Удел всех человеков на земле, удел неизбежный ни для кого — смерть. Мы
страшимся ее, как лютейшего врага, мы горько оплакиваем похищаемых ею, а
проводим жизнь так, как бы смерти вовсе не было, как бы мы были вечны на
земле.
Гроб мой! отчего я забываю тебя? Ты ждешь меня, ждешь, — и я наверно
буду твоим жителем: отчего ж я тебя забываю, и веду себя так, как бы
гроб был жребием только других человеков, отнюдь не моим?
Грех отнял и отнимает у меня познание и ощущение всякой истины: он
похищает у меня, изглаждает из моей мысли воспоминание о смерти, об этом
событии, столько для меня важном, осязательно-верном.
Чтоб помнить смерть, надо вести жизнь сообразно заповедям Христовым.
Заповеди Христовы очищают ум и сердце, умерщвляют их для мира, оживляют
для Христа: ум, отрешенный от земных пристрастия, начинает часто
обращать взоры к таинственному переходу своему в вечность — к смерти;
очищенное сердце начинает предчувствовать ее.
Отрешенные от мира ум и сердце стремятся в вечность. Возлюбив Христа,
они неутолимо, жаждут предстать Ему, хотя и трепещут смертного часа,
созерцая величие Божие и свои ничтожество и греховность. Смерть
представляется для них вместе и подвигом страшным, и вожделенным
избавлением из земного плена.
Если мы не способны желать смерти по хладности нашей к Христу и по
любви к тлению: то, по крайней мере, будем употреблять воспоминание о
смерти, как горькое врачевство против нашей греховности: потому что
смертная память — так святые Отцы называют это воспоминание —
усвоившись душе, рассекает дружбу ее с грехом, со всеми наслаждениями
греховными.
Только тот, кто сроднился с мыслью о конце своем, сказал некоторый
преподобный Отец, может положить конец грехам своим
[1]”. Поминай последняя твоя, говорит Писание, и во
веки не согрешиши
[2].
Вставай с одра твоего, как воскресающий из мертвых; ложись на одр
твой, как бы в гроб: сон есть изображение смерти, а темнота ночи —
предвестница темноты могильной, после которой воссияет радостный для
рабов Христовых и страшный для врагов Его свет воскресения.
Густым облаком, хотя оно состоит из одних тонких паров, закрывается
свет солнца, — и телесными наслаждениями, рассеянностью, ничтожными
попечениями земными закрывается от взоров души величественная вечность.
Тщетно сияет солнце с чистого неба для очей, пораженных слепотою, — и
вечность как бы не существует для сердца, обладаемого пристрастием к
земле, к ее великому, к ее славному, к ее сладостному.
Смерть грешников люта
[3]: приходит к ним в то время, как они совсем не ожидают ее;
приходит к ним, а они еще не сделали никакого приготовления ни к ней, ни
к вечности, даже не стяжали никакого ясного понятия ни о том, ни о
другом предмете. И восхищает смерть неготовых грешников с лица земли, на
которой они лишь прогневляли Бога, передает их навечно в темницы ада.
Хочешь ли помнить смерть? Сохраняй строгую умеренность в пище,
одежде, во всех домашних принадлежностях; наблюдай, чтоб предметы нужды
не переходили в предметы роскоши, поучайся в Законе Божием день и ночь,
или по возможности часто — и воспомнится тебе смерть. Воспоминание о ней
соединится с потоками слез, с раскаянием во грехах, с намерением
исправления, с усердными и многими молитвами.
Кто из человеков остался навсегда жить на земле? никто. И я пойду во
след отцов, праотцов, братий и всех ближних моих. Тело мое уединится в
мрачную могилу, а участь души моей покроется для оставшихся жителей
земли непроницаемою таинственностью.
Поплачут о мне сродники и друзья; может быть поплачут горько; и потом
— забудут. Так оплаканы и забыты бесчисленные тысячи человеков. Сочтены
они, и помнятся одним всесовершенным Богом.
