Немецкий тыл, предрассветный час,

Мы должны наступать.

И командир огласил приказ:

"Все документы сдать"

Сдать фотографии и ордена,

Забыть свои имена.

Вернёмся, всё возвратит старшина,

Не вернёмся - ну что ж, война.

 

Нам смерти в глаза не впервой смотреть,

Разведка привыкла к ней,

Но безымянным умереть - это всего трудней.

Но фото матери или жены,

Так дороги и нужны,

С ними и пули не так страшны, мины не так страшны.

 

Нарушил приказ, мой дружок Иван.

И в тайне от старшины,

В нагрудный карман, как талисман,

Спрятал фото жены.

На обороте снимка того два слова

"Люблю и жду".

Он свято верил в силу его,

Верил в свою звезду.

 

Над линией фронта, как угли в золе,

Мерцали звёзды во мгле.

Тихо ступая, друг другу в след,

По ничейной мы шли земле.

Как сизый дым, наплывал туман,

И выстрел ударил вдруг…

И молча упал мой друг Иван, мой закадычный друг.

Руки раскинул в степной траве,

Траву обагрила кровь.

И в эту минуту, в ночной Москве,

Проснулась его любовь.

А в доме мёртвая тишина.

И вскрикнула вдруг жена,

Схватилась рукой за грудь она,

Как пулею сражена.

 

Отгромыхал мимолётный бой,

И мы отошли назад.

И тело дружка унесли с собой,

Доставили в медсанбат.

Но покачал головою врач,

Ему уже не помочь.

Где-то в Москве безутешный плач,

Глухая слушает ночь.

Кровь запеклась на груди бойца и на снимке жены.

О как прекрасны черты лица,

Как губы её нежны.

С милым прищуром лукавых глаз,

Смотрела она на нас.

О том, что нарушил Иван приказ, не думали мы сейчас.

Каждый вспоминал свою жену,

Верил в свою звезду.

Каждый пронёс через всю войну два слова:

Люблю и жду.

 

Люблю и жду