 |
Семинарская и святоотеческая библиотеки |
|
|
ИСТОРИЯ РЕЛИГИИ В поисках пути, истины, и жизни Рекомендовано Министерством общего и профессионального образования Российской Федерации в качестве пособия для системы дополнительного образования учащихся Москва 2001 НОВЫЙ СОВМЕСТНЫЙ ПРОЕКТ Института «Открытое общество» и Министерства общего среднего и профессионального образования РФ «Учебная литература нового поколения» Проект направлен на создание учебных материалов, соответствующих лучшим образцам мировой учебной литературы как с точки зрения содержания, методики, так и формы подачи материала. Новые учебные материалы будут прежде всего ориентированы на гуманитарные гимназии, лицеи и школы с углубленным изучением определенных предметов. ББК 86.3 М 50 УДК 27+29 Составители: священник Александр Борисов, Р.И-Альбеткова, А.Я'.Андреева, Е.Ф.Сабуров, В.Л.Файнберг, П.В.Мень Редакционная коллегия: Н.В.Веселовская, В.И.Власенко, В.И.Даниленко, МА.Журинская, А.И.Княжицкий, А.Г.Николаевская Макет и оформление: В.П.Кузнецов Мень Александр М 50 История религии. В 2 кн. Кн. 1-я: В поисках Пути, Истины и Жизни: Учеб. пособие. — М.: Издательская группа «ФОРУМ-ИНФРА-М», 2001. — 216 с.: ил. Книга Александра Меня «История религии. В поисках Пути, Истины и Жизни» — это повествование о духовных исканиях человечества. Читатель найдет в ней богатый материал о духовных традициях Древнего Востока, о религии и философии Древней Греции, о событиях библейской истории со времен вавилонского плена до прихода в мир Иисуса Христа. Книга предназначена для преподавателей и учащихся средней школы, гимназий, лицеев, а также для всех, кто интересуется историей религии. Она может быть использована как самостоятельное учебное пособие и как дополнительный материал при изучении других исторических дисциплин. ISBN 5-86225-621-0 © Фонд имени Александра Меня, 1997 © Издательский Дом «ФОРУМ», 1997 ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА Творческое наследие Александра Меня поражает своей многогранностью и широтой научного кругозора. Когда окидываешь взглядом проделанную им работу в области библиологии, религиоведения, истории культуры, литературы, то удивляешься громадному объему его труда. Видный деятель Русской Православной церкви, библеист, богослов, проповедник, он за свою недолгую жизнь сделал столько, что было бы по силам только целому коллективу. Его глубокие теоретические исследования сочетались с активной проповеднической деятельностью. Он жил предельно насыщенной жизнью: служил в храме, писал книги и статьи, читал лекции в школах и вузах, выступал по радио и телевидению. Отец Александр без остатка отдавал себя служению Богу и людям. Будущий пастырь родился в 1935 г. Уже в ранней юности Александр ясно осознал, что станет священником. В школьные и студенческие годы он жадно пополнял и расширял свои религиозные познания. Не следует забывать, что пора его юности пришлась на разгул атеизма, когда государство и общество оказывали на верующих невероятное давление. Сохранить, защитить веру в таких условиях значило совершить нравственный подвиг. Удивительным внутренним благородством была отмечена вся деятельность Александра Меня — пастыря и ученого. Человек энциклопедических знаний, он был открыт великой Правде. Главный труд его жизни — серия книг по истории религии, а также книга об Иисусе Христе «Сын Человеческий». В них отец Александр прослеживает духовную историю человечества, поиски смысла бытия. В своих работах он показал, что эти искания есть не что иное, как восхождение к Истине, а Истина — это Христос. Крупнейший ученый-библеист, Александр Мень мечтал написать учебник по истории религии. Трагическая гибель священнослужителя в 1990 г. помешала осуществлению этого плана. Грандиозный замысел не был завершен, но остались книги отца Александра, его бесценный научный архив. Работа по созданию учебника была продолжена друзьями и близкими Александра Меня. Предлагаемые вниманию читателей учебные пособия, объединенные общим названием «История религии», составлены по материалам книг, написанных отцом Александром. Составители сочли своим долгом сохранить его неповторимую интонацию, которая так памятна всем, кому выпало счастье слышать этого незаурядного человека. В первой книге «В поисках Пути, Истины и Жизни» исследуются истоки религии, рассказывается о первоначальных верованиях — от доисторической мистики до представлений о живом Боге. В книге повествуется о возникновении древней израильской религии, давшей миру освобождающий огонь Света и Истины, о приходе Мессии в мир, о Его земной жизни и победе над смертью. Мы осознаем, что духовные искания человечества воплотились в личности и учении Иисуса Христа, что Его рождение по самым глубинным причинам стало началом новой эры — эры торжества Истины. Вторая книга «Пути христианства» охватывает I тысячелетие по Р.Х. В ней рассказывается о распространении христианства, о миссионерской деятельности учеников Иисуса, о первой христианской империи, об Отцах Церкви, о причинах великого церковного раскола, о крещении Руси. Автор раскрывает тайну приобщения к Церкви тысяч и тысяч людей через любовь, что сегодня чрезвычайно важно для духовного возрождения России. Александр Мень не идеализирует христианство, он показывает реальную картину жизни Церкви, не скрывая ее драматических сторон: борьбы мнений, раскола, ересей, вспышек фанатизма. Высочайшая нравственная позиция автора позволяет объективно освещать все эти вопросы. I. ИСТОКИ РЕЛИГИИ Ты создал нас для Себя, и мятется сердце наше, доколе не успокоится в Тебе. Августин ВВЕДЕНИЕ В духовной жизни человека трудно найти фактор, который играл бы более важную роль, чем религия. В поисках Бога человечество исходило немало дорог, пройдя путь от мироотрицающей мистики до богоотрицающего материализма. И лишь тогда, когда путь этот был пройден, наступила, выражаясь библейским языком, «полнота времён». Мир подошел к Откровению величайшей тайны, и человеку был указан путь к совершенной жизни. Однако человеку была дана свобода выбора — принять Евангелие или отвергнуть его. Свобода осталась неприкосновенной; ее залогом было историческое уничижение Иисуса Назарянина, Его крестная смерть и неслыханное в своей парадоксальности учение, принять которое было невозможно без подвига веры. Тщетно люди прилагали к христианству привычные им мерки: одни требовали знамений, другие — философских доказательств. Но Церковь устами апостола Павла отвечала: «Мы проповедуем Христа распятого, для иудеев — соблазн, а для эллинов — безумие» (1 Кор 1:23). Не человеческой, а Божественной вестью вошло Евангелие в историю человечества. Покорив многих, для иных оно осталось соблазном или безумием. Некоторые, приняв его, потом отступились. Но идти миру было, в сущности, уже некуда. Оставалось лишь снова и снова бродить в потемках заблуждений, которые увлекали человеческий дух в дохристианские времена. Отход от Христа на деле означал возврат к Будде или Конфуцию, Заратустре или Платону, Демокриту или Эпикуру. Рис.1 Сотворение света. Г. Доре. Гравюра Поистине прав был Экклезиаст, когда говорил: «Нет ничего нового под солнцем» (Еккл 1:9). Рассматривая любое из учений, возникших за двадцать веков, мы убеждаемся, что все они сводятся к повторению чего-то уже пройденного. Рецидивы доевангельского сознания еще слишком часто дают о себе знать и среди христиан. Они проявляются и в отрешенном спиритуализме1, и в авторитарной нетерпимости, и в магическом обрядоверии. Это вполне объяснимо: ведь две тысячи лет — срок ничтожный для того, чтобы преодолеть «язычество» и осуществить хотя бы часть задач, поставленных миру Богочеловеком. А они поистине абсолютны и неисчерпаемы. Можно сказать, что «закваска» Евангелия только начала свое преобразующее действие. * * * История не знает ни одного народа, который был бы совершенно лишен веры. Даже атеистов нельзя считать людьми по-настоящему неверующими. Идеологические мифы, которые принимаются ими на веру, — это, по существу, перелицованная религия. В результате возникают «верования» атеизма, пытающиеся привнести смысл в бессмыслицу, предназначенные примирить человека с тем, что он по своей природе не может принять. Есть что-то трагическое и таинственное в стремлении атеистов укрыться от бездны равнодушной Вселенной, от пустого холодного неба. Тут не просто страх и тревога, но неосознанное тяготение к тому, что догматика материализма отрицает, а именно к Смыслу, Цели, разумному Началу мира. Дух человека веками стремился к красоте, добру и чему-то Высшему, достойному поклонения. Можно ли видеть в этом лишь пустой самообман? Не естественнее ли признать, что подобно тому, как тело связано с материальным миром природы, так и дух тяготеет к незримой Реальности? И разве не показательно, что, когда человек отворачивается от этой Реальности, вместо нее возникают суеверия и секулярные2 «культы»? Иными словами, если человек уходит от Бога, он неизбежно приходит к идолам. Плохо, когда пустуют храмы, однако еще хуже, когда храмы полны, но пустуют сердца. Внешнее исполнение обрядов — далеко не всегда показатель благополучия веры, и, напротив, слабая посещаемость храмов отнюдь не доказывает ее упадка. К тому же внешние формы церковной жизни всегда менялись в прошлом, будут меняться они и в дальнейшем. Даже потеряв Бога, люди страстно ищут абсолютного- И только религия остается наиболее личностной из всех форм человеческой деятельности. Поэтому именно в ней дух, затерянный в лабиринтах цивилизации, вновь и вновь обретает для себя прочную основу и внутреннюю свободу. Личность, т. е. высшее проявление человеческого, всегда будет находить оплот в Святыне. Знаменитый физик Макс Борн, говоря о пропасти, в которую катится цивилизация, подчеркивал, что лишь религиозные идеи могут вернуть здоровье обществу. «В настоящее время, — писал он, — только один страх вынуждает людей сохранять мир. Однако такое положение неустойчиво и должно быть заменено чем-то лучшим. Нет необходимости искать где-то далеко принцип, который мог бы стать более прочной основой для устройства наших дел... В нашей части мира этот принцип содержится в христианской доктрине». Люди, говорящие о «гибели религии», либо близоруки, либо намеренно закрывают глаза на действительность, либо, наконец, являются жертвами дезинформации. Сегодня, как никогда, актуально звучат слова апостола Павла, сказанные две тысячи лет назад: «Нас почитают умершими, но вот, мы живы» (2 Кор 6:9). __________________________________________________ 1 Спиритуализм (от англ. spirit — дух) — философское воззрение, утверждающее примат духовного начала мироздания при вторичности, «ненужности» его материального начала. Не является учением христианской Церкви. 