При решении всякого вопроса, а тем более вопроса такой огромной важности, как вопросы политические и общественные, первым условием должно быть установление общего положения, из которого вытекают нее частности, совокупность которых составляют данные вопросы. Без соблюдения этого условия частные решения, как разумны и логичны они ни казались бы с первого взгляда, неизбежно должны носить случайный характер и только в виде исключения могут находиться в соответствии с общей постановкой вопроса, ответом на который они предназначены служить.
При том тяжком кризисе, который теперь переживает партия «Народная Воля», естественно было бы ожидать, что русские революционеры в .страстном искания выхода из невозможного положения не только подвергнут строгой критике те или другие основные принципы программы партии, но коснутся самой сущности ее и в веду приобретенного столь дорогой ценой опыта опять поставят себе роковой вопрос: каковы задачи партии «Народная Воля».
К сожалению, насколько это видно из известной записки, такой коренной проверкой революционных понятий, успевших уже стать традицией, русские революционеры не задаются. В своей резкой и отчасти справедливой критике деятельности партии составители записки, не выходя из сферы частностей, вроде преобладающего значения, которое присваивает себе нелегальный элемент организации, сравнительно с легальным, крайней централистичности и бюрократизма ее, которые подавляют совершенно инициативу и делоспособность местных провинциальных групп, и т. д.
Очевидно, раз эти недостатки организации будут исправлены, нелегальный элемент поставлен в пределы (составители записки определяют даже пропорцию нелегального и легального элементов в организации), введены децентрализация и выборное начало, революционный кризис кончится, и партия «Народная Воля» вновь зацветет. К несчастью, как ни симпатичны кажутся организационные планы записки, нельзя не видеть в них разумного выхода из того положения, в котором теперь партия, потому что это положение является результатом не тех или других частных ошибок организации, а результатом изменения основного принципа партии, который красной нитью проходит через ее программу.
Каковы задачи партии «Народной Воли»? Исторический опыт других стран так же, как и наш собственный, незыблемо установил факт, что политической партией может явиться только та, которая принимает активное участие в ходе общественных дел, оказывает на него влияние с точки зрения того идеала, который, она исповедует. В политически развитых странах это влияние политических партий до того очевидно, что об нем и распространяться нечего. Но и у нас его очень не трудно проследить. Так, никто не станет отрицать, что в конце 50-х и начале 60-х годов первенствующее влияние на ход всероссийских общественных дел оказывала у нас либеральная партия, заключавшая в себе в большей или меньшей степени радикальный элемент. В настоящий момент (1886 г.) первенствующая роль выпала ультра-консервативной партии. Такой же политической силой должна была стать, по мысли ее основателей, партия «Народная Воля». Достаточно сослаться на программу, чтобы показать, что та деятельность, которую она начертала себе, вполне удовлетворяла требованиям, которые можно предъявить всякой политике, mutatis mutandis. Как на один из наиболее видных этапов этой деятельности, можно указать на тот общеизвестный факт, что два таких влиятельных журнала, как "Дело" и «Отечественные Записки», находились в близких отношениях к организации партии и проводили идеи, которые только по форме отличались от идей партии.
Нет сомнении, что, если бы исторические обстоятельства сложились так, чтобы партия «Народная Воля» смогла обратить свои силы на верное, хотя и медленное внутреннее развитие, она могла бы стать видной политической силой, особенно, если принять во внимание беспочвенность либеральной партии. Но в то бурное время, которое последовало за русско-турецкой кампанией (1877—1878 гг.) в интеллигенции обнаружился такой революционный подъем духа, правительство так растерялось и, повидимому, ослабело вследствие неудач этой кампании, что, естественно, у многих явилась мысль о возможности одним энергичным натиском низвергнуть правительство и совершить социально-политический переворот.
Естественно также, что передовыми исполнителями этой мысли явились революционеры — основатели партии «Народная Воля».
Эти обстоятельства имели для партии «Народная Воля» два чрезвычайно важных последствия. Во-первых, относительно организации. В виду общего убеждения в близости революционного момента, вся организация неизбежно должна была быть рассчитана не столько на подготовление, сколько на группировку возможно большего количества существующих революционных сил, с целью нанесения врагу решительного удара. Кроме того, так как организация носила характер тайной и боевой, она неизбежно должна была сложиться на строго централистических началах.
