (катарсис), так и в том, чтобы раскрыть нечто из содержания и значения, окружающего слово или фразу, но неясного.

 Процедура состоит в том, чтобы повторять слово или фразу снова и снова без остановки, но не быстро и не автоматически. Как только возникает мысль, чувство, воспоминание, телесное ощущение или образ, имеющие отношение к теме, выполняющий упражнение рассказывает или описывает их, занимая этим столько времени, сколько это занимает, затем немедленно возвращается к повторению слова или фразы (отсюда название "рондо" - музыкальная форма, которая постоянно возвращается к одной и той же теме). Инструкция требует все время занимать рот говорением, не останавливаясь и не давая концептуальной организации и стиранию возникнуть. Слезы и интенсивные переживания обычны и "о'кей", если только они не останавливают и не замедляют процесс. Дайте им пройти и продолжайте. Главная задача помощника - быть здесь и принимать то, что возникает, напоминая выполняющему, чтобы он не останавливался, щелчком пальцев или повторением ключевого слова, или возвращая его к сознаванию, если он начинает произносить фразу механически.

 Работа с различением концептуализации и опыта может быть названа "хлебом" продолжительной консультативной работы терапевта. Представления о себе, о прошлом (о самом времени), о других, о событиях, со сравнениями, суждениями и чувствами, естественно вытекающими из представлений, - основные препятствия к простой принимающей опыт жизни, жизни, как она есть. Гештальт-терпию часто связывают с фокусировкой на "чувствах", но я все больше вижу, что "чувства" - только естественный результат концептуализации, которой человек придерживается, именно с ней надо работать. Если человек говорит о "страхе" как проблеме, то нужно смотреть на представления, которые он использует для возбуждения страха.

 Доступ к внутреннему знанию: пространство как будто.

 (Этот раздел был написан для журнала "Изменения" гештальтистского института в Торонто, в июне 1980).

 В 1960 году, предлагая тест Роршаха пациенту, затрудняющемуся в выражении своих мыслей, я не получил ответа ни на одну из карточек и не знал, что делать. Я взял снова первую карточку и сказал пациенту: "Я знаю, что вам это не кажется похожим на что-то, но если бы это было на что-то похоже, то на что?" Он сразу же ответил: "О, если бы это было на что-то похоже, это было бы похоже на бабочку". "О, - сказал я,

 - если бы это была бабочка, где именно она была бы расположена на карточке?" Мы снова прошли все карточки с этим новым вопросом, и он давал весьма сложные ответы.

 Таков был мой первый опыт использования "техники" или, скорее, способа обращения с опытом, который я называю "пространством "как если бы". Это оказалось чрезвычайно полезным во многих формах. Кроме того, в этом есть интересные и поистине глубокие моменты относительно того, как люди представляются и что они есть. Эта техника довольно близко соответствует, теоретически и практически, гештальтистскому подходу (книга О.Бейнигейма "Философия "как если бы" была одной из опор раннего гештальтизма). Я сотни раз использовал буквально ту форму, которая была описана ("Если бы вы знали ответ, каким бы он был?"

 Постепенно возникало все больше вариаций, часто с такой удивительной спонтанностью, как первая находка. Я начал обнаруживать, что люди, по-видимому, знают гораздо больше о своем будущем, чем они знают, что знают. Например, человек говорит, что ему кажется, что жена собирается его бросить, но он не знает, так ли это. Я предлагаю ему на минуту притвориться, что он знает, неожиданно из этой позиции он оказывается вполне уверен, что это так.

 Будучи очень "рациональным" в эти ранние дни, я много думал об этом феномене, пытаясь как-то "разобраться" в нем. Одна формулировка показалась мне схватывающей суть, и сегодня она кажется значимой. Ответить на этот вопрос в контексте, так сказать, "определенности" ("На что похоже чернильное пятно?" -"Оно похоже на бабочку") - значит быть открытым к тому, что ты ошибешься. В таком случае я, тестирующий, могу сказать: "Что за глупости ты говоришь, какая же это бабочка?" - и тестируемый в ловушке. Если же он отвечает в контексте, так сказать, "возможности", говоря: "Если бы это было на что-то похоже, это могло бы быть похоже на бабочку", - он в безопасности. Если я выступлю со своими упреками, он может просто сказать: "Я же не сказал, что оно похоже на бабочку, я только сказал, что если бы это было похоже на что-то, то могло бы быть похоже на бабочку". Человек таким образом избегает дилеммы "правильно-ошибочно", в которой большинство людей безнадежно путаются.

 Сущность подхода "как будто" в том, чтобы отойти от ограничивающих сторон повседневного практического эго, которое слишком буквально, слишком реалистично и подвержено проблеме "правильно-ошибочно". Все эти качества прекрасны для определенных целей, но мешают широте и свежести взгляда. Почти что сигнал того, что вам удалось совершить этот прыжок в "как будто" - внезапная свежесть и новизна мышления и восприятия, а также парадоксальным образом - ощущение уверенности и определенности. В действительности это чувство уверенности не парадоксально: если ошибаться нехорошо (а так оно и есть в повседневном мире) - нужно быть осторожным и проверяющим. Если можно ошибаться, если это "о'кей" (точнее, если правильное и ошибочное не оцениваются), тогда я могу позволить себе безопасно чувствовать уверенность. Не удивительно, что одно из использований этой техники - ограничение сомнений. Клиент говорит: "Я хочу оставить работу, но не знаю, когда это лучше сделать", я прошу его найти дату, которая очевидно преждевременна: клиент не может предположить, что сделает это так скоро. После этого я прошу установить возможную самую позднюю дату, время, когда он уверен, что уже оставит работу. Когда мы установили промежуток ("Ясно, что не раньше 1 апреля и уж конечно не позже августа") , я начинаю двигаться от обеих границ к середине ("Как насчет 1 мая?" "Раньше чем в июле, - кажется это возможным?"). Когда людей спрашивают таким образом, варьируя форму вопросов, оказывается, что человек может быть очень точно чувствует, когда именно он собирается сделать нечто, и "сомнения" исчезают. Подобная процедура работает и в других случаях.

 Вот другая подобная техника. Когда клиент кончает описание проблемы, я спрашиваю вполне серьезно и прямо, разрешима ли проблема так, как она поставлена. После разных уверток и избегания прямого ответа весьма часто люди начинают понимать, с удивлением, что на каком-то уровне знания они считают проблему неразрешимой, хотя на другом уровне они только что закончили развернутое ее описание. Поразительно - для меня и для них - пережить два столь различных друг другу способа организации всех данных.

 Один из способов представить себе эти одновременно существующие противоречащие друг другу организации - это "особые сознания". Коротко говоря, предполагается, что способы думать, чувствовать отношения и позиции, и формы действования связываются в "упаковки" или "роли", существующие как самостоятельные целые, (не спрашивайте, в каком пространстве!). Так, если обычно бережливый человек вдруг проявляет щедрость, это не значит, что он неожиданно стал щедрым, а все остальное в нем не изменилось. Скорее, он соскользнул в другое такое целое, и внимательный наблюдатель может при этом заметить множество других изменений в его чувствовании, мышечном тонусе, движении и пр. Он сейчас не "старый скряга Джо", а "Джо щедрый". Многие теории личности придерживаются этой точки зрения. Например, трансактный анализ называет это "эго-состоянием" (мне из трансактных описаний больше всего нравится "маленький профессор - эго-состояние наблюдающего, лишенного предрассудков ребенка, который видит то, что есть, т.е. Голого Короля). Психосинтез называет это "суб-самостями". Эти состояния привязаны к определенным стимулам и могут быть вызваны только ими, так женщина перестает быть студенткой и превращается в мать, как только она слышит плач своего ребенка. (Прим. перев. - странным образом автор не упоминает первый, пожалуй, в европейской литературе источник и наиболее внятное изложение этой точки зрения - все тот же Гурджиев в изложении Успенского ("Поиски чудесного" и др.), где представление о "множественности я" является одной из фундаментальных теоретических истин, которые ученику предлагается превратить в практическое посредством честного самонаблюдения. Эрик Берн ссылается на П.Д. Успенского в другом контексте, но, судя по форме описания "эго-состояния", он был знаком с "Поисками").

 Пространство "как если бы" может позволить принять "частные личности" (назовем их так для удобства на русском языке -прим. перев.), которые еще не существовали организованным образом до этого момента, даже как потенциальные. Так, если клиент отрицает способность к чувству определенного качества, уверенности в себе, я спрашиваю, знают ли они кого-нибудь, кто уверен в себе, - конечно, да, иначе у него не было бы такого представления. "Становясь" этим человеком в порядке ролевой игры, он начинает принимать и организовывать элементы чувствования и действия, которые необходимы для этого опыта и уже есть в такой степени, что это удивляет его. Имя представителя качества во внутренней картинке может быть временным якорем для образования этой "группировки", пока она не начнет более устойчивое собственное существование.

 Одна из наиболее разработанных и сложных форм использования этой идеи называется "консультант". Когда клиент кажется безнадежно запуганным в множестве пересекающихся проблем, я драматически довожу ситуацию до кульминации и говорю с подчеркнутой значительностью, что крайне сложные проблемы требуют крайних решений, объявляю, что решил обратиться к "Консультанту". Затем я рассказываю, как замечательно мудр, компетентен и знающ этот консультант. Я отмечаю, что формальная обученность здесь не существенна, но важна точная и глубокая осведомленность в обстоятельствах жизни клиента. Я учу клиента оказывать должное уважение консультанту, организую для него удобное место, подчеркивающее его значимость. К этому моменту намеки, которые я использую при подготовке, уже делают свое дело в сознании клиента, так что он не слишком удивляется, когда оказывается, что он-то и будет играть роль консультанта. Я объясняю ему, что в данный момент он не знает, как это делать, но когда он будет сидеть в надлежащем месте и когда ему будут задавать вопросы правильным образом, он будет знать. Затем я обсуждаю с клиентом, какие именно вопросы больше всего нуждаются в помощи консультанта. После этого мы оставляем какой-нибудь физический символ присутствия клиента на его стуле, он выходит из комнаты, стучится, вновь входит, встречаемый надлежащим образом как КОНСУЛЬТАНТ. Затем мы более или менее подробно обсуждаем проблему, причем консультант указывает решения, предлагая что-то и т.п. Часто таким образом возникают примечательные решения, и люди очень часто удивляются тому, что возникает у них самих в этом состоянии. Некоторые клиенты отмечают, что они сохраняют эту игру и в дальнейшем (создавая таким образом новое состояние), другие удовлетворяются результатами одного сеанса.

 Временами я просто теряюсь перед возможностями, которые открывает этот подход. Почти любое состояние, какое только можно вообразить, потенциально может быть организовано, закреплено и сделано приемлимым. Временами я сам перехожу в некую "трансперсональную суб-самость, которая полагает, что, может быть, любое знание доступно любому человеку, если он может организовать и укрепить походящее состояние (я сам, как более трезвая и критичная личность, в это не верю ... но все же). Я начинаю смотреть на гипноз как возможное средство расширения этих возможностей, но, к счастью, многое возможно и без таких вспомогательньк средств. Вы можете начать использовать эти идеи и способ работы прямо сейчас, в вашей текущей жизни и практике, если уже не начали. Что? Вы говорите, что вам негде его применить? Хорошо, а если бы было где, то где бы это было?

 Глава 6. Заметки о практике гештальт-терапии

 Большая часть этой книги посвящена Гештальту как философии жизни, как отношению к жизненному опыту, а не как терапии, "осуществляемой" по отношению к другим. Поскольку, однако, Гештальт используется и таким образом, в этой главе я соединяю некоторые заметки, писавшиеся для практикующих терапевтов, будь-то гештальтистов или нет. Некоторые из этих заметок написаны специально для этой главы, некоторые появились ранее.

 1-й раздел - заметка, написанная для симпозиума "Психотерапия стрессовых реакций", июнь 1974 г. в Калифорнийском университете, в Медицинской школе Сан-Франциско, где участников попросили написать несколько тезисов для дальнейшего обсуждения.

 Гештальт-терапия синдромов стрессовых реакций

 Вместо того, чтобы рассуждать на тему психотерапии синдромов стрессовых реакций, я изложу несколько предположений относительно человека, лежащих в основе работы гештальт-терапевтов.

 Принято думать - это респектабельно и "научно" - что человек в значительной степени или целиком определяется силами, находящимися вне его контроля: генетическими, силами среды, социальными силами и т.п. С этой точки зрения имеет смысл изучать повторяющиеся паттерны поведения и синдромы, обнаруживать их кореляции, формировать гипотезы, прогнозировать течение болезни, предписывать лечение и пр. Такого рода феномены могут быть изучаемы с большой степенью точности.

 С другой точки зрения, человек в конечном счете является ответственным, постоянно выбирающим, центром собственной вселенной, причиной собственного опыта и творцом событий, которые с ним происходят.

 Нет способа показать правоту или неправоту каждой из этих точек зрения, обе имеют свои аргументы. Выбор между ними осуществляется на эстетических и прагматических основаниях. Я предпочитаю вторую, мне кажется, что так жизнь интереснее и значительнее. Более того, мне кажется, что есть что-то, что происходит с людьми, с которыми я работаю, иногда они двигаются в определенном направлении, и их жизнь становится лучше.

 Важно отметить при этом, что эти две точки зрения трудно соединить. В частности, если человек старается работать со второй точкой зрения, информация с первой точки зрения может быть деструктивной для него, и терапия, проводимая с первой точки зрении, может принести ему вред.

 Если я присоединяюсь к утверждению, что у кого-то "синдром" или, что прогноз такой-то, я действую в сторону превращения этого прогноза в более реальный и определенный и уменьшаю возможность человека самому все это преобразовать. Если человек определенно выбирает первую точку зрения, рассматривает себя как "пациента" с "болезнью", я, конечно, приму его выбор. Но пока он не сделает этого, я не хочу делать ничего такого, что уменьшит или ослабит ответственность, которую он готов принять сам. Иными словами, я буду работать с ним все время как с ответственным выбирающим организмом, пока он не сообщит мне, что он предпочитает быть реактивным, детерминированным.

 Перефразируя вышесказанное, "бытие пациента" - это дело не состояний тела, а отношения к ним. Человек может иметь множество "симптомов" и оставаться выбирающим человекам, движущимся вопреки им, признающий свой выбор по поводу них и дающий им уйти, когда он находит лучший способ действования. Другой человек, с подобным же набором симптомов, может рассматривать их как "навязанных" ему или "случившихся" с ним и будет пациентом.

 Другая фундаментальная предпосылка гештальт-терапии - что организм напротив него является очень искусным и адаптивным и всегда делает наилучший для него выбор в мире, как он его видит. Любое кажущееся противоречие этому - симптом, неприятное или деструктивное поведение - должно рассматриваться с той точки зрения, что несмотря на кажущуюся деструктивность, на деле это поведение каким-то образом адаптивно. С точки зрения своего эго пациент может утверждать, что симптом или поведение неприятны или нежелательны, не "являются частью меня", несмотря на это, всегда имеет смысл рассмотреть его с точки зрения, что оно в каком-то отношении адаптивно. Парадокс состоит в том, что когда человек обнаруживает и признает, насколько "симптом" в дейстительности адаптивен, высвобождается энергия для изменения, в принятии человеком того, где и как он находится, немедленно становится возможным изменения и дальнейшая адаптация.

 Гештальт-терапевт      принимает    совершенно    всерьез    часто

 утверждаемое,  но  редко  принимаемое  утверждение,  что  лечить можно

 только человека, а не симптом (название данного симпозиума показывает,

 насколько  распространена  противоположная  точка  зрения.  Невозможно

 изменить  один  фрагмент  жизни,  не меняя всего остального, вся жизнь

 пациента входит в офис вместе с ним.

 Кроме того, предполагается, что источник возникновения симптома или поведенческого паттерна представляет гораздо меньший интерес, чем вопрос, что удерживает его, функция, выполняемая в данный момент симптомом - его, в моей терминологии, "прибыль" - вот что прежде всего подлежит рассмотрению. Все организмы инстинктивно и эффективно уходят от неприятных стимулов и ситуаций, за исключением двух случаев: если нынешний дискомфорт сулит больше удовольствия в будущем или если он дает возможность избегнуть большей неприятности. Если человек сохраняет нежелательное поведение, мы знаем, что в этом есть какая-то "прибыль", какое-то невидимое приобретение, ради которого организм и сохраняет это поведение. Часто сам выбор не сознается, и задача терапии - вернуть выбор в полное сознавание, так что человек может выбрать, сохранять ли ему эти паттерны поведения и его "прибыль" или отказаться от того и от другого. История возникновения симптома часто используется как способ тянуть время, отвлечение или как перекладывание ответственности на другого, вместо того, чтобы принять ее самому.

 Использование Гештальта в необычной среде

 Часто во время обучения гештальт-терапии возникают вопросы, применима ли она к людям и группам с силньми отклонениями от нормы - тюремным заключенным, психотикам, умственно неполноценным и пациентам с клиническими нарушениями. Часто вопрос сопровождается страшными историями: "Я испробовал технику "пустого стула" в тюрьме, и можете себе представить, что из этого вышло". Я стараюсь как можно лучше ответить на такие вопросы, даю демонстрации, рассказываю анекдоты из собственного опыта подобной работы, но при этом я часто чувствую некоторую неудовлетворенность. Со временем я стал испытывать странное чувство, когда задается такой вопрос. Хотя люди обычно задают его искренно, вопрос кажется неоправданным.

 а). Гештальт как техника или Гештальт как основа бытия?

 Наконец я стал понимать, что сам вопрос задается с точки зрения определенного представления о Гештальте, т.е. в предположении, что Гештальт состоит из или определяется как набор техник! Если терапевт использует пустой стул, избегает языка "это-оно", спрашивает: "Что вы испытываете?"' достаточно часто работает определенным образом со снами

 - это гештальт-терапевт и занимаясь всем этим, он "осуществляет гештальт-терапию". Я понимаю это прямо наоборот. Для меня - и я полагаю, что для большинства гештальтистов - Гештальт - это не набор техники, а основа бытия. Не то, что вы "делаете", делает вас гештальтистом, а цели, с которыми вы делаете нечто. Еще точнее, даже не цели, а состояние сознания, в котором вы делаете то, что вы делаете. Много написано про "технику Гештальта" (я сам написал главу под таким названием) и действительно, определенные действия более подходят для Гештальта, как основы бытия. Не в этом суть Гештальта.

 Задача Гештальта - в расширении сознавания, в большей интеграции, большей целостности, большей внутриорганизмической коммуникации. Все, что делается с подобными целями - это Гештальт. Все. что делается с другими целями - нет. Если у вас подобные цели, вы можете пользоваться вопросами в языке "это-оно", интеллектуально говорить о прошлом и все же "осуществлять гештальт-терапию". Если же вашей целью является приспособление, самоуправление или изменение чего-то - это не гештальт-терапия, даже если вы пользуетесь пустыми стульями, говорите о фигуре и фоне и прекрасно используете "язык ответственности".

 Нет ничего плохого в "других целях". Все это может случиться и в результате гештальт-терапии, и это даже весьма вероятно. Они тоже вполне справедливо могут быть целями клиента. Терапевт может иметь любую из этих целей в течение определенного отрезка времени - но работая на эти цели он не "гештальтист". Терапевт может свободно менять стиль и задачи, он может в течение 40 минут заниматься приспособлением или десенситивизацией (уменьшением чувствительности) и 10 минут гештальтом. Но, занимаясь Гештальтом, терапевт не может ставить перед собой фиксированную задачу, он должен быть готов принять то, что возникает спонтанно, цели работы остаются открытыми.

 Однажды студент спросил: "Если вы движетесь в определенном направлении с клиентом во время гештальт-терапии, а ваш со-терапевт слева говорит..." - я прервал его, ибо ответ был ясен: если "вы движитесь в определенном направлении", то вы не занимаетесь Гештальтом, что бы ни говорил вам ваш со-терапевт слева.

