Я с детства был на редкость музыкальный мальчик,

Меня не портил ни коклюш, ни энурез.

Я как никто умел поставить нужный пальчик,

Когда брал ноту между ре и ре-диез.

Я помню точно день и час,

Когда в наш музыкальный класс,

С трудом втащили инструмент моей мечты...

Когда я в первый раз сыграл на контрабасе

В соседнем классе окотилися коты.

 

Папаша мой имел по жизни два богатства:

Бочонок рома и роскошные усы.

Он, даже в стельку пьян, не уставал ругаться,

Когда я дёргал за любимые басы.

Суров и глух к моим мольбам,

Он запирал меня в чулан,

О как в разлуке длились тягостно часы!..

И я удрал из дома вместе с контрабасом,

А у папаши с горя выпали усы.

 

Я не последним донжуаном слыл в оркестре,

Изрядно скроен и приятности не чужд.

Недаром фрейлина германской кронпринцессы

Сказала мне: «Майн херц, Вы есть майн гутен муж!»

Под вздохи пьяного кюре

Нас обвенчали в декабре,

Мы дали клятву жить в согласии весь век…

Я ей как бог всю ночь играл на контрабасе,

А по утру она сбежала в Кёнигсберг.

 

Вот так и жил я одинок и импозантен,

Так и тужил, питаясь музыкой одной.

Так и состарился от престо до пэзантэ,

Бродя по свету с контрабасом за спиной.

Когда ж, угрюмый и босой,

Ко мне пришёл мужик с косой

И молвил: "Пробил час, заканчивай "ля-ля"!"

Сначала я сыграл ему на контрабасе,

А после в ящик он сыграл уж без меня.