Во-вторых, относительно террора. Не буду касаться истории возникновения этого вопроса, она всем хорошо известна. Факт тот, что партия в виду подъема революционного духа, о котором только что было упомянуто, придавала террору большое значение и решила уделить ему часть своих сил. Само собою разумеется, что эти силы следовало считать уже погибшими для дела внутреннего развития и роста партии. Началась борьба. Первые попытки цареубийства были неудачны. Дело начало требовать все больших и больших сил, а отступать нельзя было. Под страшным давлением необходимости в террористическую борьбу втягивались все живые силы организации; вся остальная партийная работа была почти заброшена; было необходимо победить во что бы то ни стало. Вместе с Александром II получила смертельный удар организация «Народной Воли». Остатки ее пробовали продолжать дело, но погибли в новой террористической попытке 1882 года. Грозного Исполнительного Комитета не стало. Что же осталось от всей этой героической эпопеи революционной массе, которая в программе партии «Народная Воля» видела выражение своих идей?
Осталась прежде всего программа, путь, по которому должна была пойти партия «Народная Воля». Осталась традиция централистистской организации с целью переворота.
Осталась традиция террора. Осталось еще нечто: сознание, что революционный момент не так близок, как можно было ожидать с первого взгляда. И странное дело! Вместо того, чтобы вырвать с корнем традиции централистистской организации и террора, это сознание питалось слабее их и отлично ужилось с ними. Для нас это было и есть огромное несчастье, с последствиями которого нам приходится теперь считаться.
Рая начатое движение не могло остановиться. Исторические условии выбрасывали в русскую общественную жизнь все новые и новые революционные массы, которые так или иначе должны были занять и ней определенное место. И, как часто бывает в человеческих делах, установившийся факт, традиция оказали решающее влияние. Нет никакого сомнения, что в подавляющем большинстве партии вопрос о задачах ее, о путях, которыми она должна итти, не подвергался даже обсуждению, несмотря на трагический опыт Исполнительного Комитета.
Вновь составившаяся организация партии, старавшаяся с большим или меньшим успехом доказать свою преемственную связь с Исполнительным Комитетом, ничтоже сумняшеся, приняла готовые, выработанные им при совершенно других условиях, формулы: организация с целью переворота путем заговора и террора, как проявление политической деятельности партии и средство дезорганизации стоящего на краю гибели правительства. Нужды нет, что, по общему сознанию, на возможность сколько-нибудь близкого переворота никаких надежд не было и что обе формулы потеряли поэтому raison de etre. Традиция сделала свое дело.
Что же вышло? Боевая группировка вокруг одного центра больших и довольно разнородных революционных масс, группировка не для внутренней работы партии, а в ожидании грядущего переворота, немедленно должна была повести за собою крупный крах.
Потому что, если составленное таким образом тайное общество и может еще продержаться некоторое и весьма непродолжительное время накануне революции, то долгое, если можно так выразиться, стояние под ружьем для него при нынешних политических условиях равносильно верной гибели. Только этим, а не случайной неосторожностью того или другого революционера можно объяснить то колоссальное избиение революционных сил, которому нельзя найти аналогии в истории других народов. В минуту скорби, вызванной какой-нибудь страшной потерей, всей силой своего негодования обрушиваются на неосторожного революционера, вызвавшего ее. Я беру на себя смелость утверждать, что мы действуем необдуманно, как дети, которые ожесточаются против предмета, о который они стукнулись го-лозой. Пора понять, что неосторожность того или другого революционера, стоящего во главе организации, может быть поводом крупного краха, причина же его лежит в самой системе организации, системе, которая позволяет сделать большой набор сил не для непосредственного дела, а так, для статистики. Позволю себе привести пример из недавнего прошлого. Многие русские революционеры знали С. А. Иванова, как революционера, которому можно довериться и который много поработал на пользу революционного дела. Когда случился лопатинский погром (1884 г.), Иванов, как и многие другие, не находил слов для того, чтобы заклеймить преступную неосторожность Лопатина. И что же? Когда С. А. Иванов был арестован в начале 1886 г., повторилась лопатинская история и, если при этом погибло меньше революционных сил, то только потому, что их в наличности было меньше, чем тогда. Нужны ли более веские доказательства того, что филиппиками против неосторожности не укрепить организации, которая, с одной стороны, ничуть не удовлетворяет современной потребности партии, а с другой — может рассчитывать на более, или менее продолжительное существование только при абсолютно идеальном составе
Что же касается террора, то, как проявление политическом деятельности партии, он теряет всякое значение, раз все усилия партии сосредоточиваются на нем и ему приносится в жертву настоящая политическая деятельность в обществе. Он может быть одним из проявлений ее, но не может заменить ее целиком, потому что в последнем случае партия теряет свое основное свойство политической партии — принимать непосредственное активное участие в ходе общественных дел.
