Ученик: Дай точное и подробное понятие о прелести. Что
такое — прелесть?
Старец. Прелесть есть повреждение естества человеческого
ложью. Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения,
произведенное падением праотцев наших. Все мы — в прелести
[1]. Знание этого есть величайшее предохранение от прелести.
Величайшая прелесть — признавать себя свободным от прелести. Все
мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии,
нуждаемся в освобождении истиною. Истина есть Господь наш Иисус
Христос
[2]. Усвоимся этой Истине верою в Нее, возопием молитвою к
этой Истине — и Она извлечет нас из пропасти самообольщения и
обольщения демонами. Горестно — состояние наше! Оно — темница,
из которой мы молим извести нашу душу, исповедатися имени
Господню
[3]. Оно — та мрачная земля, в которую низвергнута жизнь
наша позавидовавшим нам и погнавшим нас врагом
[4] . Оно — плотское мудрование
[5] и лжеименный разум
[6], которыми заражен весь мир, не признающий своей болезни,
провозглашающий ее цветущим здравием. Оно — плоть и кровь,
которые царствия Божия наследити не могут
[7]. Оно — вечная смерть, врачуемая и уничтожаемая Господом
Иисусом, Который есть воскрешение и живот
[8] . Таково наше состояние. Зрение его — новый повод к
плачу. С плачем возопием ко Господу Иисусу, чтоб Он вывел нас из
темницы, извлек из пропастей земных, исторг из челюстей смерти.
Господь наш Иисус Христос, — говорит преподобный Симеон, Новый
Богослов, — потому и сошел к нам, что восхотел изъять нас из
плена и из злейшей прелести
[9].
Ученик. Это объяснение недовольно доступно для моих
понятий: нуждаюсь в объяснении более простом, более близком к
моему уразумению.
Старец. В средство погубления человеческого рода
употреблена была падшим ангелом ложь
[10]. По этой причине Господь назвал диавола ложью, отцем
лжи и человекоу6ийцею искони
[11]. Понятие о лжи Господь тесно соединил с понятием о
человекоубийстве, потому что последнее есть непременное
последствие первой. Словом “искони” указывается на то,
что ложь с самого начала послужила для диавола орудием к
человекоубийству, и постоянно служит ему орудием к
человекоубийству, к погублению человеков. Начало зол — ложная
мысль! Источник самообольщения и бесовской прелести — ложная
мысль! Причина разнообразного вреда и погибели — ложная мысль!
При посредстве лжи диавол поразил вечною смертью человечество в
самом корне его, в праотцах. Наши праотцы прельстились, то есть,
признали истиною ложь, и, приняв ложь под личиною истины,
повредили себя неисцельно смертоносным грехом, что
засвидетельствовала и праматерь наша. Змий прельсти мя, —
сказала она, — и ядох
[12]. С того времени естество наше, зараженное ядом зла,
стремится произвольно и невольно ко злу,
представляющемуся добром и наслаждением искаженной воле,
извращенному разуму, извращенному сердечному чувству.
Произвольно, потому что в нас еще есть остаток свободы в
избрании добра и зла. Невольно, потому что этот остаток свободы
не действует как полная свобода; он действует под неотъемлемым
влиянием повреждения грехом. Мы родимся такими; мы не можем не
быть такими, и потому все мы, без всякого исключения, находимся
в состоянии самообольщения и бесовской прелести. Из этого
воззрения на состояние человеков в отношении к добру и злу, на
состояние, которое по необходимости принадлежит каждому
человеку, вытекает следующее определение прелести, объясняющее
ее со всею удовлетворительностью: прелесть есть усвоение
человеком лжи, принятой им за истину. Прелесть действует
первоначально на образ мыслей; будучи принята и, извратив образ
мыслей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные
ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю
деятельность его, отравляет самое тело, как неразрывно связанное
Творцом с душею. Состояние прелести есть состояние погибели или
вечной смерти.
Со времени падения человека диавол получил к нему постоянно
свободный доступ
[13]. Диавол имеет право на этот доступ: его власти ,
повиновением ему человек подчинил себя произвольно, отвергнув
повиновение Богу. Бог искупил человека. Искупленному человеку
предоставлена свобода повиноваться или Богу, или диаволу, а чтоб
свобода эта вынаружилась непринужденно, оставлен диаволу доступ
к человеку. Очень естественно, что диавол употребляет все усилия
удержать человека в прежнем отношении к себе, или даже привести
в большее порабощение. Для этого он употребляет прежнее и
всегдашнее свое оружие — ложь. Он старается обольстить и
обмануть нас, опираясь на наше состояние самообольщения; наши
страсти — эти болезненные влечения — он приводит в движение;
пагубные требования их облачает в благовидность, усиливается
склонить нас к удовлетворению страстей. Верный Слову Божию не
дозволяет себе этого удовлетворения, обуздывает страсти,
отражает нападения врага
[14]; действуя под руководством Евангелия против
собственного самообольщения, укрощая страсти, этим уничтожая
мало-помалу влияние на себя падших духов, он мало-помалу выходит
из состояния прелести в область истины и свободы
[15], полнота которых доставляется осенением Божественной
благодати. Неверный учению Христову, последующий своей воле и
разуму, подчиняется врагу и из состояния самообольщения
переходит к состоянию бесовской прелести, теряет остаток своей
свободы, вступает в полное подчинение диаволу. Состояние людей в
бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той
страсти, которою человек обольщен и порабощен, соответствуя той
степени, в которой человек порабощен страсти. Но все, впавшие в
бесовскую прелесть, то есть, через развитие собственного
самообольщения вступившие в общение с диаволом и в порабощение
ему, — находятся в прелести, суть храмы и орудия бесов, жертвы
вечной смерти, жизни в темницах ада.
Ученик. Исчисли виды бесовской прелести, происходящей от
неправильного упражнения молитвою.
Старец. Все виды бесовской прелести, которым подвергается
подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не
положено покаяние, что покаяние не сделалось источником, душою,
целью молитвы. “Если кто, — говорит преподобный Григорий Синаит
в вышеприведенной статье, — с самонадеянностью, основанною на
самомнении
[16], мечтает достигнуть в высокие молитвенные состояния, и
стяжал ревность не истинную, а сатанинскую, того диавол удобно
опутывает своими сетями, как своего служителя”. Всякий,
усиливающийся взойти на брак Сына Божия не в чистых и светлых
одеждах, устраиваемых покаянием, а прямо в своем рубище, в
состоянии ветхости, греховности и самообольщения, извергается
вон, во тьму кромешную, в бесовскую прелесть. Совещаю тебе,
— говорит Спаситель призванному к таинственному жречеству, —
купити от Мене злато разженно огнем, да обогатишися: и одеяние
бело, да облечешися, да не явится срамота наготы твоея: и
коллурием слез помажи чувственные очи твои и
очи ума, да видиши. Аз, ихже люблю, обличаю и наказую: ревнуй
убо, и покайся
[17]. Покаяние и все, из чего оно составляется, как то:
сокрушение или болезнование духа, плач сердца, слезы,
самоосуждение, памятование и предощущение смерти, суда Божия и
вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий — суть дары
Божии, дары великой цены, дары первоначальные и основные, залоги
даров высших и вечных. Без предварительного получения их,
подаяние последующих даров невозможно. “Как бы ни возвышенны
были наши подвиги, — сказал святой Иоанн Лествичник, — но если
мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны и
тщетны”
[18] . Покаяние, сокрушение духа, плач суть признаки, суть
свидетельство правильности молитвенного подвига; отсутствие их —
признак уклонения в ложное направление, признак самообольщения,
прелести или бесплодия. То или другое, то есть прелесть или
бесплодие, составляют неизбежное последствие неправильного
упражнения молитвою, а неправильное упражнение молитвою
неразлучно с самообольщением.
