Братия! Присмотримся в Евангелии к нраву Господа Бога Спасителя
нашего Иисуса Христа. Мы увидим, что он никогда не соблазняется на
грешников, как бы их грехи ни были тяжки. Также нет примера во всем
Евангелии, чтоб святые Апостолы соблазнились на кого-либо. Напротив
того фарисеи соблазняются непрестанно, соблазняются на Самого
Всесовершенного, на вочеловчивщегося Бога; соблазняются до того, что
осуждают Его, как преступника, предают смерти поносной; Спасителя
распинают на кресте посреди двух разбойников! Из этого естественно
вытекает то заключение, что наклонность соблазняться есть тяжкий
недуг души, есть признак фарисея. Должно тщательно смотреть за
сердцем, и умерщвлять в нем чувство соблазна на ближнего духовным
рассуждением, почерпаемым в Евангелии.
Евангелие — священная и всесвятая книга! Как в чистых водах
отпечатывается солнце, так в Евангелии изображен Христос. Желающий
узреть Христа, да очистит ум и сердце покаянием! Он узрит в
Евангелии Христа, истинного Бога, Спасителя падших человеков; узрит
в Евангелии, какие свойства должен иметь ученик Иисуса, призванный
научиться кротости и смирению у Самого Господа. В этих
Богоподражательных добродетелях он найдет блаженный покой душе
своей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Взошел некогда Господь в дом мытаря Матфея, претворяя мытаря в
Апостола, возлег воплощенный Бог за трапезу с грешниками. Фарисеи,
увидев это, соблазнились. Почто, говорили они ученикам
Иисуса, почто с мытари и грешники Учитель ваш яст и пиет?
[1].
Скажите прежде, фарисеи, почему вы называете этих людей
грешниками? Не ближе ли их назвать счастливцами и блаженными,
Ангелами, Херувимами, потому что благоволил возлечь в их обществе
Бог? Не лучше ли вам сказать: “и мы грешники! и нас прими,
милосердый Иисус, к стопам Твоим. Этих грешников Ты, Сердцеведец и
истинный Судия, предпочел нам, миновав нас, Ты возлег с ними. Видно
— грехи наши пред Тобою тяжеле их грехов. С ними Ты возлежишь: нам
дозволь хотя припасть к стопам Твоим”.
Нет святой вони смирения в темных праведниках, богатых правдою
падшего человеческого естества, правдою поддельною мира, правдою
бесовскою. Они дерзко осуждают Господа, осуждают принимаемых Им
грешников, соделывающихся таким образом истинными праведниками, —
отвергают Господа, говорят: Учитель ваш. Дают понять этим,
что они не признают Его Учителем своим.
Ответ Господа — ответ на все начала сокровенного недуга фарисеев,
на все состояние их души. Ответ этот заключает в себе страшное
осуждение и отвержение от лица Божия всякой мнимой праведности
человеческой, соединенной с осуждением ближнего. Не требуют,
сказал Господь, здравии врача, но болящии. Шедше научитеся, что
есть, милости хощу, а не жертвы. Не приидох бо призвати праведники,
но грешники на покаяние
[2].
Однажды, в день субботний, шел Господь со святыми своими
учениками и Апостолами между полей, засеянных хлебом. Ученики
почувствовавши голод, начали срывать колосья; стирая их руками,
очищали зерна, которые употребляли в пищу. Фарисеи, увидев это,
сказали Господу: Се ученицы Твои творят, его-же недостоит творити
в субботу
[3]. Господь, упомянув о Давиде и священниках, из которых первый
нарушил обрядовый закон по случаю, а вторые по предписанию закона
нарушают закон, опять повторяет фарисеям грозное замечание: Аще
бысте ведали, что есть: милости хощу, а не жертвы, николиже убо
бысте осуждали неповинных
[4].
Чувство соблазна — какое придирчивое, какое злонамеренное!
притворяется с мелочною отчетливостью держаться форм закона, а
сущность закона попирает. Фарисей мрачный и слепой! Услышь, что
говорит тебе Господь: Милости хощу. Увидя недостаток
ближнего, умилосердись над ближним твоим: это уд твой! Немощь,
которую ты видишь сегодня в нем, завтра может сделаться твоею
немощью. Ты соблазняешься единственно оттого что ты горд и слеп! Ты
исполняешь некоторые наружные правила закона, и за это любуешься
собою; презираешь, осуждаешь ближних, в которых замечаешь нарушение
некоторых мелочей, и не замечаешь исполнения великих, сокровенных
добродетелей, возлюбленных Богу, незнакомых твоему надменному,
жестокому сердцу. Ты не глядел в себя довольно; ты не увидел себя:
только от этого не признаешь себя грешником. От этого не сокрушилось
твое сердце, не исполнилось покаяния и смирения: от этого ты не
понял, что, наравне со всеми прочими человеками, нуждаешься в
милости Божией, в спасении. Страшно — не признать себя грешником! От
непризнающего себя грешником отрекается Иисус: не приидох,
говорит Он, призвати праведные, но грешные на покаяние. Какое
блаженство признать себя грешником! Признавший себя грешником
получает доступ к Иисусу. Какое блаженство — узреть грехи свои!
