Слава Богу! слава Богу! слава Богу! За все, что вижу в себе, во всех, во
всем —
слава Богу!
Что же вижу я в себе? — Вижу грех, грех непрестанный: вижу
непрестанное нарушение святейших заповедей Бога, Создателя и Искупителя
моего. И Бог мой видит грехи мои, видит их все, видит бесчисленность их.
Когда я, человек, существо ограниченное, немощью подобное траве и цвету
полевому, чище взгляну на грехи мои: то они наводят на меня ужас и
количеством и качеством своим. Каковы же они пред очами Бога, всесвятого,
всесовершенного?
И доселе долготерпеливо взирает Бог на мои преткновения! доселе не
предает меня пагубе, давно заслуженной и призываемой! Не расступается
под мною земля, не поглощает преступника, ее тяготящего! небо не
низвергает своего пламени, не попаляет им нарушителя велений небесных!
не выступают воды из своих хранилищ, не устремляются на грешника,
грешащего явно пред всею тварью, не похищают, не погребают его в
глубинах темных пропастей! Ад удерживается: не отдается ему жертва,
которой он требует справедливо, на которую имеет неоспоримое право!
Благоговейно и со страхом смотрю на Бога, смотрящего на грехи мои,
видящего их яснее, нежели как видит их совесть моя. Его чудное
долготерпение приводит меня в удивление, в недоумение: благодарю,
славословлю эту непостижимую Благость. Теряются во мне мысли;
весь объемлюсь благодарением и славословием: благодарение и славословие
вполне обладают мною, налагают благоговейное молчание на ум и сердце.
Чувствовать, мыслить, произносить языком могу только одно: слава
Богу!
Куда еще несешься, мысль моя? Смотри неуклонно на грехи мои,
возбуждай во мне рыдание о них: мне нужно очищение горьким плачем,
омовение слезами непрерывающимися. Не внемлет, летит — неудержимая —
становится на необъятной высоте! Её полет подобен бегу молнии, когда
молния касается в одно мгновение двух оконечностей небосклона. И встала
мысль на высоте духовного созерцания, оттуда смотрит на необычайное,
обширнейшее зрелище, на картину живописнейшую, поразительнейшую. Пред
нею — весь мир, все времена от сотворения до скончания мира, все события
мира, и бывшие и настоящие, и будущие; пред нею судьбы каждого человека
в многодробной их частности; над временами, общественными событиями и
частными судьбами зрится Бог, Творец всех тварей и беспредельный их
Владыка, все видящий, всем управляющий, всему предопределяющий свои
цели, дающий свое назначение.
Бог допускает человека быть зрителем Своего управления. Но причины
судеб, начала велений Божиих, ведомы единому Богу: кто уразуме ум
Господень, или кто советник Ему бысть
[1]? И то, что допускается человек быть зрителем Бога в Его
промысле, в Его управлении тварью, в судьбах Его, есть величайшее благо
для человека, источающее для человека обильную душевную пользу.
Зрение Творца и Господа всех видимых и невидимых созданий облекает
зрителя силою вышеестественною: с этим зрением соединено признание
неограниченной власти всемогущего Царя твари над тварью. Власы главы
нашей, власы столько ничтожные по немощному мнению человеков, изочтены у
этой неограниченной, всеобъемлющей Премудрости и хранятся Ею
[2]. Тем более без мановения Ее не может совершиться никакого
приключения, никакого переворота в жизни человеческой. Христианин,
смотрящий неуклонно на промысл Божий, сохраняет среди лютейших
злоключений постоянное мужество и непоколебимую твердость. Он говорит с
святым Псалмопевцем и Пророком: Предзрех Господа предо мною выну, яко
одесную мене есть, да не подвижуся
[3]. Господь мне помощник: не убоюся никаких бед, не предамся
унынию, не погружусь в глубокое море печали. За все — слава Богу!
Зрением промысла Божия внушается беспредельная покорность Богу.
Окружат ли раба Божия отовсюду различные и многосплетенные скорби?—Так
утешает он свое уязвленное сердце: “Все это видит Бог. Если б по
причинам, Ему, премудрому, известным, скорби были мне не полезны и не
нужны, то Он, всемогущий, отвратил бы их. Но Он не отвращает их: есть же
Его всесвятая воля на то, чтоб оне угнетали меня. Драгоценна для меня
эта воля, драгоценнее жизни! лучше умереть созданию, нежели отвергнуть
волю Создателя! в этой воле — истинная жизнь! Кто умирает для исполнения
воли Божией, тот вступает в большее развитие жизни. За все — слава
Богу!”