2 Секулярный — светский, не относящийся ни к сфере религиозной жизни, ни к церковным структурам; например, секулярное государственное устройство подразумевает, что религиозные воззрения являются частным делом людей, а не их гражданской обязанностью- ПРИРОДА ВЕРЫ Бытие и вера Что же такое вера? Ученые и богословы определяли ее по-разному и порой очень противоречиво. Религию связывали с чувством нравственного долга (Кант), с чувством зависимости (немецкий богослов Шлейермахер); английский мыслитель Рассел определял ее как страх перед неведомым и т. д. Рис.2 Четвертый день творения. Ю. Карольсфельд. Гравюра Мы, конечно, не будем останавливаться здесь на мнении «просветителей», будто религия есть продукт намеренного обмана. От этого взгляда давно отказались и сами атеисты. Зато гораздо упорнее держались они за другую концепцию XVIII в., согласно которой религия — это плод невежества первобытного человека, не знавшего законов природы. Подобные утверждения еще встречаются довольно часто в антирелигиозной литературе. Однако вера живет и тогда, когда знания человека о природе становятся полнее; ее исповедуют люди, стоящие на самом высоком уровне интеллектуального развития. На особенности верований того или иного народа в значительной степени влияют исторические, географические и этнические факторы. Но религия превалирует над ними: этим объясняется та поразительная духовная общность, которая нередко возникает у народов, разделенных психологическими, расовыми и историческими барьерами. И наоборот, два народа могут составлять расовое, экономическое, историческое и географическое единство, а по своему религиозному сознанию существенно различаться. «Главные барьеры между народами, — пишет английский философ и историк Кристофер Даусон, — не раса, язык или география, но различие духа: эллины и варвары, иудеи и неиудеи, мусульмане и индуисты, христиане и язычники. Во всех этих случаях существуют разные концепции действительности, разная мораль и разные эстетические нормы, словом, разный внутренний мир. В основе каждой цивилизации лежат два духовных фактора: исторически сложившаяся общность мысли и действия и внезапное озарение пророка или мыслителя. Но если интеллектуальные и духовные изменения приносят ощутимые результаты в материальной жизни народов, то чисто внешняя материальная перемена дает ничтожный положительный эффект, когда она не имеет корня в культуре и психологии. Хорошо известно, что влияние современной материальной цивилизации на примитивные народы обычно не ведет к культурному прогрессу. Наоборот, если оно не сопровождается процессом духовной ассимиляции, оно разрушит культуру, которую завоевало». Отрыв культуры от ее религиозных основ не может остаться без роковых последствий. Подлинный культурный расцвет немыслим без интенсивной духовной жизни. Чем была бы история Израиля без Библии и чем без Библии была бы европейская цивилизация? Чем была бы западная культура без католичества, индийская — без ее религий, русская — без православия, арабская — без ислама? Кризисные и упаднические явления в культуре, как правило, бывают связаны с ослаблением религиозного импульса, что приводит творчество к деградации и омертвению. Большинство определений религии говорит почти исключительно о психологических предпосылках веры, но нас интересует сама ее сущность. Рис.3 Бог создает Адама. У. Блейк. Иллюстрация к Книге Бытия. 1795 г. Религия есть преломление Бытия в сознании людей, но весь вопрос в том, как понимать само это Бытие. Материализм сводит его к неразумной природе, религия же видит в его основе сокровенную Божественную Сущность и осознает себя как ответ на проявление этой Сущности. Материальное бытие очевидно для нас — но как мы можем узнать о Бытии Божественном? Мы не видим и не слышим Высшего Бытия, откуда же нам известно, что оно реально? Вера представляет собой такое состояние человека, когда он убежден в существовании чего-либо, не основываясь при этом на каких-либо внешних фактических и формально-логических доказательствах, т. е. интуитивно. На пороге последней тайны Познавая природу, человек во многом опирается на интуицию; она тем более важна в сфере, относящейся к самой сущности бытия. Великий католический мыслитель Фома Аквинат говорил, что если бы путь человека к Богу проходил только через философское, абстрактное мышление, то вера осталась бы уделом ничтожнейшего меньшинства. На деле же мы видим, что религиозность присуща и неграмотному индийскому крестьянину, и европейскому ученому, достигшему вершины современных знаний. И происходит это именно потому, что духовное познание есть плод живой интуиции. Религиозный опыт можно в самых общих чертах определить как переживание, связанное с чувством реального присутствия в нашей жизни некоего Высшего Начала, которое направляет и делает осмысленным наше существование. Это ощущение дается через непосредственное «видение»,исполненное такой же внутренней достоверности, какую имеет видение собственного «Я». И, только проходя через интеллектуальное осмысление, этот опыт кристаллизуется в понятия и символы. Плотин, выдающийся философ эллинистического мира, так говорил об этом: «Когда мы видим Бога, то видим его не разумом, а чем-то более высшим, чем разум». Религиозное переживание нельзя свести ни к какой другой сфере человеческого духа. Точнее всего его можно определить как чувство благоговения. Эйнштейн говорил, что «самое прекрасное чувство связано с переживанием Таинственного... Человек, которому это ощущение чуждо, который потерял способность удивляться и благоговеть, — мертв. Знание о том, что есть сокрытая Реальность, которая открывается нам как высшая Мудрость и блистающая Красота, — это знание и это ощущение есть ядро истинной религиозности». Самое важное состоит в том, что человек через себя и в себе открывает иное, отличное от природы бытие. И чем интенсивнее и совершеннее процесс человеческого самопознания, тем более достоверным становится этот невидимый мир. «Подняться к Богу, — говорил французский философ Габриэль Марсель, — это значит войти в самих себя, более того, в глубину самих себя, — и себя же самих превзойти». Наше духовное «Я» — окно в мир вселенского Духа. Как гармония человека с природой является основой его жизни на земле, так Единение с Высшим определяет его духовное существование. Анри Бергсон видел в мистическом опыте не только прорыв к Божественному Единству, но и залог дальнейшего становления человечества. Происхождение Вселенной всегда волновало людей, особенно людей науки. Жан Жак Руссо еще двести лет назад писал: «Ум путается и теряется в этой бесконечности отношений, из которых ни одно не запуталось и не потерялось в массе. Сколько нужно абсурдных предположений, чтобы выводить всю эту гармонию из слепого механизма материи, случайно приводимой в движение! Напрасно те, которые отрицают единство замысла, обнаруживающегося в отношениях всех частей этого великого целого, прикрывают свои нелепости абстракциями, координациями, общими принципами, всякими эмблематическими терминами; сколько бы они ни старались, я не могу постичь систему существ, подчиненных столь незыблемому порядку. Я не в силах верить... чтобы слепая случайность могла произвести разумные существа, чтобы немыслящее могло произвести существа, одаренные мышлением». Известно и признание Эйнштейна: «Моя религия — это глубоко прочувствованная уверенность в существовании Высшего Разума, который открывается нам в доступном познанию мире». Материалисты ставят на его место нечто, называемое ими «материей». Но если этой «материи» присущ разум, то это уже не материя... Технические открытия и научные теории XIX в. на первых порах, казалось, могли служить подтверждением материализма. Тем не менее он неизменно оставался уделом популяризаторов, а также философов, плохо знакомых с наукой, или ученых, плохо знавших философию. В XX в. под влиянием открытий в области физики и биологии материализм вынужден был сделать уступку: «материей» было объявлено все, что имеет объективную реальность. Но главный внутренний «нерв» материализма остался неизменным. Этим нервом было бо-гоотрицание. На первом плане оказывались не научные и философские проблемы, а эмоциональный пафос богоборчества. У Маркса протест против религии диктовался его политической борьбой, так как он отождествлял религию с реакцией. Таким же глубоко эмоциональным, далеким от всякой «научности» был и атеизм Ленина. «Научное мировоззрение», на которое ссылаются атеисты, само по себе весьма спорное явление. Нет доказательств, что все бытие поддается анализу науки. Корни мировоззрения всегда уходят глубже научного уровня — в веру, в то или иное убеждение. Теперь уже никто не ищет в Священном Писании ответов на вопросы химии или геологии, а христианство не ставит себя в зависимость от непрестанно меняющихся научных представлений. Человек обращался к Богу и тогда, когда считал Землю плоской, и тогда, когда считал ее планетой, находящейся в центре мира, и тогда, когда поставил на это центральное место Солнце... Главный спор материализма и религии лежит за пределами экспериментального исследования и относится к проблеме возникновения мироздания. Материалисты утверждают, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве. Но какой научный опыт может проникнуть в беспредельное и безначальное? Можно ли согласиться с утверждением материалистов, что творческое Начало, находящееся вне пространства, не могло создать бесконечную Вселенную? Со времен Средневековья богословы высказывают мнение, что Вселенная могла и не иметь «начала» во времени, ибо сам творческий акт по природе своей является вневременным. Чем больше развивается естествознание, тем яснее становится, что познание самих основ мира лежит за пределами науки. Поэтому не приходится удивляться тому, что для большинства подлинных творцов науки, для всех, кто содействовал ее движению вперед, идея создания мира Богом была полна глубокого смысла и жизненного значения. Рис.4 Софийский собор в Киеве. XI в. К высшей Реальности человека