Семинарская и святоотеческая библиотеки |
Синхронические
аргументы к реальности. Эти аргументы основаны на связи
положения и
обоснования вне отношения предыдущего к последующему. Цель
синхронических
аргументов к реальности состоит в обосновании положения исходя из
строения и
организации данных. Рассмотрим пример аргумента
идентификации (включение вида в
род). «Все сказанное может быть заключено в следующий логически неизбежный ряд: никакого иного бытия, кроме материального, не существует. Если это так, то и человек - только материальная частица, то он подчинен всем законам, по которым живет материальный мир. Если мир живет по законам причинности, тот и человек, как частица вещества, живет по тем же законам. Если материальный мир не знает свободных «беспричинных» явлений, то и воля человека не может быть свободной, и сама должна быть причинно-обусловленной. Итак, свободы воли не существует. Ты согласен, что я рассуждаю строго логически?»[1] Аргумент строится по схеме сорита -
последовательного
включения части в целое и вида в род (человек - часть материального
мира и вид
материального тела) на основе идентичности признаков и свойств (бытие -
материальное бытие, человек - материальная частица, общие законы
причинности -
законы поведения человека) и исключения другого ряда данных
(беспричинные
явления - воля), несовместимость которых с установленными отношениями
утверждается топом: «существует
только
материальное бытие». Все эти данные не
представляются в какой-либо
последовательности - в виде временного, причинного или схематического
ряда, но
утверждаются как структурные отношения и тем самым отождествляются по
сущности
и различаются по отношениям, образуя единый комплекс иерархически
организованных единиц. К синхроническим относятся: аргументы верификации, связанные с
удостоверением сообщений,
распределением данных и установлением системных отношений и
зависимостей внутри
комплексов данных; аргументы к фактам, посредством которых положение
обосновывается фактическими данными. Аргументы верификации. Использование
аргумента идентификации, как
это можно увидеть из текста диалога, предполагает предварительную
работу,
которая состоит в установлении и распределении данных как отдельных
фактов
(душа, свободная воля, психические явления, материальные явления и т.
д.), в
упорядочении объединяющих и различающих их признаков и свойств, в
установлении
рядов данных (психические и физические явления) и отношений между ними
(подобие, сходство, совместимость). Кроме тех аргументов верификации,
основанием которых
является реальность, существуют аргументы, которые верифицируют данные
посредством свидетельства, авторитета, нормы, опыта, обращения к
личности. Эти
аргументы рассматриваются в соответствующих разделах. Аргумент к уникальности. Положением этого и следующего аргументов является обыкновенно экзистенциальное суждение, а доводами - суждения о строении или связях субъекта положения или о строении сообщения - свидетельства о нем: «Х действительно существует или произошло, потому что оно имеет или имело такое-то строение, или потому что сообщение о нем содержит такие-то свойства, и следовательно, не может быть ложным»; или: «Сообщение об Х истинно, потому что его строение или обстоятельства создания исключают возможность вымысла или ошибки». Этот и следующий аргументы, лежащие в
основе метода
исторической критики источников, содержат обоснование подлинности или
истинности сообщения из анализа его строения и содержания. В предыдущем разделе мы рассматривали
аргументацию, с
помощью которой доказывается бытие Божие, и увидели, что все такие
доказательства приводят
к согласию лишь
о правдоподобии тезиса. Но дело обстоит не менее сложным образом, когда
приходится обосновывать реальность обычных вещей, например,
собственного
существования или любого конкретного факта: попробуйте логически
доказать
собеседнику, что вы действительно существуете, а не являетесь
комплексом его
ощущений. Реальность явления и, соответственно,
правдивость сообщения
о нем признается на основе двух противоположных оснований, которые,
однако,
дополняют одно другое и составляют поэтому единое целое:
упорядоченности и
неупорядоченности, или закономерности и случайности. И мы всегда
пытаемся
восстановить равновесие - найти порядок в нарушении порядка. Когда мы создаем сообщения, то
стремимся представить в них
данные в некоторой понятной для нас организации, которую рассматриваем
как
приемлемую - содержание сообщения должно вписываться в привычный
порядок вещей.