Какое блаженство — смотреть в сердце свое! Кто засмотрится в сердце
свое, тот забудет, что на земле находятся грешники, кроме его
одного. Если он и взглянет когда на ближних: то все ему кажутся
непорочными, прекрасными, как Ангелы. Глядя в себя, рассматривая
свои греховные пятна, он убеждается, что для спасения его единое
средство — милость Божия, что он раб неключимый, не только по
нарушению, но и по недостаточному исполнению заповедей Божиих, по
исполнению более похожему на искажение, нежели на исполнение.
Нуждаясь сам в милости, он обильно изливает ее на ближних, имеет для
них — одну милость. Аще бысте ведали, что есть: милости хощу, а
не жертвы, николиже убо бысте осуждали неповинных. Не приидох
призвати праведники, но грешники на покаяние
[5].
Милосердый Спаситель наш Господь Иисус Христос, не отвергавший
кающихся мытарей и блудниц, не пренебрегал и фарисеями: Он пришел
исцелить человека от всех его недугов, а между ими и от фарисейства,
особенно неудобоисцелимого только потому, что эта болезнь признает и
провозглашает себя цветущим здравием, отвергает врача и врачевание,
сама хочет врачевать болезни других, употребляя для изъятия едва
заметной порошинки из нежного глаза удары тяжеловесными бревнами.
Некоторый фарисей пригласил Господа разделить с ним трапезу. И
вшед в дом фарисеев, возлеже
[6], повествует Евангелие о милосердом Господе. Похоже, что
фарисей, хотя и имел усердие и некоторую веру к Господу, но при
принятии Его дал место и расчету, какую степень приветствия оказать
Гостю. Если б не было расчета, основанного на сознании своих
праведности и достоинства, что бы воспрепятствовало фарисею выбежать
на встречу Божественному Посетителю, с трепетом пасть к святым
стопам Его, постлать под ноги Его душу, сердце. Этого не было
сделано; фарисей упустил блаженный случай почтить Спасителя, как
Спасителя. Упущенное похищает себе некоторая жена того города,
известная грешница. Спешит она с сосудом благовонного мира в дом
фарисея, входит в храмину, где была трапеза, начинает омывать
слезами ноги Спасителя, и отирать их власами главы своей, — лобызать
ноги Спасителя, и мазать их миром.
Не видит слепой фарисей добродетели, совершающейся пред его
глазами, обличающей хладность, мертвость его сердца. Соблазн и
осуждение движутся в душе его. Он помышляет: Сей аще бы был
пророк, видел бы, кто и какова жена прикасается Ему: яко грешница
есть
[7]. Почему ты умаляешь Бога, называя Его лишь пророком? почему
ты называешь грешницею ту, которая лучше, нежели ты, почитает Бога?
Убойся, молкни: присутствует Создатель! Ему принадлежит суд над
тварями Его; Ему — одинаково простить пятьсот и пятьдесят динариев
греховного долгу: Он всемогущ и богат бесконечно. Фарисей
обыкновенно выпускает это из своего расчета! Видя у ближнего пятьсот
динариев долгу, он не обращает внимания на свои пятьдесят, даже не
считает их долгом, между тем как определение Божественного Суда
возвещает, что обоим им отдать нечем, что оба они равно нуждаются в
прощении долга. Не имущема же има воздати, обема отда
[8]. Недостаток смирения, от которого недуг фарисейства, крайне
препятствует духовному преуспеянию. В то время, как падшие в тяжкие
грехи, с горящею ревностью и в сокрушении духа приносят покаяние,
забывают весь мир, видят непрестанно грех свой, и оплакивают его
пред Богом, — взоры фарисея двоятся. Грех его, показывающийся пред
ним незначительным, не привлекает к себе всего внимания его. Он
помнит, знает некоторые добрые дела свои, и на них возлагает
надежду. Он видит недостатки ближних; сравнивая их со своими,
признает свои легкими, извинительными. Чем более возрастает в глазах
его собственная правда, тем более умаляется оправдание благодатное,
туне даруемое кающимся. От этого ослабевает, истребляется
чувство покаяния. С умалением чувства покаяния затрудняется шествие
к духовному преуспеянию; с уничтожением чувства покаяния совращается
человек с спасительного пути на путь самомнения и самообольщения. Он
делается чуждым святой любви к Богу и ближним. Отпущаются греси
ея мнози, сказал Господь о блаженной грешнице, яко возлюби
много. А емуже мало оставляется, меньше любит
[9].
Зараженный недугом фарисейства лишается преуспеяния духовного.