приобщают и внутренний духовный опыт, и пути разума, и развитие науки. «Пожалуй, самым непосредственным доказательством совместимости науки и религии, — писал Макс Планк, — является тот исторический факт, что именно величайшие естествоиспытатели всех времен, такие люди, как Кеплер, Ньютон, Лейбниц, были проникнуты глубокой религиозностью». Карл Линней, создатель биологической классификации, говорил, что в многообразии мира живых существ видит силу Творца. Ломоносов называл веру и знание «дочерьми одного Отца». Паскаль, Ньютон, Фарадей были богословами. Пастер заявлял, что он молится в своей лаборатории, а Ф. Бэкон считал, что «малые знания удаляют от Бога, большие — к Нему приближают». Человек перед Богом Божественная Реальность остается сокровенной и не подавляет человека необходимой очевидностью, и это сохраняет нашу свободу перед Богом. Постижение Его совершается постепенно, в строгом соответствии с готовностью человека к мистической Встрече. Бог как бы сокрыт от непосредственного восприятия. Шаг за шагом входит Он в сознание людей через природу, любовь, чувство тайны и переживание Священного. С этим связано и историческое многообразие религий, которое отражает различные фазы и уровни Богопознания. Тем не менее, у нас есть право говорить о единстве религий. Оно связано и с единством человеческой природы, и с родственностью переживаний, которые вызывают чувство Высшего и мысль о Нем. Пусть зачастую вера затемняется эгоизмом, корыстью, примитивным страхом — ее подлинное ядро, благоговение, роднит между собой и язычника, и последователя высших мировых религий. Даже атеист в какие-то моменты своей жизни оказывается причастным к этому чувству и испытывает близость «неведомого Бога» (см. Деян 17:22-23). Для того чтобы соприкоснуться с Божественным, необходима особая внутренняя духовная и нравственная подготовка. «Душа никогда не увидит красоты, если она сама прежде не станет прекрасной, — писал Плотин, — и каждый человек, желающий увидеть прекрасное и божественное, должен начать с того, чтобы самому сделаться прекрасным и божественным». Великие святые потому и были «боговидцами», что их души были действительно инструментом богопознания. И такими инструментами являлись миллионы чистых сердец, искренне любящих Истину. Различие в богопознании религиозных гениев, таких, как Франциск Ассизский, Тереза Авильская, Мей-стер Экхарт, Серафим Саровский и оптинские старцы, и обыкновенных людей заключается в следующем: первые всем своим существом приобщались Божественной жизни и сами становились ее носителями, для вторых же встреча с Богом была подобна мгновенной вспышке молнии, вслед которой наступает мрак. Сознание первых восходит на такие ступени созерцания, где бессильны человеческие слова и мысли. Поэтому-то, когда они пытаются поведать нам о постигнутом, они с трудом выражают лишь тысячную часть того, что пережили. Рис.5 Синагога «Слава Израиля» в Иерусалиме Встреча с Богом происходит в жизни каждого человека, и религиозный опыт есть опыт универсальный, всечеловеческий. Разница состоит лишь в том, к какому результату приводит эта встреча, готов ли к ней человек или проходит мимо нее. Призыв Незримого часто воспринимается человеком сквозь призму предрассудков и недоверия ко всему, что выходит за пределы повседневного. Иногда этот призыв раздается в душе вялой, ограниченной, прикованной к примитивным интересам и целям; в обоих случаях он поистине остается «гласом вопиющего в пустыне» (см. Мф 3:3; Мк 1:3; Лк 3:4; Ин 1:23), ибо душа, не ответившая на Божественный призыв, есть духовная пустыня. «Я жил, — говорит Лев Толстой в своей "Исповеди", — только тогда, когда верил в Бога. Как было прежде, так и теперь: стоит мне знать о Боге, и я живу; стоит мне забыть, не верить в Него, и я умираю». Переворот в сознании верующего человека, совершившийся благодаря его встрече с Вечностью, отражается на всем его существе и на его деятельности. Пророк Исайя или Будда, Мухаммад или Савонарола, Гус или Лютер и другие духовные вожди радикально изменяли ту социальную среду, в которой жили, и эти изменения пережили века. Рис.6 Собор Нотр-Дам в Реймсе История всех времен и народов, говорит Макс Планк, весьма убедительно свидетельствует о том, что из непосредственной, незамутненной веры, которую религия внушает своим последователям, живущим деятельной жизнью, исходили самые сильные стимулы и значительные творческие достижения, причем в области социальной не меньше, чем в области искусства и науки. Действительно, невозможно переоценить вдохновляющую роль веры в жизни великих мыслителей, поэтов, художников, ученых и реформаторов. Верующий не закрывает глаза на мировое зло, но при этом он отказывается признать его непобедимым. Он может смело сказать словами Альберта Швейцера: «Мое знание пессимистично, моя вера — оптимистична». Благодаря этому наша простая человеческая жизнь, несмотря ни на что, сверкает красками вечности. Слово «религия» происходит от латинского глагола religare, что значит «связывать». Она есть сила, связующая миры, мост между тварным духом и Духом Божественным. Укрепленный этой связью, человек оказывается активным соучастником мирового созидания. Бог не порабощает человека, не сковывает его волю, а, напротив, дает ему полную свободу, включающую и возможность отвергнуть Его, искать своих путей. В единении с Богом человек обретает полноту бытия, а не жалкую покорность. «Когда человек, — замечает историк религии Отто Пфлейде-рер, — в свободном повиновении отдает себя Богу, он не боится потерять через это свою человеческую свободу и свое достоинство, а, наоборот, верит, что только в союзе с Богом он может поистине стать свободным от тяготы мира, от тисков природы вне нас и от еще худшего ига природы внутри нас... Повиновение Богу есть свобода, — сказал уже Сенека». Жизнь в вере неотделима от борьбы за торжество добра, борьбы за все светлое и прекрасное; она должна быть не пассивным ожиданием «манны небесной», а мужественным противостоянием злу. Религия есть подлинное основание нравственной жизни. В природе мы не находим основ для этических принципов. По остроумному замечанию биолога Томаса Гексли, и преступник, и добродетельный человек одинаково следуют природе, причем первый — в большей степени. Могут возразить, что нравственность диктуется долгом перед обществом. Но ведь само сознание этого долга есть, в свою очередь, не что иное, как нравственное убеждение, в то время как именно отрицание осмысленности бытия, отрицание Бога есть путь к торжеству безграничного эгоизма и взаимной борьбы. Часто и мучительно люди ставят вопрос: почему в мире так много зла? Как совместить Откровение о всесилии Творца и благости Божией со злом, царящим на земле? Боль и гибель, постигающие любое живое существо, накладывают страшную печать на всю нашу жизнь. Смерть захлестывает жизнь, хаос — организованность. Мир созидания постоянно подрывается силами разрушения. Христианство согласно с тем, что бытие в самом себе несет черты несовершенства, что кос-могенез неотделим от борьбы полярных начал. Но Библия, говоря о мире как о творении Бога, рассматривает Вселенную в плане динамическом, в перспективе ее совершенствования. Ветхий Завет знает о силах Хаоса, но он не обожествляет их, а видит в них лишь тварное начало, которое противится замыслам Творца. Бог, согласно Библии, не может быть источником зла. Оно есть нарушение тварью божественных предначертаний, а не просто «промедление на пути к совершенству», как говорил Эфраим Лессинг. Образы чудовища Хаоса и Сатаны, которые мы находим в Писании, означают, что катастрофа совершилась в мире духовном. Именно там возник очаг демонического «своеволия», мятеж против гармонии, который отозвался на всей природе. «Вся тварь, — говорит апостол Павел, — совокупно стенает и мучится доныне...» (Рим 8:22). «...Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее» (Рим 8:20). Эти слова указывают на зависимость нынешнего состояния природы от вселенского Грехопадения. Не является ли и само необратимое природное время с его жестокой неумолимостью своего рода недугом мироздания? Ведь Апокалипсис предсказывает, что в грядущем Царстве времени не будет (Откр 10:6). Рис.7 Мечеть в Стамбуле Подобное представление может показаться отрицанием Божественного Всемогущества. Но христианство учит, что любой акт Бога по отношению к миру есть Его самоограничение или, как говорили Отцы Церкви, «кенозис» («умаление») Абсолютного. Именно «кенозис» оставляет место тварной свободе, которая не позволяет исказить образ своего Создателя. «Безрелигиозное сознание, — говорит Н.Бердяев, — мысленно направляет дело Божие и хвастает, что могло бы лучше сделать, что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей, неспособных ко злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором не было бы страдания и смерти, а людей привлекало бы добро. Этот рациональный план творения целиком пребывает в сфере человеческой ограниченности и не возвышается до сознания смысла бытия, так как смысл этот связан с иррациональной тайной свободы греха. Насильственное, принудительное, внешнее устранение зла из мира, необходимость и неизбежность добра — вот что окончательно противоречит достоинству всякого лица и совершенству бытия, вот план, не соответствующий замыслу Существа, абсолютного во всех Своих совершенствах. Творец не создал необходимо и насильственно совершенного и доброго космоса, так как такой космос не был бы ни совершенным, ни добрым в своей основе. Основа совершенства и добра — в свободной любви к Богу, в свободном соединении с Богом, а этот характер всякого совершенства и добра, всякого бытия делает неизбежной мировую трагедию. По плану творения космос дан как задача, как идея, которую должна творчески осуществить свобода тварной души». Творение есть преодоление Хаоса Логосом1, которое устремлено в Грядущее. Итак, борьба — закон миротворения, диалектика становления твари. ____________________________________________________________ ' Логос (греч. «слово»): 1) термин древнегреческой философии, означающий первоначально единство слова и смысла; 2) в христианстве — обозначение Иисуса Христа как второго Лица Троицы; христианское понятие Логоса восходит к первой фразе Евангелия от Иоанна — «В начале было Слово». ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕЛЕННОЙ Творение, эволюция, человек В представлении многих древних народов Творец — это мастер, который своими руками изготовляет необходимую для жизни утварь. На некоторых египетских рельефах можно видеть изображение бога Хнума, делающего человека при помощи гончарного круга. В Индии и Греции считалось, что мир родился из недр Божества. Только библейское учение противопоставило язычеству и пантеизму1 всех оттенков идею творения как акта Божественной Воли, Разума и Любви. Этот акт есть звено, связующее Абсолют со всем тварным. Согласно Писанию, созидательная мощь слова Божия, вызвав тварь из небытия, постоянно питает ее и поддерживает ее существование. Библия рисует космогенез2 как восхождение от низшего к высшему, от неорганического к высокоорганизованному существу — к человеку. Это понимание истоков Вселенной облекалось, естественно, в форму, соответствующую уровню знаний и типу мышления той далекой эпохи, когда писалась Книга Бытия. Однако дело здесь не только в эпохе. Священный автор говорит о тайне, которая в силу своей природы лучше всего может быть выражена символически. «В начале сотворил Бог небо и землю» — эти слова Писания не есть констатация научного факта, это язык Мифа в высочайшем и священном значении этого слова. Картина, образ, символ, заменяющие абстракцию, — способ, необходимый для выражения непостижимого и присущий языку всех религий. Интуитивные прозрения, облеченные в миф, нередко опережают развитие науки. Именно в Библии, в отличие от греческих, вавилонских, индийских писаний, мы впервые находим понятие о мире как об Истории, Становлении, Процессе. Мифы и философские системы древности, по существу, стояли вне прошлого и будущего; для них Вселенная вместе с богами, людьми и низшими существами пребывала в бесконечности круговоротов и циклов. Библейским же пророкам первым открылась внутренняя устремленность мира к совершенству. В XIX в. появилась теория Дарвина. Противники религиозной веры с восторгом уверовали в дарвинизм и с ожесточением обрушились на библейские «дни творения». Дарвинизм стал жупелом, которым пугали благочестивых людей. Одним из первых понявших подлинно религиозное значение эволюционной идеи был не кто иной, как дед Чарльза Дарвина — поэт и натуралист Эразм Дарвин. «Мир, — писал он в своей "Зоономии", — развивался... образовывался постепенно из небольшого начала, увеличивался благодаря деятельности присущих ему сил... Какая это возвышенная мысль о безграничной мощи великого Зодчего, Причины всех причин, Отца всех отцов. Существа существ! Ведь если бы захотели сравнивать бесконечность, то должны были бы признать, что больше бесконечной силы нужно для создания причин действия, чем для создания самих только действий». В этих словах заключена самая суть христианского подхода к эволюции. Согласно Библии, само существование мира зависит от Творца и постепенно питается его созидательной мощью. Отсюда — понятие о «продолжающемся творении». Эволюция христианского сознания — это не просто движение вперед, но и возвращение твари на пути, предначертанные Творцом, ибо развитие направлено на создание человека, чье призвание — одухотворить мир и сделать его открытым для новых творческих деяний Бога. Таков смысл развития с точки зрения веры; наука же лишь изучает формы и этапы становления природы; она еще далека от того, чтобы познать все закономерности эволюции. После возникновения материальных структур вторым чудом природы стала жизнь, которую Эрвин Шредингер называет «самым прекрасным шедевром, когда-либо достигнутым по линии Господней квантовой механики». Третьим чудом явился человек. Это было еще более чудесным переворотом, чем возникновение жизни. Впервые в истории планеты та Сила, которая движет мирами, — космический Разум, скрытый за миром явлений, — отобразилась в личностном, тварном существе. До сих пор мироздание — и мертвое и живое — только слепо-бессознательно следовало по пути эволюции, но с появлением человека Вселенная в его лице стала обладательницей духа, разума, творческого дара, ей открылся путь высочайшего восхождения. Антропогенез3 был уникальным явлением, и все современное человечество представляет собой один вид. Однако едва ли возможно установить, каким образом произошел этот качественный скачок. По-видимому, эволюция психики не может заполнить пробел между разумом высшего животного и личностным интеллектом человека. Этот шаг, по верному замечанию Пьера Тейяра де Шардена, «должен был совершиться сразу». Разумеется, развитие умственной деятельности приматов подготовило среду и условия для этого переворота. Но дух, самосознание личности как таковые — чудо в мире природы, и именно они делают человека человеком. Наука может пытаться восстановить последовательные ступени в развитии мозга — но не более того. Сам же мозг был лишь необходимым инструментом, способным уловить тончайшие вибрации нематериального плана бытия, стать орудием духа. В тот момент, когда в существе, обретшем форму человека, впервые вспыхнул свет сознания, когда он стал личностью, произошло соединение двух мировых сфер: природы и духа. «Прах земной» (как называет Библия психофизическое естество человека) сделался носителем «души живой» (Быт 2:7). ____________________________________________________________ ' Пантеизм (греч. «всебожие») — воззрение, характерное для некоторых философских систем и мистических течений, отождествление Бога с «природой», при котором Бог по сути не является личностным. 2 Космогенез (греч. «рождение, происхождение мира») — возникновение Вселенной и представление о нем в религиозных системах и научных теориях; христианский космогенез опирается на начальные главы Книги Бытия, так называемый «Шестоднев». Вопреки распространенному заблуждению Шестоднев никак не вступает в противоречие с научными теориями хотя бы потому, что описывает процессы сотворения мира с позиций, неподвластных строго научному мышлению. 3 Антропогенез (греч. «происхождение человека») — совокупность религиозных или научных представлений о возникновении человечества, а также сам процесс этого возникновения. Образ и подобие «И сотворил Бог человека по образу своему, по образу Божию» (Быт 1:27). Библия всегда говорит о Боге как о Начале невидимом. Тема человеческого богоподобия на протяжении веков привлекала внимание богословов, философов и ученых различных школ, исследователей Священного Писания. Хотя на всей организованной материи можно видеть отпечаток ее разумного происхождения, разум в природе — это, скорее, незавершенная «программа», он безлик, «диффузен», распылен. Только на человеческом уровне он становится подлинным «образом и подобием» своего Творца. Вселенский Божественный Разум — Логос, — проявляющий себя в эволюции мира, более всего отображен в личностном разуме и сознательной воле человека. Божество открывается людям как Сила, превышающая механическую причинность: как высшая Свобода и высшее Творчество. И то и другое присуще человеку. Бог, открывающийся как абсолютное Совершенство, приобщает человека к процессу вечного совершенствования. Разумеется, этот процесс не может ограничиваться малым отрезком временного бытия; бессмертие человеческой личности есть залог ее богоуподобления. Христианская антропология признает в человеке три уровня, которые соответствуют трем основным аспектам познания и тройственной структуре реальности. Первый, наиболее связанный с внешней природой уровень — тело; второй, пограничный — душа, или психика; третий, самый глубокий —дух. Дух образует человеческое «Я» и те высшие свойства человека, в которых отражен «образ и подобие Божие». Первые два измерения — общие у человека и других живых существ. Духом же обладает лишь он один среди всех известных нам творений. Тело и психика изучаются естественнонаучными методами (тело, во всяком случае, всецело); дух же раскрывается преимущественно в процессе интуитивного постижения и самопознания. Первым свойством духа является то, что он реализуется через «Я», через личность, живущую во взаимосвязи с другими личностями. Христианское учение признает бесконечную ценность каждой отдельной личности, но при этом считает необходимым единение человеческих личностей, образующих в своей совокупности высшее духовное Целое. В христианстве это называется «соборностью», т. е. таким состоянием Целого, в котором все части сохраняют свою индивидуальность и ценность, не нивелируются. Другим свойством духа является сознающий себя разум. Именно он способен воспринимать и осмысливать общие закономерности развития природы и общества, причинно-следственные связи бытия, смысл происходящих в мире процессов. Сознательная, разумная активность настолько отличает людей от природы, что для обозначения человечества применяется термин «ноосфера»1. Третье свойство духа — свобода. Только человек может быть «хозяином своих поступков» и нести за них ответственность. Животное не выбирает — выбирает лишь человек. Только для него существует нравственная оценка поступков. Разумеется, не следует забывать, что сила волевой энергии человека и относительная свобода его от природных факторов тесно связаны с уровнем его духовного развития. Человек способен реализовать свою потенциальную свободу только благодаря развитию, упражнениям, воспитанию в себе высших духовных задатков. В противном случае он как бы отрекается от своего дара. Тогда он действительно всецело подпадает под действие низменных инстинктов и общественных условий. Он оказывается неспособным противопоставить что-либо ни своей биологической природе, ни своему окружению. Ведь разум — это также потенциальная способность человека, и если он не подвергается воспитанию, то потенция остается в зачатке. Примером этого могут служить дети, которых вскармливали животные. Несколько таких случаев известно и изучено. Выяснилось, что великий дар разума у них подобен зерну, которое бросили в почву, лишенную влаги и питательных веществ. Итак, индивидуальное становление, развитие человека есть обязательное условие для выявления его высшей природы. Одна из основных особенностей человека заключается именно в преодолении чисто биологических рубежей. На это указывают запросы людей, которые неведомы животным. Природа человека такова, что изобилие земных благ не удовлетворяет его желаний и не сдерживает страстей. Человек ищет в жизни полноты и совершенства, которых не может ему дать одно лишь природное бытие. И дело тут совсем не в обществе и не в «общественных