От зрения промысла Божия образуются в душе глубокая кротость и
неизменная любовь к ближнему, которых никакие ветры взволновать,
возмутить не могут. Для такой души нет оскорблений, нет обид, нет
злодеяний: вся тварь действует по повелению или попущению Творца; тварь
— только слепое орудие. В такой душе раздается голос смирения,
обвиняющий ее в бесчисленных согрешениях, оправдывающий ближних, как
орудия правосудного промысла. Отрадно раздается этот голос среди
страданий, приносит спокойствие, утешение; он тихо вещает: “Я приемлю
достойное по делам моим. Лучше мне пострадать в кратковременной жизни,
нежели вечно страдать в вечных муках ада. Грехи мои не могут быть
ненаказанными: того требует правосудие Божие. В том, что они
наказываются в краткой земной жизни, вижу неизреченное Божие
милосердие”, Слава Богу!
Зрение промысла Божия хранить, растит веру в Бога. Видящий невидимую
всемогущую Руку — правительницу мира, пребывает несмущенным при страшных
бурях, мятущих житейское море: он верует, что быт гражданский, кормило
Церкви, судьбы каждого человека держатся всемогущею и премудрою десницею
Бога. Смотря на свирепые волны, на грозные бури, на мрачные тучи, он
удовлетворяет и умиряет себя мыслью, что совершающееся видит Бог.
Человеку — слабому созданию — прилична тихая, смиренная покорность, одно
благоговейное познание, созерцание судеб Божиих. Да направляется все по
предначертанным ему путям, к определенным Свыше целям! За все — слава
Богу!
Пред видением Божественного промысла не устаивают не только временные
скорби, но и те, который ожидают человека при вступлении его в вечность,
за рубежом гроба. Их притупляет, уничтожает благодатное утешение, всегда
нисходящее в душу, отрекшуюся от себя для покорности Богу. При
самоотвержении, при преданности воле Божией, самая смерть не страшна:
верный раб Христов предает свою душу и вечную участь в руки Христа,
предает с твердою верою во Христа, с надеждою непоколебимою на Его
благость и силу. Когда душа разлучится с телом, и дерзостно, нагло,
приступят к ней ангелы отверженные, она своим самоотвержением поразит,
обратить в бегство ангелов мрачных и злобных. “Возьмите, возьмите меня,
мужественно скажет она им, ввергните в бездну тьмы и пламени, ввергните
в бездну ада, если есть на то воля Бога моего, если последовало от Него
такое на меня определение: легче лишиться сладостей рая, легче сносить
пламень ада, нежели нарушить волю, определение великого Бога. Ему я
отдалась, и отдаюсь! Он, а не вы, Судия моих немощей и согрешений! — Вы,
и при безумном непокорстве вашем, только исполнители Его определений”.
Содрогнутся, придут в недоумение слуги Миродержца, увидев самоотвержение
мужественное, кроткую, полную преданность воле Божией! Отвергнув это
блаженное повиновенье, они сделались из Ангелов светлых и благих темными
и всезлобными демонами. Они отступят со стыдом, а душа невозбранно
направит свое шествие туда, где ее сокровище — Боге
[4]. Там будет она зреть лицом к лицу зримого здесь верою в промысле
Его, и вечно возглашать слава Богу.
Слава Богу! Могущественные слова! Во время скорбных
обстоятельств, когда обступят, окружат сердце помыслы сомнения,
малодушия, неудовольствия, ропота, должно принудить себя к частому,
неспешному, внимательному повторению слов: слава Богу! Кто с
простотою сердца поверит предлагаемому здесь совету, и при встретившейся
нужде, испытает его самым делом: тот узрит чудную силу славословия Бога;
тот возрадуется о приобретении столь полезного, нового знания,
возрадуется о приобретении оружия противу мысленных врагов, так сильного
и удобного. От одного шума этих слов, произносимых при скоплении мрачных
помыслов печали и уныния, от одного шума этих слов, произносимых с
понуждением, как бы одними устами, как бы только на воздух, содрогаются,
обращаются в бегство князи воздушные; развиваются, как прах от сильного
ветра, все помышления мрачные; отступают тягость и скука от души; к ней
приходят и в ней водворяется легкость, снокойствие, мир, утешение,
радость. Слава Богу!
Слава Богу! Торжественные слова! слова — провозглашение победы!