Самый опасный неправильный образ молитвы заключается в том,
когда молящийся сочиняет силою воображения своего мечты или
картины, заимствуя их, по-видимому, из Священного Писания, в
сущности же из своего собственного состояния, из своего падения,
из своей греховности, из своего самообольщения, — этими
картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему
высокоумию, своей гордости, обманывает себя. Очевидно, что все,
сочиняемое мечтательностью нашей падшей природы, извращенной
падением природы, не существует на самом деле, — есть вымысел и
ложь, столько свойственные, столько возлюбленные падшему ангелу.
Мечтатель, с первого шага на пути молитвенном, исходит из
области истины, вступает в область лжи, в область сатаны,
подчиняется произвольно влиянию сатаны. Святой Симеон, Новый
Богослов, описывает молитву мечтателя и плоды ее так: “Он
возводит к небу руки, глаза и ум, воображает в уме своем”—
подобно Клопштоку и Мильтону — “Божественные совещания, небесные
блага, чины святых Ангелов, селения святых, короче — собирает в
воображении своем все, что слышал в Божественном Писании,
рассматривает это во время молитвы, взирает на небо, всем этим
возбуждает душу свою к Божественному желанию и любви, иногда
проливает слезы и плачет. Таким образом мало-помалу кичится
сердце его, не понимая того умом; он мнит, что совершаемое им
есть плод Божественной благодати к его утешению, и молит Бога,
чтоб сподобил его всегда пребывать в этом делании. Это признак
прелести. Такой человек, если и будет безмолвствовать
совершенным безмолвием, не может не подвергнуться умоисступлению
и сумасшествию. Если же не случится с ним этого — однако ему
невозможно никогда достигнуть духовного разума и добродетели или
бесстрастия. Таким образом прельстились видевшие свет и сияние
этими телесными очами, обонявшие благовония обонянием своим,
слышавшие гласы ушами своими. Одни из них возбесновались, и
переходили умоповрежденными с места на место; другие приняли
беса, преобразившегося в Ангела светлого, прельстились и пребыли
неисправленными, даже до конца, не принимая совета ни от кого из
братий; иные из них, подучаемые диаволом, убили сами себя: иные
низверглись в пропасти, иные удавились. И кто может исчислить
различные прельщения диавола, которыми он прельщает, и которые
неисповедимы? Впрочем, из сказанного нами всякий разумный
человек может научиться, какой вред происходит от этого образа
молитвы. Если же кто из употребляющих его и не подвергнется ни
одному из вышесказанных бедствий по причине сожительства с
братией, потому что таким бедствиям подвергаются наиболее
отшельники, живущие наедине, но таковой проводит всю жизнь свою
безуспешно”
[19].
Все святые Отцы, описавшие подвиг умной молитвы, воспрещают
не только составлять произвольные мечты, но и преклоняться
произволением и сочувствием к мечтам и привидениям, которые
могут представиться нам неожиданно, независимо от нашего
произволения. И это случается при молитвенном подвиге, особливо
в безмолвии. “Никак не прими, — говорит преподобный Григорий
Синаит, — если увидишь что-либо, чувственными очами или умом,
вне или внутри тебя, будет ли то образ Христа, или Ангела, или
какого Святого, или если представится тебе свет... Будь
внимателен и осторожен! не позволь себе доверить чему-либо, не
вырази сочувствия и согласия, не вверься поспешно явлению, хотя
бы оно было истинное и благое; пребывай хладным к нему и чуждым,
постоянно сохраняя ум твой безвидным, не составляющим из себя
никакого изображения и не запечатленным никаким изображением.
Увидевший что-либо в мысли или чувственно, хотя бы то было и от
Бога, и принимающий поспешно, удобно впадает в прелесть, по
крайней мере обнаруживает свою наклонность и способность к
прелести, как принимающий явления скоро и легкомысленно.
Новоначальный должен обращать все внимание на одно сердечное
действие, одно это действие признавать непрелестным, — прочего
же не принимать до времени вступления в бесстрастие. Бог не
прогневляется на того, кто опасаясь прелести, с крайней
осмотрительностью наблюдает за собою, если он и не примет чего
посланного от Бога, не рассмотрев посланное со всею
тщательностью; напротив того, Бог похваляет такого за его
благоразумие”
[20]. Святой Амфилохий, с юности вступивший в монашество,
удостоился в зрелых летах и в старости проводить жизнь
отшельническую в пустыне. Заключась в пещеру, он упражнялся в
безмолвии, и достиг великого преуспеяния. Когда совершилось
сорок лет его отшельнической жизни, — явился ему ночью
Ангел, и сказал: Амфилохий! иди в город и паси духовных овец.
Амфилохий пребыл во внимании себе, и не обратил внимания на
повеление Ангела. На другую ночь снова явился Ангел и повторил
повеление, присовокупив, что оно от Бога. И опять Амфилохий не
оказал повиновения Ангелу, опасаясь быть обольщенным и вспоминая
слова Апостола, что и сатана преобразуется в Ангела светлого
[21]. На третью ночь снова явился Ангел и, удостоверив о
себе Амфилохия славословием Бога, нетерпимым духами
отверженными, взял старца за руку, вывел из келии, привел к
церкви, находившейся вблизи. Двери церковные отворились сами
собою. Церковь освещалась небесным светом; в ней присутствовало
множество святых мужей в белых ризах с солнцеобразными лицами.
Они рукоположили Амфилохия в епископа города Иконии
[22]. — При противоположном поведении, преподобные Исаакий и
Никита Печерские, новые и неопытные в отшельнической жизни,
подверглись ужаснейшему бедствию, опрометчиво вверившись
представившемуся им привидению. Первому явилось множество
демонов в сиянии; один из демонов принял вид Христа, прочие —
вид святых Ангелов. Второго обольстил демон сперва благоуханием
и гласом, как бы Божиим, потом представ ему очевидно в виде
Ангела
[23]. Опытные в монашеской жизни иноки, истинно святые иноки
гораздо более опасаются прелести, гораздо более не доверяют
себе, нежели новоначальные, особливо те из новоначальных,
которые объяты разгорячением к подвигу. С сердечною любовью
предостерегает от прелести преподобный Григорий Синаит
безмолвника, для которого написана его книга: “Хочу, чтоб ты
имел определенное понятие о прелести; хочу этого с тою целью,
чтоб ты мог предохранить себя от прелести, чтоб при стремлении,
не озаренном должным ведением, ты не причинил себе великого
вреда, не погубил души твоей. Свободное произволение человека
удобно преклоняется к общению с противниками нашими, в
особенности произволение неопытных, новых в подвиге, как еще
обладаемых демонами”
[24]. Как это верно! Склоняется, влечется наше свободное
произволение к прелести потому, что всякая прелесть льстит
нашему самомнению, нашему тщеславию, нашей гордости. “Бесы
находятся вблизи и окружают новоначальных и самочинных,
распростирая сети помыслов и пагубных мечтаний, устраивая
пропасти падений. Город новоначальных — все существо каждого из
них — находится еще в обладании варваров... По легкомыслию не
вдавайся скоро тому, что представляется тебе, но пребывай
тяжким, удерживая благое со многим рассмотрением, и отвергая
лукавое... Знай, что действия благодати — ясны; демон преподать
их не может; он не может преподать ни кротости, ни тихости, ни
смирения, ни ненависти к миру; он не укрощает страстей и
сластолюбия, как это делает благодать”. Действия его: “дмение” —
надменность, напыщенность — “высокоумие, страхование, словом,
все виды злобы. По действию возможешь познать свет, воссиявший в
душе твоей, Божий ли он, или от сатаны”
[25]. Надо знать, что такое рассмотрение — принадлежность
преуспевших иноков, никак не новоначальных. Преподобный Синаит
беседует, хотя с новоначальным, но с новоначальным по безмолвной
жизни, который и по пребыванию в монашестве и по телесному
возрасту был старец, как видно из книги.
Ученик. Не случилось ли тебе видеть кого-либо пришедшего
в бесовскую прелесть от развития мечтательности при упражнении
молитвою?
Старец. Случалось. Некоторый чиновник, живший в
Петербурге, занимался усиленным молитвенным подвигом, и пришел
от него в необычайное состояние. О подвиге своем и о
последствиях его он открывал тогдашнему протоиерею церкви
Покрова Божией Матери, что в Коломне. Протоиерей, посетив
некоторый монастырь Санкт-Петербургской епархии, просил одного
из монашествующих того монастыря побеседовать с чиновником.
