Жил старик, колесо крутил,

Целый век он кувшин лепил, свой

На ветрах замешивал воздух.

И скрипел друг, гончарный круг,

Тихо пел рано поутру он

Старый мудрец талым звёздам:

 

"Ты вертись, крутись, моё колесо,

Не нужны мне ни вода, ни песок,

Напоит людей росой мой кувшин,

Мой серебряный кувшин.

Будет лёгким он, как крик птичьих стай,

И прозрачным, будто горный хрусталь.

Тоньше самой тонкой струнки души

Будет лунный мой кувшин".

 

Годы шли, спину сгорбили,

Круг скрипел, ветры гордые, взвив,

Затихали в пальцах покорно.

И смеясь, а что худого в том,

Люд кричал: "Сумасшедший он!" -

Но в ответ шептал старец вздорный:

 

"Ты вертись, крутись, моё колесо,

Не нужны мне ни вода, ни песок,

Напоит людей росой мой кувшин,

Мой серебряный кувшин.

Будет лёгким он, как крик птичьих стай,

И прозрачным, будто горный хрусталь.

Тоньше самой тонкой струнки души

Будет лунный мой кувшин".

 

Зло своё кто осудит сам?

Раз в сто лет чудо сбудется, и

Засверкал кувшин круторогий.

Полон был до краёв водой,

Голубой ледяной росой. Пей,

Путник, он стоит у дороги.

И теперь зависть белая,

И теперь люди веруют,

И чудеса в цене потеряли.

А дожди грустной осенью

С неба ветром доносят нам

Лишь обрывки песенки старой:

 

"Ты вертись, крутись, моё колесо,

Не нужны мне ни вода, ни песок,

Напоит людей росой мой кувшин,

Мой серебряный кувшин.

Будет лёгким он, как крик птичьих стай,

И прозрачным, будто горный хрусталь.

Тоньше самой тонкой струнки души

Будет лунный мой кувшин".