Можно возразить, что террористическая деятельность вызвала у правительства некоторые уступки в пользу народа. Да, но такие же уступки могут вызвать какая-нибудь война, голод, мор и другие бедствия, которые подвергают чересчур сильному испытанию народное терпение и заставляют правительство бояться народной расправы.
Разве во всех мерах, предпринимаемых в последние годы правительством в пользу народа, хоть на одну йоту принимали участие воля и сознание революционной партии? Разве может она записать эти меры в актив своей политической деятельности? Не может и, пожалуй, не захочет! Совсем не такой характер носят те меры, которые были выработаны правительством под непосредственным влиянием либералов и радикалов конца 50-х и начала 60-х годов.
Другая сторона террора — дезорганизация правительства — может иметь raison de etre только в революционный момент, когда можно рассчитывать, что всякий удар, нанесенный правительству, может ускорить развязку. Вне этого момента и в особенности при неизбежности больших интервалов между отдельными террористическими актами, террор теряет всякое значение и является только злокачественной язвой для политической партии, язвой, которая страшно истощает ее организм.
Как формулу центристской организации с целью переворота, так и формулу террора следовавшие за Исполнительным Комитетом организации принимали без рассуждения и старались проводить в жизнь, слепо следуя установившейся традиции. Что еще более увеличивало вредные последствия принятия террора, это — то, что за последние четыре года все попытки к террору кончились страшным фиаско, страшная масса сил и энергии потрачена, чисто даром. Единственной победой партии за это время на поприще террора является казнь Судейкина. Но и эту победу партия, как известно, одержала, больше собственными боками...
Итак, общим признаком всех организаций, сменивших друг друга за последние четыре года, является пренебрежение к основному принципу всякой политической партии — принятию активного участия в ходе общественных дел, — организации с целью переворота и террор. Первое повело к отсутствию положительных результатов политической деятельности, а последнее в своей совокупности дало неизмеримую и бесполезную потерю революционных сил. Каковы должны быть следствия такого положения дел? Их теперь не трудно видеть, Всякий знает, что организация -всегда составляется из наиболее сильных по энергии и развитию элементов партии. Редкие исключения из этого правила только резче оттеняют его. Погромы организации, как частные, так и всеобщие, следовавшие друг за другом почти непрерывно в продолжение последних лет, должны были по самому ходу вещей увлечь в бездну цвет революционных сил. Вследствие постоянного стремления во что бы то ни стало вновь склеить организацию по старому типу, ценз членов организации — я говорю про ценз опыта и зрелости — неминуемо должен был понизиться. При таких условиях о политической деятельности и о влиянии не могло быть и речи.
Средняя продолжительность жизни революционера сократилась до невозможного минимума. Организации являлись на арене русской революционной деятельности не только для того, чтобы, не сделав, ничего или сделан очень мало, слететь в бездну. Выработка серьезных революционных деятелей и прочная работа в обществе стала невозможна. Кратковременное существование организаций должно было вызвать непрерывное, понижение ценза их членов, а это понижение ценза, в свою очередь, не могло не оказать вредного влияния на стойкость организаций. Страшный заколдованный круг, из которого партия под опасением окончательной гибели должна как можно скорее вырваться. Потому что, если дела будут итти по тому же направлению, по которому они идут теперь, революционное движение примет характер настоящего избиения младенцев.