отношениях». У человека, который уже познал свободу, появляются высшие, сверхприродные интересы и влечения. В этом — залог его бесконечного развития. Желание обрести свободу настолько сильно в человечестве, что даже марксисты, склонные к детерминизму2, грезят о «прыжке из царства необходимости в царство свободы». Мало того, Маркс утверждал, что это царство «лежит по ту сторону сферы собственно материального производства». Тем не менее он продолжал считать «базисом» свободы социальное и экономическое переустройство. Нет сомнения, поиски оптимальных общественных систем могут служить делу подлинной свободы, но опыт показал, что без признания прав личности и духовных оснований этих прав идея освобождения превращается в свою противоположность: в диктат, насилие, рабство. Подобная деградация связана еще и с тем, что в человеке наряду с потребностью в свободе живет боязнь ее. Без ориентации на Вечное свобода может пугать и вызывать тоску по рабству. «Человек обречен на свободу», — говорил Жан-Поль Сартр, и в этих словах ощущается скрытый ужас. Но подлинная вера не страшится свободы. Она сознает всю трудность этого дара и радостно идет ему навстречу. Пусть даже иные представители религии превращают ее саму в уютную клетку, где извращается вера. «Комфортабельный атеизм и комфортабельная вера, — по словам Э. Мунье, — встречаются в одном болоте. Для того, кто верен Евангелию, остается всегда живым завет апостола Павла: "К свободе призваны вы, братья" (Гал 5:13)». Рис.8 Благовещение. Икона. XIV в. Реализацией духовного начала выступает и стремление к творчеству, неотделимому от истории человеческой культуры. Н. Бердяев в книге «Смысл творчества» считает творчество главной отличительной чертой человека, «позволяющей ему прорываться через этот мир к миру иному». В процессе творчества человек приобщается к мировому духовному бытию, и тут с необычайной силой проявляется его богоподобная сущность. Так, Микеланджело, работая над своими фресками, видел в этом труде священнодействие, которым руководит Дух Божий. По словам Флобера, художники являются «органами Бога», посредством которых Он Сам открывает Свою Сущность; Мицкевич в своем творчестве чувствовал «силу, не от людей идущую». Бетховен свидетельствовал, что в моменты музыкальных озарений «Сам Бог говорил над его ухом». А. К. Толстой посвятил Божественной природе творческого вдохновения стихотворение: «Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель...» Ценность подлинно художественного произведения заключается прежде всего в том, что его автор создает некий новый, свой собственный мир. Краски и формы, звуки и слова становятся языком духа. Не случайно творчество для христианства имеет значение космическое: в нем человек как бы продолжает Божественное дело созидания. Это уже не «Земля» или «Вода» с их темной стихийной жизнью, а сознательное существо, творящее свой «второй космос» и тем самым соучаствующее в творчестве Бога. Именно поэтому созидательный процесс открыт беспредельному совершенствованию. Именно поэтому каждый мастер, закончив свой труд, испытывает неудовлетворенность, которая побуждает его к новым творческим поискам. Все наше земное творчество есть радость, переплетенная с глубокой тоской по совершенству и идеалу. Мы ощущаем в себе огромные возможности, осуществить которые полностью нам не дано. Горизонт и устремления безграничны, а человеческая жизнь коротка, как мгновение. Это касается не только творчества, но и свободы, и разума. Откуда же такое несоответствие? Является ли оно неустранимой трагедией духа? Если бы наше тяготение к истине, добру и творчеству имело лишь призрачную основу, оно не владело бы человеком с такой силой. Поскольку эти порывы вложены в нас, они должны иметь возможность для реализации. Только в перспективе бесконечного развития человеческой личности, далеко за пределами нынешних условий ее бытия, обретает она подлинный простор. Только тогда разум, совесть, свобода, творчество приводят человека к вершинам подлинного богоуподобления. Иными словами, вопрос о возможностях человека есть вопрос о его бессмертии ____________________________________________________________________. 1 Ноосфера (греч. «сфера разума») — человечество как разумный компонент биосферы («сферы жизни»); это понятие ввел священник и философ Пьер Тейяр де Шарден в 1927 г. 2 Детерминизм (от лат. «определенность») — философская концепция об объективной закономерной взаимосвязи и причинной обусловленности всех явлений. Человек: смерть и бессмертие Во все времена людям было свойственно сознание неразрушимости духа. Это сознание такое же древнее, как и сам человек. Ритуальные погребения у охотников каменного века говорят о начальных фазах веры в бессмертие. А в наши дни у такого «первобытного» (в смысле отношения к цивилизации) народа, как, например, бушмены, представление о бессмертии имеет вполне определенные черты. Согласно их религии, после кончины дух умершего еще некоторое время живет у его могилы и может время от времени появляться и разговаривать с родственниками мертвеца, оставаясь невидимым. Такой подход, при всей кажущейся примитивности, уже содержит основы учения о бессмертии, характерного для большинства мировых религий. Повсеместное распространение веры в то, что смерть не есть полное уничтожение личности, — факт, заслуживающий внимания. Он свидетельствует о почти врожденном чувстве бессмертия «Я», пусть даже не всегда ясно сознаваемом. Иногда его пытаются связать с инстинктом самосохранения, и, разумеется, какая-то связь здесь действительно существует. Однако мысль о бессмертии — не просто биологический феномен. Прежде всего она — проявление духа, интуитивно ощущающего свою целостную природу. Одним из распространенных доводов, направленных против идеи бессмертия, является то, что вера в бессмертие, в потустороннее ослабляет волю человека, отвлекает его от земных задач. В значительной степени этот довод порожден извращениями той идеи, которую он оспаривает. Ведь не случайно и Ветхий Завет, и Евангелие столь скупо говорят о посмертии: человек должен в этом мире осуществлять свое призвание, а не пассивно ожидать загробной жизни. Горизонт бессмертия только делает перспективу более широкой и труд — более осмысленным. Однако неверно понятое учение о вечной жизни может подорвать творческую активность людей на Земле. Обычно материалисты связывают веру в бессмертие с уровнем науки прошлых эпох. У людей, живших тысячи лет тому назад, считают они, вера в бессмертие возникла в результате непонимания законов природы и общества. Люди не знали биологических причин смерти, не могли научно истолковать человеческое сознание. Однако неясно, почему в этом случае развитие знаний не привело к опровержению идеи бессмертия. Ведь трудно предположить, что такие ее защитники, как Джозеф Томсон, открывший электрон, или Эрвин Шредингер, создатель волновой механики, знали законы природы хуже, меньше, чем пещерный человек или древний египтянин. Многие крупнейшие представители человеческой мысли разделяли и философски обосновывали учение о бессмертии. Гибель тела открывает сознанию путь к переходу в другую форму существования. Материалисты обычно говорят, что со смертью сознание «угасает», но это не более чем плохая метафора. Ведь и в чисто физическом плане бытия «угасание» отнюдь не означает аннигиляции1, а лишь переход одной формы материи или энергии в другую. Поскольку дух, как мы видим, способен оказывать огромное воздействие на жизнь тела, то вполне возможно представить его как силу, использующую центральную нервную систему в качестве своего инструмента. Мозг в данном случае окажется чем-то отдаленно напоминающим трансформатор или конденсатор. Рис.9 Богоматерь Владимирская. Икона. Фрагмент. Начало XII в Когда приемник или электрическая установка выходят из строя, это вовсе не означает, что радиоволны или электроэнергия «испарились», «исчезли». Нечто подобное происходит, по-видимому, в соотношении мозга и духа. Разумеется, смерть и разложение мозга нарушают его контакт с духом. Но значит ли это, что дух больше не существует? Может ли доказать это «молчание могил»? Единый организм биосферы растет, одолевая смерть, но одна за другой отмирают и сменяются его клетки. Иное бессмертие — в ноосфере. Для нее части столь же важны, как и целое. Она выступает не как безликая масса, а как единство мыслящих индивидов. Смерть настигает животное и делает его своей жертвой, и в человеке гибнет только животное начало. Дух же его, говоря словами Тейяра де Шардена, «ускользает и высвобождается». То, что дух оказывается в состоянии пережить распад тела, есть закономерность и важнейший шаг космоса на пути к сверхприродным мирам. Но если бессмертие — настолько важное для эволюции свойство духа, если оно так желанно для человека, то почему наши представления о судьбе личности после смерти столь неясны и бедны содержанием? На это существует два ответа. По мнению одних, человечеству еще суждено когда-нибудь глубже проникнуть в эти тайны; они лишь мало исследованы, но в принципе — рационально познаваемы. Согласно другой, более вероятной точке зрения, здесь проходит рубеж, который мы не можем преодолеть, находясь по эту сторону бытия. Как невозможно эмбриону понять всю сложность и многогранность человеческой жизни, так и в нашем ограниченном бытии трудно представить иные миры иначе, как в виде символов. И все же развитие личности еще здесь, в земной жизни, приближает ее к созерцанию сверхчувственного мира. Поразительные взлеты человеческой мысли уже являются предчувствием и переживанием бессмертия. Это как бы луч света, который освещает и путь отдельной души, и историю всего человечества. Вопреки тем, кто считает смерть человека концом его жизни, дух в самом своем бытии открывает перспективу вечности. Маленький отрезок, который предстоит человеку пройти по земле, раздвигается в безмерность, когда он ощущает свое бессмертие и единение со Вселенной и Богом. Он трудится, зная, что все прекрасное и подлинное, возникшее в этом мире, достигает в грядущем высочайшего расцвета. Посмертие невозможно представить себе пустым бездействием, томительной и однообразной «прогулкой в райских садах» — оно явится процессом непрерывного становления и восхождения к вечному совершенству. «Уверенность в том, что мы продолжаем жить вечно, — говорил Гёте, — вытекает у меня из самого понятия деятельности. И если я, не зная устали, буду деятелен до самого конца, то природа, когда теперешняя моя форма уже не сможет выдержать тяжести моего духа, обязана будет указать мне новую форму существования. Пусть же Вечно Живой не откажет нам в новых видах деятельности, аналогичной тем, в которых мы уже испытали себя. А если Он по-отцовски дарует нам воспоминание обо всем справедливом и хорошем, к чему мы стремились и что уже создали, тогда и мы, конечно, очень быстро ухватимся за зубцы мировой шестерни». Эти слова великого поэта и мыслителя напоминают нам о том, что посмертие тесно связано со всей земной жизнью, подобно тому, как наследственность и условия существования в теле матери влияют на рождение и жизнь человека. Земное существование дано нам не случайно и не бесцельно. Формируя свой дух на путях жизни, мы готовим его к вечности. И эта подготовка должна выражаться в нашей деятельности на земле. Еще философы Индии и Греции поняли, что кроме физических законов существуют и законы духовно-нравственные и что они действуют с определенной последовательностью. Каждый несет в посмертие то, что он уготовил сам себе здесь. Семя с червоточиной никогда не даст здорового растения. Зло и духовная убогость на земле эхом отзовутся в нашем запредельном бытии. Поэтому призвание каждого человека — уже здесь стремиться к «спасению свой души», т.