“Странное положение, в которое чиновник пришел от подвига, —
говорил справедливо протоиерей, — удобнее может быть объяснено
жителями монастыря, как более знакомыми с подробностями и
случайностями аскетического подвига”. Монах согласился. Через
несколько времени чиновник прибыл в монастырь. При беседе его с
монахом присутствовал и я. Чиновник начал тотчас рассказывать о
своих видениях, — что он постоянно видит при молитве свет от
икон, слышит благоухание, чувствует во рту необыкновенную
сладость, и так далее. Монах, выслушав этот рассказ, спросил
чиновника: “Не приходила ли вам мысль убить себя?” — “Как же! —
отвечал чиновник, — я уже был кинувшись
[26] в Фонтанку, да меня вытащили”. Оказалось, что чиновник
употреблял образ молитвы, описанный святым Симеоном, разгорячил
воображение и кровь, при чем человек делается очень способным к
усиленному посту и бдению. К состоянию самообольщения,
избранному произвольно, диавол присоединил свое, сродное этому
состоянию действие, — и человеческое самообольщение перешло в
явную бесовскую прелесть. Чиновник видел свет телесными очами;
благоухание и сладость, которые он ощущал, были так же
чувственные. В противоположность этому, видения Святых и их
сверхъестественные состояния вполне духовны
[27]: подвижник соделывается способным к ним не прежде, как
по отверзении очей души Божественною благодатию, причем оживают
и прочие чувства души, дотоле пребывающие в бездействии
[28]; принимают участие в благодатном видении и телесные
чувства Святых, но тогда, когда тело перейдет из состояния
страстного в состояние бесстрастное. Монах начал уговаривать
чиновника, чтоб он оставил употребляемый им способ молитвы,
объясняя и неправильность способа и неправильность состояния,
доставляемого способом. С ожесточением воспротивился чиновник
совету. “Как отказаться мне от явной благодати!” — возражал он.
Вслушиваясь в поведания чиновника о себе, я почувствовал к
нему неизъяснимую жалость, и вместе представлялся он мне
каким-то смешным. Например, он сделал монаху следующий вопрос:
“Когда от обильной сладости умножится у меня во рту слюна, то
она начинает капать на пол: не грешно ли это?” Точно:
находящиеся в бесовской прелести возбуждают к себе сожаление,
как не принадлежащие себе и находящиеся, по уму и сердцу, в
плену у лукавого, отверженного духа. Представляют они собой и
смешное зрелище: посмеянию предаются они овладевшим ими лукавым
духом, который привел их в состояние уничижения, обольстив
тщеславием и высокоумием. Ни плена своего, ни странности
поведения прельщенные не понимают, сколько бы ни были очевидными
этот плен, эта странность поведения. — Зиму 1828 — 1829 годов
проводил я в Площанской Пустыни
[29]. В то время жил там старец, находившийся в прелести. Он
отсек себе кисть руки, полагая исполнить этим евангельскую
заповедь, и рассказывал всякому, кому угодно было выслушать его,
что отсеченная кисть руки соделалась святыми мощами, что она
хранится и чествуется благолепно в Московском Симонове
монастыре, что он, старец, находясь в Площанской Пустыни в
пятистах верстах от Симонова, чувствует, когда Симоновский
архимандрит с братиею прикладываются к руке. С старцем делалось
содрогание, причем он начинал шипеть очень громко; он признавал
это явление плодом молитвы, но зрителям оно представлялось
извращением себя, достойным лишь сожаления и смеха. Дети, жившие
в монастыре по сиротству, забавлялись этим явлением и копировали
его перед глазами старца. Старец приходил в гнев, кидался то на
одного, то на другого мальчика, трепал их за волоса. Никто из
почтенных иноков обители не мог уверить прельщенного, что он
находится в ложном состоянии, в душевном расстройстве.
Когда чиновник ушел, я спросил монаха: “С чего пришло ему на
мысль спросить чиновника о покушении на самоубийство?” Монах
отвечал: “Как среди плача по Богу приходят минуты
необыкновенного успокоения совести, в чем заключается утешение
плачущих, так и среди ложного наслаждения, доставляемого
бесовской прелестью, приходят минуты, в которые прелесть как бы
разоблачается, и дает вкусить себя так, как она есть. Эти минуты
— ужасны! горечь их и производимое этою горечью отчаяние —
невыносимы. По этому состоянию, в которое приводит прелесть,
всего бы легче узнать ее прельщенному, и принять меры к
исцелению себя. Увы! начало прелести — гордость, и плод ее —
преизобильная гордость. Прельщенный, признающий себя сосудом
Божественной благодати, презирает спасительные предостережения
ближних, как это заметил святой Симеон. Между тем припадки
отчаяния становятся сильнее и сильнее; наконец отчаяние
обращается в умоисступление, и увенчавается самоубийством. — В
начале нынешнего столетия подвизался в Софрониевой Пустыни
[30] схимонах Феодосий, привлекший к себе уважение и
братства и мирян строгим, возвышенным жительством. Однажды
представилось ему, что он был восхищен в рай. По окончании
видения, он пошел к настоятелю, поведал подробно о чуде, и
присовокупил выражение сожаления, что он видел в раю только
себя, не видел никого из братий. Эта черта ускользнула из
внимания у настоятеля; он созвал братию, в сокрушении духа
пересказал им о видении схимонаха, и увещевал к жизни, более
усердной и богоугодной. По прошествии некоторого времени начали
обнаруживаться в действиях схимонаха странности. Дело кончилось
тем, что он найден удавившимся в своей келии.
Со мною был следующий, достойный замечания случай. Посетил
меня однажды Афонский иеросхимонах, бывший в России за сбором.
Мы сели в моей приемной келии, и он стал говорить мне: “Помолись
о мне, отец: я много сплю, много ем”. Когда он говорил мне это,
я ощутил жар, из него исходивший, почему и отвечал ему: “Ты не
много ешь, и не много спишь; но нет ли в тебе чего особенного?”
и просил его войти во внутреннюю мою келию. Идя пред ним, и
отворяя дверь во внутреннюю келию, я молил мысленно Бога, чтоб
Он даровал гладной душе моей попользоваться от Афонского
иеросхимонаха, если он — истинный раб Божий. Точно: я заметил в
нем что-то особенное. Во внутренней келии мы опять уселись для
беседы, — и я начал просить его: “Сделай милость, научи меня
молитве. Ты живешь в первом монашеском месте на земле, среди
тысяч монахов: в таком месте и в таком многочисленном собрании
монахов непременно должны находиться великие молитвенники,
знающие молитвенное тайнодействие и преподающие его ближним, по
примеру Григориев Синаита и Паламы, по примеру многих других
Афонских светильников”. Иеросхимонах немедленно согласился быть
моим наставником, — и, о ужас! с величайшим разгорячением начал
передавать мне вышеприведенный способ восторженной, мечтательной
молитвы. Вижу: он — в страшном разгорячении! у него разгорячены
и кровь и воображение! он — в самодовольстве, в восторге от
себя, в самообольщении, в прелести! Дав ему высказаться, я начал
понемногу, в чине наставляемого, предлагать ему учение святых
Отцов о молитве, указывая его в Добротолюбии, и прося объяснить
мне это учение. Афонец пришел в совершенное недоумение. Вижу: он
вполне незнаком с учением Отцов о молитве! При продолжении
беседы говорю ему: “Смотри, старец! будешь жить в Петербурге, —
никак не квартируй в верхнем этаже, квартируй непременно в
нижнем”. “Отчего так?” — возразил Афонец. “Оттого, — отвечал я,
— что если вздумается ангелам, внезапно восхитив тебя, перенести
из Петербурга в Афон, и они понесут из верхнего этажа, да
уронят, то убьешься до смерти: если же понесут из нижнего, и
уронят, то только ушибешься”. “Представь себе, — отвечал Афонец,
— сколько уже раз, когда я стоял на молитве, приходила мне живая
мысль, что ангелы восхитят меня, и поставят на Афоне!”
