Не ходит ли, вопреки всему противоборствующему, и сейчас Христос на Русской земле, по нашим улицам? Стоит у дверей наших домов и стучится?

Кто отворит и впустит Его?

Христос пришел в мир, об этом свидетельствуют не только евангелисты, а свидетельствуем все мы, уверовавшие в Него, и свидетельство наше истинно. "О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни /ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем..." /I Иоанн 1, 1-2/

Эти страницы будут посвящены тому, что делает Христос в наши дни в России. Сюда я записывал то, что видел сам, что слышал от других, виденное и пережитое, — все то, что мне показалось делом Христовым.

Мой отец имел привычку читать Евангелие вслух, но я как-то не слушал и не вникал в то, что он читал.

Однажды я был дома один, стоял у окна во двор, и мне почему-то захотелось открыть Евангелие и прочитать. Я подошел к столу, выдвинул ящик, достал Евангелие и прочел, не помню о чем... Меня так поразило, что я не мог уже не читать Евангелие.

Я стал каждый день читать (Евангелием мы считали не только четырех евангелистов, а весь Новый Завет). Запомнились слова апостола Павла: "О, несмысленные галаты", — галатом был я.

Я стал по-иному жить, удалился от мира, хотя еще учился в то время в средней школе.

Меня поразила любовь Божия к человеку!

Однажды мы с товарищем, которого я заинтересовал религиозными вопросами, сидели на кладбище и беседовали о загробной жизни. При каком-то слове меня охватило какое-то необыкновенное чувство, я умилился и заплакал.

Религиозность моя разгоралась день ото дня.

Помню как-то при произнесении слова БОГ вдруг меня охватила такая радость, сладость, блаженство, что милее этого слова для меня ничего не было.

Был какой-то период в моей жизни, когда я несколько по-сектантски стал смотреть, к примеру, на иконы, считая их идолами, видимо, было влияние каких-то книг. Отец, ныне покойный, мне говорил:

— Заблуждаешься, сын мой, — я особенно не возражал ему, потому что не было уверенности.

Попалась брошюра о Церкви, подействовало. Как-то идя за дровами в лес, я помолился с умилением Иоанну Златоусту:

— Наставь меня, — с того момента я церковен, по-православному.

Были искушения. Читая творения Иоанна Златоуста, вдруг пришла мысль, что Бога нет.

Я стал убеждать себя, что Бог есть, а искушение нс проходило. Невыразимая тяжесть навалилась на душу, я снова стал молиться Иоанну Златоусту.

Трое суток продолжалась тяжесть. Потом прошло как-то само по себе, стало несказанно легко.

Я понял опытно — какая тяжесть НЕВЕРИЕ.

Больше никогда искушение не повторялось, Иоанн Златоуст стал моим любимым святым.

Уходя на фронт, я не плакал, как другие, и был уверен, что возвращусь. Но все шел дальше и дальше, в бой пока не приходилось вступать.

Мне было тяжело на фронте слышать постоянный мат, видеть нравственное разложение. Как-то со слезами помолился Богу, чтобы избавил меня от всего. Часа через два после молитвы меня перевели из артиллерии, где было лучше, в пехоту, где хуже, и сказали, что на следующий день мы пойдем в бой.

Где тут услышана молитва? — пошли мысли, но я был уверен, что молитва услышана.

По дороге на передовую я раздал весь хлеб, который мне насовали друзья при прощаньи! Я стал готовиться к смерти: какой из меня вояка, если я мобилизован необученным, даже из ружья не умел стрелять.

В бой мы все же не пошли, не знаю по какой причине. Вскоре я заболел тифом и был демобилизован. Больше на фронт я не возвращался.

Я родившийся в 1922 году, в котором родившиеся очень многие погибли, был только легко ранен, ни разу не участвовал в наступательном бою и даже ни разу не выстрелил.

В такую войну, когда стреляли все, когда погибали тысячи и миллионы, я остался жив. Разве это не чудо?

Помню, как-то всё же мне захотелось выстрелить, сидя в траншее, и я один раз выстрелил вверх.

Я верю, что меня сохранил Бог. Видимо, потому, что впоследствии я должен был стать священником. Принося Бескровную Жертву перед Ботом и зная, что ты в кого-то стрелял, чтобы пролить человеческую кровь — это было бы не совместимо со священническим званием, так я сейчас рассуждаю.

Как я был рукоположен. По окончании Академии я не сразу получил место, епископ обещал только диаконскос.

Потянулось томительное ожидание. Прошло шесть месяцев, я хотел было уже хотя бы куда-то устроиться работать, хотя бы торговать за ящиком свечами, ведь надо было жить, только женился, на что содержать семью?

Вдруг получаю телеграмму: срочно явиться в Патриархию. Ехал раздумывая, зачем вызывают. О рукоположении даже не помышлял.

Приехал. Епископ Пимен, впоследствии Патриарх, сказал: — Срочно на исповедь, — это было часа в четыре, в субботу, — завтра тебя я рукополагаю в диаконы, на Архистратига Михаила — во священники, — то есть в понедельник, на следующий день.

Я пошел к знакомой женщине поделиться радостью, только хотел рассказать ей, как она мне сказала: — Завтра ты будешь рукоположен в диаконы, послезавтра — в священники, — на глазах слезы.

Оказывается, она видела сон. Приснился ей знакомый епископ Парфений, пострадавший, и сказал:

— Ты молишься о Мите. Так вот, на воскресенье я ему приготовил эту просфору, — показал меньшую, — а на понедельник эту, — показал большую. Из этого она заключила, что я буду рукоположен.

К этому времени епископ Парфений уже скончался.20 ноября, в воскресенье, 1960 года я был рукоположен в диаконы в Сокольническом храме, во священники в Свято-Духовском храме, близ Даниловского кладбища.

Постскриптум. 24 сентября 1974 года за беседы с народом я был выброшен из Москвы, за город.

Раз как-то после молебна благоверной княгине Ольге одна пожилая женщина рассказала мне такой случай.

— Я очень чту княгиню Ольгу, — начала она. — А началось это вот с чего. Я увидела сон. Идет женщина и говорит мне: "Ты не по той дороге идешь, нужно идти прямо", — я тогда жила невенчанной — муж не веровал. Я не обратила внимания, снится мне снова та же женщина: "Я сказала тебе: не по той дороге идешь, нужно идти прямо".

Это её забеспокоило, рассказала она свои сон одной монахине. Та посоветовала ей молиться и причаститься Христовых тайн.

Муж её уверовал, они обвенчались.

Снова снится та же женщина, выходит навстречу из какого-то домика и говорит радостно:

— Я знала, что ты ко мне придешь. Ну, вот и хорошо. Ты теперь по той дороге идешь, я — благоверная княгиня Ольга.

— И с того времени, — заключила пожилая женщина, — я очень чту благоверную княгиню Ольгу.

В прошлом году пришла ко мне знакомая женщина с молодым человеком и попросила, чтобы я с ним поговорил о Боге.

Она уже с ним разговаривала и давала читать религиозные книги. Оказалось, он окончил Университет, наука его не удовлетворяла, ему показалось чего-то не хватает в ней. Тогда он и обратился за помощью к этой женщине.

Поговорив, я ему дал почитать Новый Завет, он взял, но стал беспокоиться о том, как на это среагирует его жена. Припрятав книгу, тайком читал.

Жена случайно обнаружила Новый Завет и стала читать тайком от мужа. И среагировала так, что она уже крестилась с двухлетним сыном, а муж пока все обдумывает.

Сегодня он звонил мне по телефону и сообщил, что жена делает большие успехи на новом пути.

Рассказала женщина, знакомый врач. В больницу, в которой работает её подруга врачом-психиатром, поступила женщина. К ней является её покойная мать, умершая шесть лет назад, о которой она уже забыла и о которой она, наверно, мало горевала. Иногда приходит одна, иногда с маленькими детьми.

Первое явление было вечером, её всю потрясло. Она в испуге выбежала из комнаты. Очень боится повторения дальнейших явлений, а во всем остальном рассуждает нормально. Неверующая. Заявляет, что она много читала и убедилась, что ни Бога, ни загробной жизни нет. Читала исключительно антирелигиозную литературу.

Причащал женщину на дому, очень интеллигентная, образованная. Была в заключении, там и потеряла веру. Потеряла так. Разговаривала с врачом, женщиной, и та пренебрежительно ей сказала:

— Неужели вы до сих пор веруете? — с того времени пропала вера. Сейчас тоже считает себя сомневающейся, но, однако, старается верить во все, тщательно готовится к Причастию, даже больная постится.— Причастие, — как заявляет она, — ей помогает, лучше себя чувствует.

Та женщина, которая раньше мужа крестилась, рассказала, как задолго до крещения она видела сон. Храм, в гробу лежит какой-то святой, она подходит и склоняется перед ним. Он кладет ей руку на плечо и говорит:— И ты, белоголовая, пришла к нам.

Одна женщина с высшим образованием рассказала мне случай, который в свою очередь ей рассказали.

Двенадцать часов ночи, стук в храм. Какая-то старушка просит причастить больного. Священник собрался и ушел с ней. Приходят в дом барачного типа, старушка вталкивает священника в захламленную комнату. Тот оказывается один на один с больным. Больной машет руками и кричит:

— Уйдите, кто вас звал? Я неверующий и таким умру. Священник удивлен:

— Но ведь я не сам пришел, меня привела старушка...

— Какая старушка? Никаких старушек я не знаю. Священник видит портрет женщины над головой больного.

— А вот эта, — показывает он на портрет.

— Как эта? Да вы знаете, что говорите? Это моя мать, которая давно умерла.

И тому и другому стало страшно. Больной заплакал и исповедовался.

Постскриптум. Этот случай впоследствии я слышал в разных вариантах.

Рассказала женщина, некрещенная и неверующая, во всяком случае, не задумывающаяся. Этот случай она сама видела, на её глазах произошло.

Девочка лет четырех — пяти все время повторяла:

— А мы с бабушкой вместе умрем, ей голову разобьют, а мне животик разрежут.

Отец ей пригрозил, чтоб больше этого не говорила. Она замолчала, но за день до события произнесла:

— А мы с бабушкой вместе умрем.

Переходя железнодорожную линию, бабушка с внучкой попала под проходящую электричку. Старухе действительно разбило голову, у внучки даже кровь не показалась.

В ранней юности у меня было такое понятие: счастье, зачем оно? Все равно его потеряешь, оттого все земное казалось непрочным.

Когда я уже стал сознательно веровать, мне было страшно: как можно дорожить чем-то земным?

Неверующий, но образованный человек, говорили, очень добрый, сделал такой вывод в жизни. Если делаешь плохое другому, обязательно и тебе будет плохо. Это он проверил на жизненном опыте, поэтому и боится кому бы то ни было делать зло.

Наивен. Говорил, если бы ему дали свободу, он бы всех научил делать добро.

В трамвае. Проезжая мимо храма, старушка перекрестилась. Офицер, недалеко сидящий, с насмешкой:

— Подай, Господи.

Старушка недолго думая:

— Ума советскому офицеру.

Старушка вздохнула и произнесла:

— Господи.

— А ты видела Бога? — спросил мужчина, рядом находившийся.

— Видела.

— А какой он?

— Добрый, исхудалый, страдающий за нас.

— А сатану тоже видела?

— А как же.

— А он какой?

— А такой вот, как вы, толстый, упитанный, насмешливый.

Проходил по храму. Средних лет, или даже старше, видимо, из провинции, женщина, с видом вполне серьезным, попросила благословения с такими словами:

— Благослови, папаша.

Священник — старичок вошел в трамвай, молодой человек с насмешкой к нему:

— А вы не боитесь, что на бесе едете, машина — это бес по вашему?

Священник снисходительно улыбнулся:

— Хорошо оседлать беса и ехать на нем, плохо, если на ком бес едет.

Рассказывают, одна женщина сорвала со школьника крестик и за это не была наказана. Но сколько случаев, когда срывают и смеются и их не наказывают?

— Ты не вешал и не трогай.

Остановился, со злостью посмотрел на меня.

Помню и еще из фронтовой жизни. Мы, солдаты, находились в одной хате, где были иконы. Некоторые стали глумиться над ними, хотели выкалывать глаза на иконах.

Я запротестовал резко и смело, пороптали, но иконы поставили на место.

Тоже из фронтовой жизни. Перед едой я перекрестился, один солдат, по профессии учитель, заметив это, был поражен и сказал даже:

— Лучше б ты меня ударил, чем перекрестился.

И еще. Командир приказал расстрелять крест на перекрестке дорог. Я стоял и смотрел печально, у меня не хватило мужества запротестовать.

Господи, прости и подай мне мужество.

— Батюшка, с вами хотят поговорить,— указали мне на молодую, лет тридцати, грустную на вид женщину.

— Что случилось?

— Заедает тоска. На работе у меня все не ладится, многие нападают на меня, нет памяти.

Приходил партийный с сыном, раздражителен. Евангелие не имеет, но хотел бы иметь. Кто-то принес ему какие-то религиозные книги.

"Сын четырех с половиной лет, кроткий, с любовью и радостью относится ко всему религиозному", — так заявил отец.

С женой он развелся, жена взяла девочку с собой и воспитывает в антирелигиозном духе.

Вышел из храма, двое мальчишек, лет по одиннадцати — двенадцати идут в храм. Диакон, идущий впереди меня, остановил их, сказав, что служба будет вечером. Я завязал с ними разговор.

— А ты веришь в Бога? — спросил я у одного из них.

— Верую, — отвечал он, а лицо насмешливое.

— А мать у тебя есть?

— Есть.

— А отец?

— Нет.

— Мать верующая?

— Да, верующая, — лицо по-прежнему насмешливое.

— А сколько тебе лет?

— Семь.

— В каком классе?

— В первом.

— А ты всегда правду говоришь?

— Да.

Когда я уходил, он крикнул мне:

— А вы здесь попом работаете?

Когда я немного отошел, он с явной насмешкой:

— Легкая работа у попа: Господи, помилуй, — и оба тут же скрылись.

Женщина лет сорока пяти жалуется, что у нее всё несчастья и несчастья: сын пьет, даже кошка ушла из дому.

Просит ладана, чтоб окадить дом, ей кто-то посоветовал.

Одна старуха, еще и сейчас жива, объявила, что к ней является Христос, и на этом спекулировала, даже зарабатывала. Потом стала пророчествовать. Боясь последствий, переехала в другой город.

В церковь не ходит, там ей душно, что-то давит. Озлобленная.

Раз как-то после отпевания, направляясь в алтарь, я увидел девушку, бегущую по храму со слезами на глазах. Она повторяла:

— Умер человек — и всё, нет больше жизни. Я остановил её и сказал:

— Почему вы так думаете? — и стал доказывать, что есть Бог, есть вечная жизнь, как мне показалось, убедительным голосом.

Она расширенными глазами смотрела на меня, потом, когда я благословил её и пожелал веры, она облегченно вздохнула и сказала:

— Спасибо.

И вот сейчас, перед наступлением нового 1968 года, она вспомнилась мне, и стало опять её жалко. В лице её я вижу всю нашу молодежь со слезами на глазах. О, если бы им доказать, что есть Бог, есть вечная жизнь!

Когда мне было лет пять, я вдруг с ужасом представил, что нужно будет умирать, — но представилось вдруг, что если будешь веровать в Бога, никогда не умрешь. Я на этом успокоился, но стал волноваться за тех, которые не веруют. Ведь они умрут? Это страшно. Господи, спаси нас.

Женщина лет сорока — сорока двух обратилась к пожилой женщине в храме:

— Как помянуть маму за упокой?

— А сколько заплатить?

— А сколько захочется, главное — помолиться. Сердце женщины растопилось, и она воскликнула:

— Как здесь хорошо, душа успокоилась. Буду почаще ходить сюда, особенно, когда будет трудно. Здесь такая тишина, а кругом люди такие злые.

Когда окончилась служба, пропели "Под Твою милость", погасли свечи, и только светились одинокие огоньки лампадок, мужчина расчувствованно сказал:

— Как здесь хорошо. Такая тишина, а там... так суетятся.

В наш храм приходил молодой человек и рассказал, что ему каждый день снятся покойные родители и просят, чтоб он ходил в храм.

— Что мне делать?

Ему сказали, чтобы заказал сорокоуст. В другой раз его видели за литургией.

Умирал неверующий, жалел сестру верующую, что она ничего не берет от жизни, а он пожил в свое удовольствие.

Перед самой смертью стал чего-то бояться, просил сестру, чтоб она его не оставляла одного ночью.

После смерти приснился сестре: стоит такой обиженный и жалеющий о напрасно прожитой жизни.

Рассказали случай. Женщина утопила свою дочь, пяти лет, привязав камень на шею. Хотела быть в близких отношениях с одним мужчиной, который её этому и научил. На суде она просила у всех прощения. Сказала, что когда она, привязав камень на шею дочке, бросила её в воду, та крикнула:

— Мама, — и этот голос ей слышится до сих пор. Приговорили к расстрелу. Никто не пожалел её, во время следствия её два раза избивали, только старуха-мать пожалела:

— Доченька, родная, погубила ты себя.

Проходил мимо детей из ФЗО.

— Когда можно придти в храм? — спросили.

Я в свою очередь:

— А где вы учитесь?

— В ФЗО /фабрично заводское обучение/.

Один из них:

— Хочу помолиться, чтоб сдать экзамен.

Другой:

— А почему в шапках в храм не пускают?

Третий:

— А скажите, вы сами веруете?

—Да.

— А где Бог, покажите.

— А ты ум имеешь, покажи мне его?

Улыбки исчезли, стали говорить серьезнее.

— А скажите, есть ли там /за гробом/ что-либо, как вы думаете?

Девочка тринадцати лет, верующая, молится за сестру, чтоб Бог её спас. Сестра неверующая.

Рано утром пришла женщина в храм.

— Что делать? Убит сын в армии, на посту.

Он был некрещеный. Как за него молиться?

Девочка лет десяти.

— Веруешь? — спросил я у нее.

— Нам в школе запрещают веровать, — ответила она.

— А разве могут запретить тебе любить маму? Так и веровать никто не может запретить.

Смотрит кротко, растерянно.

Прикладывались к кресту. Одна женщина, видимо, деревенская сказала:

— Дайте я приложусь еще за детей, можно?

Рассказала женщина, образованная, про одного коммуниста.

Умирал от рака, с женой общего языка не находил — она была воспитана в атеистическом духе. Подозвал меня, говорила женщина, и спрашивает:

— А скажите, есть ли там /за гробом/ что-либо, как вы думаете? Женщина ответила несколько уклончиво:

— По-разному смотрят, буддисты так, магометане иначе, христиане еще иначе, но все сходятся на том, что там есть жизнь.

— Вы так думаете? — переспросил он еще раз и добавил:

— Да, если там ничего нет, тогда вся жизнь бессмысленна.

Последние слова его, сказанные перед смертью, твердо и настойчиво:

— Господи, прости меня. Господи, прости меня, — с этими словами и умер.

Молодой человек работал в музее, его вдруг поразила мысль: он работает на антирелигиозную пропаганду. И хотя он несколько безразличен к религии, бросил свою работу и задумал поступить в Семинарию.

Ехал в электричке с другом священником, к нам подсел человек средних лет, хотя было много свободных мест.

— Вы служители церкви? — спросил он сразу.

— А что?

— Вы служители?

—Да.

— Мне нужно поговорить со священником...

— А что вас интересует? — спросил мой друг.

— Проблемы жизни.

Объяснился. Он заболел, опухоль мозга. Сам — врач-хирург, сейчас находится на пенсии. Ему 38 лет, имеет двоих детей, четырех и восьми лет. Их ему жалко.

Многие раскаиваются в грехе абортов.

— Научите, что делать? — спрашивают. К сожалению, часто обращаются тогда, когда физически ничего нельзя сделать. Остается только одно — покаяние.

После вечерней службы старушка подвела ко мне ребенка четырех лет, помогла ему сложить ручки для благословения. Он смотрел кротко и с любовью. Потом через некоторые время она снова подошла с ним со слезами на глазах:

— Он батюшка, мне говорит: не бойся, бабушка, я никому не расскажу, что мы с тобой были в храме, будем знать только ты да я.

Мать не допускала его в храм, вообще-то не прочь бы, да боялась, что он будет рассказывать соседям. Как бы чего не вышло.

Подошел человек средних лет. До этого стоял задумчиво посреди храма.

— Благословите.

Руки для благословения складывать не умел.

Один человек решил перевоспитывать тех, кто верует в Бога, происходило это в студенческой среде.

— Неужели ты веруешь? — саркастически спросил одного. — Ну, разве ты видел Бога?

— Плохой будет Бог, если Он станет показываться всякому дураку, — ответил тот.

Когда проводил исповедь, вошел в храм молодой человек с чемоданчиком и очень пристально посмотрел на меня. Потом перекрестился, подошел к Распятию, поцеловал и стремительно вышел. Все делал очень серьезно.

Приехали из Мордовии муж и жена, оба молодые, есть ребенок. Просят окрестить их и обвенчать.

— У нас там нет церквей, вы уж, пожалуйста. У нас требуют паспорт, но какие паспорта в колхозе, их там не дают.

Подошли для беседы две сестры: двадцати пяти и двадцати восьми лет. Старшая заявила, что очень верующая, но не знает крещена ли? Младшая сказала, что крещена, но крещение смешивает с Причастием. "Это, говорит, когда с ложечки дадут?"

Младшая пьет два года запоем, руки дрожат, вся издерганная.

Вошло несколько девочек в храм, четвертых и пятых классов. Проходя вперед, стали всем интересоваться. Одна спрашивала так, будто сама все знает и кого-то хочет разоблачить в преступлении.

— А это что? А где здесь отпевают? А где сжигают людей? А что у вас там? — спрашивала требовательно.

Когда стал показывать комнату, где крестят, входила с боязнью.

— А Бога ведь нет, — сказала вдруг.

— А откуда ты знаешь?

— В истории написано.

Другая, более тактичная, извинилась, и они ушли.

Сегодня, когда ехал в храм около десяти часов утра, троллейбус был полупустой, подсел ко мне молодой человек лет тридцати, высокого роста, интеллигентный и завязал разговор:

— Вы работаете в церкви?

—Да.

— Скажите, пожалуйста, насколько церковный союз бывает крепок?

— Насколько вы верите.

— А не веровать нельзя...

К сожалению, разговор на этом оборвался, мне нужно было выходить.

Еще некрещеная, ей около тридцати лет. С подругами заходит в храм, после, говорит, ей бывает очень хорошо. Но в храме не может находиться долго, разбирает смех, сама не знает отчего. Ведь сама знаю, говорит, что после храма хорошо, но вот смех берет. А выйду, станет грустно.

Одна православная женщина решила навестить монголку в больнице, соседку по квартире, болеет раком. Что принести ей, она ничего уже не ела. Решила почему-то взять крестик. Принесла, монголка схватила крестик, надела на себя и прижала к груди. И все почему-то смотрела в одну сторону. Потом сказала:

— Если выздоровлю, пойду в Русскую церковь.

Когда умерла, сестры и врачи, обнаружив на ней крестик, сказали:

— Теперь понятно, почему она терпеливо выносила всякие боли.

Похоронили её по-христиански, на похоронах было много монголов.

Когда узнала об этом женщина, приносящая крестик, удивленно сказала:

— А ведь она не крещена.

У одной женщины во время войны в эвакуации умер ребенок, и она очень горевала о том, что он был некрещен — негде было крестить.

Когда хоронили на кладбище другого ребенка, эта женщина вдруг увидела церковь, хотя церкви на кладбище не было, в нее внесли ребенка, она всмотрелась и узнала своего ребенка. Вошел человек в белом и забрал его к себе.

Шел с трамвайной остановки, уже вечерело. Шаги. Догоняет молодой человек лет двадцати пяти, поравнявшись со мной — резко:

— Обманываешь? Докажи, что есть Бог.

— Давай, — сказал я с убежденностью.

Еще присоединились молодой человек и девушка, забросали вопросами. Сначала они были как будто под хмельком, потом как-то протрезвели, один сказал:

— Вы нас заинтересовали.

Два мальчика, лет по четырнадцать, когда я возвращаюсь из храма, встречают меня. Их интересуют религиозные вопросы.

Женщина, научный работник, рассказала из своей жизни. Была у нее мать, больная, молилась Богу, особенно по ночам. Сама дочь не веровала. Когда мать умерла, у нее образовалась какая-то пустота, особенно в ночное время давила. Это её и побудило обратиться к вере. Сейчас верующая.

В больнице. Няня на мальчика надела крестик, а кто-то снял. Однажды мальчик взволнованно потребовал крестик, дали другой. Он сказал, чтобы вернули ему его. Когда дали, он прижал крестик к груди и так скончался.

Недавно в храме ко мне подошел мужчина средних лет, были с ним жена и дочка лет двенадцати. Он сказал, что в течение года каждую ночь в стену квартиры слышится неестественный стук. Слышат все, и жена, и дочка. Чтобы кто-то стучал из людей, исключено, они живут на шестом этаже, а стук в стену с улицы.

О себе сказал, что не знает, верующий он или неверующий.

Дали имена детям в честь видного атеиста, хотели свою семью построить по его примеру. В результате все трое оказались глухонемыми. В родстве никого глухонемых не было.

Заболел коммунист, неверующий, стал часто призывать имя Бога. Жена ему сказала:

— Надо быть последовательным: или то, или другое.

Он: — А знаешь, не лучше ли мне причаститься?

Мальчик шести лет, рассматривая живопись, почувствовал, что чего-то в ней не хватает.

Когда увидел иконы, обратил на них внимание, стал много читать об иконах, просил родителей водить его в храм. В иконах нашел то, чего в живописи не хватало. Срисовывал иконы, в доме сделал иконостас.

Родители неверующие, бабушка особенно. Рассказано очевидцем.

У них умерла девочка, их дочь, двух с половиной лет. Дочь не крещена, это их особенно беспокоит. Боятся, не сойти бы с ума от этого.

Муж приходил за святой водичкой.

Один атеист задал вопрос священнику:

— Неужели вы в самом деле веруете?

— А за кого вы меня принимаете? — спросил в свою очередь священник. — Неужели вы думаете я подлец или дурак?

— Вы читали Евангелие? — спросил священник у одного ученого — материалиста.

— Как я буду читать, если я атеист? — ответил ученый.

— В таком случае вы не атеист, а невежда, — заключил священник.

Атеистка, пропагандистка тридцатых годов. её парализовало, все её оставили, кроме верующей старушки — соседки. Та ей всегда внушала:

— Раскайся и сходи поблагодарить Бога в храм.

Когда стала выздоравливать, поползла на четвереньках к храму. её подобрали на улице.

Мы жили на даче, хозяйкин внук, сын её дочери был одно время с нами. Охотно становился на молитву, надел крестик. Когда приехала его мать-атеистка и увидела на нем крестик, заставила снять. Он долгое время сопротивлялся. Учится в пятом классе.

Рассказал церковный сторож. Вдруг стук в дверь, открыл, стоит человек средних лет, идет с демонстрации, октябрьской:

— Разрешите поставить свечу.

Подошел к иконе святителя Николая, затеплил свечу, стал на колени, потом:

— Я ничего не знаю, верю я в Бога или нет, но я знаю святителя Николая, верю ему, — и восторженно:

— А как у вас здесь хорошо, тишина. Не то, что у нас на демонстрации.

Приходила плачущая женщина, по профессии учительница, преподает в младших классах. Погиб сын, делал какой-то опыт. Ему двадцать четыре года. Дома никого не было. Оставив записку, побежал в больницу с оторванной челюстью. Сделали операцию, но спасти не могли, умер.

Мать его хочет отпеть, но он не был крещен. Есть еще дочь, тоже не крещена, в субботу приведут крестить.

Была патриаршая служба, народу было много. Когда расходились, один человек кричал в голос:

— Помогите! — думали, просит милостыню, как нищий, но он сказал:

— Дайте что-либо из религиозной литературы, я из провинции, у нас все сожгли, ничего нет. Рассказал очевидец.

Есть суеверный обычай: входя в новую квартиру, впускать первой кошку. Потом её выбрасывают. Около новых домов всегда много бродячих кошек, по ночам жутко кричат.

Ребенок, подвесив кошку, поджег её. Она как-то сорвалась и выцарапала ему глаза.

Дети выворачивают ноги кошке, проходящая женщина замечает им:

— Что вы делаете?

— Проходи, пока тебе не вывернули.

Рассказал сын-академик. Отец его атеист, умирает, теряет сознание. Заметив, что отец стал часто ограждать себя крестным знамением, спросил у него:

— Зачем ты это делаешь, папа?

— Хочу умереть и быть со Христом.

Девушка семнадцати лет говорит:

— Не может быть, чтоб от человека ничего не осталось. Пока еще не уверовала, в семье все атеисты.

Сегодня к нам в храм зашел подполковник в форме. Снял фуражку, купил две свечи. Я подошел к нему и стал спрашивать:

— Вы хотите поставить свечи на подсвечник?

— Да.

Он стал рассказывать о своем сыне и об отце. Что говорил о них, я так и не понял.

Я помог ему поставить свечи, ибо он настолько был пьян, что никак не мог. Он стал хватать мою руку и целовать.

Разговорился с ним и другой человек из нашего храма.

— А вы не предадите меня? — спросил он как бы между прочим.

— Среди вас, говорят, есть такие.

— Всякие есть и среди вас тоже, — сказал я.

Он продолжал:

— Я сам коммунист, строю коммунизм, а вот зашел в храм.

Рассказывают, по выходе из храма долго крестился, плакал и говорил:

— Прости меня, грешного, Господи!

Приходил молодой человек для беседы. Говорит, что он не знает, что ему делать. Все, что делается кругом — ложь, и он участвует в этой лжи, поэтому он не видит ни в чем смысла.

Сам из высокопоставленной семьи, отец-генерал. Ходил уже и в Загорск для беседы.

Но пока все-таки не знает, что ему делать. Ибо все, что он делает, по его мнению, недостаточно.

Преподавательница из института рассказала. Когда я излагала материал о христианстве объективно, без всякой критики, студенты очень внимательно слушали и "такие милые лица у них были".

Ехал в метро, напротив меня сидел человек в военной форме, очень угрюмого вида, как-то затравленно смотрел кругом, болезненно одутловатый. Я подумал: "Дали власть им (имел в виду определенных людей), и эта власть опьянила их, развила садизм". Он уже человек безнадежно больной и опасный для общества, как зачумленный, — и очень мне стало его жалко. Жалея его, искренне помолился.

Хотел найти диалог с евреями. Мне показалось нашел причину, почему они не принимают христианства. Иудаизм для них родовая религия, считают они, и поэтому христианство принять не могут, это значит изменить своему роду.

Меня не поняли даже верующие евреи-христиане, одна еврейка сказала:

— Если бы я родилась не в христианской семье, я бы, наверно, не приняла христианства.

Трудно пока евреям дается христианство. Пока они самый нерасположенный ко Христу народ. Жестоковыйный в своей родовой гордости, привязанный к земному могуществу.

Изнутри что-то нужно, чтоб евреи стали охотно принимать христианство.

О женщине, которая видела про меня сон, следует рассказать следующее.

Как-то ей было трудно жить. Муж, покойный, явился во сне и сказал:

— Я тебе буду помогать, не плачь.

Потеряла она справку, никак не могла найти. Приснился муж и сказал:

— Справка лежит там-то и там.

Точно там и нашла, проснувшись.

Испортились часы, отремонтировать было не на что, а часы нужны были. Снова приснился муж, сказал, чтобы почистила там-то и там. Сделала так, и часы пошли. Шли после этого еще пять лет, она потом их кому-то подарила.

Женщина эта всю жизнь болеет, в последнее время мучается желудком, признают как будто язву. Вылечиться никак не может — много страдает.

Есть у нее сын двадцати шести лет, окончил институт. Был неверующим, говорил даже: почему не разорят храмы до одного. Сейчас я его знаю глубоко верующим, недавно рукоположился.

Помню, в юные годы бывало так. Если я, допустим, иду в незнакомую мне дорогу, то обязательно попаду туда, куда нужно, найду то, что нужно. Это часто бывало, и я как-то даже не беспокоился — все равно найду, что нужно.

Когда кончал Академию, я был совершенно неустроен: ни квартиры, ни семьи, и куда пошлют — не знаю. И вдруг все устроилось — женился, квартира и служу в Москве.

Есть у меня крестник из евреев, лет двадцати. Служит в армии. Когда-то говорил: "Почему до сих пор не разрушат все храмы?" Или: "Обрушился бы храм и подавил всех мракобесов". С его братом, старше его, мы находились в заключении, там он и крестился; сейчас учится в институте, ему лет двадцать восемь - двадцать девять.

Один товарищ, мой и его брата, находившийся с нами в заключении и уверовавший по-католически, в прошлом активный комсомолец, навестил как-то их и уговорил моего будущего крестника пойти в костел. Пошли. Произвело глубокое впечатление. Когда я пришел к ним, мой будущий крестник попросил меня помочь ему креститься. Креститься захотел в православном храме. Я подготовил его; крестившись, стал активным верующим. Спорил с учителями о Боге, доказывал бытие Бога товарищам. Отец их /секретарь партийной организации/ просил его, чтобы был потише, хотя бы ему, отцу, доработать до пенсии.

Как-то при моем посещении их, отец сказал мне:

—-Я тоже в некоторой степени христианин, раз дети мои христиане.

Мать их крещена, сама русская, но к религии безразлична.

Я больше всего благодарю Бога не за то, что остался жив на фронте, а что ни разу не выстрелил в человека. Приносить сейчас Бескровную Жертву за людей и вспоминать, что ты проливал человеческую кровь, было бы для меня страшно. Это я считаю самым большим чудом в моей жизни. Господи, спаси меня и в дальнейшем.

В заключении со мной был такой случай. Работал я на шахте. Шурф, клеть поднята, я, предупредив лебедчицу-машинистку, чтобы она не опускала клеть, пока я поговорю с находящимися внизу, лег на землю, склонившись головой в шурф. Лебедчица про всё забыла и стала опускать клеть. Мне что-то кричали, находившиеся около меня, я их не понимал и не обращал внимание на их крик. Рассказывали, что кто-то пытался оттащить меня от шурфа. И когда уже клеть должна была стать на мою голову, еще бы секунда и голова была бы оттерта, один молдаванин, по фамилии Стан, закричал неестественным голосом, так обычно кричат на фронте. Мне же показалось, что он шутит, и ради любопытства я повернул голову, чтобы посмотреть, что там происходит — в это время прошла клеть. Когда я посмотрел вниз, она уже была далеко. Все были страшно взволнованы, а я совершенно спокоен, как-то не почувствовал этой опасности. Я её и сейчас не чувствую.

Почему это случилось со мной? Может быть, в напоминание о том, что если Бог спас в последний момент, то ничего не нужно бояться в жизни, Он все может сделать, и во всем нужно положиться на Него.

Во время фронта при отступлении наших войск я оказался под боем (солдатом еще не был), пролежал почти весь день на огороде в конопле, расстояние метров десять, не более, для головы прокопав рукой ямочку. При ударе пушки я подпрыгивал, так тряслась земля. Около меня, на расстоянии метра или меньше, прошли танки, по конопле шли солдаты, ругались, кому-то грозили, вроде: вот отступаем, а население прячется, не хочет уходить с нами.

Все время я молился Богу. После окончания боя, к вечеру, моя сестра с плачем побежала искать меня. Я вышел к ней навстречу, лицо мое было все в земле. Она испугалась, думала, что я ранен.

У меня были моменты в жизни, когда вставали такие вопросы, что я терялся, не зная, как на них ответить, становилось тяжело на душе, но вскоре все прояснялось, я давал себе убедительные ответы.

Часто при разговоре о Боге, или даже при спорах о Боге, появлялись такие озарения, которые были и для меня самого новы.

Часто я не знаю, о чем буду писать, но едва начинаю, появляется столько мыслей, будто мне их кто-то подсказывает.

В тридцатые годы в Кремле, в ЦК был верующий человек. Когда выследили, что он хоронил свою дочь по церковному обряду, он заявил:

— Что ж, работать вместе мы не сможем, я верующий и оставляю партию, — рассказали, как достоверный факт.

Я сам знаю одного человека, который сдал партийный билет, заявив, что он верующий. Сейчас — священник.

Я знаю многих из евреев-христиан, больше из молодежи, все они глубоко и деятельно верующие. Особенно у них развита просветительская деятельность, есть среди них уже и священники.

Познакомился с работающими в аспирантуре, филолог, знает многих из научного мира.

Об атеистах говорит, как о духовно выродившихся, научно-беспомощных, сам всесторонне и духовно образован. Желает быть священником. Не дорожит научной карьерой, хотя человек способный, его стараются завербовать на философское отделение.

Сын двухлетний окрещен, жена пока нет, но уже изъявила согласие.

Подошла женщина средних лет: у нее умер ребенок на второй день рождения, она не успела его окрестить. "Я много о нем молюсь, и мне приснился сон, что он крещен. Можно ли о нем молиться в церкви, можно ли его отпеть? Я много об этом переживаю".

Подходят со многими вопросами: обиды от детей, неудачи в жизни... Как всеобъемлюще должно быть сердце священника!

Русские люди любят брать благословение. Некоторые их за это осуждают, но ведь это же проявление веры? Верят в благодать, посылаемую через благословение.

Рассказывают: учительница, которая читала антирелигиозные лекции (видимо, по заданию) сама ходила в церковь, каялась, причащалась.

Рассказал певчий одного храма. Это было во время войны, вначале. Попали в окружение, мало кто вышел. Один генерал, его как-то взрывной волной отбросило, остался жив, перебрался к своим. Пришел в храм, исповедовался, причастился. Когда подходил к Причастию, он был с оружием, ему сказали снять, все выполнил. Заказал молебен.

Рассказал товарищ, слышал от товарища священника: у того исповедовался однажды человек из белорусского правительства. За исповедь благодарил.

Поведала женщина средних лет, с высшим образованием, ей рассказал знакомый священник. Больной краснощекий, на вид здоровый, а на самом деле был в последней стадии чахотки. Священник даже его немного упрекнул:

— Вы бы могли сами прийти в храм. Вы верующий?

Больной ответил:

— Был неверующий, а сегодня в четыре часа утра уверовал... Дело было так. Во время войны он дружил с одним бойцом. Договорились: кто погибнет раньше, тот сообщит, как там. Прошло с того дня много времени, многое забылось, он заболел чахоткой и уже стоял на пороге смерти.

— Сегодня не во сне, а наяву, — рассказал больной, — пришел ко мне погибший товарищ, — он стоял на том месте, где вы стоите, батюшка, и сказал:

— Вот я пришел сказать: на следующий день ты умрешь. Позови священника (назвал имя и храм) и причастись. Кто причастится, тому будет хорошо.

— А ты же погиб без причастия? — спросил он у товарища.

— Так-то так, но я свой грех омыл своей кровью.

Больной исповедовался и причастился, на следующий день в самом деле умер.

Та же женщина рассказала, ей в свою очередь рассказал священник, который находился в лагере во времена Сталина. У него был друг инженер, неверующий. Как-то он не явился на вечернюю проверку, его искали. Когда нашли, он сказал, что у него живот болел. Подошел к священнику и спросил:

— Вы верующий? — он не знал, что тот священник, а, видимо, что-то задумал.

— Да, — ответил тот.

И он рассказал, что вот дошел до последней степени отчаяния и решил покончить с собой, задумал броситься между вагонеток. И только сделал первое движение, кто-то сильной рукой отбросил его. Он увидел удаляющуюся женщину в сиянии. Впоследствии узнал, что его мать в то время молилась за него Матери Божией.

Был безбожник, спорил все время с одним священником, что Бога нет, и смеялся. Перед смертью вдруг позвал священника причастить его. Священник пришел, а тот лежал уже без движения. Хотел было отслужить панихиду по нем в соседней комнате, вдруг вбегает мать больного: открыл глаза, позвал рукой священника.

— Хочешь причаститься? — Священник поисповедовал его немой исповедью, помог перекреститься, он благодарно смотрел и через несколько минут скончался.

В наш храм ходит парализованная, очень усердно молится. её бросил муж, есть дети. Еще молодая, лет тридцати, всегда подходит под благословение.

Служил водосвятный молебен на дому у одной монахини, старенькой и простой. После стали беседовать. Она сказала, что к ней прилетает голубь, она и сейчас раскрыла окно, поджидая его. Голубь клюет на диване, садится ей на голову, воркует над ухом.

— Господи, так что же это такое? — перекрестилась сама и перекрестила дверь, толкнула, и она открылась. Позвала вторую монахиню, которая отошла в сторону, и они вошли в метро. Только вошли, бежит к ним испуганный дежурный милиционер и стал интересоваться, как они вошли: он сам видел, как они входили. Испугался, наверное, потому что, думал, забыл закрыть дверь. Но когда попробовали, дверь надежно была закрыта.

— Так как вы вошли?

— А так вот...

— Ну, как же? Вы видите, вот у меня ключи, видите, дверь закрыта...

Они испугались, что он их заберет куда-то, но милиционер отпустил их с миром.

— Только, — говорила монахиня, — он все время менялся в лице.

Рассказала женщина семидесяти четырех лет. Девочки сами по себе стали поститься в среду и пятницу, за ними стали поститься и родители.

В пионеры не записались, вызвали их родителей. Мать сослалась на отца, отец сказал, что он их принуждать не будет, как хотят.

Брала сороковую молитву женщина из провинции на детей шести лет и еще на руках. Не знала, что в это время делать, смущалась, но улыбнулась довольная, когда читали молитву — ей стало радостно.

Молодой человек двадцати трех лет думает поступать в Семинарию, работает в Союзпечати сортировщиком, очень религиозный. Иногда производит впечатление ненормального. Узнали о поступлении в Семинарию на работе, устроили над ним суд.

— Вот Гагарин и Титов были в космосе и не видели Бога? — спрашивают.

Ответ:

— Недостойны.

— Что ты будешь делать в Семинарии? Здесь ты хорошо работаешь, приносишь пользу.

— Буду молиться о мире. Вот потому и войны нет, что Церковь молится о мире. А то бы давно началась война.

— Но ведь есть плохие священники.

— Вот Осипов, профессор Духовной Ленинградской Академии, отказался от Бога.

— Да, он плохой священник.

Реплика:

— Верующих надо уничтожать.

Голоса:

— Это, конечно, твое дело. Извини, что побеспокоили.

Долго уговаривали, чтобы написал письмо в Семинарию, что он отказывается от Бога.

В 1960 году я с одним священником выносил гроб профессора, который в прошлом писал и пропагандировал, что Бога нет, а потом так глубоко уверовал, что только и жил Богом.

Во время чтения акафиста, когда больная и слабая женщина положила записку для поминовения и копейки (плата), умилился, представив вдруг её горе.

Долго не покидало молитвенное настроение.

Во время литургии на Малом Входе, взглянув на людей, отчетливо представил их страдания и стали душить слезы. Не прекращались и после литургии, когда давал крест. Представлялось величие Христа, как Он спасает людей, как принимает от нас такую несовершенную службу, как наша.

В службе, мне показалось, все может быть значительным, даже чтение записок, даже монета на тарелочке.

Венчались люди лет тридцати. Жили долго гражданским браком, были ссоры, доходило до разрыва. Кто-то посоветовал им отслужить молебен Гурию, Самону и Авиву. После молебна так наладилась жизнь, что они вот даже повенчались.

Рассказал знакомый о подруге школьных лет. Красивая, восточного типа. Сошлась с евреем. Тот потребовал от нее, чтоб она отказалась от христианства, плевала на крест и топтала. Через год замужества стала болеть, врачи не могли определить болезни. Снились кошмарные сны, кто-то её душил. Наконец, сошла с ума.

Вышла замуж за еврея по любви, считала, что сменить религию ничего не значит. Религии, мол, все одинаковы.

Отец её неверующий, сестры безразличны.

В Китае на одном вокзале была икона святителя Николая, все ей молились, даже китайцы. Как-то взорвалась граната, находящихся около нее не тронуло.

Во время пожара ворота, на которых была икона святителя Николая, остались невредимыми.

Перевернулась лодка, китаец кричит:

— Старик с вокзала (т.е. святитель Николай), спаси меня!

Выбился на мель, остался жив.

Из рассказов проживающего в Китае.

Рассказала женщина пятидесяти лет. Угощала она как-то военного, и тот рассказал ей случай из своей жизни. На фронте он очень боялся идти в бой, во сне явилась мать, взяла его за руку и сказала:

— Не бойся, будешь жив.

В бой пошел смело. Контузило, ослеп. Когда лежал в госпитале, вдруг увидел свою мать и закричал:

— Сестра, я вижу!— не сказал только, что видит свою мать.

С того времени стал видеть. Рассказывал, как о чуде Божьем, со слезами на глазах.

Врачи сказали, что у него был шок.

Женщина, которая сейчас ходит в наш храм, в прошлом дочь священника, рассказала о себе.

Когда она работала инспектором школ, от нее требовали вести антирелигиозную пропаганду. Однажды, придя домой, она потеряла сознание, произошла смерть. её отнесли в храм, приготовились отпевать. Здесь присутствовала врач, она заметила, что за ночь на голове у мертвой появилась седина. Убедила, что женщина жива. Отправили в больницу, там пробыла двадцать пять суток без дыхания и признаков жизни. Проснувшись, много рассказывала, но сейчас забыла о чем. Отправили на курорт, по пути еще на десять суток впала в летаргический сон. Проснувшись, будто всё узнавала вновь, губы и руки дрожали.

Организовала союз христианской молодежи, до летаргического сна организовывала союз воинствующих безбожников.

Две женщины средних лет отпевали давно умерших. Стали сниться такие сны, будто умершим змея переела горло.

Дочь священника; отца сослали, и он там умер. Вышла замуж за коммуниста, неверующего. Не знала, к какому берегу прибиться. Когда умирала мать, она сказала ей:

— Ты мне явись и скажи, как там.

На девятый день приснилась мать, взяла её за руку и сказала:

— Верь, все здесь так, как написано.

Как-то нужно было справлять поминки по матери, ей не с чего было. Приснилась мать, куда-то шла.

— Куда ты, мама? — спросила у нее.

— Завтра мои поминки.

— А мне нечем справить.

— Продай крест татарке, — сказала, указала дом, другие люди кресты не покупали.

Девушка-атеистка, комсомолка, увидела крест у подруги, привела её на бюро, и та вынуждена была отдать комсомольский билет.

Веру и верующих ненавидела. Вдруг заболела бруцеллезом, температура большая, бредила. Видела солдат, какие-то плавания. Называла давно умерших по именам, хотя их в жизни ни разу не видела. Иногда в полузабытьи говорила:

— Молись за меня.

Врачи определили: безнадежна, мать и подруги в отчаянии. Прибежала одна из подруг к верующей, которая мне все это и рассказала, и попросила помолиться. Та сначала отказывалась, потом все-таки пошла в храм и попросила старенького священника. Тот ответил грубо:

— Какое твое дело, пусть сами молятся, — но все-таки согласился.

Во время чтения акафиста Матери Божией, молился с особым усердием. Тут оказалась и мать больной. Когда её показали священнику, тот схватил её за шиворот и швырнул к иконе:

— Молись.

Мать долго молилась. На следующий день стало лучше, спала температура.

Выздоровела, теперь верующая.

Рассказала женщина-врач про свою знакомую из деревни. Отец её вступил в партию во время коллективизации, чтобы устроить свою жизнь. Жена настаивала выйти из нее. Когда она умерла вскоре, и сам он заболел и умер. Осталась шестнадцатилетняя эта знакомая и на её обеспечении младший брат, слепой и без ноги после воспаления мозга.

В колхоз она не пошла, несмотря на принуждения. Все время у нее спрашивали, кто научил её этому. Подозрения пали на священника, но девочка отрицала. В колхоз записали насильно. Отобрали у одних людей корову и дали ей, но она отказалась. Когда приехали из города забирать таких калек, как её брат, она договорилась отдать им его, но потом стало жалко, побежала на могилку матери, плакала всю ночь. Возвратилась. Брат почувствовал, что она задумала и сказал ей:

— Не отдавай меня, я тебя скоро освобожу.

В другое время, когда она с подругой подходила к двери, брат с кем-то разговаривал. Когда спросила у него, он ответил, что приходила к нему женщина и спрашивала, как я живу.

Перед смертью видел свою мать, умер очень спокойно.

Замечено. Во время советских праздников (Октябрьская, Первое мая) бывает много крестин.

В троллейбусе, мужчина, уже пожилой, жалуется, что его дочь заболела...

— Чем же? — спросил у него.

— Стала верующей, а была комсомолка, научный работник.

— Так в чем же её болезнь выражается?

— Часто ездит к Преподобному Сергию, ходит в храм.

— Что, она вас обременяет, не может заработать на пропитание?

— Да нет, все может, но верует в Бога...

Тогда одна женщина стала ему доказывать, что вера — не болезнь, и все нормальные люди веруют.

Весь народ заинтересовался, некоторые хвалили женщину, а иные спорили.

Священника вызывали по повестке, сидят несколько врачей.

— Вы распространяете заразу, из одной Чаши всех причащаете, — обвиняют его.

— Простите, — сказал священник. — Мне восемьдесят лет, сорок пять я священствую. После всех причастников мне приходится потреблять все, что осталось от верующих. Уж кто-кто, но я в первую очередь должен заразиться, а как видите, я здоров, также здоровая вся моя семья.

Один из врачей подтвердил, что по его статистике меньше всего заразных больных из духовенства.

Молодой человек лет двадцати пяти, по виду нормальный, о себе говорит, что он психически больной. Приехал учиться на священника, не приняли, он с этим смирился.

Раньше в нем был бес, мучал его, а сейчас он с Богом, ему легко. Всех готов любить, носит с собой книжечку, на обложке которой изображение Божией Матери. В книжечку заложен цветок, в особых случаях, например, исповеди, он зажигает свечу.

Улыбка у него лучистая и приятная. Хочется ему обличать преступников. С этой целью он приехал в Россию из западной Украины, думал, что здесь нет верующих, а здесь их так много и от этого ему радостно.

Рассказали об одной пожилой учительнице. Когда отменили преподавание Закона Божьего, перестала учительствовать. Ходит в Елоховский собор, всегда с собой имеет цветы, которые всякий раз кладет к иконе.

Всегда радостная, довольная, её называют блаженной.

Как-то был в тяжелом состоянии. Неприятности по храму со стороны старосты, чувствовал себя удрученно и подавлено.

Взглянул на южную дверь алтаря, где изображен Архистратиг Михаил с мечом, и стало умилительно. Он всегда бодрствует и готов отразить всякие неприятности. Некоторое время от этого было молитвенное настроение.

Рассказал священник. Вызвали причащать на дом, был поражен христианским настроением больной, её покорностью воле Божией.

Она оказалась еврейкой, дети её крещены. После её смерти, или еще до смерти, тут я что-то путаю, выяснилось, что она не была крещена, все откладывала, считала себя недостойной.

Одна из жительниц Москвы была как-то в одном монастыре, видит сон. Раздвигаются стены, кто-то объявляет, что идет игуменья. Входит женщина в черном, долго смотрит в её глаза.

В Москве, будучи в гостях, рассматривая фотографии, узнала эту игуменью. Когда спросила, кто это? Ответили: княгиня какая-то.

В школе случилось воровство, украли пальто. Школа уплатила 1500 рублей старыми деньгами.

Однажды к директору явилась девушка, сказала, что она бывшая его ученица, попросила поговорить с ней наедине. Находящаяся тут учительница вышла.

Когда учительница возвратилась, девушки уже не было. Директор сидел мрачный, расстроенный. Оказалось, эта девушка тогда уворовала пальто. На исповеди ей сказали, чтобы она уплатила директору 1500 рублей. Она так и сделала, хотя ей трудно было собрать такую сумму.

Однажды, когда я лег в постель (ночь, свет погашен), мне представилась одна изможденная старуха нашего храма, рот раскрыт страдальчески. И я отчетливо представил себе её горе человеческое, покатились слезы, и я долго плакал о горе людском. Была жалость к людям и никакой ни на кого обиды.

Рассказал священник, что он знал молодого человека, инженера по специальности, который, увидев, с каким остервенением разоряют храмы и как защищают их верующие, понял, что есть Высшая сила и уверовал в Бога. Задумал поступить в Семинарию. Говорит, что в наше время нужнее быть священником, чем инженером.

Из тетради образованной женщины. Работала в Издательстве, передаю своими словами.

— Ты жив?

— Жив. Меня дедушка поднял. Вот только забыл, что мне приказала мама.

Дома узнал дедушку, который его поднял, посмотрев на образ преподобного Серафима.

Последствий падения никаких.

2. За священником С. приходили трижды. В третий раз вечером, женщина, муж умирает, просит священника.

Встретил взволнованный человек, бледный, но вполне бодрый.

— Я очень рад, что вы пришли.

Началась исповедь, продолжавшаяся всю ночь. Бывший партийный работник. Священник С. говорил потом, что ему было страшно от этой исповеди.

Он принимал исповедь сначала стоя, потом сидя. Исповедующийся ходил по комнате. На рассвете священник прочел разрешительную молитву, благословил. Когда наутро пришел узнать, в каком состоянии больной, ему ответила жена, что вскоре после вашего ухода он скончался.

— Я земно поклонился праху почившего, — сказал С. — и возблагодарил Бога за Его милосердие.

3. Владелица тетради знала одного священника, который ходил бедно одетый, в заплатанной рясе. Ничего у себя не имел дорогого, кроме золотого креста. После службы беседовал с нуждающимися и оделял их деньгами. Сослуживцы к нему относились свысока, всегда нагружали его работой по храму. Он для каждого человека находил теплое слово.

Убили бандиты, польстившись на его золотой крест, но креста в это время у него не было, оставил в храме на престоле.

Сегодня слышал, передавали, как факт точный. У одного человека была операция, он видел себя со стороны, все, что с ним делали, и не чувствовал никакой боли. Потом почувствовал острую боль и потерял память. Врачи засвидетельствовали, что семь минут была клиническая смерть.

Оперируемый проверил, что говорили и что делали во время операции. Точно так все и было, как он видел.

Среди подходящих под благословение ко мне подошли двое нерусских, черных, восточного типа. Один сложил руки, как и все, чтобы я его благословил.