Жестка почва его сердечной нивы, не приносит жатвы: для духовного
плодоносия необходимо сердце, возделанное покаянием, смягченное,
увлаженное умилением и слезами. Лишение преуспеяния — уже
существенный ущерб! Но вред, происходящий от фарисейства, не
ограничивается бесплодием души: смертоносная зараза фарисейством по
большой части сопряжена с последствиями самыми гибельными.
Фарисейство не только соделывает бесплодными для человека добрые
дела его, но направляет их во зло душе его, к его осуждению пред
Богом.
Изобразил это Господь в притче о фарисее и мытаре
молившихся вместе во храме Божием
[10]. Фарисей, смотря на себя, не находил причин к покаянию, к
ощущению сердечного сокрушения; напротив того он находил причины
быть довольным собою, полюбоваться собою. Он видел в себе пост,
подаяние милостыни; но не видел тех пороков, которые видел, или
думал видеть в других, и которыми соблазнялся. Говорю думал
видеть: потому что у соблазна глаза велики; он видит и такие
грехи в ближнем, которых вовсе в нем нет, которые для ближнего
изобрело его воображение, водимое лукавством. Фарисей, в
самообольщении своем, приносит за свое душевное состояние хвалу
Богу. Он скрывает свое превозношение, и оно скрывается от него, под
личиною благодарения Богу. При поверхностном взгляде на Закон, ему
казалось, что он — исполнитель Закона, благоугодный Богу. Он забыл,
что заповедь Господня, по выражению Псалмопевца, широка есть
зело, что пред Богом самое небо нечисто
[11], что Бог не благоволит о жертвах, ни даже о всесожжении,
когда им не сопутствуют и не содействуют сокрушение и смирение духа
[12], что Закон Божий надо насадить в самое сердце для
достижения истинной, блаженной, духовной праведности. Явление этой
праведности начинается в человеке с ощущения нищеты духа
[13]. Тщеславный фарисей мнит благодарить, прославлять Бога:
Боже, хвалу Тебе воздаю, говорит он, яко несм, якоже прочии
человецы, хищницы, неправедницы, прелюбодее
[14]. Он исчисляет явные согрешения, которые могут быть видимы
всеми; но о душевных страстях, о гордости, лукавстве, ненависти,
зависти, лицемерии, не говорит ни слова. А они-то и составляют
фарисея! Они-то и омрачают, мертвят душу, соделывают ее неспособною
к покаянию! Они-то уничтожают любовь к ближнему, и рождают
исполненный хлада, гордыни и ненависти — соблазн! Тщеславный фарисей
мнит благодарить Бога за свои добрые дела; но Бог отвращается от
него; Бог произносит против него страшный приговор: Всяк
возносяйся смирится
[15].
Когда фарисейство усилится и созреет, овладеет душою: то плоды
его — ужасны. Нет беззакония пред которым бы оно содрогнулось, на
которое бы не решилось. Фарисеи осмелились похулить Святого Духа.
Фарисеи осмелились назвать Сына Божия беснующимся. Фарисеи позволили
себе утверждать, что вочеловечившийся Бог, пришедший на землю
Спаситель, опасен для общественного благосостояния; для гражданского
быта иудеев. И для чего все эти переплетенные вымыслы? Для того,
чтоб под прикрытием наружной справедливости, под личиною охранения
народности, законов, религии, насытить ненасытимую злобу свою
кровью, принесть кровь в жертву зависти и тщеславию, чтоб совершить
Богоубийство. Фарисейство — страшный яд; фарисейство — ужасный
душевный недуг.
Постараемся начертать изображение фарисея, заимствуя живопись из
Евангелия, чтоб каждый, вглядываясь в это страшное, чудовищное
изображение, мог тщательно храниться по завещанию Господа от
кваса фарисейска
[16]: от образа мыслей, от правил, от настроения фарисеев.
Фарисей, довольствуясь исполнением наружных обрядов религии и
совершением некоторых видимых добрых дел, нечуждых и язычникам,
раболепно служит страстям, который старается постоянно прикрывать,
которых в значительной степени не видит в себе и не понимает,
которые производят в нем совершенную слепоту по отношение к Богу и
всему Божественному учению. Познание, а потому и зрение в себе
действия душевных страстей доставляется покаянием; но фарисей для
чувства покаяния недоступен. Как может сокрушиться, умилиться,
смириться сердце, удовлетворенное собою? Неспособный к покаянию, он
неспособен зреть света заповедей Божиих, просвещающих очи ума. Хотя
он и занимается чтением Писания, хотя видит в нем эти заповеди, но в
омрачении своем не останавливается на них: они ускользают от взоров
его, и он заменяет их своими умствованиями, нелепыми, уродливыми.
Что может быть страннее, несообразнее фарисейских умствований,
упоминаемых в Евангелии! Иже аще кленется церковию,
утверждали фарисеи, ничесоже есть: а иже кленется златом
церковным, должен есть
[17]. Фарисей, оставляя исполнение заповедей Божиих,
составляющих сущность Закона, стремится к утонченному исполнению
наружных мелочей, хотя бы это было с очевидным нарушением заповедей.