Оказалось, что иеросхимонах носит вериги, почти не спит, мало
вкушает пищи, чувствует в теле такой жар, что зимою не нуждается
в теплой одежде. К концу беседы пришло мне на мысль поступить
следующим образом: я стал просить Афонца, чтоб он, как постник и
подвижник, испытал над собою способ, преподанный святыми Отцами,
состоящий в том, чтоб ум во время молитвы был совершенно чужд
всякого мечтания, погружался весь во внимание словам молитвы,
заключался и вмещался, по выражению святого Иоанна Лествичника,
в словах молитвы
[31]. При этом сердце обыкновенно содействует уму
душеспасительным чувством печали о грехах, как сказал
преподобный Марк Подвижник: “Ум не развлеченно молящийся,
утесняет сердце: сердце же сокрушенно и смиренно Бог не
уничижит”
[32]. “Когда ты испытаешь над собою, — сказал я Афонцу, — то
сообщи и мне о плоде опыта; для меня самого такой опыт неудобен
по развлеченной жизни, проводимой мною”. Афонец охотно
согласился на мое предложение. Через несколько дней приходит он
ко мне, и говорит: “Что сделал ты со мною?” — “А что?” — “Да как
я попробовал помолиться со вниманием, заключая ум в слова
молитвы, то все мои видения пропали, и уже не могу возвратиться
к ним”. Далее в беседе с Афонцем я не видел той самонадеянности
и той дерзости, которые были очень заметны в нем при первом
свидании и которые обыкновенно замечаются в людях, находящихся в
самообольщении, мнящих о себе, что они святы, или находятся в
духовном преуспеянии. Афонец изъявил даже желание услышать для
себя мой убогий совет. Когда я посоветовал ему не отличаться по
наружному образу жизни от прочих иноков, потому что такое
отличие себя ведет к высокоумию
[33], то он снял с себя вериги, и отдал их мне. Через месяц
он опять был у меня, и сказывал, что жар в теле его прекратился,
что он нуждается в теплой одежде, и спит гораздо более. При этом
он говорил, что на Афонской горе многие, и из пользующихся
славою святости, употребляют тот способ молитвы, который был
употребляем им, — научают ему и других. Не мудрено! Святой
Симеон, Новый Богослов, живший за восемь столетий до нашего
времени, говорит, что внимательною молитвою занимаются очень
немногие
[34]. Преподобный Григорий Синаит, живший в четырнадцатом
столетии по Рождестве Христовом, когда прибыл на Афонскую гору,
то нашел, что многочисленное монашество ее не имеет никакого
понятия о умной молитве, а занимается лишь телесными подвигами,
совершая молитвы лишь устно и гласно
[35]. Преподобный Нил Сорский, живший в конце 15-го и начале
16-го века, посетивши также Афонскую гору, говорит, что в его
время число внимательных молитвенников оскудело до крайности
[36]. Старец, архимандрит Паисий Величковский переместился
на Афонскую гору из Молдавии в 1747 г. Он ознакомился коротко со
всеми монастырями и скитами, беседовал со многими старцами,
которых признавало общее мнение Святой Горы опытнейшими и
святыми иноками. Когда же он начал вопрошать этих иноков о
книгах святых Отцов, написавших о умной молитве, — оказалось,
что они не только не знали о существовании таких Писаний, но
даже не знали имен святых Писателей; тогда Добротолюбие еще не
было напечатано на греческом языке
[37]. Внимательная молитва требует самоотвержения, а на
самоотвержение решаются редкие. Заключенный в себя вниманием,
находящийся в состоянии недоумения от зрения своей греховности,
неспособный к многословию и вообще к эффекту и актерству,
представляется для незнающих таинственного подвига его каким-то
странным, загадочным, недостаточным во всех отношениях. Легко ли
расстаться с мнением мира! И миру — как познать подвижника
истинной молитвы, когда самый подвиг вовсе неизвестен миру? То
ли дело — находящийся в самообольщении! Не ест, не пьет, не
спит, зимою ходит в одной рясе, носит вериги, видит видения,
всех учит и обличает с дерзкою наглостью, без всякой
правильности, без толку и смысла, с кровяным, вещественным,
страстным разгорячением, и по причине этого горестного,
гибельного разгорячения. Святой, да и только! Издавна замечены
вкус и влечение к таким в обществе человеческом: приемлете,
— пишет Апостол Павел к Коринфянам, — аще кто вас порабощает,
аще кто поядает, аще кто не в лепоту проторит, аще кто по лицу
биет вы, аще кто величается
[38]. Далее святой Апостол говорит, что он, бывши в Коринфе,
не мог вести себя дерзко и нагло: поведение его было запечатлено
скромностью, кротостию, и тихостию Христовою
[39]. Большая часть подвижников Западной Церкви,
провозглашаемых ею за величайших святых — по отпадении ее от
Восточной Церкви и по отступлении Святаго Духа от нее — молились
и достигали видений, разумеется, ложных, упомянутым мною
способом. Эти мнимые святые были в ужаснейшей бесовской
прелести. Прелесть уже естественно воздвигается на основании
богохульства, которым у еретиков извращена догматическая вера.
Поведение подвижников латинства, объятых прелестью, было всегда
исступленное, по причине необыкновенного вещественного,
страстного разгорячения. В таком состоянии находился Игнатий
Лойола, учредитель Иезуитского ордена. У него воображение было
так разгорячено и изощрено, что, как сам он утверждал, ему
стоило только захотеть и употребить некоторое напряжение, как
являлись пред его взорами, по его желанию, ад или рай. Явление
рая и ада совершалось не одним действием воображения
человеческого; одно действие воображения человеческого
недостаточно для этого: явление совершалось действием демонов,
присоединявших свое обильное действие к недостаточному действию
человеческому, совокуплявших действие с действием, пополнявших
действие действием, на основании свободного произволения
человеческого, избравшего и усвоившего себе ложное направление.
Известно, что истинным святым Божиим видения даруются
единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по
воле человека и не по его собственному усилию, — даруются
неожиданно, весьма редко, при случаях особенной нужды, по
дивному смотрению Божию, а не как бы случилось
[40]. Усиленный подвиг находящихся в прелести обыкновенно
стоит рядом с глубоким развратом. Разврат служит оценкою того
пламени, которым разжжены прельщенные. Подтверждается это и
сказаниями истории и свидетельством Отцов. “Видящий духа
прелести” — в явлениях представляемых им, — сказал преподобный
Максим Капсокаливи, — очень часто подвергается ярости и гневу;
благовоние смирения или молитвы, или слезы истинной не имеет в
нем места. Напротив того, он постоянно хвалится своими
добродетелями, тщеславствует, и предается завсегда лукавым
страстям бесстрашно”
[41].
Ученик. Неправильность этого способа молитвы и связь его
с самообольщением и прелестью — ясны; предостереги меня и от
прочих видов неправильной молитвы и сопряженного с ними ложного
состояния.
Старец. Как неправильное действие умом вводит в
самообольщение и прелесть, так точно вводит в них неправильное
действие сердцем. Исполнены безрассудной гордости желание и
стремление видеть духовные видения умом, не очищенным от
страстей, не обновленным и не воссозданным десницею Святого
Духа; исполнены такой же гордости и безрассудства желание и
стремление сердца насладиться ощущениями святыми, духовными,
Божественными, когда оно еще вовсе неспособно для таких
наслаждений. Как ум нечистый, желая видеть Божественные видения
и не имея возможности видеть их, сочиняет для себя видения из
себя, ими обманывает себя и обольщает, так и сердце, усиливаясь
вкусить Божественную сладость и другие Божественные ощущения, и
не находя их в себе, сочиняет их из себя, ими льстит себе,
обольщает, обманывает, губит себя, входя в область лжи, в
общение с бесами, подчиняясь их влиянию, порабощаясь их власти.
