Под знамением святого креста веду вас, братия, на духовное зрелище.
Руководителем нашим да будет великий в угодниках Божиих Антоний,
пустынножитель египетский.
Он, по действию Божественного откровения, увидел некогда сети диавола,
распростертые по всему миру для уловления человеков в погибель. Увидев,
что этих сетей бесчисленное множество, с плачем вопросил он Господа:
“Господи! кто же может миновать эти сети, и получить спасение
[1]”?
Погружаюсь задумчиво в рассматривание сетей диавола. Они расставлены
вне и внутри человека. Одна сеть близко присоединена к другой; в иных
местах сети стоят в несколько рядов; в других сделаны широкие отверстия,
но которые ведут к самым многочисленным изгибам сетей, избавление из
которых кажется уже невозможным. Глядя на многокозненные сети, рыдаю
горько! Невольно повторяется во мне вопрос блаженного пустынножителя:
“Господи! кто же может избавиться этих сетей”?
Расставлены сети для ума моего в различных книгах именующих себя
светом, а содержащих в себе учение тьмы, написанных под явным, или
прикрытым влиянием мрачного и всезлобного миродержца, из источника
—разума, поврежденного грехопадением, во лжи человечестей, в
коварстве козней лщения
[2], по выражение Апостола, писателями, которые без ума дмятся от
ума плоти своея
[3]. Ближний мой, в любви к которому я должен искать спасения,
соделывается для меня сетью, уловляющею меня в погибель, когда ум его
уловлен сетями учения, мудрования лживых и льстивых. Мой собственный ум
носит на себе печати падения, покрыт покрывалом мрака, заражен ядом лжи:
сам он, обольщаемый миродержителем, расставляет для себя сети. Еще в раю
стремился он неразборчиво и неосторожно к приобретению знания, для него
гибельного, убийственного! По падении он сделался неразборчивее,
опрометчивее: с дерзостью упивается чашею знания ядовитого, и тем
решительно уничтожает в себе вкус и вожделение к Божественной чаше
знания спасительного.
Для сердца моего сколько сетей! Вижу сети грубые и сети тонкие.
Который из них назвать более опасными, более страшными? недоумеваю.
Ловец искусен, — и кто ускользнет от сетей грубых, того он уловляет в
сети тонкие. Конец ловитвы — один: погибель. Сети прикрыты всячески, с
отличным искусством. Падение облечено во все виды торжества;
человекоугодие, лицемерство, тщеславие — во все виды добродетели. Обман,
темная прелесть, носят личину духовного, небесного. Любовь душевная,
часто порочная, прикрыта наружность любви святой; сладость ложная,
мечтательная, выдается за сладость духовную. Миродержец всеми средствами
старается удержать человека в его падшем естестве: и этого довольно, без
грубых грехопадений, чтоб соделать человека чуждым Бога. Грехопадения
грубые вполне заменятся, по верным расчетам ловца, гордостным мнением о
себе христианина, довольствующегося добродетелями падшего естества и
вдавшегося в самообольщение, — этим отчуждившегося от Христа.
Для тела сколько сетей! оно само — какая сеть! как пользуется им
миродержец! Посредством тела, снисходя его унизительным наклонностям и
пожеланиям, мы приближаемся к подобию скотов бессловесных. Какая
пропасть! какое удаление, какое ниспадение от Божественного подобия! В
эту глубокую, страшно далекую от Бога пропасть мы низвергаемся, когда
предаемся грубым плотским наслаждениям, называемым, по их греховной
тяжести, падениями. Но и менее грубые плотские наслаждения не менее
пагубны. Ради их оставляется попечение о душе, забывается Бог, небо,
вечность, назначение человека. Миродержитель старается содержать нас в
непрестанном развлечении, омрачении, посредством наслаждений телесных!
Чрез чувства, эти двери в душу, которыми она сообщается с видимыми
миром, он непрестанно вводит в нее чувственное наслаждение, неразлучные
с ним грех и плен. Громит в знаменитых земных концертах музыка,
выражающая и возбуждающая различные страсти; эти страсти представлены на
земных театрах, взволнованы в земных увеселениях: человек всеми
возможными средствами приводится к наслаждению убившим его злом. В
упоении им он забывает спасающее его добро Божественное и кровь
Богочеловека, которою мы искуплены.
Вот слабое начертание сетей, расставленных миродержцем для уловления
христиан. Начертание слабое, но едва ли оно не навело на вас, братия,
справедливого ужаса, едва ли в душе вашей не родился вопрос: “Кто же
может избежать этих сетей”?
Картина страшная еще не кончена! еще, еще возбуждается кисть моя,
водимая Словом Божиим, к живописи.
Что гласит Слово Божие? Оно возвещает предсказание, сбывающееся в
глазах наших, предсказание, что во времена последние, по причине
умножения беззакония изсякнет любы многих
[4]. Неложное Слово Божие, более твердое нежели небо и земля,
возвещает нам умножение в последние времена сетей диавольских и
умножения числа погибающих в этих сетях.