Святые Божии заповеди, в которых жизнь вечная, оставлены фарисеями
без всякого внимания, совершено забыты! Одесятствуете,
говорил им Господь, мятву, и копр, и кимин, и остависте вящшая
закона, суд, милость и веру... Вожди слепии, оцеждающии комары,
велблуды же пожирающе
[18].
Самая скрытная из всех душевных страстей есть тщеславие. Эта
страсть более всех других маскируется пред сердцем человеческим,
доставляя ему удовольствие, часто принимаемое за утешение совести,
за утешение Божественное, и на тщеславии-то заквашен фарисей. Он все
делает для похвалы человеческой; он любит, чтоб и милостыня его, и
пост его, и молитва его имели свидетелей. Он не может быть учеником
Господа Иисуса., повелевающего последователям Своим пренебрегать
славою человеческою, идти путем уничижения, лишений, страданий.
Крест Иисуса служит для фарисея соблазном. Ему нужен Мессия, похожий
на Александра Македонского, или Наполеона I-го, с громкою славою
завоевателя, с трофеями, с добычею! Мысль о славе небесной,
духовной, о славе Божией, вечной, о самой вечности, недоступна для
души его, пресмыкающейся по земле, в земном прахе и тлении. Фарисей
сребролюбив. Сердце его там, где его сокровище. Там вера его, там
чувства его, там надежда, там любовь! Устами, краем языка он
исповедует Бога, а сердцем он отвергается Его. Никогда он не ощущает
присутствуя Божия, не зрит промысла Божия, не знает опытом, что
значит страх Божий. Для сердца его нет Бога, нет и ближних. Он —
весь земной, весь плотский, весь во власти страстей душевных,
движется ими, управляется ими, влечется ко всякому беззаконию, живет
и действует единственно для самолюбия. В этой душе воздвигнут идол
я. Идолу курится непрестанный фимиам, закалаются непрестанные
жертвы. Как может в этой душе соединиться служение всесвятому Богу с
служением мерзостному кумиру? Эта душа в страшном запустении, в
страшном мраке, в страшной мертвости. Это — вертеп темный, обитаемый
одними лишь лютыми зверями, или еще более лютыми разбойниками. Это —
гроб украшенный снаружи для чувственных глаз человеческих, так легко
обманывающих, внутри исполненный мертвых костей; зловония, червей,
всего нечистого, богоненавистного.
Фарисей, будучи чужд Бога, имеет нужду казаться пред людьми
служителем Бога; будучи исполнен всех беззаконий имеет нужду
казаться пред людьми добродетельным; стремясь удовлетворить своим
страстям, он имеет нужду доставить поступкам своим благовидность.
Для фарисея необходима личина. Отнюдь не желая быть истинно
благочестивым и добродетельным только желая считаться между людьми
за такого, фарисей облекается в лицемерие. Все в нем — сочинение,
все — вымысел! Дела, слова, вся жизнь его — ложь непрестанная.
Сердце его, как темный ад, преисполнено всех страстей, всех пороков,
непрерывного мучения. И это-то адское сердце дышит на ближнего
бесчеловечным, убийственным чувством соблазна и осуждения. Фарисей,
заботящийся казаться праведным пред человеками, по душе будучи чадо
сатаны, уловляет из Закона Божия некоторые черты; украшает себя ими,
чтоб неопытный глаз не узнал в нем врага Божия и, вверившись ему,
как другу Божию, соделался его жертвою. Фарисей осуждает в ближних
не зло, не порок, не нарушение Закона. Нет! Как может он осуждать
зло, которого он друг и наперсник? Стрелы его направлены на
добродетель. Но, чтоб вернее были удары, он оклеветывает
добродетель, приписывает ей зло, соблазняется на это зло, и, по
видимому, поражая его, убивает ненавистного ему раба Христова.
Фарисей! ты ведешь на казнь неповинного за преступление, которое ты
сам для него вымыслил? Тебе принадлежит казнь, равно как и
преступление! Неужели ободряет тебя то, что ученик Христов, подражая
Христу, в молчании пьет чашу страданий, которую ты ему приготовил?
Несчастный! устрашись этого самого модчания великодушного и
таинственного. Как ныне ради Иисуса молчит последователь Иисуса: так
на страшном, всеобщем суде возглаголет за него Иисус, обличит
беззаконника, неузнанного людьми, и пошлет его в муку вечную.
Фарисеи вымыслили преступления для Самого Богочеловека; они устроит
для Него казнь; они купили Его кровь; они притворились непонявшими
Его.
