 |
Семинарская и святоотеческая библиотеки |
|
|
по основному богословию и апологетике: СВИДЕТЕЛЬСТВА ИЗВЕСТНЫХ УЧЕНЫХ Олег Воскресенский ПРОСТО АПОЛОГЕТИКА Владимир Дробышев “ВЕРОЮ ПОЗНАЁМ...” [Евр. 11:3] Классические доказательства бытия Божия Н.Н.Фиолетов Задачи христианской апологетики ВЕРА и РАЗУМ К. Шахбазян “КАК БЫ СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО...” (1-е Кор. 13.12) СВИДЕТЕЛЬСТВА ИЗВЕСТНЫХ УЧЕНЫХ О ТОМ, ЧТО ИЗУЧЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ ПРИВОДИТ К ПРИЗНАНИЮ БОГА-ТВОРЦА И ОБ ИХ ВЕРЕ ВО ВСЕВЫШНЕГО Когда на Земле родился Богомладенец Иисус Христос, первыми из людей, кто пришел поклониться Сыну Божию, были волхвы-звездочеты. Как свидетельствует Евангелие, они “видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему” (Матф. 2:2). Библейские пророчества предсказывали, что перед рождением Христа-Спасителя на небосводе должна была появиться необычная звезда. Ветхозаветный мир жил ожиданием этой звезды. Первыми увидели ее волхвы и решили поспешить поклониться Христу Богу. Звезда привела волхвов в Вифлеем. Это глубоко символично для дальнейшей человеческой истории. В течение последующих столетий многие выдающиеся астрономы через изучение звездного мира приходили и приходят к Богу. И не только астрономы, но и многие другие ученые-естествоведы, которые дальше и глубже, чем простые умы, взглянули в тайны мироздания, свидетельствуют, что Вселенная помогла им увидеть величие Божественной деятельности. Вот только некоторые свидетельства. Астроном Гершель засвидетельствовал: “Чем более раздвигается область науки, тем более является доказательств существования Вечного Творческого и Всемогущего Разума”. У итальянского астронома Анджело Секки надгробная надпись гласит: “От зрелища неба - короткий путь к Богу”. По словам астронома Ватсона, “изучение дивного механизма звездного неба возбуждает и укрепляет в нас удивление к бесконечному совершенству Всемогущего и Живаго Бога”. Крупнейший физик, астрофизик и космолог XX века Дж. Джинс сказал: “Современные научные теории заставляет нас думать о Творце, работающем вне времени и пространства, которые являются частью Его творения, так же, как художник находится вне своего холста”. Крупнейший физик нашего столетия Артур Комптон, лауреат Нобелевской премии, говорит: “Вера начинается со знанием того, что Высший Разум создал Вселенную и человека. Мне нетрудно верить в это, потому что факт наличия плана и, следовательно, Разума - неопровержим. Порядок во Вселенной, который разворачивается перед нашим взором, сам свидетельствует об истинности самого великого и возвышенного утверждения: “В начале - Бог”. Знаменитый естествоиспытатель - биолог XVIII века Карл Линней, основоположник системы растительного и животного мира (он же и описал около 1500 видов растений) засвидетельствовал: “Вечный, Великий, Всеведущий и Всемогущий Бог прошел мимо меня! Я не видел Его в лицо, но Его отражение охватило мою душу и погрузило ее в благоговение! Я тут и там замечал следы Его в Его творениях. Во всех Его делах, даже самых малых и незаметных, какая сила, какая мудрость, какое невообразимое совершенство! Я наблюдал, как одушевленные существа идут друг за другом непрерывною цепью, примыкая к царству растительному, растения сцепляются с царством минеральным, уходящим во внутренность Земного шара, между тем как этот шар кружится в неизменном порядке около Солнца, дающего ему жизнь. Наконец, я видел Солнце и все другие светила, всю звездную систему, бесконечную, неисчислимую в своей беспредельности, движущуюся в пространстве, повешенную среди вечной пустоты Первым Непостижимым Двигателем, Существом существ, Причиною причин, Вождем и Хранителем Вселенной, Господином и Работником всякого дела в мире! Итак, справедливо верить, что есть Бог, Великий и Вечный, не порожденный никаким существом, КОТОРЫЙ сотворил это всемирное дело и водворил в нем порядок”. По свидетельству выдающегося русского ученого М.В. Ломоносова, “Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величество; в другой - Свою волю. Первая - видимый этот мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его зданий, признал Божественное всемогущество, по вере себе дарованного понятия. Вторая книга - Священное Писание. В ней показано Создателево благословение к нашему спасению. В сих пророческих и апостольских богодухновенных книгах истолкователи и изъяснители суть великие церковные учителя. А в оной книге сложения видимого мира сего физики, математики, астрономы и прочие изъяснители Божественных в натуру влиянных действий суть таковы, каковы в оной книге пророки, апостолы и церковные учители”. Он же, впрочем, предупреждал: “Не здраво рассудителен математик, ежели он хочет Божескую волю вымерять циркулем. Таков же и богословия учитель, ежели он думает, что по Псалтири научится можно астрономии и химии”. Альберт Эйнштейн - великий физик-теоретик XX века, один из основателей современной физики, автор специальной и общей теории относительности, который ввел понятие фотона, открыл законы фотоэффекта, работал над проблемами космологии и единой теории поля, лауреат Нобелевской премии так говорит о своем отношении к религии: “Я верю в Бога, как в Личность и по совести могу сказать, что ни одной минуты моей жизни я не был атеистом”. Он не раз подчеркивал: “Основой всей научной работы служит убеждение, что мир представляет собой упорядоченную и познаваемую сущность. Это убеждение зиждется на религиозном чувстве”. Эйнштейну принадлежит и следующее высказывание: “Я смотрю на картину, но мое воображение не может воссоздать внешность ее творца. Я смотрю на часы, но не могу