Благословив, я спросил у него, какой он веры? Ответил, что они оба мусульмане. Пришли за тем, чтобы я рассказал им о Христе.

Слушали очень внимательно, зачарованно. Один сказал, что он женат на русской.

Снится сон одной женщине, живущей у Рижского вокзала, чтоб она икону Казанской Божьей Матери, которую она очень любила, принесла в наш храм.

— Я не знаю, где он, — сказала она. Указан был адрес, по которому она нашла наш храм и со слезами пожертвовала икону.

Первое время к ней многие прикладывались, сейчас меньше.

Несколько дней тому назад женщина, почти преклонных лет, стала интересоваться моими службами, особенно проповедями.

Сегодня подходила и просила совета. У неё от родителей осталась икона, которую она все время держала в чемодане, недавно только достала. И ей, и дочери, и её сыну, было так хорошо! Мальчик с особенным благоговением стоял перед иконой.

Дочь её против веры, муж неверующий, хотя особо плохого не говорит против веры. Но недоволен тем, что икону держат открыто.

— Может быть её завешивать?

— Нет.

Она вздохнула и согласилась.

Навещал врача — хирурга. Два года он работал в Кремле со своим знакомым — знаменитым врачом, тот был верующим, разговаривал с самим Сталиным.

О враче, которого я навещал, писали в газете, что он верующий. Заболел раком, всё уже поражено, делали операцию. Ему об этом не говорят. Болей никаких. Говорит, что он всю жизнь молил Бога, чтобы Он послал ему безболезненную кончину. Бодр духом. Особенно его поражают слова: "Духа не угашайте..."

Постскриптум. За два часа до кончины начались боли. Выяснилось, что он все знал, какая у него болезнь, не говорил только, чтобы не расстраивать жену. А жена, зная об этом, не говорила ему о его болезни, чтобы не расстраивать его. Знал я одного врача, который тоже недавно умер, кажется, терапевт. Собирал религиозную литературу и распространял её. Собирался составить религиозный сборник, но смерть оборвала замысел.

Когда я уходил из храма, меня за руку остановил мужчина средних лет, со всей серьезностью сказал:

—Благословите, батюшка, — видимо, из приезжих.

Один врач, очень хороший специалист, так пришел к Богу. Ходил в храм по просьбе отца и там дремал, но вдруг его поразили слова: "Благодарим Господа", — он подумал было: "За что мне Его благодарить? Я молод, все имею, — потом дошло:

— А от кого это? От Бога", — и стал сознательно веровать.

Сегодня с трудом совершал литургию, болел желудок. Потреблять пришлось много, думал, что не потреблю. Но перекрестился и сам не заметил, как всё потребил и почувствовал себя гораздо лучше.

Господи, прости мое малодушие.

Рассказывал врач на пенсии. Один священник созвал своих знакомых: в семь часов он должен умереть.

Пришли, разговорились, глянули на часы — ровно семь. Пошли проверить: священник, в самом деле, был мертв.

После смерти мужа одна женщина раздала все, что имела, оставила себе только одну рубашку от него, которой очень дорожила. Приходит какой-то человек и усиленно просит отдать ему эту рубашку.

— Дай ради Христа, ты видишь, я раздет, — обнажил свою грудь.

Она отдала ему эту рубашку.

Как-то на рынке она увидела этого человека, продающего её рубашку на выпивку. Ей очень обидно и больно стало. Приснился сон, Христос говорит ей:

— А рубашка та на Мне, — и показал ей рубашку.

Ученик седьмого класса, верует. Евангелие уже читал несколько раз, сейчас читает Жития Святых.

Сообщили, что женщина, которую я соборовал, которая в то время тяжело дышала, совсем задыхалась, спать могла только сидя, — поправилась.

— Это ведь чудо! — говорят. — Ходит и сама готовит обед.

Я тогда её очень пожалел.

Постскриптум. Причащал и еще раз, вскоре умерла.

Во время освещения пасхальных куличей люди были очень довольны, просили, чтобы кропил их и их детей.

Девочка семи лет просит бабушку, чтоб та её крестила. Родители её коммунисты, не верят в Бога. Просит, чтобы почаще водила её в храм.

Пришел в храм молодой человек, лет двадцати пяти, пьяный, еле держится на ногах, просит взять его грехи, хочет быть чистым.

Женщина глубоко религиозная, простая. Рассказывают, что когда я ей сказал примириться с оскорбившими её, она очень переживала, но все-таки попросила у них прощения, хотя они над ней и посмеялись.

Парализовало, соборовал. Причастилась, плакала.

После соборования видела сон. Какой-то дом, столы. Вхожу я, благословляю столы, и все чудесно запели "Аллилуйа".

Говорят, перед смертью много разговаривала с Матерью Божией, благодарила её, что Она её спасла.

Отпевал её я. Когда поливал маслом от соборования, пели "Аллилуйа". Не это ли видение во сне?

Рассказала женщина про своего знакомого. Был на фронте, в окопах ему послышался колокольный звон, спросил у других, те ничего не слышали.

После того случая стал верующим, часто ходит в храм, очень усердно молится.

Рассказала монахиня, сама бывшая в ссылке. Вели под конвоем трех священников, нужно было остановиться на ночь, никто не пускал. В один дом зашли, не надеясь на успех. Их встретили старушка, очень приветливо, сказала, что она их ждет весь день. Оказывается, ей был сон, что к ней сегодня придут три человека, верных Богу.

Сегодня мне рассказала женщина средних лет, как она исцелилась, обратившись к Церкви. Принимала святую воду и так далее. А до этого врачи объявили её безнадежной, болел желудок, были сильные боли. Спасалась тем, что принимала кусочек сахару. Её родственник, по её словам, от Причастия получил исцеление сердца, сам он старый большевик.

Молодая девушка благочестиво прикладывалась к иконам, потом подошла ко мне под благословение. Сегодня сдает экзамен.

Подошла женщина, на вид интеллигентная, я давал крест.

— Хочу с вами поговорить.

— В чем дело? — тут же стала плакать, говорить, что у нее сын пьяница.

Потом рассказала, что она потеряла веру со смертью митрополита Александра Введенского, обновленца. Она его очень уважала. Как будто он унес её веру за гроб. Перестала ходить в храм Божий, исповедоваться, причащаться.

— Благословите, чтобы мне легче стало.

Во время Всенощной в Никольском храме на Преображенском кладбище я, взглянув на изображение Матери Божией и Архангела Гавриила Ей благовествующего, был поражен до слез. Матерь Божия, мне показалось, смотрела нежданно и испуганно. Она, смиренная, ничего не думающая о Себе, мне показалось, вдруг слышит такую весть. Такая смиренная и вдруг?... Изображение, мне показалось, очень хорошо передавало её состояние.

В храме на Преображенском кладбище в приделе святителя Николая я, посмотрев на икону, где Младенец Христос обнимает Матерь Божию, был тронут. Это Бог так нежно, так любовно обнимает человека. Эта мысль меня и сейчас волнует и трогает.

Беспартийный, в жизни всегда удача. Жена его тоже верует, но не так глубоко.

День тому назад причащался с сыном пяти лет.

Одна старушка, на вид исхудалая, простая, говорила, что ей очень жалко людей, она никого не осуждает.

Был в молитвенном настроении. Алтарь. Вдруг опустил глаза и увидел надпись на Жертвеннике: ЦАРЬ СЛАВЫ. Как-то почувствовалось, что Он здесь и Он именно ЦАРЬ СЛАВЫ, несмотря на всяческие глумления.

Рассказывала женщина, образованная, слышала от женщины в магазине, как та стала верующей и вся её семья тоже.

Муж ослеп, принесла с собой водички святой из храма, помазала ему глаза, и он прозрел. И это такое действие оказало, что все они стали верующими.

Мне передают: спрашивает женщина, как поминать ту, которую повесили?

Выхожу, молодая женщина со слезами на глазах:

— Мою сестру, девятнадцати лет, сначала били, потом повесили. Как молиться, что делать, расскажите, ничего не знаю?

Отслужил панихиду. Сказал, что убили её тело, души её никто не может убить. Так растрогалась, что схватила мои руки, стала целовать, всех окружающих благодарила.

Вышел из алтаря, в храме все окончилось. Смотрю, стоит девушка лет семнадцати со свечою в руках, в недоумении, куда её поставить. Она уже поставила одну свечу св. Николаю, теперь бы Покрову Божьей Матери.

Иконы такой в храме не было. Сказал, что можно поставить перед любой иконой Божьей Матери.

— Перекреститесь, станьте на колени.

При попытке перекреститься и стать на колени её разбирал смех, сказала, что ей неудобно.

— Но здесь никого нет, кто бы над вами посмеялся. Смотрите, как я стану, — я перекрестился и опустился на колени.

Она сделала то же, без смеха, поцеловала икону.

— Веруйте и молитесь, и все, о чем ни попросите, будет исполнено.

— Неужели? — радостно переспросила она и тут же торопливо ушла из храма.

В Семинарию поступил молодой человек, родители его неверующие, настроены против. Его уговаривали власти не поступать, обещали устроить на хорошую работу, послать на курорт.

Он от всего отказался.

Брат старший уверовал, младший на него смотрел скептически и заявлял, что он — убежденный материалист.

Старший, как бы забывая о его высказываниях, принес как-то ему Евангелие и сказал:

— Прочти, — он на этот раз отказался.

Впоследствии старший брат это Евангелие дал почитать соседке. И вот однажды младшему брату захотелось прочесть Евангелие. Искал, нигде не находил. Это подогрело его желание.

На следующий день, придя из института, снова стал искать. И снова бесполезно. У него еще больше разгорелось желание. Тогда он, как бы обессилев от поисков, сел и сказал:

— Господи, если Ты есть, помоги мне найти Евангелие, — и буквально в тот момент, говорил мне сам этот человек, стук в дверь.

Входит женщина и отдает мне то самое Евангелие, которое я искал.

— Вот я брала у вашего брата почитать, возьмите.

— Я остолбенел, — говорит он, стал читать. Самое сильное впечатление произвело воскрешение Лазаря — это было для него убедительнее всего.

Потом о Евангелии снова забыл. Через год вспомнил о храме, поехал в Загорск. И с тех пор глубоко и сознательно верующий.

Был еще такой случай с ним. Экзамен, дали микроскоп, очень плохой, и сказали: определите, где сердце, а где почки. Все сливалось, и трудно было понять. Он сказал про себя: "Помоги, Господи", — и когда ему хотелось сказать "сердце", язык, вопреки его желанию, выговорил "почки", и это было правильно.

В институте узнали, что он уверовал, вызвали в деканат. Обращались довольно культурно. Сказали, чтобы был осторожен и не разговаривал со всякими подлецами. А им с ним интересно было бы поговорить.

— Ты бы нас просветил.

Рассказала девушка, верующая. Одна девушка приходит к молодому священнику и говорит:

— Хочу креститься.

Он спрашивает:

— Верующая?

Она отвечает:

— Не знаю. Скорее всего, что неверующая. Но отчетливо чувствую, что мне чего-то не хватает. Вот вы верующий, — говорит священнику, — у вас есть смысл жизни, вы на что-то надеетесь и чего-то ждете...

После нескольких бесед священник её крестил.

Молились два брата, молитва была глубокой, искренней. Послышался грохот, половицы заходили, как волны. Проснулся отец и спросил, что здесь такое происходит?

Рассказывал один из этих братьев.

Вызвали меня телеграммой к моей маме, умирает. Печень распухла, стала, как камень, мама задыхается.

Пособоровал и причастил. Уехал. Мне было очень её жаль, и я молился о ней Богу.

В Москве врач сказал; мама живет в Брянской области, что у неё рак печени, скоро начнутся боли. Но проходило время, болей никаких не было, опухоль прошла сама по себе.

Она приезжала ко мне в Москву, жаловалась больше на головную боль.

Часто женщины говорят, что им в храме плачется, особенно во время Херувимской. Некоторые говорят, что плачут сами не зная от чего. Не чувствует ли это их отзывчивое сердце неземную красоту?

Венчал пару, уже в возрасте. Он крещен в детстве, в храме еще не был. Никогда не исповедовался. Она в храме бывала, но редко.

Очень скромно и серьезно вели себя во время венчания. Креститься не умели, особенно он.

После венчания, смотрю, у него на глазах слезы, у нее тоже, но поменьше.

У всех, кто присутствовал при венчании, было праздничное настроение.

Рассказывал школьник, окончивший одиннадцать классов. Он верующий, в школе его преследовали, школьники избивали. Некоторые учителя ненавидели. Одна учительница, будучи зла на него, поставила ему по химии — три, а ему хотелось — четыре. Пошел в храм, помолился, чтобы была четверка. Секретарь, когда переписывал аттестат, хотя и видел три, но механически поставил четыре, и в скобках написал "хорошо". Опомнившись, побежал к директору. Тот сказал: надо переписать. Но бланков не было и пришлось волей-неволей утвердить "хорошо".

Шел с одним священником, сзади голос:

— Другой батюшка, — с теплотой.

Уронил газету. Один человек догнал меня, чтобы отдать. Смотрел на меня с уважением.

Священника начинают уважать.

Рассказала женщина, с которой это было. Три года она страдала кровотечением, перебывала у всех врачей. Наконец, её назначили на операцию, операция предстояла сложная.

Она окончательно обессилела. Решила, прежде чем пойти на операцию, причаститься.

Стояла в храме, в глазах темнело. Думала, что причащусь, помолюсь, чтобы Господь внушил врачам, что сделать, и тогда — будь, что будет. На исповедь пойти не хватило сил. Причастилась, не исповедовавшись.

Пришла на следующий день к врачу, тот внимательно осмотрел её и сказал:

— Да вы совсем здоровы. — Но на всякий случай положили в больницу, лечили сном. Через несколько времени выздоровела, и теперь здорова.

Женщина глубоко верующая, лет пятидесяти, очень добрая.

Слышал от нее сам.

Пришла женщина лет двадцати семи. Мужа одолевает тоска, не находит себе места, хочет покончить с собой. У него даже есть вера, непьющий.

Сказал, чтоб привела его в храм.

На следующий день пришли оба, исповедовались. Оба на лицо очень грустные, будто чем-то придавленные.

У него была измена жене, она раскаивалась, что редко ходит в храм.

Причастились. Говорят, стало лучше.

Рассказала девушка лет тридцати, фельдшер или медицинская сестра, не помню, о своем отце — священнике.

У него обнаружили рак, исследования показали. С трудом принимал пищу, рвало. Назначили на операцию.

Но прежде чем пойти на операцию, дочь повела его к монахине. Монахиня, старенькая, встретила отца приветливо, подошла к нему под благословение и сразу заговорила о его болезни:

— Вы мнительны. Не может быть, чтобы Бог дал вам сразу два испытания.

Священник только что возвратился из заключения. Дала ему много пищи, он испугался, что не съест.

— А вы с водичкой, — съел все.

Посоветовала ему пить ту воду, которой он обмывает копии после Агнца.

Он стал так делать, болезнь прошла. Когда пошел на анализы, все удивились. Сказали, как бы между прочим, что опухоль, наверное, была не злокачественная, и в заключение:

— Бог вам помог.

Дочь сказала, что после такого случая она вообще перестала верить в медицину, и добавила, что у нее вот никак не могут определить болезнь.

Рассказал наш настоятель, слышал от других. Одна учительница, когда спросили у нее, верит ли она в Бога, ответила, что не верит. её стала мучить совесть. Поехала в Загорск, поговорила со священником. Тот сказал ей, что это отречение от Христа перед народом. Она пришла в школу и заявила, что верует в Бога, а тогда она сказала неправду...

— В таком случае вы не можете работать учительницей, — сказали ей.

— Что ж, увольняйте, — решилась она. Пока не уволили.

У одного атеиста, партийного, была домработница, приходящая. Он ей часто говорил, почему ты веруешь в Бога, ведь Его нет?

Заболел. Во время болезни видел какой-то сон, задумался. О домработнице сказал, что она хорошая женщина.

Ребенка привезли из роддома, пупок, видимо, был плохо обработан. Мать решила скорее его окрестить. На следующий день заметно уже было улучшение.

Рассказала бабушка.

Эта же женщина-бабушка как-то ехала в трамвае, народу было слишком много, она держалась за поручни в открытых дверях.

Какой-то военный, вскочив в вагон, повис на её руках. Её руки не выдержали, и она поползла вниз. Чувствует, как её ноги ложатся под колеса. Она в отчаянии закричала:

— Матерь Божья, ноги, — чувствует, как её ноги Кто-то относит, колеса только прошли по её одежде.

Все видевшие это, когда остановился трамвай, в испуге смотрели на её ноги, думали, что оттерло.

Рассказала женщина, а ей рассказала та, в доме которой произошло. Ребенок пяти лет всё время просит, чтобы его окрестили. Наконец, бабушка сумела его окрестить. После крещения он взял зонтик и выпрыгнул с пятого этажа. Мать упала в обморок, отец вызвал скорую помощь. Ребенок ничего себе не повредил.

— Зачем ты это сделал? — спросили у него.

— А я же с зонтиком-парашютом. Когда я прыгнул, меня Тетя подхватила и поставила на землю. Вот Эта, — указал на икону Матери Божией.

Эта же женщина рассказала, что в квартиру одного человека с верхнего этажа просачивалась вода. Просмотрели всюду — нигде повреждений не обнаружили.

В это время малолетняя дочка одного партийного работника просила, чтоб её окрестили. Как только крестили, вода перестала просачиваться.

Партийная, сын её все время говорит о Боге, она унимает его. Сын заболевает и умирает. Умирая, смотрит кругом радостно и говорит:

— Христос пришел.

На мать это произвело такое действие, что она уверовала в Бога и теперь ходит в наш храм.

Одна женщина прятала икону Николая Чудотворца в шкаф, доставала её только для молитвы. Однажды в полузабытьи видит: входит в её комнату Женщина и Старик, похожий на Николая чудотворца.

Женщина говорит:

— Нам здесь делать нечего, Старик: Она меня прячет в шкаф.

После этого видения женщина повесила икону на открытом месте, в шкаф больше не прятала.

Рассказала женщина с высшим образованием, литератор. Только умер её отец, у матери обнаружили рак, вокруг язвы желудка образовалась опухоль. Дочь подошла к иконе Божьей Матери, и с дерзостью, как впоследствии показалось, сказала:

— Матерь Божия, как хочешь, но Ты должна вылечить мою маму.

Через некоторое время из больницы, в которой лежала её мать, прибежал радостно взволнованный врач и сказал:

— Чудо совершилось, опухоль рассосалась. Операцию делать не нужно было. О враче она не знает, верующий он был или неверующий.

Протестантка-иностранка приняла Православие. Почувствовала, что в протестантизме чего-то не хватает, и это она нашла в Православии.

Привыкает к долгим молитвам, молится усердно. Сам знаю.

Подошла девушка, студентка пятого курса института. Надо венчаться, но чтобы нигде не записывали. Жених не крещен, она рада, что он дал согласие на венчание.

— Надо крестить, — сказал я.

Она боится об этом ему говорить, как бы не отказался.

— Помолимся, — предложил я.

Приходили мать и дочь. Мать плачет: — Батюшка, помогите.

Согласились привести жениха для разговора. Разговаривал с женихом, он готов креститься.

Крестил. На следующий день все втроем пришли причащаться. Обвенчались.

Рассказал адвокат. Видел сон. Икона Матери Божией зашевелилась и подзывает его к себе.

— Почему ты не перевернешь Меня, Я нахожусь вниз головой.

Проснувшись в испуге, он закричал:

— Мама, переверни икону.

Когда мать подошла к иконе, она, в самом деле, была вниз головой.

Он же, когда поступал в Университет, все сдал, кроме немецкого — не знал и некогда было готовиться, помолился: "Господи, сделай так, чтоб я поступил и вера бы моя укрепилась".

Вдруг своровали у него паспорт и зачетку, он прибежал в Университет, расплакался. Председатель экзаменационной комиссии посочувствовала и хотя он сдал немецкий на два, поставила ему удовлетворительно. Приняли.

Он же работал на эскалаторе-машине. Все обломилось, загрохотало кругом, он как-то уцелел. Приписывает спасение Богу.

Девочка трех лет, когда уходила бабушка в храм, говорила ей:

— Поставь свечку, — или: — Помолись Царице Небесной, — потом:

— Бабушка, я хочу креститься.

Буря на море, спасенья нет. Ну что ж, гибнем, — решили все.

Один говорит:

— Моя бабушка в трудные минуты всегда молилась, разрешите помолиться.

Капитан разрешил. Но оказалось, что никто не знал никаких молитв. Нашелся только один грузин, он читал "Отче наш", а все за ним повторяли.

Их всех с грузом выбросило на берег, сам корабль разбился. Капитан обо всем доложил. Всё, как было. Ему дали выговор с предупреждением за то, что он не спас корабль.

В трудное время, во время голода, одна женщина решила умертвить своих детей, чтобы не страдали. Подошла к ним. Какая-то сила её отбросила.

Одна женщина как-то подумала, что еще ни разу не видела бесов. И вдруг телега, на которой она находилась, сама стала подыматься. Прочла молитву, и все исчезло.

Сегодня был у меня еврей, тридцати двух лет, верующий из семьи неверующих.

Много в детстве перестрадал, как еврей. Пришел к мысли, что зло можно победить только добром.

Очень кроткий и добрый, говорит замедленно.

Долго разговаривал с ним, говорит, что он крещен Духом Святым, огненным крещением.

Когда я прощался с ним, благословил его священническим благословением, он вдруг сказал:

— Вот в этот момент вы мне многое дали, этого еще мне не хватало.

Впоследствии пожелал креститься, но я не крестил его, потому что, оказалось, верит в перевоплощение. А еще впоследствии выяснилось, что он крещен в детстве домработницей.

Он всегда делает так: в чем его обвиняют как еврея, поступает наоборот. Говорит, что две ветви, разорванные враждой (евреи и русские), должны соединиться любовью.

Подходит девочка к моей жене и говорит:

— А ваш Миша верит в Бога.

Девочка помолчала и говорит:

— И я верю в Бога.

Детям пять — шесть лет.

Мама упала, наряжая елку. Наташенька смотрела на это с ужасом, потом говорит:

— Мамочка, если б ты ушиблась насмерть, я бы с тобой тоже умерла, и мы бы с тобой там жили.

Бабушка говорит:

— А я бы с кем осталась?

— А с тобой остался бы Миша.

Был у меня на беседе один чекист по поводу своего сына — тот уверовал в Бога.

Сначала чекист был неприступен, ни с кем не поздоровался. Разговорились.

— Вы что же, решили гнать своего сына? — сказал я. — Потеряли его как единомышленника, а теперь потеряете как человека.

Это для него стало как-то убедительно, и он попросил, чтобы я ему помог: сын в последнее время стал пить.

Уходя после беседы, чекист всем низко поклонился, беседой остался доволен.

Пригласив как-то в гости, сказал мне:

— Спасибо вам, вы хорошо влияете на моего сына, он даже коммунистов перестал ругать.

Девочка в нашем дворе как-то сказала:

— Вот была бы у меня мама Нина Ивановна (это моя супруга), я бы с ней каждый день ходила в храм.

Мать её долгое время была неверующей, недавно только уверовала.

Однажды, кадя храм, я посмотрел на клирос. Пели старухи — женщины очень простые. И я подумал: "Бог поручает часто великое дело в этом мире немощным и немудрым. "Мудрые" смеются: кто, мол, там в храме?" Как будто старики и старухи ничего не значат.

Все в этом мире наоборот. Но последние будут первыми.

Рассказала женщина об одном мальчике, у которого бородавки облепили все пальчики. Ему было неловко, он страшно переживал, им ребятишки гнушались.

Эта женщина ему посоветовала, чтобы он молился дедушке Сергию. Помолившись с ней вместе, они помыли руки из источника Преподобного Сергия — и все исчезло.

У этой женщины болел муж, печень, болезнь тяжелая.

Встретила как-то в Загорске, в Лавре, незнакомого человека. Тот сказал ей, что у неё муж больной, и он хочет помочь ей.

Посоветовал достать овес, томить его и давать пить отвар из овса.

Так сделала, и болезнь прошла.

Сегодня мне рассказал один человек об ожившей женщине после операции. Сам он слышал от друга, который с этой женщиной беседовал.

Она неверующая, жила распутно, все посмеивалась над соседкой, которая ходила в храм: все, мол, ходишь замаливать грехи?

Заболела раком, положили на операцию, везде оказались метастазы.

Под ножом она и умерла, выбросили в трупельню. Она чувствовала боль в сердце, и вдруг глядит: собрался народ и говорит: "умерла", её не замечают. Она вышла и пошла. Удивительно, как только подумает про какое-то место или про кого-то, сразу видит.

Долго она бродила. Потом подходят к ней двое и поднимают её в воздух, слышит голос:

— Обратно. Покажите ей, что будет за грехи.

Она снова вошла в свое тело. Когда зашли в морг брать её на вскрытие, увидели у нее признаки жизни, она ожила. Подлечив, отправили её в санаторий. Там был к ней голос:

— Не для того тебя послали снова на землю, чтобы наслаждалась, а чтобы проповедовала.

И она теперь глубоко верующая, и всем рассказывает о том, что с ней было. За это её два раза пытались судить.

Моя дочь Наташа (шести лет), когда её брали в больницу, и тот, кто приезжал за ней, оказался верующим, этому очень обрадовалась и сказала маме:

— Он верующий, вот хорошо!

Когда я спросил у нее в больнице, молишься ты здесь? — она наклонилась к моему уху и сказала:

— А как же я буду молиться, здесь неверующие?

Когда ей делали перевязку и заметили на ней нательный крестик, одна женщина сказала:

— Надо снять.

Другая, более пожилая:

— Пусть будет.

Мужчины молчали. Наташенька сказала определенно:

— Снимать крестик нельзя, — и они не сняли.

Сегодня разговаривал с человеком, у которого девятилетний сын занимается религиозными вопросами и так, что приводит их в удивление.

Они все крещены, в том числе и сын, но никогда с ним о религии не говорили, сами религиозными вопросами не занимались, и им странно и удивительно, что сын их этим занимается. Они беспокоятся о том, как бы здесь, не было крайности, и ему будет трудно в жизни.

Наташенька, моя дочь, принесла сегодня в комнату подбитую птичку:

— Папа, её нужно отогреть.

Я посмотрел, птенчик уже закоченел.

— Она умерла, — сказал я.

Наташа не отступает:

— Все равно пусть полежит, — потом, уходя на улицу:

— На этом свете птичка может умереть, но будет жить на том, — и уже, закрывая дверь:

— Потому что она с Богом, — ушла с грустной улыбкой.

Остановила старуха, ушедшая в себя от грустных мыслей:

— Послушай, батюшка, мне нужно с тобой поговорить, — начала рассказывать длинную повесть, как её дочь покончила с собой.

Видимо, была семейная драма, как-то её дочь сидела на берегу реки, после этого пришла домой мокрая и покончила с собой. Старуха говорит в каком-то забытьи:

— Она его сильно любила, всю вину взяла на себя...

— Веровала ли она? — спросил я.

— Веровала и причащалась, — отвечала старуха.

Мне стало жаль и эту старуху, и её дочь, долго сдерживал слезы.

— Можно ли её отпеть? — наконец спросила старуха.

Я, долго не думая, сказал, что можно. Старуха просветлела. Потом я стал волноваться, думать, правильно ли сделал? И приходил к мысли, что правильно, потому что современный человек это все равно, что невменяемый, настолько у него все запуталось.

Привезли покойницу, полная женщина средних лет, на лице успокоенность.

Начал отпевание с подъемом духа, молился усердно, просил Бога простить меня за мое дерзание. Потом начались сомнения, потом снова уверенность.

Сейчас у меня вот какое мнение. В самом деле, современный человек в основном невменяемый, психически больной. Нужно бы пересмотреть чин отпевания, что-то вписать о самоубийцах, однако демонстративно этого делать нельзя. Господи, просвети и научи.

Ходит ко мне человек с высшим образованием, музыкальный критик, тридцати двух лет. Он причащается, бывает в храме, но его часто одолевают сомнения: хочет найти Живого Бога, о Нем тоскует...

— Когда представлю вдруг, — говорит он, — что религия — просто фантазия, начинаю отступать от нее, но вдруг начинаю чувствовать — образовывается пустота, снова стремлюсь к религии, потому что без нее жить нельзя, но и снова подступают мучительные сомнения.

И вот я уже знаю его около двух лет, эти сомнения его не покидают. Господи, помоги ему.

Я чувствую, что все, что я делаю, если это кому-то приносит пользу, не мое, это делает благодать священства на мне. А в самом деле я и не умею, и ничего не знаю, как делать.

Один человек мне сказал, что он уверовал от того, что его поразила красота церковного богослужения. Особенно поразило его то, как один священник истово читал молитву святого Ефрема Сирина "Господи и Владыко живота моего".

— Для священника, — говорил он, — мне казалось, ничего не существовало другого, кроме этой молитвы, и эта его убежденность сильно подействовала на меня.

Первое боевое крещение Миши. Мама отнесла в школу заявление о его приеме. Учительница, получив ответ на вопрос, кем работает отец, сразу же удивленно:

— Ему будет трудно! — и к Мише:

— Миша, а ты веруешь в Бога?

— Да, — отвечает Миша.

— И крестик носишь?

—Да.

— И ходишь в церковь?

—Да.

— И тебе там интересно?

—Да.

Приближает свое лицо к лицу Миши, шепчет заговорщически:

— Миша, а ты Бога видел?

— Бог невидим, Его видеть нельзя.

— А это кто? — показывает на портрет Ленина под стеклом.

— Ленин.

— А кто он?

Миша немного думает, потом говорит:

— Большевик.

— А что он сделал для народа?

— Не знаю.

— А у тебя книги есть?

— Есть.

— Какие?

— У меня много всяких книг.

— А о Ленине есть?

— Нет.

— А какой сейчас съезд партии?

Мама перебивает:

— А не рано ли такие вопросы?

Учительница смущенно:

— Да, рано.

Отдельно разговор с мамой:

— Сын ваш развит, воспитан, но ему будет трудно. У нас ведется атеистическая пропаганда, чтобы в церковь не ходили, а он будет с крестиком.

Просит, чтоб пришел я. Пойду! Наконец, начинается столкновение двух миров с самых детских лет.

P.S. Ходил. Разговор был очень дружеский. Условились, что Миша не будет снимать крестик и вступать в организации атеистического направления.

P.P.S. Пока все хорошо, учится Миша неплохо. Его водят по старшим классам, чтоб Миша там читал. Научился он читать самостоятельно, когда ему еще не было пяти лет.

Рассказывают, что смерть Сталина для многих была катастрофой, они ему верили, как Богу, и вдруг в нем оказалось столько плохого.

Сегодня беседовал с одной артисткой, она растеряна.

Рассказывали вчера об одном активном комсомольце, комсорге, который после смерти Сталина стал задумываться о Боге, уверовал в Него.

Сейчас находится в заключении. Когда у него на суде спросили:

— Верует ли? — он без колебания ответил:

— Верую.

Рассказала о себе женщина, по национальности чувашка, сорока двух лет. Муж подал на развод. Судили. На суде был отец этой женщины восьмидесяти лет. Муж требовал у нее, чтоб она вынесла иконы из дома, сняла крестик, — это причина развода.

Отец проклял свою дочь. В прошлом он разорял храмы, сажал монахов в тюрьмы. Ему непонятно, как дочь могла уверовать.

Они все жили богато, были всем обеспечены. На суде муж выглядел солидно, хорошо одетый. Она скромная и скромно одетая.

— Что вы в ней нашли такое? — спросил у мужа судья.

— Душа хорошая, — сокрушенно ответил он.

Развели её лишили материнства. Дочери шестнадцать лет.

Подошла женщина лет сорока.

— Я баптистка, хочу принять вашу веру, — оказывается, она уже ко мне раньше подходила. Родственники у нее все баптисты.

— Когда я стала ходить к вам, ко мне приходили многие святые, а там был один.

Восполнил крещение, причащалась радостная и довольная.

Недавно мне рассказал врач-психиатр, как у него созревала вера. Сейчас он особо мистичен, особое значение придает таинствам Исповеди и Причастия. Эти таинства в нем всегда совершают что-то очень хорошее. Хотя умом своим он еще блуждает где-то в буддизме, в перевоплощении, но говорит, что сердцем своим он в это не верит.

Вера у него созрела так. Умерла его родственница, с которой жена его была не в ладах. И вот, когда во время отпевания жена его опустилась у гроба на колени, и он рядом с ней опустился, почувствовал, что пришла вера. Это был решительный момент.

Один человек, молодой, стал читать Евангелие, в корне изменил свою жизнь.

— Перестал грабить, обманывать, — так выразился сам.

Сегодня мне рассказала одна бабушка о своей внучке пяти лет, как она умерла. Рак крови, но об этом никто не знал. Отец её уехал в командировку, в шесть утра девочка была здорова, а в десять умерла.

Дело было так. Девочка попросила бабушку, чтобы она её помазала маслицем из Лавры, всю. Бабушка помазала, дала ей артос. Девочка сказала:

— Спасибо тебе, бабушка, за все, мне так сейчас хорошо, и ничего у меня не болит.

Попросилась посидеть на коленочках и тут же умерла.

Недавно ко мне для беседы приходили художник из Чувашии, его жена, работает редактором, и поэт-чуваш, живет в Москве. Поэт сказал, что художник помешался на религиозных вопросах.

Художник говорит замедленно, светло улыбается. Рассказал, что к нему являлся Христос, и после этого он изменил свою жизнь. Раньше он был блудником. И еще называл какие-то грехи, не помню.

Любит поститься, страдает бессонницей. Рассуждает вполне разумно, очень кроткий. Умер неожиданно.

В прошлом году Мишу хотели втянуть в пионерскую организацию, он колебался: вступать или нет? Говорил, что можно веровать и будучи пионером. А если будут заставлять не веровать, выйду.

Я разговаривал с учительницей, которая его учит. Сказал ей, что ребенок будет раздваиваться, ведь живет он в семье священника.

Учительница меня поняла и согласилась со мной, но попросила, что если Миша изъявит желание быть пионером, ему не препятствовали бы.

Я сказал, что у Миши было много всяких желаний: быть патриархом, летчиком, милиционером. Если у него и вступление в пионерскую организацию будет таким мимолетным, то торопиться не надо.

Учительница ничего не сказала.

Умерла бабушка лет восьмидесяти не особенно верующая. За месяц до смерти все вела разговоры с умершими, за день же до смерти сказала:

— Откройте, стучат.

В самый день смерти часы, показывающие пять, вдруг пробили двенадцать. В пять часов утра она умерла. Рассказал её внук, недавно крестившийся.

Говорил мне один полуверующий: — Вот что это такое? Бываю на всяких концертах, никогда не плачу, а в храме плакать хочется.

Рассказала одна еврейка, молодая, что не так просто она пришла к христианству. Сначала она ходила в синагогу, но потом поняла, что там еврейское чванство, но что только в христианстве есть спасение.

Рассказала одна литвинка, как она недавно была у знахарки. К ней стоят толпы, о ней даже писали в газете — религиозный гипноз. Литвинка после посещения знахарки нашла стимул жизни.

У знахарки много икон, она лечит молитвой, наговаривая на церковные свечи. Всем говорит, чтобы они молились. Литвинке она сказала, что ей надо принять Православие.

Еврейке, которую она вылечила, сказала, чтобы та съездила в Загорск. Та съездила и теперь православная.

P.S. Есть среди народа, видимо, всякие знахарки и такие, о которой рассказала литвинка. Видимо, народные праведницы. Но есть, наверное, и такие, которые связаны с темной силой.

Рассказывали. Одной женщине снится сон, что она похоронила такого-то человека, а там в ботинках не принимают.

— Принеси тапочки, — попросил покойник, указал адрес. Она пошла по этому адресу, в доме в самом деле был покойник. Положила тапочки в гроб.

Рассказывали гробовщики: — Многое мы видели, а такого еще ни разу не бывало. Сын прощался со своей матерью, наклонился, чтобы поцеловать её, в это время ударил гром в гроб, и сын был убит.

Никто из окружающих не был поражен громом.

Рассказывал очевидец. На праздники великомученика Георгия пять советских офицеров во всей парадной форме проследовали в храм сквозь ряды верующих, сняли фуражки, приложились к иконе и так же, как вошли, вышли. Народ смотрел взволнованно и непонимающе.

Преподаватель атеизма одной какой-то Академии уверовал в Бога. Ходит в храм. Говорит, что теперь буду преподавать так, чтобы на моих лекциях, понимали, что есть Бог.

Рассказала женщина-врач про случай со священником. Уронил Частичку из Чаши и наступил на Нее ногой. Вся нога покрылась струпьями. Он этот грех боялся исповедать. Уронил потому, что у него дрожали руки, думал, что ему запретят в служении.

Другой священник, узнав об этом, сказал ему, чтоб немедленно исповедовался. После исповеди нога очистилась. Вскоре умер.

Один священник на соке ягод — другого ничего не было, — совершал Евхаристию. Потом как-то впал в сомнение, но когда случайно посмотрел в Чашу, там увидел Тело и Кровь.

Детский разговор в нашем подъезде:

— Человек произошел от обезьяны.

— Нет, человек произошел от рыбы.

— А рыбы откуда? — спросила моя дочь Наташа.

— А рыба от икры, — ответили ей.

— А икра откуда?

— На фабрике делают.

Вот оно современное представление о происхождении человека, выраженное детьми.

Заболел мусульманин. Узнал из книг, что Христос исцелял, стал молиться Ему. Почувствовал облегчение.

Теперь ездит в Загорск, как выражается, в святые места. Просит, чтобы за него молились.

Рассказала его знакомая.

Я знаю одного молодого мусульманина, который верит в силу святой христианской воды, дает её пить другим, как лекарство.

Ставит свечу молодой человек и крестится. Старушка, глядя на него, говорит:

— Слава Тебе, Господи, сыновья наши приходят к Богу.

В очереди перед целованием иконы:

— Жизнь наша от того плоха, что нет твердого знака.

— А ять есть?

— Нет, гораздо глубже.

Осуждение:

— Дети у нас без креста.

Другая женщина:

— Знаете, не стоит осуждать.

Помолчали.

— Знаешь, сынок, мужчин в Царство Божие больше попадает.

— Почему?

— Да потому что они терпеливее.

Подслушанный разговор.

Священник, очень старенький, совершая проскомидию, заставлял свою матушку, стоявшую в то время на клиросе, читать записки о здравии и упокоении. Она, как-то читая, остановилась на имени "Вера" и подумала:

"А какая с этого польза?"

Другой женщине снится сон:

— Передай матушке от Веры /покойной/, что она нас каждый день кормит.

Борис Михайлович Горбунов умер 19 января 1969 года в г. Куйбышеве, Арцибашевская, 79. В прошлом — секретарь земской управы, сын священника. Мать — Мария Ферапонтовна умерла перед войной.

Случай 43-го года в г.Алатыре. Не имея возможности содержать семью, поехал в город Алатырь, где ему обещали место завхоза. Испытывая колебания, т.к. эта должность была связана с незаконными махинациями, ночью увидел свою покойную мать, которая ему сказала:

— Должности не бери, а пойди к такому-то (имени не помню) в Горисполком.

Он ей отвечает во сне:

— Что он может для меня сделать?

Ответ матери:

— А об этом я уже сама позабочусь.

Когда он явился к такому-то, тот его встретил радостным восклицанием:

— Вот кто мне нужен, — и завил: "Сегодня я видел вас ночью во сне и, проснувшись, подумал: "Вот кого мне не хватает". Мне нужен честный человек для осуществления патроната над детьми погибших воинов".

С тем же человеком в это время был следующий случай. Борис Михайлович работал в утренние часы: должен был обойти всех детей, когда выдавали хлеб. В одиннадцать часов хлеб кончался, и он оставался без хлеба. Однажды, когда стояла очередь за хлебом, он подошел к дверям магазина и увидел женщину — активистку от Горисполкома. Увидев его, она втащила его в магазин и сказала продавщице:

— Этому гражданину нужно выдавать каждый день хлеб без очереди, так как он не может получить хлеб, будучи занят на работе.

На его недоуменный вопрос, откуда она его знает, женщина сказала:

— Вот уже несколько дней подряд я вижу во сне какую-то старушку, которая показывает на человека в точности похожего на вас, оговорит: "Помоги моему сыну, он не может получить хлеб".

(Записано со слов А. Э. Левитина-Краснова 2-7-74 г.)

Рассказала мать-журналистка, отец — поэт и журналист. Девочка лет пяти, их дочь, говорит:

— У человека должен быть корень, потому что человек из чего-то должен расти, и этот корень — душа.

Вчера причащал старуху восьмидесяти девяти лет. Не дочь её беспокоилась о том, чтобы причастить, а знакомая её, о которой старуха говорит, что когда та приходит, "у нее рассветает в глазах".

Старуха производит впечатление маленького ребенка. Как ребенок и говорит и смотрит. Рано осталась вдовой, мужа убили на войне. В жизни всегда бывали трудности, но воспитала шестерых детей.

Каялась в грехе, что одного ребенка "приспала", положила его рядом с собой, проснулась, а он мёртвенький. Этот грех часто встречается у людей старого поколения, особенно у деревенских. Сейчас этот грех заменен грехом абортов, более страшным и сознательным... Мне её стало очень жалко.

Насколько все-таки старое поколение выше нас нравственно! Выносят беды, но не допускают грехов: ни абортов, ни второго замужества.

Один мой товарищ, верующий, устраивал профессора Духовной Академии к врачу.

Врач, женщина, заинтересовалась профессором, и когда мой знакомый спросил:

— А кто вы?.. хотел сказать по национальности, врач ответила:

— Православная, — врач была из Коми АССР.

Русская вышла замуж за венгра-католика, живут в Венгрии. Специально приехала сюда, чтоб окрестить дочку.

— Не хочу, чтобы была в какой-либо другой вере!

Рассказала иеговистка-сектантка. Приехала она на свою родину, захотелось ей навестить могилу своей матери, умершей в голодное время от дизентерии. Вдруг стало страшно, ушла с кладбища.

Страх не прекращался, так стало страшно, что она не могла быть "на родине", уехала на Север.

Ночью, когда ложится спать, на нее снова нападает страх, кажется кто-то ходит. На всю ночь включала свет. Наконец потеряла сон, обратилась к врачу, давали лекарство. Как-то забылась. И вот, приехав в Москву, решила рассказать мне, православному священнику. Я сказал ей, что, к сожалению, у вас нет молитв за усопших. У нас в таком случае служат панихиды. Если хотите, отслужим, тем более что мать была православной. Согласилась, держала свечу и крестилась по-православному. Ушла как будто с впечатлением.

Венчался известный писатель, было много из литературного мира. Говорят, некоторые плакали во время венчания.

Потом на вечере все старались заговорить со мной. Один писатель сказал, что хочет придти ко мне домой для разговора.

Я заметил, что все жадно ищут чего-то.

Писатель женился на дочери другого писателя, который неверующий. Дочь сознательно вышла за этого писателя, родители были против. Она крестилась недавно и удивительно как-то вошла в церковную среду. Беспокоится о муже, чтобы он почаще бывал в храме.

Товарищ из Коми АССР, с которым я отбывал заключение, рассказал. В этом году Первое мая было на третий день Пасхи. В школе, до праздника, собрав школьников всех классов, спросили:

— К какому празднику мы готовимся, дети?

Все в один голос ответили:

— К Пасхе.

Чрезвычайное происшествие. Все переполошились, там, где нет никаких церквей и никто им не говорит о Боге, дети готовятся к празднику Пасхи.

Учительница, заметив у школьника крестик, пристыдила его при всех. На перемене школьники, чтоб защитить своего товарища, на доске написали: "БОГ ЕСТЬ, БЫЛ И БУДЕТ". Когда учительница, придя на занятие, попросила стереть написанное, никто не согласился.

Так под НАПИСАННЫМ она и проводила занятия.

Кошку вынесли из дому, Наташа очень переживала, и никак не могла успокоиться. Успокоилась только тогда, когда я сказал ей, что она там, в иных мирах, будет жить.

Когда разговаривала на эту тему с Мишей, он сказал ей, что папа тебя только успокаивает, а никакой души у кошки нет, и она погибла...

— Нет! — запротестовала Наташа. — Написано: всякое дыхание да хвалит Господа!

Из Численника, прочла женщина: " Нельзя доверять воспитание детей бабушкам, ибо они воспитывают их в религиозном духе, и потом бывает невозможно перевоспитать".

— Вот каковы у нас бабушки! — заключила женщина.

Разговор с рабочим: — А мама ваша ходит в Церковь?

— Нет, в церковь она не ходит.

— Значит она неверующая.

— Теперь "до конца" неверующих нет.

— Сам я то знаю Бога, то Его не знаю, а сказать, что Его нет — не могу! — искреннее высказывание одного атеиста.

Уверовал в Бога, но из партии не вышел, не хватает мужества. Ходит в Церковь и причащается. Из разговора об одном партийном верующем.

Подошла женщина, чтобы я её научил, как надо молиться о здравии и упокоении, об усопших...

— А как вы молитесь?

Она рассказала как, я был потрясен простотой и ясностью молитвы.

P.S. Надо как-то записать от нее молитву. Женщина пожилая, крестьянка, на одно ухо плохо слышит.

Из Хмельницкой области молодой человек лет двадцати пяти от роду, поступал так, как написано в Евангелии. Собирал нищих, приглашал их в дом и кормил, несмотря на то, что мать ругала его за это.

Глубоко верующий, от принятого правила никогда не отступал.

Рассказал чеченец об одном русском: — Он был глубоко верующим, имел Библию, воспитывал детей своих в христианском духе. Когда хозяйку, у которой жил этот русский, выслали в Казахстан, она очень бедствовала, он, встретив её, пожалел и дал ей 1000 рублей, которые приготовил уплатить за корову.

— А вы как будете? — спросила она.

— А мне Бог поможет.

Но все-таки ушел в раздумьи: а вдруг? ... Вдруг нашел ровно 1000 рублей.

Был, имеющий всякие награды, протоиерей — золотые кресты, митры, очень любил славу, доискивался её всякими способами. Матушка его ругала за такое честолюбие:

— Лучше бы старался дело делать.

Вдруг заболел, гангрена. Умер. Матушка о нем очень беспокоилась и молила Бога, чтобы показал ей загробную участь мужа.

Снится сон. Идет он не только без всяких наград, а даже нагой, и только есть у него одна епитрахиль.

— Что это с тобой? — спрашивает матушка.

— А вот осталась одна епитрахиль и то за гангрену. Рассказывавшая мне этот случай женщина, сказала, что правда это или нет, но слишком правдоподобно и поучительно.

Одна молодая еврейка, прочитав Евангелие, была поражена тем, что там написано, и сказала, что это — Книга жизни.

Когда стала делиться со своим отцом, тот скептически посмотрел на нее и сказал, что книга в самом деле интересная, но не для интеллигентного человека, ибо она — собрание всяких мифов. Дочь не поверила отцу, поехала в Загорск и самостоятельно от него крестилась.

Теперь глубоко верующая, убедила и своего мужа-еврея принять христианство, детей воспитывает в христианском духе.

Рассказавший об этом, в заключение сказал:

— Они всей семьей хотят приехать ко мне.

"Господь наказывает, но Он же и перевязывает раны", — очень понравившееся выражение одной женщины".

Молитва простой крестьянки, которая приходила ко мне за советом, как ей молиться.

Спаси, Господи, и помилуй!

О здравии болящих /имена их/ и всем им прости согрешения, вольные и невольные, даруй им здравие, души спасение, силы и терпения, телесного выздоровления.

Упокой, Господи, и помилуй!

Упокой, Господи, родителей моих во Царствии Твоем.

Во успении вечный покой подай всем помершим и прости согрешения, вольные и невольные, даруй им Царствие и причастие вечных Твоих благ.

Помяни, Господи, в вере, надежде воскресения прежде отшедших отец и братии зде лежащих и повсюду православных христиан, и со святыми упокой, где просияет свет лица Твоего, и нас помилуй, яко благ и человеколюбец.

После молитвы о себе.

Господи, матушка Царица Небесная, прими недостойную молитву мою, раскрой сердце, вразуми благой мыслью и просвети ум, Господи.

За 1961 год и до марта 62-го я крестил семнадцать человек взрослых. Я всегда радуюсь, когда крещу взрослых. Чин крещения совершаю полный, без всякого сокращения, и беседую, прежде чем крестить. Для меня ценно, чтобы приходящий во все веровал.

Один — двадцатидвухлетний Юрий, студент 2-го курса какого-то технического института, другой — Вячеслав, 31 год, образование среднее, мать партийная, неверующая. Богословско-религиозные познания слабые, но когда начинаешь рассказывать, заявляют, что во все верят. Пришли креститься по доброй воле, без всякого принуждения. Одна, кажется пришла креститься по уговору своей сестры.

Первая, которую я крестил, была девушка лет двадцати пяти. Когда я подошел к ней, она плакала.

— О чем это вы? — спросил я.

Она ответила, что её заедает страшная тоска. До половины крещения она тоже плакала, со второй половины успокоилась и смотрела кроткими глазами. Крестил и детей в возрасте от двух до пяти-семи лет. Их было много.

Интересно привести слова, которые были произнесены после крещения взрослым 22-х лет и мальчиком двух лет. Взрослый, когда я, его крестив, ввел в алтарь, восторженно сказал:

— О, как всё это интересно!

Мальчик двух лет, который сначала плакал и просился к матери, после молитвы, елеопомазания и миропомазания стал благодарить, в алтарь со мной пошел радостно и охотно, там я его и причастил. Сначала он даже как-то испуганно отдернул голову, потом охотно принял Причастие, и в заключение детским довольным голоском сказал:

— А мне понравилось.

К бабушкам выбежал в большом восторге, а с какой радостью они его встретили!

У ребенка высокая температура, врачи настаивают положить в больницу. Прибегает бабушка в храм и просит, чтобы ребенка сначала крестили, а потом уже пусть и в больницу.

Мать и отец ребенка молодые, при крещении усердно молились.

P.S. Ребенок выздоровел. Приходили дополнить крещение, так как тогда с собой у меня не было мирра.

Сегодня, 15-4-62 г., крестилась мать лет двадцати пяти-восьми и дочь месяца три. Образование у матери среднее, креститься пожелала сама, но вроде и "наставление" бабушки. С религиозными истинами мало знакома, но когда я ей рассказывал о них, она заявляла, что во все верит и не сомневается.

При крещении присутствовал мальчик лет пяти.

— Ты крещеный? — спросил я.

— Да, — просиял он.

— А где крестик?

— Бабушка взяла, — сокрушенно произнес он.

— Так ты возьми его.

— Возьму и больше не отдам, — утвердительно сказал он.

Бабушка снимала с него крестик потому, что ходит в садик, там все равно с него снимут.

Девушка лет четырнадцати при предварительной беседе сказала, что верующая. При разговоре с тетей после крещения в чем-то не соглашалась с ней, та вроде настаивала, чтобы не снимала крестик, а она стесняется.

Тетя также настаивала, чтоб она не вступала в комсомол, это организация безбожная.

Девушка вела себя кротко, говорила истово и убежденно.

Вечером перед службой принесли крестить ребенка, все молодежь, было человек семь. Спросил:

— Веруете ли? Развязно:

— Веруем. Если б не веровали, не пришли бы.

Это ответ, между прочим, многих, но некоторых все-таки приходилось удалять, потому что высказывались потом с явным неверием.

— Перекреститесь...

Не хотят, настоял. Крестная перекрестилась правильно, крестный неправильно. Поучил.

— А для чего вы принесли крестить?

— Ну, чтоб в обряд привести.

Стал беседовать, засыпают вопросами.

Один:

— А можно мне венчаться?

Тот же, кажется:

— Да, нужно поговорить. И уж потом веровать, так веровать. А то, если горе, кто меня поймет?

Попросились еще раз придти для беседы.

Привели крестить взрослого, смотрит как-то обиженно и очень медленно думает, говорит так, как будто он парализованный. Спросил:

— Верующий?

— Да.

— Знаком с христианскими истинами?

— Нет.

— Какое образование?

— Четыре класса.

Рассказал ему символ веры.

— Верите во все это?

— Ну, конечно, нет.

— Тогда вам рано креститься. Почему не веруете?

Не может сказать почему и смотрит непонятливо, потом:

— Все крещеные в семье, меня мать не успела крестить.

Восприемница верующая, со слезами говорит о Боге.

— Он все время болеет, и я ему посоветовала креститься, и он согласился.

У всех присутствующих было желание, чтоб он крестился. Потом и он стал говорить, что верит во все и хочет креститься. Я подумал, что это, может быть, случай ему выдался столкнуться с Церковью, и решил его крестить.

Во время крещения он был серьезен.

Двое детей, восприемниками мальчика были молодые люди, крестная — студентка второго курса техникума.

— Веруете? — замялась:

— Нет.

Поговорил.

— Ну, как я буду веровать, если мои родители коммунисты?

— Но ведь вы пришли крестить ребенка, здесь нужна вера?

— Ну, я крещена...

Сказал, что она восприемницей быть не может.

Восприемник — ученик восьмого класса. Сказал, что верует, но символа веры не знает. В процессе крещения выяснилось, что он много читает, в том числе и религиозные книги. Студентка тоже захотела быть восприемницей, сказала, что верует, стояла и крестилась. После крещения были еще вопросы, с благоговением рассматривали иконы в храме.

Во время крещения приходится просвещать восприемников, но вера у них все-таки есть, больше суеверная. Крестят иногда по обычаю, чтоб дети были здоровы. Приходится совершать таинство — пусть Бог восполнит их маловерие и сомнение, хотя бы чьей-либо верой из присутствующих.

Мать лет двадцати пяти - двадцати семи, её сыну несколько месяцев. Образование у нее семь классов, верит, религиозных книг не читала.

— Верую во все, — сказала она, когда я ей прочел и объяснил символ веры.

— Почему решили креститься?

— Хочу быть христианкой.

Крестил школьницу тринадцати лет, восемь классов образования, верит во все, знает, что есть ученые верующие. Читала Достоевского.