е. к приобщению к Божественной Жизни. В этом мы должны видеть не эгоизм, а естественную, заложенную в человеке потребность. Эгоизм же, напротив, есть препятствие к этому приобщению. Но Библия открывает нам и нечто большее. Символ Древа Жизни, который появляется на первых ее страницах, означает потенциальное бессмертие всего человеческого существа, а вместе с ним и всей природы. Человек, согласно Писанию, есть духовно-телесное единство. Поэтому его роль в мироздании не может ограничиться сохранением и совершенствованием одного духа среди общего разложения материи. Незримая энергия, которой он наделен, в земной жизни еще не реализует всех своих возможностей. Через свое тело человек слит с природным космосом. Эволюция биосферы — это побег от смерти, история же человека — это путь к воскресению и одухотворению материи. Следовательно, неразрушимость духа есть лишь этап, а не вершина прогресса. Эту мысль с парадоксальной резкостью выразил Н. Бердяев: «Вера в естественное бессмертие сама по себе бесплодна и безотрадна, для этой веры не может быть никакой задачи жизни, и самое лучшее поскорее умереть, смертью отделить душу от тела, уйти от мира. Теория естественного бессмертия ведет к апологии самоубийства. Но великая задача жизни предстоит в том случае, если бессмертие может быть лишь результатом мирового спасения, если моя индивидуальная судьба зависит от судьбы мира и человечества, если для спасения моего должно быть уготовано воскресение плоти». Хотя в этих словах, очевидно, есть спорные моменты, они справедливо указывают на более высокое призвание человека, чем просто выход за пределы материального мира. Преодолеть силой духа косность материи, преобразить ее, возвести через себя на более высокую ступень развития — в этом космическая задача ноосферы, а венец ее устремлений — победа над телесной смертью в природе. Человечество должно было найти путь к бессмертию, стать в мироздании «первенцем из мертвых». Но этого не произошло. Избегает распада лишь дух; смерть же по-прежнему сохраняет свою власть над ноосферой, разрушая тело человека как любую другую структуру. Что же затормозило движение и роковым образом повлияло на духовную жизнь и историю мира? Христианство называет эту катастрофу первородным грехом, или поврежденностью человеческой природы. ____________________________________________________________________ 1) Аннигиляция (букв. «превращение в ничто») — уничтожение. Перед лицом Сущего Возвышая человека как «владыку твари» (см. Быт 1:26—28), Библия тем не менее далека от его идеализации. Она одинаково отрицает как приравнивание его к животному, так и лжегуманистическое его обожествление. Очевидную двойственность природы человека, выраженную в поэтической формуле: «Я — царь, я — раб, я — червь, я — Бог», Библия связывает с особого рода духовной болезнью, постигшей человечество на заре его существования. Именно она ослабила и частично парализовала силы, изначально заложенные в ноосферу, отдалила людей от Бога, поставила их в отношения вражды с природой и самими собой. Гармоничный ход развития человека был нарушен, чем и объясняется многое в его истории и современном состоянии. Мировые войны, уносящие десятки миллионов жизней, массовые убийства мирного населения, тоталитарные режимы, вырастающие из новых вспышек стадных инстинктов, небывалое озверение и ненависть сословная и национальная. Вспоминаются слова Тютчева: «Не плоть, а дух растлился в наши дни». Нигилисты прошлого века глумились над Апокалипсисом, называя его «произведением сумасшедшего». Могли ли они предполагать, что эпоху, которую они так ждали, придется описывать терминами этой провидческой книги? В своей жизни человек, сознает он это или нет, всегда стоит перед выбором. «Согласились бы мы, — пишет С. Франк, — чтобы Бог с самого начала создал нас такими, чтобы мы автоматически, сами собой, без размышления и собственного свободного решения, как эта река, исполняли его веления? И был ли бы тогда осуществлен смысл нашей жизни? Но если бы мы автоматически творили добро и по природе были бы разумны, если бы все вокруг нас само собой и с полной принудительной очевидностью свидетельствовало о Боге, о разуме и добре, то все сразу стало бы абсолютно бессмысленным, ибо "смысл" есть разумное осуществление жизни, а не ход заведенных часов. Смысл есть подлинное обнаружение и удовлетворение тайных глубин нашего "Я", а наше "Я" немыслимо без свободы, ибо свобода, спонтанность, требует возможности нашей собственной инициативы, а последняя предполагает, что не все идет гладко, "само собой", что есть нужда в творчестве, в духовной мощи, в преодолении преград. Царство Божие, которое получалось бы "даром" и было бы раз навсегда предопределено, совсем не было бы для нас Царствием Божиим, ибо мы должны быть свободными соучастниками Божественной славы, сынами Божии-ми, а тогда мы были бы не то что рабами, а мертвым винтиком какого-то необходимого механизма». Пользуясь данной ему свободой, человек не только изменил своему призванию, но оказал ему сознательное сопротивление. Библия изображает это в виде посягательства на плоды «древа познания добра и зла» (Быт 2:17), а мотивом нарушения запрета называет желание людей «быть, как боги» (Быт 3:5). Это символическое изображение вечно живой человеческой истории и, возможно, в высшей степени — нашей современной истории. Отпадение, противопоставление своей воли воле Творца не сделало людей богами, а, напротив, подорвало их первозданные силы, отделив их от Древа Жизни. Закон распада и смерти настиг и покорил человека. Страсти, «воля к власти» терзают дух человека, который стремится к ложному самоутверждению — как бы вновь разыгрывается драма первочеловека. И не отражается ли предмирное грехопадение в нашей горделивой мечте создать мир по своему плану и замыслу? Не есть ли «карамазовский бунт» — уверенность, что мы сотворили бы Вселенную лучше, чем Бог, — лишь слабое эхо предмирного Бунта? Не звучит ли в наших умах, как и в первые дни, змеиный шепот: «Будете, как боги»? Древо познается по плоду, отец лжи — по своему воздействию на людей... Вся история человечества стала возвратом к утраченной чистоте, но при активном участии собственных сил. Прежде шла борьба хаоса и порядка, жизни и смерти, теперь — борьба между добром и злом. Учение о грехопадении утверждает, что грех праотцев — это прототип греха для всех веков. Тем не менее, как в космогенезе силы Хаоса не в состоянии были прервать процесс становления, так и человек не целиком покорился демонизму и злу. Извращение путей не привело к его окончательной гибели. В нем сохранился здоровый корень, жажда совершенства и познания, стремление к добру, тоска по Богу. В этой неполной утрате первоначальных даров и заключен залог дальнейшего поступательного движения Адамова рода. Да, поистине жизнь наша — «юдоль плача» и мир «лежит во зле» (1 Ин 5:19), но даже и в этом несовершенном и скорбном мире осуществляет Свою созидательную цель Божественный Логос. Само страдание, сама дисгармония вызывают в человеке протест, побуждают искать пути их преодоления. В борьбе и преодолении куется человеческий дух. Христианство не считает страдание добром. Христос утешал страждущих и исцелял болящих. Но на таинственных путях Промысла даже зло может обернуться добром. Недаром многие мыслители говорят, что только в «пограничных ситуациях», перед лицом смерти, отчаяния и страха выявляется подлинная человеческая сущность. Величайшие победы духа рождены были в горниле страданий. На этом пути Бог не оставляет человека одиноким, укрепляет его, озаряя его труд и борьбу светом Откровения. И наконец, творящий Логос Сам входит в мировой процесс, соединяясь с Адамом через Воплощение. Он страждет и умирает вместе с ним, чтобы привести его к пасхальной победе. «Мужайтесь — Я победил мир», — говорит Христос (Ин 16:33). «Победа, победившая мир, — вера наша!» — восклицает Церковь устами апостола Иоанна, прозревавшего Царство Божие (1 Ин 5:4). II. МАГИЗМ И ЕДИНОБОЖИЕ Религиозный путь человечества до эпохи великих Учителей ДОИСТОРИЧЕСКИЙ МИР Зарождение религии Кто не замечал той удивительной перемены, которая происходит в природе с наступлением ночи? Эта перемена особенно чувствуется в летнем лесу. Днем его оглашает многоголосое щебетание птиц; легкий ветер раздвигает ветви берез, открывает безоблачную синеву, солнечные блики проскальзывают сквозь зеленый сумрак листьев, играют среди мха. Поляны напоминают уголки тихого и величественного храма. Яркие пятна бабочек и цветов, стрекотание кузнечиков, аромат медуницы — все это сливается в радостную симфонию жизни, которая захватывает каждого и невольно заставляет дышать полной грудью... Рис.10 Жертвоприношение Авраама. Ю. Карольсфельд. Гравюра Совсем иначе выглядит тот же лес ночью. Деревья приобретают зловещие и фантастические очертания, голоса ночных птиц похожи на жалобные стоны, каждый шорох пугает и заставляет настораживаться, все проникнуто тайной угрозой и враждебностью, а мертвенный свет луны придает порой этой картине оттенок, близкий