На этой почве не только жизнь партии ставится на карту. Дело уже идет об интересах русской интеллигенции вообще. Многое было говорено о так называемом военном подборе, который, извлекая из нации молодые и наиболее крепкие в физическом отношении силы, неизбежно ведет ее к вырождению. Нет никакого сомнения, что для русской интеллигенции такую же роль должен играть своеобразный революционный подбор. Вот уже около 20 лет из среды интеллигенции вырываются лучшие по своей энергии и нравственным качествам силы, которые именно вследствие этого своего превосходства неизбежно должны становиться во главу революционного движения. По мере усиления репрессий со стороны правительства потери интеллигенции становились все больше и больше, при чем репрессалии дошли уже до самого корня интеллигенции, до самой зеленой учащейся молодежи, где они свирепствуют теперь со страшной силой. Чем это все должно кончиться? Чем, как не полным истощением интеллигенции? Уж теперь видны симптомы этого истощения; замечают все, кто имеет глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Общественная энергия страшно понизилась, и искать ее приходится в самой зеленой молодежи, которой, очевидно, не вынести на одних своих плечах всего русского революционного движения.
Страшно становится за будущее и невольно вырывается крик: остановитесь, пора проверить те традиции, которым мы слепо следовали до сих пор, выйти из положения, к которому они нас привели. Но где же выход?
Я знаю, что такой важный вопрос может быть разрешен только общими усилиями многих и многих революционеров и притом таких, которые стоят у самого очага революционного движения. Но я полагаю, что, чем больше вопрос будет подвергаться обсуждению, тем больше шансов притти к его разрешению, и поэтому решаюсь высказать и свое мнение по этому вопросу к том виде, в каком оно сложилось у меня после долгого и мучительного размышления над положением партии.
Разобраться в том хаосе, который господствует теперь в деятельности партии можно будет только тогда, когда мы твердо установим основное положение, которое является руководящей нитью и критерием для оценки всех сторон этой деятельности. По моему мнению, таким основным положением является активное участие в общественных делах и воздействие на ход их с точки зрения общественных идеалов партии.
Это — основной принцип всех политических партий, и если они отличаются друг от друга, то только теми общественными идеалами, которые они проводят в жизнь. Принцип этот кажется мне настолько ясным и очевидным, что я считаю излишним доказывать его,
Рассматривая с точки зрения этого принципа деятельность партии, что мы в ней находим? Мы находим прежде всего организацию революционных сил. Но, боже мой, какая это организация и какие силы! Революционные силы насчитываются десятками, средства (денежные) сотнями, связи с обществом — нулем». Выше я упомянул, что организация теперь фатальным образом вынуждена вербовать своих членов среди молодой и несложившейся части интеллигенции. Спрашивается, может ли такая организация воздействовать на ход общественных дел, быть политической силой? Но это еще не все. Если бы эта организация имела в виду исключительно внутреннюю работу, то еще можно было бы надеяться, что она со временем станет политической силой. Но по традиции Комитета, организация имеет целью переворот посредством заговора, и система ее все еще рассчитана на эту цель, несмотря на то, что по общему сознанию совершение переворота нынешними средствами организации совершенно невозможно. Отсюда бесплодное и бесцельное собирание революционных сил и отвлечение их от более плодотворной внутренней работы партии. Другой факт, который мы встречаем в нынешней деятельности партии, это — террор или, правильнее, поползновение к террору. Выше было указано на то, что при теперешнем положении партии и правительства террор не имеет ровно никакого политического влияния и является только бесплодной тратой сил. Итак, по моему крайнему разумению, организация с целью переворота путем заговора и террора при настоящем положении вещей находится в коренном противоречии с основной задачей партии — принять активное участие в общественных делах, стать политической силой. Поэтому нужно иметь мужество отказаться от этих традиций, оставленных, но не завещанных. Исполнительным Комитетом.
Что же остается делать? Остается единственно возможное в настоящее время дело: подготовление на почве программы «Народной Воли» элементов, из которых со временем образуется серьезная политическая партия, преследующая идеалы, которые мы исповедуем. Это и есть та местная работа, которую «записка» желает положить в основу всего. Это подготовление заключает в себе две стороны: во-первых, выработку революционных деятелей, которые могли бы составить организацию политически активной партии, во-вторых, укрепление и расширение почвы, на которой происходит деятельность партии.