Величайшее злодеяние на земле совершено фарисеями. Всегда были
они верны, и доселе они верны своему адскому призванию. Они —
главные враги и гонители истинной, христианской добродетели и
благочестия, не останавливающиеся ни пред каким средством, ни пред
каким преступлением. Против них гремит определение Господа: 3мия,
порождения ехиднова, како убежите от суда огня геенского? Сего ради,
се, Аз послю к вам пророки и премудры и книжники: и от них убиете и
распнете, и от них биете на сонмищих ваших, и изжене от града во
град: яко да приидет на вы всяка кровь праведна, проливаемая на
земли, от крове Авеля праведного до крове Захарии, сына Варахиина,
егоже убисте между церковию и олтарем. Аминь глаголю вам, яко вся
сия приидут на род сей
[19]. Совершились слова Господа, и до-селе совершаются:
зараженные квасом фарисейским доселе в непримиримой вражде с
истинными учениками Иисуса, гонят их, то явно, то прикрываясь
клеветою и соблазном; жадно, неутомимо ищут крови их. “Господи
Иисусе Христе! помогай рабам Твоим. Даруй им уразумевать Тебя, и
последовать Тебе, Тебе, Который яко овча на заколение ведеся, и
яко Агнец пред стригущим его безгласен
[20]. Даруй им чистым оком ума зреть Тебя, и, страдая в
блаженном молчании, как бы пред Твоими очами, обогащаться
благодатными дарами, ощущать в себе миротворное веяние Святого Духа,
который возвещает рабу Твоему, что иначе невозможно быть Твоим, как
причащаясь чаше страданий, которую Ты избрал в удел пребывания на
земле Твоего и присных Твоих”.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Господь изрек в святом Евангелии много заповедей вводящих в
человека мысли и чувствования, совершенно противоположные
душепагубному, человеконенавистному фарисейству. Этими заповедями
уничтожаются самые начала, на которых основывается и зиждется
фарисейство. Блюдитеся, сказал Господь, вообще от кваса
фарисейска
[21]. Один из Евангелистов объясняет, что словом квас
фарисейский Господь наименовал учение фарисеев
[22], а другой Евангелист разумеет под этим словом лицемерие
их
[23]. Это одно и тоже: из лицемерного поведения возникают образ
мыслей и учение фарисейские; наоборот, учение и образ мыслей
фарисейские воспитывают лицемера, для которого никакой грех не
страшен, никакая добродетель не уважительна; он надеется и прикрыть
всякий грех, извинить, оправдать его, и заменить всякую добродетель
притворством.
Господь преподал учениками Своим поведение прямое, искреннее,
утвержденное на святой мудрости, а не оправдываемое лукавством, —
поведение, из которого должна светить чистая добродетель и небесною
красотою своею привлекать к себе взоры и сердца человеков. Тако
да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая
дела, и прославят Отца вашего, иже есть на не6есех
[24]. Фарисеи, напротив того, желали лишь казаться праведными,
заботились только о том, чтоб выставить и выставлять себя слугами
Бога пред обществом людей, пред массою, обыкновенно малоразборчивою.
И ныне можно видеть, что фарисеи прибегают ко всевозможным
изворотам, чтоб дела их, имеющие наружность добрых, блистали как
можно ярче пред глазами людей, а злодеяния были извинены
политическою необходимостью, личиною правосудия и мудрой
предусмотрительности, желанием предупредить допущением меньшего зла
зло большее и прочими оправданиями, так обильно источающимися из
сердца, наполненного лукавством. Господь воспрещает такое поведение
в весьма сильных выражениях. Вы есте, говорит Он,
оправдающе себе пред человеки, Бог же весть сердца ваша, яко, еже
есть в человецех высоко, мерзость есть пред Богом
[25]. Фарисеи старались прикрывать оправданиями свои душевные
страсти, действия, плоды их. Душевные отрасти, под сению и прохладою
оправданий, обыкновенно пускают глубокие корни в душу, соделываются
дебелым древом, обнимая ветвями всю деятельность человека, то есть,
проникая во все его мысли, во все чувствования, во все действия.
Святой Пимен Великий сказал: “если греховной воле человека помогут
оправдания: то он развращается и погибает
[26].
При поведении, в котором не ищется бескорыстно добродетель пред
очами Бога, но ищется слава добродетели пред очами людей, в их
ничтожном мнении, непостоянном, переменчивом, — человек неспособен
познать веры христианской, принять учение Христово, для чего нужно
сердце, признающее себя грешным, исповедывающее грех свой. Како
вы можете веровати, говорит Спаситель фарисеям, славу друг от
друга приемлюще, и славы, яже от единого Бога, не ищете?
[27]. Господь отъемлет в учениках Своих всякую пищу для
тщеславия. Он хочет, чтоб жертвенник сердечный был очищен от
скверного кумира, от всего, что принадлежит к кумирослужению.
Господь заповедует совершать все добрые дела в тайне. И милостыня,
по завещанию Его, да будет в тайне! и пост да будет в тайне! и
молитва — в затворенной клети! Добрые дела наши должны быть сокрыты
не только от человеков, но и от нас самих, чтоб не только человеки
не растлевали душ наших похвалами, но и самое сердце наше не льстило
нам, и не прелюбодействовало, нарушая святой союз с святым
смирением. Да не увесть шуйца твоя, что творит десница твоя
[28]. Этого мало! Господь повелел отвергнуться себя в
кратковременной земной жизни, попрать все оправдания, всякую правду
для правды евангельской. В чем состоит правда евангельская? в
страданиях, в кресте! Сюда призывает ученика Своего Спаситель! здесь
Он чинит разбор между званными! здесь отделяет плевелы от пшеницы!