Точно! гляжу на мир, — вижу: сети диавола умножились, в сравнении с
временами первенствующей Церкви Христовой, умножились до бесконечности.
Умножились книги, содержания лжеучение; умножились умы, содержащие и
сообщающие другим лжеучение; умалились, умалились до крайности
последователи святой Истины; усилилось уважение к добродетелям
естественным, доступным для иудеев и язычников; явилось уважение к
добродетелям прямо языческим, противным самому естеству, взирающему на
них, как на зло; умалилось понятие о добродетелях христианских, не
говорю уже как умалилось, почти уничтожилось, исполнение их на самом
деле; развилась жизнь вещественная; исчезает жизнь духовная; наслаждения
и попечения телесные пожирают все время; некогда даже вспомнить о Боге.
И это все обращается в обязанность, в закон. От умножения беззакония
изсякнет любы многих, и тех, которые удержались бы в любви к Богу,
если б зло не было так всеобще, если б сети диавола не умножились до
такой бесчисленности.
Справедлива была печаль блаженного Антония. Тем справедливее печаль
христианина нынешних времен, при зрении сетей диавольских; основателен
плачевный вопрос: “Господи! кто же из человеков может миновать эти сети
и получить спасение”?
На вопрос преподобного пустынножителя последовал от Господа ответ:
“Смиренномудрие минует эти сети, и они не могут даже прикоснуться к
нему”.
Божественный ответ! как он отъемлет от сердца всякое сомнение,
изображает в кратких словах верный способ победы над супостатом нашим,
способ расторжения, уничтожения многоплетенных его козней, устроенных
при помощи многолетней и многозлобной его опытности.
Оградим смирением ум, не позволяя ему стремиться безразборчиво,
опрометчиво к приобретению знаний, как бы новость их и важность их
заглавий ни приманивали нашей любознательности. Охраним его от испытания
лжеучений, прикрытых именем и личиною христианского учения. Смирим его в
послушание Церкви, низлагая всякое помышление, взимающееся на разум
Христов
[5], на разум Церкви. Прискорбен сначала для ума тесный путь
послушания Церкви; но он выводит на широту и свободу разума духовного,
пред которым исчезают все мнимые несообразности, находимые плотским и
душевным разумом в точном повиновении Церкви. Не дозволим ему чтения о
духовных предметах другого, кроме как в книгах, написанных писателями
истинной Церкви, о которых сама Церковь засвидетельствовала, что они —
органы Святого Духа. Читающий святых писателей неприметно приобщается
обитающему в них и глаголющему ими Святому Духу; читающий сочинителей
еретических, хотя бы они своим еретическим сонмищем и украшены были
прозванием святых, приобщается лукавому духу прелести
[6]: за непослушание Церкви, в котором — гордость, он впадает в сети
миродержителя.
Как поступить с сердцем? — Привьем к этой дикой маслине сучец от
маслины плодовитой, привьем к нему свойства Христовы, приучим его к
смирению евангельскому, будем принуждать насильно к принятию воли
Евангелия. Увидев его разногласие с Евангелием, непрестанное
противоречие, непокорность Евангелию, увидим в этом противодействии, как
в зеркале, наше падение. Увидев падение наше, восплачем о нем пред
Господом, Создателем нашим и Искупителем, возболим печалью спасительною;
дотоле будем пребывать в этой печали, доколе не узрим исцеления нашего.
Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижить
[7], преданием его в ловитву врагу. Бог — Создатель наш и полный
Владыка: Он может воссоздать сердце наше, — и претворит Он сердце,
неотступно воюющее Ему плачем и молитвою, из сердца грехолюбивого в
сердце боголюбивое, святое.
Будем хранить телесные чувства наши, не впуская чрез них грех в клеть
душевную. Обуздаем любопытное око и любопытное ухо; возложим жестокую
узду на малый член тела, но производящий сильные потрясения, на язык
наш; смирим бессловесные стремления тела воздержанием, бдением, трудами,
частым воспоминанием о смерти, внимательною, постоянною молитвою. Как
непродолжительны телесные наслаждения! каким смрадом они оканчиваются!
Напротив того тело, огражденное воздержанием и хранением чувств,
омовенное слезами покаяния, освященное частыми молитвами, зиждется
таинственно в храм Святого Духа, соделывающего все покушения врага на
человека безуспешными.
“Смиренномудрие минует все сети диавольские, и они даже не могут
прикоснуться к нему”. Аминь.
1846 года. Сергиева пустыня.
[1] Патерик Скитский. — Преподобный авва Дорофей. Поучение 2.
[2] Ефес. IV, 14.
[3] Колос. II, 18.
[4] Матф. XXIV, 12.
[5] 2 Кор. X, 5.
[6] Святой Петр Дамаскин. Добротолюбие, ч. I. О рассуждении.
[7] Пс. L, 19.