к видению бреда или кошмара. Природа, такая гармоничная и дружелюбная при свете солнца, внезапно как бы поднимается против человека, готовая мстить, уподобляясь древнему чудовищу, с которого сняты чары заклятия. Этот контраст мог бы стать символом той перемены, которая произошла в мироощущении наших далеких предков, на заре человечества. Врата мировой тайны закрылись перед ними, их покинуло ясновидение и духовная власть над царством природы. Они очутились одни в огромном враждебном мировом лесу, обреченные на тяжелую борьбу и испытания. Рис.11 Сцена жертвоприношения. Римский рельеф. I в. Величие и красота истории человеческих поисков утраченного Бога заключаются в том, что человек постоянно испытывал неудовлетворенность, никогда (пусть и бессознательно) не забывал той «райской страны», которую покинул. Впервые осознав себя в мире, он «видел Бога лицом к лицу» (Быт 32:30). Теперь эта непосредственность общения нарушилась. Духовная катастрофа воздвигла стену между людьми и Небом. Но человек не утратил своего богоподобия, не утратил способности хотя бы в слабой степени познавать Бога. На ранних этапах в первобытном богопознании еще ясно жило ощущение Божественного Единства. У многих примитивных племен, сохранивших быт своих далеких предков, сохранились и следы единобожия. Но это не было уже первоначальное лицезрение Единого. Религия — восстановление связи между человеком и Богом — начинается в истории человечества после Грехопадения. Библия не случайно в истоке всякого проявления религиозного чувства, т. е. культа, ставит жертвоприношение. В нем отразилось пусть смутное, но сильное стремление человека загладить свой грех и восстановить единство с Богом. Жертвуя Незримому часть своей пищи, которая добывалась с таким трудом, люди как бы заявляли о своей готовности следовать велениям Высшей Воли. Но обрести прежнюю гармонию было труднее, чем потерять ее. Постепенно в сознании первобытного человека Бог становится далеким и безличным. В повседневной жизни люди все больше и больше внимания уделяют природному миру. В мире демонов и духов В мышлении первобытного человека живет чувство родства всех живых существ. Идея братства человека и животного нашла свое выражение в широко распространенных мифах, согласно которым предки людей имели смешанные человеко-звериные черты. Индейцы верят, что эти существа могли легко менять свой облик. В анализе подобных легенд прочно установилось понятие «животные-люди». Эта вера оказала огромное влияние на общественный уклад древних. Она объясняет возникновение такого своеобразного явления, как то-темизм. Тотем — это, как правило, животное, которое считается предком и покровителем данного племени. Источник тотемизма — вера в духовное единство с природой. Он имел широкое распространение в различных частях света. Следы его обнаруживаются не только у примитивных племен Азии, Африки и Америки, но и у цивилизованных народов; например, запрет на убийство коров в Индии — отголосок седой старины, когда эти животные были священными тотемами1. Первобытный человек повсюду видел сокрытую одушевленность: и в стволах деревьев, и в лесных животных, и в беге облаков. Для него взаимодействие вещей в мире — это не только взаимодействие видимого, но в то же время — и более всего — взаимодействие невидимого. В журчащем ручье, в пламени костра обитали духи, враждебные или добрые, а иногда и нейтральные. Рис.12 Сцена жертвоприношения. Роспись саркофага. Крит. Конец XV в. до Р.Х. Рис.13 Царь Саргон II, несущий жертвенного козленка. VIII в. до Р.Х. Здесь — корни того странного на первый взгляд верования, которое в науке получило название фетишизма. Фетиши, т. е. священные предметы, сопровождают всю жизнь первобытного человека. Это может быть и камень, и зуб животного, и даже череп родственника. В них обитают духи, и человек, обладающий фетишем, заручается их поддержкой. Однако, как и тотемизм, вера в фетиши не какая-то особая религия, как думали некоторые исследователи. То, что неодушевленному предмету придается сакральное2 значение, вытекает из общей веры в одушевленность мира. Очень часто фетишизм связан с верой в тотемы. Иногда какой-нибудь фетиш приобретает значение талисмана. Он противопоставляет силе силу, вредоносному влиянию — свое, защитное. Вера в значение таких амулетов проходит через все века человеческой истории. Постепенно фетиши приобретают человекоподобный облик. В них просматриваются человеческие черты предка или духа. Такие фигурки особенно часто встречаются у африканских народов. Это прототипы будущих идолов. Но попытки установить контакт с духовным миром не ограничивались талисманами, фетишами или тотемными изображениями. Существовал и мистический способ общения с духами, который и составляет главный, непреходящий интерес в первобытной религии. Рис.14 Человек-рыба. Рельеф из Телль Халафа. Около 900 г. до Р.Х. С течением веков духовная интуиция у первобытных людей ослабевала. И поэтому из их среды стали выделяться люди, обладающие особой мистической и оккультной3 одаренностью. На них была возложена миссия посредников между человеческим родом и окружающим его миром демонов и духов. _____________________________________________________________ 1 Тотем (от индейского слова «оджибве», обозначающего «его род») — в некоторых языческих системах представление об общем предке племени или рода: животном, растении, реже — явлении природы или неодушевленном предмете. 2 Сакральный (от лат. sacrum — священное) — относящийся к сфере возвышенного, божественного в противоположность обыденному, «светскому», «мирскому». 3 Оккультный — относящийся к оккультизму, «тайному учению», якобы дающему «посвященным» возможность управлять духами, демонами и космическими силами. Доисторические мистики Всякая религия складывается из трех основных элементов: мировоззрения, жизненных нормативов и мистического чувства, которое находит внешнее выражение в культе. Разумеется, слово «культ» мы здесь должны понимать очень широко. Даже в тех религиях, где внешние их выражения сведены к минимуму, все же какой-то «культ» существует. Человеку свойственно связывать свои внутренние переживания с какими-то действиями, во что-то их «облекать». Отсюда и слово «обряд» (от «облечь», «обрядить»). В общении между собой люди никогда не могут избежать хотя бы самой простой формы обряда. Но обряд помогает не только человеческим контактам, но и нашей устремленности к Высшему. Стремясь обрести утерянную полноту непосредственного созерцания Бога, люди пытались вернуться к прежнему состоянию при помощи плясок, ритмичной музыки, массовых радений. Это была попытка как бы приступом овладеть крепостью духа. Рис.15 Сфинкс из Аттики. Начало VI в. до Р.Х. Люди кружились в такт ударам первобытных барабанов; все обыденное переставало существовать, казалось, что душа летит далеко и освобождается от гнетущих пут. По существу, это была попытка механическим путем обрести духовную свободу и могущество. Но в этой попытке трогательна та сила неутомимой жажды высшего, которая не давала человеку погрязнуть в полуживотном состоянии. Пожалуй, пандемия1 исступленных танцев в наши дни — это тоже пусть уродливое, но отражение духовной неудовлетворенности и стремления вырваться за пределы обыденности. У большинства же «диких» народов мы застаем следующую стадию развития — шаманизм. Здесь на первое место выступают избранники, те, кто пытается проложить путь к сверхчеловеческим силам. Экстатические состояния транса делают шамана медиумом2 и ясновидцем, соплеменники прибегают к нему для разрешения различных житейских вопросов. Он безошибочно указывает, где найти в тайге пропавшего оленя, куда нужно отправиться, чтобы иметь успех в охоте. Шаманизм — не простое суеверие, а одна из древних попыток человека прорваться к потерянному Эдему. Но чаще всего эти попытки приводили его на скользкий путь оккультизма, и, стремясь овладеть миром наших духов, он сам оказывался в их власти. _________________________________________________________________________________________________________ 1 Пандемия — эпидемия, охватывающая весь земной шар либо значительную его часть. 2 Медиум (от лат. medium — «середина, промежуток, посредник»): 1) в логике — третий член противопоставления, отношение, соединяющее два других его члена; это понятие закреплено и в других науках, например в семиотике, науке о звуковых системах; 2) в языческих магических представлениях (включая спиритизм) — человек или предмет, посредством которого при магическом ритуале достигается общение с потусторонним миром. Магическое миросозерцание Для первобытного человека не существовало резкой границы между сверхъестественным и естественным. Мир был един, и силы видимые переплетались в нем неразрывно с невидимыми. Пожалуй, дикари были кое в чем мудрее нас. Многие из нас до сих пор считают, что, если утром взошло солнце, — это естественно, но если оказывается возможным установить контакт с сознанием умершего человека, — это уже нечто сверхъестественное. Между тем в полном смысле слова сверхъестественным в мире ничего назвать нельзя. Одному плану бытия свойственны одни законы, другому — другие. Физики показали нам, что микромир сильно отличается от макромира и мегамира1. Легко предположить, что и другие измерения Вселенной, трансфизические2 и духовные, будут иметь свои особые черты. Когда столкновение этих планов становится явным, происходит то, что называют чудом. Рис.16 Храм ягуаров. Центральная Америка. Чичен-Ица. X-XW вв. Рис.17 Бог Солнца. Центральная Америка. Тикаль. II-IX вв. Но нас интересует в древней магии не столько соотношение планов бытия и законов мира, сколько субъективные, внутренние мотивы, которые руководили доисторическим магом. В магизме скрыто присутствует та духовная тенденция, которая коренится в первородном грехе человечества: поставить себя в центре мироздания и заставить служить себе его силы. Именно поэтому магизм явно посюсторонен. Высшим благом для него являются блага земные. Предел желаний мага — процветание здесь, на земле. И если в магическое миросозерцание и входит вера в бессмертие, то она носит исключительно грубо-чувственный характер. Маг очень часто противостоит священнику. Это понятно. Внутренняя направленность магизма и религии — противоположна. Жрец — прежде всего посредник между людьми и духовным миром. Он обращается к Божеству с молитвой. Для мага же радости мистического богообращения — пустой звук. Он ищет только достижения могущества в повседневной жизни — на охоте, в земледелии, в борьбе с врагами. Этот антагонизм оставался даже тогда, когда магия стала переплетаться с религией. Магизм ждет от Неба только даров, Природу (включая незримые силы) он хочет поработить, в человеческом обществе он воцаряет насилие. Племя и власть становятся над духом. Человек сливается с родом, подпадая под гипноз «коллективных представлений». Народы, не дерзнувшие в течение тысяч лет изменить хотя бы на йоту установившиеся каноны, — жертвы «коллективных представлений» магизма, которые парализовали творческую активность и религиозный гений человека, ибо только в сознании личной ответственности и духовной свободы находит он свое высшее призвание как образ и подобие Творца Вселенной. _______________________________________________________________________ 1 Микромир — мир атомов и элементарных частиц; макромир — «видимый» нами физический мир; мегамир — мир космических объектов, звезд, галактик. 