Но интересные сообщения - как раз те, в которых содержатся данные о
необычном
порядке. Когда мы создаем сообщения о вымышленных фактах, они обычно на
самом
деле оказываются тривиальными, так как отражают наше стремление
имитировать
реальность исходя из собственных представлений о порядке: остроумный
фальсификатор, подделывая рукопись, имитирует в ней орфографические
ошибки, но
эти ошибки отражают особенности его
собственной орфографии. Интересные сообщения, отражающие
реальность, содержат в
одном ряду привычные данные, которые согласуются с другими источниками,
и
подробности, которые невозможно измыслить, то есть
«случайные» стечения
обстоятельств, объяснимые только уникальными признаками источника. Пример аргумента ассиметрии в общем
виде. «Объективная реальность
отличается не только сложностью;
она, по моим наблюдениям, нередко выглядит странно. Она какая-то
нескладная,
неясная, словом - не такая, как нам хотелось бы. Например, когда вы постигли идею, что
Земля и другие планеты
вращаются вокруг Солнца, у вас, естественно, возникает предположение,
что все
планеты созданы по тому же принципу: на равном расстоянии друг от
друга, к
примеру, или на расстоянии, равномерно увеличивающимся; или что все они
одинакового размера либо увеличиваются или уменьшаются по мере удаления
от
Солнца. В действительности же вы не находите ни ритма, ни смысла
(понятного
вам) ни в размерах планет, ни в расстояниях между ними; у некоторых из
них - по
одному спутнику, у одной - четыре, у другой - два, у некоторых - ни одного, а одна из
планет окружена
кольцом. Итак, объективная реальность таит в себе загадки, разгадать которые мы не в силах. Вот одна из причин, почему я пришел к христианству. Это религия, которую вы не могли бы придумать. Если бы христианство предлагало вам такое объяснение Вселенной, какого мы всегда ожидали, я бы посчитал, что мы сами изобрели его. Христианству свойствен тот странный изгиб, который характерен для реальных, объективно существующих вещей. Так что отрешимся от детской философии, от этого пристрастия к слишком простым ответам»[2]. Аргумент к
совместимости. Эта техника обоснования противоположна
предыдущей, так как основана
на согласовании данных, приводимых в обоснование положения, с
однородными
данными того же источника или других связанных с ним источников; но
вместе с
тем, она предполагает, как и в аргументе к обстоятельствам,
неповторимую и не
воспроизводимую комбинацию данных, которые связываются. Рассмотрим аргументацию митрополита
Антония Храповицкого в
обоснование положения, что Иисус Христос исполнял ветхозаветный Закон. «Если вы желаете понять
существеннейшие события земной жизни
Спасителя и окружающих Его лиц, в частности, события, связанные с судом
или
взятием кого-либо под стражу, то непременно ознакомьтесь с 17-й главой
Второзакония. Отсюда вы узнаете правила, коими должно было руководиться
общество при задержании или карательном наказании виновных. Правила эти следующие. Казнь может
присуждаться не иначе как
по показаниям двух или трех свидетелей (17:6-7 ср. Час. 35:30).
«Рука
свидетелей должна быть на нем прежде всех, чтоб убить его, потом рука
всего
народа (ст. 7). Это правило о том, что свидетель должен быть и первым
палачом,
введено, конечно, для того, чтобы удерживать людей от клеветы, так как,
если
клеветник окажется и палачом, то подвергнет себя сугубой мести
родственников и
друзей убитого. Свидетели, предъявляющие обвинение,
должны были возложить
руку на голову обвиняемого; так и поступили известные нечестивые старцы
с
безвинной Сусанною. «Оба старейшины, встав посреди народа,
положили руки на
голову ее» и начали излагать свое клеветническое обвинение,
заключив его
словами: «Об этом мы свидетельствуем» (Дан. 13:34,
40). Так выполняли они
повеление Божие Моисею об известном богохульстве: «Выведи
злословившего вон из
стана, и все слышавшие пусть положат руки свои на голову его, и все
общество
побьет его камнями» (Лев. 42:12). По-видимому, без этого
судебного ритуала, то
есть возложения рук обвинителя на голову обвиняемого, нельзя было
предать
человека суду. Вот почему слова Евангелия:
«некоторые из них хотели
схватить Его; но никто не наложил на него рук » (Ин. 7:44) не
должно понимать
как простой плеоназм в выражении; эти слова имеют такой смысл:
Спасителя хотели
арестовать, но никто не решился выступить против Него обвинителем и
исполнить
требовавшийся для сего судебный обряд, то есть возложить свою руку на
Его