 Если мы принимаем Гештальт как основу бытия, тогда "техника" становится просто вопросом стратегий, тактик и приемов, в которых эта основа бытия воплощается в той или иной ситуации, иная ситуация потребует иной техники, и она естественно будет разработана.

 Гештальт посредством ролевой игры и самораскрытия.

 Я полагаю, что если мы прменим Гештальт как основу бытия - цели сознавания, интеграции и большей внутри-организмической коммуникации

 - к дезорганизованным, запутавшимся, фрагментированным людям, которых называет "шизофрениками" или "пограничниками", мы перенесем акцент на ролевое моделирование посредством самораскрытия.

 Я не имею в виду самораскрытие "здесь и теперь", практикуемое многими гештальтистами. Скорее речь идет о раскрытии фактуры собственной жизни - не только фактов, но контекста и значения событий.

 Однажды в Лангли-Портере молодой человек с диагнозом "шизофрения" быстро шел к улучшению и был близок к выписке. Врачи полагали, что должен встать вопрос о работе, а поскольку он нигде не работал, то возникающая из-за этого зависимость от родителей составляла часть его проблематики. Однажды он пришел на группу, похожий на только что откачанного утопленника и готовый весьма драматично возобновить шизофренические симптомы, которые он ранее демонстрировал. Я спросил его, что происходит, он отрицал, что дело плохо, по ходу беседы выяснилось, что на следующее утро у него назначен разговор по поводу работы. Я предположил, что его могло взволновать это, но он отрицал такие чувства. Когда он говорил это, я внезапно вспомнил себя много лет назад, когда я только что получил мою степень и написал в госпиталь с просьбой об учебной аспирантуре. Вспомнился мне тот момент, когда я получил ответ: "У нас нет ничего подобного, но мы можем предложить вам работу". У меня екнуло под ложечкой на мгновение от перспектив после 31 года отказаться от щита "ученичества" и быть обнаженным в мире, где от меня будут ждать, чтобы я стоял на собственных ногах и выполнял реальную работу. Я заколебался, нужно ли рассказывать об этом юноше, казалось, что это так далеко от его ситуации, но воспоминание настаивало на своем, и я рассказал. Двое других членов группы рассказали о похожих событиях в их жизни, и все мы поговорили о неизбежности для человека такого рода волнения перед шагом в мир работы. Послушав это все, молодой человек смог поделиться своей тревожностью, пережил и выразил ее более подходящим образом, недели демонстрация симптома. Он оставил группу все еще в некоторой тревоге, но уже без опасности декомпенсации.

 Как назвать эти разговоры "про прошлое" (мое прошлое) в гештальт-терапии. Человеку нужны связность и значение, а не данные и не изолированные фрагменты сознавания. Ему нужно было понять, что что-то, что в нем происходит, это простые чувства, они не являются ни странными ни неестественными - они составляют часть обычного человеческого опыта. Может быть, он не знал этого потому, что люди вокруг были ему непонятны, такого рода знания могли прийти только если бы он видел людей целиком и в действии - и это он увидел в нас.

 Я мог бы, наверное, обнаружить все это в в рамках более традиционной гештальтистской техники, но более собранный человек не нуждался бы так отчаянно в этом знании!

 Для людей с серьезными нарушениями может быть затруднительно принимать свое сознавание, так сказать, прямо. Чтобы быть ассимилированным, оно должно приходить в человечески окутанных формах: в контексте всей жизни - иначе его (сознавание) невозможно увидеть. Достаточно интегрированный человек может принять изолированный момент сознавания, хоть во время семинара, и заняться приспособлением этого фрагмента к целостности своей жизни. Менее интегрированные люди в большей степени нуждаются в жизненном контексте, чтобы фрагмент сознавания был полезен.

 в). Эффект самораскрытия.

 Самораскрытие дает некоторые эффекты и помимо основного - передачи человеческой правды в жизненном контексте. Один из них состоит в доверии клиента - доверие не только относительно информации, но такое доверие, которое дает возможность наилучшим образом применять полученное: человек может как бы смотреть сквозь это и найти, что ему нужно, поверх и за пределами того, что, мы полагаем, даем ему. Людям обычно трудно быть ясными относительно того, что им нужно или чего они хотят, когда терапевт осуществляет самораскрытие, клиенту не приходится артикулировать, что ему нужно: достаточно посмотреть сквозь то, что предлагается, и взять то, что понадобится. Я часто бывал сильно удивлен, когда позже люди говорили мне, что именно показалось им значимым в фрагментах моего самораскрытия, это сильно отличалось от того, что я намеревался им показать.

 Самораскрытие может разбить барьеры и открыть "общую человечность" участвующих: все мы плывем на одном корабле. Однажды в группе алкоголиков я без всякого результата пытался применить мою "гештальтистскую технику" или еще что-нибудь. Люди смеялись надо мной или начинали разговаривать между собой. Насколько я мог увидеть, мы были совершенно различны, прямо-таки противоположны во всех наших жизненных выборах. И вот в "противоположности" я увидел ключ. Если мы выбрали противоположные решения, то это было ответом на сходную проблему! Я начал говорить о выборе еще в школе, между сохранением собственной индивидуальности вопреки давлению, или конформным подчинением. Хорошим в сопротивлении была надежда сохранить собственную личность, собственное единство, плохим - социальное неудобство вплоть до правонарушения, приведшее их в эту "психушку". В конформизме хорошим было социальное восприятие и вытекающие из этого блага (моя ученая степень и то, что в отличие от них я сегодня буду ночевать дома), дурным было то, что теряется чувство внутреннего единства, одиночество, чувство, что сам себя предал, потери внутренней части себя, преодоление которого заняло у меня многие годы. Я полагаю, что мне удалось привлечь их внимание, когда я рассказывал, что такое "капитан отряда бойскаутов" - кем я был, ценой потери нескольких возможных друзей среди бунтовщиков. Так или иначе, они увидели, что наша точка соприкосновения - именно в различии выбора по одному и тому же поводу и что каждый выбор имеет свои плюсы и минусы, свои потери и свои приобретения. После этой встречи у нас возникла вполне эффективная группа, в том числе мы использовали многое из традиционной гештальтистской техники.

 г). Самораскрытие как способ жизни.

 Процесс самораскрытия моделирует сам по себе: независимо от содержании, он показывает ценности и трудности открытой жизни в общине или обществе. Фриц Перлс был могущественным и эффективным терапевтом, но, когда он выходил из комнаты, люди поворачивались друг к другу и пытались "делать это", исходя из своих закрытых позиций. Возникала какая-то неприятная атмосфера, в которой все ждали "возвращения мастера". Лучше если, когда лидер, практикующий самораскрытие, выходит, остальные продолжают разговаривать: ничто не должно измениться.

 Я бы не хотел оставить впечатление, что ролевое моделирование и самораскрытие - не для менее развитых характеров. Не один раз, заканчивая лечение, я спрашивал клиентов, что наиболее запомнилось, ожидая услышать что-нибудь про яркий анализ снов или какие-нибудь моменты техники. Но чаще всего слышал что-то вроде: "Да я не знаю, я просто начала себя лучше чувствовать и понимать себя, когда увидела, как вы обращаетесь с вещами."

 А кто, как вы думаете, получает больше всего от ролевого моделирования и самораскрытия? Правильно, терапевт. Как бы я ни любил традиционную гештальтистскую работу, самораскрытие меня больше затрагивает и больше пестует человеческое во мне.

 Существует ли "сопротивление" в гештальт-терапии?

 Этот последний раздел был написан как введение в предполагающейся работе о "сопротивлении" в гештальт-терапии. Я с большим интересом писал это введение, но мне сразу же расхотелось планировать остальную часть статьи. "Введение" мне по-прежнему нравится - вот оно, само по себе.

 Цель этих заметок - двоякая. Во-первых, рассмотреть понятие сопротивления в гештальт-терапии, чтобы прояснить пути более эффективного обращения с пациентами. Во-вторых, показать при этом нечто относительно природы и качества Гештальта, как я его понимаю.

 Терапевтическое сопротивление - краеугольное понятие в психоанализе, и из этого развиваются его методы. Ему посвящены многие книги, любая конференция уделит ему достаточно внимания, и в повседневных разговорах оно также занимает свое место (обычно как объяснение неудач).

 По сравнению с другими подходами в психотерапии, гештальтисты уделяют сопротивлению сравнительно мало времени. Упоминания о нем есть в книге Перлса "Эго, голод и агрессия" (1947) и в его же книге с соавторами "Гештальт-терапия" (1950). Однако в 800-страничной книге "Пособие по гештальт-терапии" (Хатчер и Химельстейн, 1976) лишь 5-6 раз упоминается это понятие, и то в основном в главе "Гештальт-терапия с точки зрения психоанализа". Если упоминания сопротивления и можно встретить в работах гештальт-терапевтов, то лишь постольку, поскольку последние практикуют смесь Гештальта с психоанализом, а отчасти, может быть, поскольку считают, что такое распространенное понятие должно найти свое место (может быть они знают что-то, чего мы не знаем).

 Я хочу выдвинуть предположение, что в гештальт-терапии нам не нужно это понятие, оно вносило бы путаницу в наше мышление (это не имеет отношения к применению этого понятия в любых других школах психотерапии. Понятия существуют только в контексте, и в контексте гештальт-терапии нет необходимости и нет места для сопротивления, сколь бы ни было оно важным для психоанализа).

 Прежде всего мы должны коснуться некоторых философских и лингвистических вопросов. В нашей жизни мы почти всегда имеем дело не с реальностью, а с ее описанием, и это в тем большей степени, чем более "культурными" мы становимся. "Вещи" или "процессы" не существуют в готовой форме в природе, ожидая человека, чтобы получить название. Из аморфного потока физико-химических событий мы абстрагируем, так сказать, "овеществляем" вещи - причем эту объективность мы осуществляем часто весьма различным путем.

 Часто эти способы основываются на очевидных практических соображениях. Так, в эскимосском языке есть 8 различных слов для льда, отражающих практически значимые различия: насколько быстро он замерз, насколько он толст и пр. У нас есть только одно слово, а в древне-ацтекском языке было только одно слово для льда, снега, мокрого снега и града - для жителей субтропиков вполне достаточно. Сравнительное языкознание дает массу других примеров таких различий. Вот пример. Английская фраза "Я прочищаю ружье шомполом" может быть довольно точно переведена не язык индейцев Пауни, но если эту фразу индейского языка разбить на элементы, получится что-то вроде следующего: "от сырого до сухого, в отверстии движением руки". "Чистить" и "шомпол" не окажутся в индейской фразе, хотя фраза в целом

 - довольно точный перевод. Мы думаем, что шомпол - это "вещь", которая есть в мире и очевидно должна появиться в любом описании фрагмента реальности, где она, "вещь", есть. В индейском языке решающими элементами являются движение внутрь и наружу, а "шомпол" - нечто совершенно случайное, воплощающее эти отношения, но не осуществленное само по себе.

 Одна из любимых фраз Коржибского (Перлс часто указывал на него, как на один из источников) - "карта - это не территория". Карта, которая может быть вполне точной, полной и удовлетворительной для военного, может быть совершенно непригодна для ботаника.

 Из этого следует, что в двух системах, одинаково эффективно и точно описывающих реальность, мы можем не найти тождества в отношении описания некоторого определенного элемента. Каждый в своем значении зависит от системы в целом и не может быть вынут из контекста.

 Значение этих философских рассуждений для нашей темы, наверное, уже понятно. "Сопротивление" - это не физико-химический "факт", независимо существующий в реальном мире, а всего лишь элемент в определенной системе описания, психоанализе. С точки зрения другой системы описания, например, Гештальта, это понятие как таковое может не иметь смысла, хотя в целом система вполне пригодна для описания целостных сегментов реальности, из которых извлекается "сопротивление".

 Применим в действии эту предпосылку - что мы имеем дело не с реальностью, а с альтернативным ее описанием: представим себе гештальт-терапевта и классического психоаналитика, прослушивающих фрагмент записи разговора между пациентом и третьим терапевтом и сравнивающих свои замечания. Каждый будет описывать происходящее в своих характерных представлениях. Гештальтист будет говорить о мобилизации возбуждения и сознавания, об образовании фигур на фоне, может быть, о характерном поведении пациента, приходящего к тупику. Фрейдист скоро заговорит о перенесении и сопротивлении. Можно представить себе гештальтиста, оживленно указывающего на то, как пациент мобилизует свои ресурсы для самоподдержания, в то время как фрейдист будет слушать это нетерпеливо и говорить: "Может быть и так, ну и что?". Каждый будет отбирать феномены, более всего соответствущие определенным понятиям, с которыми он знаком, и затруднится оценить феномены, наиболее интересные для другого.

 Теперь представим себе, что они обсуждают три коротких фрагмента, взятых из разных сеансов. Первый А - фрагмент взаимодействия, хорошо соответствующего классическому анализу, В - эпизод из гештальт-терапии, С - начальные две минуты работы терапевта какого-нибудь третьего направления. С некоторым трудом гештальтист опишет фрагмент А без понимания сопротивления, фрейдист тоже опишет фрагмент В, не пользуясь гештальтистскими терминами, но это довольно трудно будет сделать: трудно не признать "сопротивления" в фрейдистском примере или "мобилизации" в Гештальтистском, потому что эти вещи создаются действиями терапевтов.

 Иными словами, фрейдист с первой минуты следит и ищет перенесения и сопротивления, и, конечно же, он заметит их, будет избирательно на них реагировать, а пациент будет реагировать на эту избирательность и скоро будет демонстрировать эти феномены. Точно такие гештальтист своими акцентами и своей избирательностью будет создавать определенные вещи. Здесь применимо старое наблюдение, что фрейдовские пациенты видят фрейдовские сны, а юнговские пациенты видят юнгианские сны.

 Взаимодействие наших предполагаемых наблюдателей будет наиболее интересным в третьем фрагменте, который не дает основания для предпочтительной трактовки. Здесь может быть полезным дать довольно грубое различение между двумя видами сопротивления. Одно может быть названо "сопротивлением терапии" или терапевту. Другое - "сопротивлением жизни", или чувствам, или выражению импульса. Хотя они и не всегда могут быть различены с абсолютной точностью, различение может быть полезно как начальный пункт. Отсылки к первому, к сопротивлению терапии, быстро исчезают из гештальт-терапии.

 Для драматизации, хотя и согласившись на некоторые упрощения, противопоставим существенные различия психоанализа и гештальт-терапии, описывая 5 шагов терапии, как она видится с двух позиций.

 П. (психоанализ) 1. Всякая реальная и важная мотивация бессознательна. Пациент не может реально знать свои мотивы, хотя при условии и с помощью он может нечто о них узнать.

 Г. (гештальт) 1. Намерения (не мотивы) фундаментально сознательны и могут быть знаемы, хотя часто люди могут не сознавать или неправильно понимать свои намерения.

 П. 2. Терапевт может знать и знает или, по крайней мере, скоро узнает мотивы пациента. Он может рассказать их пациенту и расскажет в своей интерпретации.

 Г. 2. Терапевт не обладает дополнительным определенным пониманием намерений пациента, он знает, что пациент может лучше узнать о своем намерении, и готов помогать ему в этом процессе.

 П. 3. Пациент не реагирует на здесь и теперь присутствующего живого терапевта, он реагирует на него только на основе переноса, мотивов и чувств, привнесенных из прошлого.

 Г. 3. Отношения терапевта и пациента является реальными отношениями двух людей. Если появляются налеты прошлого, со стороны ли пациента или терапевта, они как возможно быстро приводятся в сознание и отбрасываются.

 П. 4. Если пациент принимает интерпретации терапевта, он, по-видимому, должен отказаться от своего взгляда на реальность и принять свою неполноценность. Однако, чтобы получить улучшение, это необходимо.

 Г. 4. Поскольку пациент пересматривает свои взгляды на реальность в присутствии терапевта и с его помощью, нет конфликта точек зрения. Терапевт не "надстраивается" никаким способом. Оба проделали хорошую работу вместе, если сознавание пациента расширилось.

 П.  5.  Разумеется, пациент сопротивляется. И для терапевта будет весьма подозрительным, если пациент не показывает сопротивления.

 Г. 5. Поэтому сопротивление маловероятно, а если оно случайно проявляется, терапевт готов взять на себя за него ответственность, как за непонимание или техническую ошибку.

 Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивление в нашей дихотологии - сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один разворот. Мы говорим здесь о подавлении чувством импульсов, отход от участия в жизни, избегание контакта и опыта и т. д. Часто такого рода процессы и приводят пациента к терапевту, или, по меньшей мере, они скоро выясняются - в воздержании от упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перлс говорил о процессах, в результате которых это происходит, - ретрофлексии, проекции, десинтезации и интроекции. Я здесь не буду вдаваться в детали этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить таким образом:

 Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воздерживаюсь, ради своей безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно назвать "сопротивлением" - это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, что в субъективной реальности клиента то, что внешнему наблюдателю кажется "сопротивлением" или колебанием сделать ли определенный шаг в жизни, - это просто осторожность, такая же, как нежелание пересекать опасную улицу. Хотя импульс может содержать что-то привлекательное, общая оценка опасности - выше. Может быть, с некоторой точки зрения это воздержание ограничительно для клиента, может быть, он сам так думает, когда все же воздерживается. Но вместо того, чтобы называть воздержание "нехорошим", "сопротивлением" (или даже называть его "воздержанием", а не просто осторожностью), мы готовы видеть абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого взгляда изнутри и исследование его, а не "маркировка" его извне - вот что такое Гештальт.

 Коротко говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значения тому, что другой терапевт может назвать актом "сопротивления". То, что делает терапевт, - еще один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может выглядеть следующим образом:

 Т. (терапевт): Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговорите с ней.

 П (пациент): Я не хочу.

 Типичные гештальтистские ответы могут быть такими:

 1.  Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять это упражнение.

 2.  Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что вы не хотите делать?

 3. Хорошо. А как бы мать реагировала на это?

 4. Если продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас?

 Список возможностей здесь бесконечен (гештальтисты известны своей изобретательностью), но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они принимают то, что говорит пациент, как выход энергии, и следуют вместе с ним каким-либо образом, не называя это плохим, обструктиввым, "сопротивлением", не противопоставлясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с чем можно работать.

 Итак, отвечая на вопрос, стоящий в заглавии, - "нет". Понятие сопротивления, необходимое и полезное в психоанализе, не находит себе места в Гештальте. Конечно, клиенты говорят "нет", отказываются выполнять упражнение, настаивают на поведении, кажущемся разрушительным, - но как раз ключом является слово "кажущийся" в последнем утверждении. Есть только энергия и сознавание, и маркирование энергии как "хорошо" и "плохо" затрудняет сознавание ее. (Не входя в детали, замечу, что называние поведения клиента "хорошим" может быть столь же вредным, как порицание). Выражая это радикально - если Гештальт-терапевт говорит о "сопротивлении" клиента, это больше сообщает о путанице в его теоретических взглядах, чем о клиенте!

 ВВЕДЕНИЕ

 В годы, когда я работал с Фрицем Перлсом, несколько тем, которые не вполне соответствовали тому, что я получил от него занимали мое внимание. Одна из них состояла в часто употребляемой им фразе - "минисатори". Он часто употреблял это выражение в ранние Исаленские дни, но я тогда не вполне понимал, что эти слова значат.

 Другой темой была фраза, которую я иногда слышал от него, когда он работал с людьми, и два раза в лекциях: "Дайте ситуации самой управлять". Хотя обычно это имело определенный смысл в определенном контексте, я думал: "Какого черта он имеет в виду, и как это соотносится с принятием ответственности". Другой фразой, также взволновавшей меня, была фраза из статьи "Групповая и индивидуальная терапия" (в сб. Стивенса): "Начинайте танец отречения и само-свершения". Я помню, как я подумал: "Что это за чепуха про отречение? Я только начинаю получать нечто, а вы хотите, чтобы я отказался от этого?"