Детей крестил двадцать человек. Восприемники их говорили о себе, что они верующие, но некоторые не умели перекреститься, хотя вели себя чинно.

Был здесь молодой человек лет семнадцати, сказал, что немного занимался религиозными вопросами, но вел себя во время крещения несколько пренебрежительно.

Вечером крестил после службы девушку лет двадцати с высшим образованием. Креститься, по её словам, пришла сама. Тут же была и её мать, лет сорока трех, верующая.

Сначала, когда спрашивал, девушка смотрела как-то настороженно, когда спросил, верует ли в загробную жизнь, сначала замялась, а потом несколько сдержанно сказала:

— Верую.

Процесс крещения объяснял, стала более сознательно реагировать. Посоветовал, что делать после крещения. Знает, что и ученые верят. Поблагодарила за крещение. Посоветовал ходить в храм, причащаться.

— Вот если можете, приходите завтра.

Ответила, что завтра едет в командировку. Благословил и пожелал всякого благополучия.

Молодой человек лет двадцати пяти, образование семь классов. Верит, но мало понимает. Книг религиозных не читал. Креститься, по его словам, пожелал сам. Были два восприемника: женщина средних лет и мужчина немного старше женщины. В религиозных вопросах мало разбираются. Веруют, приезжие.

Посоветовал, что делать, хотел, чтоб причастился новокрещеный. Что такое Причастие, видимо, не понимали. Я им рассказал, куда подойти, а они непонимающе смотрели на меня, и когда я пришел за ними, их уже не было, ушли. Так и не причастился новокрещеный. Крестил потому, что другой возможности нет, а нужно было воспользоваться случаем. Пусть Бог восполнит недостающее и призрит на их веру.

Молодой человек лет двадцати четырех. Из деревни. Креститься пожелал сам, восприемницей была женщина лет пятидесяти. С религиозными вопросами почти не знаком, Евангелие не читал.

— Хочу иметь крестницу, — сказал. К чему это относится, я не допытывался. Во время крещения вел себя покорно, все исполнял серьезно. Кажется, причастился.

Девочка лет одиннадцати. Крестила её, кажется, бабушка, украдкой. Но, по словам девочки, родители верующие. Когда спросил, верует ли она? — сказала, что нет. Но эта, по-видимому, под верой подразумевала что-то другое. Может быть, потому так сказала, что в школе веровать запрещают, и поэтому, мол, она неверующая. Когда стал беседовать, то сказала, что верующая.

Крестил детей, среди них двое шести и четырех лет, оба внимательно и охотно исполняли все действия. Одна мать пустила к ним еще девочку полтора лет. И очень было радостно смотреть, как эти чистые души стояли перед таинством крещения. Потом девочка вскоре попросилась на руки к матери.

Девочка двух лет, пришла с ней мать, еще некрещеная, и бабушка, или просто знакомая верующая. Бабушка, встретив меня, сказала:

— Батюшка, надо крестить ребенка, но мать его неверующая.

— Можно ли зайти сюда?

Я сказал:

— Можно.

Стал беседовать с матерью. Десять классов образования, о религиозных вопросах не задумывалась. Много ей рассказал, она со всем соглашалась, все было для нее ошеломительно. Когда я ей предложил креститься, она сказала, что еще подумает. Возразить не могла, настолько ей все было интересно. Почему не согласилась креститься, может быть, просто объясняется: некоторые взрослые думают, что можно креститься только в определенном храме. Так об этом и сказала бабушка. Девочка до крещения плакала, говорила: — Пойдем, не хочу.

Во время крещения была спокойна, молчала. Когда постриг и предложил ей самой опустить воск с волосами в купель (обычай), заплакала и снова сказала:

— Не хочу.

Поздравил. Когда к ней подошла мать и сказала:

— Ну, христианка, — она стала плакать и говорить: "Не хочу быть христианкой", — и всё время это повторяла, ничем не могли её успокоить.

Крестил мальчика, во втором классе, одиннадцать лет. Очень серьезно вел себя, после крещения причастился.

Крестин было двадцать два, младенцы. Один молодой человек, восприемник, сказал, что он неверующий.

— Почему?

— Ну, это долгий разговор.

Не разрешил быть восприемником, просил настойчиво разрешить:

— Ну, я верую.

Отец ребенка тоже за него просил. Восприемником стал сам отец ребенка.

До вечернего богослужения крестил трех девочек, от шести до девяти лет. Тут же находилась и мать, восприемницей была бабушка.

Приезжие из Магадана. Девочки покорно и охотно все выполняли. Мать стояла в стороне, очень внимательно глядя на все. Когда брала сороковую молитву, прослезилась. Там у них церквей нет. Она для себя поставила цель — как только приедет в Москву, крестит детей.

Воскресенье, крестил тридцать восемь человек детей. Одна молодая женщина после крещения удивленно смотрела и улыбалась, я спросил: — Что так?

— Да вот интересно, как-то странно в наше время.

— А вы верующая?

— Нет.

— А как же вы были восприемницей, если неверующая? Вы же обманули всех, посмеялись над самыми святыми чувствами.

Смутилась, покраснела, поблагодарила и ушла.

После литургии попросили крестить, приезжие, ребенок шести месяцев. Мать брала сороковую молитву. Сначала сказала: вообще, верующая, потом утвердительно:

— Очень верующая. Усердно молилась и во время крещения и во время молитвы.

Молодая женщина, беременная, лет двадцати пяти-двадцати восьми, средне-техническое образование. Креститься, по её словам, сама пожелала. С религиозными вопросами мало знакома, интерес проявила небольшой. Видимо, было желание свекрови. По словам свекрови, которая была её восприемницей, она очень хорошая. Сын немного вроде шалит, пьянствует. Причастилась.

Пришли крестить ребенка: мать девятнадцати лет, крестный двадцати двух, крестная тоже молодая.

— Верующие?

— Нет.

— А как же пришли крестить?

— Ну, как же, чтоб крещен был, все ведь крещены.

— Ну, сюда ведь ходят с верой, только по вере все бывает.

— Мы, батюшка, ничего не знаем, — образование у всех от семи до десяти классов.

— Перекреститесь. Скажите: верую. Господи, помоги моему неверию.

Не хотят, улыбаются.

— Ну вот, поскольку принесли крестить, будем, но найдем крестную верующую, — попросили уборщицу храма.

— Как так? — всполошились они.

— Найдите сами, только верующую.

Согласились, пусть будет уборщица. Стали крестить. Во время крещения они молились, сначала, улыбаясь, а потом, покраснев, серьезно. Во время пения "Елицы во Христа" мать как будто прослезилась, все держали зажженные свечи.

Посоветовал, что делать. Выучить молитвы, читать Евангелие, приносить почаще причащать ребенка.

— Все будем делать, вы только нам расскажите.

В разговоре с посторонними молодой человек сказал:

— А, может, мы будем еще лучше вас веровать!

Крестилась двадцатидвухлетняя, завтра будет крестить своего ребенка. Живет в Кронштадте, где нет церквей. Ничего не знает, посоветовал познакомиться с символом веры — в крестильне на стене крупными буквами написано. Прочитав, сказала, что во все верует.

Как делать крестное знамение, не знала, смотрела и слушала внимательно. Хочет завтра причаститься. О Причастии, как мне показалось, говорит охотно.

Крестил первую партию. Вышел из крестильни, в храме стоял молодой человек, кто-то сказал:

— Ну вот, и закончилось крещение.

Я обратился к молодому человеку:

— Вы верующий?

— Нет.

— Тогда какое вы имели право приходить сюда, быть восприемником? Ведь вы в таком случае обманываете всех нас, ребенка, Бога...

Он улыбался:

— Нет, я никого не обманываю, я только держал верхнюю одежду восприемников.

— Ну, тогда другое дело, — извинился я. Завязалась беседа. Выяснилось, что у него образование девять классов, с религиозными книгами незнаком.

— Тогда вы не неверующий, а незнающий?

— Конечно, так.

После этого мы с ним разговаривали дружественно, в его глазах была жажда веры.

Подросток пятнадцати лет, восемь классов образования, из деревни. Говорит, что верующий. Тут же был и его отец. Так как крестного не было, отец был и крестным, усердно молился. Крещающийся уже заранее складывал руку для крестного знамения.

Крестилась молодая женщина из деревни, муж её сегодня исповедовался, и причащался. Она тоже пошла исповедоваться, но её остановили и сказали, что нужно сначала креститься.

Как делать крестное знамение знала, относилась ко всему серьезно, сказала, что во все верит, причастилась.

Пришли в качестве крестных мужчина средних лет, высокого роста, и юноша девяти классов образования. На вопрос: верующие ли? заявили:

— Нет.

Того и другого отстранил от крещения. Мужчина стоял в стороне скромно, потом ушел. Школьник стоял до конца крещения, при разговоре внимательно слушал и поблагодарил за крещение.

Во время крещения и еще один человек, когда нужно было перекреститься, отказался, сказал, что он в душе перекрестится.

— Тогда в душе и крестили бы ребенка. Но поскольку вы пришли сюда и заявляете, что веруете, надо исполнять то, что требуется.

Перекреститься отказался, пришлось и этого отстранить от крещения. Вместо него был восприемником ученик седьмого класса, который заявил, что верует и ко всему относился серьезно.

Восприемником мальчика был молодой человек, по его словам, верующий, ко всему относился серьезно. После крещения задавал много вопросов, объяснениями остался доволен.

Взрослая, тридцати двух лет, средне-техническое образование. Креститься, кажется, привела тетя, она же была и крестная.

Стал рассказывать символ веры, с объяснениями, когда дошел в беседе о другом мире, заплакала. Оказывается, утонул её сын. Слушала внимательно, после объяснений заявила, что она верующая. С религиозными книгами почти незнакома. Поставила вопрос: а как это Мария родила Бога? А где Он до этого был? Если это один и тот же Бог?

Объяснения слушала внимательно и сказала, что все поняла, но смотрела с некоторым недоумением. Охотно бы почитала религиозные книги.

P.S. Рассказывали, что после крещения была в особом настроении, сказала, что если бы все так объясняли, мало бы было неверующих.

Пришли крестить младенца три молодых человека: двое женского пола, один мужского. Крестная мать заявила, что верующая, отец пожал плечами и сказал: бывают сомнения.

Во время крещения были серьезны, мать и крестная крестились, отец, мне показалось, чуть иногда улыбался.

В храм, где мой товарищ священствовал, он и рассказал, явился молодой человек двадцати двух лет с просьбой, чтобы его раскрестили. Крестил его настоятель. Дома на него за то, что он крестился, все нападают, гонят.

— Дайте мне какую-то бумажку, что я раскрещён, что ли. Мне жизни нет, — заявил он.

— Это уже на всю жизнь, — сказали ему.

— Как же быть? — вздохнул он покорно.

Два молодых человека: один — тридцати трех лет, женатый, жена-верующая, была тут же, и ребенок четырех лет стоял рядом, второй — шестнадцати лет, ученик восьмого класса. Оба сказали, что креститься пришли добровольно, их когда-то не смогли крестить родители. Объяснения слушали внимательно и заинтересованно. Тут же были и их матери, после крещения брали сороковую молитву.

Во время крещения ребенок четырех лет очень усердно молился, клал низкие поклоны, было очень умилительно на него смотреть.

Женщина некрещеная, но заявила, что она верующая, к крещению пока не подготовилась. Принесла крестить свою дочь двух лет.

Школьника оставили без обеда готовить уроки, учительница оставила его одного в классе. Через некоторое время приходит узнать, что он делает. Он плачет.

— Что с тобой?

— А вот вы оставили, а там к нам гости придут...

— Ну и что? Кто придет?

— Священник.

— А чего он придет?

— Крестить.

— Кого?

— Меня.

Учительница оказалась верующая, тотчас его отпустила.

Девушка лет двадцати шести, учится в институте. Когда мы с ней разбирали символ веры, она сказала, что во все верует. Отец её неверующий, коммунист.

Молодой человек с высшим образованием. Огромное влияние на его веру оказала индийская философия, верит во все по-православному.

Тридцатичетырехлетний, образование четыре класса. Мать его верующая, сестра старше его, неверующая. Он давно уже задумал креститься, но что-то препятствовало этому и сам не знает что. Вера пробудилась от случая. Когда погиб его товарищ, он увидел, что никакое зло не останется ненаказанным. В детстве с этим товарищем они разоряли вороньи гнезда и убивали воронят. Его и до сих пор еще трогает, как кричали воронята. Такой вроде крик был и у его товарища, когда он погибал.

— Почему вы решили креститься?

— Во-первых, верую в Бога, во-вторых, не хочу чтоб меня похоронили, как собаку, в-третьих, вернее, это во-первых, люблю людей. Зла никому не причинял, не грабил, не убивал...

Смотрел очень внимательно, трогательно склонялся во время крещения. Остался очень доволен, что-то подобное слезам появилось в его глазах.

На прощанье, поблагодарив, сказал, что когда он скажет об этом матери, у них будет праздник.

Говорят, что ему препятствовал креститься милиционер, а он ему сказал, что креститься будет.

Много крестится художников, после крещения заметно улучшается их религиозная жизнь. Вчера на вечере видел художника, которого крестил. Стал рассуждать очень интересно, а до этого все говорил о своем неверии.

Вчера, поспешая на новогодний вечер, встретил в автобусе женщину, которую крестил. Она улыбнулась, поклонилась мне, я вроде узнал и не узнал её. Она, проходя мимо, сказала:

— Вы — дедушка Димитрий, а я — Инна.

Пожелал всякого счастья в Новом году. Крестится много евреев, некоторые очень искренни, доверчивы, а некоторые сразу пытаются учить других.

Выходят молодые люди из храма. Разговор в проезжавшем мимо автобусе:

— Вы думаете, откуда идут? И что делали? Крестили детей...

Говорит человек средних лет:

— Я еще недавно не понимал Церкви, а теперь, я думаю, как можно быть вдали от Церкви?

Рассказала женщина о недавно крестившемся своем муже. У него было загноение пальца, несколько раз выкачивали гной, грозили гангреной. Когда я его крестил, он спросил у меня: — Можно ли ему окунуть палец в воду от крещения? — На следующий день всякий гной прекратился, — заключила женщина.

Крестил. Были мать и отец. Крестили ребенка нескольких месяцев. Тут же был и их сын шести-семи лет. Когда стал давать ему крест после крещения, отказался поцеловать, и сказал, что никогда не будет целовать, сердито отвернулся.

Оказывается, по телевизору видел, как пятидесятники убили ребенка. "И с того времени его не затянешь в церковь, — жалуется мать, — отказывается причащаться".

Взрослая двадцати восьми лет. Когда причащал маму, она пожелала поговорить со мной. У матери её было желание крестить её, хотя бы формально, на успех не надеялась.

Дочь пожелала поговорить со мной отдельно от мамы. Когда хотел снять епитрахиль, она сказала: не надо, ибо у нас не будет такого разговора.

Куря и волнуясь, она рассказала страшную историю. В последнее время стала пить и курить, чувствовала себя потерянной.

Рассказала такую деталь. Она иногда заходила в церковь, и после этого всегда было хорошее настроение. Она это понимала, но не могла более пятнадцати минут находиться в храме, становилось смешно, сама не знает почему. Захотела вот креститься. "Неужели крещение снимет грехи?" — удивилась она.

— А ведь это ей и нужно было бы.

В доме их в окно раздавался страшный непонятный стук, ей было жутко, и после этого она стала задумываться.

Накануне её крещения вдруг маме и ей стало плохо. У нее появился приступ аппендицита, но преодолела все, и когда стала готовиться в храм, прошло. После крещения была радостной.

Девочка двенадцати лет попросила креститься сама. До этого видела кошмарные сны, её кто-то душил. Посоветовал кто-то креститься. И вот пришла.

Молодой человек семнадцати лет пожелал креститься сам. Однажды старуха дала ему молитву "Живый в помощи", сдал экзамены. Хотя не было настоящей подготовки. Из 600 приняли 300, и он в то число попал. Вообще когда он молится, Господь все его молитвы исполняет.

Крестились из Владивостока.

— Церквей там нет, живем, как во тьме, — сказали.

Мать задалась целью крестить своих детей, муж её бросил.

Мальчик двенадцати лет, болезненный, учится плохо, его ничто не интересует. Заинтересовало вот религиозное пение, захотел креститься.

— Веруешь ли? — спросил я.

— Не знаю, — вяло ответил.

— Можешь сказать: верую, Господи, помоги моему неверию?

Сказал, все присутствующие перекрестились. Крещение принял охотно. Был задумчив, после крещения повеселел и сказал:

— Как мне стало легко! — и во все время вечера улыбался, был радостный.

Не успел крестить мальчика, пришла женщина, захотела креститься.

— Знакомы ли с христианскими истинами?

— Верую и все знаю, — крещение принимала с благоговением. Все присутствующие находились в хорошем настроении, чувствовался праздник.

В последние дни крестил шесть человек взрослых, мужчины и женщины, все с высшим образованием, с продуманным христианским миропониманием.

Одна девушка шестнадцати-семнадцати лет, недавно крестившаяся, сказала:

— Надо пойти по Москве с религиозным шествием, с хоругвями и иконами, чтоб освятить весь зараженный воздух. Пусть в нас стреляют, а мы бы шли.

Говорила со всей серьезностью.

Крестил двух женщин. Одна, кажется, филолог, флегматична, говорит, что хочет верить, но чего-то у нее не хватает.

Вторая — инженер, верит во все, и очень сильное желание креститься. Потому что, когда бывает в храме, чувствует себя там чужой.

Крестил осетина. Он сказал, что у них такая же вера, как и у нас. Когда разбирал с ним символ веры по порядку и спрашивал: веруешь ли? — он отвечал уверенно на каждый вопрос. — Верую. Во все верую! Только в партию не верую, — ему лет двадцать пять-двадцать семь.

Недавно крестился архитектор (аспирантура), с религиозной литературой знаком. После крещения и причастия сказал:

— Произошло маленькое чудо. Когда у меня болела голова, стал читать Евангелие,и боли прошли. После причастия мне стало легко, очень свободно мог положить на себя крестное знамение, а до этого не мог, как будто что-то удерживало.

Сначала я записывал, скольких крестил, а теперь потерял счет. Крестил взрослых, наверно, человек триста.

Крестятся в основном сознательно и подготовленно. После крещения первый месяц чувствуют себя необыкновенно, потом начинается спад у некоторых.

Некоторых же за короткое время просто не узнать.

Крестил кинооператора, его жену и дочь четырех лет. Он очень кроткий, смиренный. Впоследствии выяснилось — очень переживает, что состоит в партии.

Крестилась женщина лет тридцати, видимо, литературный работник. Крестилась сама и её дочь трех лет. Сказала, что на нее особое впечатление произвело то, как один литератор сказал, что жить можно так и сяк, но умирать нужно по-христиански.

Мать у нее лет шестидесяти, но она не препятствовала ей креститься.

Видимо, если не полностью, то наполовину евреи.

Крестился геолог лет тридцати пяти. Вообще говорит, он всю жизнь верующий, но все-таки материалист и по-серьезному об этом не задумывался.

Особенно как-то чувствовал свою бабушку, верующую, разговаривал всегда с ней, как с живой, к тому времени она уже умерла.

И вот как-то сидел у окна, хорошее настроение было, и почувствовал он себя, что идеалист, выбежал и сказал соседке:

— Знаешь, я — идеалист.

Она скептически к нему отнеслась. Он снова сел на прежнее место и хотел снова представить себя материалистом, так стало скучно и тяжело. И снова перешел на мысль, что он идеалист, и снова стало легко.

Потом были разговоры с верующими, и он решил креститься.

— Потому что без Бога мы ничего не можем, — заключил он.

Пришла креститься женщина лет двадцати пяти. Спросил у нее: верующая ли? И читала ли религиозные книги? — ответила, что неверующая и креститься её заставляет муж. Муж работает на телевидении. Когда я с мужем заговорил об этом, он недовольно посмотрел на нее. Началась беседа.

— Ну, хорошо, ради ребенка крещусь, — сказала она.

— Нужны свои убеждения, так нельзя, — сказал я.

— Я согласна креститься, — не глядя на мужа, продолжала она. Я подумал, если не крестить, переругаются, еще и разойдутся, и потом она уже никогда не захочет креститься. Когда я попросил её: скажите: "Верую, Господи, помоги моему неверию", — она спокойно сказала.

Первые слова крещения произносила вяло, неохотно, после елеопомазания, стала оживленнее, и к концу крещения как-то преобразилась.

Ушли довольные и даже радостные.

За последнюю неделю крестил трех человек: еврейку шестидесяти пяти лет, студентку третьего курса института, филолог, преподавателя английского языка лет тридцати пяти. Все имеют понятие о христианстве, веруют. Еврейка очень долго не хотела креститься. Потом почувствовала, что христианство для нее необходимо. Причащалась, на исповеди была искренняя. Студентка тоже причащалась.

Преподаватель должен завтра придти причаститься. Крестился он потому, что почувствовал, что нет ни в чем смысла. Около недели с этой целью не ходил на работу. Его хотят забрать в психиатрическое отделение, нервы у него напряжены до предела, но разговаривает вполне нормально.

P.S. Слышно, с ним все в порядке.

Еврей все время не хотел, чтоб его дочь крестилась. За два дня до своей смерти сам крестился. Умирая сказал:

— Церковь вечна, — признал вечную жизнь.

— А если нет, — говорит,— вечной жизни, тогда все бессмысленно.

В последнее время крестил несколько взрослых человек, и мужчин и женщин. Подготовки нет никакой, но во все верят, и согласны со всеми христианскими истинами. Одних поражают заповеди христианские, одна, например, сказала, что её поразило то, что надо прощать, ей это очень близко, хотя в ней есть татарская кровь, других поражает любовь Божия.

Крестил взрослого человека лет двадцати восьми. Он увидел сон. Слышит колокольный звон, пение. Видит старичка в монашеской одежде, весь в черном, как о нем он выразился. Старичок ему сказал:

— Даю тебе сроку три дня. Если не крестишься за это время, возьму к себе. Скажи жене, чтоб она тебя отвела креститься.

Крестился, почти ничего не зная, но стараясь верить.

Ушел просветленным.

Крестил девушку лет двадцати двух, родители у неё некрещеные: ни мать, ни отец.

Еврейский анекдот.

Еврейка обращается к раввину:

— Равви, у меня сын крестился. Раввин отвечает:

— У меня дочь тоже крестилась.

— Что-то надо делать, ты же ближе к Богу.

— А что Бог, у Него Сын тоже крестился.

Мальчик третьего класса просит его крестить. Говорит, что в их школе хвалятся те, которые крещены, и ему хочется быть крещеным.

Крестился из художественного института, в крещении своем настаивал. До крещения сам сделал для себя нательный крестик, носил его, также имел у себя пасхальные яички. У жены его тоже самодельный крестик, она крещеная.

Крестил художника, он много читал по буддизму и другим религиям, но пришел к выводу, что русский человек может быть только православным.

Любит рисовать в таком стиле, который напоминает икону. Когда была выставка его картин в одном институте, то многие сказали:

— Глядя на ваши картины, хочется молиться.

Крестил ребенка у женщины-журналистки с киностудии. Восприемницей была секретарь комсомольской организации, верующая, на следующий день она причастилась. Хотели и все, но они не знали, что нужно причащаться натощак.

Недавно крестил молодого поэта. Его знакомство с религией началось с того момента, когда он однажды оказался в пустыне. Голо, ни одного растения. Представил я себе, — говорит он, — что вот, допустим, кроме этой пустыни ничего нет, никакого Бога. И мне стало страшно, я закричал:

— Есть Бог! Есть Бог! — стал задумываться о Боге, и ему захотелось креститься.

Но что такое крещение, он не знал. Тогда он пришел в храм, около одной иконы надел на себя крестик и подумал, что он крещен. Потом это ему показалось недостаточным.

Недавно я его крестил. Ходит в храм, исповедуется и причащается.

Молодой человек, сын покойного писателя. Первое впечатление: не совсем нормален и малограмотен. Креститься сразу не решался, потом все-таки согласился. Выяснилось: довольно образован, рассуждает нормально и довольно умно. Очень сильно опростился. Искупает свой грех, был не раз женат, имеет детей, о которых не заботился, пьянствовал. Устроился на работу санитаром и еще хочет устроиться на какую-то, чтобы обеспечить детей.

Умер писатель, который ни разу не был в церкви. Иногда просил, чтобы его провели туда, так как сам не знает, что и как делать. Когда со мной была неприятность, поставил в мою защиту подпись. Принесли отпевать в наш храм его родственники, было много писательской молодежи. После отпевания его жена и дочь запросились креститься.

Жену уже крестил, кто-то и еще хочет креститься.

Подполковник медицинской службы, приехав в Москву, тайно крестился. В это же время тайно крестилась вся его семья. Когда все выяснилось, все были радостно удивлены.

Отпевал дочь известной писательницы. Умерла от рака, перед этим крестилась и сказала, чтоб отпевали её по христиански. Мать неверующая.

Было много литераторов, все возмутились, когда я сказал:

— Ну вот, все наше неверие кончается у гроба. Что оно нам теперь может" дать?

— Гордость интеллигентская, даже здесь не могут смириться.

Крестил женщину лет тридцати.

— Что побудило?

— Страшно быть некрещеной.

Все в её семье крещеные, о христианстве знает мало.

Крестил художницу, все было торжественно. Разговорились. Одному художнику, крупному, задали вопрос:

— Слышно, что вы верите в Бога и ходите в храм?

— А как же может быть иначе?

Один профессор напомнил своим коллегам, чтобы не говорили слово "попы", ибо это оскорбляет его религиозные чувства. Наверху тревога, не знают, что делать, слишком много стало верующих.

Крестил женщину лет шестидесяти пяти, партийная, в настоящее время больная. Когда крестилась её дочь, она сказала:

— Ты сумасшедшая, тебя надо посадить в сумасшедший дом, — а теперь сама крестилась.

Бредит, надеется, что её Бог вылечит. По национальности еврейка.

Не один крестившийся взрослый мне говорил:

— Как стало легко.

Крестился еврей. Рассказывает, что давно уже христианство стало ему близко, евреем себя не считает. Избрал православное исповедание.

Говорит: до сих пор евреи были где-то, теперь должны быть только у Христа.

Крестились два молодых человека, двадцати двух и двадцати четырех лет, образование среднее. Национальность: русский и еврей. Оба сидели в психиатрическом доме за то, что они верующие, по их словам.

Русский сказал:

— Никакими благами теперь пользоваться нельзя, потому что многие сидят в заключении и психушках.

Оба кроткие, верят во все, о чем говорит Христос.

Крестил троих взрослых: двое мужчин и одна женщина, и с ней ребенок четырех лет. Мужчины по профессии инженеры, много пили, теперь решили порвать со своим прошлым, один из них сказал:

— Вот еще партия, но и оттуда думаю выйти.

Крестился молодой человек двадцати четырех лет. Образование неполное высшее. Ни Евангелия, ни религиозных книг не читал, но верит без сомнения во все: и в воскресение Христово, и в наше личное воскресение из мертвых. Пришел к этой мысли, оттолкнувшись от действительности: везде обман, должна же где-то быть правда? Родители его, отец и мать, неверующие. Верующая в их родстве только прабабка ста тридцати лет, еще жива. Она тоже религиозно его не воспитывала, но, может быть, говорит он, её молитва привела меня к крещению?

Крестилась редактор телевидения, уверовала через индийскую философию. К крещению хорошо приготовилась, даже выучила наизусть символ веры.

Крестилась кинорежиссер телевидения, из провинции. Давно уже стала задумываться над вопросами религии. В родстве её все крещеные, но её в детстве почему-то не крестили. Особенно захотела креститься после того, как крестили её семилетнего сына. Без Христа, говорит, жизнь бессмысленна.

Вчера крестил ученого и его шестилетнего сына. Ребенок, по словам отца, вел себя необыкновенно, на него это непохоже. — Мне теперь ничего не страшно, я крещен, — сказал ребенок. За крещение благодарили, крестились, видимо, украдкой. Отец зарос бородой, очень умиротворенный и смирившийся. С христианскими вопросами знаком, русского направления. Очень понравились ему мои слова, когда я сказал, что сейчас наша основная задача сохранить традицию, проводить реформы — это смущать малых сих. Понимает, что спасение для России — православие. Восприемник отца и сына — ученый, архитектор, историк.

Предстоит еще крестить его жену и потом венчать их.

Крестился еврей, инженер. Сопутствующие ему, русский и еврей, сказали:

— Сам еврей, а считает себя русским.

Крестилась мусульманка, по национальности — башкирка. Живет в Москве восемь лет, девятнадцать жила в Башкирии, сама художница. Пришла к Христианству сознательно. Я сказал ей, чтобы она сначала подумала, дал испытательный срок. Пришла дня через три, все продумав. Взяла себе имя — Мария.

Полячка, вышла замуж за русского. Приехала с ним в Москву, он спился, она его бросила. Сейчас беременна. Захотела перейти в православие.

— Это окончательно? — спросил я. Присоединил к православию, она все делала привычно, по-православному.

Молодому человеку перед уходом в армию снится сон. Слышит голос: — Ты не крещен, а уходишь в армию, я ставлю тебя в известность. Поступай, как сам знаешь. Проснувшись он спрашивает:

— Меня крестили?

— Нет.

Собрались провожать, хватились, а его нет, очень долго не было. Уже хотели было посылать в розыск. Приходит.

— Где ты был?

— Крестился. Теперь можно идти в армию. Сейчас был в доме тещи того, кто мне рассказывал. Москва, Кутузовский проспект.

Мальчик пяти лет, когда крестился, сказал своей матери: — Я теперь крещен, а ты не крещена, иди крестись. Иначе я с тобой жить не буду.

Мальчика не пускали в храм, он туда бегал украдкой, его все любили. До крещения, когда спрашивали у него:

— Ты чей? Отвечал:

— Ничей. После крещения:

— Кто у тебя папа и мама?

— Папа — батюшка, мама — монашка.

Теперь я уже окончательно потерял счет, скольких я крестил. Приходится иногда в день крестить двоих-троих взрослых, а детей и совсем не счесть. Приходится в основном крестить дома, потому что оформление в храме грозит неприятностями по работе. Но некоторые идут и на неприятности, их даже нужно останавливать:

— Успеете еще поднять крест, все в свое время будет.

Русь многообразна и циклична, о ней судить нельзя по одному какому-то признаку, или даже по одной эпохе.

Тут есть и страшная преступность и недосягаемая святость, каждая эпоха показывает её со своей стороны.

Девятнадцатый век, допустим, культура, искусство, философия, двадцатый — разгул всякой преступности и мученичества.

О России судить может только Бог, потому что каждый может подходить со своей меркой и требовать от нее, чтобы она в себе воплотила заданный ими план. А она ломает все планы и формы, потому что многообразна. Но есть в ней навсегда неотъемлемое качество — религиозность, и признак религиозности — покаяние.

Один случай из моей жизни. Я пас телят, прилег на траве и задремал. Просыпаюсь, а надо мной, как будто собрались Ангелы, ангельский собор, и поют песнь: "Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче. Утреннеет бо дух мой ко храму святому Твоему, храм носяй телесный весь осквернен; но яко Щедр, очисти благоутробною Твоею милостию".

Долгое время я этих слов потом не мог произнести даже мысленно без слез, и сейчас они меня глубоко волнуют и умиляют.

Было твердое сознание, что Ангелы заботятся о моем спасении, и это меня радовало. Бог знает, не потому ли я рукоположен во священника на Архистратига Михаила, собор Ангелов, чтобы быть свидетелем покаяния и других. "Се, чадо, Христос невидимо стоит... Аз же точию свидетель есмь, да свидетельствую перед Ним, вся, елика речеши мне..."

Господи, помоги всем, у кого я принял исповедь, прости нам наши согрешения.

Исповедь я провожу индивидуальную, она очень много дает не только исповедующемуся, но и мне самому.

Исповедоваться часто не умеют и стесняются, отделываются общими словами, когда же расшевелишь, плачут.

Одна девушка, видимо, в первый раз, расплакалась и, стесняясь своих слез, так стремительно убежала, что не успела поцеловать крест и Евангелие. её вернули, она поцеловала и, отойдя, долго смотрела, где исповедуются...

Интересно исповедовать детей. Девочка лет двенадцати, спрашиваю:

— Веруешь?

— Нет.

— А почему пришла?

— Бабушка привела.

— Не веришь, что есть Бог?

— Нет.

— А кто сотворил все, что мы видим?

— Рабочие.

— Землю, небо, планеты?

Она растерялась.

— Вот все это создал Бог, веруешь в Бога?

— Верую.

Девочка лет десяти-одиннадцати с мальчиком лет пяти.

— Его можно без исповеди, — указываю я на мальчика.

— Батюшка, вы его хотя благословите, — говорит она серьезно.

Я благословил, и он кротко отошел в сторону.

— Ну, какие у тебя грехи? — спрашиваю я у девочки.

— Батюшка, нас в школе заставляют надевать пионерский галстук, это ж грех? — спрашивает она у меня.

Я молчу, она, не дождавшись ответа, продолжает:

— Ну, мы сначала с мамой освятили галстук, потом я его надела.

— Лежит парализованной.

Эта девочка рассуждала совершенно по-взрослому. Я стоял и думал: "Огромное государство вооружилось на детей и больных, они не в силах противостать, но вот что они могут: освятить..."

Святи их, Боже, во имя Твое!

Мальчик лет восьми.

— Веруешь?

— Верую.

— А как крестишься? — Крестится широким крестом, видимо, научила мать.

— Молишься?

— Молюсь.

— За маму молишься?

— Молюсь.

— А за папу?

— Нет.

— Почему?

— Он неверующий.

— Теперь молись и за папу. Молись так. Наставь на верный путь моего папу, Господи. Будешь?

— Буду.

Женщина больная. Видимо, рак, страшно исхудалая, рвоты. Пятнадцать лет не исповедовалась, верит во все.

Рассказала, что она не могла в храме бывать более пятнадцати минут. Как будто её что-то прогоняло, и она уходила.

Вторая, тут же находившаяся, не больная, старуха просила поисповедовать и её. Она партийная, в храм ей нельзя, но хочет исповедоваться.

Некоторые раскаиваются в том, что они при регистрации: верующий или неверующий? — расписывались ради страха — неверующий. Это для них тяжелый грех сейчас.

Раскаиваются и в том, что были партийными, сейчас уже из партии вышли. Но бывает, что и до сих пор состоят. Не знают, что им делать, чувствуют, что пребывание в партии — грех.

При беседе перед исповедью человек средних лет, интеллигентный, расплакался, и чем ближе подходил к аналою, тем более усиливался у него плач. Оказалось, блудил, и еще есть один грех, который не хотел называть. При настоянии сказал: тот, что он состоит в партии.

Человек преклонных лет с язвительной улыбкой подходит к исповеди.

— Батюшка, а вот я все исповедуюсь и думаю, есть ли толк?

— Конечно, если вы с сомнением исповедуетесь, толку нет. Вот идите, сначала подумайте, а потом приходите на исповедь.

Он, наверно, меня не понял и деньги за исповедь положил на тарелку, меж тем, как я ему не дал разрешительной молитвы. Я остановил его и сказал, что он сегодня причащаться не должен.

— Выходит, я напрасно приходил?

Я отставил его в сторону и сказал, что поисповедовав всех, я с ним еще поговорю. Он стоял нерешительно, оглядывался по сторонам.

Когда я кончил исповедь всех, он сам подошел ко мне и взволнованно сказал:

— Батюшка, да я во все верую, — видимо, страшно стало без Причастия.

Некоторых на исповеди я не разрешаю: непримирившихся, блудников, не желающих отстать от греха, без явной подготовки. Например:

— В чем грешна?

— Во всем, батюшка, — голос развязанный, запах водки.

— Любишь пить?

— Люблю, батюшка.

— И сегодня пила?

— Грешна, батюшка.

— Сначала идите воздержитесь, а потом приходите, — послушалась.

Женщина средних лет живет с мужчиной, у которого есть жена.

— Отстать.

— Как, я ведь молодая.

— Я вас не разрешу.

Обещания порвать не дает, разрешительной молитвы не дал.

Ушла разочарованной и немного задумавшись.

Вторая, такого же возраста, тот же грех.

Дает обещание порвать и раскаивалась более сокрушенно.

В первом часу дня пришла женщина в храм и просит причастить больного. Пошел. По дороге разговорились. Она просто знакомая больному, он лежит парализованный. Жена его глухая, тоже больная. Она сама, придя к ним, только наплачется. У женщины была неподдельная жалость.

Больной лежал на кровати посреди комнаты, не разговаривает. Вытягивает нижнюю челюсть и плачет.

Женщина, которая привела меня, все время плакала.

Причастил мужа и жену. У мужа была немая исповедь, жена никаких грехов за собой не знает. На вопрос: осуждала ли кого, брала ли чужое? ответила:

— Избави Бог.

Образ матери Божией у них был какой-то старинный, необыкновенно выразительный и скорбный. В комнате чистенько.

Очень часто женщины берут сороковую молитву, мало таких, которые в сороковой день, обычно это уже год или два спустя, а иногда и больше, некоторые даже, когда уже их дети вырастут.

Большое количество абортов, в основном все плачут и раскаиваются, как в преступлении.

Многие из них не знают даже, как крестятся, а некоторые даже не представляют, что значит брать молитву. Думают, что это продают бумажку с молитвой. Некоторые после того, как помолимся, говорят: — А молитву мне дадите?

Сегодня один глубоко верующий и образованный человек сказал, что он суеверен, верит в сны, приметы, потому что они в самом деле исполняются.

Вспоминаю о себе, что в начале моего религиозного пути у меня были суеверия, вера в сны и приметы, и, действительно, надо признаться, что они исполнялись — бесспорный факт. Когда я узнал учение Церкви, что не нужно в это верить, я перестал верить, победил свои суеверия, хотя отголоски того и до сих пор легкой дрожью иногда пробегут. Но я никогда не останавливаюсь и не стараюсь суеверно бояться, и что же, приметы, сны действительно не исполняются — бесспорный факт. В чем дело? По-моему, победа истинной веры. По вере вашей да будет вам, сказано. По суеверной вере было суеверие, по истинной — истинное.

Окончилась исповедь, идет молодая девушка и плачет, хочет исповедоваться. В чем дело? Не может избавиться от грехов, особых не называет, чувствует только, что грешна. Не напоминает ни фанатичку, ни больную.

Исповедовал посреди храма, подходит женщина лет сорока.

— А мне можно исповедоваться? Я маловерная.

— В чем выражается маловерие?

Кто-то ей сказал, чтобы выбросила иконы, она послушалась. Потом стала её упрекать совесть, внесла иконы снова.

— Готовились к исповеди?

— Готовилась, ничего не кушала сегодня.

— Враждуете с кем-либо?

— Нет.

Поисповедовал. Должно быть, причастилась.

Исповедовались две девочки четвертого и седьмого классов. Искренне рассказали все, что с ними было: не слушаются мамы, грубят...

Исповедовалась женщина, которую заставили выбросить иконы — приходил милиционер.

Учительница, у нее дочь семнадцати лет. Мать и отец этой учительницы верующие, но её ругают, почему так часто ходит в храм. Она бывает там каждый праздничный и воскресный день, глубоко верующая, кроткая.

Познакомили с одной больной женщиной, нервной, чтоб я за нее помолился. Отслужил молебен, поминал за литургией, она у меня исповедовалась. Сказали, что стала спать лучше.

Все время улыбается кротко и спокойно, кается в грехах и постоянно молится.

После того, как закончилась литургия, и когда я давал молитву женщине, в стороне со свечой в руке стоял мужчина средних лет, по лицу интеллигентный, какой-то одухотворенный, или лучше сказать, одержимый какой-то идеей. Он подошел ко кресту и сказал: — Нельзя ли поисповедоваться? — у него сегодня день Ангела, а он об этом не знал.

Я спросил: верует ли он, признает ли загробную жизнь, и почему пришел так поздно?

Поисповедовал. Считает себя грешником, но особых грехов нет. Раскаивается в том, что он в партии, но от Бога не отказывался и всегда заявлял, что он верующий. Причастился. После еще стоял на панихиде.

После исповеди подошла старушка, в настоящее время болезненная, так как недавно был небольшой паралич, улыбающаяся, спокойная и сказала, что ей хочется со мной поговорить. Было некогда, и она терпеливо ждала окончания служб.

Она каждый день ходит в храм, становится в определенное место и усердно молится. Когда я прохожу мимо, всегда берет благословение и говорит:

— Спаси вас Царица Небесная.

— Ну, о чем хотите? — сказал я.

— А вот о чем. Смогу ли я исповедоваться? Ведь я исповедуюсь и не исправляюсь. А надо исправляться.

— Можете и чаще.

— А мне кажется, что я только обманываю.

— В чем же вы так грешны? Я ведь вас знаю усердно молящейся?

— Но сейчас вы не председатель?

— Да. Но все равно я грешу.

— Все это дастся постепенно.

Не знаю, смог ли я её убедить, но она долго твердила, что не исправляется... Поблагодарила, и мы хорошо с ней расстались, обещала исповедоваться.

На исповеди молодая женщина, рассказав о своих грехах и не дав мне прочитать разрешительную молитву, сказала:

— Товарищ священник, я еще вот что хочу сказать... — тут и незнание, тут и наивность, тут и искренность веры!

Исповедовалась старуха. Двадцать лет тому назад она с сыном зарезала ребенка. Еще этого греха не говорила на исповеди, совесть все время мучила.

— Почему зарезала? — Сказала, что враг искусил. Подробностей не стал расспрашивать.

На вид какая-то мрачная, глаза ушедшие в себя. После разрешительной молитвы быстро убежала, сын её уже умер.

Посоветовал за сына молиться, все выносить в жизни терпеливо, быть сострадательной к людям, никого не осуждать и ни с кем не враждовать.

Исповедовалось несколько женщин, говоривших, что их дети и окружающие ненавидят их за то, что они веруют, выбрасывают у них иконы,

Все они за них молятся. Чувствуется, что переживают и жалеют заблудившихся.

После всех исповедующихся подошли дочь и мать. Стал говорить с дочерью, в седьмом классе.

— Веруешь?

— Нет.

— Почему?

— Ношу пионерский галстук.

— Считаешь, что Бога нет?

— Да.

— Ну, а веришь, что у тебя отец есть?

— Нет. У меня отца нет.

Рядом стоит столик.

— Как, по-твоему, этот столик кто-либо сделал?

— Да.

— А землю, небо, весь мир?

— Никто.

— Ну как же так? Столик маленький кто-то сделал, а землю, небо никто.

Задумалась.

— Ну, как, веруешь, что Бог есть?

— Верую.

— Ну, вот и надо молиться Ему. А чего ты на исповедь пришла?

— Меня собака покусала, и рана не заживает, и мама сказала, что нужно причаститься, и тогда выздоровлю.

— Ну, вот и хорошо. С мамой не ссоришься?

— Нет.

— Никого не обманываешь?

— Нет, — отвечает с некоторой задержкой, не сразу. Когда исповедовалась мать, то сказала, что дочь её не слушается, ссорится с ней. Посоветовал с дочерью быть ласковой, научить её молитве "Отче наш".

Исповедовалась женщина средних лет. В их доме живет колдунья, и та сделала ей, что у нее плохо.

— А вы точно знаете, что она колдунья?

— Ну, конечно. Прикоснулась к моей груди, и у меня грудь заболела.

— А не думаете ли вы, что ошибаетесь?

— Нет.

— А молитесь за нее Богу? Как к ней относитесь?

— Есть ненависть.

Посоветовал за нее молиться Богу, примириться. Сегодня причащаться не надо, завтра придете.

Исповедовалась женщина средних лет. Муж ушел от нее, заедает тоска, хотела уже даже руки на себя наложить. О нем молилась, как об умершем, — так ей посоветовали.

Я посоветовал в течение трех месяцев класть по три земных поклона и говорить: "Господи, спаси меня и спаси моего мужа, устрой все в нашей жизни", а также навещать больных и престарелых.

За совет очень благодарила, осталась довольной.

После исповеди подошла женщина средних лет со скорбным видом.

— Я вас хотела попросить помолиться о моем сыне и сродниках, они пьют. Я читала, что Иоанн Кронштадтский о таких молился.

Посоветовал остаться на молебне, но она торопилась кого-то навещать.

Исповедовался школьник, ученик десятого класса. Прежде всего спросил: "Можно ли?" Я спросил у него: "А веруете ли?"

— Верую.

— Можете.

Он рассказал, что в школе они беседуют на религиозные темы и некоторые говорят, что Бог есть, его уже заметили, что он верующий, но он этого не боится. Приходил беседовать и в другие дни. Благодарил за объяснения и сказал, что ему многое стало ясно, даже рассеялись те представления религиозные, которые у него были — они неправильны. Ставил вопрос, а будут ли существовать церкви, ведь так нападают?.. Потом исчез, и больше его я не вижу.

Трудно исповедовать старух, совершенно не знают, в чем каяться. Молодые гораздо лучше, что скажешь, то и исполняют. Старухи же иногда бывают недовольны: почему с ними не обращаются проще. То есть просто не отпускают грехов, читая над ними только молитву. Но все-таки и до них доходит, как-то встряхнутся. На исповеди стараешься непосредственно действовать на сердце. Часто приходится выслушивать всякие жалобы на горести, на обиды. Господи, помоги.

Исповедовалась женщина преклонных лет. Когда она была в заблуждении, изменила своему мужу. Он узнал и возненавидел её, запрещал рожать от него и приказал сделать аборт. Потом она одному понравилась, и он изнасиловал её, она родила дочку. Ей уже двадцать два года, хорошая. Муж этого греха не знает. Шесть лет она уже верует и раскаивается.

Раскаивалась нерусская, видимо мордовка. Она все поняла, что я говорил на подготовке к исповеди. Она не грешила, но когда еще не выходила замуж, очень думала о грешном. Говорила и о том, что в её доме все её ненавидят, но она молится за них Богу.

Раскаивалась врач, женщина средних лет. Раздражительна и осуждает людей. Как ей быть, если она раскаивается и не может исправиться?

На вид очень кроткая и добрая.

Иногда старики обоего пола раскаиваются, что у них есть блудные мысли, стыдятся этого.

Исповедовался молодой человек, окончивший первый курс института. Верит во все, Евангелие читает. Честен. Не ругается и не развращен.

Причащался. После стоял еще на панихиде.

Исповедовал. Предварительно рассказал о том, что в сны верить нельзя. Тот, который раньше у меня исповедовался, партийный, сказал, что он грешен в том, что верит в сны. И рассказал сон, который он видел, когда ему было три года. Его вроде хоронили. И видит, что мать его стоит и молится Христу, чтобы Тот его спас. И когда он проснулся, то увидел, что действительно мать стоит на коленях и молится Богу. Рассказывал сон со слезами на глазах.

Приводил с собой трехлетнего сына, о котором рассказывает, что он всегда просится в храм.

Сын охотно поцеловал Евангелие и крест.

Причащал на дому старуху, которая, когда я спросил, сколько лет, ответила, что девяносто, потом поправилась и сказала, что восемьдесят, на десять лет ошиблась. "Но мне и так кажется, что я долгую жизнь живу". Ходить не может, сидела на диване. Когда молился, она тоже шептала свои молитвы.

В начале исповеди стала говорить, что во всем грешна, а потом отчетливо перечислила грехи: ленилась молиться Богу, потом стало некогда. Страдает скупостью, злобствует. Сейчас примирилась со всеми. Когда уходила в больницу, то у соседа попросила прощение. Тот обижался за то, что она ему сказала что-то нехорошее. В Бога верит и в загробную жизнь тоже. Это сказала убежденно и твердо.

Радовалась, что причастилась, не ожидала этого.

Исповедовалась девочка, учится в третьем классе, верит. Знает "Отче наш", а "Верую" нет. Но попросит другую бабушку, чтоб научила. Одна бабушка не успела, умерла.

Причащал на дому. Больная — слепая. Муж её, старичок, добрый, верующий, все время плачет. Она давно не причащалась, сказала, что в Бога верует, а загробную жизнь, что она есть, не знает.

Объяснил, охотно слушала. Причастилась с радостью, искренне благодарила. Когда муж заплакал, сказала:

— Ну, чего ты? — и легла.

Книг не читала, неграмотная. Я сказал, чтобы ей читал муж, тот сказал, что у него есть и Евангелие, и Библия. Читает. Сокрушается, что вот родственники не хотят слушать и не молятся.

Сегодня приводили исповедоваться отрока лет двенадцати, в пятом классе, с большим трудом можно было уговорить. Уже придя, долго стоял у храма, не хотел идти. А когда-то был расположен к храму. Началось с того, что когда как-то исповедовался, священник недостаточно его выслушал, и он не высказался полностью. После этого стал стыдиться и не ходил в храм.

Сегодня исповедовался, знает некоторые молитвы.

Исповедовался ученый пятидесяти лет. Приехал за две тысячи километров. Очень сложная жизнь. Женился гражданским браком на верующей, но она оказалась больной, не способной к половой жизни, сошелся с другой, сорока лет, тоже ученая, неверующая. Живет с ней, и об этом знает его жена и не препятствует.

Сказал: порвать, потому что это блуд. Иначе не допущу к Причастию. Очень стал умолять допустить, потому что он верует и потому что приехал издалека.

Попросил обещание, чтоб порвал. Не дает. Потому что боится — не исполнит. И жалеет эту женщину, иначе без него она пойдет в распутство, с ней он уже живет тринадцать лет.

Не допускал. Он сказал, что может заниматься а..., это уже было. Я был неумолим, он не прекращал умолять. И после того, как он сказал, что будет стараться порвать — допустил. Господи, правильно ли я поступил, и что ему посоветовать нужно было? Детей ни от той, ни от другой нет.

Все сегодня исповедовались подолгу, несмотря даже на то, что в начале мало говорил об исповеди.

Исповедовалась девочка лет одиннадцати. её в школе ненавидят за то, что она не пионерка. Быть пионеркой отец с матерью не разрешают.

Исповедовалась школьница, перешла в седьмой или девятый класс, не помню. Когда спросил о вере, то сказала, что верит, но не совсем.

— Почему?

— Потому что отец её неверующий, офицер, — говорила еле удерживаясь от слез. После причастия видел её несколько радостной, ко кресту подходила ко мне.

Исповедовался молодой человек, двадцати девяти лет. Сам издалека, там у них нет церквей. На исповеди не был с 1956 года.

На исповеди человек средних лет говорил, что он искренне верит в Бога, верит и в загробную жизнь; они с женой встают ночью и молятся Богу. Книг религиозных у них нет. Ни Евангелия, ни даже молитвенника.

Исповедовалась женщина лет тридцати пяти, очень худая. Говорит, что её заедают свекровь и муж. Свекровь кладет ей под кровать гвозди, платье её мажут кровью. Муж ей всегда изменяет. Сейчас он уехал с матерью, она вот пошла в храм и думает с ним разводиться — больше нет сил. Им она прощает, Бог с ними. Плакала.

Исповедников было много. Было много именинниц. Многие не знают, о чем говорить, хотя я до этого и объяснял им. Некоторые просто говорят, что во всем грешны, только Бог один без греха.

Есть озлобленность, многие враждуют. Друг за друга не молятся и не понимают, что нужно молиться. Но есть, что и молятся.

Исповедовались две девочки, одна из них очень скромненькая. Когда спросил: обманывала ли? — сказала, что обманывала. Молитв не знает, попросит бабушку, чтоб научила.

После исповеди пошла со старушкой, старушка перед уходом сказала:

— Батюшка, благословите и помолитесь за нее, она не хочет записываться в пионеры.

На исповеди человек около двадцати пяти, среди них молодые, все слушают внимательно, на глазах у некоторых слезы.

Молодой человек, кончает технический институт, одет модно.

— Веруешь? — Верую.

—В Загробную жизнь? — Нет.

— Какой же смысл твоей веры, если нет Загробной жизни?

— Становится легче.

— Давно не был на исповеди?

— Крестили в детстве, на исповеди еще ни разу не был.

— Почему сегодня пришел?

— Повесился дня два тому назад товарищ, и мне стало тяжело и тоскливо.

— Ну, вот видишь. Это горе из той жизни передалось на тебя. Когда смотришь в упор на человека, он невольно обернется, и вот друг на тебя смотрит в упор из того мира, и ты обернулся на его горе.

— Интересно, я еще священника не видел и так с ним не разговаривал, — о себе сказал, что он злой, женат на второй гражданским браком, её не особенно любит, сказал ей, чтобы она крестилась, и она сегодня крестится.

Девушка или женщина, еще молодая, скромная. Только подошла, сразу стала плакать. Ей страшно, боится, что к ней кто-то придет. Честная.

Только закончилась исповедь, при входе в алтарь.

— Батюшка, девочка хочет исповедоваться.

— Ведите.

Девочке лет одиннадцать, в пятом классе. Знает некоторые молитвы, молится, верует. Говорит уверенно.

За ней подходит девушка, второй курс института. Верует и в Бога, и в Загробную жизнь. Во многом грешна, говорит искренне.

— В чем же? Может, блудите?

— Нет, избави Бог, — особых грехов не называет.

Исповедовались из провинции. Священники у них плохие, сами разгоняют верующих и им потворствуют власти. В одном месте сам священник закрыл храм. Говорят об этом со слезами, каются и в том, что они осуждают священников.

Исповедников много, в основном именинницы. Исповедуются общими словами. Советы слушают с большим вниманием, любят епитимии.

Причащал на дому. Больная — слепая, некому за ней ухаживать. Ухаживают опекунша и соседи. Верит, молится. Говорит, что скоро уже домой. Ждет смерти с нетерпением и просит её у Бога.

Преображение. Исповедников за ранней было много, более двухсот. Начал до литургии и окончил, когда выходили с Дарами.

Во время беседы перед Исповедью многие прислушивались, видимо трудно было расслышать. Сказал, чтобы называли свои грехи. Но называли только имя, и на вопрос: "Есть ли особые?" отвечали: "Нет".

Очень немногие называли грехи. Некоторые плакали, но особых грехов не называли. Некоторые подходили и говорили, что они не слышали исповеди и молитвы. Заметил, что придают большое значение услышать молитву.