Одно ощущение из всех ощущений сердца, в его состоянии
падения, может быть употреблено в невидимом Богослужении: печаль
о грехах, о греховности, о падении, о погибели своей, называемая
плачем, покаянием, сокрушением духа. Это засвидетельствовано
Священным Писанием. Аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо;
всесожжения не благоволиши
[42]: и каждое сердечное ощущение порознь, и все они вместе
не благоугодны Тебе, как оскверненные грехом, как извращенные
падением. Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и
смиренно Бог не уничижит
[43]. Эта жертва — жертва отрицательная; с принесением этой
жертвы естественно устраняется принесение прочих жертв, при
ощущении покаяния умолкают все другие ощущения. Для того, чтобы
жертвы прочих ощущений соделались благоугодными Богу, нужно
предварительно излиться благоволению Божию на наш Сион, нужно
предварительно восстановиться стенам нашего разрушенного
Иерусалима. Господь — праведен, всесвят; только праведные,
чистые жертвы, к которым способно естество человеческое по
обновлении своем, благоприятны праведному, всесвятому Господу. К
жертвам и всесожжениям оскверненным Он не благоволит.
Позаботимся очиститься покаянием! Тогда благоволиши жертву
правды, возношение и всесожигаемая; тогда возложат на алтарь
Твой тельцы
[44]: новорожденные ощущения обновленного Святым Духом
человека.
Первая заповедь, данная Спасителем мира всему без исключения
человечеству, есть заповедь о покаянии: начат Иисус
проповедати и глаголати: покайтеся, приближися бо царствие
небесное
[45]. Эта заповедь объемлет, заключает, совмещает в себе все
прочие заповеди. Тем человекам, которые не понимали значения и
силы покаяния, Спаситель говорил не раз: Шедше, научитеся,
что есть, милости хощу, а не жертвы
[46]. Это значит: Господь, умилосердившись над падшими и
погибшими человеками, всем даровал покаяние в единственное
средство к спасению, потому что все объяты падением и погибелью.
Он не взыскивает, даже не желает от них жертв, к которым они не
способны, а желает, чтобы они умилосердились над собою, сознали
свое бедствие, освободились от него покаянием. К упомянутым
словам Господь присовокупил страшные слова: не приидох, —
сказал Он, — призвати праведники, но грешники на покаяние.
Кто названы праведниками? те несчастные, слепотствующие
грешники, которые, будучи обмануты самомнением, не находят
покаяние существенно нужным для себя, и потому, или отвергают
его, или небрегут о нем. О несчастье! за это отрекается от них
Спаситель, утрачивается ими сокровище спасения. “Горе душе, —
говорит преподобный Макарий Великий, — не чувствующей язв своих
и мнящей о себе, по причине великого, безмерного повреждения
злобою, что она вполне чужда повреждения злобою. Такой души уже
не посещает и не врачует благий Врач, как оставившей произвольно
язвы свои без попечения о них, и мнящей о себе, что она здрава и
непорочна. Не требуют, — говорит Он — здравии врача,
но болящии”
[47]. Ужасная жестокость к себе — отвержение покаяния!
Ужасная холодность, нелюбовь к себе — небрежение о покаянии.
Жестокий к себе не может не быть жестоким и к ближним.
Умилосердившийся к себе приятием покаяния, вместе делается
милостивым и к ближним. Из этого видна вся важность ошибки:
отнять у сердца заповеданное ему Самим Богом, существенно и
логически необходимое для сердца чувство покаяния, и усиливаться
раскрыть в сердце, в противность порядку, в противность
установлению Божию, те чувствования, которые сами собою должны
явиться в нем по очищении покаянием, но совершенно в ином
характере
[48] . Об этом характере духовном плотской человек не может
составить себе никакого представления: потому что представление
ощущения всегда основывается на известных уже сердцу ощущениях,
а духовные ощущения вполне чужды сердцу, знакомому с одними
плотскими и душевными ощущениями. Такое сердце не знает даже о
существовании духовных ощущений.
Всем известно, какое душевное бедствие возникло для иудейских
книжников и фарисеев из их неправильного душевного настроения:
они сделались не только чуждыми Бога, но и исступленными врагами
Его, богоубийцами. Подобному бедствию подвергаются подвижники
молитвы, извергшие из своего подвига покаяние, усиливающиеся
возбуждать в сердце любовь к Богу, усиливающиеся ощущать
наслаждение, восторг; они развивают свое падение, соделывают
себя чуждыми Бога, вступают в общение с сатаною, заражаются
ненавистью к Святому Духу. Этот род прелести — ужасен; он
одинаково душепагубен как и первый, но менее явен, он редко
оканчивается сумасшествием и самоубийством, но растлевает
решительно и ум и сердце. По производимому им состоянию ума Отцы
назвали его мнением
[49]. На этот род прелести указывает святой апостол Павел,
когда говорит: Никтоже вас да прельщает изволенным ему
смиренномудрием и службою ангелов, яже не уведе уча, без ума
дмяся от ума плоти своея
[50]. Одержимый этою прелестью мнит о себе, сочинил о себе
“мнение”, что он имеет многие добродетели и достоинства, — даже,
что обилует дарами Святаго Духа. Мнение составляется из ложных
понятий и ложных ощущений: по этому свойству своему, оно вполне
принадлежит к области отца и представителя лжи — диавола.
Молящийся, стремясь раскрыть в сердце ощущения нового человека,
и не имея на это никакой возможности, заменяет их ощущениями
своего сочинения, поддельными, к которым не замедляет
присоединиться действие падших духов. Признав неправильные
ощущения, свои и бесовские, истинными и благодатными, он
получает соответствующие ощущениям понятия. Ощущения эти,
постоянно усвоиваясь сердцу и усиливаясь в нем, питают и
умножают ложные понятия; естественно, что от такого
неправильного подвига образуются самообольщение и бесовская
прелесть — “мнение”. “Мнение не допускает быть мнимому
[51]”, — сказал святой Симеон, Новый Богослов. Мнящий о
себе, что он бесстрастен, никогда не очистится от страстей;
мнящий о себе, что он исполнен благодати, никогда не получит
благодати; мнящий о себе, что он свят, никогда не достигнет
святости. Просто сказать: приписывающий себе духовные делания,
добродетели, достоинства, благодатные дары, льстящий себе и
потешающий себя “мнением”, заграждает этим “мнением” вход в себя
и духовным деланиям, и христианским добродетелям и Божественной
благодати, — открывает широко вход греховной заразе и демонам.
Уже нет никакой способности к духовному преуспеянию в зараженных
“мнением”: они уничтожили эту способность, принесши на алтарь
лжи самые начала деятельности человека и его спасения — понятия
о истине. Необыкновенная напыщенность является в недугующих этой
прелестью: они как бы упоены собою, своим состоянием
самообольщения, видя в нем состояние благодатное. Они пропитаны,
преисполнены высокоумием и гордостью, представляясь, впрочем,
смиренными для многих, судящих по лицу, не могущих оценивать по
плодам, как заповедал Спаситель
[52], тем менее по духовному чувству, о котором упоминает
Апостол
[53]. Живописно изобразил Пророк Исаия действие прелести
“мнения” в падшем архангеле, действие, обольстившее и погубившее
этого архангела. Ты, — говорит пророк сатане — рекл
еси во уме твоем: на небо взыду, выше звезд небесных поставлю
престол мой, сяду на горе высоце, на горах высоких, яже к
северу, взыду выше облак, буду, подобен Вышнему. Ныне же во ад
снидеши, и во основание земли
[54].
Зараженного “мнением” обличает Господь так: Глаголеши, яко
богат есмь, и обогатихся, и ничтоже требую, и не веси, яко ты
еси окаянен, и беден, и нищ, и слеп, и наг
[55]. Господь увещевает прельщенного к покаянию, предлагает
купить не у кого иного, у Самого Господа, необходимые
потребности, из которых составляется покаяние
[56]. Купля настоятельно нужна: без нее нет спасения. Нет
спасения без покаяния, а покаяние принимается от Бога только
теми, которые, для принятия его, продадут все имущество свое, то
есть, отрекутся от всего, что им ложно усвоивалось “мнением”.