голову. Можно думать, что, кроме этого обряда, от свидетеля требовалось
сознание
собственной непричастности к греху, подобному тому, в коем он обвинял
преступника. Такую мысль можно находить в том же повествовании Даниила
о
Сусанне; смотрите, каким возгласом юный тогда еще Даниил потребовал
себе права
третейского судьи по сему делу: «Он закричал громким голосом:
чист я от крови
ее!» (Дан. 13:46). Отсюда становится понятным и требование Спасителя к обвинителям жены, ятой в прелюбодеянии: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень» (Ин. 8:7). Кстати сказать, в этом случае, точно так же, как на допросе у первосвященника и у Пилата, Господь говорил и поступал в полном соответствии с вышеприведенными постановлениями ветхозаветного Закона, ибо когда удалились пристыженные обвинители от той женщины, то Господь не сразу отпустил ее, но спрашивает: женщина, где твои обвинители? и заключает - и Я тебя не обвиняю, иди и впредь не греши. После приведенных изречений закона Моисеева можно видеть, как далеки от истины те толкователи, которые находят в этом событии пример отмены Христом ветхозаветного закона»[3]. Аргументация содержит умозаключение
по полной или неполной
индукции, и в последнем варианте (как в примере) позволяет и даже
предполагает
привлечение новых данных. Однако сами по себе данные группируются во
взаимосвязанный комплекс, который в примере соответствует строению
аргумента к
норме, когда приводится и толкуется с помощью примера норма, а меньшая
посылка,
содержащая так называемый казус (конкретный случай), сводится к норме;
но в
более широком смысле большей посылкой может быть любой комплекс
связанных
данных, которые одновременно предстают в виде уникальной и
невоспроизводимой
комбинации: юридический ритуал, описанный митрополитом Антонием,
характерен
только для ветхозаветного права и наблюдается сходным образом в
различных
местах Ветхого Завета. К этой группе данных сводится содержание
основного
казуса (в примере обвинения Иисуса Христа), при этом толкуются и
уникальные
детали события. Но этот основной казус дополнительно подтверждается еще
и
независимыми однородными данными (из Евангелия от Иоанна), которые
также
образуют уникальный комплекс. Таким образом, неполная индукция в аргументации приобретает
качество,
приближающее ее к полной индукции, так как каждый из приводимых в
обоснование
комплексов данных приобретает свойство связности и завершенности. Аргумент к
структуре.
Комплексы данных, реальность которых обоснована приведенными выше
критическими
аргументами к уникальности и к совместимости, могут представлять собой
систему,
то есть обладать свойством внутренней организации, за которым стоит
некий идеальный вневременной объект -
структура
деятельности - кодовая система, которая организует эту
деятельность. Такая структура может быть обнаружена
не всегда, так как ее
реконструкция из данных предполагает исчерпывающий набор ситуаций, в
которых
структура реализуется: так, если мы хотим обнаружить грамматическую
структуру
какого-нибудь языка, то, очевидно, нам нужно иметь некоторое количество
предложений этого языка, в строении которых содержатся отношения и
правила,
достаточные, чтобы с их помощью построить любое новое правильное
предложение
этого языка. Допустим, что у нас имеется
комплекс данных, который представляет собой ряд событий: авсасвсасвасавасвсасвавсасвсавсва
В этом комплексе мы обнаруживаем сочетания событий: ав, ас, ва, вс, са,
св.
Чтобы их найти, достаточно выбрать из последовательности в данном
случае первые
одиннадцать символов; дальше новые сочетания не обнаруживаются. Мы
видим, что
события могут сочетаться определенным образом и что не все сочетания
возможны:
Рассматривая эту таблицу, мы
убеждаемся, что получили самую
простую, минимальную структуру: три события, или единицы: а, в, с и три
позиции по правилу: каждая
единица может предшествовать другой, но не сама себе, то есть сочетания
*аа, *вв,
*сс запрещены.
У этой структуры
есть важное свойство, которое и позволяет считать ее минимальной, но
завершенной, цельной структурой: каждая единица и каждая позиция
различена
относительно двух других, так как совокупность плюсов и минусов у
каждой
единицы будет своя. Но при этом минимальная структура обеспечивает
максимально
возможный для себя состав разрешенных ситуаций, потому что предполагает
минимум
(один) запрет и максимум (два) разрешенных сочетания. В результате мы
можем
получить множество сложных (по два, по три, по четыре и т. д.)