Некоторые исповедники причащаться остались за поздней. Была одна нервнобольная, которая называла грехи: блуд, ненависть, считала себя недостойной причаститься. И наверно, не причастилась.

Был один архимандрит в алтаре, с академическим образованием. За штатом. Рассказал, что вот один епископ ходатайствовал за всех неслужащих священников, чтоб им разрешили служить. Обосновал и по церковным канонам, и по гражданским законам. Патриарх одобрил.

О епископе этот архимандрит сказал, что он построил в наше время собор, что невероятно, но о епископе он невысокого мнения, потому что он непослушный, всегда спорил в монастыре, старался во всем разобраться. Когда я хотел было защитить епископа, что нужно и рассуждать, а не слепо подчиняться, хотел было привести слова Христа: "Исследуйте Писания", как архимандрит так раздражился, что не стал больше слушать меня и сказал, что у меня молоко на губах не обсохло, а "ты уже лезешь учить. Бог будет вас наказывать. Таких, как ты, надо высечь".

Хотел было после перерыва снова продолжить разговор, но он не стал слушать. Когда я ему сказал: "Простите", — он сказал, что вот с этого и нужно начинать, но разговаривать со мной больше не захотел.

Слепое послушание! По-моему, это не послушание, а рабство. Богу же нужны свободные.

У нас в церкви многие воспитаны в слепом послушании. Послушание выше всего! Можно оскорбить человека, но только выполни послушание. Забывают, что в церкви не один кто-то, а соборность. И все полноправны. Часто, выполняя послушание, люди из кого-то строят непогрешимого папу, хотя в теории против папы. Какая логическая непоследовательность!

Исповедников было много, были и школьники от первого до десятого классов, все верующие. Одна девочка со слезами на глазах говорила, что у нее мать неверующая, она пришла с бабушкой, отца нет.

Были и взрослые. Молодая женщина стояла скромно, исповедовалась со слезами. Мать её мужа — старообрядка, не хочет, чтоб он жил с ней. Муж сказал матери, что он сам неверующий, а жена пусть верует, как сама знает. Когда они отделились от матери, муж повыбрасывал иконы и сказал, чтоб их больше не было. Она плачет, переживает. Всегда была верной ему.

Вторая женщина оставила мужа из-за религиозных побуждений, живет одна. Но мысли грязные. Дело в том, что ей понравилось одно лицо, и вот уже десять лет она его не может забыть. И лицо это — её духовный отец. Она никому еще этого не говорила, стеснялась.

Все исповедовались хорошо, перед исповедью говорил мало.

Одна женщина, видимо деревенская, на исповеди говорила, что она грешна и все её ненавидят. Когда умирал её отец, то говорил ей:

— Ты не плачь о том, что тебя обидели, а плачь о тех, кто тебя обидел, — она так и поступает!

После всех исповедников подошел мужчина средних лет, я ему раньше наложил епитимию: год не пить! Просит разрешения, так как потерял аппетит. После долгих разговоров разрешил в месяц пятьдесят граммов. Он отказался и попросил, чтоб я ему разрешил пить пиво.

Исповедовалась женщина старше средних лет, на вид моложавая. Мама её насильно выдала за богатого, она его не любила. И хотя венчалась с ним, все-таки ушла от него. Сошлась с другим, тоже обвенчалась, жили хорошо. Есть дети, взрослые уже. Во всем раскаивается, как в грехе.

Исповедовалась женщина из провинции, пожилых лет. Во время войны, в голодное время, расколола икону и согрела чай. Теперь об этом жалеет.

К концу литургии, когда закончилась исповедь, позвали... Молодая женщина лет двадцати семи хочет исповедоваться.

С врагами она примирилась, верует, сегодня ничего не ела. Стали читать молитву, плакала искренними слезами.

— В чем грешна?

— Во всём, но особенно в том, что у меня много поклонников.

— Блудила?

— Не знаю... Может быть" — потом сказала:

— Да.

После исповеди улыбнулась, подойдя ко кресту и пытаясь поцеловать мой руку, тоже улыбнулась.

Исповедовался монах с длинной бородой. Сокрушался о том, что не выполняет монашеского правила. Когда я посоветовал ему посвятить себя помощи нуждающимся (живет в миру), он сказал:

— Я так делаю... Собираю (то есть просит милостыню), потом отношу нуждающимся. Можно?

После проповеди об Иоанне Крестителе подошла взволнованная старушка, трясется, волнуется:

— Батюшка, что мне делать? Я замечаю за своим сыном, что он начинает жить с женой своего брата, я говорю им, они озлобляются. Хочу оставить их, чтоб мои глаза этого не видели.

Заметил, что после того, как я сделаю что-то не так, во время литургии накатывает волна сокрушения, бывают слезы.

Исповедовалась женщина старше средних лет, со слезами. Муж партийный, икон она в доме не держит, молится в ванной или уборной. Маленькую икону носит с собой.

Муж о том, что она верующая, не знает. Абортов не делала, ей тяжело.

Исповедовалась женщина средних лет из провинции, партийная. В церковь у себя не ходит. Когда приезжает в Москву, старается причащаться. Помогает нуждающимся. Людей не осуждает. Аборты были.

Пожилые люди лет семидесяти — восьмидесяти — девяноста об абортах не имеют представления, по десяти-одиннадцати детей было, воспитали всех. Многие терпят лишения от детей, жалеют заблудших внуков, правнуков.

Исповедовалась пожилая женщина лет шестидесяти. Блудница, жила с чужим мужем. Невенчанная. Когда он стал препятствовать ей ходить в храм, порвала с ним, и теперь решила вести другую жизнь, пора думать о душе.

Когда шел по храму, остановила женщина средних лет, исхудалая, печальная и задумчивая. Стала изливать свою душу. Научный работник, производила опыты. Когда умерла её мать, она всех из института пригласила к себе, все были очень вежливы, сочувствовали ей. А после началась травля.

— От тебя ладаном пахнет, — обыскивали её сумочку, находя святую воду, указывали ей на это.

Одна партийная, начальница, особенно её ненавидела, но когда на место той пришла беспартийная, ставила её в пример.

Она решила взять себе для подражания одну женщину — врача. Куда ту ни таскали, даже писали о ней в газетах и журналах, как о верующей, а она всё выносит.

Исповедовалась женщина средних лет, сделала аборт, очень плакала. Дала обещание, что больше этого делать не будет.

Исповедовалась девушка, учится в институте. Скромно повязалась платочком. Не блудит, бережет себя в чистоте. Верует во всё.

После службы, когда давал крест, подошла молодая женщина, скромная на вид, печальная. — Батюшка, что мне делать? Мне снятся кошмарные сны, я хожу по кладбищу с покойниками...

— У вас случилось какое-то несчастье?

— Два года назад умерла мама. А вообще жизнь плохая, с мужем живем плохо, — все время плакала.

Подошла на исповедь пожилая женщина, долго не решалась — было стыдно. В юности спала с мужчиной, хотя до греха себя не допускала.

После исповеди сказала, что ей сейчас легко.

Исповедовалась женщина лет тридцати - тридцати пяти. Муж партийный, она молится тайно. Кто-то ей, вроде священника даже, посоветовал иметь второго мужа, тогда она не будет болеть.

— Не может быть, чтобы священник это посоветовал.

Тогда она сказала, что это ей посоветовал врач.

— Ни в коем случае, не слушайтесь его. Это большой грех.

Вызвали причащать на дом, сопровождающая, соседка больной, рассказала о себе. У нее болела голова, она много молилась Матери Божией и теперь голова не болит. Работала бухгалтером. Просила Матерь Божию устроить её поближе к храму, чтоб ей можно было почаще туда ходить. Так и вышло. Работает во вторую смену и недалеко от храма. Сначала она молилась Богу дома, потом приснилась ей Матерь Божия и сказала, чтоб молилась в храме, там Бог скорее слышит.

Снился ей сон насчет её дочери, когда последней было семь лет, что она умрет двадцати трех. Через пятнадцать лет сон этот повторился.

Завтра дочери исполняется двадцать три года.

Исповедовалась женщина двадцати восьми лет, медсестра. В Бога верует, но в загробную жизнь нет.

— Почему?

— Да потому что ничего не знаю, книг не читала.

Исповедовалась нервнобольная, разговор ненормальный. Кается, сознает себя грешной, верит во всё.

Причащал на дому. Женщина заболела воспалением легких, поставили банки, положение ухудшилось. Показалась кровь, ослабела, к вечеру умерла.

В это время заболел и её муж, на следующий день скончался. Вечером служил панихиду по обоим.

Жену уже принесли в храм, мужа не успели.

P.S. Отпевал их вместе, гробы стояли рядом.

Причащал на дому, парализован уже около пятнадцати лет. Во время болезни отняли ногу — гангрена от долгого лежания. Ему больше семидесяти. Не говорит, но все понимает.

Когда я подошел к нему, замахал на меня недовольно рукой, показывая на иконы с озлоблением. Причащаться не желал.

Я стал служить о нем молебен Матери Божией, Святителю Николаю, Пантелеймону целителю, преподобному Сергию. Он стал несколько спокойнее, но на Причастие не соглашался. Тогда я сказал, чтобы вместо Причастия ему дали крещенскую воду. Крещенской не было, дали другую святую воду. Выпил. Стал еще спокойнее. Я хотел было уйти, потом все-таки решил его поисповедовать. Сказал ему о том, что Бог нас часто наказывает за грехи для того, чтоб мы исправились. Все наши страдания Он видит и наградит за них. Сказал ему, чтоб он вспомнил свои грехи и попросил у Бога прощения. Он слегка отрицательно покачал головой. Я накрыл его епитрахилью, он лежал совершенно спокойно, поцеловал крест и Евангелие. Причастие принял хорошо. Когда я поздравил его с принятием Христовых Тайн, он благодарно качнул головой. И потом смотрел все время с благодарностью. Расстались мы с ним дружественно.

Неграмотный, работал возчиком, парализовало на работе.

Исповедовалась женщина, слепая уже восемнадцать лет. Во время исповеди сидела на стуле и все время плакала. Сказала, что она уже две ночи думает о своих грехах. Грешна она в том, что торговала, обманывала, принимала на дому тех, которые развратничали. Бог вот меня и наказал. Сначала все погорело, а потом она ослепла. С ней сейчас обращаются плохо. Все спрашивала у меня: простит ли ей Бог грехи? Обрадовалась, когда я сказал, что простит. Ей восемьдесят с лишним лет.

Раскаивалась женщина в абортах, обещала больше не делать. Рассказала, что мать её вырастила одиннадцать детей.

Раскаивалась и в том, что предохранялась, чтоб не было детей.

Исповедовалась старуха. Подожгла свой дом, чтоб получить страховку.

До Духовной школы и во время учебы в ней я серьезно относился к исповеди. Иногда мне было стыдно говорить о своих грехах. Когда я высказывался на исповеди, становилось легко, но через некоторое время снова мучился: не так поисповедовался, не все сказал. Подходя к Причастию, был в умилении. После Причастия иногда сразу становилось хорошо, умилительно, иногда ничего не чувствовал и пропадали слезы, но потом через день-два чувствовал что-то необыкновенное, каждый раз в чем-то просвещался. Сейчас, будучи священником, отчетливо сознаю, что причащаюсь Тела и Крови Христовой, и чувствую, как я недостоин этого, как Бог по Своей великой милости принимает меня. Мне радостно становится, что я с Богом, чего мне еще больше нужно?

Исповедовалась женщина средних лет. На исповеди не была лет десять. Иногда, впрочем, заходила в храм. Пришла исповедоваться потому, что недавно умер её отец.

Исповедовалась женщина лет сорока пяти. Усердно молилась, становилась на колени, делала земные поклоны, были слезы. Говорила о том, что она недостаточно тонко понимает свою душу и чего-то, наверно, не исповедует, и поэтому не чувствует полного удовлетворения.

Исповедовалась старуха-мать, её дети прогнали из дому, живет у чужих. Глаза какие-то маленькие, печальные и со слезами. Невольно у самого появились слезы.

Исповедовались колхозницы, простодушные, наивные. Ссорятся между собой, но друг за друга молятся. В церковь не ходят, потому что у них нет церквей.

Исповедовалась старушка, её обидели и она не может простить. Я сказал:

— А Христос ведь прощал, и мы сами молимся: "Прости, как и мы прощаем".

— Говоришь простить? — переспросила она.

— Да.

— Ну что ж, придется простить.

Интеллигентная пожилая женщина с серьезным видом, задумчивая.

Во время исповеди долго стояла на коленях. Грех: отчаялась, потеряла веру, хотела покончить с собой. В этом сейчас раскаивается.

Соборовал на дому. У больной водянка, уже три года. Дышит с трудом, может только сидеть. Долго не хотела собороваться, а теперь согласилась. Все время вздыхала и говорила:

— Господи, прости.

Недавно покушалась на себя, хотела зарезаться. Сказала, что Господь не допустил. Были аборты, блудила.

P.S. После соборования поправилась, сама себе готовит обед. Недавно и еще раз причастилась. Была очень благодарна.

Женщина лет под пятьдесят. Раскаивается в том, что к ней во сне приходит умерший муж, и они с ним грешат. Это бывает часто.

Пришла на исповедь больная, во время исповеди сидела на стуле. О ней мне сказали, что она долго не была на исповеди. Ей семьдесят три года. Спросил:

— Сколько лет не были на исповеди?

—Почему? — Сомневалась.

— А теперь? — Как видите, пришла.

С трудом вспоминала свои грехи, но старательно припоминала. Сомнения были от того, что философски смотрела на жизнь, хотя философов не читает. Достоевского не любит.

—Веруете в загробную жизнь?

Подумала:

— Верю, — сказала не особенно уверенно.

— Может, сомневаетесь оттого, что видите бездыханным тело?

— Нет. От этого не сомневаюсь. Прихожу к мысли, что за гробом есть жизнь. Потому что забытое часто возвращается.

P.S. Сообщили, что после исповеди она все думала и волновалась о том, что я ей сказал.

Исповедовались дети второго-третьего классов, мальчик и девочка. Заявили, что верующие, молятся за мать и отца. После них подошла школьница восьмого класса.

— Верующая?

— Нет.

— Как неверующая? А зачем пришла?

На лице улыбка, говорит развязно:

— Да так. Немного верующая, немного нет. А почему же мне не придти?

— А ты Пушкина читала?

— Да.

— А ведь он был верующий. Знаешь его молитву "Отцы пустынники"?

— Нет. Нам говорят, что он был неверующий.

— Ну, давай рассуждать. Вот аналойчик. Его, конечно, кто-то сделал?

— Да, конечно.

— А весь мир? Землю, планеты? Все это никто не делал?

— Делали. Строители...

— Но как же они могли сделать звезды, планеты?

— Не знаю.

— Ну, вот. Говори: верю, Господи, помоги моему неверию, — сказала.

Одна крестьянка раскаивалась в грехе, что когда они жили бедно, и нечем было кормить котят, она их топила.

Две или три старухи жаловались на исповеди, что их бьют дети, не кормят. Им очень тяжело.

Исповедовалась девушка лет сорока. Начались смущения, с неохотой читает книги. Стала креститься.

Исповедовалась молодая, двадцати трех лет. Виновата в смерти мужа, он покончил с собой, а был справедливый.

— Я не могла его понять, — плачет.

Исповедовалась полячка, молодая. Не послушалась матери, сбежала от нее, вышла замуж за русского. Ей плохо. Себя признавала католически верующей.

Перед Рождеством исповедников за ранней литургией было восемьдесят, в основном пожилые. Но были и молодые, были и мужчины.

Мужчина средних лет:

— Я пришел во всем раскаяться. Было все, блудил, обманывал, воровал. Больше не буду, — слышен запах водки.

— Сегодня пил?

— Пил. Всего пятьдесят граммов, брата провожал...

— Я тебя поисповедую, но причащаться тебе нельзя. В другой раз, хотя бы завтра. Только обязательно воздержись.

— Как же так? Я приезжий, — обещал придти завтра.

Женщина немного старше средних лет раскаивалась со слезами на глазах, что вела очень беспутную жизнь, жила с другими мужчинами, с одним венчалась не под своим именем. Теперь совесть мучает.

Причащался ребенок пяти-шести лет. Мать тоже была в храме, еврейка, некрещеная. Хотел с ней поговорить, она передала через других, что ей некогда.

Все-таки с ней разговаривал другой священник, она ему сказала, что верующая, но по-еврейски.

Исповедовались в основном из деревень, за пятьсот километров, средних лет и моложе. Веруют, сокрушаются о том, что были аборты, дают обещание не делать. Плачут. У них нет церквей, приехали в гости и решили поисповедоваться.

Одна заявила, что не делала абортов и не будет.

Исповедовались две девочки:

— Веруете в Бога?

Как-то с радостью и уверенно заявили:

— Веруем, молимся.

Одиннадцати лет молитв не знает, восьми — за бабушкой повторяет молитвы.

Женщина лет сорока. На вид пожилая, одета прилично. Хотела причаститься, её не допустили старухи, сказав:

— Ты не исповедовалась.

Она ответила, что поисповедовалась во время проповеди.

После литургии мне сказали, что надо причастить девочку, ей семь лет. Поисповедовал. Девочка осталась очень довольна. Тогда подходит и та женщина, которая оказалась матерью этой девочки, просит и её поисповедовать. Всех людей она любит, ни с кем не ругается, верует в Бога, сегодня ничего не кушала.

Мать и дочь причастились, остались очень довольны. Видимо, их знакомая стояла в стороне и плакала, глядя умиленно на них и в мою сторону.

Исповедовался молодой человек лет двадцати - двадцати двух. Это второй раз. В первый раз я не советовал ему причащаться, был пьян. Сегодня от всего воздержался, говорит: хочу новую жизнь вести. Со всеми примирился, жена вот только не прощает. Пил он в основном с получки, блудил.

Исповедовалась женщина из деревни. У них нет храма, а жажда большая. Люди ненавидят друг друга. Ей приснился сон. Ищите мальчика в песке. Его искали с милицией и не могли найти. Его задавило, тринадцать лет. Сын бухгалтера. Она за него молится.

Исповедовалась женщина лет сорока - сорока четырех. Выглядит молодо. Раскаивается в тяжком грехе...

— Каком?

— Делала аборты.

— Сколько?

— Одиннадцать.

— А сколько есть детей?

— Четверо.

Ее не слушаются, не верят. Она их ругает.

Ходил соборовать и причащать. Больная сорока трех лет, высохшая страшно. От слабости не может говорить и даже открыть рот. Верующая. Глаза очень ясные. Мужа и двоих детей, девяти и тринадцати лет, не было, присутствовали другие люди, все усердно молились. Когда пособоровал и приступил к Причастию, две старушки изъявили желание причаститься, в храм придти не могут.

Все у больной просили прощения со слезами на глазах. Я во время молитвы сам не мог удержаться от слез, молился с верой и от души. Появилась сильная любовь к человеку. Причастие еле втолкнули в рот больной, она сначала закрыла глаза, потом стала жевать, проглотила.

Старушек, поисповедовав, причастил крещенской водой, объяснив, что это не Причастие, но в крайних случаях может быть во оставление грехов.

P.S. Говорят, больная по истечению двух часов после Причастия скончалась.

Исповедовалась девочка пятого класса. Раскаивается в том, что когда в школе у нее спросили: "Веруешь ли?" — она сказала: "Нет".

— Больше не будешь так говорить? — Нет.

— Скажи им: вера — это мое личное дело.

Исповедовалась женщина старше средних лет. Настолько была зла, что когда горел дом и там, она знала, были дети, ни сама не спасала их, ни других не звала на помощь. Сокрушается и жалеет.

Исповедовалась женщина, у которой было семнадцать абортов, трое в живых. Совесть мучает, не находит себе покоя.

Исповедовался мальчик одиннадцати лет, пятый класс. Полный на вид, говорит очень серьезно, впечатление взрослого человека.

— Веруешь?

— Нет. Кто его знает.

— Считаешь, что Бога нет?

— Считаю, что Бога нет.

— А кто создал мир, вселенную, ведь ты знаешь, что даже всякую вещь кто-то создал?

— Я так рассуждать не умею.

— Если бы был Бог, то столько бы пьяных не было.

— Молитвы какие знаешь?

— Кое-какие знаю.

Исповедовалась девушка: отказалась от очень выгодной работы, чтобы только быть свободной и выполнять свои христианские обязанности, ходить в храм.

Исповедовалась женщина средних лет. Плакала. Десять лет не была в храме и не исповедовалась, сегодня пришла потому, что в их доме всё несчастья и несчастья. И многих причина — она.

Исповедовалась пожилая женщина, с мужем убили своего ребенка месяцев шести. Муж давно умер, а она мучается от этого греха.

Раскаивается мужчина-инвалид. Упрекает совесть в том, что он на фронте расстрелял двести человек немцев в качестве самообороны. Один немец поднял руки, хотел сдаться в плен, он все равно расстрелял его. Этот особенно сейчас встает перед ним.

Раскаивается мужчина средних лет. Лет двадцать не был на исповеди. На вопрос: "Почему сейчас пришел?" — как-то посмотрел недоуменно.

Исповедовался молодой человек, учится в институте (энергетическом) на втором курсе. Верует, читает Евангелие, честный. Следом за ним шла довольная радостная женщина, тихо говорит мне:

— Это мой сынок, — нужно было видеть сияние на её лице, чтоб оценить всё это. А с какой горестью многие матери говорят, что их дети не веруют, они о них молятся день и ночь,

Исповедовался мужчина пятидесяти лет. В прошлом году он у меня был на исповеди, и теперь его тянет в храм. А до этого он сюда не ходил.

Исповедовалась женщина, была во вражде с другой женщиной. Я ей посоветовал класть по три земных поклона со словами: "Господи, примири и соедини, наши сердца". Так делала и теперь все хорошо, но зато стала во вражде с третьей.

— Теперь способ вам известен.

Исповедовалась пожилая. Не давала своему ребенку грудь, он умер. Делала два аборта.

Исповедовалась женщина-врач, пенсионерка. Сейчас, работает председателем товарищеского суда, старается примирить людей. Узнав, что она верующая, приходили к ней на дом. Волновалась, но ничего не сделали.

Чувствуется искренность и серьёзность.

Девочка тринадцати лет, глубоко верующая, молится за свою сестру, чтоб её Бог спас, та неверующая. Называет грехи: иногда ссорится с мамой, разбила вазу и не созналась в этом. Кроткая, тихая, искренняя.

После всех исповедников подошла пожилая женщина. Все время она бывала на общих исповедях и потому грех не исповедовала. Тяготит. Она была очень злая, одному ребенку оторвала ухо, и крик этого ребенка до сих пор ей слышится. Это было в молодости. Блудила, забыла Бога. В их дом вхож священник, она лет десять его не видела. Вдруг он идет. У нее все воскресло и стало стыдно, что она забыла Бога. И поэтому спряталась от священника. Он пошел к её матери и там был очень долго. Когда она пошла узнать, то мать ей сказала, что никакого священника не было. Ей стало страшно. С того времени она снова уверовала и теперь верует.

Девочка лет десяти раскаивается в том, что нашла ручку и не возвратила её, потому что не знала, кому возвратить. Взяла сестра и потеряла.

— Теперь мне грехи прибавятся? — спросила, на глазах показалась слеза и скатилась по щеке.

Соборовал и причащал инженера водного транспорта. Видимо, заболел лучевой болезнью, была трепанация черепа. Ни двигаться, ни говорить не может, хотя все понимает. Выглядит внешне хорошо.

Приводила к больному родственница, была здесь и мать больного, по словам родственницы, мало верующая.

Сын инженера, пяти с половиной лет, усердно молился Богу о папе.

Подходит женщина с ребенком восьми лет:

— Исповедуйте, он ругается матом.

Спрашиваю:

— Как зовут? Веруешь ли? — прошу перекреститься. На все отвечает молчанием.

— Что, язык потерял? — отставил в сторону.

Исповедуется сама женщина, тоже ругается матом.

— Ну, вот видите.

— Батюшка, вы все-таки мальчика поисповедуйте, его нужно причастить.

Снова исповедую, то же упорное молчание. Сказал, чтоб подождали до окончания литургии.

Приводят причащать, я сказал, что нельзя. Мать взволновалась. После литургии снова исповедую, тоже молчание. Сказал, чтобы мать его подготовила, сам ушел на панихиду. Возвращаюсь, мать с радостью:

— Батюшка, подготовила.

Мальчик стал говорить, осенять себя крестным знамением. Охотно причастился.

Исповедовалась женщина со слезами на глазах. Она даже сама не знает, как у нее сорвалось проклятие на своего тринадцатилетнего сына, и он вскоре, чуть ли ни на следующий день, был сшиблен машиной на смерть.

Исповедовалась молодая женщина: разошлась с мужем, он ей изменял и вообще непонятный. Отец его иудей, гонитель христиан. Хочет быть монахиней, работает преподавательницей.

Подошла женщина на исповедь с улыбкой:

— Есть особые грехи?

— Да. Аборты.

— Сколько?

— Много.

— Ну, сколько?

— Тридцать.

— Ну как, совесть упрекает? Заплакала.

Причащал старуху шестидесяти лет. Не помнит, когда была в храме и когда исповедовалась. Спрашивала у других, как держать себя на исповеди, что говорить. Заболела раком, говорит: безнадежно.

На исповеди сказала, что в Бога верует, верит и в Загробную жизнь. Грехов никаких не помнит. Об абортах, обмане не может быть речи. Молится Богу всегда тайком от дочери, та не верит. Соседи говорят о ней, что она хороший человек, особенно тем, что не злоязычна.

Исповедовалась женщина дома. Особый грех тот, что когда дочь познакомилась со студентом и полюбила его, и когда он уехал и писал ей письма, она перехватывала их и рвала. Потом студент перестал писать, и дочь так задумалась, что ни за кого не вышла замуж и умерла.

— Никак, — говорит мать, — не могу простить себе этот грех.

Причащал парализованного, он все время почти плакал. Жена о нем рассказала следующее. Был в плену в войну 1914 года, много испытал трудностей. Когда возвратился в Россию, Царица всем пленным подарила крестики. Они отказались, потому что им нужен хлеб, — был среди них пропагандист. С того времени он потерял веру. Потом как-то снова стал веровать, но не совсем. Года два тому назад, она, жена, проснувшись, услышала, что он хрипит. Прочла отходную. Три дня он не просыпался, вызвали врача. На третий день проснулся и стал плакать. Видел сон. Ходят и проверяют крестики, подходят к коммунистам и говорят им:

— На вас, на мертвых, одели крестики, — посрывали и потянули в огонь.

Подошли к нему и говорят, что он вовремя одел крестик. И видел еще, как Христос воскресал из огня и его спасал.

С того времени он стал глубоко верить, просил, чтоб ему читали что-нибудь божественное.

После отпевания подошел пьяный: — Батюшка, хочу исповедоваться.

— Сейчас?

— Когда угодно, — на лице смятение.

Исповедовалась женщина средних лет. Самый основной грех тот, что она прячет иконы, не крестится при людях, боится, как бы чего не было, не стали бы смеяться.

Исповедовался человек лет сорока пяти - пятидесяти, седой, зарос бородой. Молится усердно, стоя на коленях.

Искренне раскаивался, говорил, что хочет все сбросить и начать другую жизнь. Помимо жены, имеет женщину, от нее есть ребенок. Надоело обманывать ту и другую.

Недавно причащал мальчика лет четырнадцати в больнице. Месяцев восемь болеет, один глаз вытек, второй какой-то стеклянный, на выкате. Ноги не двигаются, бескровный.

Из семьи учительницы. Дома никогда не говорили о Боге, мать в душе, наверно, веровала. Попав в больницу, мальчик стал молиться Богу своими молитвами. Когда я спросил: "Как настроение?" — бодро ответил: "Отличное".

— Веруешь ли в Бога?

— Очень верую.

Причастился охотно, потом сказал:

Мать его глубоко верует, причастилась вместе с ним, она была в каком-то ровном светлом состоянии.

Партийный, может быть, даже не веровал. Заболел раком, попросил прощение у жены, сдал партийный билет, получив на то квитанцию.

Исповедовался и причастился.

Вызвали священника. Он заходит в дом, видит человека, больше никого не было. Поисповедовал и причастил. На следующий день:

— Батюшка, вы не причастили больного.

Снова пошел и причастил кого надо. Оказалось, что тот, кто первый причастился, был коммунист. Появление священника в доме вызвало у него желание причаститься.

Подошла женщина средних лет:

— Что мне делать? Когда можно исповедоваться? Я была в Загорске и подошла к Причастию, но Частичку не могла проглотить. Когда я обратилась к женщинам: "Что это такое?" — они у меня спросили: "Может, ты не исповедовалась?" Я в самом деле не исповедовалась, потому что не знала.

Мой сын Миша после первой исповеди восторженно сказал:

— Мама, а знаешь, как стало легко!

Исповедовалась женщина. Когда спросил: "Делала ли аборт?" спокойно ответила: "Нет". Я подумал: не жена ли она священника? Хотя, впрочем, и жены священников делают аборты. Аборты захлестнули нас. Нет той женщины, которая не сделала бы два-три аборта, даже деревенские, хотя в деревне все-таки меньше. Оказалось, в самом деле, эта женщина — жена священника.

Да, как бы ни ругали священников, а их семьи при общем разврате остаются морально устойчивыми.

Вчера исповедовал и причащал женщину в военном госпитале: ей тридцать пять лет. Саркома легких. Она жена военного, жили заграницей. Привезли её сюда, когда заболела. Муж, по рассказам других, неверующий, но ей не препятствует. Исповедовалась подробно, чистосердечно, как ребенок. Сознает, что умирает, но покорилась воле Божией. В Загробной жизни не сомневается.

Особых понятий о религии не имеет, даже не знает молитв. Молится своими словами, призывает на помощь святых. Удивительна её простая сильная вера! Как Господь сохраняет избранных своих!

Исповедовалась женщина с плачем. Двадцать дней тому назад схоронила мужа. Он пришел к ней во сне и спросил: — Сколько сделала абортов, потому что там спрашивают... Дети наши бесприютные, всем дают подарки, а нашим ничего не дают. Абортов делала десять, а, может быть, и больше, не помнит точно.

Исповедовался военный, занимал, как он сказал, высокий пост. Задача его заключалась в том, чтобы уйти из армии и отдаться религиозным вопросам. Сейчас работает преподавателем, обходит все храмы, наш был двадцать четвертый. Жена его тоже глубоко верующая. У того и у другого хорошая религиозная настроенность.

Девочка лет двенадцати - тринадцати за службой крестилась украдкой, видимо стеснялась. По окончании службы, я, проходя мимо, спросил у нее:

— Вы кого-то ждете?

— Вас.

Начали разговаривать. Уворовала у мамы шестьдесят копеек и истратила. Это ведь грех? — плачет. Я хотел дать ей денег, отказывается. Я все-таки ей дал и дал просфорку. Я пионерка, это ведь грех? — спрашивает снова.

Приходила на исповедь девушка лет двадцати семи. Исповедовалась серьезно. Когда спросил:

— Ну, все? — сказала, что нет, еще что-то хочет сказать, с трудом собралась: любит женатого, живет с ним..,

— Но разве это грех?

— Ну вот, допустим, кто-то отбивает у вас мужа...

— Ну что ж, пусть, раз любит.

Люди потеряли различие греха, но всё-таки совесть мучает!

Сказал, чтобы порвала всякие отношения. Послушалась, молилась усердно.

Пожилая женщина, лет семидесяти, подумала как-то: "Неужели у подвижников, таких пожилых, была блудная страсть?" И вдруг на нее напала такая, что еле справилась. По поводу этого и исповедовалась.

Одна очень развратная женщина, пьяница, как-то зашла в храм и её поразил один священник, она его и боялась, и благоговела перед ним. Когда ей сказали, чтобы она исповедовалась, она сказала: как я, такая грешная, такому святому человеку буду исповедоваться?

Наконец, собрала мужество, поисповедовалась.

— Да, всё, — сказала она.

— Прощаю и разрешаю, — накрыл её епитрахилью.

Ее поразило то, что он не стал её "распинать" за её грехи, и простил, тут же зарыдала.

К исповеди. Как все-таки легко впасть в окамененное нечувствие! Сколько горя сейчас в России: пьянство, разврат, развал семей, всеобщая разобщенность. Казалось бы нам, христианам, молящимся в храме "за всех и вся", нужно не вставать с колен и просить Царицу Небесную о помиловании несчастного окаменелого мира и первая такая молитва должна идти от нас. Но... чуть-чуть придя в себя, с ужасом отмечаешь, что живешь в своем мирке, в храм ходишь не как в дом Божий, а идешь, как на работу. Здесь поговорить, пошутить да поссориться..., но не молишься. Прости, Господи.

Из записок бывшего партийного.

От себя:

Господи, прости грехи всем исповедовавшимся у меня, дай им крепости духовной, прости и меня вместе с ними. Прими нас под кров Твой, утоли нашу жажду.

На второй или третий день моего рукоположения я служил молебен Матери Божией с акафистом. Вдруг ясно представил себе горе предстоящих, и что я ходатайствую за этих страдающих. Я не мог удержаться от слез, не мог произнести ни одного слова, а Матерь Божия отчетливо стояла перед моим внутренним взором, прислушиваясь к просьбе. Наконец, я, разрыдавшись, закрыв рукой лицо, убежал в алтарь. Там находящиеся спросили, что это со мной такое?

— Голова болит, — ответил я и попросил другого священника дослужить молебен.

Он пошел, я вскоре успокоился.

Люблю причащать на дому, много всяких несчастных, жаждущих веры бывает.

Приводит меня как-то старуха к матери оставленной или забытой сыном. Черная конура — комната, она не встает с постели. Воду подать приходит эта старуха. Мне стало её очень жалко. Исповедуя, я не мог удержаться от слез.

Раз как-то один слепой пригласил меня причастить его "пациентов": парализованных, слепых, не встающих с постели.

После Причастия он всех поздравлял, раздавал подарки. Они все отличались глубокой верой, исключительно жили Богом.

Сегодня причащал больную старуху, очень исхудалую, видимо, рак. Когда я её стал утешать, что не надо бояться смерти, она спокойно сказала:

— А я её, батюшка, не боюсь.

Рассказывали, в одном месте (провинция) было много исповедников. Причаститься не успели, закрыли храм.

Заезжала племянница моего товарища по несчастью, её преследуют за веру, устраивают товарищеские суды. Она продолжает быть верной Христу. На вид очень исхудалая, нервная.

Часто на исповеди старушки жалуются на свое тяжелое положение, на обиду от детей. Я иногда останавливал их и говорил, что на исповеди нужно говорить о грехах, но сегодня посмотрел на одну старушку: сколько было скорби в её глазах! — и решил, что надо выслушивать все терпеливо и быть участливым к горю. И в этом тоже есть исповедь, в исповеди дорого сердечное участие.

В провинции, километров за пятьсот от Москвы, закрывали храм, мотивируя тем, что он стоит рядом с клубом. Храму уже сто лет, недавно праздновали юбилей. Народ собрался не только со всего города, но и из окрестностей. За храм стояли не только женщины, но и мужчины, устраивали дежурство. Остановился весь транспорт, милицию собрали из многих городов, оцепили весь храм. Женщины в милицию бросали все, что только было под руками. Милиция никого не трогала. Из ремесленного училища один полез срывать крест, чуть не убили. Спасли солдаты, переодев его в военное. Крест не могли снять, хотя его и подпилили — был еще прикреплен цепью.

Сейчас храм стоит закрытым, служат в другом, меньше этого. Двадцатку церковную вроде арестовали, обвиняют в спекуляции. Народ продолжает ходатайствовать об открытии храма, посещаемость в нем была большая. Поговаривают, что должно попасть райисполкому, так как поступил неправильно, не мог усмирить народ. До этого же проходили собрания на заводах о закрытии храма.

Часто, впрочем, в последнее время не особенно, когда идет священник, вслед ему начинают кричать: "Поп!". Взрослый народ иногда смотрит удивленно, но не смеется и не острит, во всяком случае, я об этом не знаю.

В прошлом или позапрошлом году видел священника из провинции, глубоко верующего и безбоязненного в своем деле. Жена с ним живет плохо. Ему грозили, чтобы он ушел, даже стреляли в него.

Был у меня на вечернем богослужении протоиерей сорока семи лет, жена ему говорит:

— Бросай, иначе сошлют.

Оба с высшим образованием, он переживает и волнуется. Сегодня пришел домой, дома холодно, оставила записку: "Сегодня не приду". Пока не поздно хочет устроить свою жизнь, ей сорок лет.

Есть сын, который с ними не живет. Живет у бабушки, ему семнадцать лет. Рассказывают, что и у других священников есть подобные случаи: Жены требуют веселья, им надоедает воздержанная жизнь.

Рассказывают об одном епископе, который построил собор. Когда уже была закончена стройка, власти хватились: кто разрешил? — но все было оформлено документально. Его на год запретили в служении, был без места. Очень деятельный и смелый, долгое время сидел в заключении.

P.S. Снова: вот уже несколько лет подряд не служит.

Рассказывают, что усиленно хотят закрыть Почаевскую Лавру, не допускают туда верующих, иногда увозят их оттуда на машинах, штрафуют, даже арестовывают. Народ дежурит около Лавры.

Недавно рассказывал тот, кому удалось узнать тайны КГБ: несколько человек уже лишились работы, потому что не справились с закрытием Лавры. Дано указание: в обязательном порядке закрыть.

После исповеди подошла старуха восьмидесяти семи лет: что ей делать, дети её не веруют. Она очень переживает, на глазах слезы.

В троллейбусе случайный попутчик, мужчина средних лет:

— Вы батюшка? — Да.

— Вот посоветуйте, как мне быть? На работе меня преследуют, а я им говорю: веровал и буду веровать, — достал крестик, аккуратно завернутый в платочек, крестик сломался, но он его бережно хранит. Религиозных книг не читал и не имеет их.

— Все равно буду веровать! — его слова на прощанье.

Рассказала женщина с высшим образованием, крупный инженер. В одном учреждении, полусекретном, появилась верующая девушка двадцати двух лет, стали нападать на нее, грозились исключением из комсомола. Устроили собрание, она себя так умно, хорошо держала, так логично говорила, что все были удивлены, одергивали тех, кто на нее нападал с насмешкой. Впоследствии, когда она просила исключить её из комсомола, уговаривали остаться.

Подошла женщина в возрасте, её внучек просыпается всегда в половине двенадцатого ночи и кричит, глаза испуганные, стеклянные. Мальчику пять лет, когда я у него спросил, почему кричишь, кого ты видишь во сне?

— Вижу Бабу Ягу, — ответил он.

В тот день причастился кротко и охотно.

Рассказала женщина о человеке, которого я навещал за день до его смерти. Безнадежно больной, нужно было причастить, но он в это время после укола. Прочел только молитву над ним и благословил. Когда он проснулся, очень жалел, что не разбудили его.

Умирая, все боролся с бесами, говоря:

— Как их много собралось.

Последние его слова были: — Господи Иисусе Христе, помилуй меня, грешного.

Врач невропатолог, верующая, муж — учитель истории, напал на нее за веру и донес, выкрав дневник. Про нее написали в газете, как о шарлатанке. Наконец, добились того, что её разлучили с дочерью двенадцатилетней, будут вселять её по требованию мужа в многосемейную квартиру, чтобы те на нее воздействовали. Очень переживает, но держится мужественно.

Рассказали: в заключении на Рождество Христово епископ и священник залезли в пустой колодец и там служили.

Священника за это морили в карцере, держа по пояс в воде, епископа расстреляли. Было в сталинские времена.

Учитель из провинции, верующий, апологетически настроенный. Выжили из учителей, осудили на два года за тунеядство.

Отсидел, использовали только на тяжелых работах.

Возвратился, учителем не берут, снова тунеядство, нажил грудную астму. Нечем жить, уезжает на Север, там как будто обещают взять преподавателем.

P.S. Недавно видел преподавателя, которого также преследовали, как и этого. Парализован, не говорит. Но удивительно радостный, собирает религиозные картинки.

Школьник одиннадцатого класса, верующий, на него донесла в школу старуха. — Покажите мне своих учеников, — выстроили всех: — Вот он, — ткнула она пальцем.

Учителя с ним стали "работать" и "доработались" до того, что на него натравили школьников. Те избили его, ударив его по голове книгой "Война и мир". Сотрясение мозга.

Пролежал в больнице два месяца, навещали учителя и ученики. Замяли дело. Приходил и тот, который ударил книгой.

— Ну как, не умер? — его выставили за дверь. После всего этого учителя школьника оставили в покое, ученики иногда подстерегают и бьют. Иногда его преследует учительница по русскому языку и литературе. Порой у него очень сильно болит голова.

Когда я ему посоветовал это дело раскрыть, он испуганно сказал:

— Ничего вы не знаете, еще может быть хуже. Надо простить, Бог с ними.

Школьница, увидели на ней крестик. Сорвали с нее крестик и галстук.

— Ну, выбирай, — выбрала крестик.

От нервного потрясения заболела, удалили почку.

Моя жена рассказала, что сегодня к Наташеньке, моей дочери, положили в палату мальчика десяти месяцев, у него двустороннее воспаление легких, ему много делали уколов. Он испуганно смотрит на врачей. Когда к нему они подходят, весь дрожит, глаза большие, расширенные. Судьба его такова. Родился семимесячным, слабосильный, мать, родив его, отказалась от него, сдала в детдом.

У нас в алтаре прислуживает молодой человек, глубоко верующий. Когда ему было девять месяцев, от него отказалась мать, разведясь с отцом. Отец взял его и отвез к своей матери, а сам женился на другой. Бабушка его воспитала.

Недавно ему писала мать, он ей не ответил. — У меня нет чувств, ни к матери, ни к отцу, — сказал он мне. — Я люблю одну бабушку, она для меня все.

Рассказывают, в лагерях теперь есть такие люди, которых судят за христианско-политические убеждения. Говорят, они очень хорошие, глубоко верующие, среди них нет стукачей.

В прошлом году, Мишу, моего сына, хотели втянуть в пионерскую организацию. Он колебался: вступать или нет? Говорил, что можно веровать и будучи пионером, а если будут заставлять не веровать — выйду. Проявлял некоторую боязнь. Впоследствии раскаялся, сказав маме:

— Знаешь, мама, дух злобы, соблазнял. Хорошо, что не вступил.

Приходил священник, который недавно вышел из заключения. Там потерял ногу. Говорят, что на него специально направили вагонетку. Чувствуется воля и непреклонность, в настоящее время служит. Когда был у меня, ему в то время сообщили, что его переводят в другое место, там хуже, чем здесь, где он служит сейчас. Немного покривился, но чувствуется, что все принимает. Создали дело потому, что деятельный, в одном месте сумел открыть недействующий храм.

Рассказал очевидец. Была антирелигиозная лекция в политехническом музее, лектор — известный пропагандист, Аарон Моисеевич, профессор истории, как о нем сказали, утверждал, что Христа не было, это миф. Попросился один инженер, хотел зачитать из Евангелия.

— Я вам не разрешаю.

— Что это такое, с вами нельзя даже поговорить? Где же и можно побеседовать, как не здесь?

— Приходите ко мне домой.

— А почему здесь нельзя? Я хочу здесь.

Народ разделился. Одни: — Что его слушать? Это шизофреник, — полусерьезные, полузлобные голоса. Другие: — Дайте послушать.

За инженера встало большинство, некоторые зачитали выдержки из протоколов Сионских мудрецов. Пропагандист скрылся, вызвали милицию.

Долго разговоры велись на улице, проходил милиционер и требовал у инженера документы. — А почему вы не проверяете у всех? Мы обсуждаем содержание лекции.

Антирелигиозные пропагандисты в основном из евреев, особенно в первые годы Советской власти. Не говорит ли это о том, что иудеи по-прежнему возмущают народ против Христа, гонят Его, как об этом записано в Евангелии?

Я задумываюсь над судьбой еврейского народа. Даже в лучшие времена это народ-мученик. В школе смеются над еврейскими детьми, в учреждениях глухо ненавидят, обвиняют во всех тяжких грехах, не хотят понять даже их самые добрые чувства. И, несмотря на такие мучения, среди них нет святых. Выходит, что их способности уходят только на земное устройство?!

Здесь есть над чем задуматься.

Результат антирелигиозной пропаганды — безбожное беснование: взрыв антисемитизма, попрание русской святыни и истории, развращение народа. Неужели это непонятно?

Пора всем нам, евреям и русским, понять, что мы одурачены дьяволом.

Обратить внимание: 1. Бороться против того, чего, по их мнению, нет, — не глупость ли, не безумие ли? Объявлять, что Бога нет и бороться с Ним?

2. Гонят за то, что не поддерживают их глупости, — не одержимость ли это?

3. Мучают за то, что человек желает себе вечной жизни, а они отвергают её, — не зависть ли это дьявольская?

4. Гонят и травят свои же своих — какое здесь может быть убеждение? Это люди, помрачившиеся злобой!

Приходила женщина, муж бросил её потому, что не соглашалась на аборт. Против неё также вооружились её родные. Худенькая, мол, тебе не пара, — говорят ему.

Родители его — учителя.

Дома у этой молодой матери мать её живет с посторонним человеком, у которого есть своя семья. Когда она заметила об этом матери, чтобы он не ходил к ним, мать резко сказала:

— Не мешай мне жить!

Плохо спит, аппетит плохой. При такой беде сочувствующих нет!

Навещал хозяйку, у которой несколько лет тому назад снимал дачу. Она много терпела от своего мужа — тот изменял ей. Была труженица, постоянно была занята трудом.

Сейчас больна, вырос большой зоб, душит её. Вся пожелтела, тяжело дышит, не спит по ночам. Очень мучается. Предлагают ей лечь в больницу, сделать операцию.

— А что она даст? Себя под нож, убить себя? Нет уж, что Бог послал, надо терпеть, — сознает, что умирает, но умирает мужественно, умиротворенно, с упованием на Бога.

Таких мужественных людей становится мало. Помоги тебе Бог, мученица Божия!

Для сравнения. Рассказывают, как некоторые из неверующих, умирая, кричат, вопят в отчаянии:

— Не хочу умирать! — проклинают всех и вся.

Господи, просвети их.

Недавно умер человек, почти на моих глазах. Говорят, что-то было с сердцем, в последнее время нервничал, и начались приступы. Один за другим. Приходил врач, ничего не нашел, сказал, что, наверное, на нервной почве.

— Если на нервной, — сказал я его жене, когда она, проводив врача, догнала нас, мы шли с женой, — я ему помогу.

Не успела жена возвратиться домой, с ним снова плохо.

— Мария, мне плохо, — сказал он.

Послали за мной, прихожу: глаза закрыты, на лбу капли пота, я зову его:

— Саша, Саша, — приоткрываю глаза, куда-то ушли, закрываю веко, надавливаю, остается вмятина.

Подношу зеркало ко рту — на стекле нет капель пота, но не говорю, что умер.

Жена покойного останавливала меня, когда я кричал: "Саша, Саша!"

— Не надо тревожить, пусть поспит. Может, лучше станет, — а сама забегала, подбежала к иконам: — Ой, неужели умер? — ни одной слезинки у нее на глазах не было, держалась очень стойко, спокойно, беспокоилась только о своем сыне, как тот переживет.

С сыном было плохо, падал в обморок. Удивительно мужественны русские женщины! Брат её, священник, рассказал:

— Она металась между двух огней. Муж боялся веровать, был партийный, сын работал в Органах, она их тянула к Богу.

Они, хотя и веровали как-то, но боялись, а она дерзала. Оттого может быть, так мужественна. О смерти говорит спокойно, даже улыбаясь.

После случая со мной — беседы и последствия: с Мишей стала разговаривать учительница по русскому языку и литературе, которая однажды выразилась так:

— Ну, я с этим попом сражусь, — это обо мне. — Миша, ты веруешь в Бога? — обращается она к сыну.

— Да, я верую в Бога, — отвечает он спокойно.

— А ты знаешь, что я тебе дам характеристику такую, что тебя по окончании школы не примут в институт? Напишу только: веруешь в Бога...

— Не примут в Институт, поступлю в Духовную семинарию, — сказал Миша.

Об этом учительница заявила на родительском собрании и попросила помощи у родителей, чтоб они на вопрос детей, что такое Бог, отвечали по совести.

Дети часто задают такой вопрос в связи с религиозностью Миши. Мнения родителей разделились. Одни говорили мне (я присутствовал на родительском собрании): "Зачем я его так воспитываю?" Я отвечал: "А что вы хотите, чтоб я, священник, воспитывал его в антирелигиозном духе?"

— Ему будет трудно.

— Я не пытаюсь из него делать тепличное растение, трудности закаляют. Легкая жизнь развращает. Мне только непонятно, почему вы пытаетесь создать искусственные трудности?

Один:

— Я вам предсказываю, что когда он вырастет, выберет не ваше направление.

Я: — Подождите, пусть вырастет, тогда видно будет. Он находится в лучшем положении, чем другие школьники. Он знает две стороны: атеистическую — в школе, и верующую — дома, у него есть из чего выбирать.

Другая: — Мы будем бороться за каждого комсомольца.

— Боритесь, это ваше личное дело.

Учительница: — Когда он начнет изучать физику, он поймет...

Я: — Он и сейчас много читает, у нас дома самая разнообразная литератур. Я вас приглашал придти к нам домой, а вы не пришли.

Она: — А зачем я пойду к вам?

Я: — Ну, хотя бы за тем, чтобы знать, в каких условиях находится ребенок.

Вдруг голос: — Я вот представитель рабочей среды. Мне непонятно, почему вы затеваете такой разговор? Ребенок хорошо учится, воспитан, значит религия ему не мешает, ведь религия — это дело совести?

Большинство становится за нас, особенно женщины смотрят с уважением в нашу сторону. Перед родителями начинают отчитываться учителя об успехах школьников. Первой говорит математичка, молодая, характеризует Мишу, как способного ученика, благодарит нас за хорошее воспитание сына. Той матери, которая говорила, что будем бороться за каждого комсомольца, говорит:

— Вам надо обратить внимание на своего ребенка, он не успевает.

В перерыве моя супруга заявляет учительнице, которая объявила во всеуслышание о религиозности Миши:

— Я теперь боюсь за сына, вы натравили на него школьников.

Учительница поправляется перед родителями. — Родители, вот тут Нина Ивановна заявляет, что она теперь боится за сына, так вы говорите своим детям, что Миша здесь ни при чем, это его родители...

Явный ляпсус: о религии говорят, как о преступлении. Видимо, такое родительское собрание проведено специально, судя по тому, что велся протокол, чего не бывало на предыдущих собраниях. Наверно, учителя отчитывались перед кем-то.

Реакция Миши, говорит маме: — Я с этой учительницей больше разговаривать не буду, она выдала тайну, которую я ей поведал.

Я спросил у Миши: — Как ты думаешь, ведь это показатель низкой культуры — спорить с ребенком о Боге?

— Папа, да откуда ей что знать? — удивительные слова.

Каюсь, я стал раздражаться на учительницу, а он посмотрел на все с какой-то недетской снисходительностью.

Наташа (дочь), захотели её втянуть в пионерскую организацию, ей одиннадцать лет. При всем классе: — Наташа, хочешь быть пионеркой?

Наташа, робкая по природе, притом в шесть лет перенесла две тяжелые операции — гнойный аппендицит с прободением, говорит:

— Хочу.

Дома:

— Меня хотят записать в пионеры, — плачет.

Разговор с учителями: — Желание Наташи нужно было согласовать с родителями.

— Ой, это дикость — религия.

— Подождите с такими словами. Сначала давайте выясним такое положение. Вы хотите приучить ребенка к двойной жизни. Чтобы в школе она говорила, что не верит в Бога, а дома, что верит? Хотите принять её в пионеры, принимайте, как верующую.

— Так нельзя.

— Значит не мы не желаем, а вы?

— Вы хитрый.

— Я просто рассуждаю логически.

Вызывают Наташу. При нас: — Наташа, хочешь быть пионеркой?

— Не хочу.

— Ну, вот видите. Ребенок еще не имеет ярко выраженных желаний, нужно считаться с волей родителей.

Разговор в монастыре:

— Вот я хочу воспитывать своих детей в религиозном духе, а учителя натравливают учеников на них, те срывают с них крестики, избивают моих детей. Как тут быть?

В одном храме Москвы во время церковных праздников бывал солдат, становился незаметно в стороне. Оказалось, он уходил всегда в "самоволку", чтобы быть за службой в праздники.

Как только кончалась служба, его поджидал старшина и уводил на гауптвахту. Он шел, не сопротивляясь, принимая, как должное.

Об этом уже многие знали. Рассказал очевидец.

Как-то причащал я тяжело больную, лежала в отдельной палате. Только причастил её, как сразу открылась дверь, и больные из других палат молча пошли под благословение.

Лишить тяжело больных последнего утешения, — какая жестокость!

Приходится пробираться украдкой. Я плакал, благословляя эти молчаливые ряды мучеников!

Когда я стал убежденно и горячо веровать (во время войны, где я жил, открылись церкви), для меня каждое Причастие было открытием. Готовился я аккуратно, появлялись всегда какие-то новые чувства, а перед тем, как причаститься, в ту ночь, просыпаясь, я слышал, как будто голос, у меня на устах были слова того голоса. Помню таких два момента, а было их много, до самого моего отхода на фронт. Первый, не знаю, какой по счету. Просыпаюсь и на устах моих слова: "Блаженна не рождающая, не мучающаяся родами". Я, между прочим, думал, что это мне быть девственником, к этому я и сам стремился, даже со слезами об этом молил Бога. Но вот женился. К чему эти слова?

Второй, последний по счету, перед уходом на фронт. Больше ничего уже подобного не было. Просыпаюсь и слова:

— И враги узнают, насколько сильна молитва Матери Божией.

Может быть, по молитвам Божьей Матери я и остался жив на фронте?

Преподаватель института, философское отделение, уверовал в Бога. Стычка, и он ушел на физические работы, продолжая еще состоять в партии. Сам по национальности — мордвин, родители его — язычники. Когда-то он был антирусски настроен, сейчас очень русского православного настроения. Имеет свои философские концепции. Недавно вышел из партии, отпустили с трудом, стали следить за ним. Когда он однажды справлял рождественский вечер, у всех, кто там был, проверили документы, одного забрали в милицию.