представить себе, как выглядит создавший их часовой мастер. Человеческий разум не способен воспринимать четыре измерения. Как же он может постичь Бога, для Которого тысяча лет и тысяча измерений предстают как одно”. Луи Пастер, основоположник современной микробиологии и иммунологии, говорил: “чем более я занимаюсь изучением природы, тем более останавливаюсь в благоговейном изумлении перед делами Творца. Я молюсь во время работ своих в лаборатории”. Физик Анри Беккерель - первооткрыватель радиоактивности - засвидетельствовал: “Именно мои работы привели меня к Богу, к вере”. Великий физик Томсон, открывший электрон, говорил: “Не бойтесь быть независимыми мыслителями! Если вы мыслите достаточно сильно, то вы неизбежно будете приведены наукой к вере в Бога, которая есть основание религии. Вы увидите, что наука не враг, а помощница религии”. Великий ученый-физик, астроном и механик Галилео Галилей - первооткрыватель законов инерции и свободного падения тел, изобретатель телескопа, открывший горы на Луне, четыре спутника Юпитера, фазы у Венеры, говорит: “В действиях природы Господь Бог является нам не менее достойным восхищения образом, чем в божественных стихах Писания”. Ученый-биолог Шлейден - один из основоположников клеточной теории строения живых организмов пришел к выводу: “Именно истинный-то и точный натуралист и не может никогда сделаться материалистом и отрицать душу, свободу, Бога”. Известно, что великий русский ученый-физиолог академик И.П.Павлов был верующим христианином, прихожанином Знаменской церкви в Ленинграде, и вот такое пояснение он дает о бессмертии души: “Я изучаю высшую нервную деятельность и знаю, что все человеческие чувства: радость, горе, печаль, гнев, ненависть, мысли человека, самая способность мыслить и рассуждать - связаны, каждая из них, с особой клеткой человеческого мозга и ее нервами. А когда тело перестает жить, тогда все эти чувства и мысли человека, как бы оторвавшись от мозговых клеток, уже умерших, в силу общего закона о том, что ничто -ни энергия, ни материя - не исчезают бесследно и составляют ту душу, бессмертную душу, которую исповедует христианская вера”. Знаменитый ученый-геолог Лайель говорил: “В каком бы направлении мы ни производили свои исследования, повсюду мы открываем яснейшие доказательства творческого Высшего Ума и действия Премудрого Промысла Божия в природе”. Выдающийся ученый-физик Макс Планк - классик естествознания, фактический основоположник квантовой физики, был глубоко религиозным человеком. Ему принадлежат следующие высказывания. “И религия, и естествознание нуждаются в вере в Бога, при этом для религии Бог стоит в начале всякого размышления, а для естествознания - в конце. Для одних Он означает фундамент, а для других - вершину построения любых мировоззренческих принципов”. “Куда ни кинь взгляд, мы никогда не встретим противоречия между религией и естествознанием, а, напротив, обнаруживаем полное согласие как раз в решающих моментах. Религия и естествознание не исключают друг друга, как кое-кто ныне думает или опасается, а дополняют и обуславливают друг друга”. Свой доклад прочитанный в мае 1937 года в Дерптском (Тартуском) университете и посвященный взаимоотношению религии и естествознания, Планк завершил такими словами: “Следует неутомимо и непрестанно продолжать борьбу со скептицизмом и догматизмом, с неверием и суеверием, которую совместно ведут религия и естествознание, а целеуказующий лозунг в этой борьбе всегда гласил и будет гласить: к Богу!” Можно приводить еще сколько угодно высказываний ученых, в которых они свидетельствуют о том, что научные знания о Вселенной укрепляют веру в Бога-Творца и Вседержителя. Мы же ограничимся приведенными высказываниями, отметив, что сам факт наличия огромного числа крупнейших ученых, прежних и современных, верующих в Бога и во Христа, является очевидным доказательством того, что наука по меньшей мере не опровергает бытия Божия. Достаточно привести лишь некоторые имена всемирно известных верующих ученых: каноник Н.Коперник, совершивший переворот в астрономии; И.Кеплер, обосновавший гелиоцентрическую систему; Б.Паскаль - физик, математик, религиозный мыслитель, основоположник классической гидростатики; И.Ньютон - физик, математик, астроном; М.Ломоносов - ученый-энциклопедист; Л.Гальвани - физиолог, один из основоположников учения об электрическом токе; А.Ампер - один из основоположников электродинамики; А.Вольта - также один из основателей учения об электричестве; Г.Мендель - августинский монах, основоположник генетики; Ж.Дюма - основоположник органической химии; С.Ковалевская - математик; Л.Пастер - основоположник современной микробиологии и иммунологии; А.Попов - изобретатель радио; Д.Менделеев - создатель периодической системы химических элементов; И.Павлов - отец физиологии; П.Флоренский - священник, богослов, ученый-энциклопедист; В.Вернадский - основоположник геохимии, биогеохимии, радиологии и учения о биосфере; М.Планк - основоположник квантовой физики; Э.Шредингер - один из создателей квантовой механики; Б.Филатов - офтальмолог; Л.Бройль - один из создателей квантовой механики; Ч.