 При том, что я был озадачен, эти фразы связывали меня с иным уровнем опыта. Время от времени в моей работе с Фрицем возникали особенно глубокие удовлетворяющие чувства разрешения в конце. Хотя я и не пользовался в те времена этим выражением, теперь я бы сказал, что ощущение было таково, что проблемы не разрешились, а растворились, они рассеялись и перестали быть реальными и важными: факт или ситуация остались, но перестали быть "проблемой".

 В 1978 году все эти разрозненные моменты соединились в ясном понимании. Я показывал фильм, где Фриц работает с Глорией, классу. Хотя я видел его в третий или четвертый раз, одна фраза, которую я на сей раз услышал, как будто ускользала от меня раньше. О. Шостромм задает вопрос, какова цель гештальт-тералии, и в ответ фраза: "Цель Гештальт-терапии - пробудить людей от кошмара". Теперь все стало на свои места: этот старый, прокуренный нечестивец говорил о ПРОСВЕТЛЕНИИ.

 Есть три фундаментально различных представления об улучшении в человеческой жизни. Одно - патологическая модель. С этой точки зрения, если что-то не в порядке, вы рассматриваетесь как больной, находящийся ниже нормы. С помощью лечения возможно вернуться в состояние здоровья, состояние "о'кей". Обычно считается необходимой внешняя помощь, хотя возможность "самолечения" допускается теоретически.

 Во второй модели, модели роста, вы рассматриваетесь, как человек в норме, человек "о'кей", но возможно больше, вы можете начать с нормального состояния и прийти к чему-то лучшему (впрочем, оттенок чувств, связанных с первой моделью, проявляется и здесь: быть в норме не так "о'кей", как быть выше нормы). Внешняя помощь считается полезной для роста, но не столь необходимой, как в патологической модели. Не всегда необходимым, но часто встречающимся представлением является предположение, что рост требует усилия, как при наличии, так и при отсутствии помощи.

 С третьей точки зрения, модели просветления, нет необходимости что-либо делать. Нет нормы и нет места, куда надо идти. Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совершенства может изменяться, но то, что вы "О'кей", не зависит от формы. Бутон - это совершенный бутон, а не несовершенная роза. Все, что необходимо, - сдвиг восприятия, видения. Разумеется, в течение жизни вы будете болеть и выздоравливать, заметите рост и будете постоянно меняться. Но все это не имеет никакого отношения к возможности реального переживания правильности и правоты того, каковы вы и где находитесь, включая состояние "болезни", отсутствие роста (как будто это возможно). С этой точки зрения нет "улучшения", "роста", "изменения", "разрешения проблем", есть только пробуждение и видение, что проблемы не о'кейности - это иллюзии. Фриц высказал это очень ясно в работе "Гештальт-терапия и человеческие потенции" (сб. Стивенса, 1975). "При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме этот момент называется большим пробуждением (сатори). В гештальт-терапии пациент переживает много меньших пробуждений. Приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно".

 Печать перлсовского гения в том, что он прошел все эти модели в течение своей жизни. Профессионально обученный в рамках патологической модели в медицинской школе и психоанализе, он начал его преобразования, фактически закладывая зерна подхода просветления. Все более видно, что он был открыт к прорастанию этих зерен и был способен поддерживать этот сдвиг. Хотя он часто возвращался к языку патологии или роста, он был тем, что он мог совершать, и был способен выразить это. Основная мысль этой книги - что гештальт-терапия - это работа просветления, пробуждение от самим же созданной сети иллюзий. Хотя она может быть приспособленной для решения проблем и для усилий, направленных на изменение (и часто так происходит), по существу это западный подход к Просветлению.

 Таким образом, одна из целей этой книги - предложить такое понимание Гештальта, не как единственное, но как центральное (хотя часто не замечаемое). Структура книги соответствует этой задаче, первые три главы представляют Гештальт таким образом, что тема Просветления затрагивается, но не подчеркивается. Содержание этих глав будет, наверное, приемлемым ддя большинства гештальтистов. Я назвал этот раздел "Фоном" (прим. перев. - или "основой" - в англ. термине в отличие от нем. есть такой оттенок).

 Второй раздел - "Появление" - содержит материал, лежащий как бы на грани гештальт-терапии, который может быть не столь приемлем ддя гештальтистов. Здесь многое ведет уже к точке зрения Просветления, а также намечаются и другие линии, выводящие за пределы Гештальта.

 Раздел третий, "Фигура", содержит прямое формулирование Гештальта с точки зрения Просветления и является сердцевиной всей книги. Для меня написание этой части создало завершение и прояснение моих представлений о Гештальте, многие фрагменты нашли свое место, чего ранее мне не хватало. Я могу надеяться, что этот раздел поможет в том же и читателю.

 У книги есть и другая цель. Кроме завершения моих отношений с Гештальтом и Фрицем, это начало: первоначальные формулировки линий работы и мышления, которые я надеюсь развить и расширить в следующей книге. У меня нет пока названия этой линии работы, она занимается структурой и фактурой человеческого опыта, тем, как реальность человека конструируется, приспосабливается, поддерживается и выражается. Гештальт был огромной поддержкой ддя меня в этой работе, так что справедливо, что первые ее наброски появляются в книге о Гештальте. Но продолжение работы потребовало от меня отхода от Гештальта, так что развитие этой темы уместно в книге, не центрированной на Гештальте.

 Перечитывая вышенаписанное, я ощутил нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем то, что мне хотелось бы выразить. У книги есть и другая цель: в ней содержится множество увлекательных, интересных и бросающих вызов идей, формулировок и упражнений, которые могут быть полезными, откуда бы они ни исходили, просто в контексте самой жизни. Читайте, используйте и получайте удовольствие, если вам хочется, и не обращайте внимание на проблемы "Гештальт или не Гештальт" и прочие, в которые я время от времени вхожу серьезно.

 Часть 1. ФОН

 Введение

 В ранние дни для меня гештальт-терапия была - Фриц Перлс. Хотя позже я научился уважать и других, в особенности Джима Симкина и Уолта Кемплера, именно Фриц представлял для меня суть этого взгляда на жизнь. Поэтому 1 глава этого раздела, "Памятные геммы", содержит истории и образы, которые вспоминаются мне из ранних лет приобщения к Гештальту и Фрицу. Многое в моем овладении Гештальтом было медленным разворачиванием и углублением понимания этих ранних инцидентов. Понадобилось несколько лет, чтобы эти моменты научили меня всему, что в них содержалось, и мета-обучение - обучение посредством историй и образов - остается весьма ценным.

 Довольно рано я начал отходить от модели, которую Фриц основательно впечатал в Гештальт - модели терапевта, глубоко работающего с одним человеком перед группой. Фрицу это нравилось, отчасти по причине его собственного эксгибиционизма, мне же казалось, что эта модель поощряет авторитаризм, зависимость от ведущего и самосокрытие терапевта, деструктивное как для него самого, так и для пациента. Я начал относиться к Гештальту как к позиции по отношению к жизни, которая может развиваться и поддерживаться посредством использования упражнений и практики сознавания. Ведущий может быть полезен ддя организации этих упражнений и обучения им, в целом они более эффективны, если выполняются в присутствии других, но представление о терапевте, который "делает это" с "пациентом" кажется мне все менее соответствующим сущности Гештальта.

 В 1970 году я начал проводить большие публичные вечера и короткие семинары под названием "Практика сознавания". Я обнаружил, что некоторые упражнения на сознавание могут использоваться в аудитории из 300 человек, не теряя своей эффективности, а может быть даже и выигрывая, присутствие столь большой аудитории возможно даже увеличивало интенсивность определенного рода опыта.

 2 глава. "Гештальт беглым образом", - слегка редактированная запись одного из таких коротких семинаров, для небольшой группы около 40 студентов-психологов Университета в Вашингтоне. Здесь делается акцент на упражнениях в сознавании тела.

 В начале следующей главы описывается другой краеугольный камень таких коротких семинаров - упражнение на проекцию и отождествление. Остальная часть этой главы - "Рассматривая сознавание" - обэор основных средств гештальт-терапии и их применение. Я режу этот пирог несколько иначе, чем это делал Фриц, так что некоторые акценты его текстов, такие, как, "здесь и теперь", у меня появляются редко. То, что в них содержится, для меня вбирается в такие понятия, как "интенция"" (намерение или сравнение). Все представления этой главы использовались Фрицем, но акцент на их систематическом использовании - мое добавление (Фриц не очень-то любил систематичности и повторения!). Фриц часто упоминал о феномене сравнения, иногда называя это игрой в соответствие, представления о намерении тоже явно содержатся в его работе. Но лишь когда я изучил их систематически, я понял их абсолютно центральнув роль в процессе сознавания. Точно так же различие между "представлением" (понятием) и опытом (переживанием) столь фундаментально для мышления Фрица, что едва вообще упоминается. Я же предпочитаю ставить это в центр.

 Глава 1. Памятные Геммы

 Некоторые из очень основательных моментов обучения Гештальту остались во мне в форме образов или историй - конкретных целостных воспоминаний о событиях, небольших, но живых. Они могут быть проанализированы и разложены на составляющие, но истории сами по себе

 - обучение и остаются живыми после всех анализов и точных формулировок, которые из них время от времени извлекаются.

 Фриц.

 Впервые я увидел, как Фриц работает со снами в Лос-Анджелесе в 1963 году. Пожилой, сероватый мужчина с выражением покорности рассказывал, что он видел во сне каких-то друзей, уезжавших на поезде. Пока он махал им на прощание рукой, потом отождествлялся с ними, ничего, казалось, не происходило. Когда он отождествился с поездом, отъезжавшим от станции, появилось больше энергии, но все же новый метод не производил на меня впечатление. Человек заколебался, когда Фриц предложил ему стать "самим вокзалом", и поначалу это казалось таким же непродуктивным, как все остальное. Потом он сказал: "Я старомоден и несколько устарел - об уходе за мной не слишком заботятся, не вытирают пыль и не убирают мусор - и люди приходят и уходят, используют меня, как им нужно, но меня как такового не замечают", - он заплакал, и в течение следующих нескольких минут все нынешние и минувшие удары его жизни стали очевидны - что происходило, что делал он и что не получалось и даже некоторые новые возможности. Я был глубоко тронут (несмотря на то, что в те времена я не сознавал значение возраста, передо мной были только начала) и, по существу, подход Гештальта к снам стал мне понятен в одном этом занятии - столь мощной, точной и эффективной была работа Фрица.

 Однажды во время моей первой группы с Фрицем мы работали над снами, и один человек сказал, что со времен детства он ни разу не видел сна, который смог бы запомнить. Фриц только фыркнул, и некоторое время мы работали с материалом снов других людей. Близко к концу занятий этот человек повернулся к кому-то, кто говорил в этот момент, и начал говорить: "Я вижу, вы действительно делали это в этой ситуации, это было..." Фриц перебил его, сказав: "Вот теперь вы видите сон". Я подумал тогда, что схватил суть понятия "майи" - иллюзии (или может быть, более честно - и более вероятно - сейчас я вижу сон).

 В Исалене однажды человек прорабатывал сон, который казался неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то момент я подумал, как он мог не заснуть от этого. Фриц, по-видимому, тоже так думал, он соскальзывал все ниже и ниже в своем кресле, и послышалось тихое похрапывание. Человек был озадачен, остановился на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно заснул, а не притворяется, имея в виду сказать нечто, человек выразил свое неудовольствие, оправдывая это тем, что, как он сказал, он заплатил уйму денег за это занятие и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза, засыпая.

 Одно время в Исалене у меня было сильное желание поработать в "горячем кресле" с Фрицем, но я не мог найти ничего особенного, на чем бы сфокусироваться. Ночью у меня был сон, но я мог лишь смутно вспомнить один образ из него - золотого ньюфаундленда. Я не мог вспомнить, делала ли собака что-то, просто она была во сне. Хотя я забыл детали, помню, что вся моя текущая жизнь и значительные куски прошлого обрели большую ясность из проработки этого неполного образа.

 Хотя я много говорил в лекциях о проекциях, писал о них и пр., в действительности я понял, что это такое, во время одной группы в Лос-Анджелесе. Возник момент молчания, как часто бывает. Я поглядел через комнату напротив и сказал человеку, сидящему напротив меня: "Знаешь, Норберт, ты выглядишь так, будто ты смотришь на нас, как смотрел бы на груду насекомых в микроскопе". Норберт набрал воздух, чтобы ответить, но Фриц остановил его и повернулся ко мне: "Прими ответственность за свое восприятие", - предложил он. "Но Фриц, - сказал я, - посмотри на него, видно ли, что он чувствует, разве нет?" "Прими ответственность за свое восприятие", - еще раз сказал он. Я снова возражал, но он все повторял свое предложение, добавляя, что я не должен ни во что верить, а просто проделать это как эксперимент. Наконец я неохотно согласился, подняв руку и глядя сквозь пальцы. К моему изумлению, я начал чувствовать смутное шевеление отрицания-превосходства по отношению к другим членам группы. Когда я признал эти чувства, они усилились и соединились с некоторым страхом. Я сообразил, что был единственным чужаком в группе - остальные работали в той больнице, где происходила встреча, а я приехал со стороны. В действительности я боялся неприятия и спешил быть первым. Мы проследили эту тему в других сферах моей жизни, это было очень плодотворное занятие. Загадка появилась на следующей неделе, когда Норберт в начале занятия сказал: "Знаешь, Джон, ты был совершенно прав в прошлый раз: это было как раз то, что я чувствовал".

 Половина Фрицевского таланта была в том, какую он работу проделал со мной, другая половина - в том, что он вовремя остановил Норберта. Если бы Норберт сказал мне прямо тогда то, что он сказал через неделю, я никогда не признал бы своей проекции: "Но Фриц, ты же слышишь, что он признает, что именно это он чувствует. Я тут не причем". В своих тонких проявлениях проекции - более дело избирательной чувствительности, мы не столько помещаем свое чувство в мир, сколько всматриваемся и вслушиваемся в то, что "там уже есть" и усиливаем это в восприятии.

 Однажды в Исалене Фриц сидел и курил под табличкой "Не курить". Студенты из его группы подошли к нему и спросили: "Что дает вам право курить там, где нам нельзя?" Медленно, разделяя слова с удовольствием выдуваемыми колечками дыма, Фриц ответил: "Я ни имею права курить, ни не имею права курить. Я просто курю".

 В другой раз я работал очень эффективно с Фрицем на какую-то тему и чувствовал, что все хорошо. Но, по-видимому, выказал какую-то сдержанность, покидая "горячий стул", и Фриц спросил, что это. Я сказал что-то вроде того, что все хорошо, сомнения заползают. "О, - сказал Фриц, - заползают, действительно?", и при этом его рука на пальцах задвигалась по столу в мою сторону. Теперь я не могу произнести или услышать эту фразу (прим. перев. - Весьма распространенный фразеологизм, потерявший обратно нагрузку), не увидев эту слегка волосатув, в крапинках руку, приближающуюся ко мне по столу. Спасибо, Фриц!

 Когда Фриц умер в 1973 году, я мало что почувствовал. Я пришел на похороны и печальным тоном говорил все, что полагается говорить, но внутри себя я поражался, что я за бесчувственное чудовище: проработав столько с Фрицем, я теперь ничего не чувствую. Годом позже я проводил гештальтистский уик-эндный семинар в Исалене, с Ральстон Уайт и Милл Валли. Многие из группы впервые приобщались к гештальту, так что в пятницу вечером я рассказывал и показывал кое-что из того, чем мы будем заниматься. Когда я рассказывал о "незаконченных делах" и технике пустого стула, кое-кто попросил меня объяснить конкретнее. На стене висела фотография Фрица, я показал на нее и сказал: "Предположим, у меня есть какие-то незаконченные дела по отношению к Фрицу. Я сажаю его на пустой стул и говорю что-то вроде: "Фриц...", - и тут я зарыдал, и несколько минут ничего не мог сказать. Я, наконец, почувствовал все благоговение, а с ним - чувство потери от его смерти. Я никогда не был особенно близок к нему, но он затронул меня со многих сторон, и я благодарен ему за способ бытия в мире, о котором я не знал.

 "Строчки" из Фрица

 Некоторые воспоминания о Фрице приходят в форме более интеллектуальных, емких фраз, которые остались в памяти и работали во мне в течение длительного времени. Одна из них - его комментарий по поводу жалобы на "чувство одиночества". Фриц ответил этой фразой на длинное описание страха одиночества, сказав: "Чувство одиночества - это быть одним плюс поток дерьма". Фраза (а не работа этого человека) осталась во мне, в конце концов быть одним - это быть одним, бывают времена, когда все мы благодарны возможности побыть в одиночестве. Страх одиночества имеет еще какую-то добавку, поскольку в одиночестве самом по себе много хорошего. Это -"какая-то добавка" - внутренний диалог, разговор с собой, шум, который вы создаете в своей голове, интерпретации, назначающие событию значение, вроде: "Если я один, значит люди не любят меня, если люди не любят меня, они, должно быть, правы, я, наверное, не хорош, если я не хорош, это ужасно и невыносимо..." - одним словом, дерьмо. Как бы ни было болезненно "одиночество", и как бы ни было грубо слово "дерьмо", полезно и ценно увидеть, что боль, в конечном итоге, человек причиняет себе сам. Поскольку же источник боли внутри, а не во внешних условиях, может быть, можно что-то сделать (хотя неприятно может быть то, что я должен делать это, а не ужасные "другие", которые оставляют меня в одиночестве, со всеми моими приятными самосожалениями).

 Может быть, наиболее глубокая из фраз, которые я слышал от Фрица (не помню, когда и кому это было сказано): "Боль - это мнение". Я много думал об этом с тех пор, сомневался и искал доводы "за" и "против". Помню, как однажды маленький мальчик споткнулся и ушиб колено, а потом тер его, поглядывая на свою маму, жалобно хныкая и получая утешения. В другой раз я видел маленького мальчика, спешащего за двумя мальчиками постарше, он тоже упал и поранил колено, посмотрел на меня и вздрогнул, потом посмотрел на старших мальчиков, ушедших уже вперед, - и побежал скорее, немного, правда, поглаживая колено. Если перевести их мысли, это может звучать примерно так. Первый мальчик: "Ой, как больно! М-м-м, пожалуй, если мама подумает, что дело плохо, может быть она на минуточку меня пожалеет, она меня торопила, так может быть она почувствует виноватой себя теперь и поддержит меня". Второй мальчик: "Ой, как больно! Хм, им нет дела, хорошо, что они позволили мне пойти с ними - обычно они оставляют меня дома. Если они увидят, что я поранился, они уйдут и будут говорить, что я неженка и больше никогда меня не возьмут. Лучше я как-нибудь обойдусь! Хм, вот так можно бежать".

 Ощущение боли - это просто ощущение. Восприятие боли - комплексный акт, требущий оценки всей ситуации. Чувствовал ли боль римский солдат, который на глазах этрусков сунул руку в горящий факел? Или это было горькое ощущение хорошо выполненного долга, украшенное гордостью и любовью к Риму? Чувствует ли шизофреник, который кастрирует себя, боль или облегчение от того, что, наконец, освободился от этой ужасной угрозы своему бытию? Хотя источник боли, по-видимому, всегда определенно локализован, фраза "Мне больно" всегда глобальна, всегда утверждение об организме в целом.