2 Трансфизические измерения Вселенной — выходящие за пределы, изучаемые комплексом наук, базирующихся на физике. Рис.18 Бог огня. Сосуд. Центральная Америка. Чипаль. X-XVI вв. ПЕРВЫЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ От магов к обожествленным царям Египет в IV—III тысячелетиях до Р.Х. Магические представления обладают колоссальной силой. И если учесть ту власть, какую имел магизм над душами людей, то поразительная устойчивость первобытного мира становится не такой уж загадочной. Вероятно, в этот долгий период человек чувствовал себя ближе к природному миру, чем в последующие века. Но, имитируя в своих обрядах жизнь природы и тем самым как бы участвуя в ее процессах, он предстоял природному миру не как человек, а, скорее, как часть этого мира. Но вот около шести тысяч лет назад совершается почти внезапный перелом. Дремлющие силы духа сделали первую попытку освободиться. С внешней стороны этому перелому, вероятно, содействовали массовые переселения племен. Переселенцы, которые были чаще всего и завоевателями, покидая обжитые земли, оказывались в новых природных условиях, сталкиваясь с неведомыми народами и верованиями. А это всегда вносит свежую струю в сознание людей. То, что испокон веков они считали незыблемым и прочным, оказывалось в новой обстановке призрачным и преходящим. Именно в результате племенных миграций, скорее всего, и родились первые великие цивилизации. Во мгле доисторической ночи вспыхивают три светоча: культурные центры, возникшие на берегах Нила, Евфрата и Инда. Мы можем составить себе довольно ясное представление о жизни в Египте, Двуречье, Индии, местах древнейших оседлых цивилизаций, лишь с III тысячелетия до Р.Х. Рис.19 Воин-орел. Сосуд. Центральная Америка. Чипаль. X-XVI вв. Рис.20 Большой Сфинкс фараона Хафра в Гизе. Первая половина III тысячелетия до Р.Х. Здесь впервые родился город — скопление жилищ, как бы в страхе жмущихся друг к другу, обычно обнесенных стеной. Город — двуликое и трагическое детище двойственной истории человечества — стоит у ее истоков. «Городская революция» есть рубеж исторического и доисторического миров. Если в пещере, шалаше, палатке из шкур человек еще жил среди окружающей его природы, то за стенами города он впервые создал свой собственный мир. Город помог человеку познать самого себя. Он способствовал высвобождению Личности. Он — проклятие истории, и он же ее благословение. Стены оторвали человека от мира, но дали ему возможность по-новому взглянуть на этот мир. В городе человек был подавлен монотонностью созданного им самим муравейника, но в городе же раскрылось внутреннее богатство его духа. Сократ и апостол Павел, Шекспир и Достоевский — дети города. Рис.21 Крылатые сфинксы. Панно из дворца в Сузах. VI в. до Р.Х. Однако «городская революция» не привела еще к «революции духа». Во времена основания городов и великих переселений в традиционных представлениях многое, вероятно, было нарушено. Но когда жизнь в городах вошла в устойчивое русло, старые тенденции снова взяли верх. Это особенно наглядно можно проследить на примере древнего Египта. Египет — рубеж между Африкой с ее фетишами и колдунами и Средиземноморьем, очагом великих духовных движений. И население Египта также сложилось из обитателей двух континентов. Осваивая долину Нила, египтяне затратили огромные усилия на то, чтобы приспособить эти заболоченные, нездоровые места для обитания. Поразительна неисчерпаемая энергия египтян и их соседей шумеров в борьбе с природой. Они побеждали ее там, где иной раз даже человек наших дней опускает руки. Одного не смогли победить египтяне: наследия первобытных понятий и верований. Египтянин, окруженный миром таинственных существ, которые смотрели на него глазами кошек, сов, баранов, крокодилов, искал способы покорить эти существа, использовать сокровенные силы в своих целях. Люди, полностью овладевшие всеми тонкостями чародейства, приобретали над народом огромную власть. Духовные руководители Египта — жрецы — не только не смогли освободить его религию от многобожия и магии, но освятили незыблемый социальный строй как сакральное установление. Власть в Египте всегда признавалась божественной, так как считалось, что она вела свое происхождение от сверхчеловеческих существ. Полагают, что великий сфинкс в Гизе есть символическое изображение сына Солнца — божественного царя. Если это так, то это один из наиболее выразительных символов кесарского самодержавия. Люди сами приняли эту божественную власть. Пусть династии порой свергались, но неприкосновенным оставалось верование в то, что человек, стоящий на вершине социальной пирамиды, обладает ключом от счастья своих подданных. Не только власть фараона была как бы частью космического устроения, но и весь социальный уклад Египта как бы получил высшую санкцию. Сословная иерархия становится незыблемой. На протяжении трех тысяч лет сохраняется консервативный уклад в политической, социальной и религиозной жизни. Египетская религия сохранилась навсегда как странное смешение возвышенных прозрений и самого примитивного язычества. Все попытки преодолеть язычество в Египте потерпели поражение. А на северо-востоке, между Тигром и Евфратом (в Месопотамии), зародилась другая великая цивилизация. Земля Сеннаарская Государства Двуречья между IV и II тысячелетиями до Р.Х. Библия говорит о «земле Сеннаарской», или, правильнее, «земле Шинеар», как о месте, где сложилась первая цивилизация. Здесь, согласно Писанию, был построен город Вавилон (см. Быт 10:10). На протяжении многих веков слово «Шинеар» ровно ничего не говорило людям, читавшим Библию, точно так же, как названия сеннаарских городов: Ур, Эрех, Аккад. И лишь сто лет назад выяснилось, что библейская «земля Шинеар» действительно может быть названа колыбелью современной цивилизации. Из мглы тридцативекового забвения выступили народы, которые обитали на берегах Евфрата, в области, называвшейся Шумером. Одним из этих народов были шумеры, пришедшие, как предполагают, со стороны Персидского залива, а другим — семиты-аккадцы, пастухи-кочевники, заселившие северную часть долины на несколько веков позже шумеров. К 2000 г. до Р.Х. обе эти народности окончательно слились в одно целое. И хотя централизованное государство возникло в Шумере позже, чем в Египте, в том, что касается влияния на дальнейшую историю человечества, первенство шумеров в настоящее время не подлежит сомнению. Рис.22 Статуя крылатого божества Ашшура. VIII в. до Р.Х. Рис.23 Южноскандинавские наскальные культовые изображения эпохи бронзы Рис.24 Человек-ягуар. Рис. Роспись сосуда. Тикаль. XV в. до Р.Х. - II в. по Р.Х. Фрагмент Шумеры и аккадцы через своих преемников вавилонян передали грекам, евреям и другим народам основы своей науки, литературы и культуры, понятия о Вселенной и некоторые религиозные представления. Современные названия дней недели и деление круга на градусы, греческие легенды и библейская символика — все это восходит к древнему Сеннаару. Египет хорошо защищали пустыни и море. Сеннаар, напротив, был открыт для нападения степных кочевников и воинственных горцев. Поэтому «городская революция» в Месопотамии носила особенно интенсивный характер. Города пришельцев сразу после своего возникновения превращались в военные крепости. Каждый город с окружающей его маленькой областью был фактически независимым и имел собственных местных богов, которые считались его настоящими хозяевами. Боги жили в храмах или на вершине зиккурата — ступенчатой башни. Как понимал житель Сеннаара положение и роль человека во Вселенной? На первом месте стояли боги. Человек был создан для того, чтобы своими жертвоприношениями служить им. Он — низшее существо, бесправный раб, участь которого определена раз и навсегда. Человек ощущал себя эфемерным существом, которое ненадолго приходит в мир и потом навсегда исчезает в мрачной Преисподней. Возникало глубокое противоречие между духовным обликом народа, одаренного, трудолюбивого, творческого, и его понятием о назначении человека. Ни шумеро-аккадцы, ни вавилоняне не смогли разрешить это трагическое противоречие. Великая древняя культура, несмотря на все свои технические достижения, в итоге пришла к глубокому неисцелимому пессимизму. На этом сумрачном фоне ярко выделяются первые просветы в мир Божественного Откровения, пробуждающаяся жажда Бога, живой молитвы, не похожей на магию заклятий. Как бы ни именовался бог, к которому простирал руки человек: Энлиль, Шамаш или Син, — это был бог истинный. Рис.25 Идол. Навершие штандарта «Милосердный, милостивый Отец, в руках которого жизнь всей земли, — начертано на одной табличке из Ура, — Владыка, Божество Твое, как далекое небо, как широкое море... Твое слово вызывает к жизни правду и справедливость, а люди начинают говорить истину». Через эту личную религиозность человек находил выход из царства демонов и законов, колдунов и царей, разрушения и смерти, бессмыслицы и отчаяния. Но в целом Месопотамия, подобно Египту, оказалась не в состоянии преодолеть бремя старого язычества. Проблески единобожия так и остались здесь только проблесками. ВОСТОК И ЗАПАД ВО ВТОРОМ ТЫСЯЧЕЛЕТИИ ДО Р.Х. Пастушеские народы. Арьи в Индии Около 2000-1700 гг. до Р.Х. На заре второго тысячелетия до Р.Х. весь цивилизованный мир пришел в смятение. Орды пастушеских народов появились на границах государств старой культуры. |