организованных
событий, которые описываются или разрешаются (что одно и то же)
структурой,
лежащей в их основе. Полученная структура представляет
собой, однако, формальный
механизм, который нуждается в толковании. Рассмотрим
наши
сочетания и истолкуем их: в каждой позиции мы имеем по две единицы:
перед а - в, с,
перед в - с, а,
перед с - в, а.
Единицы-события, занимающие каждую позицию, в этой позиции различаются,
как
например, звуки или буквы, различающие значения слов: дом,
том, сом.
Такую способность единиц занимать
общую значимую позицию назовем контрастным распределением, или
дистрибуцией. Но
помимо контрастной имеется другая позиция единиц: а занимает
позицию перед в
и с,
а в
- перед а
и с; значит,
перед а могут
быть в и с, но не
А и т.д.:
такое
распределение единиц (или позиций), при котором одна может занимать
одну
позицию, а другая - только иную, назовем дополнительным распределением:
так в
русском языке после звука [т`] и других мягких не могут следовать звуки
а, о,
но только звуки д,
ц
в словах: тетя, тяжесть и др. Кроме контрастных и дополнительных
позиций
существует и третье отношение - свободного варьирования, когда два
события,
например, русские звуки [г] взрывной и [g]
проточный, встречаются в одной позиции в слове (благо,
блаgо),
но не различают значения слов. Заметим, во-первых, что контрастные позиции связаны со смысловой функцией звука - различением слов, а дополнительные - с его физическим соседством; во-вторых, что для того, чтобы установить единицы-события и их отношения, нам нужно выяснить контрастные и дополнительные позиции каждого события-единицы по отношению к каждому другому. Являются ли русские звуки /и/ и /ы/
различными фонемами, то
есть самостоятельными единицами звукового строя языка или
разновидностями
(вариациями одной и той же единицы? Если они отдельные единицы, то для
них
должна существовать контрастная позиция, в которой различаются слова;
если они
варианты одной единицы, то все их позиции будут дополнительными. Если мы рассмотрим эти звуки в
окружении других (например, в
словах идти, сыр,
часы, видеть,
вынуть), то обнаружим, что звук /ы/
встречается только после
твердых согласных, а звук /и/
- только
после мягких. Устранение мягкости предшествующего согласного влечет устранение признака
переднего ряда звука /и/;
устранение твердости предшествующего согласного влечет за собой
устранение
признака среднего ряда /ы/. Но /и/ может встречаться в начале слова, то
есть
без всякого окружения, а /ы/ в начале слова не встречается. Поскольку
начало
слова - независимое положение, в котором звук
речи проявляет свои свойства без влияния других, то именно
в /и/ должны
проявляться функциональные свойства единицы языка, отличающие ее от
других
подобных: /а/, /э/, /о/, /у/, что и
имеет место: /и/ занимает место в ряду
/и/ - /э/ - /а/, противопоставленных по подъему, а весь
этот ряд противопоставлен
как передний фонемам непереднего ряда: /о/ и /у/. В результате образуется структурная
конструкция,
упорядоченность, русских гласных фонем, которая объясняет и
предсказывает их
взаимные отношения в речи. Понятие структуры деятельности как
функциональных отношений,
связывающих и организующих события, имеет очень важной значение, потому
что
именно на функциональных отношениях, которые не имеют
пространственно-временного
бытия, основано все гуманитарное знание и понимание реальности в
гуманитарных
науках в противоположность естественным. В гуманитарном знании картина мира и человека предстает как совокупность функционально-смысловых отношений, в основе которых лежит принцип идеальной структуры, которая существует вне категории физического времени как «продолжения спротяженного миру»[4]. В качестве примера приведем
аргументацию св. Василия
Великого, который, по-видимому, впервые «открыл»
этот принцип
структурно-функционального устроения мира и человека, тем самым
утвердив
методологическое основание гуманитарного знания и отделив его от знания
естественнонаучного. «Или, может быть, поелику
действие творения мгновенно и не
подлежит времени, то и сказано: в начале
сотвори; потому что начало есть нечто не состоящее из частей
и
непротяженное. Как начало пути не есть путь, и начало дома еще не дом,
так и
начало времени еще не время, а даже и не самомалейшая часть времени.