Едва я родился, едва я зачался, как смерть наложила на меня печать
свою. “Он мой”, сказала она, и немедленно приготовила на меня косу. С
самого начала бытия моего она замахивается этою косою. Ежеминутно я могу
сделаться жертвою смерти! Были многие промахи; но верный взмах и удар —
неминуемы.
С холодною улыбкою презрения смотрит смерть на земные дела
человеческие. Зодчий строит колоссальное здание, живописец не кончил
изящной картины своей, гений составил гигантские планы, хочет привести
их в исполнение; приходит нежданная и неумолимая смерть, славного земли
и все замыслы его повергает в ничтожество.
Пред одним рабом Христовым благоговеет суровая смерть побужденная
Христом, она уважает только одну жизнь во Христе. Часто небесный вестник
возвещает служителям Истины од скором переселении их в вечность и о
блаженстве в ней. Приготовленные к смерти жизнью, утешаемые и
свидетельством совести и обетованием Свыше, тихо, с улыбкою на устах,
засыпают они продолжительным сном смертным.
Видел ли кто тело праведника, оставленное душою? Нет от него
зловония, не страшно приближение к нему; при погребении его печаль
растворена какою-то непостижимою радостью. Черты лица, застывшие такими,
какими они изобразились в минуты исшествия души, иногда почивают в
глубочайшем спокойствии, а иногда светит к них радость усладительных
встречи и целования — конечно с Ангелами и с ликами святых, которые
посылаются с неба за душами праведников.
Воспомнись мне смерть моя! приди ко мне горькое, но вполне
справедливое и полезное воспоминание! отторгни меня от греха! наставь на
путь Христов! Пусть от воспоминания о смерти расслабнут руки мои ко
всякому пустому, суетному, греховному начинанию.
Воспомнись мне смерть моя! и убежат от меня пленяющие меня тщеславие
и сластолюбие. Я устраню с трапезы моей дымящиеся роскошные брашна,
сниму с себя одежды пышный, оденусь в одежды плача, заживо оплачу себя —
нареченного мертвеца от рождения моего.
“Так! помяни и оплачь сам себя заживо, говорит память смертная:
я пришла огорчить тебя благодетельно, и привела с собою сонм мыслей,
самых душеполезных. Продай излишества твои, и цену их раздай нищим,
предпошли на небо сокровища твои, по завещанию Спасителя: они встретят
там своего владельца, усугубясь сторично. Пролей о себе горячие слезы и
горячие молитвы. Кто с такою заботливостью и усердием помянет тебя после
смерти, как ты сам можешь помянуть себя до смерти? Не вверяй спасения
души твоей другим, когда сам можешь совершить это существенно
необходимое для тебя дело! Зачем гоняться тебе за тлением, когда смерть
непременно отнимет у тебя все тленное? Она — исполнительница велений
всесвятого Бога: лишь услышит повеление, — устремляется с быстротою
молнии к исполнению. Не устыдится она ни богача, ни вельможи, ни героя,
ни гения, не пощадит ни юности, ни красоты, ни земного счастья:
преселяет человека в вечность. И вступает смертью раб Божий в блаженство
вечности, а враг Божий в вечную муку”.
“Воспоминание о смерти — дар Божий
[4]”, сказали Отцы: он дается исполнителю заповедей Христовых, чтоб
усовершить его в святом подвиге покаяния и спасения.
Благодатная память смерти предшествуется собственным старанием
воспоминать о смерти. Принуждай себя воспоминать часто смерть, уверяй
себя в несомненной истине, что ты непременно, неизвестно когда, умрешь —
и начнет приходить само собою, являться уму твоему воспоминание о
смерти, воспоминание глубокое и сильное: оно будет поражать
смертоносными ударами все твои греховные начинания.
Чужд этого духовного дара грехолюбец: он и на самых гробницах не
престает предаваться греховным угождениям плоти, нисколько не помня о
смерти, предстоящей ему лицом к лицу. Напротив того служитель Христов, и
в великолепных чертогах, вспомнит ждущий его гроб, прольет о душе своей
спасительнейшие слезы. Аминь.
[1] Св. Исаак Сирский, Слово 21.
[2] Сир. VII, 39.
[3] Пс. XXXIII, 22.
[4] Лествица, Слово 6.