Таунс - один из создателей квантовой электроники; и многие, многие другие. Олег Воскресенский ПРОСТО АПОЛОГЕТИКА (серия бесед, прочитанная по программе Slavic Gospel Voice, St. Paul - Minniapolis, MN, 28 апреля, 4 и 18 мая 1997 года) Вера в Бога. Что это значит? Уверенность в Его существовании? Что значит — уверовать? Узнать? Поверить? Может быть, довериться? Как же можно довериться тому, чего не знаешь? А, с другой стороны, возможно ли узнать то, что по определению превышает всякое понимание? Как часто мы слышим эти вопросы от наших неверующих друзей, родственников или просто случайных встречных, узнавших о нашей вере во Христа? Что мы отвечаем им? Впрочем, кто-то, возможно, никогда и не слышит ничего подобного. Многие из нас настолько не уверены в своей способности ответить на эти вопросы, что, во избежание затруднений, предпочитают скромно умалчивать о своей вере. Проводя подчас большую часть дня среди неверующих — на работе, на учёбе или дома — мы скрываем от них самое великое своё достояние, самое великое своё богатство — нашу веру в Господа и Бога Иисуса Христа. Этому ли учил Он нас, говоря, что “зажегши свечу, не ставят её под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного” (Мат. 5:15). Что же происходит, когда люди, видя ваши добрые дела, спрашивают вас: “Не потому ли это, что вы верите в Бога? Расскажите нам о своей вере. Что такое — ваша вера?” Легко было апостолу Павлу, не правда ли? На всей земле не было, наверное, ни единого человека, которому было бы непонятно, что значит — верить в Бога? Никто и никогда не спрашивал его, что такое вера и зачем она человеку нужна. Никто и никогда не оспаривал с ним самого бытия Божия. И для израильтян, и для греков вера в Бога была сама собой разумеющейся. Всё, что требовалось от апостола — это рассказать о Христе Спасителе, о Его предсказанном пророками рождении, безгрешной жизни, крестной смерти и чудесном воскресении, и человек либо признавал Христа своим Богом, либо отвергал Его, оставаясь поклонником собственных идолов и тотемов. Нигде в Писании мы не встретим такого вопроса, который, наверное, наиболее часто возникает у мыслящих людей в наши дни: как это так — поверить в Бога? В чём же особенность этих наших дней? Откуда в людях появилась такая тяга к разумному осмыслению того, что в прежние века принималось безоговорочно и как само собой разумеющееся? Ответ на это можно найти, если обратится к недавней истории нашей цивилизации: буквально на 200-300 лет назад. Развитие и, в особенности, популярное распространение естественнонаучного знания в эти последние два с небольшим столетия привели к необычайному технологическому насыщению нашей обыденной жизни. Юрий Тынянов написал, что “человеческий быт полон рудиментами всех наук, всей знаний и всех технологий”. И это действительно так. Научное знание пронизало нашу с вами жизнь и стало доступно не только седовласым мудрецам, но и совсем маленьким детям. Наша восьмилетняя дочь, например, овладела компьютером, когда ей было шесть, и теперь обучает ему нашего трёхлетнего сына. Не случайно поэтому наши современники так неистово воспевают силу и могущество человеческого разума, торжество научного опыта и славу научного творчества. Эти гимны слышатся по всей планете вот уже почти триста лет! Увы, двадцатый век принёс немало разочарований этому гуманистическому оптимизму. Что-то необъяснимое стало вдруг происходить в человеческом обществе. Неколебимые, казалось, устои наук стали вдруг разваливаться на части. Сила законов сводилась к нулю бесконечными исключениями и поправками. Воплощение великолепных идеалов и планов в реальность приводило к ужасным катастрофам. Самые, казалось бы, основополагающие понятия научного знания стали терять всякий смысл. Атом, по-гречески означающий — “неделимый”, разлетелся на части. Подумайте, насколько иронично, что одним из самых абсолютных законов физического мира, стала эйнштейновская теория относительности. Светлые коммунистические идеалы обратились в сеть концлагерей. До зубов вооружённые армейские соединения стали называться миротворческими силами. Как же жить в таком мире? Мы так верили в разум, а он, оказывается, не всесилен и совсем не так благ, как нам хотелось бы верить! Чего же проще? Надо просто вернуться к прежней системе отсчёта, и уже больше не покидать её, однажды обжегшись на чрезмерном рационализме. Увы, слишком многих разочарование в прежних идеалах повлекло в направлении прямо противоположном: от признания собственной ошибки — к обвинению в ошибочности всех остальных: если сугубо рационалистическое представление о мире — ложно, значит разум человеческий, вообще, ничего стоящего произвести не может. А значит, всё на свете — относительно, приблизительно и необязательно. Да и сам этот свет — относителен и необязателен. Как же мы объясним такому человеку, что такое — вера в Бога? Английский Христианский писатель и учёный Клайв Льюис, уже в зрелом возрасте прошедший весь путь от самых глубин агрессивного атеизма и до самых высот спасительной веры, отмечает три основных ориентира на этом пути, которые мы для простоты назовём так: знание, вера и спасение. Сегодня мы обратимся к первому из этих ориентиров — к знанию, т.е., к восприятию и отражению человеческим разумом окружающего мира. Казалось бы, с этим очень широким определением должны согласиться все. Однако, это не так. Для многих наших с вами современников способность человеческого разума отражать жизнь хоть сколько-нибудь адекватно, т.е., правдиво — совсем не очевидна. Есть люди, утверждающие, что всякое человеческое знание — неполно и субъективно, а следовательно, делают они вывод — относительно. Наши чувства сплошь и рядом обманывают нас. Самые точные приборы — дают лишь те результаты, на которые, подчас невольно, программирует их человек. Обыденность просто кишит непониманиями и недоразумениями. Казалось бы сама жизнь заставляет человека поверить, что всё вокруг него — приблизительно и относительно, неточно и необязательно. Не правда ли? Нет, не правда. Ибо те, кто верит в это, т.