Ученик. Не случалось ли тебе встречаться с зараженными
этого вида прелестью?
Старец. Зараженные прелестью “мнения” встречаются очень
часто. Всякий, не имеющий сокрушенного духа, признающий за собою
какие бы то ни было достоинства и заслуги, всякий, не держащийся
неуклонно учения Православной Церкви, но рассуждающий о
каком-либо догмате или предании произвольно, по своему
усмотрению, или по учению инославному, находится в этой
прелести. Степенью уклонения и упорства в уклонении определяется
степень прелести.
Немощен человек! непременно вкрадывается в нас “мнение” в
каком-либо виде своем, и, осуществляя наше я, удаляет от
нас благодать Божию. Как нет, по замечанию святого Макария
Великого, ни одного человека, совершенно свободного от гордости,
так нет ни одного человека, который бы был совершенно свободен
от действия на него утонченной прелести, называемой “мнением”.
Наветовало оно апостола Павла, и врачевалось тяжкими попущениями
Божьими. Не бо хощем вас, братие, — пишет Апостол к
Коринфянам, — не ведети о скорби нашей, бывшей нам во Асии,
яко по премногу и паче силы отяготихомся, яко не надеятися нам и
жити. Но сами в себе осуждение смерти имехом, да не надеющеся
будем на ся, но на Бога, возставляющаго мертвыя
[57]. По этой причине должно бдительно наблюдать за собою,
чтоб не приписать собственно себе какого-либо доброго дела,
какого-либо похвального качества или особенной природной
способности, даже благодатного состояния, если человек возведен
в него, короче, чтоб не признать собственно за собою какого-либо
достоинства. Что ты имеешь, — говорит Апостол, — чего
бы ты не приял
[58] от Бога? От Бога имеем и бытие, и пакибытие, и все
естественные свойства, все способности, и духовные, и телесные.
Мы — должники Богу! Долг наш неоплатим! Из такого воззрения на
себя образуется само собою для нашего духа состояние,
противоположное “мнению”, состояние, которое Господь назвал
нищетою духа, которое заповедал нам иметь, которое ублажил
[59]. Великое бедствие — уклониться от догматического и
нравственного учения Церкви, от учения Святаго Духа каким-либо
умствованием! это — возношение, взимающееся на разум Божий.
Должно низлагать и пленять такой разум в послушание Христово
[60] .
Ученик. Имеется ли какая-либо связь между прелестью
первого рода и прелестью второго рода.
Старец. Связь между этими двумя видами прелести
непременно существует. Первого рода прелесть всегда соединена с
прелестью второго рода, с “мнением”. Сочиняющий обольстительные
образы при посредстве естественной способности воображения,
сочетавающий при посредстве мечтательности
[61] эти образы в очаровательную картину, подчиняющий все
существо свое обольстительному, могущественному влиянию этой
живописи, непременно, по несчастной необходимости, мнит,
что живопись эта производится действием Божественной благодати,
что сердечные ощущения, возбуждаемые живописью, суть ощущения
благодатные.
Второго рода прелесть — собственно “мнение” — действует без
сочинения обольстительных картин; она довольствуется сочинением
поддельных благодатных ощущений и состояний, из которых
рождается ложное, превратное понятие о всем вообще духовном
подвиге. Находящийся в прелести “мнения” стяжавает ложное
воззрение на все, окружающее его. Он обманут и внутри себя и
извне. Мечтательность сильно действует в обольщенных “мнением”,
но действует исключительно в области отвлеченного. Она или вовсе
не занимается, или занимается редко живописью в воображении рая,
горних обителей и чертогов, небесного света и благоухания,
Христа, Ангелов и Святых; она постоянно сочиняет мнимодуховные
состояния, тесное дружество со Иисусом
[62], внутреннюю беседу с Ним
[63], таинственные откровения
[64], гласы, наслаждения, зиждет на них ложное понятие о
себе и о христианском подвиге, зиждет вообще ложный образ мыслей
и ложное настроение сердца, приводит то в упоение собою, то в
разгорячение и восторженность. Эти разнообразные ощущения
являются от действия утонченных тщеславия и сладострастия: от
этого действия кровь получает греховное, обольстительное
движение, представляющееся благодатным наслаждением. Тщеславие
же и сладострастие возбуждаются высокоумием, этим неразлучным
спутником “мнения”. Ужасная гордость, подобная гордости демонов,
составляет господствующее качество усвоивших себе ту и другую
прелесть. Обольщенных первым видом прелести гордость приводит в
состояние явного умоисступления; в обольщенных вторым видом она,
производя также умоповреждение, названное в Писании растлением
ума
[65], менее приметна, облекается в личину смирения,
набожности, мудрости, — познается по горьким плодам своим.
Зараженные “мнением” о достоинствах своих, особенно о святости
своей, способны и готовы на все козни, на всякое лицемерство,
лукавство и обман, на все злодеяния. Непримиримою враждою дышат
они против служителей истины, с неистовою ненавистью
устремляются на них, когда они не признают в прельщенных
состояния, приписываемого им и выставляемого на позор
слепотствующему миру “мнением”.
Ученик. Существуют же и состояния духовные, производимые
Божественной благодатью, как то состояние, в котором вкушается
духовная сладость и радость, состояние, в котором открываются
тайны христианства, состояние, в котором ощущается в сердце
присутствие Святого Духа, состояние, в котором подвижник Христов
сподобляется духовных видений?
Старец. Несомненно существуют, но существуют только в
христианах, достигших христианского совершенства, предварительно
очищенных и приуготовленных покаянием. Постепенное действие
покаяния вообще, выражаемого всеми видами смирения, в
особенности молитвою, приносимою из нищеты духа, из плача,
постепенно ослабляет в человеке действие греха. Для этого нужно
значительное время. И дается оно истинным, благонамеренным
подвижникам промыслом Божиим, неусыпно бдящим над нами. Борьба
со страстями — необыкновенно полезна: она более всего приводит к
нищете духа. С целью существенной пользы нашей, Судия и Бог наш
долго терпит о нас, и не скоро отмщевает сопернику
[66] нашему — греху. Когда очень ослабеют страсти, — это
совершается наиболее к концу жизни
[67] — тогда мало-помалу начнут появляться состояния
духовные, различающиеся бесконечным различием от состояний,
сочиняемых “мнением”. Во-первых, вступает в душевную храмину
благодатный плач, омывает ее и убеляет для принятия даров,
последующих за плачем по установлению духовного закона. Плотский
человек никак, никаким способом, не может даже представить себе
состояний духовных, не может иметь никакого понятия ниже о
благодатном плаче: познание этих состояний приобретается не
иначе, как опытом
[68]. Духовные дарования раздаются с Божественною
премудростью, которая наблюдает, чтоб словесный сосуд,
долженствующий принять в себя дар, мог вынести без вреда для
себя силу дара. Вино новое разрывает мехи ветхие!
[69] Замечается, что, в настоящее время, духовные дарования
раздаются с величайшей умеренностью, сообразно тому
расслаблению, которым объято вообще христианство. Дары эти
удовлетворяют почти единственно потребности спасения. Напротив
того “мнение” расточает свои дары в безмерном обилии и с
величайшей поспешностью.
Общий признак состояний духовных — глубокое смирение и
смиренномудрие, соединенное с предпочтением себе всех ближних, с
расположением, евангельскою любовью ко всем ближним, с
стремлением к неизвестности, к удалению от мира. “Мнению” тут
мало места, потому что смирение состоит в отречении от всех
собственных достоинств, в существенном исповедании Искупителя, в
совокуплении в Нем всей надежды и опоры, а “мнение” состоит в
присвоении себе достоинств, данных Богом, и в сочинении для себя
достоинств несуществующих. Оно соединено с надеждою на себя, с
холодным, поверхностным исповеданием Искупителя. Бог
прославляется для прославления себя, как был прославлен фарисеем
[70]. Одержимые “мнением” по большей части преданы
сладострастию, несмотря на то, что приписывают себе
возвышеннейшие духовные состояния, беспримерные в правильном
православном подвижничестве; немногие из них воздерживаются от
грубого порабощения сладострастию — воздерживаются единственно
по преобладанию в них греха из грехов — гордости.