Слова — веселие для всех верных рабов Бога, страх и поражение для всех
врагов Его, сокрушенье оружия их. Это оружие — грех; это оружие —
плотский разум, падшая человеческая премудрость. Она возникла из
падения, имеет начальною причиною своею грех, отвержена Богом, постоянно
враждует на Бога, постоянно отвергается Богом. К уязвленному скорбью
напрасно соберутся все премудрые земли; напрасно будут целить его
врачевствами красноречия, философии; тщетен труд самого недугующего,
если он захочет распутать многоплетенную сеть скорби усилиями
собственного разума. Очень часто, почти всегда разум совершенно теряется
в этой сети многоплетенной! часто видит он себя опутанным, заключенным
со всех сторон! часто избавление, самое утешение кажутся уже
невозможными! и гибнут многие под невыносимым гнетом лютой печали,
гибнут от смертной язвы, язвы скорбной, не нашедши на земле никакого
средства, довольно сильного, чтоб уврачевать эту язву. Земная
премудрость представала со всеми средствами своими: все оказались
бессильными, ничтожными. Пренебреги, возлюбленнейший брат, отверженною
Богом! Отложи к стороне все оружия твоего его разума! Прими оружие,
которое подается тебе буйством проповеди Христовой. Премудрость
человеческая насмешливо улыбнется, увидя оружие, предлагаемое верою;
падший разум, по своему свойству вражды на Бога, не замедлит представить
умнейшие возражения, полные образованного скептицизма и иронии. Не
обрати на них, на отверженных Богом, на врагов Божиих, никакого
внимания. В скорби твоей начни произносить от души, повторять — вне
всякого размышления —слова: слава Богу! Увидишь знамение, увидишь
чудо: эти слова прогонят скорбь, призовут в сердце утешение, совершат
то, чего не могли совершить разум разумных и премудрость премудрых
земли. Посрамятся, посрамятся этот разум, эта премудрость, а ты,
избавленный, исцеленный, верующий живою верою, доказанною тебе в тебе
самом, будешь воссылать славу Богу!
Слава Богу! Многие из угодников Божиих любили часто повторять эти
слова: они вкусили сокровенную в них силу. Святой Иоанн Златоустый,
когда беседовал с духовными друзьями и братиями о каких-нибудь
обстоятельствах, в особенности о скорбных, в основный камень, в основный
догмат беседы, всегда полагал слова: за все слава Богу! По
привычке своей, сохраненной Церковною историей для позднего потомства,
он, ударяя вторым перстом правой руки по распростертой ладони левой
[5] всегда начинал речь свою со слов: за все слава Богу!
Братия! Приучимся и мы к частому славословию Бога; будем прибегать к
этому оружию при скорбях наших; непрестанным славословием Бога отразим,
сотрем наших невидимых супостатов, особливо тех из них, которые
стараются низложить нас печалью, малодушием, ропотом, отчаянием. Будем
очищать себя слезами, молитвою, чтением Священного Писания и писаний
Отеческих, чтоб соделаться зрителями промысла Божия, все видящего, всем
владеющего, всем управляющего, все направляющего по неизследимым судьбам
Своим к целям, известным единому Богу. Соделавшись зрителями
Божественного управления, будем в благоговении, нерушимом сердечном
мире, в полной покорности и твердой вере, удивляться величию
непостижимого Бога, воссылать Ему славу ныне и в век века.
Достойно и праведно — созданию непрестанно славословить Тебя, Бога
Создателя, извлекшего нас в бытие из ничтожества, по единой,
бесконечной, непостижимой Твоей благости, украсившего нас красотою,
славою Твоего образа и подобия, введшего нас в блаженство и наслаждение
рая, для которых окончания не было назначено.
Чем воздали мы Благодетелю? Что принесла в благодарность Создателю
персть, оживленная Им?
Мы согласились с врагом Твоим, с ангелом, возмутившимся против Бога,
с начальником зла. Мы вняли словам хулы на Благодетеля: Создателя
нашего, всесовершенную Благость мы решились подозревать в зависти.
Увы, какое омрачение! увы, какое падение ума! С высоты богозрения и
богословия, мгновенно род наш, в праотце нашем, ниспадает в пропасть
вечной смерти...
Первоначально пал сатана; светлый Ангел соделался темным демоном: не
имев тела, он согрешил умом и словом. Вместо того, чтоб в непорочном
веселии, с прочими святыми Ангелами, славословить Бога — Благодетеля, он
возлюбил богохульство. Едва зачал мысль мрачную, смертоносную, едва
осуществил ее пагубным словом, подобным злейшему яду, как потемнел,
изменился, низвергся с несказанною быстротою из высокого Эдема на землю.
О быстроте его падения свидетельствует предвечное слово: Видех,
говорит Оно, сатану яко молнию с небесе спадша
[6].
Столько же быстрым было и падение человека, последовавшего ангелу
падшему, начавшего свое падение с принятия мысли темной, богохульной, за
которою последовало нарушение заповеди Божией. Это нарушение уже было
предварено прикрытым презрением, отвержением Бога.
Увы, какое ослепление! какое страшное согрешение! какое страшное
падение! Пред этим согрешением, пред этим падением ничтожны наказания:
изгнание из рая, снискание насущного хлеба в поте лица, болезнь
чадорождения, возвращение в землю, из которой Творцом взято наше тело.