Неделю тому назад я его венчал, у всех присутствующих было праздничное настроение. Особенно поразило то (как они умудрились!), что было шесть человек шаферов, стояли в три ряда. Когда я посмотрел на эту картину, меня сразу поразил их воинствующий дух.

Знаю одного писателя, неплохого, который как-то пытался совместить и свое пребывание в партии, и писание на религиозно-русские темы.

В последнее время развалил свою семью, морально опустился. В последнем своем рассказе как-то стал бравировать своим циничным поведением, выставив на первый план свою любовь. Наверно, забыл, что рассказ будут читать его дети и жена. Каково будет им!

Не можете служить двум господам! — эти слова Христа очень опасно игнорировать. Заигрывание с кем-то и с чем-то антихристианским чревато последствиями, даже невинное.

Знаю еврея-писателя и его жену. Обоих я крестил. Жену раньше, мужа позже. Медленно и терпеливо все продумывал.

Когда-то был соблазн у них уехать отсюда, жена как-то поддавалась, муж решительно отверг соблазн.

Оба русского православного настроения, муж больше. Муж приходит к мысли, что иудаизм надо осудить. Что Россия сейчас, возведенная на крест, совершает христианское дело, вернее, в ней совершается. Пишет книги на эту тему. Жена тоже пишет на эту тему удивительно доступные и ясные по настроению. Муж, по сравнению с ней, больше философ.

На исповеди одна старушка, больная, заявила, что она сомневается. Причина та, что по телевизору передают против Бога.

— А может быть и не будет воскресения? — спрашивает она.

— Вера достается с трудом, нужно молиться и делать добрые дела, — сказал я. Плачет раскаивается.

Рассказали дети. Похоронили мертвую птичку, засыпали её землей, потом подумали и поставили крестик. Девочка спросила: — Птички тоже переходят в другую жизнь и там живут?

Несколько лет подряд причащал на дому парализованную женщину, которая все время сидела на стуле, ничего не говорила, на мои вопросы светло улыбалась и качала головой.

Однажды во время Пасхи, таким же образом причастив её, я вдруг услышал, как она отчетливо произнесла:

Я так и ахнул: ничего не говорила и вдруг отчетливо так говорит! Муж, тут же стоявший, сказал: — Кроме этих слов никаких других больше не знает, даже не может произнести собственного имени.

Женщина стоит в храме и все время повторяет: — Христос воскресе...

Другой, рядом стоявший с ней, видимо надоело ему, сказал:

— Да перестань ты.

Женщина повернулась в его сторону и невозмутимо повторила с светлой улыбкой: — Христос воскресе, Христос воскресе...

Пришла женщина для беседы, художница, на вид выглядевшая очень солидно и интеллигентно. Она слышала обо мне по радио, её поразили слова, что государство не имеет право вмешиваться в церковные дела.

— Такому священнику я могла бы поведать свою душу, — решила тогда она.

Она рассказала, что её сын покончил с собой.

— Он был очень хорошим, не мог примириться с современной ложью.

Она, чтобы, успокоить свою душу, стала писать ему письма на тот свет, в то время была атеисткой.

Как-то шла она по улице и навстречу ей женщина в ярком пальто с апельсином на ладони. Она несла его очень торжественно, глаза вдохновенные, горящие. Особенно выделялся её апельсин. Поравнявшись с ней, она сказала:

— Твой сын воскрес.

Художница в волнении схватила её за руку:

— Что ты говоришь? Он покончил с собой!

— Я говорю: воскрес, и ты сегодня узнаешь об этом в шесть часов вечера.

Когда в шесть часов вечера она подходила к своему дому, увидела необычайно яркий свет и в окне фигуру Христа.

— Каждую складку Его одежды я запомнила, — говорила она, и с того времени успокоилась, стало ровно у нее на душе.

Сейчас верит в Бога, ездит ко мне в храм, причащается, умиляется на ту молодежь, которая приезжает ко мне.

Проповедь Миши, одиннадцать лет.

В сегодняшнем Евангелии повествуется о том, как Иисус исцелил одержимого бесами, и сказал ему: "Возвратись в дом свой и расскажи, что сотворил тебе Бог".

И этот человек пошел и стал проповедовать об этом.

Мы все похожи на того человека, грехи одолевают нас. Но Христос сильней бесов и надо только покаяться Ему в своих грехах. Надо стараться, чтобы Господь исцелил нас и тогда идти и проповедовать Истинного Бога другим одержимым, которые сами не хотят исцелиться. Но надо помнить, что за них говорят бесы, которые вошли в них.

Надо давать им лекарство, которое только может их исцелить. Христиане никогда не делают преступлений. Люди же, которые думают, если суд людской не раскрыл их преступлений, никакого иного возмездия за них не будет, часто делают.

Сейчас многое люди стали понимать, что есть Бог, когда хотели доказать совсем противное. Их часто преследуют, но ничто не может удержать человека, который узнал Истинного Бога. Аминь.

6 ноября 1973 года.

Написал после прочтения Евангелия за литургией. Когда я спросил: "Почему мало?", — ответил: "Больше не могу, выдохся".

Меня выслали за восемьдесят пять километров от Москвы. Многие ездят ко мне, в основном молодежь, и в основном люди с высшим образованием, разных профессий.

Тогда мне выделили еще очень неудобную комнату, и негде было помещаться, но мы все-таки умудрялись после службы готовить общую трапезу. Поражало то, как по-братски, дружественно, допустим, писатель или профессор, сидел рядом с простой крестьянкой и они ели из одной чашки.

Сейчас помещение лучше. Приходят люди иногда неверующие, или просто любопытствующие. Их высказывания:

— Я впервые увидел, что значит христианская среда. Смотрю, никаких раздражений, озлобленных споров. Все дружны, дружественно улыбаются, а люди — разных возрастов и разного образования.

Вчера венчал, было много людей, верующих и неверующих. Венчалась дочь неверующих родителей. У всех было праздничное настроение, потом был общий обед. Неверующие потянулись к верующим, увидели, какая это красота — вера!

Одной девушке я сказал:

— Буду венчать и вас. Она мне сказала грустно:

— Сначала нужно креститься.

Невольно приходят на память слова Христа: "Кто будет веровать и креститься..."

Если бы все записывать, что совершил Христос в наши дни в России, то думаю: огромные просторы российские не могли бы вместить написанных книг.

Процесс воскресения из мертвых в России продолжается.

Сначала я записывал особые случаи, такие, как крещение взрослых, а теперь их стало так много, что я потерял всякий счет.

Для умного, как говорится, достаточно и этого, чтобы сделать правильный вывод.

Сегодня по дороге, когда мы с женщиной шли причащать её крестную, она мне рассказала: "Я была на войне, служила в Аэрофлоте. Когда уже освободилась, мой брат, тоже военный, приехал домой, он как-то заговорил с матерью, что нет Бога. Я задумалась об этом и, ложась спать, попросила Бога: если есть Ты, покажись мне. И вот увидела сон: на облаках Христос и над Ним сияющий венец. И Он благословил меня. С того времени я надела крестик, стала веровать и ходить в храм. Но я здесь ничего не понимала. И вот как-то, когда пели, я подумала: люди поют, а я недостойна, ничего не знаю. В эту ночь я увидела сон. Слышу пение и голос ко мне: — Пой с нами, раба Божия".

Женщина на вид с отпечатком войны, эти лица сразу узнаешь по угрюмому виду. Болеет, сердце не в порядке — одышка.

У нас могут быть те же средства, что и у других. У других эти средства оказались ничего не стоящими, но надо знать, что у них эти средства были сами по себе, а у нас они с Богом и должны выиграть победу.

Не в средствах дело, а в Боге. Средства — это только та форма, через которую должна проявиться наша личность. Не средства, а Бог. Не мы, а Бог.

Начинай делать. Какие бы ни были у тебя средства, верь в победу. Даже внешне, если и потерпишь поражение. С Богом и поражение окажется победой. Невозможного Богу нет, и — все могу и я об укрепляющем меня Господе.

Рассказали случай. Евреи побили еврея, который им сказал: — Какого Мессию вы ждете. Он пришел, возьмите Евангелие и прочтите.

Еврей, говорят, был пожилой.

До тех пор, пока на Руси будет стоять хоть один храм, пусть закрытый, полуразрушенный — будет делаться христианское дело. Прочтите в современной литературе, на какие мысли наталкивает разрушенный храм, как взывает к совести и пробуждает лучшие чувства. Например, Шукшин "Крепкий мужик".

Даже тюка идет борьба веры с неверием, или даже хотя бы наоборот, нельзя считать дело потерянным. Было бы движение — значит, есть жизнь, и жизнь не у неверия, а у веры, ибо неверие — это мертвец. Все хорошо, что есть, да будет благословенно имя Божие от ныне и до века. Эти слова не для самоуспокоения, а для ободрения: нам всем нужно делать во имя Христово.

Анекдот церковный: — Завтра воскресенье, но вы, смотрите, об этом никому не говорите. До чего мы стали всего бояться и от всего прятаться!

Он ходит между нами, иногда угрюмый — болит голова, ранен в голову, иногда веселый, приветливый, большой спорщик, уклоняющийся даже слишком далеко в спорах. Но... стоит позвать его, как сразу летит на помощь. Там помыть и перевезти священника больного, там за кого-то вступиться (имеет юридическое образование), там кому-то куда-то переехать, с тем пойти на допрос и утешить его и помочь, встать на защиту, если это надо... На всякий голос отзывается! А меж тем, как надо и побыть дома — жена больна.

Он ходит между нами, мы видим его, разговариваем с ним, беседуем, спорим, соглашаемся и не соглашаемся, а чувствуем ли мы, что в наше атеистическое время он делает большое христианское дело и не требует ни наград, ни платы. Как он переживал и за меня, когда со мной была беда!

Николай Петрович, спасибо тебе!

А ведь это бывший коммунист, преуспевавший когда-то. Бывший любитель выпить и пораспутничать.

С некоторого времени и сам того не замечая и не подозревая, что это будет, говорил ведь: "Все надо разрушить, чтобы и памяти не было от религии!" Увлекся религиозными вопросами, поверил, почувствовал, что партбилет не дает ему покоя. Сдал.

— И такую радость ощутил, стал ходить в храм, читать святоотеческую литературу, всех и вся полюбил...

Что это, перерождение просто или чудо? А мне кажется, что это воскресение из мертвых. На Русской земле совершается воскресение из мертвых!

А вот другой пример. Мордвин, философское отделение, бывший партийный. Сдал партбилет, за ним следят, не дают ему покоя, а он усовершенствуется, пишет, ничего не боится. Бог — прежде всего, готов пойти на всё.

Помоги Бог всем живущим на Русской земле!

Радостно становится, когда чувствуешь, что рядом с тобой идут такие люди. Они ходили со мной, когда меня вызывали на допрос.

— Кто это? — спросили у меня чекисты.

— Мои телохранители, — ответил я.

В самом деле — телохранители. Ангелы хранители!

Встанет ли личная обида, или обида за своих людей, полоснет ли сердце: за что? Почему? Пусть ненависть не пронзит тебя, ибо в данном случае несчастен тот, кто обижает.

Если бы существовала только эта жизнь, тогда понятна была бы обида, но поскольку есть вечность и в вечности все обнажится, и получит по достоинству, то самое лучшее остается: — Прости им, Отче, не ведают, что творят, — это и успокоит тебя, и кто знает, может, и их научит?

Я не раз слышал, как русские говорят о евреях, что у них заговор, что они коварны и только делают, что причиняют зло, что это не люди, а какие-то демоны. Но я видел евреев, что они обыкновенные люди со своими слабостями и раскаянием.

Я не раз слышал, как евреи говорят о русских, что это черносотенцы, что они готовы истребить всех евреев, и боятся их, приписывают им какое-то могущество. Но я знаю русских, которые самые беспомощные люди и готовы простить всех и каждого. Отчего такое непонимание? Сейчас особенно обостренными стали отношения русских с евреями.

Господи, открой их мысли и сердца, покажи им, что они братья и должны любить друг друга.

Конечно, трудно, чтоб до конца еврей понял русских, а русский евреев, но стремиться к этому надо же. Не обвиняя их, не восхваляя себя, а как-то иначе. Побольше искренности, любви. Говорить красиво мы все можем, даже прикинуться искренними, откровенными. Ну, а любить, тут не притворишься: нужно отказаться от себя.

В больницу поступила больная, у нее появился страх смерти: вот ляжет спать и не проснется. Беседовал с ней верующий: — А у нас смерти нет, человек переходит в лучшую жизнь, — сказал он. — У вас хорошо.

Об этом она рассказала своему отцу, и тот стал жаловаться на этого верующего, чтобы его дочь оградили от мракобеса.

До чего перепутано сознание людей! По-моему, не дочь, а отец её больной, дочь только остро почувствовала, что в самом деле может быть.

Лютеранка приняла православие. Через какое-то время стал сниться отец, она посоветовалась кое с кем: снится — значит надо поминать. Один священник ей сказал, что можно. Стала поминать и больше не снится. Сны её очень тревожили.

Одна мать хотела крестить свою дочь, та никак не соглашалась, хотя когда разговаривали о Боге, прислушивалась, делая вид, что ей как будто не это нужно. Как-то ехала в трамвае, везла банку огурцов, подсел старичок и сразу:

— Вы не из церкви? — почему-то у нее спросил и, не дав ей ответить, продолжал:

— Церковь — это хорошо.

Второй случай. Старичок тоже стал ей объяснять пользу Церкви.

Третий, в метро, тоже старичок — Где можно достать Библию? Знаете, это такая хорошая книга!

После этих случаев она почувствовала, что ей надо креститься. Крестилась.

Мальчику четырех лет сказали о кресте, во сне закричал: — Дайте мне крест, — вскоре его крестили. Удивительно воспринял всё церковное, любит наряжаться в священника, знает многие молитвы. Ему сейчас пять лет.

С. Кабаново, Успение Божией Матери. Моя супруга была поражена, что все в храм шли с цветами. Оказалось, что когда Плащаницу обносили вокруг храма, весь путь устлан цветами. Это очень её поразило. Таков здесь обычай.

Иногда мы не видим, кто идет с нами рядом и совершает безымянные подвиги. Женщина очень бестолковая и мне надоевшая всякими вопросами и однозначными повторениями своих грехов. Помню, нужно было большое терпенье, чтоб не раздражаться, её выслушивая.

Впоследствии, при случае со мной, пошла сюда в село, чтоб мне послужить, помочь. Оказалась очень находчивой и смелой. Когда приехали ко мне чекисты, разговаривала с ними независимо. Прошла трудную жизнь. Раз облилась ацетоном. Врачи думали безнадежна, а она силой своей веры исцелилась. Потом её врачи показывали, как удивительный экземпляр. Ей шестьдесят лет.

Молодой человек двадцати пяти лет, любит послушания. Помогает мне и охраняет меня, всегда после работы приезжает ко мне. Когда со мной была катастрофа, выносил терпеливо горшок, с любовью ухаживал.

Врач, глубоко верующая, согласна на все за имя Христово. Со мной попадала в катастрофу, было сотрясение мозга. Такое, говорит, было благодатное состояние, что если бы снова повторить — не задумалась бы.

И сколько кого не замечаю! Как много еще подвига святого, самоотверженного на Русской земле!

Рассказали из прошлой истории. Ослепший попросил странника принести воды из Иордана. Умоюсь, говорит, и прозрею.

Странник забыл про воду и когда уже подошел к дому ослепшего, вспомнил. Недолго думая, зачерпнул воды из обыкновенной реки, близ протекающей. Принес, слепой умылся и прозрел.

— Как так? — закричал странник, — это не из Иордана, а отсюда из реки.

— А мне безразлично теперь, — сказал слепой. — Я зрячий.

По отношению к евреям проявляются две крайности: одна их совершенно низводит, зачеркивая в них всякое добро, другая — старается их оправдать.

Как у тех, так и у других нет правды. Понять и принять их можно только с точки зрения христианской. Без Христа все теряет свое значение, в том числе и сами евреи. Без Христа — они срубленное дерево, до какого-то времени зеленеющее, которое рано или поздно засохнет. Чтоб стать зеленым деревом, евреи должны принять христианство.

Исповедь — это не механическое перечисление грехов. Назвать грех на исповеди — значит произнести окончательный суд над грехом и больше к нему не возвращаться.

Пришли ко мне две девушки, обе очень печальные, замкнутые, туго думающие и туго выражающие себя. Обе потянулись к христианству, одна крещеная, другая — нет. У первой не знаю семейных обстоятельств, вторая в семье, где не знают Бога, отец работает в органах МВД, пьет.

Когда сказал, что с Богом мы не одиноки (вторая трудно сходится с людьми), что человек создан для радости, улыбнулась просветленно. Вторая учится в Университете.

Замечаю, что довольно большая часть молодежи производит впечатление неполноценных, хотя вроде нормально рассуждают, получают образование. Видимо, настолько грех исказил человеческую природу. Но слава Богу, русские люди, хотя медленно, но выбираются из всего этого, начинают воскресать, доктрина безбожия получает полное изживание в России.

Есть уверенность и есть самоуверенность. Уверенность: Бог все может, но я сам должен раскаяться, избавиться от грехов, тогда меня ждет спасение.

Самоуверенность: я спасен верой во Христа, и раскаяние мое ни при чем, не нужно. Здесь нет соединения Божьей и человеческой воли, нет гармонии, нет богочеловеческого строительства, такие не признают Боговоплощения.

Был в чудной семье, предки — старообрядцы. Крепкие нравы, все — кажется, партийные. Удивительно любят Россию, христиански настроенные.

Оба, муж и жена, попадали в катастрофу. У жены нога лежала отдельно. Она сказала, что все время слышала, как кто-то рядом с ней читал Библию.

Поправились, оба верующие.

Рассказали о капитане дальнего плавания, он же и какой-то секретарь парторганизации. Уверовал в Бога, постоянно читает Евангелие, причащается каждую неделю. Обратил к Богу свою жену, с партийными беседует о Боге.

— А если это станет известным? — спрашивают у него.

Отвечает: — Тогда я им все расскажу, как надо, не убоюсь.

Еврей хотел рукоположиться, окончил Семинарию. Не разрешили.

— Ты нам спутал все карты, иди в синагогу, — сказал уполномоченный по церковным делам.

Уверовал потому, что слушал по радио религиозные передачи из-за границы.

В одном месте было много часовен, имеющих историческое значение. Хотели их закрыть, постановили: за ветхостью — разобрать. На счастье, там оказались художники, они написали протест, подписи собрали. Пошли к уполномоченному по церковным делам, тот принял документ, посмотрел на них и положил его к себе в стол. Один художник стал требовать возвратить, дело чуть не дошло до драки. Документ все-таки направили куда следует.

Приехала комиссия, часовню отстояли, но художников все-таки поругали: — Разве вы не понимаете, что храм, даже закрытый, пропагандирует, — с такой злобой на них посмотрели.

Храм разрушенный может больше всего и опасен для безбожников!

Художники понимают те ценности, которые созданы верой, но атеисты этого не понимают. Они, наверно, думают, что разрушая, что-то созидают. Какое отупение! Но отупение ли это просто, не одержимость ли, не беснование ли в полном смысле слова?!

Как бороться с бесноватыми? Доводов никаких разумных они не понимают. Пойти войной, но что это даст? Только Христос может укротить их, и поэтому, чтобы с ними успешно бороться, нужно чтобы Христово учение осуществлялось в жизни. Не просто интересовались им, а осуществляли. К сожалению, о христианстве могут рассуждать, писать о нем, а осуществлять — пусть, мол, другой кто-то, попроще. Вот откуда атеизм и беснование берут свое начало!

Рассказывает женщина из бухгалтерии: — Как-то на меня обиделся главный бухгалтер, и я извинилась, попросила у него прощения. Все засмеялись:

— Что это ты у него просишь прощения? К чему это?

Извиниться, сознать свой поступок, стало непонятным.

Четырнадцать лет тому назад ушел человек из дому, родители его были неверующими. Всех окружающих стал считать своими родителями, его кормили, некоторые смеялись над ним.

Сейчас ему сорок пять лет, отец уже умер, мать уверовала. Рассказали те, к кому он сегодня пришел, назвав всех по именам, всех, кто там присутствовал. Имя его — Александр.

Рассказывает сын о своем отце, который был в органах ЧОН: перед смертью исповедовался, сын отвозил ему Дары. Сын верующий, сидел в заключении.

Чего не бывает на Руси! И из каких бездн все-таки идут к Богу!

В больнице развесили плакаты: берегитесь от таких-то болезней. В том числе: оберегайте детей от религии!

Религию, выходит, считают болезнью?

Господи, а ведь многие, которые развешивают плакаты, делают это формально и сами даже готовы поговорить о Боге, даже добры. Что это? Тупость или небрежность? Или никак не могут выйти из-под страха?

Страх безбожия довлеет над нами. Господи, освободи нас!

Ездил за город, подошел к автобусной остановке, во мне узнали священника. Разговор сразу пошел о храмах. Две старушки:

— А вот недавно разорили храм 17-го века. Тот, кто разорял, скоро сдох. — Почувствовав, наверно, неловкость, поправилась:

— Умер. Слава Богу, Бог наказал, — в лицах и растерянность и просветленность.

Выяснилось, что это был председатель колхоза, пьяница. Может быть, ему и не приказывали, по собственной инициативе сделал.

Люди развращены, выработался инстинкт разрушения.

Грустно! Потому что у нас смелости только до первых испытаний. И еще более грустно то, что когда не выдерживают испытаний, начинают искать оправдание своему поступку: то, мол, это смирение, то послушание.

И еще более грустно, что начинают осуждать тех, кто выдерживает эти испытания, осуждают их в гордости и прелести. Нет бы сознаться, что сами оказались слабыми, вот нужно самооправдание и осуждение других. Господи, спаси нас, подай мужество!

Как мы запуганы, а ведь участь боязливых суть в озере огненном, как сказано в Апокалипсисе. Неужели уже все? Нет, не верится. Господи, помоги!

Самая главная добродетель при современном положении — смелость и дерзание!

Смелость и дерзание не приходят ни с того, ни с сего, это плод жизни во Христе! Ибо смелость без этого рано или поздно сломится. Дерзать можно, живя во Христе и со Христом идя в путь.

21 ноября 1975 года. Сегодня пятнадцать лет моего служения. Служил с трудом, много было мыслей, омрачающих мое христианское сознание. По окончании службы оказалось, что те, которые хотели помочь мне, испугались.

Надежда на человека ложна. Нужно надеяться и положиться только на Бога. Уж слишком много всего было в моей жизни, чтобы в этом сомневаться.

Господи, спаси. Ты только, Ты один остался. Да это и самое надежное.

Кто Бог велий, яко Бог наш, Ты еси Бог, творяй чудеса!

Грустно, что в нашей современной Русской Церкви нет единого мнения. И это даже не разные мнения об одном, это дробление мнений. Это — разбились на разные малые группки, и каждая претендует на свою правоту и осуждает других. Нет бы покаяться, все хотят быть учителями, выставить свои мнения.

Все это понятно. Понятно, в какое мы время живем и как у нас все вырвали, обворовали нас, а тут еще грех опутал всех нас. Единственный правильный путь — жить по-христиански, стараться понять друг друга, помочь и быть терпимыми друг к другу.

Господи, спаси Русскую церковь!

Для чего-то все допущено. Может быть, что-то большее Господь готовит нам. Придут люди, которые найдут общий язык со всеми и будут делать все одно дело.

Недавно одна армянка попросила меня, чтоб я присоединил её к Православию. Она полюбила русскую Церковь и русскую религиозность. Родители её ученые, неверующие, вернее боящиеся показать свою веру, а может быть, просто формально верят.

Она подала заявление о выходе из комсомола по религиозным мотивам. Комсорг ей сказал: можешь веровать тайно, а из комсомола не надо выбывать. Она настаивала, тогда комсорг стал её срамить: все неверующие, только ты одна. Армянка возразила, что сейчас многие начинают веровать. Комсорг стал грозить.

— Так что ж это такое? — закричала армянка. — Я невольна выбрать себе убеждение ?

— Вольна, — сказал комсорг, — но мы не дадим тебе направление в институт, сообщим твоим родителям. Ей двадцать лет.

Приходили на исповедь недавно крестившиеся студентка и один молодой человек. Исповедовались хорошо, рассказали обо всем, как увлекались даже наркотиками.

Удивительная какая-то у них сердечность и товарищеское отношение ко всем. Не таят ли в себе хорошее и грех? Или опыт через грех выявляет добро? Антиномия!

Рассказали о двух священниках. Сами ремонтируют храмы, помогают крестьянам класть печки, ездят на собственной машине причащать.

Одному двадцать три года, другому лет тридцать — тридцать пять. И это при всеобщем оскудении.

Крестил татарина, учитель в школе для уголовников, пришел к признанию Бога посредством товарища. Удерживало отношение к врагам, думал, что простить им — это смириться с их преступлением, этого не мог.

Верит во всё, весь символ веры признает.

Столкнулся с молодежью, их интересует проблема мировой религии, новое откровение. Отношение к врагам, проблема убийства: — доходят до крайности: не убивать — значит и не защищать того, кого убивают.

Начетничество. Не понимать того, что такое буква, а что такое Дух.

Рационализм. Не знают, что христианство должно быть и в уме, и в чувствах, и в воле, охватить все существо человеческое.

Нет различия между промыслом Божьим и судьбой. Нет понятия церковности, Церкви, церковного предания.

Рассказывали молодые люди: он — еврей, она, кажется, русская, — о бабушке девяностосемилетней. Очень хорошо молилась Богу, сама слепая.

Сломала как-то шейку бедра, когда подошли ей помогать, она спросила у внучки:

— А ты надела бы тапочки, а то простудишься.

Делали ей глазную операцию. Вдруг она увидела кого-то в белом и подумала, что попала на тот свет.

"Ну вот и хорошо", — подумала она. — "И закончились мои муки, встречают меня в белом". Но слышит вдруг отборную матерщину.

"Нет, не туда я попала", — вскоре пришла в сознание.

Приходил беседовать художник насчет своей семейной жизни. С первой не нашел общего языка, покинул её. Из-за первой его побили, лежал с сотрясением мозга. Стала ходить к нему в больницу прежняя его любовь, которая была замужем. Потянулись друг к другу. Он её увез от мужа, поженились. Сошелся с ней ради сочувствия её к нему, но общего было мало. Тринадцать лет прожили верно. Полюбил двадцатипятилетнюю, ему сорок четыре, хочет жениться на ней. Она хочет детей, он нет. Сейчас он устроен: дом, дача. Есть дочь. "Рано или поздно все равно разведусь с настоящей", — говорит он.

Когда я спросил у него: — А знаете ли, что это прелюбодейство?

— Наверно, — говорит. Понятия греха нет.

— У меня, — говорит, — тоска. Не знаю, что делать, готов завербоваться, куда угодно и уехать.

Люди хотят рассеять тоску земным устройством и удовольствием, а этим самым они её усугубляют. Не понимают того, что тоска — это жажда Бога.

Как несчастен современный человек!

Говорят, аморально жить с женой, когда её не любишь. Выходит, морально жить с любовницей, которую любишь?

А обязанности к детям, а долг к человеку — это что же, мимо любви?

А обязанность к семье — всё это не входит в понятие любви? Любовь, оказывается, чисто эгоистический интерес: мне приятно, а всё остальное — безразлично? Вот она — безрелигиозная мораль!

Люди стали бояться семейной жизни, привыкли жить своим личным миром, ни от кого независимо. Развивается эгоизм. Семья накладывает обязанности, а обязанностей избегают.

Семья сейчас нужнее, чем монашество, ибо монашество, в современном понимании, может вылиться в побег от всяких обязанностей.

Один священник у меня спросил:

— Простите, что я задам вам такой вопрос: почему к вам так много идет евреев?

— Стараюсь понять каждого человека: с иудеем, как иудей...

— Правильно, — говорит, — русский человек — это всечеловек. Вот только поймут ли они нас так?

С евреями нужно быть очень осторожным, легко могут обидеться и потерять доверие. А так этот народ очень привязчив, помнит добро, умеет помочь.

По-моему, у них очень развито чувство собственного достоинства, вот только не хватает им покаяния. Вот как сказать об этом, чтоб не обиделись?

Дочери семнадцать лет, не любит своих родителей. Оба безрелигиозны, религиозна только бабушка.

Она еще не уверовала, но, говорит, что любит только бабушку.

Недавно один человек был в провинции. Рассказывает, что храмы там пусты, старухи матерятся. Мужчины в основном пьют. Хотя над верующими там не смеются.

Приснился девушке сон: одиннадцатого числа через год умрет. Девушка училась в институте, стала пассивной, все забросила, в том числе и институт. Одиннадцатого числа все-таки пошла в храм причаститься. Ничего не случилось, и до сих пор живет.

Вчера у меня был молодой человек, двадцати лет, недавно я его крестил. Он — музыкант и из семьи музыкантов.

Недавно он ездил на Север, рассказывает, как там все приходит в запустение. Деревни брошены, все бегут в город, оставшихся переводят в совхозы.

Народ выше сорока лет очень приветливый, гостеприимный, ниже — просто московская шпана. Пьют, развратничают, бездельничают.

По родне этого человека можно проследить многое. Бабушка его — доктор исторических наук, дворянка, революционерка. Когда внук т.е. он! крестился, она плакала: мол, позорит весь их род. Дедушка из крестьян, тоже революционер. Оба сидели.

Дедушка, хотя и малограмотный, занимал высокий пост. Умирая, на всех и вся озлобился:

— Все теперь живущие — подонки, говорит. — Лучших людей уничтожили.

Со своей родной матерью молодой человек находит общий язык, она более расположена к его убеждению. Но она не крещена, отец с ней разошелся. Молодой человек и писатель русского настроения. Сначала был в демократическом движении, но почувствовал, что оно беспочвенно. Нужна почва. Тоже не крещен.

Молодой человек переосмысливает всё и вся за свою родню.

Уехавшие за границу говорят:

— Там провинция, тихая, сытая, обеспеченная. Здесь, у нас, — столица. Беспокойная, живая.

Становится все отчетливее деление. Раньше всё как-то было неясно, сейчас отчетливо. Видишь, где одна, а где другая сторона. Неужели другая сторона завладеет сильнее? Может быть, еще из нашей страны всё перекинется туда, на запад, а здесь будет иное? Не случайны предсказания Достоевского.

Приезжал из другой области молодой человек, слышал обо мне по радио. Впечатление первое — не внушающий доверия. Я так и подумал, что какой-то следователь.

Разговорились. Был иподьяконом, но за его прямые высказывания выгнали оттуда. Профессия — врач, сейчас работает на заводе.

К церкви — неприязнь. Там, говорит, какие-то боязливые и не защищают друг друга. Говорит: надо организовываться и бороться. Всюду всё задавили, много распущенности и убийств.

Я сказал, что прежде всего нужна вера и нужен нравственный подъем. Без этого никакие перемены не действенны.

Вывод. Сейчас нужен священник, самоотверженный, который бы шел навстречу к другим и подымал бы всё на свои плечи. У людей нет доверия. Доверие можно заслужить только самоотверженностью.

По поводу инакомыслящих:

— Таких убивать надо, — говорят безбожники из простонародья. Какая звериная ненависть!

Приходила еврейка для беседы. Студентка и одновременно преподает. Два года уже, как задумывается над религиозными вопросами, хочет креститься. Но боится, чтоб в этом не было греха, так как пока у нее есть сомнения, боится оскорбить Бога.

— Религия — это смысл жизни, — говорит она. — Не может быть, чтоб не было смысла.

Пятый месяц болезни, человек к пятидесяти приближается крещение взрослых. Слава Богу, народ идет ко Христу, запоздало, но идет.

Приходящая ко мне еврейка рассказала, что её натолкнул на размышление о Боге один студент, который учился на философском отделении. Он зачитался Владимиром Соловьевым, уверовал в Бога и оставил Университет. Работает в настоящее время сторожем.

Рассказал священник. Одного молодого человека, уверовавшего в Бога, мать-атеистка гонит из дому, ничего ему не дает брать в доме.

Удивительно, что старики — такие фанатики атеизма. Антирелигиозный склероз у них, что ли?

Ему — семнадцать лет, матери его — сорок пять. Она говорит так:

— Сначала комсомол, потом человек.

Сын называет её фанатичкой.

Крестил девушку. Мать русская, из православной семьи, но неверующая, отец — мусульманин, азербайджанец. Наверно, тоже неверующий.

Девушка с детских лет тянулась к Богу и молилась Ему. Сейчас вот почувствовала, что ей надо креститься.

Крестная крестившейся еврейки рассказала, что когда она крестила своего ребенка, у того прошли припадки.

Исповедовался молодой человек. Ему захотелось узнать, что такое сумасшедший дом. Стал симулировать сумасшествие. Его быстро разоблачили. Потом решил совершить преступление, избил военного и тут же подал заявление в ЧК, что избил врага народа.

Его посадили в сумасшедший дом, в самое буйное отделение. И тут у него началось. Видел мытарства, когда все открывается и становится ясно перед всеми. Раз ухватился за решетку и видел рай. Не может передать словами, как там хорошо. За это видение рая он захотел второй раз попасть в сумасшедший дом. Попал, но не видел рая. С этого времени стал веровать в Бога.

Его жизнь была страшно греховной, он сейчас еще не освободился от грехов, но удивительно православного настроения.

Молились. Наташа имела привычку после общей молитвы еще молиться отдельно. Миша был недоволен, потому что она мешает ему спать. Говорит на нее всякие бранные слова. Мама посоветовала Наташе положить за Мишу поклончик.

— А я уже положила три, — сказала она.

Миша не унимался, тогда Наташа перекрестила его.

— Что ты меня крестишь, как сатану? — сказал он, но стал несколько затихать, потом снова закричал на нее, запустив в нее чем-то. Мама подошла к нему и отстегала его, у мамы что-то вступило в поясницу. Наташа продолжала молиться, и вдруг у всех стало мирное настроение, попросили прощение друг у друга.

Рассказал о себе милиционер из старообрядческой семьи. Постояв на посту, заходил в один дом и говорил:

— Давайте немного попоем церковного, душу надо отвести.

Знал одного начальника милиции, верующего тайно, который так говорил:

— О, это партийно-безбожное мракобесие!

Рассказал еврей, что после крещения, когда он ехал в автобусе, всех находящихся там чувствовал своими братьями и сестрами.

Никаких грешных мыслей не было, до этого страдал от одиночества.

Больница, одна женщина вдруг вскрикнула:

— Смотрите, смерть пролетела. Вскоре сообщили, что в соседней палате умер мужчина.

Смерть имеет свою форму, это не символ. Об этом говорит о. Павел Флоренский. Смотри его статью об Алексее Мечеве.

Мне рассказали знакомые, что когда у них умирала женщина, в соседней комнате на собаке поднялась шерсть, испуганно выла.

2. Скажите, в каком направлении пойдет развиваться в дальнейшем искусство, по какому постановлению партии? — вопрос поставлен со всей серьезностью.

Когда-то такого совопросника боялись бы, а теперь стали вышучивать. Первого больше восприняли.

Рассказала женщина о себе, из кино. Она никогда не отвергала Бога, как бы шутя всегда говорила: "Бог есть и Он меня любит". Находилась в обществе самом разношерстном и неверующем, её воспринимали, как шутницу.

Видит сон. Приходит к ней кто-то в черном и говорит:

— Зачем ты обманываешь, ведь Бога нет?

Ей стало страшно, и она взмолилась: — Господи, приди, — её лоб осветил свет, она упала на землю вся в слезах.

Потом наяву видела икону Преображения в музее и поняла, что и она так падала от света, как апостолы.

Через три года после этого стала веровать по настоящему, почувствовала, что ей нужен духовный отец. Был очень хороший. К сожалению, умер уже. Старец был настоящий, она знала, что он даст ей то, чего у нее нет.

Приходил один инженер, ушел добровольно с работы, там нечего делать, ему хочется дела. Хотя получал приличный оклад, около ста шестидесяти рублей. Хочется устроиться при храме.

Это уже не первый случай. Бросают работы, институты, только бы где-то при храме. Хотят убежать от пустоты, несправедливостей жизни, а ведь здесь, в храме, тоже не слаще. Старосты, от которых будут они зависимы, часто тоже безбожники. Господи, пожалей наших людей!

Я сказал одному пьянице:

— Не надо пить.

— А почему? Выпьешь, то хоть забудешься, — он стал пить с пятнадцати лет. — Я не вижу смысла чтоб не пить.

Да, у людей вырвали смысл жизни: нет Бога — значит, нет ничего. А мы еще смотрим на атеизм, как на что-то невинное, а вот какое зло он принес, когда ему дали полную свободу.

Чтоб победить пьянство, нужно бороться с атеизмом. Прежде всего, нельзя на него смотреть, либеральничая.

Валяются люди, пьяные, облеванные, под безжалостными ногами атеизма. Господи, до чего довели нашу страну!

Было предположение, что у жены рак. Наконец, установили, назначили операцию. Оказалось, никакого рака нет. Муж, дети и мать-старуха, — все переживали, на ней держался весь дом. Муж, хотя считал себя неверующим, перед операцией у жены, записал к себе в тетрадку: "Господи, спаси. Ты все можешь, я пересмотрю свою жизнь". С женой жил не особенно дружно.

Все поняли, что в их жизни произошло чудо, как-то стали все задумываться о Боге. Еще не крещены.

Но... до сих пор всё продолжается по-прежнему: ссоры, муж изменяет жене.

Современного человека и чудо не направит на верный путь — такова у нас сейчас опасность.

Поражаешься спокойствию многих пастырей!

Ко мне пришла девушка двадцати лет, представитель молодого поколения. Она даже крещена, но она дичок. Непосредственный, откровенный дичок.

Она совершенно спокойно рассказала, как жила с мужчинами: с одним, которого любила, с другим которого не любила.

Сейчас у нее есть жених, но она его не любит, хотя и с ним живет.

Она как-то пожалела одного человека с буйным характером, хотелось сделать ему что-то хорошее, он добивался её, она ему не отдалась.

По уходе её от меня выяснилось, что она в шестнадцать лет дралась с матросами и отбивалась от них.

У нее нет потребности в исповеди, ей как будто не в чем каяться. Но в то же время впечатление такое, что она чего-то ищет, ей чего-то не хватает.

Мать у нее из простых, отец не из простых. Он их бросил. "Он большой эгоист, — говорит она, — погряз в удовольствиях".

На прощанье обещала придти с матерью и привести ко мне человека буйного характера.

Та, которая помогает мне по дому, сказала, что девушка, ложась спать, разделась до нага, даже трусы сняла.

Это характерная черта — обнаженность. Любят обнажаться. Адам и Ева, согрешив, сшили листья, чтоб прикрыть наготу. Эти, согрешив, разрывают всякие покровы.

Интеллигенция, потеряв Бога, задумывается. Народ, потеряв Бога, не задумывается, руководствуется практикой жизни. А практика такова: верующие не в почете. — Не порти детей, не усложняй им жизнь.

— Не видишь ли, интересуются религией старики, и ты за стариками пошел? — таковы разговоры.

Некоторые утешаются тем, что вот обидчики, эти кровожадные враги, в свое время будут наказаны, пожнут свои плоды.

Но это не утешение и не наша победа!

Жалость к врагам, что они обижают самих себя, жалкие и несчастные, и задача: поднять их до сознания христианского — вот победа! и эта победа будет! И чем больше они нас обижают, тем большая и надежнее будет победа!

Несмотря на все мученья, нужно делать, — это единственное утешение. За дело страдать — в этом всё заключается. И это не мечтательная победа, это победа, победившая мир. Единственная, реальная, вечная. Такая победа может быть только со Христом. Будь выше личных обид, в этом и победа над самим собой и залог нашей общей победы.

Часто упирают на свою широкость и обвиняют в узости Церковь, но со своей широкостью они не хотят познать Церковь, уходят в узость. Значит широкость их то, что им выгодно.

Пастырю нужно становиться и на их точку зрения широкости, но только до времени, в то же время не поступаясь учением Церкви. Именно в Церкви и широта, но широта не страстей, а правды. Конечно, узость некоторых членов Церкви бывает, но не она решающий голос. Нужно уметь отличать Церковь от личного мнения, пусть даже и авторитетного. Для этого нужна широкость духа. Не только ум, но и воля, но и чувства.

Индуисты обратили внимание на Россию и чего-то достигают здесь, благодаря нашему религиозному невежеству. Зная христианство, преклоняться перед индуизмом — это быть безразличным к своей вере, ведь христианство — это полнота.

Мы можем с уважением относиться к индуизму, но чтобы индуизм был нам ближе христианства, открывал нам кругозор, давал что-то большее, это ничем не объяснить, кроме как христианским невежеством, или вообще безразличием к вере.

Некоторые пытаются соединить христианство и индуизм, но это опять-таки незнание христианских истин. "Не можете служить двум господам", — сказал Христос. Другой господин в данном случае для нас индуизм, тут нельзя смешивать терпимости и уважения к убеждению.

Если другой придет, его примете. Всякий, кто не принимает Христа, — принимает Антихриста.

Индуизм — это кто-то другой. Как стало много христиан, принимающих Антихриста. Соединение всех религий — это тоже принятие Антихриста.

Христос о себе сказал: "Я есть путь, истина и жизнь", — здесь все. Тут или надо верить или не верить, третьего нет. Но не верить Христу — так надо и знать — верить Антихристу — идти к погибели.

Современный человек стал так широк, что хочет совместить и добро и зло, и Бога и дьявола. Но широкий путь — в погибель. Узкий путь (христианство и только! даже православие только!) — к спасению.

Спасет не наше суемудрие, мы видим, к какой путанице и катастрофе оно привело. Спасает откровение от Бога, оно дается не для того, чтобы мы с ним могли распоряжаться, как с обыкновенным знанием, а для того, чтобы слушали и исполняли.

Беда русских — это думать о ком угодно, только не о себе. Как в личной, так и в общественной жизни. Оттого любовь наша часто мечтательная. Пора пришла — пережили такой опыт! — понять, что любовь начинается с самого себя, со своих ближних. Возлюби ближнего, как самого себя, сказано в Писании, а не себя, как ближнего. Есть у нас такой зуд — поправить дело Божье, но поправляя, только уродуем себя.

Рассказывала врач. Больная, раковая, умирая, просила у окружающих прощения. Мне нужно, говорит, у всех просить прощения. Врач, слушая тогда её, теперь постоянно поминает её в Церкви.

Рассказывали, один молодой человек, умирая, всё рассказывал, что он разорял храмы, выбрасывал иконы. Все поняли, что ему хочется исповедоваться, потому что причины для такого разговора другой не было.

Собрались русские женщины, старушки в основном, и слышу весь вечер проговорили о Боге. Наивно, но искренне, от души. Разговаривают ли так женщины других стран, как эти у нас?

Сегодня рассказал один человек, как сионист сказал: — Мы теперь, имея свою страну Израиль, можем себе позволить такую роскошь, как не верить в Бога. Неужели от веры до атеизма — один шаг? Неужели богоизбранность была для того, чтобы в конце концов стать атеистом?

Мы все осуждаем Патриарха, Высшую иерархию, а представим себе на время хотя бы, что они в плену, и вот наша забота должна быть: вызволить их из плена. И все силы для этого!

Мы слишком увлекаемся критикой, а не лучше ли, как следует представить те трудности, в которых они находятся. Без сомнения, что-то они делают не так, без сомнения, есть предатели, но есть, что не знают, как выйти из плена, ведь в плену не все решаются на побег. Нужно помочь им. Если мы будем хорошими христианами, то волей-неволей и они будут хорошими. Посмотрим на себя, какие мы христиане. Врачу, исцелился сам, — это всегда нужно помнить. Я говорю не потому, чтоб на правду закрыть глаза, а потому что нужно на правду смотреть не с одной стороны, правда есть и в снисхождении, как понять другого в его положении.

Рассказывали, понесли ребенка крестить, мать, неверующая, стала так плакать:

Старуха сказала: — Это не она, это бес в ней плачет.

Уверовавшему военному (лейтенант) сказали: — Ты уверовал в сказки.

— Как в сказки? — воскликнул он. — Русские народные сказки вы не боитесь издавать, а Евангелие боитесь, значит — это не сказки!

Один молодой человек пошел работать антирелигиозным пропагандистом, чтоб иметь доступ к религиозной литературе. Воспользовавшись нужной литературой, ушел оттуда и крестился.

Одна женщина — пенсионерка, хотя и уважала меня, но всегда ей было неловко и боязно, когда я у нее появлялся. За мои беседы, хотя ими даже восторгалась, критиковала меня, говорила, что я нахожусь в прелести. А теперь вот, когда беседы стали известны многим и их напечатали, на меня смотрит с восторгом и даже хвалит, говорит, что именно так нужно делать, как я.

Как людям нужен пример смелости! Священник должен быть смел, дерзновенен, как говорит Иоанн Кронштадтский.

При сдаче экзаменов в институт, была свободная тема о Достоевском. Один студент загорелся и написал, как думал о религиозности Достоевского. Сдал и решил, что поставят два. И вдруг — пять.

Оказалось, что проверял сочинение аспирант, сам верующий. Тот решил так: "Раз он не побоялся написать, то я не должен бояться оценить". В институт приняли.

Наше время такое, что не знаешь, где теперь может поджидать друг. Вдруг оказывается там, где и не думаешь найти.

Люди мира сего смотрят свысока на людей религиозных, как на простаков, не умеющих разобраться в жизни, но сами того не замечают, что со своей мудростью, по Апостолу, они объюродели, за действительность признают тени. Ведь вечность, Бог — это самое серьезное и мудрое.

Ничего не хочу знать, кроме Христа, и притом распятого, с Которым и я распинаюсь, дабы умереть для этого мира и живым быть для того. Это настоящая действительность!

Провожал на станцию, возвращался оттуда с духовным сыном. Навстречу трое пьяных, один высокого роста, двое среднего. Средний слева останавливает: — Дедуля, скажите, какой сегодня праздник?

— Великомученицы Параскевы.

— А то говорят День милиции, но какой это праздник?

— Ну, это гражданский, а церковный — память великомученицы Параскевы, здесь — престол.

— Спасибо. Вы нас извините.

Лица заметно благожелательные, чувствуется, что им чего-то особого хочется.

Атеизм в России вылился в хамство, как и должно быть, потому что хамского происхождения, от дьявола. Дьявол — их самый главный хам. Всерьез о нем никто не говорит, даже атеисты. Неужели там, на Западе, этого не могут понять, прикрывают земными благами наготу своего отца?

Когда человек не живет духовной жизнью Церкви, он её понимает по букве, настоящий смысл от него скрыт. Мы, живущие жизнью фарисеев, соблюдаем теперь одну форму, безбожники воспользовались нашей бездуховностью и через форму стали проводить свой замысел. Мы, думая, что творим дело Божие, совсем творим не Божие. Мы боимся дерзнуть, потому что бездуховность боится отступить от буквы. Пусть лучше гибнет смысл, чем повредить букве. Надо вырваться, как из-за колючей проволоки из-под наших букв. А чтоб вырваться, надо жить по духу. Разве, если у тебя дух, ты смиришься с тем, что творится в Церкви? Бунт, непослушание может быть настоящим послушанием Богу.

Антирелигиозная литература на прилавке — выпущенная свора борзых, чтобы люди не подходили к Истине. Но, имеющий разум, понимает, что Истина не на прилавке, а в жизни. Имеющий глаза видит и понимает: раз выпущены борзые, то где-то есть очень хорошее — плохое не станут сторожить.

"Ищите и найдете", — сказано в Евангелии. Истину отыскивают, её нужно искать, её скрывают он народа. Это только атеизм себя продает, выставляется напоказ.

Рассказывает писатель об одном священнике, он ему как-то говорит:

— Вот ты в жизни живой человек, с тобой можно обо всем говорить, но когда ты выступаешь с амвона, говоришь проповеди, ты — мертвец. Всё засушено, ни одного живого слова.

Это характерно, тонко подметил писатель. И такая служба Богу, мертвая, устраивает безбожников.

И в самом деле, получается, как говорят они: гонения на Церковь нет, но это хуже всякого гонения. Это не Церковь. Бог наш не есть Бог мертвых, а живых. Церковь должна быть живой, и всё в ней должно быть живо и понято. Два, три слова, но на понятном языке, по Апостолу.

Удивительно, что некоторые священники считают, что религия не должна выходить "за рамки". И чуть выходишь — это хуже, говорят, политики. Не умерщвляют ли такие Церковь? Ведь яснее яснейшего сказано: не можете служить Богу и мамоне, дружба с миром, приспособление к нему — вражда с Богом. Человек с двоящимися мыслями не способен на подвиг, его всё может останавливать и смущать. Всегда нужно быть определенным!

Вера — это не рассуждение, а дерзание за правое дело. Как бы ни было, и что бы ни было, а если я знаю, в чем правда, я обязательно дерзну, и ничто не может остановить меня. Сломать голову в данном случае — это быть упадшим зерном в землю, которое дает росток, подражать Христу, Который распялся за всех.

Я думаю, что многие понимают: нужны решительные действия. Но вот это самое трудное: как решиться? Иные считают: за такую решительность запретят в служении. Так бы что-то делал, а то ничего не дадут делать, — рассуждают они.

Другие: решиться надо идти на крест, а у нас нет сил. И дело не делается, а нужно делать. Чтобы не что-то, а всё для Бога.

Всё для Бога — это надо идти на крест! Без креста идти за Христом нельзя, обязательно собьешься с пути. С Богом всегда дерзают!

Неужели не поймут, что борьба с религией — это борьба со своими матерями, борьба со своими людьми, развращение и опустошение душ людских? Какому нужно быть жестокому человеку, чтобы бороться с религией!

Убивая Церковь, убивают народ, ибо вся жизнь от Церкви: нравственность, твердость духа.

Чтобы спасти народ, нужно встать на защиту Церкви. Это каждый должен понять, кто любит свой народ.

Не всякий говорящий: "Господи, Господи", войдет в Царство Небесное. Отсюда не всякая служба есть служба, несущая с собой благодать. Нужно все-таки смотреть на лица, различать духов, от Бога ли они?

Епископ не форма, а благодать. Епископ, не имеющий благодати — форма без содержания. Стоит ли держаться этой формы и не искать путей оживления?

Священник допился до белой горячки, пришел в одних трусах в храм и сказал, что службы не будет, потому что жулики хотят его убить.

Донесли в Епархию, в служении не запретили, только перевели в другой приход.

Подумаю иногда, а вдруг не так, и наши епископы — страдальцы, и жалко их станет. Может быть, я не прав, обвиняя их. Но потом вгляжусь, как душится Церковь, и снова срываюсь.

Истине надо прямо смотреть в глаза, что дороже: Церковь или авторитет епископский? Церковь в посрамлении — молчать? Господи, прости и спаси нас.

Рассказал мне один человек: когда его вызвали на Лубянку, его допрашивал епископ. Он испугался и боялся об этом кому-либо говорить.

Одна монахиня, сидевшая в заключении, узнала в епископе — своего надзирателя.

Вот откуда слухи, что епископы — переодетые чекисты. Вот что делают с Церковью!

Один молодой человек, познакомившись с девушкой, сказал ей:

— А ты согласна быть матушкой?

— Ну, какой же ты батюшка, у тебя и веры никакой нет. Да и посмотри на себя, похож ли ты на батюшку?

— Меня направляют на север в качестве священника, — сказал он.

Одна девушка вышла замуж за семинариста. Отец её был ответственный партийный работник, он сказал ей: — Ну вот. Тебя я буду принимать, а его чтоб ноги здесь не было.

Но однажды семинарист пришел и прямо зашел в кабинет отца, оттуда вышли оба, довольные и радостные. Оказывается, семинарист показал партийный билет.

Мне рассказал священник, ему рассказала жена чекиста, у которого он крестил ребенка. Удивительно, жена крестит, а муж чекист. Чего не бывает на Руси!

Одному чекисту выпадал жребий поступить в Семинарию. Случайно не поступил, вместо него пошел другой.

Едешь по России и видишь много закрытых храмов, полуразрушенных, ободранных, загаженных, без креста. Неужели это ни о чем не говорит нашему сердцу?

Храмы кричат нам, а мы затыкаем уши и закрываем глаза, едем дальше, порой на полустанках заливаем водкой непонятную тоску.

Председатель колхоза — женщина, верующая, когда открыли храм, сначала была смущена: пойти ли? Развернула Евангелие, прочла: "Нужно взять крест свой и следовать за Христом". Пошла и пела на клиросе. Вызвали в райисполком, она была на работе безупречной. "Одно у тебя плохо, ты верующая", — говорят. Пока оставили председателем.

Был падеж скота. Хотя в её колхозе мало, но её хотели привлечь к ответственности.

— Не удалось. Вернее, Бог помог, — говорит она.

Сейчас глубоко верующая, смелая, самоотверженная.

Во времена Хрущева был в Почаеве иеромонах Иосиф. Когда один епископ приехал с целью закрыть храм, в его руках было постановление райисполкома, этот иеромонах бил его четками по лицу. Епископ попятился назад. Иеромонаха забрали в сумасшедший дом. Сумасшедшие, когда прибыл к ним, полезли из окна, стали кричать. Последовало распоряжение перевести в отдельную палату.

Он не принимал скоромной пищи, тогда, по его желанию, дали ему капусты и картошки. По ходатайству одной высокопоставленной духовной дочери, его выпустили из сумасшедшего дома.

До самой смерти он жил в деревне, к нему ездило много народу, от него кормилась вся деревня.

Иеромонах был великой подвижнической жизни.

Рассказали: передавали по иностранному радио, как у нас один человек с телевидения, подполковник, герой Отечественной войны бросил партийный билет со словами: — Довольно обманывал народ! Не могу быть там, где обман! Не вытерпела душа, убить её все-таки нельзя'

Говорят, с заседания его и взяли. Многие из православных записали его на поминовение о здравии.

Помоги тебе Бог, мужественный человек! — кто бы ты ни был, верующий или неверующий.

Одна женщина в детяслях часто открывала окно, чтобы простуживались дети. — А что я буду делать с ними, если их на одну меня двадцать. Некогда и отдохнуть. А так простудятся, смотришь половину и заберут домой.