Ученик. Могут ли от прелести, именуемой “мнением”,
порождаться какие-либо осязательные, видимые несчастные
последствия?
Старец. Из этого рода прелести возникли пагубные ереси,
расколы, безбожие, богохульство. Несчастнейшее видимое
последствие его есть неправильная, зловредная для себя и для
ближних деятельность, — зло, несмотря на ясность его и
обширность, мало примечаемое и мало понимаемое. Случаются с
зараженными “мнением” делателями молитвы и несчастья, очевидные
для всех, но редко: потому что “мнение”, приводя ум в ужаснейшее
заблуждение, не приводит его к исступлению, как приводит
расстроенное воображение. — На Валаамском острове, в отдаленной
пустынной хижине, жил схимонах Порфирий, которого и я видел. Он
занимался подвигом молитвы. Какого рода был этот подвиг, —
положительно не знаю. Можно догадываться о неправильности его по
любимому чтению схимонаха: он высоко ценил книгу западного
писателя Фомы Кемпийского, о подражании Иисусу Христу, и
руководствовался ею. Книга эта написана из “мнения”. Порфирий
однажды вечером, в осеннее время, посетил старцев скита, от
которого невдалеке была его пустыня. Когда он прощался со
старцами, они предостерегали его, говоря: “Не вздумай пройти по
льду: лед только что встал, и очень тонок”. Пустыня Порфирия
отделялась от скита глубоким заливом Ладожского озера, который
надо было обходить. Схимонах отвечал тихим голосом, с наружною
скромностью: “Я уже легок стал”. Он ушел. Через короткое время
услышался отчаянный крик. Скитские старцы встревожились,
выбежали. Было темно; не скоро нашли место, на котором
совершилось несчастье, не скоро нашли средства достать утопшего;
вытащили тело, уже оставленное душою.
Ученик. Ты говоришь о книге “Подражание”, что она
написана из состояния самообольщения, но она имеет множество
чтителей даже между чадами православной Церкви!
Старец. Эти-то чтители, в восторге от ее достоинства, и
высказываются об этом достоинстве, не понимая того. В
предисловии русского переводчика к книге “Подражание” — издание
1834 года, напечатанное в Москве — сказано: “Один
высокопросвещенный муж” — русский, православный — “говаривал:
ежели б нужно было мое мнение, то я бы смело после Священного
Писания поставил Кемписа о подражании Иисусу Христу”
[71]. В этом, столько решительном приговоре дается
инославному писателю полное предпочтение перед всеми святыми
Отцами Православной Церкви, а своему взгляду дается предпочтение
перед определением всей Церкви, которая на святых Соборах
признала писания святых Отцов Богодухновенными, и завещала
чтение их не только в душеназидание всем чадам своим, но и в
руководство при решении Церковных вопросов. В писаниях Отцов
хранится великое духовное, христианское и церковное сокровище:
догматическое и нравственное предание Святой Церкви. Очевидно,
что книга “Подражание” привела упомянутого мужа в то настроение,
из которого он выразился так опрометчиво, так ошибочно, так
грустно
[72] . Это — самообольщение! это — прелесть! составилась она
из ложных понятий; ложные понятия родились из неправильных
ощущений, сообщенных книгой. В книге жительствует и из книги
дышит помазание лукавого духа, льстящего читателям, упоевающего
их отравой лжи, услажденной утонченными приправами из высокоумия,
тщеславия и сладострастия. Книга ведет читателей своих прямо к
общению с Богом, без предочищения покаянием, почему и возбуждает
особенное сочувствие к себе в людях страстных, незнакомых с
путем покаяния, не предохраненных от самообольщения и прелести,
не наставленных правильному жительству учением святых Отцов
Православной Церкви. Книга производит сильное действие на кровь
и нервы, возбуждает их, — и потому особенно нравится она людям,
порабощенным чувственности; книгою можно наслаждаться, не
отказываясь от грубых наслаждений чувственности. Высокоумие,
утонченное сладострастие и тщеславие выставляются книгой за
действие благодати Божией. Обоняв блуд свой в его утонченном
действии, плотские люди приходят в восторг от наслаждения, от
упоения, доставляемых беструдно, без самоотвержения, без
покаяния, без распятия плоти со страстьми и похотьми
[73], с ласкательством состоянию падения. Радостно переходят
они, водимые слепотою своею и гордостью, с ложа любви
скотоподобной на ложе любви более преступной, господствующей в
блудилище духов отверженных. Некоторая особа, принадлежавшая по
земному положению к высшему и образованнейшему обществу, а по
наружности — к Православной Церкви, выразилась следующим образом
о скончавшейся лютеранке, признанной этой особою за святую: “Она
любила Бога страстно; она думала только о Боге; она видела
только Бога; она читала только Евангелие и “Подражание”, которое
— второе Евангелие”
[74] . Этими словами выражено именно то состояние, в которое
приводятся читатели и чтители “Подражания” .—Тождественно, в
сущности своей, с этой фразой изречение знаменитой французской
писательницы, г-жи де-Севинье о знаменитом французском поэте,
Расине старшем. “Он любит Бога, — дозволила себе сказать г-жа
Севинье, — как прежде любил своих наложниц”
[75]. Известный критик Ла-Гарп, бывший сперва безбожником,
потом перешедший к неправильно понятому и извращенному им
христианству, одобряя выражение г-жи Севинье, сказал: “Сердце,
которым любят Творца и тварь — одно, хотя последствия столько же
различаются между собою, сколько различны и предметы”
[76]. Расин перешел от разврата к прелести, называемой
“мнением”. Эта прелесть выражается со всей ясностью в двух
последних трагедиях поэта: в “Есфири” и “Гофолии”. Высокие
христианские мысли и ощущения Расина нашли себе пространное
место в храме Муз и Апполона
[77] , в театре возбудили восторг, рукоплескания. “Гофолия”,
признаваемая высшим произведением Расина, дана была сорок раз
сряду. Дух этой трагедии — один с духом “Подражания”. — Мы
веруем, что в сердце человеческом имеется вожделение
скотоподобное, внесенное в него падением, находящееся в
соотношении с вожделением падших духов; мы веруем, что имеется в
сердце и вожделение духовное, с которым мы сотворены, которым
любится естественно и правильно Бог и ближний, которое находится
в гармонии
[78] с вожделением святых Ангелов. Чтоб возлюбить Бога и в
Боге ближнего, необходимо очиститься от вожделения
скотоподобного. Очищение совершает Святой Дух в человеке,
выражающем жизнью произволение к очищению. Собственно и
называется сердцем, в нравственном значении, вожделение и прочие
душевные силы, а не член плоти — сердце. Силы сосредоточены в
этом члене, — и перенесено общим употреблением наименование от
члена к собранию сил.
В противоположность ощущению плотских людей, духовные мужи,
обоняв воню зла, притворившегося добром, немедленно ощущают
отвращение от книги, издающей из себя эту воню. Старцу Исаии —
иноку, безмолвствовавшему в Никифоровской Пустыни
[79], преуспевшему в умной молитве и сподобившемуся
благодатного осенения, был прочитан отрывок из “Подражания”.
Старец тотчас проник в значение книги. Он засмеялся и
воскликнул: “О! это написано из мнения. Тут ничего нет
истинного! тут все— придуманное! Какими представлялись Фоме
духовные состояния и как он мнил о них, не зная их по опыту, так
и описал их”. Прелесть, как несчастье, представляет собой
зрелище горестное; как нелепость, она — зрелище смешное.