Но Ты, что творишь, Благость безмерная? Чем Ты воздаешь за воздаяние
наше, которым мы воздали Тебе за первые Твои благодеяния? Чем воздаешь
за преслушание Тебя, за неверие к Тебе, за принятие ужасной хулы на Тебя
— на Тебя, Который — Само-Благость, Само-Совершенство?
Ты воздаешь новыми благодеяниями, большими первых. Одним из
Божественных Лиц Твоих приемлешь человечество; — приемлешь, кроме греха,
все немощи наши, которые прилепились к естеству человеческому после
падения его. Ты являешься очам нашим, прикрыв невыносимую славу Божества
человеческою плотью; будучи Словом Божиим, вещаешь нам слово Божие в
звуках слова человеческого. Сила Твоя — сила Бога. Кротость Твоя —
кротость агнца. Имя Твое — имя человека. Это всесвятое Имя вращает небом
и землею. Как утешительно и величественно звучит имя Твое! Оно, когда
входит в слух, когда выходит из уст, входит и выходит, как бесценное
сокровище, бесценное перло! Иисус Христос! Ты — Господь человеков,
и человек. Как чудно, изящно соединил Ты Божество с человечеством! как
чудно Ты действуешь! Ты — и Бог, и человек! Ты — и Владыка, и раб
[7]! Ты — и Жрец, и Жертва! Ты — и Спаситель, и грядущий
нелицеприятный Судия вселенной! И целишь Ты все недуги! И посещаешь,
приемлешь грешников! И воскрешаешь мертвых! И повелеваешь водам моря,
ветрам неба! И чудно вырастают хлебы в руках Твоих, дают тысячекратный
урожай, — посеваются, жнутся, пекутся, преломляются в одно и тоже время,
в одно мгновение! И алчешь Ты, чтоб нас избавить от глада! И жаждешь Ты,
чтоб удалилась наша жажда! И путешествуешь по стране нашего изгнания с
утруждением Себя, чтоб возвратить нам утраченное нами, спокойное,
исполненное сладостей, небесное естество! И проливаешь пот Твой в саду
Гефсиманском, чтоб мы перестали проливать пот наш в снискании хлеба для
чрева, научились проливать его в молитвах для достойного причащения
хлеба небесного. Произращенное нам проклятою землею терние, Ты приял на
главу Твою; Ты увенчал, изъязвил тернием пресвятую главу Твою! Лишились
мы райского Древа жизни и плода его, сообщавшего бессмертие вкушавшим;
Ты, распростершись на древе крестном, соделался для нас плодом, дарующим
жизнь вечную причастникам Своим. И плод жизни, и древо жизни явились на
земле, в стране нашего изгнания. Этот плод и это древо превосходнее
райских; те сообщали бессмертие, а эти сообщают бессмертие и Божество.
Твоими страданиями Ты излил сладость в наши страдания. Мы отвергаем
земные наслаждения, избираем в жребий свой страдания, лишь бы только
соделаться причастниками Твоей сладости! Она, как предвкушение жизни
вечной, сладостные и драгоценные временной жизни! Ты уснул сном
смертным, который не мог удержать Тебя в вечном усыплении. Тебя — Бога!
Ты восстал, и даровал нам возбуждение от этого сна, от лютого сна
смертного, даровал блаженное и славное воскресение! Ты вознес
обновленное естество наше на небо, посадил его одесную предвечного, Тебе
совечного, Отца Твоего! Ты соделал Отца Твоего и нашим Отцом! Ты открыл
нам путь к небу! Ты уготовал нам на небе обители. Ты руководишь к ним,
приемлешь, упокоеваешь, утешаешь в них всех утружденных странников
земных, веровавших в Тебя, призывавших святое имя Твое, творивших святые
заповеди Твои, православно и благочестно служивших Тебе, несших крест
Твой и пивших чашу Твою мужественно, с благодарением Тебе, с
славословием Тебя!
Слава Тебе, Создатель несуществовавших! Слава Тебе, Искупитель и
Спаситель падших и погибших! Слава Тебе, Бог и Господь наш! Даруй нам и
на земле и на небе славословить, благословлять, восхвалять благость
Твою! даруй нам откровенным лицом зреть страшную, неприступную,
великолепную Славу Твою, вечно зреть Ее, поклоняться Ей, и
блаженствовать в Ней. Аминь.
1846 года. Сергиева пустыня.
[1] Рим. XI, 34.
[2] Матф. X, 30. Лук. XXI, 18.
[3] Пс. XV, 8.
[4] Преподобный Иоанн Карпафийский. Глав. XXV. Добротолюбие, ч. 4.
[5] Histoire du Christianisme par Fleury. Liv. 21, chap. 19.
[6] Лук. X, 18.
[7] Лук. XIV, 17. Объяснение блаженного Феофилакта.