е., считает эту мысль абсолютной истиной, не в состоянии объяснить ни себе, ни другим, как она, эта теория, отвечает тем требованиям, которые сама же предъявляет всему остальному миру. А именно: если все истины относительны, то не является ли и она в таком случае — относительной, неточной, или, попросту говоря, неверной. Не может быть абсолютных истин в мире, в котором всё относительно. А кроме того — и это, как правило, звучит ещё более убедительно — жить, последовательно придерживаясь этой теории, не удаётся даже самым рьяным её приверженцам. Можно сколько угодно говорить об относительности законов и правил, но когда кто-то посягает на вашу жизнь, ваше благополучие или на принадлежащее вам имущество, то вы, при всём вашем релятивизме, будете вынуждены признать, что этот человек ...не прав, и тем самым подтвердите реальность и абсолютность спасительного для вас закона. “Вовсе нет!” — воскликнут при этом некоторые: “Совсем неважно и совершенно неизвестно, по каким законам мы живём, и по каким законам существует всё на свете. Важно лишь выжить, избежать неприятности или боли, добиться своего и получить удовольствие!” Такая точка зрения, когда достижение цели способно оправдать любые средства, получила название прагматизма. Многим, особенно, натурам увлекающимся, она кажется необыкновенно привлекательной, но — лишь до поры. Все цели, которые мы ставим перед собой в жизни, в свою очередь являются лишь средствами для достижения целей более общих, а все вместе они имеют смысл лишь при существовании цели конечной. А значит когда-нибудь, рано или поздно, человек неминуемо должен задаться вопросом: “А зачем — “выживать”? Зачем — “добиваться своего”? Неужели “удовольствие” — это всё, для чего мне дарована жизнь?” Прагматизм не в состоянии решить этих вопросов, хотя иногда и способен отложить их на какое-то время. Решать их придётся как-то принципиально иначе. А может быть решения — вовсе нет, а есть лишь наши чувства, наш опыт, наши ощущения, а всё, что кроме этого — теории, идеи, размышления — всё это, как говорится, “от лукавого”? Увы, и эта лазейка не спасает, ибо, если вы не верите ни в какие теории, а только и исключительно в опыт ваших чувств и ощущений, то каким опытом вы докажете верность этой самой вашей теории. Это — уже не теория, это — догма, отрицающая, кстати говоря, самоё себя. Так что же нам ответить современному молодому человеку после того, как мы закрыли для него пути отступления, лазейки, позволявшие ему избегать ответственного и трезвого взгляда на жизнь? К Клайву Льюису, также как и ко многим другим людям, доверие к разуму пришло путём болезненной и тяжкой внутренней борьбы. Наивно было бы и с нашей стороны полагать, что мы сможем освободить кого-то от, по-своему, удобных и привычных им представлений, предложив взамен то самое, от чего они бегут как от чумы — трезвое и ответственное отношение к себе и к миру вокруг себя. Однако, именно в этом — наша цель, и, если мы продвинулись к этой цели хоть на полшага или подтолкнули к ней кого-то из наших друзей, слава Богу! “Слава Богу!”— повторяю я, ибо следующим ориентиром на нашем пути и будет признание Его бытия и Его сущности. Может быть, мы слишком торопимся, и для кого-то строительство на только что заложенном фундаменте покажется предприятием слишком рискованным. А с другой стороны, кому-то, наоборот, наши рассуждения о возможностях и способностях человеческого сознания покажутся слишком элементарными и даже излишними. Что же поделаешь? Пусть каждый изберёт себе тот темп и тот образ мысли, который наиболее соответствует его собственному опыту, складу характера и ходу мышления. Наша задача, повторяю — лишь отметить основные вехи на этом пути. *** В прошлый раз мы начали с вами беседу о сущности Христианской веры с того, что определили основные вехи на предстоящем нам пути. И первой такой вехой было признание познаваемости мира, признание за человеком способности, подчас неполно и неточно, а подчас поразительно глубоко и верно понимать происходящее вокруг и внутри него. Сами с собой, мы, таким образом, разобрались. Теперь давайте обратимся во вне себя — в мир. Наверное, никто станет спорить с тем, что всякое явление и всякое изменение в мире порождается другим явлением, которое мы называем его причиной. Самолёт летит, поскольку и лишь покуда работают его двигатели — перед нами простая и ясная причинно-следственная связь. Отказ в работе двигателей может стать причиной падения этого самолёта — подобная же связь, но с прямо противоположным результатом. А теперь давайте точно также рассмотрим другое явление — существование мира, во всей его огромности и многосложности. Многим из его частных проявлений мы, по мере развития естественнонаучного знания, находим более или менее точное объяснение: например, предметы притягиваются друг к другу силой гравитации; конкуренция производителей товара ведёт к его совершенствованию; нездоровое питание приводит к язве желудка и т.д. Подобным же образом, мы объясняем (и правильно делаем) не только явления повторяющиеся, но и совершенно уникальные, происходящие в истории лишь однажды: так, например, извержение Везувия послужило причиной гибели Помпеи. Или, гораздо менее трагический пример: я сегодня чувствую себя неважно, потому что вчера допоздна засиделся за работой и т.д. Какое же объяснение мы можем подобрать такому явлению, как зарождение и существование всего мира, всей вселенной? Как мы назовём ту силу, которая не только послужила причиной возникновения естественного мира, но и продолжает быть причиной его бытия, существования? Ничто материальное такой причиной являться не может, ибо, как мы только что с вами согласились, оно, в свою очередь, потребовало бы для своего возникновения некоей причины. Следовательно, эта первопричина должна быть не материальна, т.