Известный по строгой жизни архимандрит Кирилло-Новоезерского
монастыря
[80] Феофан, занимавшийся в простоте сердца почти
исключительно телесным подвигом, и о подвиге душевном имевший
самое умеренное понятие, сперва предлагал лицам, советовавшимся
с ним и находившимся под его руководством, чтение книги
“Подражание”; за немного лет до кончины своей он начал
воспрещать чтение ее, говоря со святой простотою: “прежде
признавал я эту книгу душеполезною, но Бог открыл мне, что она —
душевредна”. Такого же мнения о “Подражании” был известный
деятельной монашеской опытностью иеросхимонах Леонид, положивший
начало нравственному благоустройству в Оптиной пустыни
[81]. Все упомянутые подвижники были знакомы мне лично. —
Некоторый помещик, воспитанный в духе Православия, коротко
знавший, так называемый, большой свет, то есть, мир, в высших
слоях его, увидел однажды книгу “Подражание” в руках дочери
своей. Он воспретил ей чтение книги, сказав: “Я не хочу, чтоб ты
последовала моде, и кокетничала перед Богом”. Самая верная
оценка книге.
Ученик. Имеются ли еще какие виды прелести?
Старец. Все частные виды самообольщения и обольщения
бесами относятся к двум вышесказанным главным видам, и
происходят, или от неправильного действия ума, или от
неправильного действия сердца. В особенности обширно действие
“мнения”. Не без основания относят к состоянию самообольщения и
прелести душевное настроение тех иноков, которые, отвергнув
упражнение молитвою Иисусовою и вообще умное делание,
удовлетворяются одним внешним молением, то есть, неупустительным
участием в церковных службах и неупустительным исполнением
келейного правила, состоящего исключительно из псалмопения и
молитвословия устных и гласных. Они не могут избежать “мнения”,
как это объясняет упомянутый старец Василий в предисловии к
книге святого Григория Синаита, ссылаясь преимущественно на
писания преподобных, этого Григория и Симеона, Нового Богослова.
Признак вкравшегося “мнения” вынаруживается в подвижниках тем,
когда они думают о себе, что проводят внимательную жизнь, часто
от гордости презирают других, говорят худо о них, поставляют
себя достойными, по мнению своему, быть пастырями овец и
руководителями их, уподобляясь слепцу, берущемуся указывать путь
другим слепцам
[82]. Устное и гласное моление тогда плодоносно, когда оно
сопряжено со вниманием, что встречается очень редко, потому что
вниманию научаемся преимущественно при упражнении молитвою
Иисусовою
[83].
[1] Начало 3-го Слова преподобного Симеона, Нового
Богослова. Издание Оптиной Пустыни 1852 года.
[2] Иоан. VIII, 32.—14, 6.
[3] Псал. СХL, 8.
[4] Псал. СХLII, 3.
[5] Рим. VIII, 6.
[6] 1 Тим. VI, 20
[7] 1 Кор. XV, 50.
[8] Иоан. XI, 25.
[9] Начало 3-го Слова.
[10] Быт. III, 13
[11] Иоан. VIII, 44.
[12] Быт. III, 13.
[13] Цитата из преподобного Симеона, Нового Богослова, в
Слове Никифора Монашествующего. Добротолюбие, ч. 2. —
Преподобный Макарий Великий. Слово 7, гл. 2.
[14] Иаков. IV, 7.
[15] Иоан. VIII, 32.
[16] В подлиннике сказано: “аще кто мечтает высокая со
мнением доспети”. Здесь употреблено объяснительное выражение,
чтоб отчетливее показать значение слова мнение.
[17] Апок. III, 18, 19
[18] Лествица. Слово 7-е.
[19] О первом образе внимания и молитве. Добротолюбие, ч. 1.
[20] Вышеприведенная статья.
[21] 2 Кор. XI, 14.
[22] Четьи-Минеи. Ноября в 23 день.
[23] Патерик Печерский.
[24] Вышеприведенная статья.
[25] Добротолюбие, ч. 1. О прелести и проч.
[26] Оборот речи, употребляемый жителями Петербурга.
[27] Святой Исаак Сирский. Слово 55.
[28] Преподобный Симеон, Новый Богослов. Слово о Вере.
Добротолюбие, ч. 1.
[29] Орловской епархии.
[30] Курской епархии.
[31] Лествица. Слово 28, гл. 17.
[32] Псал. L, 19. Слово о мнящихся от дел оправдитися, гл.
34, Добротолюбие, ч. 1.
[33] Лествица. Слово 4, гл. 82, 83. Преподобный Варсанофий
Великий. Ответ 275. Житие и наставления преподобного Аполлоса.
Патерик Алфавитный.
[34] О третьем образе молитвы. Добротолюбие, ч. 1.
[35] Житие преподобного Григория Синаита. Добротолюбие, ч.
1.
[36] Предисловие к Преданию или Уставу Скитскому.
[37] Отрывок письма старца Паисия к старцу Феодосию. Писания
Паисия. Издание Оптиной Пустыни.
[38] 2 Кор. XI, 20.
[39] 2 Кор. X, 1.
[40] Святой Исаак Сирский. Слово 36.
[41] Собеседование преподобного Максима с преподобным
Григорием Синаитом.
[42] Псал. L, 18, 19.
[43] Там же.
[44] Псал. L, 21.
[45] Матф. IV, 17.
[46] Матф. IX, 13.
[47] Матф. IX 12. Слово 6 о любви, гл. 16.
[48] Святой Исаак Сирский. Слово 55.
[49] Преподобный Григорий Синаит. Сл. 108, 128.
Добротолюбие, ч. 1. Святой Иоанн Карпафийский, гл. 49.
Добротолюбие, ч. 4.
[50] Колос. II, 18.
[51] Слово IV, в конце; также Слово 3.
[52] Матф. VII, 16, XII, 33.
[53] Евр. V, 14.
[54] Исаии XIV, 13,14,15
[55] Апок. III, 17.
[56] Апок. III, 18.
[57] 2 Кор. I, 8, 9.
[58] 1 Кор. IV, 7.
[59] Матф. V, 3.
[60] 2 Кор. X, 4. 5.
[61] Фантазии.
[62] Подражание Фомы Кемпийского, книга 2, гл. 8.
[63] Подражание Фомы Кемпийского книга 3, гл. 1.
[64] Подражание, книга 3. гл. 3.
[65] 2 Тим. III, 8.
[66] Лук. XVIII, 7.
[67] Житие Феофила, Пимена болезненного, Иоанна
Многострадального. Патерик Печерский.
[68] Святой Исаак Сирский. Слово 55.
[69] Матф. IX, 17.
[70] Лук. XVIII, 11.
[71] Стран. XXXVII.
[72] “Подражание” при первоначальном появлении своем, было
осуждено даже своей Латинской Церковью, и преследовалось
Инквизицией. Преследование прекращено впоследствии, и обратилось
в покровительство, когда усмотрено, что книга служит хорошим
орудием для пропаганды в среде людей, утративших истинное
понимание христианства и сохранивших к нему поверхностное
отношение. Под именем папской пропаганды разумеется
распространение того понятия о Папе, которое Папа желает внушить
о себе человечеству, то есть, понятие о верховной,
самодержавной, неограниченной власти Папы над миром. Пропаганда,
имея это целью, мало обращает внимания на качество учения,
преподаваемого ею, для нее на руку все, что содействует цели ее
— даже вера во Христа без оставления веры в идолов.
[73] Галат. V, 24.
[74] Восторженное изречение произнесено на французском
языке, столько способном для сцены: “Elle aimait Dieu avec
passion; elle ne pensait qu’а Dieu; elle ne voyait que Dieu;
elle ne lisait que l’Evangile et l’Imitation qui est un second
Evangile”.
[75] “Il aime Dieu, comme il aimait ses maitresses”.
[76] “C’est avec le meme coeur, qu’on aime le Crйateur, ou
la crйature, quoique les effets soient aussi diffйrents, que les
objets”.
[77] Музы и Аполлон — божества древних язычников, греков и
римлян; этим демонам язычники приписывали покровительство
изящным художествам.
[78] В созвучии, в согласии.
[79] Олонецкой или Петрозаводской Епархии.
[80] Новгородской Епархии.
[81] Калужской Епархии.
[82] О втором образе внимания и молитвы. Добротолюбие, ч. 1.
[83] Предисловие схимонаха Василия.