 Еще Геммы о Фрице и обо мне

 Одна из значительных гемм от Фрица пришла ко мне раньше, чем мы познакомились, раньше, чем я услышал о нем. Будучи уже за 35, я все еще искал теорию или систему психотерапии, которая имела бы для меня смысл и какую-то ценность. Ничто из того, чему я пытался научиться, не стоило многого, хотя определенный опыт в Государственной больнице на Гавайях показал мне, что в психотерапии может быть что-то стоящее. На моем горизонте показалась психодрама, и, казалось, что этим стоит заняться, я начал работать у ?????? ассистентом-стажером и психологом в Метрополитен-больнице в Лос-Анджелесе. Время от времени он делал нечто, от чего у меня перехватывало дыхание - красивое, точное, эффективное. Хотя он бых весьма компетентен в психодраме и хорошо делал эту работу, такие моменты выделялись на ее фоне как жемчужины.

 В частности, мне вспоминается один инцидент. Женщина пыталась выразить свою ненависть к матери (распространенный момент в психодраме тех времен) и кричала на женщину, играющую роль матери: "Я хочу избавиться, уйти от тебя!" Билл, мой учитель, сказал; "Так уйди". Девочка спросила: "Что вы имеете в виду?" Билл показал рукой: "Вон дверь". Девочка поглядела несколько ошарашенно, как бы говоря; "Хмм, действительно..." и нерешительно пошла к двери. У двери она остановилась и осмотрелась, затем, следуя логике своего действия, вышла, несмотря на очевидную амбивалентность. Спустя мгновение дверь снова приоткрылась, и ее голова выглянула из-за косяка. В этом действии она пережила свою амбивалентность по поводу ухода от матери более полно, чем могли бы выразить это любые слова.

 Я каким-то образом чувствовал, что такого рода вещи, которые он делает, отличались от обычной работы, и стал расспрашивать его, откуда он это взял. Каждый раз в ответ он говорил; "Фриц Перлс". Хотя в это время Фриц ездил, кажется, в Японию, это оказалось началом нашей связи.

 Время от времени, думаю, когда он сам чувствовал утомление, Фриц предлагал упражнение: говорить друг другу какие-нибудь фразы в парах, бормотать что-то и т.п. Он никогда не придавал этому значения, несмотря на это, они часто бывали полезными. Я тогда начал предполагать, что упражнения могут нести основную нагрузку встречи скорее, чем харизма ведущего. Иными словами, я думал об идее Фрица, что учение - это открытие посредством деления и что это может стать сутью гештальтистской групповой встречи. "Ведение и задней части комнаты" - вот фраза-форма, в которой я собирался записать эту идею. Я понимал, что Фриц останется равнодушным к такой форме, поскольку при этом он перестает быть в центре сцены, но я уже начинал видеть, что основы гештальт-терапии следует отделять от личного почерка ее основателя, и эта мысль по-видимому была шагом в этом направлении.

 Одно из фундаментальных упражнений такого рода, так сказать, остов такой работы, возник случайно в однодневной встрече по "снам", которую я проводил в Центре Семейной Терапии в Сан-Франциско. Один человек заявил, что никогда не видел снов (почему он пришел на специальный семинар по снам, для меня осталось загадкой, но он был там). По ходу дела выяснилось, что он был фотографом, и меня поразила аналогия сна с фотографией, я попросил его описать мне его любимую картинку, а затем стал ее рассматривать как сон: предложил ему отождествляться с различныии ее частями, создавать диалоги и т.п. Помню, что один из образов на картинке был - белая автомобильная шина. Будучи белой шиной, он был намного лучше и дороже обычной, черной. Этот фон легкого превосходства присутствовал у него все время, когда он действительно это выразил в контекстах картинки, все почувствовали себя легче в его взаимодействии с группой. Через неделю, на группе учащихся медицинских сестер, придумывая что-нибудь интересное, я предложил хозяйке помещения взять статуэтку сиамской кошки с полочки и поиграть с ней, как со сном. Когда она кончила, кто-то еще, затронутый ее отождествлением, захотел проделать это, затем еще кто-то - и так воэникло упражнение "Сыграй это", описанное далее.

 "Учение в открытии"

 "Учение - это открытие" - частая фраза Фрица, и некоторые моменты моего глубочайшего обучения были моментами, когда я делал что-то и обращал на это достаточно внимания, чтобы учиться. Это не всегда были приятные или поощрительные моменты. Однажды, работая с предположительно шизоидной девочкой в группе, я задал ей технически совершенный гештальтистский вопрос в ответ на что-то, что она сказала. Может быть, я даже подумал мельком что-то вроде: "Фриц гордился бы, если бы услышал это". Она холодно посмотрела на меня и сказала: "Знаете, если бы я думала, что вы действительно ждете ответа на ваш вопрос, я бы ответила". Она была права, я задавал вопрос технически, от умения, а не по-человечески, не от сердца, и ее ответ был по-человечески совершенно правильным. Я оценил ее мужество, нужное, чтобы высказать это человеку, находившемуся в положении авторитета, надеюсь, что с ней все в порядке.

 Однажды Ларри Блумберг забрел на трехчасовую группу, которую я проводил в Гештальт-институте в Сан-Франциско. У него была папка для бумаг с прорезями для смотрения сверху, и он не сказал ни слова в течение трех часов. Я видел, что это он, только по огромным размерам и по концу бороды, выглядывавшему из-за папки. Члены группы заинтересовались, пытались вовлечь его, говорили о нем, чтобы физически побудить его к контакту, вообще очень волновались. Около часа меня тревожило его присутствие. Притворившись, что я "использую его действия на пользу группе", в действительности я переживал значительное напряжение. Только открывая рот, чтобы сказать что-то, я думал: "Хотел бы я знать, что подумает Ларри об этом, он подумает, что это тупо. Я думаю, он думает..." Затем я заметил, что так происходило не каждый раз, только время от времени, говоря нечто, я думал о нем. Затем я, конечно, понял, что все суждения были - моими. Теперь я понимаю, что это очевидно, но тогда это было открытием, откровением. Ларри что-то там делал, может быть замечал меня, может быть нет, может быть считал важным те же вещи, что и я, может быть даже (ой, ой) критиковал то, что я не считал плохим. Так или иначе, скоро я с волнением понял, что это была бесценная для меня возможность обнаружить все моменты мыслей и действий, где я чувствовал себя несколько слабым. Ларри - т.е. моя фантазия относительно Ларри - стала барометром любого моего дискомфорта или сомнения, которое возникало у меня относительно чего-то, что я говорил или делал. Спасибо вам, Ларри, за это.

 Существует обучение, основанное на внутренней прозорливости. Это действительно было вкладом Ларри, хотя совершенно непреднамеренным. Он ничего не делал для меня, он просто делал нечто, что показалось мне хорошей идеей и, возможно, было смешным. Я сам извлек из этого свою пользу. Лучшая помощь в мире - зто та, которая совершенно не намеренна, а многие деструктивные вещи происходят от намерения помочь. Терапевты, имейте в виду.

 Гемма от студента

 Однажды в классе обучения сознаванию с медсестрами мы должны были встречаться на квартире одной из участниц. Я пришел несколькими минутами раньше и застал хозяйку квартиры возбужденно рассказывающей 2-3 участникам, что она только что пнула ногой шкаф и ушибла ногу, и показывающей перевязку. Отчасти в шутку, и чтобы убить несколько минут до начала занятий, я предложил обычное гештальтистское упражнение: разыграть диалог между ней самой и ее ногой, как будто нога имела сознание и право голоса. Мы были поражены страстностью ее диалога, который звучал вроде следующего:

 Нога: Черт возьми, почему ты так скверно со мной обращаешься?

 Мэри: Я пну тобой все, что захочу!

 Нога: Я тебя ненавижу за то, как ты со мной обращаешься!

 Мэри: Ха-ха, ты ничего со мной не поделаешь!

 В этой точке беседы я присоединил шкаф, который был ударен ногой, и разговор продолжался еще 1-2 минуты, со значительной враждебностью между участниками и с употреблением весьма соленых выражений (как выяснилось, Мэри была армейской сестрой). Постепенно пришли другие участники группы, началось занятие, и инцидент скоро был забыт.

 На следующей неделе Мэри с некоторым удивлением рассказала, что она прекратила грызть ногти - дурная привычка, которая преследовала ее всю жизнь, и, насколько она может вспомнить, это произошло после предыдущей встречи, когда имела место эта беседа. Она шутливо заявила, что ее беспокоит, что теперь придется покупать несессер и учиться заботиться о ногтях. В действительности она была довольна, т.к. давно оставила надежду избавиться от этой привычки. Два года спустя, когда мы встретились опять, я выяснил, что дурная привычка к ней не вернулась.

 Примечательны следующие черты этого инцидента.

 1. Ясное и определенное изменение произошло относительно долго существовавшего симптома, хотя мы над ним не работали. Мэри никогда не упоминала о нем, и я его не замечал. Задачи, которые ставил перед собой класс, вообще не включали проработку "симптомов" или проблем - хотя и не исключали.

 2. Не было никакого намеренного усилия или практики, что требовалось бы, например, бихевиористской терапией. Изменение было спонтанным и непредсказуемым.

 3. Не было никакого понимания или концептуального инсайта относительно того, что произошло, хотя предположительно мы могли бы и фокусироваться на этом.

 4. Даже прямое словесное сознавание того, что произошло, казалось бы, отсутствовало. В тот момент мы не только не знали, что произошло, мы даже не знали, что что-то произошло.

 И все же нечто определенное произошло - некоторый внутренний сдвиг, значимый и устойчивый. Если понятие сознавания можно расширить до включения в него возрастания внутренней коммуникации между частями личности, а не только повседневного эго, которое говорит о себе "я" - то произошло что-то вроде этого. Некоторые ауто-садистические тенденции, которые до того проявлялись в кусании ногтей, нашли выражение и отпускание в более холистическом способе - хотя и не настолько холистическом, чтобы включить сознательное повседневное эго. Ссорящиеся члены компании внутри Мэри пришли к некоторому миру между собой. При этом "председатель" этой компании вышел на минутку и не заметил, как это произошло, так что она была удивлена, когда столкнулась с результатом этой акции впоследствии.

 Еще один момент приходит мне в голову. Может быть, что грыэение ногтей постепенно переставало иметь ценность и необходимость в "психоэкологии" Мэри и продолжалось до некоторой степени как частично ослабленная моторная привычка, более поддающаяся изменению, чем могло быть раньше или чем могло быть у другого человека.

 Глава 2. Гештальт беглым взглядом

 Лекция-демонстрация в Вашингтонском университете: класс для психологов-консультантов

 Я хотел бы выяснить, что вы хотите от сегодняшней встречи. Одноразовая встреча может быть несколько ограничиваищей. Не то, чтобы сущность Гештальта нельзя было представить вкратце, но здесь затруднена обратная связь, и у меня нет уверенности, что то, что я буду говорить, соответствует вашим интересам. Если у вас есть какие-нибудь определенные вопросы и интересы относительно общего поля гештальт-терапии или обучения сознаванию, начните с того, чтобы задать их. Я не буду отвечать на них в течение всего времени, но я буду иметь их в виду во время своего рассказа и буду привлекать по ходу дела то, что может иметь к ним отношение.

 У. (участник): Я познакомился с гештальт-терапией прежде всего через Фрица Перлса, и я размышляю последнее время, что в ней от Фрица, а что из других источников.

 У.: Я совсем не знаком с Гештальтом. Кое-что в учебниках, это все не показалось мне ясным.

 У.: Я хотел бы узнать, какие существенные процедуры для обучения Гештальту.

 У.: Я хотел бы узнать, к какого рода людям применима гештальт-терапия и какие изменения необходимы для использования в различных группах.

 У.: Мне интересно, какие существуют процедуры для оценки эффективности Гештальта.

 Дк. Э.: Я хотел бы начать с того, что я не только гештальтист. Это - одно из умений, которыми я располагаю, одна из точек-зрения, которую я ценю, но никоим образом не единственная. Кое-что из того, о чем я буду рассказывать, исходит из более широкой сферы, чем Гештальт, я постараюсь отмечать это. Когда-то я носил клеймо "Г" на лбу, но с тех пор я постарался его стереть.

 У.: В этом контексте мне хотелось бы узнать что-то относительно личности терапевта и применяемого им метода.

 Гештальт за 5 минут

 К счастью, Гештальт нет необходимости представлять, так сказать, аддитивно - пункт за пунктом, так что целое может появиться только после установления этих пунктов. Это можно представить в целостном виде за 5 минут, затем вновь представить за 15 минут, затем снова полно - за час, и т.д. И, конечно, это может занять всю жизнь и не уместиться в ней. Итак, вот пятиминутное представление, а потом мы расширим его до часового.

 а). Знание уже наличествует.

 Пара моментов абсолютно принципиальна в Гештальте. Один из них - это то, что вы уже знаете все, что вам нужно знать для того, чтобы вести совершенно удовлетворительную и удовлетворяющую счастливую и эффективную жизнь. Вы имеете это прямо сейчас. В большинстве университетов сейчас читаются курсы по межличностным отношениям. Прекрасно, вы уже прошли и проходите наилучшие курсы по межличностяым отношениям вокруг вас. И вы были высокомотивированы, когда проходили эти курсы, и получали отличные отметки. И - не научились применять это. Вот в этот самый момент вы обладаете способностью мгновенно составить представление о людях, которые находятся рядом с вами, знать, чем они важны для вас, в каких отношениях они к вам находятся всеми значимыми для вас способами. Но у вас нет доступа к этому. Вопрос не в том, чтобы искать, где взять это. Все это у вас уже есть.

 б). Запрещение знать то, что вы знаете.

 В дополнение к тому, что вы уже научились всему этому, вы также научились не пользоваться этим. Это печальная тема, и я не хочу слишком в нее вдаваться, вот пример того, что я имею в виду. Прежде всего вам говорят, чтобы вы не смотрели. Запрещение смотреть - такого же рода, как запрещение относительно секса в нашем обществе. Совершенно реально существует в нашей жизни запрещение смотреть на другого человека. Вы почувствуете себя очень неуютно, если будете смотреть несколькими минутами дольше, чем считается приличным.

 Итак, существует прямое запрещение внешних чувств. Запрещение ощупывать себя, знать различные части себя. Есть запрещение чувствовать, кто ты есть, запрещение чувствовать то, что ты чувствуешь, и знать то, что ты знаешь. "Подойди поцелуй тетю Агату на прощание, ты же знаешь, как она тебя любит". Да, но вы знаете, что она вас не любит, но вы должны это делать, зная, что вы не хотите, но так или иначе вы это делаете, и очень скоро это становится слишком болезненным так, что вы забываете, что вы не хотите этого делать, и вы просто это делаете и как бы цепенеете, тупеете.

 Один из наиболее ядовитых примеров я видел несколько лет наэад на склонах г. Рейнер. Маленькая девочка бежала впереди своего семейства, выискивая интересную тропинку в стороне от дороги. Вскоре послышался рокочущий голос матери: "Ты же не хочешь спуститься туда, дорогая". Вот так - не "Я не разрешу тебе пойти туда" и даже не "Придержи свое любопытство", что могло бы сойти: нельзя же детям слишком удаляться от взрослых в лесу. Но "Ты же не хочешь" калечит импульс, а не просто предотвращает действие. Я почти что мог слышать, как маленькая девочка говорит про себя: "Вот это да! Я думала, что я хочу, но наверное - нет. Мама всегда права. Пожалуй, в самом деле не хочу".

 И так оно продолжается. Мне действительно не хочется в это влезать, это слишком болезненно и не нужно, чтобы этому противостоять. Так или иначе, важно не то, откуда оно взялось, важно знать, что удерживает это на месте сейчас. Мы действительно научены не применять собственную мудрость. Мы обладаем невероятно тонким, чудесно эффективным снаряжением, но мы завалили его мусором и дали ему ржаветь.

 Гештальт ничему не должен учить. Вы уже знаете это. Все, что вам нужно, это способы разблокировать, отпереть, отпустить, дать вам войти в соприкосновение с этим.

 в). Все, что вы знаете, наличествует здесь и теперь.

 Во-вторых, знаете ли вы об этом или нет, но все это есть здесь и теперь, прямо сейчас. С одной точки зрения это настолько очевидно, что нечего тратить время на сообщение этого вам, с другой точки зрения, это настолько глубоко, что вы вошли бы в сатори, если бы реально обрели это. Все, что только случится с вами, и все, что случилось с вами, все, что может повлиять на вас в будущем, - наличествует прямо сейчас. На небесах нет картотеки, где хранился бы ваш опыт, чтобы высылать вам вниз по мере надобности. Он здесь. Сейчас. Каждый импульс ударить кого-то, который вы когда-либо переживали, сохранился в ваших мышцах, так же, как и удержание от этого. Это часть того, что называют "подавлением" (английский вариант немецкого термина, который переводится обычно на русский язык как "вытеснение") - мышечное напряжение при удерживании от реализации импульса. Все это здесь и теперь в нервно-мышечной системе.

 Поистине, если бы можно было остановить любого из нас на мгновение и потом в течение вечности разворачивать это мгновение жизни, мы обнаружили бы в нем все. Любой опыт. Все, все, все.

 Поэтому совершенно ложно разделение, которое мы слышим в терапии: "Будем ли мы работать с тем, что здесь и теперь, или с прошлым?" Нет такого выбора. Выбор - только в языке, которым мы пользуемся. Я могу говорить о своем наличном опыте в прошедшем времени, давая вам метафоры в форме воспоминания, или я могу говорить о моем опыте в настоящем времени, или я могу говорить о нем, рассказывая вам сны или образы будущего. Или я могу говорить вам об этом проективно, рассказывая о том, как кто-то другой чувствовал, чувствует или может чувствовать ситуацию. Это не так важно. Все это - те или иные средства выражения того, что присутствует здесь и сейчас.

 Итак, подытоживая "пятиминутное" изложение Гештальта: вы уже знаете все, что вам нужно энать, и вы знаете это сейчас. Образно говоря, существует поток сознавания, протекающий все время, поток потенциального сознавания - не полного сознавания - и, если только вы можете углубиться в него, любой ответ, который вам нужен - там. Если вы можете сформулировать вопрос - вы получаете ответ. Вы не можете сформулировать вопроса, на который вы не могли бы получить ответ. Вы можете не энать ответа - можете не иметь определенного доступа к нему

 - но он там. У индейцев Помо есть поговорка: "То, что человеку нужно, у него уже есть". Если вы можете сформулировать вопрос, вы начинаете его осуществлятъ.

 У меня есть такой образ. Мы живем по одну сторону сцены. По другую ее сторону полная свобода и сознавание, а мы по эту сторону. Толщина стены - самое большее 90 секунд. В каждый момент дверь, которая пропускала вчера, не пропустит сегодня, но всегда есть такая дверь, которая откроется. Если только вы найдете ее, вы будете свободны за секунды, это не потребует большего. Всегда. Конечно, вы можете прожить целую жизнь за 30 секунд в этом месте свободы, это тоже происходит, но оно всегда здесь, всегда может быть достигнуто - хотя бы потенциально, если не всегда актуально.

 Эксперименты на сознавание тела

 а). Выражение лица.

 Дж.Э.: Давайте попробуем проэкспериментироватъ. Примите такое положение, чтобы ваша голова была свободна, ни на что не опирайтесь. Лучше снять очки и закрыть глаза. С закрытыми глазами попробуйте почувствовать свое лицо изнутри, не ощупывая его руками, просто почувствуйте напряжения, которые возникают, найдите их, но не расслабляйте. Легко и соблазнительно мгновенно расслабить их, но вместо этого постарайтесь просто отметить их, почувствуйте все свое лицо, лоб и мышцы за лбом, глаза, щеки, рот, просто замечая, что там...

 Итак, что же получается?

 У.: Чувство напряжения напомнило мне о времени крайней ненависти, предельного конфликта. А также о времени реального экстаза. Это кажется не слишком осмысленным, так?