Относительно первого пункта ясно, как день, что нынешняя система организации и деятельности партии не может выработать серьезных деятелей. Молодые революционные силы отрываются от школьной скамьи и втягиваются в бесплодную революционную сутолоку, которую так верно охарактеризовала «записка». Не только трудно встретить революционера с более или менее законченным образованием, трудно даже встретить такого, у которого принятию известной революционной программы предшествовала бы серьезная критическая оценка различных сторон ее. И. это неудивительно. Подвергнуть серьезной оценке политическую программу может только вполне сложившийся человек, имеющий не только известные теоретические познания, но и вполне знакомый с условиями действительной жизни. А уже было сказано, что в революционное дело втягивается самая зеленая молодежь, которая не может созреть, сложиться при теперешней системе организации и обусловленной ею крайней краткосрочности средней продолжительности жизни революционеров. Такой характер элементов, стоящих во главе движения, не может не оказать влияния на отношение их к той почве, из которой должно исходить это движение.
Мне всегда казался в высшей степени ненормальным тот факт, что революционер, вступивший в ряды организации, как-будто бы вырывается из общества, теряя всякую общественную пригодность. Пока дело идет о революционной сутолоке, о группах, подгруппах, бомбах, всякий еще чувствует какую ни на есть почву под ногами. Но оторванные от кружка с его чисто специальными и переходящими интересами и поставленные лицом к лицу с обществом и его интересами, мы обнаруживаем полную беспомощность и неспособность. Мы не нужны обществу, мы не участвуем в общей экономии русской общественной жизни, и поэтому эта жизнь стоит вне нашего влияния, сознательного и непосредственного. Жизнь сама по себе, а революционное движение само по себе. Это положение может измениться только тогда, когда революционеры войдут в общественную жизнь, примут активное участие в ней. А это, в свою очередь, возможно для них только при условии быть пригодным на что-нибудь, уметь что-нибудь делать, потому что нельзя иметь в жизни специальность быть революционером. В революционный момент, накануне революции, такая специальность нужна. Но в такой момент, как теперешний (1886 г.), нужны прежде всего общественные работники, которые, как бы скромна ни была их работа, делали бы ее базисом проведения в жизнь идеалов партии.
И только тогда, когда на почве русской общественной жизни будет много таких работников, которые укрепятся на этой почве, только тогда партия «Народная Воля» станет действительно политической партией, Я глубоко убежден, что сила партии заключается не в организации ее и не в тех или других tours de force, которые она может выкинуть, а в той роли, которую партия играет в общей экономии общественной жизни. Сто решительных человек, вооруженных надлежащими средствами, могут терроризировать самое сильное правительство во имя какой угодно идеи. Следует ли из этого, что идея эта имеет за себя партию в стране? Я не вижу причины, почему революционная партия с точки зрения роли в общей экономии общественной жизни должна отличаться от других политических партий. Мы отлично понимаем, что вне общественной жизни и непосредственного участия в ней немыслимы либеральная или консервативная партии, но это ничуть не мешает нам допустить возможность существования при таких условиях революционной партии.
Если допустить, что основная задача партии намечена мною верно, то путь, по которому нам предстоит теперь итти, выясняется сам собою. Мы должны отказаться в настоящее время (1886 г.) от организации революционных сил с целью переворота и от террора, как орудия политической деятельности. Имеющиеся в наличности революционные силы должны быть направлены на внутреннюю работу партии, при чем обязательно: I) не вырывать их из той среды, в которой они находятся и естественно развиваются, и 2) направлять все свое внимание на то, чтобы эти силы могли войти в общественную жизнь, как полезные работники. На почве практического, общественного дела эти силы в состоянии будут с успехом проводить свои идеи и составлять ядро партии. О будущей организации партии говорить теперь излишне. Нынешняя же организация ее должна быть низведена до возможного минимума. Еще долгое время она должна ограничиваться только внешними сношениями между различными кружками, вроде обмена литературой и пр., без установления обязательных отношений между ними, Только при этом условии возможно уменьшение шансов на всеобщий погром революционных сил. Что касается частностей, то они, конечно, могут быть взвешены на месте.
Под «обществом» здесь разумеется понятие социологическое, т. е. совокупность всех групп, составляющих русскую нацию. Поэтому, говоря об участии в общественных делах, об общественной пригодности и т. п., я здесь разумею дела не интеллигенции и чиновников — общества в тесном смысле слова, — но все то, что относится к жизни русского общества, как социологического целого».
Париж, 1886