здесь знаменует Своею печатью избранных! Иже не приимет креста
своего, и вслед Мене грядет, несть Мене достоин. Обретый душу свою,
погубит ю: а иже погубит душу свою Мене ради, обрящет ю
[29].
Братия! у подножия креста Христова, сложим и погребем все понятия
мира о чести, о обидах, о оскорблениях, о убытках, о
несправедливости, о человеческих законах и о человеческом
правосудии. Соделаемся юродивыми ради Христа! подставим ланиты наши
заплеваниям, заушениям! наша честь земная, ветхая, да посыплется
прахом уничижений! не взглянем с пощадением и участием на тленное
имущество наше: да расхищают и разносят его вихри, когда они будут
попущены! не пощадим плоти нашей в подвигах вольных и в страданиях
невольных! научимся у Господа Иисуса Христа Его таинственному
молчанию, которое есть возвышеннейшее Богословие и красноречие,
удивляющее Ангелов! Ему, Богу воплощенному, мир не воздал
справедливости: нам ли искать ее от мира? Отречемся от нее у
подножия креста Христова! Не будем зверями, которые ловцов и других
зверей, на них нападающих, угрызают и язвят! уподобимся Агнцу Божию
здесь на земле, во время кратковременного нашего странствования
земного, — и Он соделает нас подобными Себе в вечности, где нашему
блаженству не будет конца и миры. И здесь, в земном изгнании, к
верному ученику Иисуса приходит Дух Святой, Утешитель, навевает на
его душу несказанное блаженство будущей жизни, которое отъемлет от
него чувство страданий, которое вводит его в невидимое, святое
наслаждение, независящее от человеков и обстоятельств. Пред этим
наслаждением все земные наслаждения, даже законные, — ничтожны.
Главный отличительный признак лицемера, первая стрела, пускаемая
им на ближнего, есть соблазн и истекающее из соблазна осуждение
ближнего. Соблазн в намеренных злодеях часто бывает притворным,
сочиненным, как бы правильный предлог к злодеянию, заблаговременно
приготовляющий и злодеяние и оправдание злодеяния; соблазн в
зараженных еще ветхостью Адама, хотя бы они были благонамеренны и
стремились к спасению, есть признак ветхости и недуг весьма важный и
упорный. Недуг этот противодействует покаянию, от которого —
очищение. Соблазн есть болезненный взгляд на немощи ближнего, при
котором эти немощи возрастают до необъятной, уродливой величины.
Соблазн есть исчадие самолюбия, вселяющееся в душу, чуждую любви к
ближнему и правильной любви к себе. Господь уподобил этот недуг
бревну, в сравнении с которым всякое явное согрешение ближнего есть
только сучец. Не судите, сказал Господь, да не судими
будете. Имже бо судом судите, судят вам: и в нюже меру мерите
возмерится вам... Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего: и
тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего
[30]. Должно с насилием отвлекать себя от осуждения ближних,
ограждаясь от него страхом Божиим и смирением. Чтоб ослабить и, с
Божией помощью, совершенно искоренить из сердца своего соблазн на
ближнего, должно при свете Евангелия углубляться в себя, наблюдать
за своими немощами, исследовать свои греховные стремления, движения
и состояния. Когда грех наш привлечет к себе наши взоры, — некогда
нам будет наблюдать за недостатками ближнего, замечать их. Тогда все
ближние покажутся нам прекрасными, святыми; тогда каждый из нас
признает себя величайшим грешником в мире, единственным грешником в
мире; тогда широко отвернутся для нас врата, объятия истинного,
действительного покаяния.
Великий Пимен говорил: “Мы и братия наши как бы две картины. Если
человек, смотря на себя, находит в себе недостатки: то в брате своем
он видит совершенства. Если ж сам себе кажется совершенным: то,
сравнивая с собою брата, находит его худым
[31]”. Величайшие угодники Божии особенно заботились узреть себя
грешными, и столько грешными, чтоб согрешения ближних, явные и
великие, казались им ничтожными, извинительными. Преподобный Сисой
сказал авве Ору: — “Дай мне наставление”. Имеешь ли ты ко мне
доверенность? спросил его авва Ор. — “Имею”, отвечал Сисой. — Поди
же, сказал ему авва Ор, и делай то, что делаю я. “В чем состоит твое
делание, Отец? спросил его авва Сисой. Старец сказал: “Я вижу себя
хуже всех людей
[32].
Если человек достигнет того состояния, говорил Пимен Великий, о
котором сказал Апостол вся чиста чистым
[33], то увидит, что он хуже всякой твари. Брат спросил старца:
Как могу думать о себе, что я хуже убийцы? Пимен отвечал: “Если
человек дойдет до состояния, указанного Апостолом и увидит человека,
сделавшего убийство, то скажет: он однажды сделал этот грех, а я
убиваю себя ежедневно”. Брат пересказал слова Пимена другому старцу.