 Дж. 3.: К счастью, в этом эксперименте нет необходимости искать, "что это значит". Это лишь преувеличенное правило нашей культуры. Иногда оно полезно, чаще же всего оно становится препятствием к простому, открытому переживанию своего опыта.

 У.: Я почувствовал напряжение, чувство сжатости и подавленности, невозможности выбраться.

 Дж. Э.: Заметьте, что эта "невозможность выбраться" - очень сложное переживание, это не простой опыт. Это включает набор того, как вы могли бы реагировать, плюс борющиеся с этим реакции, которые вы осуществляете, плюс какие-то оценки, что-то, что "могло бы быть" в некоторых отношениях предпочтительнее и т.д. Мы вернемся к этому позже, опыт "невозможности", "я не могу" " очень сложный и неприятный.

 У.: Я действительно почувствовал, что мои брови нахмурены, а зубы сжаты. Ассоциация, которая возникла в связи с этим, - предельное усилие. Я связываю с этим что-то вроде истории про атлетов, чувство "Я сделаю это несмотря ни на что, черт возьми!"

 Дж. Э.: Знаете ли вы, что "это" вы собираетесь сделать в этой ситуации.

 У.: Непосредственной ассоциацией было сосредоточение и попытка понять.

 Дх. Э.: У кого-нибудь возникли воспоминания из прошлого, может быть из своего далекого прошлого? Это часто происходит. Или воспоминания о чем-то совсем недавнем?

 У.: Я почувствовал напряжение, элость, страх, тревожность - я не хотел дать воспоминаниям возникнуть.

 Дж.  9.: И вы затолкали их обратно; "Уйдите, забытые, вы не нужны мне сейчас".

 У.: Я почувствовал напряжение в руках, щеках и ногах. Я почувствовал что-то вроде предостережения, концентрации и защиты. Были также вспышки сексуального напряжения.

 Дм. Э.: Это упражнение иногда дает немедленные результаты, другие нуждаются в некоторой практике. Мышцы лица - местоположение качеств эмоций и чувств. Обратная связь от лица в значительной степени определяет особенности эмоционального переживания. Ваше тело и лицо всегда знает, что происходит. Иногда в этом упражнении вспоминаются события двадцатилетней давности, иногда - происшедшие 5 минут назад, от самого тонкого до самого смешного. Ваше лицо всегда с вами, оно старается рассказать вам о том, что важно, что происходит здесь и теперь, что вы реально сознаете и т.п. Оно говорит вам, как вы относитесь к ситуации, какие моменты прошлого значимы. Нужно только настроить его, выслушать его, найти несколько секунд, чтобы его заметить - и вот оно.

 б). Позы тела как выражения отношения.

 О.к. Останьтесь теперь в той позе, в которой вы находитесь прямо сейчас. Не делайте даже малейших перемещений и приспособлений. Почувствуйте, что с чем связано, что чего касается, где напряжение. Посмотрите, можете ли вы дать этому быть как оно есть. У нас всегда существует принудительная тенденция расслабиться, если мы замечаем напряжения. Пусть они будут. Они пытаются вам что-то сказать. Почувствуйте, что происходит.

 Можно подойти к этому двумя способами. Один состоит в том, чтобы найти 3-4 глагола - здесь нужны именно глаголы - чтобы выразить то, что происходит, толкает назад, выдвигает вперед, достает - и т.п. Найдите 3-4 глагола, которые выражают ваше тело - прямо сейчас - закрывается, открывается, стискивает. Просто дайте этим глаголам проскользнуть в ум, просмотрите свое тело и дайте глаголам появиться. (Пауза.)

 Вот другой подход, после того, как вы просидели в этой позе больше минуты, может быть, возникло несколько точек небольшой боли или напряжения, которое начало проявляться из фона. Найдите эти точки, особенно если это касается двух частей тела или мест, где тело соприкасается с чем-то внешним. Найдите точку напряжения или неудобства, где встречаются два элемента, и дайте вашему сознаванию перемещаться туда и сюда. Если это, например, рука и подбородок, дайте ватему сознаванию целиком войти в подбородок, почувствуйте, как он опирается, найдите слова, которыми это можно описать. Затем перенесите сознавание на руку, почувствуйте, как она поддерживает. Один из способов сделать это - провести беседу. Локоть может сказать подлокотнику кресла; "О, спасибо, что вы здесь, мне так удобно лежать на вас", а подлокотник может ответить: "О, пожалуйста, опирайтесь, я могу многое выдержать", дайте им минуту-другую. Пусть ваше сознавание перемещается от одного элемента к другому.

 Существует очень полезное правило: когда вы вроде бы готовы остановиться, кажется, пора остановиться, - сделайте еще один шаг, скажите еще что-то.

 О.К. Давайте послушаем, какие глаголы пришли вам в голову.

 У.: Удерживаюсь.

 У.: Предчувствую.

 Дк. Э.: Это довольно далеко от прямого наблюдения. Что переживает тело, когда вы "предчувствуете"?

 У.: Я полагаю, готовность.

 У.: Сотрясение.

 У.: Схватывание.

 У.: Возбуждение.

 У.: Полет.

 Дж.Э.: Заметьте, что такие ответы, как "предчувствую" или "лечу" весьма метафоричны, довольно далеки от прямого, основанного на ощущения тела опыта. Это может быть красиво и поэтично, но здесь есть опасность неясности, предвзятости и поспешных заключений, связанных с метафорой.

 Ну, а какие разговоры возникли, что из этого получилось? Пришли ли они к межличностным отношениям?

 У.; Я удерживаю правую руку от действования, похоже, что только два пальца делали это. Правая рука сказала этим пальцам: "Да, вы не хотите в этом участвовать, потому что если бы это произошло, я бы была гораздо сильнее, чем два пальца!"

 У.: Мое колено поговорило с лодыжкой. "Ха, лодыжка!" "Ха, колено!" "Мы с тобой не раз встречались." "Как тебе удается всегда быть наверху?"" "Не знаю, привычка, наверное. Хочешь, давай поменяемся".

 Дж.Э.: Весьма по-дружески.

 У.: У меня получилась беседа между седалищем и стулом. (Прим. перев. - В английском языке в отличие от русского слово, обозначающее эту часть тела, не имеет того специфического оттенка, который связывается у нас со словом "зад", "задница".) Сначала стул сказал: "Вот, я удерживаю тебя и мне это нравится". Седалище ответило: "Спасибо, ты мягкий и теплый". Потом стул сказал: "Минутку, ты совсем на меня взгромоздился, слезай-ка", а седалище сказало: "Нет, мне нравится здесь сидеть", но стул говорит: "Нет, теперь моя очередь, я хочу, чтобы ты слез и я побыл один", но мое седалище ответило: "И не подумаю, я буду здесь сидеть".

 Дж. Э.: Один из способов отношения к тому, что из этого получается, - увидеть, как вы постоянно создаете эмоциональное пространство, в котором живете, - между людьми, внутри себя, неважно. Обнаружив определенное качество взаимодействия между частями тела, поищите это качество в своей жизни.

 в). Поза, как информация об установке.

 Проделаем еще одну-две вещи с телом, а потом перейдем к чему-нибудь другому. Примите на минуту центрированное, уравновешенное положение. Желательно, чтобы руки и ноги не перекрещивались и не касались друг друга. Это может показаться несколько искусственным. Ничего, это только на минуту.

 Теперь оглянитесь, а потом наклоните немного голову в одну сторону и снова осмотритесь, посмотрите на людей вокруг, на меня. Дайте оформиться каким-то суждениям или восприятиям, пока голова слегка наклонена. Понаблюдайте, какие чувства возникают, какие оценки и какого рода, когда вы видите мир из такого положения. Когда вы немного вживетесь в это, наклоните голову в другую сторону, тоже немного, просто, чтобы почувствовать наклон, и посмотрите, что произойдет. Осмотритесь и постарайтесь почувствовать разницу. Если кто-то вызывает у вас сильные чувства, попробуйте посмотреть на него такими двумя способами и понаблюдайте, что произойдет.

 Кто заметил какую-нибудь разницу? В чем она состояла? В каком отношении, или направлении?

 У.: Когда я наклонил голову направо, мое тело стало теплее. Когда налево, это было несколько странно, причина, я думаю...

 Дж. Э.: Не заботьтесь о причинах. Сохраняйте переживание и испытывайте его в различных обстоятельствах.

 У.: Когда я наклонил голову влево, это ощущалось, как дружественное, направо - несколько враждебно.

 Дж. Э.: Это довольно частое направление различия. У меня, например, когда я наклоняю голову направо, я как бы говорю: "Я выслушаю то, что вы скажете, и помещу это в свои представления", налево - это полная открытость, принятие того, что говорили на том уровне, на котором это говорится.

 У.: У меня это точно так же. Я чувствовал себя критичным, когда наклонил голову направо, и почувствовал себя гораздо уютнее, когда наклонил налево.

 Дж. Э.: Для меня "критичный" - это слишком сильно сказано. Для меня это просто: "Я принимаю это не так как вы говорите, а помещаю в рамки собственных представлений".

 Хорошо, теперь зафиксируйте позу, в которой вы находитесь. Постарайтесь запомнить ее, чтобы иметь возможность к ней вернуться. Действительно запомните ее - до деталей, до мельчайшего выгиба брови, все, как оно сейчас есть. Когда вы будете совершенно уверены в том, что сможете вернуться в эту позу, примите опять то уравновешенное положение, которое я просил принять несколько минус тому назад, а потом переходите из нее в позу, которую вы запоминаете сейчас, обращая внимание на каждое изменение по пути и стараясь почувствовать, о чем говорит каждый сдвиг. Итак, запомните позу, в которой находитесь, вернитесь к центрированной позе и медленно переходите в позу, которую запомнили.

 У.: Я сидел вот так, с центрированной спиной, и затем, когда я начал смещаться, ноги втянулись, и я наклонился вот так и вот так переместил ноги, так что они сблизились.

 Дж.Э.: Я подчеркнул бы здесь глаголы: втянул, сблизил.

 У.: Я обнаружил, что из расслабленного , свободного положения я перешел в такое, когда все конечности напряжены. Рука давит на колено, колено на руку, так что я не могу пошевелиться.

 Дж. 3.: То есть вы говорите о состоянии уравновешенного напряжения.

 У.: Да, что-то вроде гордиева уала.

 У.: Я не провел реально весь путь к начальной позе, но у меня возникло впечатление, будто кто-то мешает мне в моем медленном движении, как бы задерживает.

 Дж.3.: Посмотрите, что это движение может вам сказать о вашем отношении ко мне, к окружающим, к комнате, в которой вы находитесь. Что хочет сказать вам прямо сейчас это движение? Рассмотрите возможности, используя глаголы.

 У.: Мои ноги скрещены, и я чувствовал, что скрещивание ног было как бы закрыванием, защитой, которую я использовал, я соединил руки с подложенным большим пальцем и чувствовал себя, как будто я говорю "У маня здесь стена и все мое имущество внутри". Моя голова несколько накренилась, будто я повторяю предыдущее упражнение, и я как бы смотрел на вещи искоса.

 Дж.Э.: Отметьте значимость народной мудрости: "смотреть искоса", "выше голову" и т.п. Народная мудрость знает про такие вещи. Когда вы обнаруживаете, что пользуетесь словами вроде: "защищаюсь", "отгораживаюсь" и т.п., посмотрите, не можете ли вы закончить фразу: "защищаясь от...", "предостерегаю себя от...". Посмотрите, что произойдет, если вы попытаетесь закончить фразу. Но не насилуйте это. Просто оставьте предположение и ждите, и часто что-то пробьется.

 У.: Я не слишком переменил позу. Я заметил что-то вроде прогиба внутрь, как у девочки, которая хочет нагнуться к своим туфелькам.

 У.: В этот раз у меня возникло воспоминание, не возникавшее ранее. Я сидел вот так и ждал начала матча по спортивной борьбе. Я могу почувствовать это "на своем затылке".

 Дх.Э.: Мы сейчас очень бегло просмотрели подход Гештальта к состояниям тела. Если справедливо, что мы единые создания - а таково фундаментальное предположение Гештальта - то ясно, что мы постоянно проявляем себя в позе, движении и т.п., всегда тем или иным образом выражаем то, что происходит.

 Часто то, что делает тело (или что делается с телом) уравновешивает или комментирует то, что говорится словами. Выражение тела не менее и не более реально, чем словесное. Лучший пример, который приходит мне в голову, - однажды, когда я работал с группой студентов-медиков, один из них все время задавал интересно звучащие вопросы, но каждый раз сопровождал это хлопком руки. Я попросил его соседа придержать его руку. Тогда другая рука начала хлопать. Я попросил соседа с другой стороны придержать и эту руку. После этого в соответствии с каждым вопросом начало двигаться его плечо. Я попросил повторить это движение, как бы преувеличивая, и это превратилось во что-то вроде пожимания плечами. Когда он настроился и пережил этот жест, это стало звучать для него как "д-да?!" Его голос также нес это интересное качество, а тело говорило: "Да никто за это гроша ломанного не даст".

 Есть ли еще какие-нибудь реакции, возникшие, пока мы этим занимались? Нечто, что вас заинтересовало? Мы лишь бегло скользнули по поверхности гештальтистского подхода к телу.

 Сознавание и изменение в теле

 У.: Если вы реально чувствуете некоторую закрытость и хотите больше открыться, можно ли достичь этого изменением положения тела?

 Дж.Э.: Это прекрасный вопрос. Гештальтисты бы сказали "нет", но есть и другие достаточно глубокие точки зрения, которые сказали бы "да". И то и другое может быть верным. Гештальтист говорит: "Нет, вы только сделаете защиту менее видимой". Большая часть того, что происходит, сделана таким образом менее видимой - очень тонко, почти незаметно, но все по-прежнему здесь. По существу, именно это происходило со студентом-медиком, о котором я рассказал. Когда у ребенка возникает приступ раздражения - это весьма ясное и определенное состояние, и он определенно его выражает. Взрослый переживает мини-вспышку (хмурится, слегка напрягается). Но это то же самое. Однако специальное давление заставляет его "уменьшать". Так что, если я сижу вот так (показывает), закрытый, а кто-то говорит: "Ну-ка, откройся", я могу изменить позу (показывает), чтобы выглядеть открытым, но я по-прежнему закрыт, может быть, еще больше.

 С другой стороны, есть довольно глубокий взгляд на человеческую природу, утверждающий, что если вы можете практиковать форму, вы сможете достичь сути. Это центральный способ изменения в Синаноне и во множестве других подходов к человеку. Это подчеркивается в психосинтезе, и в этом есть свой смысл. Это может производиться слишком грубо и этим можно злоупотреблять, но это может и происходить. В особенности, если практика достаточно длительна. Если я постоянно проверяю себя, постоянно удерживаюсь от своих замечаний - изменение может произойти. Правда, Фриц очень справедливо утверждал, что это невозможно - произвольное изменение невозможно.

 Я не согласен с этим. Помню, недели через 2-3 после того, как вышла "Гештальт-терапия дословно", ко мне пришли три паренька, такие 20-летние, такие беспомощные в организации своей жизни, с экземплярами книги, один из них подчеркнул абзац о том, что произвольные изменения невозможны, и был готов сдаться в отношении всех попыток, которые он предпринимал. Все они хотели гештальт-терапии, полагая, что это что-то очень "современное", меньше всего они нуждались в том, чтобы получить дополнительное оправдание своему желанию сдаться.

 Так что зто очень тонкая проблема. Гештальтисты говорят "нет", но я с этим не согласен, хотя и принимаю предупреждение этого "нет". Но если вы правильно организуете ситуацию, произвольное изменение возможно. Практика формы может вести к изменению сути.

 Есть ли еще какие-нибудь соображения?

 У.: Мне кажется, что движения тела не могут быть интерпретированы по схеме "то-то и то-то означает то-то и то-то". И мне кажется, что движения тела предшествуют сознаванию.

 Сознавание против интерпретации состояний тела

 Дж.3.: То, что вы говорите, вызывает у меня две реакции. Есть множество исследований и популярных книг относительно интерпретации тела. Я понимаю так, что это - опасная полуправда. Путь к сознаванию не лежит через смотрение на другого, я не могу посмотреть на вас и сказать, что у вас дела обстоят так-то и так-то. Я полагаю, что это разрушительно. Гештальт-подход состоит в том, чтобы помочь вам прийти к собственным формулировкам. И вы обычно по существу правы в своих формулировках, хотя возможно, что они и не полны. Если вы сидите вот так (демонстрирует закрытую позу) и говорите, что чувствуете себя открытым, причем говорите искренне, вы открыты. В этот момент, в вашей вселенной, вы открыты. Может быть, что альтернатива такова (зажимается больше), относительно этого вы раньше были закрыты. Я не могу посмотреть на вас и сказать, что вы закрыты. Гештальт стремится помочь вам привести в более ясное сознавание то, что существует для вас самих. В лучших проявлениях Гештальт не интерпретирует, не накладывает на вас ничего. То, что есть для вас, - таково для вас, и таково оно для вас и есть. Если я действительно работаю в духе Гештальта, ничто из того, что я знаю о вас, не имеет такой ценности, как то, что вы знаете о себе. Если я продолжаю видеть вас закрытым и настаиваю на этом, когда вы говорите, что вы открыты, мне нужно посмотреть на мои собственные проекции.

 У.: Если вы ведете группу Гештальта и кто-то работает, а вы говорите: "Почему ты действительно не входишь в этот момент, сосредоточься на этой вещи, которую ты сделал..." - это звучит так, как будто вы имеете гипотезу относительно этого момента.

 Дж. Э.: Да, это так звучит, но можно надеяться, что это не так. Если у меня и есть гипотеза, хорошо бы, чтобы ее не было. Это энергетический момент и я отброшу ее как горячую картофелину, как только выяснится, что она ошибочна. Все, что я делаю, - следование за потоком энергии. Я слежу за концентрацией энергии, за тем, что кажется ее фокусами, и привлекаю к ней внимание. У меня постоянно были гипотезы, и они постепенно уводили меня не туда. Если я следую гипотезе, я не иду за тем, что это значило для вас.

 Внимание и сознавание

 Я дал вам простую формулировку того, как работает Гештальт. Это так просто, что часто неправильно понимается. Можно составить о каждом два независимых представления. Одно состоит в том, что можно измерить все состояние тела, все энергетические проявления о теле, причем с той или иной детализацией - ЭЭГ, электрокардиограмма, психогальванограммы и другие способы измерения физических энергетических процессов. Также мы можем записать то, что человек сознает. Высокая корреляция между тем и другим - это психическсе здоровье. Низкая корреляция - психическое нездоровье. Единственная цель Гештальта, - соединить сознавание и энергию, сделать их конгруэнтными, так, чтобы энергетичесий поток сопровождался соответствующим сознаванием или мог сопровождаться - иногда мы произвольно "автоматизируем" нечто на какое-то время, не заостряя на это много внимания, и это хорошо. Но возможность привести любой энергетический процесс немедленно в полное сознавание - показатель психического здоровья.