е., духовна. Такую сверхъестественную творческую силу мы и называем всемогущим Богом. Почему — “всемогущим”? Да потому что, чтобы послужить первопричиной создания такого огромного мира, его Создатель должен обладать поистине бесконечным могуществом. Такое доказательство Его существования принято называть космологическим. Другим доказательством, отражающим как бы несколько иную грань Божия существа, является, так называемое, телеологическое доказательство. Также как и предыдущее, оно обращается к нашему с вами жизненному опыту — к той упорядоченности, сложнейшей взаимосвязанности и гармонии, которые мы наблюдаем во всём: от микромира органической химии до гигантских космических систем, включая всю многосложность человеческой психической деятельности, гармонию земной природы и изящество её естественнонаучных законов. При этом, как это опять-таки следует из наших наблюдений, сами по себе природные законы в абсолютном большинстве случаев действуют скорее в сторону прямо противоположную гармонии и порядку, скорее упрощая мир, чем усложняя его устройство. Стихийные силы неразумной природы, при всём их многообразии и порой колоссальной энергии, занимаются скорее разрушением, чем созиданием. Примеров тому можно привести множество: от торнадо, сравнивающего с землёй целые кварталы, до, может быть не столь эффектного, но не менее разрушительного действия времени на всякое живое существо. Представить себе, что бесконечно перемешивая материю, какие-то природные бури сами по себе невольно создали живое существо, не легче, чем представить себе ураган, пронёсшийся над грудой металлолома и ненароком собравший из валявшегося хлама сверхзвуковой истребитель с полным боекомплектом и с двигателем под парами. Неужели в это поверить легче, чем в существование разумного и могущественного Творца?! Итак, во-первых, без всемогущего Бога материя не могла бы существовать, и, во-вторых, без Бога премудрого, т.е., всеведущего, она не могла бы быть такой, какая она есть — упорядоченной, узаконенной и гармоничной. Следующим Его качеством, а точнее, чертой Его характера — ибо мы уже установили, что Он разумен, а, следовательно, достоин более уважительного обращения — итак, следующей Его чертой, является праведность, т.е., Его нравственная правота, моральная справедливость. Почему? Да потому что, иначе, откуда бы в нас с вами могли зародится эти представления и понятия? Тоже — “вследствие стихийных завихрений”? Каждому из нас, независимо от расы, пола и вероисповедания, присуще нравственное чувство, которое точнее было бы назвать нравственным сознанием: мы именно знаем, что красть, убивать, лгать, неуважительно относиться к старшим, обижать детей и т.д. — дурно. И, наоборот: дарить, давать жизнь, делиться истиной, любить и уважать других — правильно. Неживая природа, сама физическая материя, никогда бы не научила нас этому, ибо её движущим принципом является скорее “борьба за выживание”, а эти моральные законы отнюдь не всегда подсказывают нам решения в этом смысле для нас “полезные”. Нередко они вступают в конфликт с законами материальными, и тогда сделать правильный нравственный выбор бывает особенно трудно. Честность, например, не всегда приносит немедленную экономическую выгоду; жертвенная любовь не всегда бывает оправдана рационально или даже эмоционально; убийство не всегда запрещено законом страны или племени. И тем не менее, мы знаем, что ложь и убийство — зло, а любовь — благо. Следует, конечно, оговорится, что это наше нравственное самосознание совсем не обязательно воплощается в нашем высоконравственном поведении. Увы, со времён Адама и Евы человек неустанно трудится над оправданием своих аморальных поступков, и, что ещё печальнее, весьма изощрился в этом. Однако, сам тот факт, что для совершения преступления — пусть даже незначительного — одного из нравственных законов человеку требуется какое-то оправдание, не говорит ли нам о том, что в своём сознании (в душе, в сердце, в средоточии своей совести) мы всегда слышим голос, терпеливо и неустанно повторяющий нам неколебимую заповедь: “не убий”, “не укради”, “не лжесвидетельствуй”. Присутствие этого голоса в душе (в сознании, в сердце) каждого из нас, независимо от возраста, расы, образования и общественного положения, а также наша способность делиться друг с другом опытом общения с этим внутренним нравственным началом, заставляет нас согласиться, во-первых, с Его объективным существованием, во-вторых, с Его вездесущестью, и, в-третьих, с Его праведностью, т.е., знанием и соблюдением этих высших законов общения и взаимоотношения между отдельными личностями. Итак, первое, космологическое доказательство позволило нам установить, что Бог — есть. Второе, телеологическое, что мир — Его творение. Третье, называемое антропологическим — что между человеком и Богом, а также между всеми людьми на свете существуют определённые отношения — нравственные законы. Таким образом, мы с вами миновали вторую веху на нашем пути: от доказательства реальности нашего сознания мы перешли к доказательству реальности Бога. Однако, каков Он? Или, может быть, их несколько? Или Он, на самом деле — “она” или даже “оно”? До сих пор мы занимались вопросом — “каким Он может быть?” Нашим следующим ориентиром будет вопрос — “каков Он есть?” Так на уроках физики мы изучаем силы, заставляющие природные тела быть такими, какими они в принципе могут быть, но только исторические науки — такие, как археология, история науки, экономики или искусства — расскажут нам о том, как, когда и каким именно образом эти законы воплотились в жизни мира и конкретном опыте