Господи, вот он казенный уют!

И вот оно — безрелигиозное сознание!

У меня бывали ссоры с женой, я думал, что она меня не понимает, но вот случилась беда, и как будто все переменилось, она больше молчит, но по глазам вижу, что понимает меня без слов,

И улыбка её тихая — особенная улыбка! Неописуемой красоты. Как мы порой недооцениваем того, что Бог в спутники нам посылает тех, кто именно нам нужен!

Был комиссар, безбожник, это рассказывала мне его соученица. Заболел, лежал в кремлевской больнице. Вдруг просыпаясь, говорит:

— Дайте мне святой водички. — Что ты?

— А вот что: я сейчас был у Бога.

— Как это, расскажи нам.

— Не велено говорить.

Умирая, все повторял: — О, Господи, Господи.

Слепая и глухая, её взяла к себе в дом одна крестьянка. Она всё время по четкам читает молитвы "Отче наш" и "Богородице Дево".

Иногда выражает недовольство хозяйке, что мало она с ней разговаривает, потом вдруг просит прощения.

Хозяйка ухаживает за ней терпеливо и с любовью.

Не подвигом ли этих слепых и глухих мы до сих пор живем?

Надо присматриваться к фактам жизни, они говорят о Боге, все проповедует славу Божию. Надо учиться читать книгу жизни — это неписанное Евангелие.

Церковь — народ. Лучшая часть народа, нравственное состояние его. В церкви все связано с народом, от рождения до смерти.

Вся история связана с Церковью. Трудные моменты с церковью: войны, революции и всякие бедствия.

Совесть народная — Церковь.

Борьба с Церковью — борьба с совестью народной.

Гонения. Разделили народ: в доме — муж гонит жену, дети — родителей и, наоборот, родители — детей.

Сколько разрушенных памятников!

Художники, писатели — чуткий народ! встали в защиту, создано общество по охране памятников — значит, тревога.

Примеры. Почаевская Лавра сейчас. Монахов, особенно молодых, выселяют. Женщин насилуют и оскорбляют. Милицейские посты на дорогах, чтобы никто не проходил. Автобусы не останавливаются или идут не в том направлении.

Взорван Преображенский храм в Москве.

Никольский храм. Пришли из райисполкома менять старосту и двадцатку.

Мой друг, Николай Петрович, сторож того храма:

— Это что же такое?

Секретарь райисполкома:

— Запишите в протокол, что срывает собрание...

Николай Петрович, в прошлом юрист:

— Можете командовать в райисполкоме, а здесь я сторож, и имею право вас попросить отсюда. Почему нарушаете свои законы? Вы в лучшем случае можете рекомендовать, а вы пришли нахально...

Секретарь райисполкома юлит:

— Мы не против закона. Хорошо, что у вас есть человек, знающий законы...

Собрание окончилось, секретарь райисполкома просит Николая Петровича придти к нему. Кто знает, угрожать или покупать? Только Николая Петровича не купишь!

Идеологическая борьба. С идеологии всегда скатываются на принуждения, преследования. Говорю от имени народа: уважайте убеждения, уважайте совесть народа! Это не политика. Это Евангелие.

Нельзя молчать, когда кругом преступления.

Была у нас гонимая Церковь, люди знали, что делать. Было воодушевление и вера. Стали изнутри разлагать, иерархия стала заигрывать с властями, и Церковь утратила свое значение. Чтоб оздоровить, нужно чтоб изнутри пошло оживление.

Где двое или трое собраны во имя Христово, там и Церковь. Но собраны с верой, без веры, с одним названием, не могут быть собраны, хотя бы и было множество.

В церкви один человек может выражать мнение Церкви, и множество — ложь. Тот, кто живет жизнью Церкви, по Завету Христову, тот только составляет Церковь, может быть её членом.

Зло несет в себе разрушение, оно убивает себя, изживает себя, поэтому зло — небытие. Потому и ад — небытие, там нечего жалеть. Там ничего живого нет. Жалеть можно только живое, болеть можно только о живом, а в аду — смерть и нет там человеческих личностей. Когда говорят: как можно радоваться в Царстве Божьем, если в аду страдают люди, то можно ответить: в аду именно людей нет, там трупы, они изжили сами себя, трупы не имеют жизни.

Когда истина в посрамлении, тогда оберегать честь, допустим, епископскую, как человека, или щадить чье-то самолюбие — мелко и малодушно. Нужно сражаться за Истину, Истина — прежде всего. А защитить Истину можно, только страдая за нее. Самоотверженность — защита истины.

Закон, который не имеет правды Божьей, не заботится об Истине — только человеческое установление. А надо прежде всего слушаться Бога, а потом человека. Правда Божия, любовь Божия — прежде всего, в этом закон и пророки и всё остальное.

Любовь к ближним — это не забота об их материальном благе, хотя и это нужно, любовь к ближним — это забота о том, чтобы они просветились светом Христовым, тогда будет всё: и любовь твоя к ним, и их счастье. Просвещать нужно не одним чем-либо, а словом и делом, согласно таланту, данному тебе от Бога.

Обличая заблуждения и преступления, нужно иметь жалость к обличаемым. Без жалости, любви твое обличение превращается в осуждение, а сказано: не судите.

Как мы привыкли блюсти букву и убивать смысл. Обсасывать комара и проглатывать верблюда. Какой бы ни был епископ — всё равно? Нет, не всё равно. Епископ — это лучшая часть верующего народа.

Продал всё и купил жемчужину. Всё продать и купить жемчужину — значит она дороже всего? Да, Царство Божие это жемчужина, которая дороже всего. Но кто из нас решится?

Собираем, копим, и вдруг никому не нужно, и жемчужины нет. Продать всё — добровольно расстаться — значит приобрести?! Но как долго, мучительно долго приходит такое сознание. Только после крушений оно приходит. После вот такого крушения, как у нас. Мы, современные люди, должны понимать ценность жемчужины, как никто. И уже кто-то уходит в поиск.

Спасение все-таки каждый носит в своем сердце. Не то сквернит человека, что входит в уста, а то, что из уст исходит. Отправной пункт все-таки от себя. Чтобы ни начинал, куда бы не задумал поехать, а начальная станция на все поезда — твое сердце.

Мяукает кошка, настойчиво, надрывно. О чем она просит? Никто не откроет дверь и не поманит её. Может быть, она голодная? Может быть, её котята замерзают?

Есть такой суеверный обычай: входя в дом, впускать сначала кошку, а потом она не нужна, и вот бесполезно мяукает.

Кошек мало кто сейчас держит, а собак многие. Выходят, гуляют с ними, а кошка, перебегая сугроб, испуганно оглядывается, не запустит ли кто палкой.

Я думал, что этот человек ничего не имеет за душой, окончательно продался, но вот он слушает жадно, лихорадочно слушает, когда произносят слово правды, и вдруг слезинка. Украдкой смахнет, а глаза воспаленные, как будто он давно уже плачет, и рублик сует тому, кто выступает за правду. Господи, прости мое малодушие.

— Ну что ты говоришь, разве ты не знаешь, что всё это ложь?

— И знаю, и сказал умышленно. Но когда я сказал перед всеми: ты знай, что я защитил тебя, после этого они вряд ли возьмут тебя.

Да, видимо, в наши дни бесправия и таким образом могут защищать, и друзья бывают там, где их не ожидаешь.

Я шел как-то, метнулся человек, оглянулся кругом, жмет руку.

— Спасибо, я поражаюсь... Не сломись!

Значит надо мужественным быть не только за себя, а и за других. И не осуждать их, ведь каково бывает, когда в ночной тишине вдруг проснется совесть и начнет сосать...

А у них не просыпается, говорите? А я все-таки не верю, проснуться может у любого преступника!

Осуждение расслабляет. Мужество настоящее бывает от сострадания, от жалости, от любви. Любовь сильнее смерти и страха смерти — не случайно говорится. Верно!

Протягиваются руки и дают...

— Не надо, я не умираю с голоду.

— Бери. Это наша лепта. В общую сокровищницу. Христос ведь не возражал, когда вдовица клала свою лепту?

Хотят помочь, измученная Русь протягивает свои дрожащие руки. Отказаться? Подавляю всякое самолюбие и беру. Беру, как помощь, потому что... Что я могу без народа? Беру и радуюсь. Не пропадешь. Раз это есть — не пропадешь! Эй, слышите вы, кто пытается выбросить на произвол судьбы — накормят! Не плачь и ты, жена. Есть много добра еще в мире. Много добра есть на Руси, как бы его ни убивали.

Я не знаю, всё как будто делает хорошо, с любовью, но вдруг что-то в нем фальшивым кажется, и закрадывается сомнение — не подослан ли?

О, как тяжело, когда есть подозрения, а он невиновен и, может быть, мучается, что его подозревают, ведь это передается: сердце сердце чувствует. Господи, до чего же жизнь стала подозрительной, а не иллюзия ли она?

Да, жизнь земная — иллюзия! Но что бы ни было — не бойся! Ничего не сделают никакие соглядатаи. Верь, что всё будет на пользу. Верь Богу, верь людям! Неси всем добро. Зло побеждается только добром.

Ничего не делай, чтоб оправдать себя, это слишком слабая защита. Потерпи! — и Бог всё устроит.

Самое главное, чему мы должны учиться — это терпению и быть искренними в этом. Положившийся на Бога, не посрамится вовек. Это не значит, что ничего не делающий не посрамится. Делать нужно всё, что от нас зависит, но успех предоставить в руки Божии. И уметь не огорчаться и не обижаться, это такая высота, с которой всё в жизни видно, как на ладони. Господи, просвети, помоги и устрой.

Не смотри на то, что преуспевают дельцы, тем самым они подрывают то, на чем бы могли сидеть. Не хитрость, а правда Божия, а делание во имя Бога.

Благодатная тема — русские мученики! Боюсь, что скоро станут играть на ней, и мученики, как и прежде, когда их мучали, отойдут в сторону, и будут видны писатели, как раньше мучители, их будут восхвалять, хвалить за мужество, которое они уворовали у русских мучеников.

Ловлю себя. Умерла старушка, которая помогала мне во всех трудностях моей жизни. О, если б я не скрывал от нее, что со мной теперь, какая беда, она, наверно, встала бы с ложа смертного помогать мне. А я попросил других беспокоиться о ней. Господи, прости меня и награди других.

Рассказывают очевидцы, что мать спаивала своего двухлетнего сына, и тот пьяным валялся.

Вот вчера женщина была у меня, рассказала: муж пьет, но ещё более или менее человечен.

Сын пьет, тот делает даже попытки покаяться — молодежь всегда чутче стариков, но кто примет у него покаяние?

Приезжал отец жены, тоже пьет, но тот говорит сыну, то есть мужу его дочери:

— Твою мать за веру нужно так стукнуть, чтобы у нее голова повернулась в обратную сторону, — и это не просто угрозы.

Бьют по голове, выбрасывают иконы, не замечают ничьих протестов и слез.

Посмотри, по всей Руси разрушены храмы, а и существующие, что там? Истекает кровью Русская земля, плачет горькими слезами, а этого не видят. А ещё когда подумаю: выброшенные на мороз, расстрелянные, потопленные, сожженные... Господи, но это ведь мученики, — пронзает мысль, и следовательно, святые у Бога.

Все святые, на небе сущие, — молюсь я, — помогите нам. Вы прошли по нашей земле и все вы видите. Епископы замученные, падаю в прах перед вами, целую прах ваших ног. Гибнет Русская земля!

Когда гибнет кто-то и все остальные стоят, созерцая гибель, то гибнут и они. В гибели России — гибель всего мира. Помогите, кто слышит, в этом или том мире, я кричу на этот и на тот свет. Помогите!

— А ну попробуйте не крикнуть, когда вас поджаривают? Крик — это признак того, что ещё живы. Когда не кричат, тогда уже поздно о чем-то говорить. Вот когда уже не услышите ни одного крика с русской земли, тогда приходите помолчать сюда, как на кладбище.

Я ищу жемчуг, он в каждом вздохе и крике может быть, потому прислушиваюсь.

Я ищу жемчуг, он вдруг блеснет в слезинке на детских глазах, когда с школьника срывают крестик безбожники-учителя, потому присматриваюсь.

Я ищу жемчуг, он даже в пьяном плаче может быть, ведь и пьяница человек, образ и подобие Божие, составленный из жемчуга. Смотрю и туда...

Жемчуг может быть и в сборище безбожников, ведь и они в свои руки забрали нашу святыню. Рассказывают, что некоторые верующие ходят в музей, чтобы приложиться к чудотворной иконе.

Я ищу жемчуг везде и всюду.

Я устал, но всё иду и иду сквозь все проволочные заграждения, как на фронте... или может уже после фронта, отошли бои и остыла земля, и только обрывки проволоки валяются.

Я ищу жемчуг, одна душа человеческая больше всяких сокровищ, жемчужина блеснет в глаза. Восторгаясь этой красотой, я готов все продать и приобрести её, единую.

"Царство Небесное подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который нашед одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел и купил её". (Мф.13,45—46).

Скоро рассвет, но пока ещё ночь. Сторож, сторож, который час? Ещё ночь не разодралась, ещё ножницы лучей не взрезали, как следует её плотного полога. Господи, помоги.

Люди на ту их игру реагируют по-разному. Одни обольщаются и даже верят, другие смеются до того, что становится больно животу, и буквально и фигурально (живот — по-славянски, по-русски — значит жизнь), третьи смеются и плачут... ну, а есть люди, которые никак не реагируют на их игру и делают дело Божие. Это последние, как их считают.

Как-то иду и смотрю, у забора какой-то молодой человек хочет приподняться и не может, настолько, видно, пьян. Мучительно морщится, люди проходят мимо без всякого внимания, один только пожилой человек стоял в стороне и смотрел на попытку пьяного приподняться.

Это символично, и не один такой пьяный, их множество, всюду и везде, теперь им имя — легион, стараются освободиться от пьянства, оно опротивело, надоело, голова трещит, а не могут. Без Бога невозможно протрезвиться, без Бога мы ничего не можем.

Ехали в метро, мужчина обратился к женщине, оба посмотрели на меня, иронически заулыбались. Ведь есть ещё люди, для которых священник что-то отжитое и смешное, они себя считают выше всего этого.

Я смотрел внимательно на них, видимо им стало неловко, засмущались, посерьезнели и уже посматривали в мою сторону без насмешки, потом опустили глаза.

Бывает, что сначала начинают возражать, делают умный вид, но потом вслушиваются и сознаются: они с этим незнакомы, они не знают. Таково современное неверие — не знают!

Ну а те, кто так называемо активен, пропагандист — это просто хулиган от атеизма. Ибо, в самом деле, то, что они делают: осмеять, донести, прижать — это хулиганство и есть!

— Сотрудничают или работают? Ну, как вяжется такое с верой?

— Не думаю, чтоб многие были их работники, но сотрудники почти все.

Вот семь лет тому назад один архимандрит должен был стать епископом. К нему приходят: подпиши... ну, самое, казалось бы, невинное, если заметишь что... ну, явно такое... чтоб нас поставил в известность.

— Не могу, — говорит архимандрит.

Тогда ему говорят прямо: — Ну и епископом тебе никогда не быть!

Да, сотрудничают за последнее время все. Думаю, что вера у них есть, но вот что-то как-то уживаются с этим...

Давайте с вами рассуждать. Ну, вот вы, верующий человек, допускаете грех. Сначала как будто не тревожит, а потом ведь заговорит совесть настойчиво, пока не избавитесь от греха. А если вы грех загоняете внутрь, то невольно к этому придет и другой грех, и вы потеряете покаяние в грехе, а раз так, то и от веры вашей ничего не останется. Ведь не напрасно сказано: не можете служить двум господам.

— Думаю, что они не чувствуют в сотрудничестве греха, да оно, на первый взгляд и незначительно. А наверно ещё думают, что они приносят пользу Церкви...

— Какую? Народ не воспитывают по-христиански, храмы не оберегают от разорения.

— Да, конечно, — покачал головой собеседник.

К одному епископу пришли: — Подпиши закрыть такой-то храм.

— Я присягу давал не закрывать храмов.

Не подписал. Перевели и в другую епархию. Есть такие все-таки! Слава Богу!

— У тебя есть озлобленность к атеистам, это прет из каждого твоего слова, а виновата Церковь, почему мы так делаем.

— У меня озлобленности к атеистам нет, я их жалею, виновник в основном — атеизм. На атеизм я смотрю широко. Атеизм — это желание обосноваться без Бога, сознательное противление Богу. Такой атеизм не присущ нашим атеистам. Но атеизм у нас все-таки есть, он разрушил наши храмы, загнал совесть в тупик, сделал жертвами наших епископов. Виновник всему — атеизм, и с ним я не могу примириться. Это все равно, что примириться с ложью, а атеистов я жалею, это несчастные люди. И епископы, если они не прямые ставленники, это, конечно, жертва и тоже несчастные, я их всех жалею.

Видимо, надо смириться с тем, что званые меня не понимают, поэтому все, считающие себя ортодоксально настроенными, осуждают меня. Наверно, я стал на положение того раба, который пошел по всем дорогам и переулкам звать нищих, убогих, калек, дабы наполнился дом Божий. Поэтому меня легче понимают стоящие как будто вне Церкви. Но не все, наверно, званые — избранные. А кто знает, не эти ли, сегодня блуждающие, завтра окажутся избранными.

Кто такой друг? Говорят: я твой друг, потому тебя и критикую, и указываю на недостатки... А не хочет ли он из меня вылепить самого себя?

А друг настоящий вздыхает о недостатках и больше молчит, и понимает то, что и сам порой не понимаешь, и подсказывает так, что и сам не замечаешь. Он как бы сливается со мной. Но где такого друга найти? Многие клянутся в дружбе, а друг, которому можно всё доверить и положиться на него — один из тысячи.

Друг тот, на которого можешь положиться, а не тот, кто тебя постоянно учит, читает мораль, как бы он ни клялся в дружбе.

Если то, на что я указываю епископам и некоторым священникам — неправда, земно кланяюсь им и прошу простить меня, последнего грешника. А если это правда? Господи, открой помышления сердец наших и помоги исполнить Твою волю!

Священник, как выразился старец, запретил своим духовным детям принимать меня в своем доме. Священник, к которому я ходил молиться и который принимал меня любезно, сказал другому священнику: — Ты слишком долго разговаривал с о. Дмитрием.

Обижаться, негодовать на них? Господи, прости мне, что я их довел до такого греха, послужил соблазном.

Встретился со священником, молодой, высокого роста, благочестивый на вид, тих и скромен. Наш разговор: — Понравились проповеди, но как бы остроту убрать.

— А если меч не остр, сабля не остра, как воевать? Тупым оружием, что ли? В остроте-то все и дело.

— Ведь можно и иначе? — Можно, у каждого свой путь.

— Если мы будем резки, закроют храмы, а так что-то сохраним.

— Вот в чем весь соблазн: сохранить четыре стены — сохранить церковь? Но ведь и четыре стены разрушают? — Можно делать и тихо.

— Можно, но нужно в разворот всех своих сил. Как у нас в лагере говорили: съешь сегодня то, что можно съесть завтра. А я: сделай сегодня то, что можно сделать завтра, ибо "завтра" может и не быть. В конце концов, мы не жизнь земную сохраняем, а ищем Царство Небесное.

Мало возражал, на лице вдруг выразилось, как мне показалось, большая скорбь, и я как-то особенно пожалел.

— Мы с тобой не согласны, не надо так резко, потише. Ведь в тишине нужно совершать дело, побольше аскетизмом заниматься, и всё остальное само по себе придет.

— Допустим, признаю вину. Но почему дело не улучшается? Тишина, аскетизм наши не действительны. Посмотрите, сколько гибнет людей. Отойти в келью и закрыть глаза на бедствие людское? Не могу. Не спросясь ни у кого, бросаюсь на помощь. Не кончив молитвы, забыв даже спасение. Господи, прости и помоги.

Сегодня нам в дверной ящик что-то опустили, смотрю надпись:

"О. Дмитрию", — написано уверенно и грамотно женской рукой. Разворачиваю: три по три и один рубль. Видимо, кто-то бедный, собирал мелкие монеты, богатый опустил бы, допустим, десять рублей одной купюрой.

Растрогала меня эта человеческая доброта, принял, как лепту вдовицы. Господи, она больше всех мне подала, подай и ты ей большую награду.

Мир находится в поисках, все ищут, все открывают. В науке, искусстве. Не удовлетворяются старыми формами.

Поиски не оттого, что мы прокладываем новые пути, а оттого, что утратили Истину. Потому в науке много гипотез, в искусстве — изломанные формы. А что это дает? Всё суета и томление духа, как сказал мудрец.

Каждый спешит открывать, облагодетельствовать человечество своими открытиями, а меж тем, как мы не замечаем, кто идет рядом и сзади. Оттого в метро широко распахиваем дверь и, не оглядываясь, отпускаем, и она порой бьет так, что бывает сотрясение мозга у сзади идущего. А мы спешим и не слышим, что там зовут уже на помощь. Первооткрыватели, как до сих пор мы не откроем для себя того, что нужно быть внимательным к человеку?

Говорят, как я могу жить с женой, если её не люблю? А раньше таким же образом клялся, что любит её. И разлука, потом ненависть. В основе такой любви — разлука и ненависть. Любовь, сотканная из разлуки и ненависти, выросшая на греховных страстях, кончается ничем. Любовь ли это? Любовь должна любимое существо делать лучшим!

У современных людей нет любви. Потому что есть эгоизм, грех. Тогда вместо любви должен стать хотя бы долг. Я должен жене, потому что она — человек. Я должен детям, если такие появились. И на месте долга вырастет любовь. Так привыкнут друг к другу, что полюбят друг друга и поймут, что в этом всё счастье.

Потребности большие, деятельность малая. Так везде, даже в Церкви. Потише, поосторожнее. Гибель большая, а делаем мало. Пусть бы храмы стояли, тогда, мол, будет всё, — рассуждаем. Храмы сохраняем, да верно ли, сколько их уже осталось? А души разрушаются, для чего же храмы?

Рассказал друг. На предприятии по указанию горкома обсуждали поведение одного партийного работника, который крестил своего ребенка.

Вопрос: — А как узнали, что он крестил?

Ответ: — А разве ты не знаешь, что в райисполком, в обком партии поступают сведения из церквей: кто, сколько и когда крестил.

Вот оно что значит проверять паспорта отца и матери при крещении ребенка, вот она "церковная" регистрация!

Это не невинное занятие, это предательство, донос. Это что же, товарищи безбожники, внутреннее дело Церкви?! Это что же, господа владыки, кого вы пригрели под своим омофором?

Господи, мерзость запустения на месте святом!!! Бежать отсюда, отказываться от епископов? Нет, взять бич и гнать их отсюда. Гнать, гнать. О, как я умилился рассказу, когда почаевский монах Иосиф бил четками по лицу епископа. Это святитель Николай бьет по лицу еретика Ария.

Говорят, случай не совсем правдоподобный из жития святого, а вот наша жизнь подсказывает — правдоподобный!

— А как узнать, не в прелести ли ты? Можно ведь и в прелесть впасть? Впадают ведь и хорошие люди.

— Так можно ведь ничего хорошего и не сделать, всё дрожа над тем, как бы не впасть в прелесть. А не прелесть ли протянутая рука помощи? А не прелесть ли сделать добро? — всё будем рассуждать от праздности.

Прелесть тогда, когда ты бережешь собственную персону. Жертвовать — это не прелесть. Праздномечтание о прелести — прелесть. Не бойся помогать! Не бойся делать добрых дел! Спешите делать добрые дела!!! (Серафим Саровский). Бойся праздности, праздномечтания. Прелесть, видимо, берет корень от праздности.

Вчера приходил молодой человек исповедоваться, очень бедно одетый, заплатанные брюки. Длинные волосы, худой, какой-то восторженный, не от мира сего. Был связан с наркоманами и сам употреблял наркотики, отошел. Ненавидит своего отца, который пьет. В настоящее время работает натурщиком. Рад, что со мной познакомился.

И для таких людей нужен священник! Священник должен быть самоотверженным и бескомпромиссным. Трусость и дипломатичность сразу оттолкнет.

Сказал, чтоб приготовился к исповеди, еще придет.

Приходила девушка музыкант, двадцать один год, читала мою книгу, для нее все понятно. Хочет креститься. Перед этим очень волновалась, а оказалось всё так просто.

Господи, помоги молодых людей привлекать к Тебе.

Вчера рассказал диакон, которого изгнали из прихода. К нему как-то зачастил чекист и говорит ему: — Мы теперь не гоним, это было раньше. Раньше мы требовали, чтоб отказывались от веры, а теперь не требуем. Только бы сотрудничали с нами. Церковь теперь наша. И мы тебе можем всё устроить. Хочешь — будешь епископом. Кем угодно, только помогай нам.

Да, есть о чем задуматься.

— И учти, сами они такими гнушаются. А если не согласился — они тебя уважают. А согласился — ты уже никакой силы не представляешь.

— Да, верно. Даже заграница. Те, которые имеют какое-то отношение к нам — уже связаны. Церковь не должна быть от кого-то зависимой. Нужно идти на крест. Только самоотверженность, бескомпромиссность, решительность может спасти. Если один-два таких найдутся и то достаточно. В Церковь нельзя впускать инородную силу ни под каким предлогом.

Сначала вызывали, он, видимо, не соглашался. Ходил угрюмый, всё рассказывал, что его вызывают, потом от всех удалился.

Кто-то ему сказал: — Соглашайся, мы перехитрим.

И вдруг пошел в гору: епископ! А сейчас — митрополит.

Господи, а ведь он был неплохой, вот в чем опасность. Караул! — так погибают наши епископы.

"Противление народа рассматривали, как каноническое своеволие и мятеж, как восстание непокорной паствы против законной иерархической власти... Православные видели в этом непослушании и в этой неизбежной иерархической борьбе только исполнение своего христианского долга, долга верности и веры". Не попы бо нас спасут, или владыки, или митрополиты, но веры нашея таинство с хранением заповедей Божиих тое нас спасти мает, — писал с Афона Иоанн Вишенский. Он резко обосновывает право церковного народа низлагать и изгонять епископов-отступников. "Да не с тым блазненным оком или пастырем в геену внидут..." Из книги Г.Флоровского "Пути русского богословия". Смотри также: 1. Послание Восточных Патриархов 1848 года. "Не авторитет, а союз любви". 2. Иоанн Златоуст: "Если епископ не находится с народом, чтоб спасать, дело народа взять спасение в свои руки".

Чего же более? Безбожники орудуют в Церкви, а мы рассуждаем о чем-то. Христос торговцев изгонял из храма, а мы убийц Церкви терпим!

2. Я не порываю связи с существующей иерархией и не организовываю что-то отдельное.

3. Мы члены той же Русской Церкви, что и наша иерархия, но наша община находится как бы в тени, в катакомбах, и задача общины поэтому несколько иная.

4. Я её называю общиной имени Иоанна Златоустого. Община оздоровления, любви и свободы.

5. Община не имеет никаких внешних особых устроений, она возникает изнутри, где появляются живые души.

6. Что может помешать служить Богу, служба Богу может совершаться везде и всюду, в храме и вне храма, на всяком месте владычества Его.

7. Служба Богу совершается по канонам и уставу, но бывают времена, когда происходит пременение закона, ради нужды бывает пременение закона. Но пременение не по произволу, а по любви к Богу и ближним.

8. Современные христиане слишком законсервировали христианство, больше соблюдают форму, чем углубляются в содержание. Отсюда споры из-за буквы, но мало кого тревожит внутреннее устройство. Легко уживаются с грехом, боятся крестоношения. Отсюда всякие сделки и компромиссы, чувство зависимости и несвободы, боятся дерзать, совсем угасло творчество.

9. Чтобы творить и дерзать, нужно чтобы была чистой совесть, жить по-христиански, должна быть ко всему любовь. Община требует поэтому от каждого из нас строгого отношения к себе, сострадания к ближним. Кто идет легко на сделки и грех, кто не жалеет человека, не может быть членом нашей общины.

10. Наша община, прежде всего, требует нравственного усовершенствования. Всё делать не по принуждению, а свободно и охотно, отзываться на всякое доброе дело. "Я вас не называю рабами, а свободными, раб не знает, что делает господин его", — говорит Христос. Мы, свободные сыновья Божии, должны знать, к чему зовет Господин наш Иисус Христос.

11. В свою общину мы охотно принимаем всех гонимых и преследуемых, наша молитва в первую очередь о всех страдающих.

12. Наш девиз: "Свобода действия каждого члена и одновременно единство всех". Единство через любовь, свобода действий не по своей прихоти, а по любви к Богу и ближнему.

13. Наш принцип — соборность, мы всё должны делать соборно. Не коллективно, а соборно. Соборно — значит собранные Духом Святым на единое дело Божие. Соборность неопределима, её понимает тот, кто живет по-христиански. Совесть должна подсказать нам, совесть, которая является голосом Божьим.

15. Мы все связаны друг с другом не авторитетом, а союзом любви.

Приехал священник из провинции, молодой, целебат, рассказал о девочке двенадцати лет. Она — дочь сельских интеллигентов. Ветеринары, неверующие. Проснулась и говорит: — Ведите меня крестить.

Этот священник, который мне рассказывал, её и крестил. Мать была удивлена, отец взволнованно ходил возле храма. Перед началом крещения девочка вдруг заплакала, перед Причастием тоже.

Рассказал тот, кто там был. Храм приблизительно в ста километрах от Москвы, деревня, священник глубоко верующий, дорожит службой. Местный народ в храм не ходит, и храму почти не на что существовать. Приезжают в основном верующие из Москвы, и в основном — старушки, они и содержат храм, он в образцовом состоянии.

Одна старушка стоит на паперти Всесвятского храма (Москва) и собирает пожертвования на ТОТ храм.

И сам я заметил, как московские старушки стараются помочь храмам в провинции, посылают им посылки, собирают для них пожертвования.

Иеромонах стоит на паперти и собирает подаяние, потом разносит бедным. В этом видит свое монашеское послушание. Один такой иеромонах исповедовался у меня.

Братство при церкви, руководит им бывший дворянин. Все живут, как монахи. Это в далекой провинции.

Атеистка, сначала бурно выражающая свой атеизм, потом, когда я с ней заговорил спокойно, стала вспоминать, что её мать верующая и она сама верующая, только зачем Церковь? Разговорились о смерти. Она рассказала, как её двухлетняя дочь стала как-то плакать. — Мама, ты умрешь, а я не хочу, чтоб ты умирала.

Атеистка сделала заключение, что дети не принимают смерти, её принимают только взрослые, у них какие-то клетки отмирают. Я возразил, сказав, что и взрослые протестуют против смерти, её не боятся только тогда, когда имеют веру в ТУ жизнь.

Кровь Христова освободила нас от силы греха, и наши добрые дела и приобрели значение. А когда грех не был бы убит на кресте, наши добрые дела мало что значили, как и сказано: делами закона не оправдается никакая плоть, ибо добрые дела тонули в море грехов, поэтому и ветхозаветные праведники сходили в ад, и Христос приходил туда и проповедовал "пленникам отпущение".

Ради нужды бывает пременение закона, но пременение по совести, когда кончается нужда, нужно находить общий язык. Кто держится разделения без нужды, тот раскольник. И кто подгоняет законы, тот тоже раскольник, совесть — вот кто судия, и всегда нужно обращаться к ней.

Безбожники на Церковь смотрят, как на определенное учреждение, и думают: если начальники (епископы) будут их, то Церковь прекратит свое существование. Но Церковь — благодатное учреждение, и пусть даже епископы будут их, всё равно жизнь продолжится в Церкви. Дух дышит, где хочет и через кого хочет, даже простого мирянина. И не миряне ли в наше время должны спасти положение Церкви, не случайно собор 1917 года предоставил им большое право.

Молился в Елоховском (патриаршем) соборе, впереди меня стояла какая-то женщина. В продолжение всей службы у нее была опущена голова, видна была только её спина, горб.

Другая женщина позади неё. Вдруг мне бросилась в глаза её рука сложенная в крестное знамение: были правильно сложены пальцы, напряжены, она всё время их так держала. "Человек не выпускает оружие из рук, — подумал я. — Значит воин! Но кто — старуха!"

Все-таки старушки наши ни с кем не сравняются! Как бы на них ни смотреть — не слабые воины, а умудренные страданием и опытом.

Рассказала мне моя духовная дочь. Пели за литургией: "Блаженны изгнанные правды ради..." Какая-то женщина вздохнула: — Господи, а сколько же гонимых? — сколько, следовательно, и блаженных!

Нет, радостно все-таки жить в наше время в России!

Вопрос: — Развенчивая современных епископов, подрывая послушание, какое бы то ни было, не подрываете ли вы тем самым основы церковные, не отсюда ли: всё позволено?

Ответ: — Нет, фарисейский авторитет епископа, фарисейское послушание не оправдывается Богом. Указывая на недостаток в епископе, мы тем самым повышаем значение епископа. Фарисейство, ложь в Церкви самое страшное, никакие подпорки тут не спасут. Не нужно бояться правды, какая бы она ни была суровой.

Многообразие современной жизни нельзя охватить с каких бы то ни было позиций. Чтобы понять её, нужно подойти с разных точек зрения и только тогда можно сделать вывод.

К сожалению, такой широтой мало кто обладает. Предательство, дилетантство, приспособленчество, самолюбие — именно только духовный, поднявшийся над материей жизни, может судить обо всём.

У нас утеряно сознание, что в Церкви все несут ответственность поэтому и ссылаются друг на друга, и боятся критики, и критикуют друг друга втихомолку. Мелкое дробление.

В наше время поворот может сделать только решительность, бескомпромиссность. Мы дошли до предела, когда дальше идти невозможно, нужен поворот.

Всякая церковная критика расценивается некоторыми, как раскол, но критика не раскалывает, а исправляет.

Боязнь критики в Церкви веками наслаивалась, и теперь критика кажется страшной. И в самом деле она страшна, потому что может вылиться в критиканство. Критикой должна двигать любовь к правде и любовь к человеку.

Образовывать сейчас другую группировку в Церкви нежелательно, и в самом деле может быть расколом, — так сложились обстоятельства, но из внутри оживлять и оздоровлять необходимо. Не противопоставление, а раскаяние, очищение — вот что нам нужно.

Святой Иоанн Златоуст, монах с Афона, Окружное послание Восточных патриархов, протоиерей Сергей Булгаков, ленинградский митрополит Иосиф и, наверно, другие еще... Но их мнения неизвестны, а если заикнешься об этом, тебя не поймут. Почему? Да потому что это не мнение большинства, коллектива, а мнение одиноких, гонимых, преследуемых... А не Христос ли обращался к малому стаду? Не бойся, малое стадо!

Пора прислушаться к мнению меньшинства, в основном ко мнению мучеников. Мнению выстраданному. Нет, всегда к коллективу — мнению поверхностному, наносному.

Желательно, чтобы при каждом храме образовалось здоровое ядро христиан, и оно бы своими действиями изнутри оживляло и обновляло церковную жизнь.

Откалываться или уходить в раскол сейчас нецелесообразно, потому что у многих слабое церковное сознание. Наше время такое, чтоб ко всем относиться снисходительно.

Мой друг священник венчал пару, очень стройно держались, особенно он. Выяснилось, что он — майор КГБ, она — дочь полковника. Настояла на венчании она, потому что попадала в катастрофу и осталась жива.

Интересно, в самых неожиданных местах есть верующие и каким только путем не приходят к вере. Неверующих, может быть, совсем нет у нас, есть только страх неверия.

Нужно, чтобы и вне храма, среди тех, кто еще не прибился к храму, была бы живой христианская жизнь. Это был бы полный охват, и в храме и вне храма. Церковь по сути дела везде.

Как прислушиваются теперь к голосу священника! Люди ничего не знают из "божественного", а душа жаждет. В храм придти не могут, много есть на это причин, и основательных даже. Нужен священник и вне храма, шел бы вместе с народом. И подымал бы его.

Проснулся сегодня и почувствовал себя выброшенным из жизни и одиноким, но потом подумал и сказал себе: "А ведь мы и не устраиваемся здесь на земле. Сколько было людей, которые добровольно уходили в пустыню, отказывались от всего земного, убегали от мира. А тут само счастье приходит в руки". И еще подумал: "Судьбами человеческими распоряжается Бог, изо всего творит спасение".

То есть из ничего. Бог всегда творит из ничего! Когда всё земное рассыпается, тут является Бог со Своим могуществом.

Бой часов. Напоминает, что жизнь идет, приближается вечность. Не думай здесь обосновываться, все преходяще. Несутся тревожные звуки, прозвучали и растаяли, ушли в небытие. И пришли оттуда же. Значит там не небытие, раз звуки пришли оттуда?

Так и мы. Прозвучим и уйдем, неужели в небытие? Но из небытия и пришли, родясь? Нас не было, и мы пришли. Мы уйдем, неужели нас не будет?

О, таинственный звук часов! В часах всегда мистика, это еще древние заметили.

Прислушивайся к бою часов, старайся понять их язык.

Послушание — это не просто исполнение чьего-то приказания, это верность правде Божьей.

Легче послушаться человека, ибо это земное и по земному понятно, правда Божия — это нужно решиться на всё, забыв всё земное.

Сегодня у меня была женщина, преподаватель философии, к Церкви индифферентна, помнит только, что в детстве причащалась.

— До этого у меня была страшная скука, а как дали с ложечки — повеселела.

Приходила женщина-врач. Как-то она зашла в храм, священник в это время послал благословение, и вот, говорит, крестное знамение его пало на меня, и я с того времени стала интересоваться церковью.

Очень её интересуют Жития Святых.

Старухи не пускают в храм женщин в брюках. Конечно, здесь есть крайность, но нужно понять и их, старух. Церковь — это не такое учреждение, в которое входить можно, в чем попало.

Борец за правду. Сначала как коммунист, его не поняли, выгнали из партии, потом вообще стал бороться за правду — долгое время держали в сумасшедшем доме.

Но еще не признавал Бога. В прошлом — генерал, преподавал в Военной Академии. Заболел. Когда я навещал его, он стал вспоминать празднование Пасхи в детстве, со слезами воскликнул:

— Боже, как нас обворовали! В какие страшные будни превратили жизнь.

Недавно я служил панихиду о всех умерших в катастрофах, в изгнании, в заключении. Генерал воскликнул:

— Сегодня я почувствовал себя верующим!

Я ищу жемчуг. Я устал бродить по пустыням и пропастям, но без жемчуга ничего не будет, одна жемчужина поправит наше пошатнувшееся положение.

Я буду продолжать искать жемчуг, ибо кому нужен тот хлам, который на каждом шагу. Далек и извилист путь, но надо идти. Иду, Господи, помоги!

Я шел по Главной улице Москвы. Суматоха. Все спешат, толкаются. "Суета сует", — подумалось мне.

Эта главная улица Москвы теперь проходит через всю нашу жизнь. Читатель, я хочу, чтоб ты свернул в переулок, в сторону от Главной. Отрезвился, успокоился, посмотрел на жизнь не суматошными глазами.

Сегодня мы с одной девушкой ездили причащать. Она и раньше приходила ко мне. Тогда она мне казалась несколько экзальтированной, сейчас этого не показалось. Она рассказала о себе. Отец — полковник авиации, мать с высшим образованием, все в родстве неверующие. Кроме бабушки, та верует тайно.

Она, девушка, была развратной, пьянствовала, принимала наркотики. Порой ей становилось тоскливо, страшно. Как-то она прибежала в Церковь и в голос стала кричать: — Господи, помоги, погибаю.

Старушки участливо отнеслись к ней, спрашивали: не случилось ли чего?

Однажды, когда она лежала в своей комнате с закрытыми глазами, и вдруг почему-то открыла их, увидела дьявола. Он даже показался ей не особенно некрасивым, стоял и внимательно смотрел на нее. В лице его она увидела саму себя. Злоба, мстительность, два клыка передних выделялись. Он злорадствовал: ты, мол, в моих руках. Она от неожиданности воскликнула:

— Господи, что это такое? — тут же он стал растворяться. Как пар растаял. Она закричала маме: — Мама, я дьявола видела.

Та сказала ей, что это ей показалось.

С тех пор стала задумываться о Боге, разыскивала религиозные книги и читала. Евангелие на неё очень благотворно подействовало. Крестилась. За религиозные убеждения её попросили с работы. Работала библиотекарем. Сейчас работает уборщицей. Не пьет, не развратничает, сама довольно миловидная. Помогает нуждающимся. Экзальтированности незаметно.

В тринадцать лет, когда нужно было сдавать экзамен, в ванной усиленно молилась, — записываю так, как она мне рассказала: — Складывала крестное знамение, как старообрядцы, клала на себя по-католически. Вдруг протянулась рука, сложила пальцы по-православному и сказала:

— Так надо, деточка, креститься.

Она приняла всё, как должное, ничему не удивлялась. Потом ей всё показалось, что это было чудо, и всегда, когда приходили сомнения, она себе говорила: — А ведь чудо было!

Рассказали. Молодой человек лет семнадцати пошел сдавать кровь, увидели на нем крестик, приказали снять. Он отказался. Не стали брать кровь, потому что, говорят, у верующих кровь нечистая. Взяли у тут же сидящих пьяниц, матерщинников, развратников. При рассказе присутствовал тот, который ходил сдавать кровь.

— Через погружение?

— Нет.

— Приходи к нам, нужно дополнить, у нас святость.

— Что, будете перекрещивать?

— Ну, тогда проходи.

— Но я же верующий, пришел помолиться.

— Проходи, проходи. Иди там по-своему.

Такая обособленность, узость, затворенность в себе, — не может понять современного человека, — заключил рассказчик.

Генерал соборовался и причащался, жена его исповедовалась. Ведь это чудо! Недавно еще не могли слышать имени Божьего.

Музыкант сказал мне: — Это же Бог знает что, я русский человек, верующий должен скрывать свою веру? — в лице решительность.

Рассказал студент художественного училища. У них на уроках спорят о Боге. Особенно с идеологически настроенными преподавателями. Светлое будущее — это анекдот, говорят, у христиан есть заповеди, Царство Небесное, а у нас ничего нет. На Пасху записали на магнитофон службу и прослушивали её на уроках.

Рассказал настоятель. Еще когда он служил в Ярославской епархии, и там правил архиерей Исайа, о себе он рассказал следующее:

"Как сейчас помню, была в нашем селе юродивая, мы пуляли в нее камнями. Она и погналась за нами, все убежали, а я, как был самый маленький, не успел, она догнала меня и стала хлестать: — Ты что же делаешь? На твоей голове митра, а ты с ними связался.

Я тогда ничего не понял, да и после не понимал. Был морским офицером, дожил до шестидесяти лет и вдруг гангрена, умирал уже. Пришла ко мне моя сестра, принесла святой водички. Вот дай мне обещание, говорит, что если выздоровеешь, будешь монахом. Я, конечно, пообещал, чего не даешь, когда умираешь. Она меня обрызгала святой водичкой, поправился. И помня обещание, пошел в монахи. А потом епископство. И понял я, к чему были слова юродивой.

— Пять лет он правил епархией, — заключил настоятель.

Этот же настоятель рассказал из своей священнической практики.

Привела крестить свою дочь мать-врач. Клапаны не работают сердечные, что ли! Худенькая, девяти лет, а она, как трехлетний ребенок, вся светится. Ну, крестил я и пошел. И вдруг как-то по истечении нескольких лет окликает меня женщина с подростком лет четырнадцати. Свежая, румяная девочка, косички. Глазки горят. — Вы узнаете нас? — спрашивает.

— Нет, не узнаю, — отвечаю. — А что?

Прошло уже пять лет.

— А помните, как вы у нас крестили?

— Не помню, я многих крестил.

— Ну, вот такую худенькую девочку, больную?

— Что-то не припоминаю.

— А узнаете вот эту девочку, — показала рядом стоящую.

— Не узнаю.

— Так вот она тогда была маленькая, сердечница, после крещения поправилась.

Я вглядываюсь, никаких признаков болезни, крестик на груди.

— Всегда носит, не снимает, — закончила мать. Вот и клапаны сердечные работают, а тогда не работали, — радостно улыбнулась.

Встретились девушка и парень, разговаривали на религиозные темы, ходили в храм. Потом он пригласил её к себе домой, потом сказал: — Ну, раздевайся.

Она была ошеломлена:— Как, этим кончается религиозный разговор?

— Ну, ты чокнутая или непонятно какая...

Она ушла от него. Блуд, выходит основа всего. Как тут не вспомнить Фрейда?

Пришел писатель, верит во все, ведет почти спартанский образ жизни.

— А как семья?

— Что семья, есть женщина.

— А дети?

— Ну, детей я никогда не буду иметь, они свяжут.

— Ас женой как?

— Да это приходит ко мне просто женщина.

— Но это же грех?

— Грех, но не такой важный. А связать себя с ней не могу, закабалит.

Люди хотят свободы и попадают в рабство греха. Трудятся для земного, отсюда боятся трудностей. Оттого и сознание земное, даже в религиозных вопросах.

Вчера, когда я ехал в автобусе, со мной рядом сидел человек средних лет, слышался запах водки. Немного склонился ко мне и зашептал:

— Хочу исповедоваться. Работаю в Органах, много тысяч отправил на тот свет. Мать у меня верующая, душа болит.

— Не место здесь для исповеди.

Он продолжал все время говорить, я взглянул на него: обыкновенный человек, глаза только какие-то спрятавшиеся. Господи, пьяный бред или в самом деле?

В кино школьники аплодировали появлению фигур Сталина и Гитлера, особенно последней. Что это, озорство или симпатия к сильной личности, пусть и злой? Или вообще симпатия к злу?

Облили человека керосином и подожгли. Изнасиловали трехлетнюю девочку и утопили, вот он страшный безбожный мир!

Пришли для беседы два инженера, атеисты. Высказали мысль, что они ни за Бога, ни за атеизм, что-то должно быть иное.

— А что иное? Есть плюс и минус, свет и тень, добро и зло. И иного нет. Ну что может быть иным?

Один предложил продать душу свою дьяволу, чтоб только его не было... (Какой-то бред!) Нельзя ограничивать, мол, жизнь только добром и злом. Это, мол, узко.

Долго не находили общего языка, потом они: — Можем ли мы с верующими быть солидарны в делании добра?

Исповедовалась женщина лет 60—65-ти, говорит: — Там, внутри, говорят, по-кошачьи мяукают. — А вот сейчас, когда мы с вами говорим, говорят? — Да.

— Ну, скажите: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешную. Сказала.

— Ну, как?

— Продолжают, даже еще больше.

— Скажите еще.

— Продолжают.

— Скажите: именем Господа моего Иисуса Христа заклинаю вас: замолчите.

Сказала.

— Ну, как?

— Перестали. Только стало очень тяжело.

Умирающий человек восьмидесяти с лишним лет. Инженер. Атеист. О религии говорить не желает. Отбил охоту священник в детстве, видел, какую вел жизнь.

— Но ведь веруя в Бога, вы не в священника же веруете?

— Поздно уже.

Привозили мальчика лет десяти. Он носит крестик. В школе, выстраивая на линейку, указывают: смотрите, дети, он носит крестик.

Мальчик остался круглым сиротой, за ним ухаживают верующие люди. Отец покончил с собой, мать после него через месяц умерла. Дело в том, что он ей изменял. Когда она узнала об этом, её сразу парализовало. Мальчику этому было тогда четыре года, он все говорил:

— Папа, не бей мою маму.

Отец работал шофером у чекистов. Когда им стало известно о его измене жене, его сократили с работы, потому он и покончил с собой. К мальчику отец относился хорошо, мальчик его любил.

Женщина, которая привела мальчика ко мне, сказала:

— Он как-то меня обнял и говорит мне: мне хочется вас обнять.

Мальчику хочется любви, при безбожном положении дети не имеют любви.

Исповедовалась женщина лет сорока пяти. Сегодня сороковой день, как повесился муж, очень заедает тоска. — Я виновата, поругалась с ним, уходя на работу, что он пьет.

Пришла с работы, а он висит на дверях.

У одной женщины решили отобрать дочь, потому что она верующая. Так, мол, и дочь будешь воспитывать. — И правильно сделаете, отбирайте. Вы мне поможете, потому что мне трудно. Ну, сколько я получаю пенсии? Сорок три да за алименты рубля три...

— Но мы будем воспитывать в своем духе, чтоб она не веровала.

— Разрешите мне задать вам вопрос? На каком фундаменте строят дом? На том, который заложили?

— Ну, да.

— Так вот. Моя дочь воспитана на том фундаменте, который я заложила, — она в третьем классе. — А проникнуть к ней — проникну. И потом.

Один четырех-пятилетний ребенок подозвал к себе маму и со всей серьезностью говорит:

— Вот что, мама. Все имеют папу, а у меня спрашивают: кто твой папа? А я и не знаю. Как хочешь, но чтоб завтра у меня был папа. Ничего больше слышать не хочу.

Мама заплакала и не знала, что больше ему сказать, потому что ребенок нажит незаконно. Такой же вопрос можно поставить, когда и разводятся. Современные люди пусть почаще прислушиваются к голосу детей, тогда, может быть, меньше будет незаконных сожительств и разводов.

Рассказала женщина, ей рассказал священник, в приходе которого это произошло. Одна женщина была в роддоме, приказала мужу, чтобы он передал своей матери (верующей), что когда она придет из роддома, чтоб его мать убрала все иконы. Не хочет, чтоб её ребенок их видел.

Свекровь пожаловалась священнику, тот сказал, что будет её защищать. У них есть райисполком, а у нас — патриархия. Это как-то подействовало, и конфликт был улажен.

Выписалась мать с ребенком, приходит врач на какой-то день проверить состояние здоровья у ребенка, он оказался слеп.

На моих беседах один человек так сказал:

Мы как-то шли мимо Дома пионеров. Окрашен в красный цвет, на дверях нарисован огонь и написано: "Добро пожаловать". Идущий рядом, улыбнувшись, сказал: — Вот что только есть: красный цвет, огонь и — добро пожаловать в огонь!

Этим ли воспитаешь детей?

Математик, аналитический ум, двадцать шесть лет. Задумывается о Боге, но ум мешает понять Его. Наука, говорит он, развивает скептицизм, ничего не дает человеку: ни покоя, ни правильного отношения к жизни.

Аспирант. Пока еще увлеченно работает в науке.

Исповедовался молодой человек, недавно крестившийся. На работе его хотели побить, потому что он заявил о своей вере. Он не выдержал и отказался от веры, сказал, что теперь неверующий.

— Я, конечно, мог бы с ними сразиться, но ведь верующему нельзя драться.

Такая картина. Клуб, танцы, пивная и тут же со всех сторон зажатый монастырь. Так что когда идет служба или когда проходят монахи и монахини (есть мужской и женский, конечно, раздельно), видно, как топают ноги, слышна музыка, песни и пляски...

Какие бы ни были монахи, пусть самые плохие, но во время повального безбожия и разврата затвориться в монастырь, как ни говори — подвиг! А ведь им препятствуют туда идти — не прописывают, живут иногда на птичьих правах. Господи, помоги им всем, монахам и монахиням! Сохрани их, огради от всяких искушений. Помоги им быть настоящими подвижниками. Молитвенниками за погибающую Русь!

Недавно читал записки одного молодого художника, очень светлого и чистого. Описывает свою жизнь среди нищих, юродивых. Поразился тому, что, оказывается, Русь богомольная не умерла, есть среди них прозорливые, терпеливые, несущие свой крест, величайшие страдальцы.

Он среди них воспитался. Глубоко верующий, удаляющийся от разврата, его не тронуло ничто современное.

Считаю — это бездомная Русь, не имеющая здесь града, грядущаго взыскующая.

Жизнь взвихрена, не знаешь, где друг, где враг. Люди подозревают друг друга, опасаются, ненавидят. Трудно сохранить человеческое лицо, тем более быть последовательным христианином. Некоторые панически бегут от жизни, но она всюду их настигает.

Всегда нужно затворяться в свою внутреннюю клеть, но не пустую, а чтоб там была святыня. Со Христом только можно победить мир. "Мужайтеся яко Аз победих мир", — говорит Христос.

Мир зашел в тупик, всё развращается, гибнет. Природа не выдерживает греха человеческого и сопротивляется тем, что появляются необычные грозные явления в природе, истощаются жизненные ресурсы. Это сопротивление природы, болезнь её не к смерти, а к жизни. Она хочет жить и показывает человеку лицо смерти, чтоб он понял свой тупик. Ни какие бы то ни было перевороты, революции, войны не имеют значения, разве только то, чтоб человек, почувствовав страдания, одумался.

Полководцы, мудрецы, писатели, вожди ничего не в состоянии сделать. Для спасения мира нужны святые, подвижники, самоотверженные люди, решившиеся на всё. С помощью Божией только могут вывести мир из тупика, оздоровить его, вдохнуть в современный труп мира жизнь. Нужно выявлять духовные силы, находящиеся в мире. У кого есть жалость к погибающему миру, кто имеет любовь к людям, должен пойти сознательно на подвиг спасения мира.

Один пожилой человек восьмидесяти лет со старым церковным образованием сказал: — Ну, о чем наши священники говорят? О праздниках, значении их — это хорошо, но не это нужно теперь. Нужно будить душу, ведь люди должны раскаяться, вести добродетельную жизнь, а не просто приобретать отвлеченные знания.

Приходила ко мне школьница. Мать верует, отец нет. Отличается добрым характером, сострадательная, неиспорченная, но как ей нужно руководство, опытный совет. Потому что под видом добра её могут сбить с пути.

Господи, защити её и помоги ей, — попытка сбить её с пути уже была.

Приходила женщина двадцати шести лет, которая сходилась с индийцем, от него у нее ребенок, сходилась и с русским. Теперь ей бывают какие-то видения, предсказания. Чувствуется расстроенность нервной системы, нет моральных правил, хотя к Богу тянется. Говорит, что её что-то не пускает в храм, особенно, когда стала жить с индийцем. Хочет крестить ребенка.

Из разговора: — Институты кончаете, а какой толк, жизни-то у вас нет, жить не умеете.

Слова простой необразованной женщины.