Если же
какой-либо любитель споров скажет, что начало времени есть время, то
пусть
знает, что сим разделяет начало на части, а части сии: начало, середина
и
конец. Но придумывать начало для начала весьма смешно. И кто делит
начало
надвое, то из одного сделает два начала, лучше же сказать, много и
бесконечное
число начал, потому что каждую отдельную часть должен будет непрестанно
рассекать на новые части. Итак, чтобы мы уразумели вместе, что мир
сотворен
хотением Божием не во времени, сказано: в
начале сотвори. В означении сего древние толкователи, яснее
выражая мысль,
сказали: вкратце (en kefalaw) cотвори Бог, то есть вдруг и
мгновенно. Доселе, чтобы из многого сказать
немногое, рассуждали мы о
начале. Но из искусств одни называются творящими (poietikai), другие
состоящими то в действовании (praktikai), то
в умозрении (qewrhtikai). Концом
искусств, состоящих в умозрении,
служит само действование ума; а концом искусств, состоящих в
действовании,
самое движение тела, по прекращении которого ничего уже не и не
осталось для
зрителей: так пляска или игра на свирели не дают ничего в произведении,
но
действие сие ограничивается только само собою. А в искусствах творящих
и по
прекращении действия дело на виду: таковы искусства домостроительства,
плотничества, кузнечества, ткачества и сим подобные. Хоть художника и
нет
налицо, однако же искусства сии сами собою достаточно показывают
художнический
ум, и ты можешь удивляться домостроителю, кузнецу, ткачу, смотря на его
произведение. Посему и мудрый Моисей, желая показать, что мир есть мудрое произведение, подлежащее созерцанию всякого, так что через него познается премудрость его Творца, не другое какое слово употребил о мире, но сказал: в начале сотвори. Не сделал, не произвел, но сотвори». В этом фрагменте особенно
существенными для нашего
рассмотрения представляются три взаимосвязанные мысли св. Василия. Во-первых, мир в своей основе
является
структурно-функциональной системой, для которой несущественна категория
физического времени. Во-вторых, структурно-функциональная система имеет дело с дискретными, то есть отдельными от других уникальными событиями-единицами, которые в силу своей дискретности не могут быть представлены в пространственно-временных категориях, поскольку последние предполагают бесконечную логическую делимость[5]. В-третьих,
картина
мир как замысла сама по себе предстает в качестве
структурно-функциональной
системы. Действительно, св. Василий, рассматривая классическое
разделение искусств,
выделяет и указывает их функциональные отличия: Теоретические искусства
характеризуются новацией (действием
ума) и однородностью деятеля и результата. Практические искусства
характеризуются материальным
результатом и однородностью деятеля, который это искусство
осуществляет, и
результата. Творческие искусства характеризуются
новацией (то есть
созданием идеи) и материальным результатом, но не однородностью деятеля
и
результата. Сопоставляя контрастные и
дополнительные признаки искусств,
получаем:
Как видим, получается структурно-функциональная система с различенными единицами и позициями, которая объясняет принцип сотворения мира в отличие от пантеистического подхода Аристотеля и стоиков (образ практических искусств) и материалистического подхода Платона (образ теоретических искусств)[1]: «не сделал, не произвел, но сотвори». [1] Считаю необходимым обратить внимание читателя этого раздела, что аргумент к структуре является эмпирическим и индуктивным. Этот аргумент основывается на анализе фактического материала, а не на насильственном навязывании предмету мысли некоторой заранеее исчисленной нумерической конструкции. Далеко не все в устройстве человека и мира и не автоматическим наложением произвольной сетки категорий познается наукой. Изгиб реальности, о котором говорилось выше, требует смирения: Господу угодно было сотворить наш мир более совершенным и сложным, чем это представляли себе каббалисты, Бонавентура или Николай Кузанский, произведения которых полезны нам как отрицательный опыт интеллектуальной прелести. Любые нумерические или структурно-логические спекуляции, обычно не без мистического оттенка, неизбежно приводят к тому, что человеческое представление о картине мира навязывается фактам и выдается за откровение, а в результате получается профанация и стагнация знания, как это было в средневековой схоластической науке, пронизанной логическим реализмом: сон разума порождает чудовища платонизма и в физике, и в учении об обществе. [1] Прот. В. Свенцицкий. Там же, с.22. [2] Льюис К.С. Там же, с.292. [3] Митр. Антоний Храповицкий. Из толкований на Евангелие. Альфа и омега. №3 (21). М., 1999, с.11-12. [4] Св.Василий Великий. Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия. Творения. Часть III. М.,1993, с.51. [5] Что привело впоследствии к созданию Ньютоном и Лейбницем физико-математической теории бесконечно малых, а Лейбницем - монадологии, как попытки соединить гуманитарное и естественнонаучное знание. |
|