Старец отвечал: “Если человек дойдет до состояния такой чистоты, и
увидит грехи брата, то праведность его поглотит этот грех”. Брат
спросил: Какая праведность его? Старец отвечал: “Всегдашнее
обвинение себя
[34]”.
Вот истинные слышатели и творцы Закона евангельского! Изгнав из
сердец своих осуждение и соблазн, они исполнились святой любви к
ближнему, изливая на всех милость, и милостью врачуя грешников.
Сказано святыми Отцами о великом Макарии Египетском, что он был, как
бог земной, — с таким могущественным милосердием сносил он
недостатки ближних. Авва Аммон, вникая непрестанно в себя и обличая
душу свою в ее недостатках, пришел в глубокое смирение и святую
простоту. От множества любви к ближнему, он не видел в нем зла,
забыл о существовании зла. Однажды привели к нему — так как он был
епископом — девицу, зачавшую во чреве, и сказали: “такой-то сделал
это, наложи на них эпитимию”. Аммон, знаменав крестом чрево ее,
велел ей дать шесть пар полотен, сказав: “Когда придет ей время
родить, не умерла бы она сама, или дитя ее, и было бы в чем
похоронить их”. Обвинявшие девицу, сказали ему: Что ты делаешь?
наложи на них эпитимию! Он отвечал: “Братия! она близка к смерти!
что ж еще делать с нею?” — и отпустил ее. Пришел однажды авва Аммон
в некоторое местопребывание иноков, чтоб разделить с братиею
трапезу. Один из братии того места очень расстроился в поведении:
его посещала женщина. Это сделалось известным прочим братиям; они
смутились и, собравшись на совещание, положили изгнать брата из его
хижины. Узнав что епископ Аммон находится тут, они пришли к нему, и
просили его, чтоб и он пошел с ними для осмотра келлии брата. Узнал
об этом и брат, и скрыл женщину под большим деревянным сосудом,
обратив сосуд дном кверху. Авва Аммон понял это, и ради Бога, покрыл
согрешение брата. Пришедши со множеством братий в келлию, он сел на
деревянном сосуд и приказал обыскать келлию. Келлия была обыскана,
женщина не была найдена. “Что это?” сказал авва Аммон братиям: “Бог
да простит вам согрешение ваше”. После этого он помолился, и велел
всем выдти. За братиею пошел и сам. Выходя, он взял милостиво за
руку обвиненного брата, и сказал ему с любовью: “Брат! внимай себе!”
Так святой Аммон удалялся от осуждения кого-либо, и врачевал
грешников, смягчая милостью сердца их, приводя милостью к покаянию.
Сколько Господь отводит нас от пропасти соблазна и осуждения;
сколько истинные рабы Господни удаляются от этой страшной, гибельной
пропасти: столько, напротив того, диавол влечет нас в нее, прикрывая
ее различными оправданиями. Одно из сатанинских оправданий есть
безрассудная ревность, принимаемая многими за ревность по
благочестию, за святую ревность. “Человек водимый безрассудною
ревностью, говорит святой Исаак Сирский, никогда не возможет
достигнуть мира мыслей. Чуждый же этого мира, чужд радости. Если мир
мысли есть совершенное здравие, а ревность противна миру: то имеющий
ревность лукавою, недугует великим недугом. О человек! полагая, что
разжигаешься справедливою ревностью против чужих недостатков, ты
отгоняешь здравие души твоей. Потрудись, потрудись о здравии души
твоей! Если же желаешь врачевать немощных, то пойми, что больные
нуждаются более в внимательной заботливости, нежели жестокости.
Притом, в то время, как не помогаешь другим, себя ввергаешь в тяжкую
болезнь. Такая ревность в человеке принадлежит не к признакам
премудрости, но к недугам души, к недостатку духовного разума, к
большему невежеству. Начало премудрости Божией — тихость и кротость,
качества великой и крепкой души, являющаяся в ней от основательного
образа мыслей, и носящие немощи человеческие”.
[35]
Грех соблазна и осуждения так удобен к погублению человеков и
потому так возлюблен диаволу, что он не довольствуется возбуждением
в сердце нашем ревности лукавой и чуждой евангельского разума,
возбуждением гордостных помыслов, соединенных всегда с уничижением и
презрением ближнего; но устраивает и явные козни для уловления
невнимательных в соблазн и осуждение. Авва Пимен говорил: “В Писании
сказано: Яже видеста очи твои, глаголи
[36]. Но я советую вам не говорить даже и о том, что осязали вы
своими руками. Один брат был обманут таким образом: представилось
ему, что брат его грешит с женщиною. Долго он боролся сам с собою;
наконец, подошедши, толкнул их ногою, думая, что это точно они, и
сказал: полно вам, долго ли еще? Но оказалось, что-то были снопы
пшеницы. Потому-то я и сказал вам: не обличайте, если даже и
осязаете своими руками
[37]”.