Были из Америки три русских женщины, рассказали о том моральном разложении, которое там. Венчают мужчину с мужчиной, открыто действуют дома терпимости, и в то же время считаются верующими.

— Что это, вера, терпимость к инакомыслию, свобода?

— Нет, это равнодушие к правде Божией, рабство у дьявола.

— Вера представлена на одинаковое положение с неверием.

— Теплохладность!

— Извергну! — не о таких ли говорит Господь?

Видел и еще одну русскую женщину из Америки, профессор, во время войны её маленькой девочкой угнали в Германию. Тоже говорит о моральном разложении. "Мы не включаем телевизор, не ходим в кино, всюду секс, — вздохнула она. — Приехала сюда в Россию и сразу ожила, особенно услышав русскую речь. Всюду говорят по-русски, я, первое время, слушая русскую речь, плакала".

Тоска русских людей за границей, невосприимчивость чужих нравов, что это?

Рассказывал и еще один турист оттуда: — Сначала секс даже нравится, а потом такая отрыжка... Иностранцы, приезжающие сюда, всегда веселые, иногда смеются над нами, а мы грустим.

Россия не та страна, которая устраивается в жизни, она призвана всё переварить и осмыслить, поэтому русские люди или безрассудные, или мечтатели, но, несмотря на это, они все-таки создают и земное, государство и культуру, но это у них как бы приложение, а основное, наверно, искание Царства Божия и правды его.

На нашей земле появились неоязычники. Я был сначала ошарашен, не мог поверить, а оказывается на самом деле. Не язычники от природы, которые все обожествляют, а язычники из бывших христианских семей. Есть и дремучее невежество, есть и наукообразное. Спорить с ними невозможно, можно только сказать: прииди и виждь. Они и видят, только через свои очки, начинают производить переоценку всего. И вот тут нужно прислушаться к их суждениям. Они включают в едином хоре все: древнюю злобу язычника, ожесточение иудея, ненависть безбожника. Снова хотят распинать Христа! Что сказать? Прости им, Отче, не ведают, что говорят? Или: — Да будет воля Твоя? Или: — На то и щука в море, чтоб карась не дремал?

— Бодрствуйте, ибо враг рыкает, ища нас поглотить.

Стали много философствовать на христианские темы. Появилось много философов. Не вылилось бы христианство только в философствование?

Делателей, делателей нужно! Молите Господина жатвы да вышлет делателей на ниву Свою. Господи, помоги нам делать!

Поменьше слов — побольше дела!

Христианин не протестует против действительности, протест — удел политиков, людей вершащих этот конечный мир. Христианин преображает действительность, чтоб она воссияла Фаворским светом, воскресла для вечности, Царства Небесного.

Когда нечего сказать, начинают выдумывать, усложнять форму, чтоб чем-то заполнить пустоту. От полноты сердца говорят уста, естественно, просто, слова ложатся на сердце для всех понятно и убедительно. Современная литература — кривлянье и надрыв.

Вчера остановили меня две женщины, одна из них, помоложе, плачущая. Постарше говорит: — Батюшка, можно ли отпеть некрещеную?

Я подумал "отпеть младенца", и спросил: — А вы сами верующие?

Плачущая, помоложе, сказала: — Верующая.

— А почему же не крестили?

— Отец не разрешал.

Оказалось, что умершей уже было семнадцать лет, она была всю жизнь хиленькая.

Сказал, что отпевать нельзя, поскольку некрещеная, но вы дома молитесь за нее, творите милостыню...

— И предать земле нельзя?

Какое отчаяние было в их глазах! Вот на какой ужас толкает атеизм. Кто не борется с атеизмом в нашей стране, тот доводит людей до отчаяния. Самые главные преступники у нас — атеисты. Никто столько зла не приносят людям, как они.

От меня ушло трое моих духовных сыновей, вернее двое, одна — дочь. Четвертый тоже уходил, но потом пришел, как он сказал: так ни к кому после вас не смог прибиться. Я его принял, но вообще не принимаю, считаю, что только Бог может привить отломившуюся ветвь, а мне хотя бы — дай Бог! — работать с неотломившимися.

Первой ушла дочь, еврейка, художница. Заявила, что ей нужен более развитой духовный отец. Потом просилась, я отказал, связь прервалась. Дочь была трудная, много было беспокойств. Духовный сын заявил, что уходит потому, что я прокатолически настроен, а он чисто православный. Я его не мог убедить, что я строго православный, что с любовью относиться к другим исповеданиям — это не значит изменить православию. Сын трудный.

И вот вчера ушел сын, который принес мне глубокую грусть и боль. Я думал, что он будет понимать меня, и в разговоре с ним я буду отдыхать. Он попросил прощения, пал в ноги, но сказал: ты мне друг, а истина мне дороже. На прощанье даже не взял благословения, видимо посчитал меня не с истиной. Ушел к старообрядчеству. Я убеждал его, что старообрядчество я не считаю ересью, это тоже православие и переходить из православия в православие — топтаться на месте.

Он всё не мог забыть, как гнали старообрядчество, истину нашел в двуперстии. Видимо, этим должно было кончиться, предки его — старообрядцы. Его уход открыл мне глаза. До сих пор я очень терпимо, широко смотрел на старообрядчество, но, видимо, старообрядчество все-таки форма и даже вырождается в фарисейство.

Так называемые православные, никониане, о них могут сказать хорошее, готовы примириться, они ни в какую, боятся опоганиться. Истина двуперстия им дороже друзей.

Истина без человека не истина, нужно на людей смотреть снисходительно! Старообрядчество этого не может. Не может забыть обид и простить. Дорог свой личный мирок, а что гибнут — безразлично. Наверно, как ни больно, старообрядчество — отрезанный ломоть, оно и Россию не может понять, им дорога Россия с двуперстием, а ведь любить надо не таких только, которые близки твоему воображению, а каковы они в жизни. Старообрядчество — не миссионерская религия, она не может привлекать к себе. Узость — это, наверно, не просто недостаток, а узость — грех и грех от недостатка любви.

Наблюдал я, как один человек ушел в католичество из православия. Пришел как-то к нам в храм, заговорил со мной. Похвалил, что я не бегаю от приходящих. Потом он стал часто приходить ко мне. Я думал, он малообразованный, а оказалось с высшим образованием. Женился на моей духовной дочери, сразу возникло недоразумение. Критиковал меня, что жена его слишком привязана ко мне, делает из меня кумира, идола. Всё следил за моими духовными детьми, выискивал у них недостатки. Искал деятельности, распространял духовную литературу, в основном католическую.

Я старался найти с ним общий язык, он мне много задавал вопросов, я отвечал, он не возражал. Мне казалось, ответы убедительны, но вдруг он сказал: "Не обижайтесь, я перешел в католичество". Католик он такой, что совмещает католичество и православие. Венчался у меня, дочь крестил в костеле. Не будет возражать, если дочь будет воспитываться в православном духе.

Отчего все-таки перешел? По-моему, не понял православия. Не понял, как оно может совместить глубину с живой деятельностью. Видимо, бездеятельность современной иерархии его смутила.

Соединить католичество и православие — это не знать особенностей конфессий. Но как нам нужно быть внимательными, чтоб от нас не уходили. Уход от нас должен быть нашей тревогой.

Почему уходят? Не их судить, а себя. Почему они у нас не остались, деятельные, живые души?

Я видел сон, что меня приняли в католичество. Именно не перешел, а приняли, как принимают в школу. Я очень запечалился, печаль продолжалась и тогда, когда я проснулся.

Католичество, при моем уважении к нему, не по мне. Но когда-то давно, в начале моей активности в вере, я видел во сне, что я взобрался высоко на стулья и думал, как мне оттуда сойти. Кто-то меня свел, я шел и говорил почему-то: "Слава тебе, папа римский". У меня, мне казалось, было такое хорошее настроение, как у него. О католичестве тогда я очень мало знал, это было в глухой деревне.

Что значит этот мой сон? Судя по тем отзывам, которые католики высказали по поводу моих книг, мне кажется, они больше меня понимают, чем православные. Православные Зарубежной церкви принимают меня восторженно, радостно, это меня очень трогает, но понимают ли они меня так, как католики?

Неужели в моей деятельности что-то есть от католиков? Мне они в самом деле симпатичны, но по моей убежденности мне православие дороже всего. Боль разделения церквей, православной и католической, меня очень беспокоит, вот как найти общий язык?

Одна конфессия проглотит другую — это не выход. Как, сохраняя свое лицо, свою индивидуальность, понять друг друга?

Приходили верующие с живыми глазами, улыбающиеся, охотно помогающие другим. Я спросил у них, кто они по убеждению?

— С католиками мы католики, с православными православные, нужно знать Христа.

— А как по-вашему, можно смешать семьи, потерять различие?

— Ну да, мы будем братьями.

Доводов не слушали, продолжали говорить восторженно, даже слишком восторженно. Они очаровали всех своим видом.

— А сколько времени, как вы уверовали?

— Вот уже год.

— Ну что ж, старайтесь. Пока вы столько вместили, вместите и больше. Продолжали говорить восторженно, хотели рассказать о чудесах, которые творит с ними Бог.

Преждевременное преступление границ может слишком вскружить голову. Человек как бы забывает себя, впадает и в прелесть и может смешать даже правду и зло. Границы в этом мире не случайны, это границы правды и лжи.

Трудно судить о нашем времени, ибо всё перевернуто, где божеское, где человеческое, где дьявольские законы. Определить всё буквой нельзя, юридически указать правду Божью нельзя, в букву не втиснуть всего многообразия жизни. Издревле ведется два самосознания церкви: одно — юридическое, так называемое вселенское, другое — благодатное, соборное — это восточное. Мы, православные христиане, придерживаемся второго. Может быть, на Западе даже действеннее самосознание юридическое, ибо там есть какой-то закон, у нас в России никаких законов нет, как выразился один христианин, есть лжезакон, — это когда хотят узаконить беззаконие, тут как раз может спасти только благодать. Да и строго сказать, мы и спасаемся только благодатью. Наш епископат, как говорят, уворовал незаконно иерархическую благодать. Юридически обвинить их в незаконности легко, но это не значит, что у нас нет и иерархии. Уворовали все-таки благодать, и грех воровства — личный грех, а благодать иерархическая нас спасет. Они гибнут, мы можем спастись. По делам их не поступайте, а что говорят от имени Бога — слушайтесь. Не они — действует благодать. Поэтому зачеркивать церковное дело в России, раз уворована благодать — это зачеркивать дело благодати, а этого сделать невозможно. Но это тоже не значит, что раз у них благодать, то всё, что они скажут — верно. Благодать идет своим путем, благодатным, а не тем, каким они укажут. Если они говорят от имени Бога — спасительно, не от имени Бога — гибельно. Спасет не закон — ряса иерархии, а благодать. Испытывайте духов, от Бога ли они? Если даже Ангел с неба станет благовествовать другое — нельзя верить. Нельзя положить другого начала, кроме евангельского. Церковь строится на Христе, а не на чем-либо другом.

У нас в России выбора нет, было бы другое, можно было бы уйти от нашей иерархии, за их дела, но выбора нет. Сказать, что у нас есть другая Церковь, подпольная — это не то. Я видел их — у них уже сектантское самосознание, примерно, как у баптистов: мы — истинные христиане, а другие, мол, нет. Меж тем, как они сами начали дичать и не знают, что и как делается. Иерархии почти нет. Скоро это просто станет расколом. Нам все-таки нужно действовать с той иерархией, которая у нас есть. Без епископа нет церкви. Нужно быть с ними и заставлять их делать дело Божие. И даже их жалеть — это часто мятущиеся, запуганные иерархи. И нередко даже плачущиеся: да какие мы, мол, христиане?

Нужно в нашем деле ссылаться не на закон, ибо ради нужды бывает пременение закона, а ссылаться на благодать, она нас ведет. Господи, спаси нас. Да будет воля Твоя, мы все немощные и слабые, спаси нас.

Нет правды в делениях, есть единая правда Божия, а она в посрамлении. Всюду стало гибельно, и у нас, и у них, пусть не ссылаются на законы. Нам всем нужно объединиться против Антихриста, а он уже исподтишка входит в Церковь и садится на месте святом, и делает мерзость запустения. Нам нужно быть особенно бдительными, ибо действует дух обольщения, иногда принимающий вид ангела светла.

После крещения, говорят, в самом деле, перестал плакать.

— Хочешь - не хочешь, но если ребенок родился, надо веровать в Бога. Я его обязательно крещу.

— Нет, куда там, — возражает кто-то, эта, мол, роскошь не по мне.

Рассказал один человек, приходивший ко мне. Ехал на велосипеде пьяный, свалился с такой высоты, что не разбиться было невозможно. Но не разбился, увидел около себя Ангела, ничего не повредил.

С того времени изменил свою жизнь, просит почитать что-либо божественное, пить в рот не берет, такой подвижник стал, что все удивляются.

Старушка-сторож, всегда, приходя на службу, говорила:

— Посторожи, Николай угодник.

Залезли воры, все собрали, но унести ничего не смогли. Когда на суде их спросили: а почему же не унесли? — сказали, что какой-то старичок засвистел. Старушка-сторож поднялась и говорит:

— Я знаю, кто это. Николай угодник, — и стала уходить.

— Постой, старушка, как это ты говоришь? Кто это, объясни нам.

— Николай угодник, я всегда его прошу.

Рассказал человек из того места, где это случилось. А ему рассказал летчик, которому было задание бомбить монастырь. Пять раз он летал и всякий раз, когда приближался к монастырю, всё окутывал туман, и ему никак не удавалось. От этого он и стал верующим.

Рассказал духовный сын. Встретился с работником ЗАГСа, девушкой, которая рассказала, что во время поста резко сокращается бракосочетание, отказываются по той или иной причине: если назначают на пост, то надо куда-то уехать, или еще что-то.

Другие, здесь сидящие, добавили, что и в магазинах мяса меньше берут во время поста.

Знаменитый врач-окулист, записывались в очередь к нему на целый год. Приехала женщина с ребенком издалека, потому что услышала о нем. Средств ждать было мало. Пришли в храм помолиться. Когда прикладывались к иконе святителя Николая, ребенок оступился и упал, его поддержала другая женщина.

— Что же ты, мальчик, так? Ты мог бы расшибиться.

— А я не вижу. Вот мы приехали к врачу, надо ждать год, а у нас средств нет.

Оказалось, что женщина, поддержавшая его, сама и есть тот врач.

— Ну, теперь придется сделать операцию вне очереди, — сказала она.

Рассказала женщина, как пришла она к Богу. Умерла мать, она её очень любила. Ей сказали, что нужно за мать ставить свечи в храме. Она ходила и ставила, но после этого ей было дурно. Выяснилось, что она некрещеная, посоветовали ей креститься. Пошла и крестилась, не будучи уверенной во многом. На нее произвел впечатление священник, который её крестил, она почувствовала, что он это делает с душой.

Сейчас глубоко верующая, заботится о всех, добрая, её интересует только Церковь. Сама преподает в институте.

Приходил студент двадцати двух лет. Он не считает себя верующим, хотя и атеистом его трудно назвать. У него бывает особенная тоска и ему чего-то хочется особенного. Религия его не особенно привлекает, Евангелие читал, отдельные места даже понравились, но всё равно религия его не интересует, чего-то хочется найти помимо.

Я напомнил ему, что религия решает вопрос смерти. Жить или не жить. А это самое главное. Все мои доводы его не убедили. Умирают ведь деревья, говорит, почему мы не должны умереть. Это единственный закон. Посоветовал прочитать всё Евангелие, молиться: Господи, если есть Ты, покажи мне Себя, откройся.

Сопротивлялся: мол, попаду под собственный гипноз. Наконец, согласился, через полтора месяца придет.

Рассказал один молодой человек, как он пришел в православную церковь.

— Ходил я по разным церквам. Бывал у католиков, те меня очень привечали, достали Библию, предложили сесть на скамейку... Бывал у баптистов, те носились со мной, как с родным, всё давали. Говорили: выбирай любую невесту... Зашел я в православный храм, там на меня сразу зашикали: то я стою не так, как надо, то я крещусь не так. Выгнали меня из храма. Почему, думаю, это так? Наверно, не просто? Я работаю в торговой сети, там, когда хороший товар привезут, целую драку устраивают. Значит в православной церкви что-то ценное. Рекламируют только, когда плохой товар. И так я стал православным христианином. Хоть и люди плохие, а товар хороший.

Племянник советует своей тете сходить причаститься. — Уже причастилась, — говорит. — А исповедовалась? — Нет, стыдно.

Приводили крестить очень высокопоставленную женщину. Евангелия она не читала, о христианстве знает очень мало, но считает, что вера в Бога теперь единственное, за что можно ухватиться. Доверие ко всем и всему подорвано, земные боги все развенчаны. Иногда заходит в храм, ей там нравится. Набирает с собой мелочи и оделяет всех нищих.

Не крестил, сама сказала, что нужно подготовиться, нельзя так просто ни с того, ни с сего.

Приходили для разговора, были среди них некоторые и некрещеные. Помолился с ними, дал приложиться к кресту. Одна, приложившись, сказала: — А знаете, как-то стало легко.

Приходили креститься из рабочей среды. Они теперь рабочие, а предки, наверно, крестьяне были. Ничего не знают, но хотят верить. Слушают радио, иностранные религиозные передачи, как-то, говорят, после этого смотришь на всё иначе.

Прилежно всё исполняли, привычно крестились, как будто давно уже это делают. Очень добродушные русские люди.

Так вот, если коснется религия сердца, становятся прежними, как и были, а без этого каких зверей, пьяниц, убийц не бывает. Религия раскрывает русские сердца.

Рассказали, один русский сказал, что ни в какой другой нации не найдешь таких добрых и кротких лиц, как у русских старушек. Жил в еврейской среде, его травили, называли шовинистом, никто с ним не разговаривал. Он хочет заговорить, от него отворачиваются.

Верующим не был, сошел с ума. Окончил десять классов, любил математику.

Штурман, знает языки. Зашел к пятидесятникам. Произвело впечатление, обратился к вере, но стал веровать по-православному. От сектантов берет их активность, создал при храме общество молодежного движения. Всё основывает на послушании.

В языке его чувствуется стиль сектантов, но крестится, исповедуется. Любит святоотеческую литературу. Сектантам бросает обвинение в том, что они утеряли иерархическую преемственность, выступает иногда на собрании сектантов, они его боятся. Православные его не понимают, его активность их пугает.

Привели язычника, поставил сто вопросов к русским христианам, где ненависть к евреям и Христу переплетается, Христос, мол, от евреев.

Я думал, что это озлобленный человек и не станет слушать моих возражений. Хотел подойти к нему с любовью. Оказалось, что ничего грозного в нем нет, он даже заика, очень скромный. Сразу же подошел под благословение. Разговаривали один на один. Оказалось, что он плоско понимал христианство.

— Нужен, — говорит, — комментарий к Евангелию.

— Так он есть, — говорю я, — нужно только Евангелие читать с любовью, а не с ненавистью, подозрением.

Расстались дружественно, я ему подарил Библию.

Приходил креститься еврей, шестнадцати лет, мать пришла с ним тоже, но не креститься, она считает себя неверующей, традиций еврейских у нее нет. Просит повременить с крещением. Во-первых, неожиданно, и пусть сначала поступит в институт. Как бы крещение не помешало, христианство преследуется. Во-вторых, конечно, может быть, в этом есть и измена еврейскому народу.

Пришли к выводу: крещение отложить. Но сын, готовясь сам, должен готовить и мать к крещению.

Сын крестился, мать нет.

Дети играют в классы: ад и рай. Если попадешь в рай, можно отдохнуть, постоять на обоих ногах, а если в ад — значит все сгорело.

Приходила девушка-еврейка, недавно крестилась, но как-то всё забыла, сейчас вспомнила. Хотела покончить с собой, ей опротивел крик её родителей, вечные их ссоры.

Растрогалась при разговоре.

Рассказала женщина. Есть у нее знакомые из антирелигиозного журнала, они верующие. — А как же могут работать в таком журнале?

— Ну, могут. Говорят, там много интересного материала и есть доступ ко всякой литературе.

— Ради этого работают?

— Приходится, коль всё разрушают и уничтожают. Известны случаи, когда становились антирелигиозными работниками, чтобы познакомиться с подлинниками религиозной литературы.

Пришли креститься, сначала одна женщина, лет двадцати двух-трех, недавно умерла мать. Мать им не давала креститься. После её смерти они все решили креститься, две сестры, замужние, и брат.

Сегодня были две сестры с двумя маленькими девочками.

Первопришедшая сказала:

— Знаю, что что-то есть, но что это такое, не знаю.

О загробной жизни не задумывается, некогда, всё суета, некогда ни о чем подумать. Но вот мать отпели в церкви и как-то легче стало. С Богом как-то легче. Рассказала, что у них девочка шести лет, как-то сев на кровать, сказала:

— А я верю, что есть Бог и Матерь Божия.

Готовятся к крещению.

Рассказали про одну раковую больную, у которой уже были метастазы. Она стала сокрушаться о своих грехах и написала на бумажке свою исповедь, так как в больницу нельзя было придти священнику. И вдруг случилось чудо: при повторном анализе болезнь не подтвердилась. Еще и еще были анализы, выписали из больницы.

Первое-время она горела верой, хотела крестить своего сына, но боялась за его судьбу, как бы не повредить ему, и сама боялась ходить в храм, болезнь повторилась, умерла.

Лежала в больнице с язвой желудка, предстояла операция. Другая женщина принесла ей образок преподобного Серафима, стала молиться и болезнь прошла, операция не нужна была.

Рассказала та, которая передавала образок.

Рассказала моя племянница. На щеке у женщины появилась язва, делали две операции, не заживало. Тогда она стала мазаться маслом, кажется, от иконы преподобного Сергия, точно не помню, и все зажило.

Школьница достала Библию, заперлась и стала читать. Родители-атеисты ходят вокруг её комнаты и боятся ей помешать. Как только они пытаются что-то ей сказать, она буквально на них рычит. Словно мстит за антирелигиозное воспитание.

Одна женщина средних лет, никогда не бывавшая в храме, зайдя в него, и будучи пораженная его красотой, в восхищении сказала: — Ну, теперь я нашла себе дом... Храм теперь — мой дом.

Крестил взрослого двадцати семи лет. Пришел к Богу потому, что без Бога нечем заполнить себя. Честный, недавно женился, жену знает уже десять лет. Кроме жены, других женщин не знает. Это удивительно в наше время.

Сегодня причащал двух старух. Много перестрадали, а абортов не было, хранили себя, оставшись вдовами. Умилился, глядя на них: трогательно шевелят губами, шепчут молитву и в глаза глядят уповательно — настоящие дети.

Старики наши — чистые дети, молодые — рано состарившиеся старики.

Крестил женщину, поет в церковном хоре.

Раньше всех у них крестился сынишка, лет около двух. Очень любит церковь, но когда в ней бывает, говорит неверующему папе, что бывает у бабушки. Не хочет, чтобы папа раздражался, — недетская сообразительность.

Рассказала случай. Её знакомый, циник, кощунник, неверующий, пьяница умер — слабое сердце. Выбросили в МОРГ, пришел в себя.

— Валерка воскрес, — говорили о нем.

Он сказал, что ему дали еще год жизни. Стал посещать храм, исповедоваться, причащаться. Стал неузнаваем. Ровно через год — день в день! — умер. — Так что в загробной жизни я не сомневаюсь, — заключила крестившая и прослезилась.

Лет ей около тридцати, наверно.

Крестил девушку. Мне рассказали, как она пришла к вере. Родилась в безрелигиозной семье, читала как-то антирелигиозную повесть, самую похабную и кощунственную, но там были некоторые рассуждения о Боге, вроде, что он живет в тереме, и приведена молитва. Она всё пропустила мимо своего сознания, и обратила внимание только на эту молитву, выучила её. И потом стала задумываться о Боге, и вот крестилась.

Истинно — для чистого всё чисто.

Крестил писателя, нерусского, восприемником тоже был писатель, русский. Восприемник за столом рассказал, а ему рассказал начальник милиции. Случилось года три тому назад, в одном подмосковном храме. Вызвали милицию — в храме убитый человек и рядом с ним оружие. Никакой раны или удушья у убитого не нашли. Церковный совет сказал, что это сторож их храма. Он был на них в обиде, что-то ему не заплатили, обещали в другое время. Он напился, пришел в храм с ружьем и в отместку им выстрелил в икону Божьей матери, попал в лоб. На иконе оказалась дырка, а при вскрытии у него было обнаружено поражение мозга, был раздроблен и рассыпан. Раны нигде не было. Легкие, сердце — все осталось нетронутым. Экспертиза отказалась поставить диагноз, такой случай у них впервые.

Рассказала мать про своего сына. Влюбился в одну женщину, жить без нее не мог, а она не особенно отвечала взаимностью. Позвонил ей, матери, жить без нее не могу, без этой женщины, перережу себе вены. Мать как бы огнем обдало. "Господи, пусть будет калекой, но только спаси его", — бросилась к нему, застала в луже крови, еще бы десять минут и не успела.

С этого времени у нее началась вера, до этого работала в райисполкоме и грешила, как все. Была жестока к отцу, ради своих нужд передвинула храм с места, хотя он и был закрыт. Но она в этом раскаивается, как в грехе.

Приходила для беседы женщина, ученая, физик. Тайно от мужа, как она сказала, он — высоко партийный. Она себя чувствует истеричкой, не может уживаться с людьми, считает, что в этом может ей помочь только религия. Она заходила уже в церковь, крещена в детстве, ей там хорошо, хотя порой кажется, что священники — это переодетые чекисты. Ну и пусть, думает она, но здесь все-таки мне хорошо, религия только может спасти.

Сегодня рассказал священник. Причащал перед смертью одного партийного работника, секретаря райисполкома. Ему, говорят, явилась Божья Матерь, и он позвал священника. Особенный грех тот, что он закрыл один храм в Щелкове. Священники между собой рассорились, один из них, старый священник, семидесяти лет, принес ключи в райисполком, секретарь принял и сказал, что отныне ваш храм закрыт.

Исповедовался, причастился, и еще священник не успел отойти, как умер.

На территории нашего храма гуляла женщина с ребенком. Я хотел заговорить с ребенком, она, девочка, забилась за мать, дрожит, боится, разговора так и не получилось. Женщина, с высшим образованием, сказала, что ей это сделали, какая-то старуха, после неё так стало.

— Давайте помолимся, — предложил я. Удивительно, после первой молитвы (молюсь я обычно до трех раз) ребенок успокоился, перестал бояться.

Входит в вагон поезда (метро) женщина бодрым шагом и с ней пятеро детей, очень подвижных, четыре мальчика и одна девочка. Девочка очень скромная, остановилась около матери. Дети бегают, но слушаются голоса матери, хотя им и хочется еще куда-то побежать. Мать не прикрикивает на них, разговаривает, как с равными, улыбается. Смотрю у нее на груди крестик поверх платья. Мода или верующая? На детях крестиков не заметил.

Рассказывали у меня на беседах о семьях, имеющих много детей, пять, шесть и один случай — тринадцать. Бывшая у меня на беседах женщина с Севера мне потом сказала:

— Я тогда постеснялась, у нас на Севере есть семьи восемнадцать-двадцать человек, значит еще пульс многосемейной жизни бьется. Слава Богу.

Ей семьдесят пять лет, бывшая революционерка. Волнуется, но сдерживает себя. Она уже звонила ко мне в Москву. Внук говорит, что будет ругать, тем более что у нее есть связи в Органах. Она узнала обо мне, и ей сказали, что я не просто так... Грозила, что может написать в ЦК, я ей сказал, что это мне не страшно.

Разговор начался со следующего.

— Вы знаете, что мой внук — комсомолец, что он учится в институте, — какое вы имели право с ним говорить о Боге?

— Что он в комсомоле — мне безразлично. Он пришел ко мне с религиозными вопросами, и это было для меня главное.

— Нет, вы должны были интересоваться.

— А зачем мне?

— Не трогайте молодежь, вон со стариками работайте.

— Вы отстаете от жизни, сейчас к Богу идет как раз молодежь.

— Он перестал заниматься, ему нужно писать диплом. Это же стыдно, что молодой человек стоит перед иконами и молится Богу.

— Это его дело, он взрослый.

— Он еще такой неопытный. Правда, он стал мягче, но ему нужно на БАМ ехать. Он ругает большевиков, ненавидит евреев. Правда, и я их не люблю, но среди них есть и хорошие люди.

— Вы указали на его недостатки, давайте вместе работать.

— Нет, вы его оставьте. Я не потерплю, чтобы мой внук был верующим.

— А что лучше будет, если он станет пьяницей? Смотрите, сколько молодежи пьянствует.

— Пусть будет пьяницей, пусть в сумасшедшем доме, только не верующим. Мне семьдесят пять лет, но я хорошо соображаю. У нас все коммунисты, и он должен быть коммунистом, ему нужно учиться.

— А что, вера ему будет мешать?

— К верующим нет доверия.

— А это хорошо, что нет доверия? Воюйте идеологически, но не преследуйте по работе, в школе...

— Нет, воевать идеологически нам нечего, вы крепко взяли его в руки. Оставьте его. Вам не поздоровится. Он взволновался, мой внук, когда я направлялась к вам...

— Я уже всё испытал, и мне грозить нечего.

Старуха хотя сдержанно, но всё говорила и говорила, повторяла одно и то же, никаких доводов не слушала.

— Вы взволнованы, остыньте, — говорю я ей. — Давайте встретимся в другой раз.

— Нет, я больше никогда сюда не приеду.

Попросилась покурить. После курения разговора уже не было, предложил попить чайку — отказалась. Вызвался проводить — не отказалась.

— А что лучше, если он будет пить? — сказал молодой человек.

— Но он может не пить и не веруя? — возразила она.

— Этого не бывает, религия — единственная сила, которая может удерживать. Посмотрите, вон они пьют, — уже потемнело, на дороге звенели стаканы. Молодой человек продолжал:

— Посмотрите, развалилась семья, муж изменяет жене, жена — мужу.

— Это естественно, — спокойно сказала она.

— Естественен развал семьи? — воскликнул молодой человек. С тяжелым чувством мы простились с ней.

Пришла мать, научный работник, с полгода тому назад я крестил её сына, до этого приходила бабушка. Мать — женщина лет сорока. Разговор сразу пошел нервный, когда я стал спрашивать про её сына.

— Сейчас он в хорошем состоянии, но был в плохом. Что это? Он всё время молится, постится. А этого ему нельзя. Он талантливый человек, а вы заставили его узко на всё смотреть. Он ничего не читает.

— Странно, как раз я говорю, чтобы читал...

— У вас нет никаких доказательств, что есть Бог.

— Это почему — нет?

— Я знаю.

— А с какой литературой вы знакомы?

— Я читала Михаила Булгакова...

— Это значит — вы ничего не читали. Хотя бы прочли Флоренского.

— Вы нас, атеистов, считаете недоучками?

— Вы недоучки и есть, ведь вы знаете одну сторону...

— Вы тоже одну.

— Нет, мы слишком знаем атеизм. Ведь все пронизано атеизмом, любая наука. А религия — это что-то новое. Вот ваш сын и потянулся к религии.

— Потянулся? Вы его заставили...

— Как я могу заставить? В моем распоряжении ничего нет, кроме этой маленькой комнатки.

— Вы на него надели шоры.

— Вы слишком большого мнения обо мне. Вы все время воспитывали, а я за каких-то несколько минут сумел перевоспитать? Нет, у него есть религиозный запрос. Дайте ему пройти этот путь. Я его еще не считаю верующим, а вы его уже зачислили в фанатики. Иначе, если так будете поступать... Ведь это же нужно додуматься, чтобы обыскивать его портфель, изымать литературу. Так можно еще с мальчиком, а ему двадцать два года, он окончил Университет.

Впоследствии, в собственном доме, при маме, его избили друзья — бабушка не пускала его в храм на Пасху.

— Он действительно может стать фанатиком.

По мере разговора становилась тише, особенно, когда я ей сделал замечание. Она во время разговора, как мне показалось, качала скептически головой.

— Что это за покачивание? Вы всё ставите под подозрение?

— Нет, это у нас преподавательская привычка.

— Свысока смотреть на студентов и покачивать головой?

До этого она сказала, что те, которые находятся у меня, забитые. Но были здесь и студенты, окончившие Университет.

Я сказал, что беру слова свои обратно, раз это у вас привычка.

Но и вы должны переменить свое мнение о находящихся здесь.

— Да, это мое первое впечатление.

— Как раз, находящиеся здесь, жизнерадостные люди. Человек видит подобное, вы в неверном свете их увидели.

Остановились на просьбе, чтобы сын её не постился, так как ему вреден пост. — Церковь не заставляет больных поститься, считает, что сама болезнь — это уже пост. Пост у нас не цель, а средство.

— И пусть сюда не ходит, у него нет времени.

— Я не понимаю, неужели он всё время занимается? Нужно делать какую-то разрядку. Религия для него, если хотите, разрядка.

Приходила снова та женщина, мать сына, которого я крестил и за которого она и бабка воюют.

— Я вас прошу, чтобы мой сын прекратил с вами всякие контакты, не ходил сюда.

— Это от него зависит, гнать от себя я никого не могу.

— Вы развращаете, растлитель вы молодых душ.

— Ваш сын совершеннолетний и избирает то, что сродно его душе.

— Вы занимаетесь антисоветской деятельностью, монархию пытаетесь возвратить. Вам это так не сойдет.

— Я с вами больше разговаривать не намерен. До тех пор, пока разговор шел о религии, я с вами разговаривал, а теперь можете идти к следователю.

— Нет, я вам не позволю этого. Скажите, вы оставите моего сына в покое? Иначе вас не спасет ни "Вестник", ни Заграница, ни Белая армия.

— Я вам ответил, что больше с вами разговаривать не намерен.

— Вы должны оставить моего сына в покое!

— Наш разговор топчется на месте. Прошу вас оставить меня в покое, мне некогда.

— Мне больше некогда, чем вам, но я приехала сюда.

— Я вас не звал.

— Я добьюсь всего, это так вам не пройдет. Ваше место не здесь. Зовете вы на Голгофу... Антисоветчину вы разводите, я сама слышала.

Разговор продолжался. Тут была Вера Фроловна, простая женщина, помогающая нам. Она хотела спорить с ней, я сказал, чтоб не спорила, потому что это провокация.

Вера Фроловна молчала, наконец не выдержала:

— Я бы радовалась, если б мой сын стал таким, как сейчас ваш.

— Да, он вас вышколил. Вы узко смотрите на жизнь, надели шоры.

— Вы своим безбожием всё развратили, толкнули на преступления. Я делаю дело по спасению людей. Почему вы не видите преступников? А как только человек уверует, гоняетесь за ним? — сказал я.

Долго она повторяла одно и то же, ушла с угрозами.

Студент Университета привел свою мать для беседы со мной. Он уже беседовал с ней и решил, что она — фанатик, ничего не желает понимать. Может быть, я смогу её убедить.

Она — преподаватель научного коммунизма, преподает еще философию, как она сказала, ей пятьдесят один год.

Отец преподавал научный атеизм, крупный специалист, как она о нем сказала, лежит с инфарктом, ему семьдесят лет.

— Сын — студент третьего курса Университета, уверовал в Бога. В беседе участвовали мать и я, сын только присутствовал.

Мать (сразу раздраженно): — Я вас прошу, сделайте так... ну, чтобы мой сын не ходил к вам, не посещал церковь...

Я: — Я этого сделать не могу. Вы же, как партийный человек, не станете делать так, чтобы не шли в партию?

Мать (сразу заводится):

— Церковь — это страшное учреждение, она преследовала, пытала людей.

Я (несколько не сдерживаясь): — Вы что, хотите на откровенность? Я тоже могу привести факты.

Мать: — Какие факты? Почему вот вы, заболеете, сразу вызываете скорую помощь? Почему вам Бог ваш не помогает?

— Я: — Да потому, что Бог человеку предоставил всё делать самому. Потому, что человек создан по образу и подобию Божию, всё имеет от Бога, чтобы .делать.

Мать: — Вот мы создали, а что вы создали? Мы за шестьдесят лет обеспечили людей хлебом, а что сделала Церковь?

Я: — Церковь всё сделала. Вы создаете только на основе того, что создали верующие.

Мать: — Вы только насаждаете преступления, наше государство гуманно.

Я: — Какие вы трескучие фразы говорите, ни живой мысли, всё по заданному плану. Не забывайте, что перед вами не студенты.

Мать: — Почему трескучие фразы? Мы делаем открыто, а вы прячетесь.

Я: — Почему прячемся?

Мать: — У вас все неполноценные люди (зачитывает из записной книжки).

Я: — Не проще ли придти и посмотреть.

Мать: — Я никогда не пойду к вам. Зачем мне это? Вы завлекли моего сына в сети, он был не такой, а теперь потерял всякую радость. Я пойду в КГБ, вы будете отвечать.

Она не слушала моих возражений, попытки доказать были безуспешны, стал взывать к благоразумию.

— Давайте с вами рассудим.

Мать: — Вы скажите, почему вы крестили моего сына, зная заранее, что он комсомолец.

Я: — Да потому, что он заявил о своей вере.

Мать: — Но он же комсомолец?

Я: — Это меня не интересовало, меня интересовала его вера.

Мать: — Вы не имели права, я пойду к вашему начальству, зачем вы завлекли моего сына?

Я: — Как завлек? Ведь он пришел ко мне сам. Ну, давайте спросим у вашего сына.

Мать: — Он еще ребенок, не может рассуждать.

Я: — Странно, учится в Университете и не может рассуждать.

Сын подтверждает, что он добровольно уверовал и крестился.

Мать: — Я лучше убью своего сына. Я завтра иду в Университет и скажу, чтобы его забрали в Армию.

Я:— Он должен учиться в Университете.

Мать: — Это мое дело, а не ваше.

Я: — Нет, преступления я вам не позволю сделать, я буду защищать вашего сына всеми возможными средствами.

Мать: — Как вы будете защищать? В Международную организацию подадите?

Я: — Вы понимаете, что вы несете ответственность? То, что вы намерены делать, это уголовно наказуемые действия.

Мать: — Не вам наказывать, вы против государства.

Я: — Нет, я за государство, я даже с безбожниками готов искать общий язык.

Мать: — У нас с вами нет ничего общего, вы и сами не верите. Послушайте, я вам предлагаю взятку. Сделайте только, чтоб мой сын не ходил к вам.

Я: — Вы должны считаться с человеком. Ну, давайте на время представим, что ваш сын заблудился. Преследуя его, вы укрепляете его в заблуждении, предоставьте ему свободу.

Мать: — Он еще ребенок, он так не может рассуждать, как вы. Вы сбили его с пути.

Я: — Послушайте, где вы родились? Вы не считаетесь ни с чем, вы не видите жизни.

Мать: — Я не вижу жизни? Я семнадцать лет преподаю, четыре года работала следователем, окончила юридический институт...

Я: — Почитайте современную литературу. Советую В. Распутина "Прощание с Матерой", Тендрякова "Расплата". Они вам покажут, что такое жизнь...

Попросилась покурить, увела с собой сына. Сын попросился поговорить со мной наедине, не разрешила. В моем присутствии, когда сын хотел взять благословение, била его по рукам.

Происходила беседа 4 июля 79 г., записана 5 того же года.

Эта же мать потом приходила ко мне в Гребнево со своей сестрой. Рассказывали духовные мои дети, что они всех их фотографировали на кинокамеру, некоторых оскорбляли. Я подошел к ней, когда она стояла со своим сыном под крылом зимнего храма. Стояли молча. Я поздоровался, она не ответила. — Невежливо на приветствие не отвечать, — сказал я.

— Не вам судить о вежливости, — сдерживаясь, говорила она. — Вы сказали, о чем мы будем говорить, останется тайной, а всё рассказали в проповеди.

— Откуда вы знаете, что это о вас? Таких у меня, как вы, много. Я же не назвал вашего имени?

Я пригласил их пообедать, она за себя и за сына отказалась. Потом они долго стояли за оградой храма под палящим солнцем. Моя жена вышла их снова просить на обед, прошло уже много времени. Она и её сестра оскорбляли мою жену:

— Вы же не женщина.

Жена сказала мне, чтобы я сам позвал их на обед. Я вышел за ограду храма. Мать и сестра её стояли вдали, сын у самой калитки со сложенными на груди руками. От обеда снова отказались. Потом мать подошла ко мне — я стоял возле её сына — и попросила, чтоб он проводил её. Я сказал, что пусть проводит, но вот он говорит, что боится с вами идти, вы угрожаете ему сумасшедшим домом. Сын об этом мне только что рассказал.

— Ты не боишься идти со мной? — обратилась она к нему.

Он тихо ответил: — Да, боюсь.

Моя жена, тут же стоявшая рядом, потом рассказала:

— Нужно было видеть её лицо. Мне стало её жалко. Наверно, поняла, что сын стал ей чужим, она потеряла его.

Сын потом приезжал к нам, участвовал в беседах, сейчас на картошке от Университета. Мать уехала к себе в провинцию.

Девочка, наверно, лет пяти, ни с того, ни с сего: — Мама, когда ты будешь меня крестить?

— И разговора такого не было, у меня так волосы и поднялись дыбом, — рассказала мне сегодня (25—6—82) уборщица нашего храма.

Умер Иван Иванович, добрый был человек... Был? А труп его лежит перед нами? Казалось бы, вот он, Иван Иванович, а в самом деле мы его не считаем Иваном Ивановичем, этот труп, а того, кто был... Где же наш Иван Иванович? Что такое Иван Иванович? — так сказал мне сегодня шофер.

Рассказал сегодня отец о своем пятилетнем ребенке. Отец заинтересовался религиозными вопросами, но еще не крещен. С ребенком о Боге он не разговаривал, и вот как-то однажды спросил у него:

— Что такое Бог?

— Это, — говорит мальчик, — Человек, которому все верят.

Прогуливались на пароходе. Где останавливались, первое, куда направлялись — к храмам. Одна женщина воскликнула:

— Что это мы, неверующие, всё бегаем только к храмам?

Фотографирующий храмы сказал: — Перед храмом, первое, что нужно сделать: перекреститься. Смотрите — какая красота!

Беседовал с руководителем отдела антирелигиозной пропаганды.

— А что делать? Надо находить выход. Я всегда поступала (она) так, что после моих лекций всегда интересовались религиозными вопросами. Веры в Бога я никогда не теряла.

— Бабушка, у меня нет настроения молиться, а без настроения нельзя.

— Как тебя понять?

— А объяснить не могу, но вот нет настроения...

Настроение бывает у детей, у взрослых — греховная леность. Потому, что дети чисты, а взрослые с грехом.

— Молиться можно в церкви, а здесь нельзя. Нет Матери Божией и Спасителя, и нет батюшки, — детское требование соборности!

Бабушка дает внуку святую воду, дедушка-атеист кричит:

— О, опять...

Внук, трех лет, спокойно:

— Бабушка, дай и дедушке святой водички, чтобы он перестал кричать.

Крестилась мама одного сына, которого я крестил... Сколько было оскорблений в мой адрес, относилась враждебно, потом стала мягчеть. Заболела раком, попросила, чтобы я её крестил. Вскоре после крещения сообщили, что опухоль рассосалась, её выписали из больницы.

Сын часто попадает в психбольницу. Бабушка его, когда ей говорили: ну почему вы протестуете, что внук верующий, а если бы был пьяницей или сумасшедшим, разве это лучше? Она резко говорила:

— Лучше сумасшедший, чем верующий.

И вот внук в самом деле сумасшедший, может быть, это для того чтобы он своим сумасшествием (юродством) привел их к Богу.

Перед смертью бабушка приходила ко мне, ласково разговаривала, и говорила, что она когда-то пела в церковном хоре.

После последнего своего заключения я видел сон. Горит бездна, оттуда пылает огонь, меня хотят ввергнуть в эту бездну — ад.

Я молюсь: — Прости, Господи, и за то, что я жил на этой земле, дышал её воздухом...

Не было бы здесь тонкого самообольщения, под видом сокрушения — гордость. Господи, прости и помилуй!

Судьба нас, христиан, которых гнали безбожники, поставила в такое положение, когда мы должны судить своих гонителей, вот как мы поступим?

Думали ли, что будет такая перестройка, что и Церковь получит, хотя и не все, но какие-то права? Всё это воспринимается, как чудо.

Удивительное дело, вот до недавнего времени народ как будто был настроен против религии, к Церкви относился без уважения, а теперь, после юбилея 1000-летия крещения Руси, как будто бы его подменили. Куда девались насмешки, остроты, в печати говорят уважительно о религии. Чудо ли это, или любовь к Богу загнана на задворки человеческой души?

Сейчас у нас в стране происходит перестройка, идет разоблачение и осуждение тех преступников, которые у нас были. Мы поменялись местами, судьи сели на скамью подсудимых, а мы оказались судьями. Нас судили беспощадно, а вот как мы, я обращаюсь к христианам, будем их судить?

В то время, когда они нас судили, должны были нам звучать евангельские слова: "Любите враги ваши, благословляйте, а не проклинайте гонящих вас". Остаются ли эти слова в силе? Если да, то мы должны быть, наверно, снисходительнее к ним, чем они к нам.

Но тут может кто-то воскликнуть: ведь преступление должно же быть осуждено, чтобы не восторжествовало более.

— Конечно, верно. Но вспоминаются и святоотеческие слова, что надо отделить само преступление от преступника. К преступлению нужно быть без снисхождения, а преступника надо пожалеть.

Впрочем, не мешает вспомнить и о том, как сами мы, во всем правы? Да и еще: кому принадлежит суд?

Всё, что происходит — не без ведома Бога. Надо не пытаться всё разламывать и переделывать, а понять, для чего это?

Для нас сейчас самое главное не осудить, а понять. Понять и события и людей, как мы все несчастны! Самая лучшая школа — школа жизни. Учись пониманию!

Не помню, был ли я в духе, или просто такое настроение было, во время службы на Благовещение, я отчетливо представил себе судьбу Русской Церкви. Боюсь, что той яркой картины я теперь не в состоянии буду передать.

Разговор в притворе: — А что вам нужно, служите себе, пожалуйста. Но не лезьте дальше.

— Это что, только себя спасать?

— А то, что Христос сказал: "Идите по всему миру..."

— Вишь, чего захотели. Не забывайте, что наша ведущая идеология — атеистическая!

Разговор около церковного ящика: — Свечу? Пожалуйста.

— Просфору? Тоже.

— У, милая, а на что будет существовать Церковь?

Реплика: — И безбожники существуют на церковные деньги!

— Раскошеливайся, старушка.

— Плати, милая.

— И ты, молодой человек...

— Теперь всё за деньги?

— Как же, и молитва тоже.

— Такие времена, ничего не поделаешь.

Разговор в алтаре: — Слава Богу, что дают служить, вот когда лишат всего... Пока совершается Литургия — будет стоять наша Земля!

— А если совершается только форма?

— Ну что ж, у нас форма, у Бога — содержание!

— Поменьше разговоров, побольше служить.

— Да, поменьше разговоров в алтаре, а только служить.

— А каких только разговоров у нас за службой не бывает!

— Грешны, ничего не поделаешь. Один Бог без греха.

— А без нас Бог нас не спасет. Для кого сказано? Бог и за нас должен делать, и совершать службу?

— Так не так, а все-таки помалкивай.

— Говорят, теперь и чекисты бывают в рясе?

— Неужели?

— О, Господи, прости наши грехи!

На исповеди:

— Православные, кайтесь.

— Грешны, батюшка, грешны.

— Прощаю и разрешаю...

Шепотком: — Боюсь, батюшка, ведь есть такие страшные... Страшно даже сказать.

— Богу всё ведомо, прощаю...

— Что?!

— Некогда разговаривать, с вами... не видишь ли, вас сколько, а я — один? Проходи, проходи, матушка.

Вздох: — Ну, что тут делать?

Уже окончилась литургия Оглашенных.

— Оглашенные, изыдите! Некоторые пытаются выбросить ектению об оглашенных, а оглашенные есть?! Но кто выходит из храма?

— Иже Херувимы... Отложим всякое житейское попечение... И вдруг открываются взору российские просторы, идут замученные на Русской земле:

Святители!

Священники!

Миряне!

Исповедники!

Великие мученики идут и идут... Тысячи, миллионы! Миллионы мучеников за короткое время!!!

И слезы градом из глаз:

— Господи, разреши подставить спину!

— Пусть на меня переложат крест твой! Господи...

— Как на Симона Киреянина, шедшего с поля своего.

— Господи, прости нас.

— Боже...

Служба продолжается, уже запели "Отче наш", скоро произнесут:

— Святая святым.

— Господи, а мы кто? Оглашенные, изверженные? А замученные на Русской земле всё идут и идут.

— Браток, да мы теперь страданьями только и спасаемся, где они наставники?

А замученные всё идут и идут.

Замерзшие.

Утопшие.

Задавленные.

Задохнувшиеся.

Выброшенные из поездов.

Сгоревшие.

Засмоленные в бочках.

Распятые над алтарями.

Замученные на каторжных работах:

В колхозах.

Убитые, расстрелянные.

Замученные в каждом доме от недоедания.

Тоска!

— Господи, сколько их!

— Трудно сосчитать.

Идут в сиянии, с поднятыми крестами.

Идут молча. Спокойно. Стройно.

Литургия кончилась, а они всё идут и идут.

Откуда это в грешной и разбойной Руси столько святых?

— Вишь, как.

— Проповедуют атеизм, а откуда же святые?

ИЖЕ ХЕРУВИМИ ТАЙНО ОБРАЗУЮЩЕ И ЖИВОТВОРЯЩЕЙ ТРОИЦЕ ПРЕСВЯТУЮ ПЕСНЬ ПРИПЕВАЮЩЕ

— Яко да Царя всех подымем!

ПОКА СЛУЖИТСЯ ЛИТУРГИЯ НА РУССКОЙ ЗЕМЛЕ — БУДЕМ ЖИТЬ!

— Отложим всякое житейское попечение.

— Молитесь, братия.

— Придет время, и безбожники запросят Бога.

— Господи, помилуй!

АРХИСТРТИГ БОЖИЙ ГАВРИИЛ БЛАГОВЕСТВУЕТ ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ МАРИИ, ЧТО ОТ НЕЕ РОДИТСЯ СПАСИТЕЛЬ МИРА.

Сегодня праздник Благовещения.

А просфорки все несут и несут.

— Ну, куда тут поминать?

— Помяни, батюшка.

— Умер в заключении.

— Убили хулиганы.

— Убит в армии.

— Попал под машину.

— Спился.

— Повесился.

— Умер некрещеным, как тут быть?

— Нельзя помянуть, да?

— Жалко мне вас, ну, не плачьте так горько. Помяну, помяну. Пусть Бог простит меня, окаянного.

И самого прошибла слеза.

— Помяни, Господи.

Помяни всех умерших на Русской земле, помоги живущим пройти свой путь.

+-Н-

Приходила женщина, простая на вид, кажется, малограмотная. Одолели хульные мысли на Бога, она стыдится их и мучается, не хочется даже ходить в храм.

— А вы соглашаетесь с ними?

— Нет, что вы?

— Так вот, эти мысли и не ваши. И не обращайте на них внимания. Дух злобы — лжец, и хочет, чтоб мы его мысли принимали за свои.

А потом, когда посадили кормильца-отца и оставили нас на произвол: троих братьев и она четвертая. Сестра к тому времени вышла замуж.

А еще потом, когда и меня посадили, ведь ей всё нужно было пережить, передумать, оплакать.

А еще потом, когда ни отца не осталось, и мы все разъехались, она одиноко доживала свой век в полуразвалившейся избушке. На себе дрова носила, ждала писем от нас. Болела, страдала бессонницей.

— Всё я передумаю, обо всех вспомню, и никого-то нет со мной, — говорила она.

А и мы придем, разве этим можно утешиться, тут же спешим уезжать.

— Прогляжу все свои глазоньки, не идет ли кто ко мне? Смертушки стала просить, — и стали ей видеться какие-то кошмары.

— А раз в тишине ночной, как завоняет, и я поняла, какую нечистую силу призываю... и она вся ушла в молитву. Встанет, умоется и молится, стоя на коленках перед иконами.

А когда стало невмоготу стоять, — это она уже перешла к дочери, моей сестре, сидела и молилась. Долго молилась. Мне кажется, я и сейчас слышу её страдальческий шопот молитвы.

Умирала трудно, без всякой медицинской помощи, без присутствия тех, кого она всю жизнь оплакивала. И вдруг среди её предсмертных мук раздался радостный голос:

— Кто это столько цветов рассыпал, — и с этим затихла, наверно, и просветлела в лице.

Вот сейчас, когда я пишу эти строки о ней, вспоминаю все её муки, и она мне видится просветленной, и улыбается. Мама улыбается доброй святой улыбкой из-за гроба. В трудные минуты она мне снится, это она приходит на помощь! Когда легче — не снится. И в жизни случается чудо. Это по её молитвам. Молитва матери со дна моря достает.

Второй святой, которого я знаю, мой отец. Он, мне кажется, был менее терпелив, чем мать, и я помню, как он кричал на нас, наказывал, мать всегда защищала, но он такой же великомученик, как она.

Я помню, когда у нас изымали за неуплату налога где-то отцом приобретенное зерно, его хранили или на посев или на самое трудное время, отец уцепился за мешок руками, его волочили по земле, а он не мог разжать своих рук. Его повалили, топтались по нем, потом стали вырывать клочьями бороду, он, заплакав, отпустил руки. А как он шел на суд, в худой одежонке, ссутулившись, вобрав голову в плечи.

Потом, когда мы были на фронте, воевали за счастливую свою долю, он возвратился из заключения.

Я его видел, это уже был не тот, мужественно боровшийся с бедами, не отчаивавшийся, смело полагавшийся на Бога, это какой-то раздавленно-неузнаваемый, как ребенок стал. Им все помыкали. Мама нам говорила:

— Папа совсем не тот, как будто ему что-то сделано. Он хотел поправиться и старался всё украдкой есть сало, как будто я ему запрещала...

После войны мы стали жить несколько лучше.

Умер отец, когда я сидел в заключении.

Мама рассказывала, что он мне всё собирал деньги, хотел послать.

Перед смертью он поставил вопрос: "Неужели я не увижу Митю?" — это обо мне.