человечества. *** Это — третья наша с вами беседа о сущности Христианской веры. В первой, мы говорили о самых общих вопросах познания Бога, о том, какое, вообще, имеет значение понятие познания. Мы рассмотрели с вами основные современные точки зрения на процесс и сущность познания и пришли к выводу, что познание, в принципе, возможно. Следующей вехой на нашем пути было рассмотрение некоторых возможных доказательств бытия Божия. Первое, космологическое доказательство позволило нам установить, что Бог — есть. Второе, телеологическое, что, кроме того, мир — Его творение. Третье, называемое антропологическим — что между человеком и Богом, а также между всеми людьми на свете существуют определённые отношения — нравственные законы. Таким образом, мы с вами миновали вторую веху на нашем пути: от доказательства реальности нашего бытия и сознания мы перешли к доказательству реальности Бога. Однако, каков Он? Или, может быть, их несколько? Или Он, на самом деле — “она” или даже “оно”? До сих пор мы занимались вопросом — “каким Он может быть?” Нашим следующим ориентиром будет вопрос — “каков Он есть?” Так на уроках физики мы изучаем силы, заставляющие природные тела быть такими, какими они в принципе могут быть, но только исторические науки — такие, как археология, история науки, экономики или искусства — расскажут нам о том, как, когда и каким именно образом эти законы воплотились в жизни мира и конкретном опыте человечества. Что же сообщает нам о Боге, о сотворении мира и о взаимоотношениях между Богом и людьми один из авторитетнейших исторических источников — Библия? Впрочем, для многих из нас авторитет этой книги зиждется вовсе не на её поистине уникальной исторической ценности, а, скорее, на уважении к её, впрочем, не менее уникальному содержанию. Давайте, однако, на минуту отвлечёмся от её повествования и учения и сравним её сугубо историческую ценность с другими известными нам письменными источниками. Насколько надёжна Библия в смысле точности изложения и описания событий? Для определения надёжности древней рукописи учёные пользуются двумя основными показателями. Во-первых, источник тем надёжней, чем меньше прошло времени с момента описываемого события до момента его первоначального письменного изложения. Вторым показателем является продолжительность времени, прошедшего с момента первоначального описания события до даты написания конкретной дошедшей до нас рукописи. Давайте же применим эти критерии к Евангелию, содержащему повествование о рождении, жизни, учении, смерти и воскресении Иисуса Христа. События, описанные в Евангелии, произошли всего за 10 лет до момента их первоначального письменного изложения, а самая ранняя из дошедших до нас рукописей, в свою очередь, отстоит по времени от даты её изначального написания менее, чем на сто лет. Много это или мало? Если мы сравним эти показатели с другими историческими источниками, которым мы привыкли доверять, включая даже такие самые известные из них, как Тацитовы “Анналы”, хроники Иосифа Флавия или сочинения Плутарха и Плиния, то мы увидим, что они даже приблизительно не соответствуют Евангелию по этим сугубо научным критериям. Сегодня нам известно более 20.000 рукописей Нового Завета. Для сравнения — существует лишь чуть более 600 списков знаменитой “Илиады”, занимающей второе место. Практически всё наше знание об истории человечества мы черпаем из источников, по своей объективной исторической достоверности ни в какое сравнение не идущих с Евангелием. И тем не менее, мы постоянно слышим упрёки в недостоверности и ненадёжности Библейских сведений. Почему же мы предъявляем именно к этому источнику такие невероятные требования? Скорее всего, люди заведомо отказываются верить в подлинность этой книги уже потому, что им слишком трудно поверить в её содержание. Мы верим гораздо менее надёжным источникам уже потому, что они сообщают нам то, что мы хотим и готовы от них услышать. И мы отвергаем Библию, несмотря на её очевидную достоверность, уже потому, что она сообщает нам вещи неожиданные, необычные, а подчас и совсем неприятные. Давайте же будем честны и последовательны: факты жизни, смерти и воскресения Иисуса Христа подвергались более пристрастному вниманию и пристальному изучению, чем жизнь любого другого человека, когда-либо обитавшего на этом свете, и, тем не менее, ни один честный историк не в состоянии привести более убедительных “опровержений” их подлинности, чем единственное и классическое — “этого не может быть, потому что этого не может быть никогда”. Так о чём же говорит нам Евангелие? Если бы всю его суть можно было выразить несколькими словами, то Богу, возможно, и не понадобилось бы нисходить на землю в образе Иисуса Христа и жить среди людей более тридцати лет, преподавая им Своё учение. Ещё более богата событиями и глубочайшим историческим, нравственным и богословским содержанием первая часть Библии — Ветхий Завет. О чём же — вся эта книга? Она — об отношениях между Богом и человеком: о том, как они были учреждены Богом в акте творения, о том, как однажды эти отношения были нарушены, и, вот, у человека появилась возможность их восстановления. Она — о вечной смерти как наказании за оскорбление, нанесённое Богу: за гордое непризнание Его бытия и владычества над миром. И она о вечной жизни — награде каждому, покаявшемуся в этой вине. Другим, и не менее “историческим” свидетельством деятельного Божия присутствия в сотворённом Им мире, является жизнь Его последователей, от древних времён и до наших дней. Наша с вами жизнь, а, точнее, Его участие и отражение в нашей жизни, могут для многих оказаться даже более убедительным доказательством