Грех осуждения так противен Богу, что Он прогневляется,
отвращается от самих угодников своих, когда они позволят себе
осуждение ближнего: Он отъемлет от них благодать Свою, как это видно
из многочисленных примеров, сохраненных церковными писателями для
пользы и назидания христианских поколений. Никакая праведность не
дает права осуждать грешащего брата, которому Господь весьма удобно
может даровать праведность существенную, несравненно большую той,
которую мы думаем находить в себе. Мы можем быть праведными
собственно правдою Божиею; когда же осуждаем ближнего, то этим самым
отвергаем правду Божию, заменяем ее правдою своею, или правильнее,
недугом фарисейства. Осуждающий ближнего восхищает сан Бога,
Которому Единому принадлежит суд над тварями Его, — восхищает
сан Христа, имеющего судить живых и мертвых в последний день
[38].
Дивный Иоанн Савваит поведал о себе: “в то время, как я жил в
пустыне вдалеке от монастыря, пришел брат из монастыря навестить
меня. Я спросил его: “как живут отцы и братия?” Хорошо за твои
молитвы, отвечал он. Потом я спросил об одном из братии, о котором
ходила худая молва. Он отвечал мне: поверь, отец: этот брат
продолжает жить по прежнему. Услышав это, я сказал: “ох!” и
немедленно пришел в исступление. Я увидел себя стоящим пред Голгофою
во Иерусалиме. Господь наш Иисус Христос стоял на Голгофе между
двумя разбойниками. Я устремился на поклонение Ему. В это время —
вижу — Господь обратился к предстоявшим Ему Ангелам, и сказал им:
“выгоните его вон, потому что он в отношении ко Мне
антихрист: предваряя суд Мой, он осудил брата своего. В то время,
как изгоняли меня, и я выходил из дверей, запуталась в них моя
мантия, и была удержана ими. Там я оставил ее. Немедленно пришедши в
себя, я сказал посетившему меня брату: “лют для меня этот день”. Он
спросил: почему так, отец? я поведал ему виденное мною,
присовокупив, что снятая мантия означает отнятые от меня покрова
Божия и помощи Божией. С этого дня я углубился в пустыню, и скитался
в ней в течении семи лет, не употребляя хлеба, не входя под крышу и
не беседуя ни с кем из человеков. По прошествии этого времени я
снова увидел Господа: Он возвратил мне мантию мою
[39].
Братия! будем внимательны к себе! Потщимся очистить себя не
только от страстей телесных, но и от страстей душевных, от
тщеславия, неверия, лукавства, зависти, ненависти, сребролюбия и
прочих подобных недугов, которые движутся и действуют по-видимому в
одной душе, без участия тела, и потому называются душевными. Сказал
я “по-видимому”:они имеют влияние и на тело, но тонкое, не для
многих приметное и постижимое. При внимании себе и при очищении себя
от этих страстей, насеется постепенно в нас любовь к ближнему, а от
нее ослабеет и уничтожится чувство соблазна на ближнего и осуждение
его. Будем непрестанно помнить, что нет правды, угодной Богу, вне
нищеты духа. Будем оправдывать ближних, а осуждать себя, чтоб Бог
даровал нам благодать и милость Свою, которые Он дарует единым
смиренным и милостивым. Аминь.
[1] Матф. IX, 11.
[2] Матф. IX, 12, 13.
[3] Матф. XII, 2.
[4] Матф. XII, 7.
[5] Матф. XII, 7; IX, 13.
[6] Лук. VII, 36.
[7] Лук. VII, 39.
[8] Лук. VII, 42.
[9] Лук. VII, 47.
[10] Лук. Гл. XVIII.
[11] Иов. XV, 15.
[12] Пс. L.
[13] Пс. XXXIX, 9. — Матф. V, 3.
[14] Лук. XVIII, 11.
[15] Лук. ХVIII, 14.
[16] Матф. XVI, 6.
[17] Матф. XXIII, 16.
[18] Матф. XXIII, 23, 24.
[19] Матф. XXIII, 33-36.
[20] Исаии, LIII, 7.
[21] Матф. XVI, 6.
[22] Матф. XVI, 12.
[23] Лук. XII, 1,
[24] Матф. V, 16.
[25] Лук. XVI, 15.
[26] Алфавитный Патерик.
[27] Иоанн. V, 44.
[28] Матф. VI, 3.
[29] Матф. X, 38, 39.
[30] Матф. VII, 1-5.
[31] Алфавитный Патерик.
[32] Алфавитный Патерик.
[33] Тит. I, 15.
[34] Алфавитный Патерик.
[35] Слово 89.
[36] Притча XXV, 8.
[37] Алфавитный Патерик.
[38] Житие преподобного Василия Нового, мытарство осуждения.
Четьи-Минеи. Марта в 26 день.
[39] Патерик алфавитный.