А умер, говорят, неожиданно и тихо. С вечера всё пел церковные песни, весело, жизнерадостно. Мой средний брат у него спросил:

— Папа, а ты говоришь, что умрешь?

Он, хватаясь за сердце, бодро отвечал ему:

— Не умру, но жив буду, — и запел: Христос воскресе из мертвых, — хотя наступали не пасхальные, а рождественские дни.

Сестра и мать не спали, сторожили его, и вдруг задремали. Проснулись, а он уже мертвый.

Тиха и безболезненна смерть праведника!

В недоуменных случаях жизни я заходил к нему на могилку, просил его, и было такое чувство, что я с ним поговорил, как с живым, и всё как-то просто устраивалось в моей жизни.

К родителям!

Давно уже не был на могилке своих великомучеников родителей, простите меня и помолитесь обо мне. Вашему сыну тоже выпадают часто беды, но мне легче, чем вам, я верю в силу ваших молитв, ибо много может молитва праведника.

Третий святой, которого я помню, мой родной дядя. Я как-то с ним был даже мало знаком, познакомился тогда, когда загоняли в колхоз. Я в то время стал активно веровать и о вере стал рассказывать и ему. Он слушал внимательно и сразу принял решение: в колхоз идти не надо, это грех, а нужно пойти на муки.

Вскоре его судили за неуплату налога. На суде он заявил о своей вере, над ним смеялись. Сказать в то время серьезно о Боге — это вызвать смех. Сейчас в настоящее время — благодать, можно говорить и спорить, а тогда заявить о Боге — проявить величайшее геройство.

— Ну, вот иди, посиди, — заявили ему.

— Бог мне помощник, — заявил он им.

Вскоре началась война, отец мой возвратился из заключения, а он нет. Кто-то рассказывал, что его мучали, а он стоял твердо. Неожиданно уверовавший, он навсегда остался стойким. Его, как и моих родителей, стоит причислить к лику великомучеников.

Сегодня пока не вспоминается о других святых, хотя их великое, неисчислимое множество. Но вот что мне пришло на память. Это рев русского скота, когда кончается зима, и ещё сколько-то нужно ждать до весны, до свежей травки. В колхозе кончаются корма, нечем кормить. Ревут, ревут бедные голодно, протяжно, и многие погибают.

А сколько детей умерло мученической смертью мне неизвестных? Не их ли святыми слезками мы живем?

Все младенцы, все дети убиенные на русской земле, помолитесь Вы о нас, грешных, да Господь помилует Русскую землю, да прекратятся на ней аборты, убиение нерожденных детей.

От Ирода умученные, вразумите вы других иродов, больше не мучать, не терзать русскую землю.

Развратился сейчас мой народ: пьянствует, развратничает, ворует, обманывает. Его осуждают многие, и даже ненавидят, но я не могу его судить.

Я видел как-то пьяницу, он входил молча в вагон, его все толкали, обзывали всякими словами, он покорно всё принимал, не огрызался, но я взглянул в его глаза и увидел, что и он сам себя осуждает и потому принимает всё покорно.

Другие пьяницы огрызаются, а этот не огрызался. И вспомнил я, что пьют от отчаяния, от великого горя или от пустоты в душе. Ведь их всех безжалостно обворовал атеизм, и пьяницы на Русской земле все великомученики, безблагодатные пусть, но от этого и страшнее мучения.

Потом этого пьяницу все-таки вытолкали, он чуть не попал под автобус, и вот тут-то все всполошились и пожалели его.

А сколько пьяниц валяется на улицах, мочит их дождь или запорашивает снежок. Раз около полузамерзшего я остановился, стал его толкать — никаких движений, на лице лежит снег и не тает. Ко мне присоединилась женщина, та энергичнее стала его трясти. Вдруг он заворочался. Ещё присоединились, растолкали, довели до метро. Что-то он пытался произнести, вроде: "Волк, волк..."

Да, многие теперь на положении волков, их истребляют, как и тех, но никто не жалеет их.

А развратники, которые нашли в этом смысл... Мне вспоминается не это, а когда они уже никому не нужны, все их обходят, и они как должное принимают муки за свои грехи.

А как русских крестьян целыми семьями вывозили из насиженных мест и оставляли замерзать или умирать от голода. Немногие из них выжили.

А как дворян истребляли, расстреливали. Рассказывают, Великая княгиня, сброшенная в шахту и расстреливаемая, всё никак не умирала и пела "Воскресение Христово видевше".

А сколько вообще расстреляно, сколько уморено в лагерях, сколько погибло на фронте с ничего незначащим криком. Умирали, а за что? Чтоб их дети мучались?

Господи, не могу судить мой народ, не суди его и Ты. Прости его за муки, вольные и невольные. Великомученик мой народ — он свят. Он кается в своих грехах, я не раз слышал:

— Какие мы люди теперь...

Ты смиренным даешь благодать. Дай благодать моему народу, очисти его, убели. Да будет свят! А я дерзну назвать его святым, великомучеником, память ежегодно исполняется 7 ноября нового стиля. Новый праздник русских святых, в земле российской просиявших.

Тропарь. Вси святии мученицы в земле российской просиявшие, изгоняемые и расстреливаемые, удушаемые и замученные, в голоде, холоде, наготе дни свои скончавшие, молите милостивого Бога да подаст Он нам Свою благодать припасть к Его стопам и очиститься от всех грехов, на нас безбожным временем наложенных, и да поможет Он нам всем победно достигнуть вечного упокоения от всех трудностей в Царстве Небесном.

Он только что умер, ещё сегодня четвертый день, а уже его хочется занести в книгу святых.

Не знаю я его жизни, он был постоянно мятущимся, ищущим, всё раздавал, как только приобретал, не смотрел кому и сколько.

Я с ним не во всем соглашался, он не отстаивал свои взгляды. "Ну, ладно, ну, ладно", — повторял он. Иногда принимался ругать, безжалостно трепля за подбородок слушающего, это не только меня. Упирал на послушание и смирение. Но, видя, как у нас всё разваливается, ругал высшую иерархию: доколе?

По натуре был робок, кажется всего боялся, но вдруг переступал порог робости, жадно тянулся к запрещенной литературе, кричал:

— Пора прекратить калечить людей! — потом снова робел, плакал:

— Вы уж простите меня.

Ко всему и всем у него было дело, во всё вникал, спешил сделать больше. Всё не хватало жизни, хотя его Бог наградил долголетием, восемьдесят три года прожил. Вот бы еще немного, а силы сдавали.

И в таком состоянии всех выслушает, поплачет вместе. Духовник был незаменимый. Причащая на дому, под подушкой у больного оставлял деньги.

Помню последний мой разговор с ним:

— Ну, расскажи, — обратился он ко мне, и тут же начал читать мораль.

Прислушиваясь к возражениям, соглашался, радовался самому малейшему доброму делу. Горел! — вот что определенно остается от него, и угасая, тоже горел.

Рассказывают, что уже в полузабытьи всё благословлял, приговаривая:

"Ну, идите", — напутствовал в жизнь или на подвиг, а потом:

— Споем Воскресение Христово видевше, — увидел воскресение Христово. От этого воскресения просвещенный, не забуди нас, оставшихся здесь, в своих молитвах.

О. Николай умер несколько лет тому назад. Жил он незаметно, сосредоточенно, и для других, и теперь о нем вспоминают, как о чем-то особенном, только каждый светлеет при упоминании его имени. Он умел выслушать, подать нужный совет, утешить. Наверно, он ни с кем не спорил, и никого не поучал, но всё, что он говорил, оставалось в памяти, к нему ходила вся Москва за советами.

Умер внезапно, хотя до этого, кажется, перенес инфаркт. На отпевании было много священников, народ заполнил весь храм, улицу, останавливался транспорт. Гроб его несли около трех километров на руках.

После его смерти стало известно, что он жил с женой, как брат с сестрой, а те дети, которых он вырастил, не его, взяты им из приюта. Из своей зарплаты он регулярно выделял нуждающимся.

На отпевании его брат — епископ сказал: — Честна пред Господом смерть преподобных Его.

Его, видимо, нужно причислить к лику преподобных, потому что он жил, как монах, но по мудрости, видимо, — к лику святителей.

Сейчас в России совершается процесс вокресения. Если бы у нас открылись глаза, и мы увидели, как совершается, были бы поражены делами Господа. Как всё чудно и удивительно, ничего нет случайного, и всё кладется на свое место.

Очень важно отличить главное от второстепенного. Когда нет этого отличия, люди спорят и не понимают друг друга. Главное — объединяет, второстепенное — закрывает на всё глаза, и люди становятся врагами, притом считая каждый себя в отдельности, находящимся в Истине. За Истину дубасят друг друга, а Она стоит и плачет о них. Истина — в любви!

Рассказал Пятидесятник. В лагере нас, людей разных вероисповеданий, отделили от всех заключенных и собрали в одну палатку, необорудованную, холодную. Думали, говорят, что мы перессоримся. А мы удивительно дружно жили. Старичок православный чистюля был, он на работу не выходил по старости, и содержал палатку в идеальной чистоте. Мы все неустанно молились, пели вместе. И они увидели, что ничего у них не получается, и развели нас снова по другим палаткам.

Кажется, уже утихла буря в душе, но вдруг, откуда ни возьмись, снова подымается. Как нужно постоянно бодрствовать!

Все писалось тогда, когда она была со мной, везде её присутствие чувствуется, а теперь она ушла туда, откуда никто не возвращается. Она увидела всё, как есть, увидела и то, для чего мы здесь вместе трудились. Господи, упокой её в селениях праведных, да поможет она мне оттуда окончить мой путь, чтоб там мы встретились и порадовались вместе обо всем.

— При помощи Нового Завета, — бодро ответил он.

— Придется и мне попробовать, — грустно сказала она.

Мать стала читать Новый Завет и тоже вскоре крестилась, — и обрадовалась.

Неожиданно умер родственник, все уехали на похороны, оставался один подросток да ещё пьяница с ним.

Подросток обвязал пьяного молитвой "Живый в помощи", чтобы тот не умер, себя тоже обвязал этой молитвой, чтобы не заблудиться, и поехал в храм к бабушке.

Дети четырех лет, близнецы, верующих родителей, гуляли на улице, к ним подошли ребятишки и начали кричать:

— Бога нет.

Они, взявшись за ручки, им отвечали:

— Бог есть.

— Мы вас побьем, скажите: Бога нет, — продолжали те.

— Бог есть, — стояли близнецы на своём.

Так продолжалось до тех пор, пока не подошли взрослые.

Одна воспитательница, психолог, работая в детском саду, решила побеседовать с детьми о Боге.

Некоторые заявили сразу, что они верующие, видимо из семей верующих, другие сказали, что Бога нет, особенно на этом настаивал один вихрастый мальчишка.

— Ну, как же нет? — спросила его воспитательница. — Давай вот с тобой рассуждать. Перед нами стол: кто-то его сделал?

—Да.

— Значит, есть столяр? А дом?

— Дом сделали рабочие.

— А небо, а землю?

— А, теперь понимаю, это сделал Бог.

— Ну, вот видишь. Будешь веровать?

— Буду.

— Давай выучим с тобой молитву.

— Давай.

— Господи, помилуй. Запомнишь?

— Запомню.

Вечером дети стали драться, и вдруг голосок:

— Господи, помилуй!

Воспитательница видела эту картину: все мгновенно примолкли.

Сегодня служил панихиду на дому, покойница была верующая. Когда закончил, подошел ко мне хозяин:

— Я был летчик, случилась авария. Видите, глаз выбит? — сам он высокого роста. — Лег на мотор и только сказал: — Боже, спаси, — как меня выбросило в узкое отверстие. Удивляюсь, как я мог туда пролезть. Одного со мной — насмерть, снесло череп, у другого — вырвало зад, а я вот остался жив. И теперь я верю в Бога, — всё захотел сделать по-христиански для покойницы.

Недавно крестившийся, очень трудно шедший к христианству, сказал:

— И со мной недавно случилось чудо. Потерял рукопись. Искал-искал, у кого ни спрашивал: нет и нет. Помолился Богу и успокоился. И что ж, рукопись нашлась, и мне радостно оттого, что Бог меня слышит, — просветленно улыбнулся.

Рассказала мать о своем сыне, которого я сегодня крестил. У того было недержание мочи, много лечила и не могла вылечить. Тогда она, пойдя в церковь и став перед образом Божьей Матери, сказала:

— Вот я — мать, и Ты — Мать, прошу Тебя, исцели моего сына.

Сын вылечился, сейчас служит в армии.

Рассказал молодой человек о себе. Ездили на прогулку, спали в мешках. Женщина попросила, чтоб принес дровишек. Отошел на несколько метров и заблудился. А старался не отходить далеко, клал приметы и тут же их забывал. Стало страшно, начал кричать. Слышит голос своей дочери:

— Папа, мы здесь, иди сюда, — потом узнал, что дочь ничего не говорила. Упал на землю и стал молиться. Это, говорит, я в первый раз молился. Всё стало ясно, тут же нашел выход.

Сегодня приезжал ко мне один человек, участник Отечественной войны. Мать благословила его на фронт иконой святителя Николая и молитвой "Живый в помощи". Он сразу всё это выбросил и почувствовал, как от этого стало легко.

На фронте был ранен в легкое, предстояла операция. Слышит явственно голос: — А ты молитву читаешь? Написал матери, чтобы выслала. Операция прошла благополучно, удалили одно легкое. Сейчас глубоко верующий.

Сегодня во время Литургии, когда пели "Воскресни, Господи", — вдруг стало легко на душе, а до этого было угнетенное состояние. Почувствовал, что какой бы грех у нас ни был, Бог всё простит, не надо отчаиваться.

Девочка из садика плачет:

— Мама, у всех есть крестики, а у меня нет.

Мать об этом рассказывает другим:

— Понимаете, просит крестить.

— Ну, и что ты? Девочка, оказывается, умнее тебя? — упрекнули мать.

Девочку собираются крестить и ещё других с ней, взрослых.

Пожар, все горит, дверь никак не могут открыть. Один человек кричит:

— Господи, — и вдруг дверь отворяется.

Звонит артистка, которая недавно крестилась:

— Поздравь меня, я крестила директора филармонии, еврея.

Люди замечают: рамы на окнах не крестом, как было раньше, — это чтобы крест не ограждал нас. Дорожки ковровые, по которым ходят, имеют крестики, в раковинах крестики, — это чтоб топтались и плевались. Но все равно от этой злобы и этого кощунства отталкиваются и идут ко Христу.

Врач (женщина) рассказывает:

— Сын просит, чтоб его крестили. Я говорю ему: "Ты с ума сошел".

Ей возражают:

— Конечно, надо крестить.

— Что вы все посходили с ума?

Через несколько дней:

— Опять просит, что делать? Кто его повезет?

— Я повезу, — отзывается другая женщина, тоже врач.

— А кто за вас прием будет вести?

— А вы будете, — та вела прием на два кабинета.

Сын долго ждал в храме, когда его крестят, всё вытерпел, пришел радостный.

Впоследствии ещё крестили двоих из той же семьи. Недоумевают, упираются, но крестятся.

Рассказывает жена больного, которому недавно сделали операцию: — Звоню хирургу: что это вы, говорю, ему не совсем хорошо сделали операцию?

— Нет, всё хорошо, — отвечает. — А то я уже в церковь стала ходить, молюсь Богу.

— Хорошо делаешь, молись, — врач из кремлевской больницы.

Стук в дверь: — Кто там?

— Откройте, я — военный, мне нужно исповедоваться.

Поисповедовал. — Облегчилась душа, — сказал.

Учащаются случаи, когда с высшим образованием люди идут в церковные сторожа, надоело лгать и изворачиваться на работе.

Священник совершил крестный ход вокруг храма, уполномоченный: — Вы нарушаете традицию. — Какую?

— А такую, что крестный ход не положен.

— Такой традиции церковной нет.

— Ну, вот я вам говорю.

— Дайте письменное распоряжение, — не дает.

Мне тоже говорили: — Вы нарушаете традицию.

— Какую? — спросил я.

— А такую, что отслужил и с Богом. Почему к вам идет народ, почему с ним разговариваете?

Да, нашли традицию, свою, безбожную, — приписывать её церкви. Хотят, чтоб церковь была придатком безбожия.

Вот сегодня я крестил бабушку, её внука и сына. Спросил у бабушки: — А вы, верующие, Евангелие читали?

— Все буду читать, я — русская, значит всё надо. Иначе сказать: я русский — значит православный! — вот голос из народа.

Однажды уполномоченный по церковным делам мне вроде в шутку сказал:

— Может, вы меня и русским не считаете, могу показать паспорт.

— Покажите, — сказал я.

Тяжело больная женщина. Врач, пришедшая к ней на дом, сказала, что она может почитать ей молитву.

Стала читать, смотрит, женщина сползает, она думает, что та умирает, но оказывается, она сползала для того, чтоб поцеловать листок с молитвой.

Протянуть руку грешнику — значит согласиться с грехом? Но ведь протягивают руку не для того, чтоб согласиться, а для того, чтоб поддержать... Согласие приходит из сердца, от ума. От рук приходит поддержка. Но что движет нашей рукой?

Рукой бьют, рукой и поддерживают, нужно, значит, согласие ума и сердца.

Фарисей всегда думает о своей праведности, и ему не понять грешника. Не понять того, что Христос обращается ко всем с вопросом:

— Кто без греха, брось камень!

Бросить камень в другого — закрыть глаза на свои грехи! Только поддержать. Протяни руку — человек упал. Протяни руку — помоги ему, иначе чужое падение отзовется упреком в твоем сердце, почувствуешь, что ты виноват в его падении. Мы все виноваты друг перед другом, кто из нас без греха?

Сегодня в полусне: Священное Писание написано так, что всё в нем имеет значение, и в отношении всех и лично тебя, читающего. Даже черточки случайной нет. И грешит тот (это уже сейчас, проснувшись), кто критически начинает подходить, от своего ума или от грешной истории. Нужно вникать, а не критиковать. Если Христос сказал: исследуйте Писание, то не для того, чтоб критиковать.

Один священник сказал (передавали): — Вы говорите, что сейчас нет чудес? А вот то, что мы, овцы, живы среди волков, разве не чудо?

Вся наша жизнь полна чудес. Господь творит Свое величайшее дело, и нам не роптать нужно, а благодарить за всё. Времена благополучия земного всегда были временами упадка, нравственного разложения. То, что мы не можем своими силами, Бог вот помогает внешним, всем этим ожесточением против христианства. Ведь не случайно там, где свобода религиозная, пусто в храмах, где каждый шаг просматривается — полно. Слава Богу за всё.

В Церкви, в христианстве всё определяется не тем, что человек сделал (делами закона не оправдается никакая плоть, дела могут вести к фарисейству), а той жаждой Христа, Церкви, святости... Алчущие и жаждущие насытятся. Кто жаждет да приидет и пиет. Приходящего Христос не изгоняет. Смиренные, не уповающие на свои дела, обретают благодать Божию. Бог гордым противится, смиренным дает благодать.

Попытка судить о том, жива ли душа, можно по тому, что есть покаяние. Покаяние — признак души и живого общества. Отсутствие покаяния, при любых богословских изощрениях, показывает на мертвенность.

Попытка достигнуть спасения без трудностей — это пустая попытка. Ибо когда есть грех, думать о благополучии — непонимание положения. Слава Богу за все наши трудности — вот что главное в нашем спасении.

Некоторые говорят: людей надо просвещать, они ничего не знают. Посмотрите, мол, на их веру — какое дремучее невежество, как много всяких суеверий! А как наполняются храмы, тянутся к Богу, — отчего это?

Научить вере нельзя, она сама вырастает. Поучиться можно, прежде всего смотря не на эту внешнюю форму, пусть и образованности, а на то, что их влечет, тянет и утешает.

Нина, моя матушка: — А деревья переживают...

Зоя Николаевна: — Есть цветы, которые на себя берут наши болезни, помогают нам.

Наташа: — Расскажи, папа, мне очень интересно.

— Да, интересно, — вздохнул я.

Еще до своего первого заключения посадил я у окна березу, почва оказалась непригодной, ходили там, утрамбовали землю. И вот моя мама смотрела, это мне она потом рассказала, и думала: если береза выживет, я возвращусь. Береза то будто засохнет, то снова покроется листьями, но выжила. Увидел я её зеленеющей. Но в тот год она и засохла, как я ни старался поддержать её. И землю рыхлил, и навозец подкладывал, а всё равно засохла. Как нужно было ей дожить до встречи со мной! Встретила и засохла.

После молчания:

— Я думаю, что всё живет, у всего живущего есть свой неумирающий образ, для всех и всего есть бессмертие.

Матушка Нина, вопрос: — И для каждого цветка, и для букашки?

Я: — Да, для всего. Как и Апостол говорит: "Вся тварь до ныне вздыхает, ожидая своего освобождения". И люди, и все творение в плену у греха...

Разговор оживился:

— А вот Миша как-то принес из лесу березку. Вырванную и выброшенную подобрал. Посадил, и вот какая большая выросла, смотрите-ка перед окном, до шестого этажа достает.

— А я как принес клен, все корни оборваны. Казалось бы, не приживется, а вот прижился. Его выкопали потом, перенесли в другое место, и сейчас — какое ветвистое дерево становится.

Нина, матушка: — Неужели всё будет жить?

Я: — А как же, всё.

Наташенька, перебивая:

— Да, всё! А как же не жить, если всё мучается? Разве муки бывают напрасны? — в глазах появились слезы, ей всего жалко, она иногда плачет про себя, если заметит, что кто-то кого-то обижает.

Я: — А ты помнишь, Наташенька, как ты однажды принесла птичку околевшую? Папа, пусть отогреется, — сказала ты мне. Я говорю тебе: уже закоченела, умерла... Умерла? — переспросила ты. — Ну, пусть, — уходя во двор, ты мне сказала грустно, — здесь умерла, там будет жить.

Наташенька: — А я этого не помню.

Я: — Да, всё живет и будет жить. Меняются только временные формы, вечный неизменный образ не умирает.

— Зоя, ну, вот как ты думаешь про евреев?

— Я ко всем с любовью отношусь. Вот одна еврейка мне говорит: "Сионисты — страшные люди, они моего сына сманили, и теперь он там мучается. А я здесь веру обрела". Ну вот, как к ней не относиться хорошо? — заканчивает Зоя.

— Да, предвзятое отношение к кому бы то ни было плохо. Нужно учиться всех любить.

Вот муж мой лежал в больнице, не совсем, правда, психбольнице, это пограничная между неврологической и психиатрической. Конечно, он не больной, но психика была подорвана. Мать всё время его пилила: ты что сделал, зачем крестился? А он боялся ей перечить. И довела до больницы. Веры он не потерял, но где-то надорвался. — А кто она?

— Да высокий партийный работник, ни о чем не хочет думать. Вера — это мракобесие, и иначе не хочет смотреть. Но вот что главное. Муж передает мне: с тобой хочет поговорить врач. Прихожу, спрашивает: "Вы к мужу не ходите?"

— Да он не зовет, к нему мама ходит.

— Вот что, ходите, он не больной, но мать его глубоко патологична, её не надо допускать. Ходите вы, иначе она доведет его...

— Вот вам и врач, — переглянулись мы.

Вспомнилось, как один доцент проверял сочинения студентов. Один студент высказался, как думал по поводу героев Достоевского, сочинение вообще получилось религиозное. Захотелось высказаться, как думает. Написал, поставил точку и решил: двойка обеспечена. И вдруг пять. Что получилось? Оказывается, проверял верующий доцент. Тот решил так: раз студент не побоялся написать, то я не побоюсь оценить.

— Да, верующие уже всюду появляются. Вот недавно мне звонят: перешли улицу не в положенном месте, милиционер готов был вести в милицию. Я говорю: простите, опаздываю в Церковь, сегодня Троица. Сразу отпустил.

— А вы думаете, среди чекистов так и нет верующих? Появляются всюду. Не напрасно пролилась христианская кровь в первые годы революции, семя в России посеяно, должны быть плоды!

Я крестил многих взрослых, они все в один голос говорят, что после крещения они не узнают себя, появляются необыкновенные чувства, чувствуют свободу духа и радость.

Один верующий отец сказал, что хочет посмотреть на того человека, который так хорошо повлиял на его сына. Хотя это не какой-то человек, а благодать крещения сделала.

Одна студентка мне недавно сказала, что до крещения у неё было отчаяние, тоска, порой не знала, что делать, теперь у неё жизнь заполнена, есть цель. И если появляется тоска, она с ней справляется. Не воскресение ли это из мертвых? Не царство ли Божие внутри нас?

Но впереди ещё дел много, до общего воскресения ещё далеко. И нам много нужно делать, чтоб окончательно достигнуть воскресения из мертвых.

Один военный: "Если я раньше верил, что Бог был, то сейчас верю, что Он есть, потому что, если б Его не было, так бы ожесточенно против Него не выступали".

Один мой духовный сын имеет привычку проповедовать среди детей. Показывает им иконку и с этого начинает проповедь. На пляже, на стадионе, в столовой. Трогательно вот, допустим, начало его проповеди на пляже: — Я сам трус, но у меня есть сила Божия, и я вот преодолеваю трусость и говорю вам о Боге, — начали стягиваться загорающие.

Пришла девочка лет девяти креститься, тайком от родителей. Попросила знакомых, чтоб устроили, родители её, некрещеные, препятствуют. Бабушка крещеная, но неверующая, тоже не поддержка. Девочка очень активная, жизнерадостная.

В Загорске случился пожар, пятеро студентов сгорело. Одному студенту, которого вынесли из пожара в бессознательном состоянии, было видение. Пять студентов сгоревших стояли с преподобным Сергием в золотых венцах, два по левую и три по правую стороны. Он назвал их имена тогда, когда ещё никто не знал, кто и сколько сгорело.

Как-то на наших беседах, записывая в общество трезвости, я спросил у одной женщины, еще некрещеной, как её имя? Ответила: "Не скажу, потому что слишком революционно", — застыдилась. — Ну, тогда будет ваше имя — Вера, с этим именем вы и креститесь, — обрадованно согласилась.

Один художник рассказал, как он отстал от пьянства. Допился до последнего, шел в какую-то яму, — как он выразился, — вдруг Великая княгиня Анастасия (расстрелянная) протянула ему руку, он пошел в её направлении. С этого времени перестал пить, и сейчас не пьет. Вот пока курит, но думает, что поборет и этот грех.

Стоял в храме, был праздник Вознесения. В храме в основном были женщины, больше всего старух. В новых платочках, в чистой одежде. Они как бы все сияли, светились и парили.

В обычной жизни теперь часто женщины одеваются не совсем нарядно, какие-то все усталые, угрюмые, но вот наступает праздник, они преображаются, этих женщин не узнать, они как бы парят.

Русь в лице этих истомленных женщин идет молиться, и кажется, перед этой армией ничто не может устоять. Это светлые Ангелы, Херувимы, славящие Бога, а может ли быть Богу невозможное? Русь ни одолеть, ни уничтожить, пока хоть один праздничный платочек будет в русском храме!

Некоторые говорят: людей надо просвещать, они ничего не знают по христианству, посмотрите, мол, какое дремучее невежество, как много всяких суеверий. — А наполняют храмы, тянутся к Богу, отчего это?

Вере научить нельзя, она сама вырастает. Поучиться можно, и прежде всего смотря не на внешнюю сторону, а на то, что их влечет, тянет и утешает, и, может быть, научишься большему пониманию христианства, чем из книг вычитанному.

Сегодня рассказала женщина, как один человек перестал быть мясником. Мясник это тот, который убивает скот. Когда нужно было ему убить овцу, вдруг сама овца подошла и положила голову на колоду, на которой он рубил. С того времени он перестал убивать скот и даже перестал есть мясо.

— Я теперь ем только овощи, — сказал он ей.

Рассказали о событиях, происшедших в настоящее время в том месте, где я теперь служу. К одной женщине попросился переночевать странник, она его сначала не принимала, ссылаясь на то, что негде поместиться, много детей, да и нечем покормить. Он сказал, что ему бы где-либо. Пустила. Он только ночевал, днем уходил. Жил трое суток, понравился ей. На прощанье она у него спросила, откуда он и кем работает. Он сказал, что работает пастухом, в такой-то местности, назвал село. Мне называли село, я забыл. После его ухода захотелось ей навестить его, пошла в то село, на которое он указал. Пастуха с таким именем там не было, люди как-то вспомнили, что с таким именем здесь был храм великомученика Никиты.

— Значит, вот он и пасет теперь свое стадо, храм ведь разрушили, — догадались жители.

Снится человеку сон: откопай меня, слышит голос. Снится три раза подряд, на третий пошли к священнику. Поскольку было указано место, стали откапывать, это оказалось на месте разрушенного храма. Обнаружили прекрасную икону Матери Божией, захотели передать в Загорск, но икону не могли сдвинуть с места. Отслужив молебен, решили отдать в Воскресенск, это стало возможным.

Священник, который знал лично Филатова, знаменитого окулиста, рассказал, как Филатов очень боялся, чтобы после его смерти не сделали бы его атеистом, как сделали это с Павловым.

Я сам лично слышал от ректора нашей Духовной Семинарии и Академии о. Николая Чепурина, что он сам лично знает, как Павлов оставил записку о том, что он верующий человек.

Поражает меня то, как некоторые наши писатели пренебрежительно говорят о Боге, не имея никаких религиозных представлений. По сути дела выражают свое невежество и тем бравируют, а такие же невежды, как они, подхватывают их слова и разносят от имени науки. Так и напрашивается евангельское выражение: слепой слепого ведет, не оба ли упадут в яму?

Пошло новое искушение: новый перевод Священного Писания, научные исследования выдают за последнее слово религии, им пытаются поправить старые ошибки. Забывают, что буква убивает, перевод и научные исследования — это буква, дух — горение человеческих сердец. Тот хорошо богословствует, кто добродетельно живет, — эти слова святого отца как-то забываются. Господи, помоги нам распознавать искушения и преодолевать их,

В первые годы Советской власти при аресте мамы (аристократки) оттолкнули от нее её трехлетнего ребенка, он закричал:

— Отдайте мою драгоценную маму, — этот крик постоянно стоял в её ушах, она не знала, что делать. Успокоила её одна монахиня, сказав:

— Так же нельзя, смотри и Христос терпит мучения.

Была одна женщина, никого не осуждала. Как только кого-либо начинали судить при ней, она тотчас молча уходила.

Заболела полиартритом, очень страдала, но терпеливо всё выносила. Слышат из её комнаты как-то крик:

— Хочу рая вожделенного, — думали, что читает молитву. Зашли к ней, а она уже умерла со сложенными на груди руками, как перед Причастием. Рассказала знакомая девушка.

Терпение и труд — все перетрут, — говорят в народе. Если голос народа — голос Божий, то вот он нам и говорит: в деле спасения нам нужны терпение и труд, в иных случаях терпения даже больше, ибо сказано: терпением спасайте ваши души.

Тоска, грусть — это показатель того, что мы все разъединены. Встречи что-то дают для утешения, но, может быть, и ещё большую тоску и грусть. Тоска и грусть может утешиться только Богом, в Боге мы находим покой нашим душам.

Церковь — это связь времен и народов, связь нашего родства. Порывая с Церковью, люди порывают со своими предками, появляется сектантский партийный подход ко всему. Возвращаясь в Церковь, человек всё приобретает: семью, историю, вечность.

Душа наша всегда жаждет освобождения, её давит груз грехов, и хочется ей успокоиться, — вот это и есть жажда Царства Небесного.

Потому что здесь на земле нет покоя, она ничем не может здесь успокоиться.

Больно ли траве, по которой мы ходим? Да, больно! Всему больно, всему мы причиняем боль, потому что нами движет вражда, эгоизм. Мы разорваны грехом, и поэтому всему больно. Только когда не будет греха, боль прекратится. Когда у нас будет любовь, все наши действия, движения будут причинять радость, а сейчас причиняют только боль. На боли основано всё, боль движет нами. Отсюда и Христос болью, крестом побеждает боль, смерть.

Назвать соблазн — значит заставить человека задуматься. Когда ты называешь соблазн, ты выводишь его на свет, тем самым и преодолеваешь его, раскрываешь его темную сторону.

Всё, как говорится, приходит к роковому концу, мир изживает себя, жить становится нечем. Как нам, христианам, поступать в это время? Ужасаться ли со всеми перепуганными? Нет, прочь всякое малодушие, потому что мы жители не этого мира, грядущего града взыскуем. Конечно, и нам должно быть печально, всё гибнет. Наклоним свои головы в знак траура, но и должны поднять их для радости: приближается наше избавление.

Научиться радоваться при конце мира — значит жить по-христиански.

Рассказал один студент про своего друга, учился с ним в одной школе. Тот хорошо знал математику. После школы поступил в Долгопрудненский институт (Москва), где требовалось особое знание математики, со второго курса бросил учение, спился. Взяли в армию, там он как-то достал Библию и стал читать, уверовал. Был комсомольцем, его перед всем собранием заставили отречься от Бога. Он долго не соглашался, наконец, он сказал:

— Хорошо, буду говорить, — и перед всеми комсомольцами сказал:

— Вот меня хотят заставить отречься от Бога, а я верующий.

Стали голосовать об его исключении из комсомола. Служил он в армии нерусской области, их было только двое русских. Все сказали:

— Зачем исключать за веру, мы все верующие. Спросите у кого угодно.

Из комсомола исключили, устроился строителем, стал хорошим плотником.

Дядя заболел тифом, чувствует как кто-то сдавил его за горло, и говорит ему тот:

— Назови праздники.

Он стал перечислять: Первое мая, Октябрьская, Новый год, — горло ещё больше сдавливают. Когда он назвал Воскресенье, отпустили, и он увидел перед собой Христа.

До этого был неверующим, после этого он уверовал.

Во время его болезни тифом, со стороны наблюдали, как он мычал, и всё становился бледнее и бледнее, когда послышалось слово Воскресенье, в лице появилась краска, он ожил.

Женщина пришла креститься, говорит и смотрит не совсем нормально, но с ней можно разговаривать, она во всем дает себе отчет. Рассказывают, что её мучает бабушка, не дает ей покоя, она много постреляла людей. Умирала бабушка очень трудно.

Этой женщине никак не удается креститься, всё что-то мешает, вот и к вам ехала с большими помехами, — говорит она.

Работала юристом, работу бросила, муж сидел в заключении. Муж присутствовал здесь, очень кроткий и жалеющий её. Верующий, крещен в детстве.

Отпевали сына, убитого в милиции, присутствовала мать, неверующая. У нее стало спокойно на душе, она сказала:

— Впечатление такое, что я сына отдала в более надежные руки, — это она говорила мне, пишущему эти строки.

Вы, сильные, сносите немощи слабых. Сильный выносит. Если мы не снисходим к другим, не считаем себя виноватыми вместе с ними, мы тем самым показываем слабость под именем гордости.

Гордость — это слабость человеческая, смирение — сила. О, как трудно смириться! Слабому это не под силу.

Есть у меня один человек, развращенный, как говорится, до мозга костей, особенно блудом, но у него есть чувство покаяния. Кается и снова грешит, были даже мысли покончить с собой.

И вот он устроился при храме. Остепенился, женился. Оказывается, даже воздух храма может положительно влиять на человека. Я же давал ему епитимии, он ничего не выполнял и не исправлялся. А тут вот стал неузнаваем.

Приходил священник, образование малое, духовного тоже не имеет. Работал слесарем, рукоположился по благословению.

Раз как-то чуть не пал с женщиной. С того времени, говорит, стал плакать о грехах, до этого слез никаких не было.

Считает, что его недостойного рукоположили. Рассказывал о трудностях: не с кем служить. Петь и читать некому. Исповеди проводить невозможно. Староста говорит: чего, мол, допытываешься, к вам ходить никто не будет, нужно поскорей всё делать.

Нападают чекисты, хотят, чтоб он был осведомителем. Он мужественно от всего отбивается. Строят всякие подлоги, клевещут, мешают служить.

Сообщили: неожиданно скончался.

Иногда Бог ставит человека в невероятные ситуации. Нам кажется, что человек их не выдерживает, осуждаем его, не представляя того, что на месте его мы были бы хуже.

Кажущиеся срывы не значат, что человек нравственно не усовершенствуется. Бог случайно не ставит. Он знает, кого куда определить. Нам нужно всем научиться принимать всё с благодарностью, доброе и злое, всё может быть на пользу, а без благодарности и доброе может послужить во вред.

Благодарность — это умение понять благодетельствующую руку Божию. Бог ведь всем желает спасения, и у Него все средства к нашему спасению.

Рассказала женщина, её внучек двенадцати лет уверовал в Бога, под её влиянием или сам по себе надел крестик.

Мать его неверующая, или боящаяся, каких много теперь, стала принуждать его снять крестик, хотя бы на время, когда он идет в школу. Он сказал ей:

— Если будешь заставлять, в школу совсем не пойду.

Дети начинают отстаивать свое религиозное право, родители растеряны, и веры не имеют и ничего не могут сделать.

Сияющая старуха, постоянно думающая о Боге, говорит своим детям:

— Идите, я вас буду благословлять, умираю, — благословив, в самом деле, умерла, сидя в старом кресле.

Жила в тридцатые годы, когда у нас боялись слово сказать о Боге. За верующим гонялись, как за скотиной.

Старик острижен в кружок, постоянно говорит о Боге, весел, везде и всюду молится, особенно в храме.

Я его видел, это был человек не от мира сего, хотя у него было двое детей, дочь и сын. Сын, кажется, не особенно верил. Товарищ его случайно застрелил, пробуя ружье. Как они с дочерью, доверившись Богу, переживали его смерть! Дочь больше верила, чем сын.

Последних дней я их не знаю, уехал из того места.

Человек средних лет, близорукий, уверовал в Бога. До этого был разгульной жизни, матерщинник. Жил Богом, был сострадателен к людям. Помогал он и нам в трудные времена, когда отца нашего посадили, а мы, мать и нас трое детей, остались на произвол судьбы.

На фронте отказался воевать за безбожников, отправили в штрафную роту, оттуда по состоянию здоровья демобилизовали. Придя домой, вскоре умер. Выбросили в трупельню, пришли забирать, а он ползает. Еще после этого какое-то время жил, славя Бога. Окончательно умер своей смертью.

Рассказали о двух девушках. Отец был страшным безбожником. Он уже был покойным к тому времени, когда они уверовали в Бога. Младшая заболела, как будто гриппом, сказала, что она умирает. Никто этому не поверил, а она в самом деле умерла, с радостью отойдя к Господу.

Совсем недавно заболела женщина, тридцати восьми лет. Определили как будто осложнение после гриппа, на самом деле была опухоль мозга. Все в родстве неверующие, муж тоже.

Поговорила с ней одна медсестра о Боге. Она уверовала, крестилась на больничной койке. Страдала очень. Говорила, что когда молится, ей становится легче.

Врачи её не лечили, положили в палату умирающих. Когда она у них спросила: "Почему здесь много умирает?" — ей нагло ответили:

— А вы разве не знаете, что это палата смертников?

Терпеливо всё выносила, муж перестал к ней ходить, обманул даже, выманив у нее последние деньги.

Когда я пришел к ней в последний раз причастить, она уже не могла проглотить частичку. Когда читал над ней молитву, сделав большие усилия, три раза перекрестилась, потом больше уже не могла поднять руку, очень внимательно прислушивалась к словам молитвы.

На следующий день умерла. Мученица, пришедшая к Богу в последний час.

Рассказала женщина, ей рассказал атеист, вхожий в места, куда не всем доступно. Видит, лежит женщина, немного крови.

— Что это?

— Распространяла религиозные листовки, четверо её изнасиловали, — цинично к нему: — Не хочешь быть пятым?

Встретил женщину:

— А, вон вы какой, а то я вас всё вижу в мантии, — и тут же продолжает: — Я крестилась пятидесяти пяти лет. Я верю. Кому угодно скажу: есть Бог. Что ж это такое, до чего дошли без Бога, — в руках у нее были портфель и сумка. — А это кто же с вами всегда приезжает? — спросила у меня.

— Духовные дети.

Рассказал человек лет 50—60-ти из своей военной жизни. Заставляли его вступить в комсомол, несколько человек их было. Он сказал про себя: "Господи, не справлюсь", — тут же заиграл горн, больше, после этого, к нему не приставали.

Другой человек, его насильно заставили вступить в партию, вскоре сошел с ума.

Много, говорит, в моей жизни было чудесных случаев. Веровал я всю жизнь, будучи на фронте ни разу не ранен.

Рассказал священник с амвона. Был он тяжело ранен, лежал среди раненых. Видит Варвара великомученица ходит с Чашей и причащает, а его проходит мимо.

— А что же меня не причастишь? — вскричал он.

— Скоро сам будешь причащать, — сказала она. Я и не думал быть священником, а вот теперь священник, — закончил он.

Рассказывают, что здесь, где я служу сейчас, был больной человек, он лежал постоянно в постели, не мог двигаться. К нему много ходило людей, он был на фронте, ранен. Говорят, что многих он благословил на добрые дела, помог многим встать на ноги, предсказал будущее их. Был прозорлив, его словам верили.

О таких больных, по несколько лет лежащих в постели, многие рассказывают. Не ими ли, беспомощными, не могущими стоять на своих ногах, стоит и держится Русь? Убогими, немощными, несчастными — этими счастливцами из отрядов Христовых?

Один старичок решил покончить с собой, посоветовался со своей старушкой, та ему и говорит:

— Ну, ты иди сначала исповедуйся и причастись, потом уж... — он так и сделал.

Когда захотел повеситься, его кто-то как ударит в лицо:

— Такие нам не нужны.

1. Подвыпившие родители решили дать двухлетнему ребенку рюмку водки и заставили выпить, для интереса. Ребенок выпил и тут же умер.

2. Оба родителя, мать и отец, были смертельно пьяны, двухлетний ребенок захотел есть, зажег газ, видимо, хотел что-то приготовить. Но от детской неосторожности загорелась на нем рубашка. Сгорел, родители и не заметили как.

3. Сын пропился, никто ему не хотел давать в долг. Пришел к своей матери и стал требовать у нее пенсию, она без звука отдала ему.

— Взял я, — рассказывал он мне, — эти деньги и чувствую, горят они на моей руке.

— А с чем же я её оставлю? — подумал я и не стал больше пить.

Когда он мне рассказывал об этом, уже два года не пил.

4. Приходил ко мне один пьяница, чтоб помог ему побороться с пьянством. Я молился с ним, давал ему святую водичку. Он на какое-то время воздерживался, а потом снова срывался. Мучался страшно. Подходит как-то ко мне и говорит:

— Потерял аппетит, разреши хотя пиво.

— Пятьдесят грамм, — говорю. Он страдальчески улыбнулся, махнул рукой, и потом, спустя некоторое время, совсем отчаявшись, подходит к иконе святителя Николая, протягивает к нему руки и говорит:

— Ну, ты же видишь, гибну, помоги мне, — с той минуты полное отвращение к вину.

Студент сдал экзамены, оставался несданным только научный атеизм. Он сам был верующим и считал, что сдавать экзамены верующему нельзя. Как выйти из положения?

Подошел к одному преподавателю, тот заставил его тянуть билет и отвечать. Пошел к другому, как будто большему атеисту, чем первый, тот уставился на него и говорит:

— Ну, что тебе поставить?

— Что хотите, можно тройку.

Поставил четыре, студент от неожиданности проговорил:

— Спаси вас Господи.

Женщина подслушала разговор двух ученых женщин: человек, мол, произошел от обезьяны. Тут же идущий ребенок воскликнул:

— Мама, и меня родила обезьяна?

Я, говорит, женщина, не выдержала и расхохоталась. До чего, мол, можно договориться?

Но образумил ли их ребенок?

Зло, дух злобы не имеют самостоятельного значения. Они допущены для того, чтобы своим отрицанием подтвердить добро и Бога, ни для чего другого они не существуют. Потому они и небытие.

Самые умные люди становятся беспомощными перед тайнами природы. Сказать "ничего нет", кроме земной жизни, — ведь ничего не сказать. Потому что она кончается ничем, смертью. Остается только верить. Верить необходимо всем, без веры, самый умный человек становится глупым.

Еврею, принимающему христианство, нужно принимать его не как представителю богоизбранного народа, а с раскаянием, что он, будучи особо выделенным Богом, замахнулся на своего Бога. Без такого понимания у него остается непобежденной гордость, а Бог гордым противится.

Занесло в пустыню, без воды погибали. Вдруг одному человеку явился Человек в сиянии и сказал:

— Не волнуйся, потерпи немного, вас скоро найдут.

— Дай мне пить, я погибаю от жажды, — попросил он.

Прошел дождь на небольшом пространстве, вскоре их в самом деле нашли. Тот, кому явился Человек в сиянии, был парторг. Он пришел в храм и рассказал обо всем священнику. Ему стали показывать иконы, чтобы он узнал, кто явился ему. Перед иконой святителя Николая он остановился, пал перед ним на колени и сказал:

— Вот он. Это он был, я его узнаю.

Сдал партбилет, теперь ходит в храм.

Рассказал священник женщине, а она мне.

Одна старуха, которую тревожат постоянно голоса, сказала мне:

— Поют они божественное, потом, как закричат: "Ах, вы сени мои сени".

Сегодня мне рассказала женщина про старуху, которой видятся бесы и просят её молиться за них.

Я позвонил этой старухе, она мне сказала, что они убеждают её молиться за них, ведь надо всех, мол, любить.

— Замучили они меня, — заключила она.

В больнице одна больная в очень тяжелом состоянии лежит и громко шепчет, все остальные в палате вознегодовали на нее и попросили врача, чтобы он убрал её отсюда.

— А что, она вам мешает?

— Она молится Богу.

— А что вы думаете, ваша ненависть лучше её молитвы? и все бы так молились, скорее бы выздоровели.

Они от такой откровенности опешили. Врач был еврей. Потом стали внимательнее относиться к этой женщине и раз спросили у неё:

— А что ты шепчешь, когда идешь к умывальнику?

— Прошу Матерь Божию, чтобы Она помогла мне дойти.

Женщина выздоровела. Рассказала лежавшая в той палате, хотя сама себя рассказчица считает неверующей.

Мы сидели за столом после богослужения, отдыхали от трудного дня. Вдруг стучится к нам женщина и говорит:

— Где здесь заговаривают? Нам нужна черная магия.

— А что с вами?

— Да не знаем, припадки какие-то.

— У кого?

— Да у всех нас.

Привели еще женщину и молодого человека.

— Вы веруете в Бога? — спросил я.

— Да как сказать, не отвергаем.

— Ну вот, давайте помолимся.

Согласились, но не умели осенить себя даже крестным знамением. Ушли несколько успокоенными, но в каком-то недоумении.

— Вы их предупредите, чтоб к бабкам не ходили, — сказали мне.

Я их окликнул: — Только к заговорам не ходите, вам черная магия не нужна.

Заходил в больницу, подал талон, регистраторша:

— Вы можете зайти сюда?

Захожу. — Мне нужно крестить ребенка, я вас знаю. Не потому только, что я занимаюсь атеизмом, надо подумать о душе.

На беседах рассказала женщина: — Я заметила в храме хорошо молящегося человека, подошла к нему и спросила:

— Не скажите ли вы, как вы уверовали в Бога? Я видела вас, как вы усердно молились. Он рассказал, что был экстрасенсом, по фотографиям мог разговаривать с человеком, лечил руками, потом увидел, что это далеко заводит, и стал православным.

Рассказал очевидец, человек двадцати лет, тогда школьник. Пришел к ним в школу участник Отечественной войны, вся грудь в орденах. Немного похваляясь, заговорил: — Это я заслужил сам, а не Господь Бог мне помог, — в голосе была усмешка. Тут же схватился за сердце, в чувство привести не смогли. Это на школьников произвело сильное впечатление, рассказчик с того времени стал задумываться о Боге.

Пожилой человек всё ходил на одно место и стоял подолгу. У него спросил: — Что вы туда ходите?

— Хожу молиться Богу. Сколько здесь в тридцатые годы расстреляли людей!

Рассказала сестра моей покойной супруги. Сегодня они с моей дочерью были на кладбище. Возвращаясь оттуда, она хватилась кошелька, нужно было зайти в магазин, его не оказалось. Подумала, что выронила на кладбище. Возвратиться туда не было сил, да она и замерзла. Слышит голос моей супруги:

— Не надо.

Когда возвратилась домой, кошелек оказался на диване. Не показывает ли это, что умершие принимают участие даже в нашей повседневной жизни?

Слова в память моей супруги, умершей в ночь с 30 июня на первое июля 1988 года в пять минут первого.

Шли вместе по земле, страдали вместе, мучались, искали, ожидали. И вот ты уже там, а я еще здесь. Как-то всё поблекло после тебя... Но надо делать. Ты моя помощница, не забывай меня там.

Смерть — это особое явление и не может быть она случайной. Сам человек к ней подготовиться не может, к ней готовит Бог.

В смерти, думают, человек остается одиноким, но как раз в смерти всё приходит на помощь, особенно Бог и святые.

То, что нам кажется, мы не выдержим, с помощью Божией выдерживается легко, и страдания становятся благими и легкими. Господь наш Иисус Христос, смирившись, завладевает нами. Мы, смирившись, соединяемся с Богом и получается вечный и неразрывный союз. Мы притягиваемся друг к другу смирением, поэтому какая это великая сила — СМИРЕНИЕ!

Рассказала женщина. Когда она была еще девочкой лет пяти-шести, у неё на фронте убили отца. И вот видит она немца пленного, загорелась к нему ненависть, захотелось подойти к нему и сказать:

— За что ты убил моего отца? — плюнуть ему в лицо, но когда подошла к нему, увидела, что он сам изможден, ей его стало жалко, и она решила подать ему сухарик. Смотрит, а немец плачет. И эта картина, как гнев у неё меняется на жалость, осталась у неё на всю жизнь.

На фронте погибал человек. Матери приснилось, что он просит у неё помощи. Она разбудила всех в семье и поставила их на колени молиться Богу. Человек этот замерзал, его случайно обнаружили. Потом сверили, молитва была именно в тот день и час, когда он погибал.

Рассказала женщина, что когда она ездила на богомолье в Пюхтицкий монастырь, её там поразила женщина, не имеющая ни правой руки, ни правой ноги. Столько у неё было энергии и упования на Бога.

Она раньше была неверующей, попала под поезд, потеряла руку и ногу. Брат её заставлял ходить побираться, она отчаялась и хотела покончить с собой, но перед тем воззвала к Богу. Вместо петли, попала мимо. Её окружили женщины и привели в храм. Она вдруг поняла, что жизнь — дар Божий, и стала трудиться для Бога. Ходила по деревням и собирала милостыню для храмов, отстаивала храмы от разорения, вообще помогала людям.

— Я удивляюсь, какая калека и сколько у неё энергии!— воскликнула рассказчица. — Вот что значит быть с Богом!

Девочка лет четырех, побывав у людей, которые молятся Богу, придя домой, говорит маме:

— Пой Отче наш.

— Не знаю.

Девочка скептически:

— Такая дылда, а Отче наш не знает.

Побывав в Мавзолее, женщина решила за лежащего там поставить свечку, вдруг в душе поднялась невероятная буря. Пошла на исповедь, посоветовали просто молиться. Успокоилась.

Пришел молодой человек в подряснике, просит благословение. — Вы служите диаконом?

— Нет, я иеромонах. Игумен.

— А зачем же просите благословение?

Замялся:

— Ну, так, — смотрит очень непринужденно, беленький, улыбающийся, говорит немного в нос. Похож на Павла Флоренского в молодости.

Служит в деревне, его гоняют с места на место. Всюду ремонтирует храмы, около одного построил домик для себя и родителей — грозятся отобрать.

Народ им доволен, власти против, покупали чекисты насчет осведомительства, отказался. Наверно, мстят?

Ему двадцать восемь лет, родился в семье, где одиннадцать человек детей. Есть сестра, ей двадцать три года.

— Может, матушкой будет?

— Нет, хочет принять монашество.

Рассказал готовящийся к поступлению в Семинарию. Как-то был он в церкви, ещё только пробуждалась в нем вера, во время причащения верующих ему захотелось запеть: — Тело Христово приимите, источника бессмертного вкусите, — и он запел, к нему присоединились другие люди. Вскоре подошел к нему один человек, и он завязал с ним разговор. Сегодня он был в Загорске, Сергиевом посаде, и помолился там, чтобы Бог послал ему человека, с которым можно было бы побеседовать о божественном. И вот встретил вас, говорит, и рассказал ему, что он тоже ещё мало верующий, как-то был в храме, было много причастников, он увидел в царских вратах Христа, как Тот выходит к народу и хочет обнять всех, и ему тоже захотелось причаститься, но он ещё не знал, что надо перед этим исповедоваться. Рассказывал со слезами на глазах, сам он работает на какой-то ответственной работе.

Душа наша всегда жаждет освобождения, её давит груз грехов и хочется ей успокоиться, а покоя на земле нет — это и есть жажда Царства Небесного.

Признание или непризнание Бога всегда держится на вере: а вдруг там ничего нет, а вдруг там все есть? — и иначе этого вопроса не разрешить.

Вдруг! — какой это ответственный момент. И вдруг всё может стать просто: вдруг всё есть, и открывается совершенно другой мир.

Без Царства Небесного всё становится пусто, есть Царство Небесное, и всё наполняется смыслом.

Жив Бог, и жива душа наша!

Истинное свидетельство ....

Как ко мне постучался Христос

ЖИТИЕ МОЕГО ОТЦА .......

ЖИТИЕ МОЕГО ДЯДИ .......

ОГРАДИТЕЛЬНЫЙ РЕВ РУССКОГО СКОТА ......

ЖИТИЕ РУССКИХ ДЕТЕЙ ....

ЖИТИЕ МОЕГО НАРОДА .....

ЖИТИЕ МОЕГО ПРЕПОДАВАТЕЛЯ .......

ПОСЛЕДНИЕ СТРОКИ ......

ЧТО ИХ ВЛЕЧЕТ .

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ ЗА СТОЛОМ .......

ВОСКРЕСНАЯ ЗАМЕТКА .........

СЛУЧАИ И РАССУЖДЕНИЯ ......

СЛУЧАИ .....