Божия бытия, чем фолианты самых, что ни на есть, научно-исторических изысканий. Это, вероятно, и имел ввиду Христос, призывая каждого из нас быть той свечой, которая “светит всем в доме”. Это — нелёгкий труд, но, в то же время, и величайшая честь — быть вестником (по-гречески — “ангелом”) Божиим, несущим миру Евангелие спасения. Это — третья и последняя веха на пути к Богу: принятие дара спасения и вечной жизни из пронзённых рук Господа и Бога Иисуса Христа. Мы знаем. Мы знаем о Боге. Мы знаем Бога. Казалось бы, так просто. Однако, для многих и многих людей этот последний шаг навстречу Божеству оказывается невероятно труден. “Я не вполне готов”, “я не смогу”, “я не достоин” — слышим мы робкие отговорки друзей и знакомых. Как же хочется воскликнуть на это: “Да если бы вы были “достойны”, Христу и не надо было бы за вас умирать! Если бы вы были “готовы” и “могли”, то вам и не надо было бы обращаться за помощью к Богу!” В том-то всё и дело, что Бог создал нас существами, зависимыми от Него. Человек, по определению, существо, зависимое от Божией воли, от Его могущества и от Его премудрости. Всё, чего Он ожидает от нас, это — признания этих взаимоотношений. Некоторым, впрочем, оказывается достаточно простого и, на мой взгляд, совершенно гениального, довода, изобретённого учёным Паскалем: допустим, мы не знаем, кто из нас прав, и можем лишь предполагать. Но даже довольствуясь этим, мы не можем не видеть, что признание Иисуса Христа нашим Господом и Спасителем, возможно, даёт нам шанс вечной жизни; непризнание Его — возможно, обрекает нас на вечные адские мучения. Подумайте, что вы теряете, признав Христа своим Господином и Спасителем, и чем вы рискуете, отрекаясь от Него? Давайте же обратимся к Богу — Творцу, Вседержителю и Спасителю мира — со словами, достойными Его звания и достойными той чести, которую Он оказал нам Своей жертвенной любовью и отеческой заботой. Господи Боже наш! Слава Тебе! Слава Твоей премудрости, которой Ты поделился с нами, наделив нас разумом, чувствами и волей! Слава Твоему всемогуществу, которым Ты сотворил мир, и которым Ты заботливо поддерживаешь его бытие. Слава Твоей любви к нам, которой Ты “так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единородного, чтобы каждый верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную”. Прими же, Господи, эту нашу молитву, как знак нашего покаяния в мятежной гордости, которая отвращала нас от Тебя. Слава Тебе, Отец, Сын и Дух Святой! Аминь. Copyright Oleg Voskresensky 1996 Владимир Дробышев “ВЕРОЮ ПОЗНАЁМ...” [Евр. 11:3] (Об отношении Православной веры и науки в современном мире) Слава Тебе, явившему непостижимую силу в законах вселенной, Слава Тебе, вся природа полна законов Твоего бытия, Слава за все открытое нам по благости Твоей, Слава за то, что Ты скрыл по мудрости Твоей... Из акафиста “Слава Богу за все” Уместно ли в наше смутное время говорить об отношении религии и науки? Эти ли вопросы должны занимать сегодня христианина, когда главная наша забота перед лицом обрушившихся искушений и испытаний - сохранить свою веру в чистоте, а сердце - в смирении, кротости и любви. Сложный вопрос... И решение его во многом зависит от того, как мы отвечаем для себя на вопрос о том, зачем Господь явил нас в этот мир. [Быт. 1:1] В начале сотворил Бог небо и землю. [Бытие 1:2] Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. [Быт. 1:3] И сказал Бог: да будет свет. И стал свет... [Быт. 1:7] И создал Бог твердь... [Быт. 1:8] И назвал Бог твердь небом... [Быт. 1:14] И сказал Бог: да будут светила на тверди небесной... [Быт. 1:16] И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды; [Быт. 1:17] и поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, [Быт. 1:18] и управлять днем и ночью, и отделять свет от тьмы. И увидел Бог, что это хорошо. И вот, сотворил Господь “землю силою Своею, утвердил вселенную мудростью Своею и разумом Своим распростер небеса” [Иер. 10:12] и “небеса проповедуют славу Божию, и о делах Его вещает твердь” [Пс. 18:2] и “дело Его - слава и красота, и правда Его пребывает вовек” [Пс. 110:3]. Но Он не останавливается на этом - “И сотворил Бог человека по образу Своему” [Быт. 1:27], сотворил по преизбытку Своей благости и любви, сотворил существо, способное вместить в себя совершенство и красоту воплощенного Замысла. Священное Писание говорит нам о том, что Бог создал вселенную для человека. И на исходе второго тысячелетия после свершения непостижимого и величественного Таинства Боговоплощения, человечество уже не только верою, но и разумом приходит к этой истине. Современные научные данные дают все основания утверждать, что основные параметры и законы вселенной настроены таким образом, чтобы в ней стало возможным существование человека и самой жизни. “Абсолютно во всем, начиная от постоянных, определяющих гравитационные, электромагнитные, сильные и слабые ядерные взаимодействия, и вплоть до основных биологических предпосылок мы обнаруживаем, что космос в целом, наше Солнце в частности, и в особенности Земля настолько точно подогнаны к нам, что неизбежно напрашивается вопрос: “А не Бог ли создал все это, прежде всего имея ввиду нас?” Это слишком много для совпадения, даже для чуда, чтобы назвать это чистой случайностью” - эта цитата не из богословского исследования, а из научной статьи, опубликованной в серьезном научном журнале. Итак, наша вера и наш разум говорят нам о том, что Бог создал человека как сопричастника Своего творения, как сопереживателя гармонии мироздания, и именно через человека вселенная наполняется тем или иным содержанием. И в этом смысле значение человека вырастает поистине до