 Если напротив вас сидит паренек и говорит: "Да, сэр доктор, я действительно люблю свою жену, у меня здесь нет проблем", а при этом вбивает кулак одной руки в другой, вот так (показывает) - здесь возможно несоответствие, имейте в виду -только возможное несоответствие. Имеется энергетическое проявление, может быть несознаваемое. Я спрошу его: "Можете ли вы сказать, что вы делаете?", я не спрошу его: "Замечаете ли вы, что ударяете рукой?", потому что, может быть он и не ударяет. Он может сказать: "Я, вроде бы, поглаживаю руки". Я не хотел бы быть его женой, но если в его вселенной это ласка - это ласка. А если я назову это ударом вместо ласки, я, может быть, увожу его в сторону, я делаю для него более трудным выяснить, что же происходит. Так что я очень осторожно спрашиваю, оставляя ответ открытым, так что он дает в ответ глаголы. Если он скажет: "О, кажется, я ударяю свою руку!" - хорошо. Я могу не сказать ничего больше. Может быть, сознавание возникает в нем спонтанно, может быть посредством посредством отрицания: "Да, бывало, я ее иной раз поколачивал, но я никогда больше не буду этого делать". Хорошо, это то, где он находится. Или, если я по-прежнему заинтересован этим фактом, что он ударял руку, и хочу, чтобы он обратил на это внимание, я могу спросить: "Где вы более живо чувствуете удар - в кулаке или в ладони?" Может оказаться, что это жена постоянно его бьет. Если он более живо ощущает ладонь, он может продолжать так: "Да, я люблю свою жену, хотя она постоянно меня бьет". Может оказаться, что не он бьет, а его бьют! Все, что мы знаем с уверенностью, это что имеет место определенный энергетический процесс, который может быть вне сознавания и может быть связан - мы не знаем, как - с тем, что он говорит. Мы предполагаем, что его словесное утверждение относительно текущего сознавания неполно, и фиэическое действие, сопровождающее это утверждение, помогает нам дополнить нечто и поможет ему расширить свое сознавание, включить в него еще что-то.

 Гештальтист в работе чаще всего занимается именно этим - приводит энергетический процесс, который кажется не полностью представленным в сознавании, в более полное сознавание.

 У.: Есть ли здесь какой-нибудь селективный процесс?

 Дж.3.: Да. Интенсивность. Это в действительности две вещи. Интенсивность самого энергетического процесса, который кажется выпадающим из сознавания, и то, насколько он кажется выпадающим. Не очень интенсивный процесс, совершенно несознаваемый, стоит привлечь к сознаванию. Интенсивный процесс, который лишь частично сознается, заслуживает привлечения к нему специального внимания. В случае парня, ударявшего себя кулаком по руке, у меня не было никакой гипотезы, я не представлял себе, что там происходит. Вообще Гештальт работает лучше, когда у вас нет гипотезы. Одна из ценностей гештальтистского обучения для психотерапевтов, даже если они не принимают его в целом, состоит в том, что он освобождает от принудительной необходимости "все понимать".

 Наблюдение против высчитывания в Гештальте

 Фриц часто произносил фразу, которая выводила людей из себя: "Оставьте ваш ум и обратитесь к чувствам".

 Если вы представите себе источник энергии с ограниченным выходом в компьютерную систему сканирования и собирания информации, пользующуюся этой энергией, вы поймете, что чем больше энергии уходит на собственно компьютерные процессы, тем меньше остается от сканируюивй сенсорной системы. Так что если я сижу и думаю как сумасшедший: "Что это он делает своими руками, почему это он так сидит" и пр. - каждый квант энергии, потраченной на этой спекуляции, - это энергия, отнятая у моих глаз, ушей и чувств. Наблюдая работу молодых терапевтов, я вновь и вновь вижу такую картину: пациент говорит, возникает мгновение молчания, затем терапевт начинает что-то говорить, может быть, очень ценный комментарий, но как раз в тот момент, когда он начинает говорить, пациент тоже что-то говорит. Он успевает проговорить три слова и оказывается подавленным терапевтом. Признак хорошего терапевта - способность прервать то, что он говорил, и слушать. Или еще лучше - если вы сможете достичь этого, ваша терапия улучшится на 10% - если вы задаете кому-то вопрос, а он дает вам ответ, который очевидно не есть ответ на ваш вопрос... - большинство терапевтов в этом месте повторяет вопрос. А он делает вам фантастический подарок. Он говорит, что есть другой вопрос для него, настолько важный, что он просто искажает ваши слова в этом русле! Так оставьте тот глупый вопрос, которые вы задали, поймите, на какой вопрос он, как ему кажется, отвечает, и задайте его. Если вы будете настаивать на своем и пытаться понять, в чем дело, вы упустите его реальность. Он сберегает вам час, потому что говорит вам, что нечто дли него столь важно, что ему приходится исказить то, что вы сказали, чтобы вернуться к этому. А большинство терапевтов отбросят это, повторяя свой вопрос.

 Так что мне хотелось бы освободить вас от необходимости знать, что происходит и что будет происходить... это необязательно. Все, что вы видите, - это энергетические процессы, Вы привлекаете их в сознавание и то, что получается - прекрасно. Если у вас есть гипотеза относительно того, что это - хорошо, но не давайте ей встать на пути того, что там на самом деле есть.

 У.: Мне непонятно, как вы определяете, что процесс, который вы наблюдаете, не сознается индивидуумом?

 Дж. Э.: Я лишь предполагаю, иногда вы ошибаетесь - и тогда... тогда вы теряете немного времени. Действительный расточитель времени будет думать о том, что он может потерять время и беспокоиться о возможности ошибки, вместо того, чтобы просто следовать тому, что происходит. Если это происходит один раз, это происходит 20 раз, что-то вроде этого: женщина входит, садится, улыбается и говорит: "Жизнь - это ад, правда, доктор?" Возможны два пути для работы: "Знаете ли вы, что вы улыбаетесь?" или "Скажите это еще раз без улыбки". В половине случаев, если она скажет это без улыбки, она разрыдается. В другой половине я ошибаюсь, хорошо, не теряйте много времени. Позже то, что иногда выглядит, как ошибка или неточный комментарий, может привести к таким аспектам работы, к которым мы не добрались бы никак иначе.

 В этом месте нужно поговорить вот еще о чем. В каждый данный момент человек находится в своего рода равновесии. Он имеет столько сознавания, сколько он считает, он может удерживать. Как Виола только что сказала своим приходящим воспоминаниям: - "Уходите, вы не нужны мне сейчас!" - это очень хорошо, поскольку она это сознавала. Большинство из нас делает это все время, не сознавая. В каждый данный момент у нас такое количество сознавания, с каким вы можете управиться. Путь увеличения сознавания состоит в том, чтобы выталкивать человека из мертвой точки в любом направлении. (Прим. перев. - Опять поразительное соответствие методикам дона Хуана относительно сдвижек точек сборки!)

 Многие гештальтистские методы можно отнести к преувеличениям и остановкам, и то, и другое одинаково хорошо: уменьшить или увеличить. Около 90% гештальтистской техники принадлежит к такого рода методам. Каждый из них выбивает нас из мертвой точки, нарушает текущее равновесие. Так, я могу сказать Виоле: "Дай этим воспоминаниям прийти" или я могу сказать: "Продолжай, скажи этим воспоминаниям, чтобы они вообще забылись, ты никогда не захочешь к ним вернуться, и ударь-ка кулаком, когда говоришь это". В любом случае это сработает, нарушит равновесие и даст воспоминаниям вернуться и уйти, уйти и вернуться. Клаудио Нараньо в своей прекрасной небольшой книжке о Гештальте называл эти полюса "путем да" (Тяни) и "путем нет" (Толкай).

 У.: Обязательно ли, чтобы равновесие нарушал кто-нибудь другой?

 Гештальт в одиночку и с другими

 Дж. Э.: Нет. Одна из ценных сторон Гештальта - что это реально может осуществляться, как само-терапия. Легче это делать с другим, но упражнения, которые я вам давал, вы можете делать и сами. Можно просто их выполнять. Присутствие других лиц увеличивает их воздействие.

 Здесь есть два или три уровня. Если я делаю нечто в вашем присутствии, даже если вы не даете мне обратной связи, это становится для меня более важным. Это увеличивает воздействие. Если вы даете мне обратную связь - это уже другой уровень работы. Но я могу делать те же веши один и получать из этого все ценное.

 Может ли интеграция быть опасной?

 У.: Вы повторили, что техника Гештальта направлена на то, чтобы объединить две сферы, вы назвали их "компьютерной" и "сенсорной". По-видимому, это значит, что тот, кто прошел эти процедуры, будет единым в этом смысле. Предположим, что вы собрали кого-то таким образом, и оказалось, что это крайний параноик или сильный меланхолик

 - но вполне интегрированный. Говорит ли Гештальт: "Ну и хорошо", или вы пытаетесь изменить вещи?

 Дж.Э.: Гештальт отвечает на это вполне определенно. Наша цель - интеграция энергетических процессов и сознавания, вот и все. Как вы используете это - это ваше дело. Многие из нас вполне убеждены, что подлинная интеграция несовместима с такого рода поведением, о котором вы говорите. Человек не может быть интегрированным, если он параноик. Паранойя, по определению - преувеличенная проекция. Интегрированный человек, конечно, проецирует, но он остается обычно в соприкосновении с этим.

 Верно это или нет, но Гештальт утверждает, что это невозможно. Это что-то вроде высокого и карлика, интегрированный человек не может бшь в сильной степени параноиком или мегаломаном.

 У.: Предположим, что в человеке много враждебности, злости. Он удерживает это. Допустим, вы обнаруживаете эту злость в гештальт-процессе. Утверждает ли теория, что, если он обнаружит свою враждебность, она исчезнет, или он, обнаружив свою враждебность и сознавая ее, начнет ее выражать, будет бить людей или что-то вроде этого? Или ему нужно просто уйти?

 Три уровня гештальт-терапии

 Дж. Э.: Большая часть техник гештальт-терапии, большая часть того, что гештальт-терапия делает, может быть рассмотрена на трех связанных, но несколько различных уровнях. Каждая техника затрагивает все три, но фокусируется обычно на одном из них. Я называю их по порядку, таким образом, что предполагается, что вы не можете достичь второго, пока не сделано что-то на первом, и т. д.

 а). Первый уровень - доступная энергия.

 Пока нет некоторого количества энергии доступной, ничто не может произойти. Если вы находитесь в государственной больнице в комнате с остальными 20 пациентами, которых медперсонал достаточно "эаглушил", вряд ли можно рассчитывать на возникновение значительного сознавания. Здесь нет энергии, нет свободного возбуждения. Необходим хотя бы минимум свободного возбуждения. Нужно иметь энергию определенного рода: враждебность, любовь, радость, что угодно, волнение или тревожность, это самое обычное, это все годится - любого рода свободное возбуждение или энергия.

 б). Второй уровень - фокусироваиие.

 Допустим, я заряжен, но не знаю, что это, что происходит. Именно здесь Гештальт уместнее всего, вещи, которые принято считать Гештальтом, лучше всего работают для фокусирования: "Какое именно количество, качество энергии имеет место и где". Это, например, мы с вами делали с вами только что - фокусировали процессы в теле.

 в). Третий уровень - присвоение (овладение).

 Допустим, у меня есть энергия, и я сфокусировался на ней - это гнев: "Ты сердишься на меня". Видите, я еще не присвоил это. Присвоение или овладение в действительности означает принятие ответственности. Если человек действительно целостен в сознавании, он обладает энергией, знает, что это такое и знает, что это принадлежит ему. По существу, конечный шаг гештальт-терапии - принятие ответственности. Я знаю, что я являюсь причиной, источником своей враждебности. Никто другой во вселенной не делает это - я делаю. Затем я начинаю крутить это и сваливать это на других. Если я уже имею это, я имею эту энергию и я знаю, что это враждебность, и вы делаете это - процесс сознавания не полон. Процесс фокусирования, если его продолжать, приведет к овладению или присвоению.

 Большинство неудач в гештальт-терапии происходит из-за неразличения этих уровней, непонимания, где вы находитесь. Я бы сказал, что наиболее общая проблема в Гештальте - попытка фокусировать, прежде чем есть достаточно энергии, т.е. перейти на уровень 2 до уровня 1. Другая ошибка - пытаться овладеть ранее фокусирования. "Примите на себя ответственность эа это" - но если вы не определили, что "это", ничего не происходит.

 Я позволю себе историческое замечание: эти уровни не появились у Фрица, и вы не получили бы их от него, если бы говорили с ним, потому что они для него абсолютно сами собой разумелись. И вот почему. Последние 10 лет он работал в Биг-Суре. Допустим, я приехал на занятия к Фрицу. Прежде всего , я заплатил за это около 200 долларов. Одно это уже обеспечивает энергетический подьем. У меня был спор с женой прошлым вечером относительно нудистских купаний, ей не нравится, что я себе это позволяю. Потом в зале 60 человек, все они ненавидят меня, когда я иду к "горячему стулу" и занимаю все внимание. Есди вы можете сесть на "горячий стул" без огромной энергии в форме возбуждения или волнения - вы являете собой нечто невероятное. Так что Фриц никогда не должен был иметь дело с невозбужденным, неэнергетическим человеком. Или это мог быть один из тысячи. Так что он совершенно потерял это из вида. Все методы, которые он развивал, касались фокусирования и овладения, больше фокусирования. Обычно он представлял людям овладение и ответственность осуществлять самим. Он был наиболее блестящ в фокусировании. Наличие энергии было само собой разумеющимся.

 Ну, а люди приезжали к нему, учились у него, наблюдали, что он делает, возвращались домой и пытались делать то же самое. Да, но люди, с которыми они работали, пришли к ним с той же улицы, а не проезжали 200 миль, они не заплатили уйму денег и не находились в присутствии "самого Мастера". Они были в присутствии Джо такого-то, у них не было такого количества свободного возбуждения, так что когда Джо такой-то пытался с ними делать то, что Фриц делал с людьми - они не реагировали. Джо такой-то пытается фокусировать прежде, чем есть свободная энергия, на которой можно было бы фокусироваться, или которую можно было бы фокусировать! Если вы были в гештальт-группе, которая еле тянулась, посмотрите, не происходило ли что-нибудь вроде этого: фокусирование прежде, чем появилось что-то, что можно было бы фокусировать. И ведущий мог не знать, что проблема в этом. Мастер, у которого он учился, не сталкивался с этой проблемой, так что не мог показать, что с этим делать.

 Вот почему я прежде всего обращаю внимание на источник возбуждения, который может быть в распоряжении. Интересно, что в начале своей работы Фриц хорошо сознавал эту проблему, подзаголовок 1-й книги о Гештальте - "Возбуждение и рост в человеческой личности". Отвечая на ранее заданный вопрос, добавлю, что когда кажется, что гештальт-терапия не очень подходит людям определенного типа, может быть проблема именно в этом - пропущен миг энергизирования.

 В ранние годы Фриц работал короткое время в государственной больнице, и ему не слишком это нравилось. Думаю, что одной из причин этого было как раз то, о чем мы сейчас говорим.

 У.: Как вы создаете энергию?

 Дж. Э.: Ее невозможно действительно "создавать", ее можно только разблокировать, хотя хорошая работа по разблокированию может часто выглядеть как акт создания. Человеку уже должна была понадобиться энергия, чтобы добраться к вам, так что если вы посмотрите на его тело или прислушаетесь к тому, что он говорит, вы можете найти зто. Может работать шок или неожиданность.

 Если паренек входит вот так (тело согнуто, расслаблено, как бы "обесточено") и говорит (тусклым голосом); "О, доктор, у меня ужасные проблемы с женой", я могу ответить, реагируя больше на его тело и голос, чем на его слова; "Что-то не верится." Это всегда мобилизует что-то! Или я могу сказать: "Покажи, как ты сказал бы мне об этой проблеме, если бы чувствовал что-то по этому поводу".

 Хорошо, я чувствую - и вижу - что наше время истекло. Нет определенного места, где хорошо остановиться, так что это место также хорошо, как любое другое. Мне понравились ваши вопросы и ваше участие прояснило некоторые вещи ддя меня самого, пока мы разговаривали.

 Глаза 3. Сознавание

 Представьте себе, что вы заперты в темной комнате, полной интересных объектов. Вам дали фонарик-вспышку и ваша задача - внимательно рассмотреть каждый объект в комнате и дать его описание. Вы не сможете рассмотреть все объекты в комнате, потому что фонарик тоже объект, а его вы не можете увидеть. Сознавание - это такой фонарик, с помощью которого мы изучаем мир и себя: как мы можем изучить сознавание?

 Если мы наивным взглядом рассмотрим сознательней опыт, что мы увидим? Поток фантазий, образов и внутренней речи (мышление), иногда связанный с чем-то, что происходит во внешнем мире, но чаще являющийся несвязными мечтаниями. Внешний мир представлен в сознавании временами, особенно, если мы в нем что-то делаем (например, ведем машину). Иногда мы не обращаем на него внимания довольнс длительные промежутки времени, хотя он, кажется, всегда присутствует, когда мы опять выглядываем или прислушиваемся. Часто возникают сигналы ощущений тела, внутренних или в связи с контактом с внешним миром. Они обычно временны, иногда более или менее устойчивы.

 Содержанием мечтаний может быть либо воспроизведение, либо предвосхищение чего-то, будь то с тревожностью или с ожиданием удовольствия. Это может быть пересмотр чего-то, чго уже произошло. Часто в таких случаях добавляется: "Нужно было... ", "Если бы я сказал... " - сожаление часто является основным тоном чувствования.

 В этом потоке может происходить множество вещей: внезапный сдвиг в том, что мы замечаем, сдвиг в чувствах относительно этих вещей (или наоборот, сдвиг чувствования и вслед за этим сдвиг замечания). Мы можем "делать" одно, например, говорить по телефону, но при этом сознавать, что мы машинально чертим что-то на бумажке, или еще что-то. Как погода, сознавание постоянно меняется. Однако, как в случае с погодой, может быть несколько лежащих за видимыми переменами тем и принципов, на которых основывается все разнообразие.

 Что же такое "сознавание"? Если это не синоним "сознания", то что в него входит? Многое происходит, многое регистрируется. Может быть, сознавание - это регистрирование? Акт регистрирования? Или это то, что мы делаем? Действие делания? У нас могут быть длинные промежутки, которые кажутся свободными от регистрирования ("пустые мечтания"), и все же, если внезапно спросят, мы можем оглянуться назад и вспомнить впечатления и действия, которые, как кажется, мы не регистрировали в то время. "Делание" - это, очевидно, не сознавание, потому что многое из того, что мы делаем, даже сложные двигательные акты, даже - приходится сказать - значительная часть разговоров -вполне автоматичны, выполняются на уровне органической деятельности, высокоинтегрированно, но без сознавания. Лунатизм -редкий драматический пример того, что происходит с каждым каждодневно в менее драматичной форме.

 Сознавание не находится ни в каком содержании или действии. Его суть - связанность любого содержания с любым другим и с актуальной ситуацией, в которой это происходит.

 Сознавание как одновременное делание и знание

 Клиент или друг может рассказать вам, с значительным жаром, о недавнем инциденте, в котором "босс что-то ему сделал". Он увлечен историей, в ней есть энергия. Вдруг он каким-то образом замечает своя пыл, с которым он пытается доказать вам, что он "прав" в этой ситуации. Мгновенно в ситуации происходит расслабление (высвобождение его напряжения). Он может слегка улыбнуться, возникает момент смягчения, на момент он действительно разговаривает с вами. До этого, только что, он больше говорил вам, чем разговаривал с вами, слова не формировались прямо здесь, а были как бы заранее заготовлены и "воспроизводились", как из радиоприемника. Сознавание - это не содержание того, что он в этот момент понял, это - сам момент понимания, живой акт переживания что-он-делает-это. Произошло мгновенное расширение поля его сознавания, это не еще один "факт" в истории, которую он рассказывает, а факт контекстуальный - отношение истории к данной актуальной ситуация. Само содержание как таковое скоро потеряет свое особое качество сознавания и останется просто фактом, процесс сознавания может продолжаться, а может и нет. Если этот особый процесс сознавания продолжается, он войдет более глубоко в настоящее время этой ситуации. История может быть остановлена, и приятель может сказать что-то, вроде: "Знаешь, твое мнение действительно для меня важно", и это может быть следующим шагом в осознавании, если для него есть в этом свойства живости, и свежести, и новизны (это может быть также и знакомым, заранее предположенным ради манипуляции вами, и в этом случае его сознавание, если оно есть, направлено куда-то еще, может, в оценивание того, что видится, как соединенное и соотнесенное. "Расширение перспективы" - слова, близко передающие, на что похоже сознавание, за исключением того момента, что перспектива обычно предполагает дистанцию, а сознавание никогда не отдалено, оно всегда в соприкосновении с тем, что в него входит. Оно состоит в том, что больше элементов видится одновременно, причем видятся они как связанные, интегрирование. Всегда что-то из того, что видится как соединенное и связанное, присутствует здесь и теперь, как часть текущей ситуации.

