Нет ничего печальней воркотни

Продрогших сизарей тюремных

На крышах, на подворьях западни,

Когда встречают день в заботах бренных.

Нет ничего печальнее глядеть,

Как прыгают над хлебной коркой.

И долбят, долбят клювом эту твердь —

Сухарь казённый, чёрный и прогорклый.

Нет в мире сиротливее двора

И вечней серых постояльцев,

Носящих серость крыльев и пера

За крохами на грязно-красных пальцах.

Слоняясь по карнизам гулких стен

То вверх, то вниз — и так стократно —

Вам не понять, что дом ваш — это плен.

И чей он плен — вам тоже не понятно.

Летите прочь, чего ж, в конце концов,

Вы медлите, сбиваясь в пары?

И мир потом крадёте у птенцов,

Свивая им, о нет, не гнёзда — нары!

Как хочется рукой вам помахать —

Летите, вам не надо визы.

А я останусь время коротать,

Слоняясь, как и вы, в одежде сизой.

Нет ничего печальней суеты

Продрогших сизарей тюремных.

На белом снеге — серые цветы

В насиженных и самых прочных стенах.