 Поэтому в сознавании всегда есть элемент новизны. Если человек говорит, что обладает сознаванием "таким же", как предыдущее, вы можете быть уверены, что он говорит о чем-то другом. Содержание момента сознавания может продолжаться, это может быть формулировка, осознанная в данный момент, но сознавание не продолжается в этой форме. Если качество сознавания продолжается, оно должно перетечь в какую-то другую форму. Оно распознается по своему качеству, а не по содержанию. Содержание для сознавания - как раковина для моллюска, который выращивает ее как свой дом. Раковина может просуществовать столетие, и другие подобные моллюски будут рождаться вокруг нее прямо сейчас, живые и благополучные. Но тот моллюск, который создал раковину, мертв. Вы можете многое узнать о нем, может быть, даже что-то важное, изучая раковину, но вы никогда не узнаете его. Целое мешки "инсайтов", которые люди таскают с собой, могут быть также полезны, как раковины. Мой опыт говорит мне, что они являются скорее препятствиями, чем путями к новому, свежему сознаванию. Вчерашний инсайт - сегодня прошлое, а завтра - сопротивление.

 Представьте себе рулон ткани из ниток разных цветов. Большинство ниток серые и неяркие, но есть одна полоска красной нити, пробегающая через всю ткань. Иногда красная нить едва видна, окутана серым, иногда она заметна и ярка. Она в любой момент где-то есть, хотя часто окружена и заслонена серым. Если ткань - это сознание, то переменчивая полоса красного цвета - это сознавание, проходящая через него со всем остальным. Невозможно предсказать, где она будет, она уходит на задний план в одном месте и внезапно появляется в другой части ткани.

 Сознавание обладает, так сказать, собственным умом. Это живое качество момента, но не его содержание. Можно сравнить его еще с ручейком, где-то скачущим водопадом, где-то уходящим под землю, затем снова забегающим на эемлю, сознавание - это вода, а не русло. Живость сознавания может быть в некий момент в словах, в словесном содержании, в следующий момент сознавание уходит из них и перебрасывается в заботу говорящего о том, что вы о нем думаете, которая, может быть, проблеснет в глазах, в этот момент живость сознавания - во взгляде. Затем, возможно, переживается момент какого-то гнева, и сознавание переходит на напряжение каких-то мышц руки говорящего. По-существу, все, что делает гештальт-терапевт, - следит за течением этого качества, не обманываясь постоянными сдвижками содержания и форм, в которых проявляется эта жизнь.

 Сознавание, движущийся момент пересечения сознания с "сейчас" - существенная материя гештальт-терапии. В этой главе мы рассмотрим некоторые пути изучения и практики сознавания и некоторые возможные результаты згого изучения в практике.

 Континуум сознавания

 Основной гештальтистский прием изучения сознавания - это континуум сознавания - натуралистический процесс простого наблюдения с абсолютным минимумом структуры или руководства. Это может быть практикуемое в одиночку или с другими в качестве "медитации", то есть как основной фокус, или "в мире", по ходу других дел. Инструкции просты: начинать предложение словами: "Сейчас я сознаю...", хотя постепенно начинать это проговаривать коротко или во внутренней речи. Без этого предложения, которое удерживает настоящее в каждый момент, упражнение может перейти в "свободные ассоциации" (или, как Фриц называл это, "свободные диссоциации"). (При возможности читатель может остановиться и проделать это упражнение в течение нескольких минут, с помощью магнитофона, и держать пленку под руками к тому времени, как мы перейдем к обсуждению упражнения. Если вы делаете это, и если у вас возникает ощущение, что вы собираетесь остановиться, отметьте это как сознавание и продолжите еще немного.)

 Нет возможности выполнить это упражнение неверно, хотя некоторые и стараются "потерпеть неудачу" изо всех сил. Некоторые люди характеристически привязаны к трудности "выполнить инструкции" или "преуспеть в выполнении задания". Я рад предупредить таких людей, что им действительно придется трудно. Сознавание "мне нечего сказать" или "я не сознаю ничего" так же хороши в качестве сознавания для этого упражнения, как пик-переживание. "Мой ум пуст" - прекрасно, отметьте это и продолжайте. Как только люди прислушиваются к "пустоте", многое проявляется из нее, и она становится богатой. Фриц любил говорить о "плодородной пустоте". Ничто, из которого вытекает сознавание, это переживание может повторяться в этом упражнении.

 Мы сразу же замечаем, что это редко плавное течение. В нем есть паузы, колебания, неожиданные толчки. Мы можем пережить их в себе и можем слышать их, когда другие делают это упражнение. Когда мы слушаем, как кто-то выполняет упражнение, мы можем услышать моменты, звучащие как выбор или решение - сказать то или другое, хотя, если это и моменты выбора, о них редко сообщают именно как о таковых. Иногда поток течет очень плавно некоторое время, и мы можем догадаться, что человек натолкнулся на уловку, облегчающую задачу, вроде "каталогизирования" (сейчас я сознаю дверь, окно, стены, ковер... - можно продолжать автоматически и перечислить элементы выбранной категории, пока не надоест).

 Уже давно, делая это в группе, мы заметили невероятные различия в широте и типах опыта, в "областях" опыта, на которых люди фокусируются. Одни почти целиком остаются при внешнем виде и цвете, другие в течение многих кинут не касаются видимого материала. Одни замечают (в группе) почти исключительно вещи, имеющие отношение к другим людям, другие рассказывают о том, что происходит в них и не замечают других людей. Те, кто начинает это упражнение в группах, часто изумляются тому, что слышат от других вещи, которые им самим никогда не пришли бы в голову, хотя когда кто-то об этом уже сказал, они могут сказать, что переживали такие же вещи.

 Я уже отмечал, что когда вы выполняете это упражнение, вы возможно приходили к чувству "Теперь мне хочеться остановиться" (иногда деликатно представляемому "Мне пора остановиться" или "Надо дать возможность и другим"). Если вы просто сообщаете об этом пару раз как о содержании сознавания и продолжаете, очень вероятно, что появится что-то особенно интересное - нечто, что заставляет вас ерзать и чувствовать, что "сейчас что-то будет". Как будто вы знаете, что некоторое содержание, чуть более волнующее и неконтролируемое, чем обычно, ищет себе дорогу, и вы решаете, что может быть безопаснее остановиться прежде, чем оно появится.

 Если вы внимательно наблюдаете кого-то, выполняющего это упражнение, вы скоро начнете замечать особенные качества поведения, сопровождающие моменты сознавания - ерзание, интенсивность, связанность с реальной ситуацией. Весте с тем, временами вы заметите, что человек говорит о чем-то без этого качества живости-вовлеченности, в иные моменты вы можете заметить, что эта вовлеченность относится к одной области, в то время как человек говорит о другой. Я видел, как люди перечисляют свои "сознавания" тусклыми, безжизненными голосами, в то же время бросая быстрые взгляды на кого-нибудь в группе, показывая все признаки реальной вовлеченности, и лишь через несколько минут человек скажет с некоторым удивлением и вовлеченностью: "А сейчас я сознаю Нейбл... " "Я думал, что он никогда этого не заметит!")

 Это наблюдение ведет к новым возможностям разговора о сознавании. Организм всегда фокусируется - т.е. телесно внимает тому/на то, что для него важно. Объекты фокусирования меняются по мере возникновения новых внутренних потребностей, их исчезновения, смены и т.п. Когда я чувствую жажду, я буду искать что-то, что может ее утолить, когда жажда утолена, или если, наоборот, ясно, что такая возможность мне в ближайшее время не представляется, фокус может переместиться на что-либо другое.

 Фокус может сдвигаться, но всегда есть какая-то фокусировка. Сознавание - это зона пересечения этого постоянно сдвигающегося фокуса внимания тела с сознанием.

 Введение структуры и континуум сознавания.

 Иногда мы натуралистически наблюдаем протекание сознавания. Это наблюдение может вмешиваться, ускорять или расширять сам процесс. Одной из форм вмешательства может быть отмечание внешним наблюдателем внешних указаний на возникающей фокус и предложение делающему упражнение включить это в сознание и посмотреть, какое сознавание возникает (это звучит просто, но это - суть гештальт-тералии).

 Пока же попробуем вмешваться не так глубоко. Существуют определенные воспроизводящиеся полярности, альтернативные возможности в том, как сознавание приходит или выражается, и можно многому научиться, обращая на это внимание. Каждая из этих полярностей, каждое из этих различий может быть основой простого упражнения в сознавании. Это формальные аспекты сознавания, не зависимые от содержания и их можно предложить человеку. осуществляющему континуум сознавания, как структуру сообщений.

 Первое различение - отмечать для каждого сообщения о сознавании, было ли оно выбранным или данным. Сообщая о каком-то определенном содержании, имею ли я дополнительное чувство, что я мог сказать несколько вещей, и из них я выбрал эту одну, или она кажется прямо здесь наличествующей, данной и только о ней я и могу сказать (внезапный громкий звук посреди эксперимента обладает обычно этим качеством "данности"). Если читатель попробует выполнять это упражнение по мере чтения, может остановиться здесь и посвятить несколько минут выполнению континуума сознавания под магнитофон, добавляя это различение. Люди сильно различаются в том, как они переживают это различение данного-выбранного, оно лишь отчасти связано с объективным качеством стимулов. Более полно мы рассмотрим его в 5 главе.

 Два тесно связанных различения могут быть рассмотрены под общим названием оценки. Одна оценка - это различение приятного и неприятного. Это связано прежде всего с телом, пристальное внимание может дать возможность почувствовать "приятное" как движение тела к стимулу, а "неприятное" - как отталкивание, отторжение. Выполняя континуум сознавания, просто добавляйте: "Сейчас я сознаю... и нахожу это приятным (или неприятным)" после каждого сообщения. Если добавить нечего, то есть такого рода оценка не возникает, можно попробовать "угадать", или попробовать то или иное: часто чувство начнет возникать.

 Другого рода оценка, которая кажется исходящей, метафизически говоря, больше "из головы" чем из тела - это суждение. Для исследования такого рода оценки можно добавлять после каждого сообщения о сознавании: "И я нахожу это хорошим (плохим)" точно так же пользуясь попыткой угадать, если оценка не возникает сразу.

 Когда и то и другое некоторое время практиковалось независимо, может быть одновременно обескураживающим и завораживающим попробовать их вместе: "Я сознаю то-то и то-то, и нахожу это приятным, и считаю дурным".

 Следующее различение лучше всего вести на примере. Однажды, во время группы, когда выполнялось основное упражнение на континуум сознавания, секретарша на высоких каблучках несколько раз проходила вверх и вниз по лестнице прямо рядом с комнатой, где мы занимались. Каждый раз при этом говорящий отмечал: "Сейчас я сознаю, что кто-то проходит вверх (вниз) по лесенке. .. " Когда мы начали обсуждать упражнение, я показал участникам небольшую деревяшку с молоточком, постукивая молоточком по деревяшке, я мог воспроизводить звук, очень похожий на стук каблучков по лесенке. В действительности я не делал этого во время упражнения, но ясно, что это могло бы быть и в таком случае говорящий мог сказать о таком же сознавании.

 Это яркая иллюстрация следующего различения, разделения "я сознаю" на "наблюдаю" и "воображаю" (представляю себе). "Наблюдаю" относится к чувственно данному в момент говорения, а "представляю" - ко всему остальному, предположениям (как в случае каблучков по лесенке), воспоминаниям и пр. Это наиболее яркое и может быть наиболее полезное вз всех различений, я советую людям попрактиковаться в нем, пока не приобретут такого же искусства, как и в вождении машины, т.е. пока это не станет почти второй природой - осуществлять это различение, двигаясь по миру.

 При этом не предполагается, что в "представлении" или "воображении" есть что-то плохое, это одна из специфически-человеческих функций, она придает жизни глубину и качество, источник творческих изменений во внешней реальности. Проблема возникает тогда, когда то, что могло бы быть, путается с реальностью - тем, что есть.

 Вот пример применения этого различения. "Я сознаю, что ты мной недоволен" превращается "Я вижу, что ты хмуришься, я воображаю, что ты недоволен". После некоторой практики и некоторой внимательности это превращается дальше в "Я вижу, что губы у тебя кривятся, а брови слегка морщатся, я воображаю, что ты хмуришься. Я вижу, что твой взгляд направлен в мою сторону и воображаю, что ты смотришь на меня, и что твоя нахмуренность имеет ко мне какое-то отношение". Вполне возможно, что человек действительно хмурится на меня и недоволен мной. Но важно понять, что такое восприятие - это нечто созданное мной, верно или нет.

 Таковы основные различения, с которыми я работаю. Возможны и другие, например, я еще не изучил различение (хотя оно меня интересует) существительного и глагола, которые следуют за "сейчас я сознаю": предпочтения могут быть интересными и значимыми.

 Пользуясь этими средствами - натуралистическим следованием континуума сознавания и структурированными различениями - мы можем начать исследовать то, что находится под поверхностью сознавания, не спекулируя по поводу "причин" потока сознавания, а посредством пробуждения самого сознавания двигаться глубже первого приближения.

 Универсальные процессы в сознавании

 Три основных процесса глубже сознавания - это сравнение, намерение и атрибутирование.

 а). Сравнение

 Однажды довольно продвинутая в сознавании женщина сказала; "Сейчас я сознаю, что Мэри высокая, и... " Я остановил ее и спросил "Откуда вы знаете, что Мэри высокая?" Постепенно прояснилось, что говорящая в какой-то момент быстро сравнила Мэри с картиной "средней женщины", каким-то образом существующей в ее памяти. Сравнение было очень быстрым, совершенно не сознаваемым, хотя сознавать его оказалось возможным, когда мы остановились и стали внимательно его прослеживать. Хотя акт сравнения почти никогда не сообщается в качестве содержания сознания и редко доступен сознаванию без специального особого внимания, акт сравнения воспринимаемого с некоторой представляющей альтернативой лежит в основе невероятного количества содержания сознания. Существует 4 основных вида "имплицитных" сравнений:

 1. Сравнения, скрытые в кажущемся описании. "Я сознаю маленькое дерево" - хотя маленькое кажется описанием, оно содержит скрытое сравнение, подобное вышеописанному ("высокая Мэри"). Дерево, которое кажется маленьким среди секвойи, может быть названо большим среди рощи саженцев. Это не является проблемой, когда речь идет о размере дерева, но когда делается утверждение вроде "моя жена держит дом в чистоте" - возможны более серьезные последствия, и вопрос "по сравнение с кем" может быть полезным, чтобы выудить имплицитное сравнение, лежащее под этим "описанием".

 2. Другого рода имплицитное сравнение содержится в утверждении об изменении или отсутствии изменения: "Я все еще испытываю..." или "Это, кажется, не изменилось... " основывается на имплицитном сравнении "того, что есть" с некоторым представлением о том, что было,

 - как правило, неполным и искаженным.

 3. Оценки предпочтения и выбор основаны на имплицитных актах сравнений. Это становится очевидным в момент рефлексии, но как акт редко переживается. Несколько лет назад я в своей машине ждал в очереди у бензоколонки. Когда водитель передо мной получил шланг, служащие сказали, что бензин кончается и сейчас они могут дать только минимальное количество до следующей колонки. До этого они, по-видимому, давали полные баки, так что я вышел из машины, чтобы выяснить, что случилось. Служащий объяснил, что бензин почти кончился, так что они решили давать из оставшегося всем понемногу, а не отдать это все одному или двум.

 Я ворчал, получая свой минимум и, ворча, выруливал назад, жалуясь на свое неудачливость и глядя на машины впереди меня, уезжающие с полным баком. Затем я случайно поглядел назад и увидел очередь машин, которым, по-видимому, вообще не достанется бензина. Тогда во мне поднялась волна благодарности по поводу моей удачливости, что мне хоть что-то досталось, так что я могу доехать до следующей бензоколонки.

 Затем я осознал странность ситуации: вот я сижу с минимумом бензина в баке, количество его не меняется, а моя оценка - повезло мне или не повезло - скачет туда и сюда, буквально в зависимости от того, в какую сторону повернута моя голова. Оценка ситуации целиком зависела от сравнения, которое я делал.

 4. Может быть, наиболее удивительным является понимание того, что большая часть так называемых чувств основана на имплицитных сравнениях. В только что приведенном примере очевидно, чю мои чувства раздражения и облегчения были реакцией на оценку "повезло-неповезло", которая, в свою очередь основывалась на сравнении с тем, кто получил больше, или с тем, кто не получил ничего. По существу, то же оказывается справедливым по отношению к таким чувствам, как вина, обида и т.п. Вина (или самооправдание) вытекают из моих сравнений того, что я сделал с представлением или образом моего идеального "лучшего" я. То же относится и к обиде. Допустим, я услышал, что кто-то говорит обо мне гадости, что я чувствую? Что я чувствую, зависит в меньшей степени от самого действия, нежели от того, кто это делает и в каком контексте. Если речь идет о заклятом враге, я пожимаю плечами и говорю себе: "Чего же еще можно было ожидать?" Ели это кто-то, кого я считаю другом, я чувствую себя преданным и обиженным. Только сравнивая действие со "списком" того, что делают друзья, а что

 - враги, и чего "не должны делать друзья" - я могу почувствовать, что мне нанесли "ущерб".

 Исходя из подобных наблюдений, я пришел к точке зрения, что по существу все негативные "чувства" (и большинство позитивных) основаны на сравнениях, осуществляемых без сознавания. Из этого можно вывести следующие следствия для жизни и для терапии. Качество опыта в жизни меньше зависит от того, что с вами происходит, чем от того, с чем это сравнивается. Теперь я часто говорю клиентам, когда они рассказывают про себя и жизнь и про то, что они "чувствуют", что если они хотят все время чувствовать, что жизнь плоха, им достаточно сравнивать то, что есть, с чем то лучшим, если же они хотят чувствовать, что жизнь хороша, достаточно сравнивать то, что есть, с чем-то худшим. Другое следствие для терапии состоит в том, что если чувства укоренены в сравнении, то мало смысла работать с чувствами непосредственно, результатами, поверхностными впечатлениями, вместо этого нужно проследить сознаванием момент сравнения и сделать его открытым. Это приближает нас к представлению о Просветлении, о чем речь будет позже.

 Отрицание ("я не чувствую...") также можно теперь вкратце рассмотреть. "Негативное сознавание" - "Сейчас я сознаю, что я не чувствую гнева... " или "Я сознаю, что Мэри здесь нет" можно понять как невероятно сложный комплекс или смесь сопоставлений и оценок. Шаги примерно таковы. (1) Замечается наличие некоторого опыта-переживания. (2) Оценивается, что некоторый другой опыт, другое переживание, например, гнев, был бы уместным или возможным в этой ситуации. (3) Создание представления этого другого опыта. (4) Приписывание значимости его отсутствию (5) Сообщение о его присутствии. В процессе человек часто забывает, что некий опыт (1) присутствует, а также не замечает, что для того, чтобы шаги (2) и (5) были осуществлены, чтобы было выбрано и создано представление гнева, нужно, чтобы присутствовал след этого гнева!

 В английском языке есть также два небольших, но семантически нагруженных слова - list и only (рус. перевод зависит от контекста, в общем, это примерно "только", "лишь" и т.п ) "Как ты себя чувствуешь?" "Да, пожалуй, ничего". Или "Куда идешь?" "Да я вот только в магазин". Насколько это больше говорит, чем "Все в порядке", - "Я иду в магазин". Чтобы проникнуть в это особое значение, нужно проделать все те шаги, которые были описаны по поводу отрицания, затем все после (1) отставить в сторону и сообщить о том, что зафиксировано в (1), имплицитно подразумевая, но без сознавания, все последующие шаги. Но, удивительно, что в этих словах часто звучит оттенок неудобства.

 б). Намерение.

 Подобно сравнению, но даже еще более тонко, намерение пронизывает весь процесс сознавания. Оно настолько фундаментально, что я чуть было не напечатал его большими буквами, когда писал это момент назад, чтобы выразить мое намерение показать его центральную роль. Я не сознавал этой цели, но мой левый пятый палец уже двигался к клавише больших букв. Когда я расширил свое сознавание этого момента, понимание этой интенции появилось как часть полного сознавания.

 Намерение ("цель" - почти, но не совсем синоним) - это нить, которая связывает, соединяет поток сознавания. То, каково содержание, протекание, направление, толчки - определяется намерением. Это то, "почему" или "зачем" я что-то делаю, не в смысле внешних "причин" или "основания" (которое произносится скорее, чтобы затемнить сознавание намерений). Хотя слово "почему" обычно нелюбимо в гештальт-терапии, я признаю его, если намерение при задавании такого вопроса состоит в выяснении намерения.

 Одно из упражнений, в которых удается поймать след этого трудно уловимого создания, намерения, упражнение с выбором "дано или выбрано". Иногда можно заметить, что выбирается "А", чтобы избежать "Б". В чем состоит намерение избегания "Б"? Может быть, окажется, что вы не хотите думать то-то и то-то по этому поводу (это первый проблеск того, что во второй части будет центральной темой в качестве "устроения имиджа"). Хотя иногда здесь возникает опасность бесконечного регресса - "Каково ваше намерение в выражении этого намерения?" - практически следование за намерением кончается довольно быстро. Ясное и точное следование за намерением требует некоторой искусности в сознавании, я редко предпринимаю слишком большие заходы в этом направлении с наивными клиентами, пока они не пройдут некоторого обучения. Вместе с тем, это способ тренировки сознавания, может быть, даже более фундаментальный, чем различение "наблюдаю-воображаю".

 "Хочу" и "нуждаюсь" также часто появляется в повседневном сознавании. Они тесно связаны с намерением, но более поверхностны. "Хочу" основано на сравнении с представляемой ситуацией изобилия и основано на представлении об отсутствии. "Нуждаюсь" может относиться к действительной потребности, но чаще - безответственный способ выражения "хочу". Если вам действительно что-то нужно для выживания, это, конечно же, у вас есть, так что перевод "мне нужно" будет "мне очень хочется, и вы должны мне это дать".

 в). Атрибутирование.

 Под атрибутированием (приписыванием) я имею в виду процесс обнаружения, или точнее - назначения источника или расположение содержания сознания. Если я сознаю какое-то чувство, которое я решил (на основе быстрого сравнения) назвать "гневом", следующий вопрос - где оно расположено или откуда оно проистекает? Это не такой легкий вопрос, и на него не так просто ответить, как кажется. При некотором размышлении становится ясно, что гнев, который я "чувствую", - во мне или является резонансом ответом на ваш? Хотя слово "проекция" используется во множестве смыслов и значений, я предпочитаю обозначать им неправильное атрибутирование: неправильное помещение в некоторый внешний источник чего-то, что было бы лучше рассматривать как возникающее во мне.

 г). Проекция как форма атрибутирования.

 Этот раздел - моя статья "Побудь этим: проекция и игра в гештальт-терапии", где рассматриваются некоторые практические методы обнаружения, переживания и изучения проекций.

 "Ты проецируешь!" - частое замечание в терапии и в энкаутер-группах. Что бы вы ни имели сказать в ответ на этот ход, обычно имеет смысл ответить "конечно". Переживание собственного чувства или готовности к действию как свойства кого-то или чего-то "вовне" вполне обычно. Хорошо это или плохо, но мы делаем это постоянно. Мера "нездоровья" в этом зависит от упорства. Цель этой заметки - предложить впрячь этот фундаментальный человеческий процесс в работу, вместо того, чтобы терять энергию, противопоставлясь ему или критикуя его, предложить "пойти за ним" в качестве упражнения, увеличивающего сознавание и развивающего более живые чувства и восприятия. Это не новая техника. Художники и артисты, в частности, японские, использовали ее в течение веков. Я встречался с этой техникой в качестве салонной игры. В свое время вариации ее давал Фриц Перлс. Однако терапевты и руководители групп недооценивают ее простоту и широкие возможности. Я пользовался этим методом тысячи раз и хотел бы поделиться несколькими конкретными случаями и возможными вариациями.

 В терапевтической группе я обычно предлагаю это упражнение в паузе или перерыве, предлагая каждому оглядеться и выбрать объект, который привлечет его. Затем каждый в течение нескольких минут старается отождествиться со своим объектом, т.е. говорить нечто, как будто он и есть этот объект: описывать его, но говорить "я". Когда я вижу, что большинство остановилось (каждый делает это про себя), я предлагаю, чтобы каждый вернулся к упражнению, добавив еще 1-2 вещи. Часто момент остановки - как раз тогда, когда человек подбирается к чему-то особенно интересному. Почти всегда несколько человек в группе оказываются сильно взволнованными тем, на что они набрели и делятся своими проекциями с группой. Удивительно сильные чувства и значительная вовлеченность развивается этим упражнением в течение 1-2 минут. Это может происходить даже при группе в несколько сотен человек, встретившихся в первый раз. Например, женщина, отождествившая себя со светильником на потолке, поражается, слыша, как сама она говорит: "Я очень старомодна и обвешана бесполезными украшениями... мне приходится выдерживать тяжелый груз... И никто мне не помогает, ближайший светильник далеко, и мне приходится нести мою часть нагрузки в одиночестве". Готовая разразиться слезами, она попросила позволения остановиться здесь, но спустя час могла рассказать много важного, что с этим связано, и много нового, понятого ею относительно ее жизненной ситуации. Другая женщина отождествила себя с ярко окрашенным куском стены, разразилась слезами по поводу того, что она - как стена, не докрашена наверху. Она нашла в себе мужество остаться с этим болезненным ошущением, и через несколько минут могла радоваться факту, что эта недокрашенность давала ей возможность свободно расти и завершить себя своим путем. Человек, отождествивший себя с громкоговорителем, сказал, что хотя он много говорит, ничто из этого не исходит от него самого, он только передает то, что сказали другие.

 Я всегда проделываю это упражнение сам с группой, часто с волнующими для себя результатами. Однажды мне не нравилась группа, с которой я работал, мне хотелось, чтобы меня не было здесь. "Нечаянно" я выбрал большой подсвечник, и из этого получилось следующее: "Я большой и крепкий, но сейчас во мне нет свечи, я пуст. Мое дело - давать свет, но сейчас я этого не делаю." - когда группа и я вместе с ней перестали смеяться, мне стало легче вернуться к работе без сожаления и недовольства.

 Если читатель еще не остановился и не проделал это упражнение, я предлагаю ему сделать это, однако группа создает своеобразный усиливающий эффект: видеть, что кому-то метод хорошо удался, кажется полезным, чтобы продолжать самому. Трудно передать словами, насколько интенсивно вовлекающим часто оказывается это упражнение.

 Часто, когда интенсивность снижается, можно возобновить поток энергии, предложив какие-то манипуляции объектом или ситуацией. Одна женщина, работая с кастрюлей и крышкой, подчеркивала, как плотно и хорошо закрыта кастрюля. Я подошел к кастрюле и дотронулся до крышки, собираясь поднять ее. В панике женщина бросилась ко мне и оттолкнула мою руку от крышки, на мгновение она действительно была кастрюля, и она не могла допустить, чтобы с нее сняли крышку! Свернутый флажок может быть развернут, на стул можно сесть, лампа может быть погашена или включена (или, если есть возможность, свет может быть сделан более ярким или менее ярким) в то время, как человек отождествляется с этим объектом, и из этого могут возникнуть драматические изменения в чувствах и восприятиях.

 Когда упражнение выполняется так, что люди один за другим рассказывают свои проекции, часто возникает эффект "запаздывания": те, кто слишком долго ждет своей очереди, теряют спонтанность своего выбора. Тогда я часто предлагаю коробку с игрушками и предлагаю тем, чья очередь подходит, выбрать фигуру и работать с ней. Поскольку они не видят фигурок до того, как придет их очередь осуществить выбор и начать работу, эффект "пересказывания" уже задуманного исчезает. В коробку может попасть все, что угодно. Мне часто приходилось пополнять коробку, потому что люди просят подарить им фигурку, которая оказалась особенно значимой.

 Различия в проекциях в этом упражнении бесконечно. Моим любимым примером остается ворчливый самокритичный мужчина с игрушечным бизоном. Внезапно, будучи бизоном, он стал сильным, благородным защитником своего стада. Остановившись на минутку, он заметил пластиковый накат на задней ноге и добавил: "Даже мой помет полезен, индейцы сушат его и используют, как топливо". Женщина, работая с игрушечной гориллой, описывала, какая она сильная, пока не заметила легкую вмятинку на спине. Тогда она задохнулась от ужаса, проговорив: "Я ранена" и пустилась в интенсивные фантазии о смерти.

 Последний пример показывает важное отличие этого метода от большинства техник, связанных с фантазиями и снами. Объект создает определенное "подталкивание" к областям, которые не могли возникнуть в чистой фантазии. Когда один человек смотрит на другого, работающего со своим объектом, для него очевидно, что выбор того идеосинкратичен, что возможности объекта бесконечны и что тот опускает некоторые "очевидные" черты, выбирая нечто особенное, что наблюдающему и в голову не приходило бы заметить. Работающий же совершенно не сознает себя выбирающим, его ведет то, что воспринимается им как действительно объективные качества объекта. Он может сопротивляться проговариванию этого, если это его беспокоит или пугает, но он не видит выбора в видении этого. Субъективное переживание выполняющего эксперимент отождествления можно сравнить с аттракционом вроде "санок для катании с гор": севши в них, вы проезжаете все повороты, подъемы и спуски.

 Часто, бросив взгляд на объект, человек больше уже на него не смотрит, а работает со своей фантазией объекта, он смотрит в сторону или вообще закрывает глаза. Один человек, взявши игрушечный спортивный автомобиль, начал рассказывать, как он элегантен, какой он медный. Заметив, что он смотрит в пространство, говоря все это, я попросил его вернуться к простому описанию. Начав снова смотреть на свою игрушку, он был сильно удивлен и начал грустно говорить о своих вмятинах и царапинах, задумываясь, не побывал ли он в аварии.

 Когда человек начинает терять интерес к своему отождествлению, есть много способов обновить поток, часто вырастающих из того, как он говорил до этого. Я могу предложить ему сказать что-то группе от лица своего объекта, или достаю свою "волшебную палочку" и позволяю ему сделать одно изменение к лучшему в его объекте. Если человек начнет иенавидеть свой объект (себя), я предлагаю ему выбрать другой объект и устраиваю ему диалог между ними. Часто людей привлекает чужой выбор, они берут тот же объект и продолжают работать с ним. В некоторых случаях вся группа работает с одним и тем же объектом. Очень скоро члены группы научаются не говорить, когда работает кто-то другой, понимая, что их восприятия, весьма значимые для них самих, могут быть лишь "перебивами" для кого-то другого. В одной группе фраза "это твоя горилла, а не моя" стала общеупотребительной формулировкой, призывающей не путать свой процесс с процессом другого.

 Иногда, после того, как все члены группы поработали индивидуально, они начинают взаимодействовать друг с другом от лица их обьектов-игрушек. Это может вести к шуточным, но очень продуктивным конфронтациям (я был изумлен, как много теннисный мяч и скорпион могут сказать друг другу), иногда таким образом разрешаются за минуты долго тянущиеся проблемы группы. Одна жесткая независимая женщина все время держалась в стороне: члены группы оставили надежду добиться с ней общения, указывая ей на это. Она выбрала игрушечный грузовик-тяжеловоз, и была очень довольна своей силой и способностью перевозить тяжелые грузы. Затем она заметила, что в кабине у нее есть место только для одного человека. Ее одиночество и горечь, вызванные этим восприятием, были столь трогательны, что несколько членов группы открылись к ней, и ее отношения с группой сразу же переменились. В другой раз два аллигатора 45 минут разговаривали о жизни в болоте. Одна женщина подчеркивала, сколь она сильна, другая - как это опасно (тогда были в моде ботинки из крокодиловой кожи). Отношение этих женщин к жизни и к себе прояснились больше, чем это было возможно в течении часов обычных разговоров.

 Это лишь немногие из возможных примеров применения этого метода в групповой работе. В других случаях нечто происходит спонтанно, кажется, нет предела групповому творчеству. Ведущему остается лишь следить за сохранением отождествления. Соскальзывая в модальность "оно" или "это" может быть либо указано, либо иногда, в гештальтистском духе, может быть воспринято как знак того, что человек чувствует угрозу или потребность остановиться.

 Эту технику несколько сложнее вести в индивидуальной работе, но и здесь она может быть плодотворной. Одна ригидная импульсивная женщина с неудачной женитьбой однажды опаздала на 5 минут, что было на нее не похоже. Она увидела несколько тюленей, играющих у берега, и остановилась посмотреть. Когда она описывала их, я предложил ей говорить "я". Через минуту она расплакалась, коснувшись долго прятавшейся, казалось бы умершей части себя. Тюлени стали для нее началом терапии. Много раз впоследствии, когда она описывала тяжелые и тупиковые ситуации, мне достаточно было спросить: "Что сделал бы тюлень в такой ситуации?" и она сразу находила, как избавиться от собственных самоограничений.

 Неудивительно, что одним людям этот метод подходит больше, чем другим. Те, кому он нравится, часто начинают сами использовать его дома и в других местах, как способ настроиться и выяснить, что с ними происходит. Так одна, хронически подавленная леди осознала, сколь часто она замечает лилию, выросшую из кучи компоста, работая в саду. Решив, что это хороший момент для упражнения отождествления, она начала: "Я лилия, выросшая на куче компоста..." Чувство надежды и обновления, которое в ней возникло, создало реальное и устойчивое изменение в ее состоянии. Я сам постоянно пользуюсь этой техникой, чтобы выяснить, что происходит, - не для "информации", а потому что перерывы сознавания часто интенсивно благотворны и богаты. В качестве побочного эффекта я обнаружил, что стал более чувствителен к природе и поэзии.

 В данный момент у меня нет законченной теории относительно того, что происходит в этом процессе. В себе я замечаю, что когда эксперимент работает хорошо, возникает комплекс чувствований - идеализации, развивающей энергию и вызывающей сознавание (часто перед этим я испытываю беспокойство). Объект, воспринимаемый "вовне", становится организующим фокусом для комплекса чувств. Я могу увидеть мое обескураживающее чувство мертвенности и бесплодности как ветку дерева, сломанную бурей, или я могу перенести мое чувство возрастающей фокусировки и обретения направления на ведущего в стае гусей вдали: как и он, я "всегда знаю, в каком направлении следует двигаться, и ничто не может сбить меня с пути". Чувство удовлетворения и облегчения, когда такой комплекс возникает в сознавании, очень сильно, даже если свои чувства каким-то образом негативны. Я заметил, что если человек "старается" связать себя с объектом во время этой работы, эксперимент остается поверхностным. Чем больше я могу потерять себя в объекте, тем глубже я обнаруживаю себя в конце.

 Кроме индивидуальных приобретений в сознавании, этот метод ведет к определенным качествам групповых взаимодействий и процессов. Группа, прошедшая несколько раз этот процесс, часто создает свой метафорический "внутренний язык" ("Опять этот твой проклятый слон"), выразительный и эффективный, так что даже те, кто, казалось бы, сами не очень эффективно работают в этой технике, поддаются ее энергии. Обретая в себе дотоле дремавшие части себя, люди становятся более живыми и дифференцированно восприимчивыми к другим менее замкнутым в своих социальных ролях. Даже жестко антагонистические супруги, слишком защищающиеся и испуганные, чтобы слышать друг друга в обычном разговоре, обнаруживают эмпатию друг к другу, когда партнер глубоко погружается в проекцию. В некоторых группах, как упоминалось, обобщается опыт "это твоя горилла". Каким-то образом, когда человек работает интенсивно с гориллой, я, как наблюдатель, могу глубоко почувствовать, что он действительно видит то, о чем говорит, и что это действительно отличается от того, что говорю я, он не просто описывает неправильным образом "объективную реальность", которую я вижу так ясно. Мы действительно различны, и это о'кей. Следствием такого понимания часто оказывается способность дать другому быть тем, кем он является. Большинство из нас сохраняют за собой право судить других постоянно, когда они выражают себя, с точки зрения норм социального поведения, мы свободно позволяем себе говорить: "На самом деле ты имеешь в виду... " или "Тебе следует..." Когда человек глубоко вовлечен в выражение себя в упражнении отождествления, было совершенно неуместным вторжением сказать: "Но в действительности этот объект... " или "Твоя горилла должна..." Приобретение в этой области способности дать другим быть собой часто обобщается и переносится в жизнь, как вообще способность давать людям быть самим собой, в их уникальности.

 Кроме того, для меня наибольшее воздействие этого упражнения на группу - просто общее ощущение возбуждения и игры, которое возникает. Понимание, что смех может быть глубоким, а глубина - веселой, что мы можем смеяться до слез и плакать до смеха в несколько минут и при этом может возникать очень нужное и полезное знание - все это помогает группе сдвинуться от тяжелой ориентированной на "проблемы" настроенности к чему-то более богатому и полному. Трещина между "учением" м "жизнью", столь частая, как в жизни, так и в группах, начинает зарастать. В конце концов не так уж важно, что еще делает группа, если она может достичь этого.

 д). Атрибуция и проекция - заключение.

 Когда люди говорят о "проекциях", они, мне кажется, имеют в виду, что проецировать - значит "помещать" некоторое количество из себя в кого-то другого ("Всякое обвинение автобиографично"). Точнее сказать, что я вижу (слышу, чувствую) некоторое качество скорее в другом, чем в себе, как я могу "переместить" его туда? На практике проекция обычно означает повышенную чувствительность к качеству или теме, о которой идет речь. Если я чувствую некоторую подавленность и оглядываюсь вокруг себя на лица других, которые, возможно, представляют выражение широкого диапазона человеческих чувств, я, наверное, замечу и отмечу (про себя, если не вслух) людей, чьи лица выражают подавленность. Если я зол, я замечу тех, кто этому соответствует. Это будет ощущаться, как данное сознавание, хотя в действительности оно - выбранное. Я переживаю подавленность или гнев, затем приписываю источник этого другим. При этом, когда я оглядываюсь и говорю: "Что-то ты подавленно выглядишь" - обычно это до некоторой степени, хоть чуточку, верно, потому что именно так я выбрал материал своей "проекции". Если я не совсем психотик, я не буду проецировать качество на того, кто не проявляет ни малейших его признаков (см. гемму о Норберте), даже в крайних случаях это надо иметь в виду.

 Еще один тонкий момент относительно "проекции". Ясно, что я не могу проецировать чувство или качество, если у меня нет и следа его. Если я полон любви, я не могу видеть ненависть в других. Проекция и восприятие - две стороны одной монеты, неразделимые и проникающие друг в друга, так что, иной раз, путаясь, я называю их "воспроекцией" и "проприятием".

 -----------------------------------------------------------------------

 Оригинал предоставила Дмитренко Оля.

 Сканировал и распознавал Мусейко Олег.

 Редактировал и форматировал Криулин Феликс. (2:464/52.23)