вселенских масштабов. Однако, до таких же размеров возрастает и его ответственность за свои действия. И если бы человек сознавал эту ответственность, если бы он помнил о том, насколько он - образ и подобие Божие - был близок и может быть близок Творцу, жизнь на земле была бы совсем другой. Но в том и состоит наша поврежденность, что мы утратили это чувство ответственности и сами себя низвергаем с высоты вселенских масштабов к микроскопичности и ничтожности суетливого и бессмысленного существования. Как нелепы наши земные страсти в сравнении с величием и красотой вселенной, которую явил нам Бог в Своем творческом всемогущии, и тем не менее мы умудряемся настолько заполнить ими нашу жизнь, что уже не способны вглядеться в звездное небо, которое превратилось для нас в примелькавшуюся декорацию затянувшегося спектакля... А небо над нашими головами поистине прекрасно! Поднимем только наш взор от земли и вглядимся в крошечные изумруды и бриллианты, сверкающие в огромном пространстве ночного небосвода. Вглядимся в бриллиантовую россыпь звезд в скоплении Плеяды, которую поэт назвал алмазами, позабытыми на бархате ночи. Вглядевшись, мы не можем не воскликнуть: Дивны дела Твои, Господи! И сердца наши поют хвалу Ему: Слава Тебе, показавшему нам свет Слава Тебе, явившему нам красоту вселенной Слава Тебе, раскрывшему перед нами небо и землю как вечную книгу мудрости Всякое дыхание да хвалит Господа! И хвала эта - благоговейное восхищение славой Творца, выражение глубочайшей потребности души, голос радости и жизни, долг всякого творения, для исполнения которого каждая тварь нуждается во всех остальных. Никто не поет в одиночестве. Даже звезды небесные, читаем мы в Писании, поют все вместе: Хвалите Господа с небес, хвалите Его в вышних. Хвалите Его вси ангели Его, хвалите Его вся силы Его. Хвалите Его солнце и луна, хвалите Его вся звезды и свет. Хвалите Его небеса небес, и вода яже превыше небес, да восхвалят имя Господне [Пс. 148:1-5]. И человек призван услышать этот величественный хор и влить в него свой голос, употребляя во благо все, что дал ему Господь. Поэтому и наука, как единственный способ рационального постижения явленного Творцом мира, также призвана стать хвалой Господу и делам Его, поскольку, имея мощные методы, способна находить в окружающем нас мире все новые и новые факты и свидетельства премудрости Божией. В основе науки, как и в основе веры лежит опыт присутствия Божия, только если в отношении веры это внутренний духовный опыт, то в отношении науки - это опыт познания Творца через рассматривание Его творений “ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы [Рим. 1:20]”. Этот опыт, а также уверенность в познаваемости и разумности мира составляет основу научного творчества. Может быть лучше всего этот опыт выразил один из основоположников современной физики и астрономии Иоганн Кеплер, который заключил свой последний том “Гармонии мира” такими словами: “Благодарю Тебя, Господи, Создатель наш, за то, что Ты дал мне зреть красоту Твоего создания и ликовать при виде величия дел Твоих. Вот я закончил труд, к которому чувствовал себя призванным. Я приумножил талант, который Ты мне дал. Все, что ограниченные силы моего ума позволили мне понять, я возвестил людям, которые прочтут мои доказательства и рассуждения”. Вот - истинное предназначение науки. И те ученые, которые разделяют такой взгляд на научное познание, каждый день убеждаются в существовании Творца и ликуют “при виде величия дел Его” - будь то астроном, изучающий величественные и изумительные по красоте процессы звездообразования в далеких скоплениях и галактиках; физик, открывающий новые свойства симметрии мира, или биолог, изучающий работу живой клетки, в которой одновременно в удивительной гармонии протекают тысячи ферментативных реакций. Во вселенной нет ничего, что не служило бы поводом к размышлению и восхищению. И если Бог дал нам разум, и мы, размышляя, способны находить порядок и гармонию во вселенной, и дал нам чувства, и мы, всматриваясь в окружающий мир, способны воспринимать и восхищаться его изумительной красотой, то мы, несомненно, должны воспользоваться этим даром во благо, во спасение наших душ. Православная вера и научное познание, таким образом, очень близки в своей основе, и, в определенном смысле, дополняют друг друга: если вера указывает нам на Бога невидимого, то познание делает Его отчасти видимым, и потому всякая научная истина в принципе способна служить истине Откровения. К несчастью, все не так в нашем искаженном грехом мире. Религиозная вера и наука, призванные служить делу духовного и нравственного восхождения человека к своему Создателю, на деле оказываются если и не враждующими, то уж, во всяком случае, не сотрудничающими на этом пути. В советское время был в ходу такой термин - “мирное сосуществование”, который на деле означал показное благодушие при скрытой неприязни друг к другу. Этим термином можно было бы воспользоваться и для характеристики взаимоотношения религиозной веры и науки в современном мире. Но “мирное сосуществование” - иллюзия, и именно по этой причине происходят нестроения в этих сложных взаимоотношениях. И если в недалеком прошлом выдающиеся научные достижения использовались правящим режимом в нашей стране (впрочем, не только в нашей) для насаждения в обществе атеистического наукоцентрического мировоззрения, то в современном обществе с наукой случилась другая беда - лишенная какой бы то ни было духовной и нравственной основы, в условиях потери общественного интереса к ее достижениям и проблемам, наука перестает быть рациональным знанием и все больше тяготеет к иррационализму (а следовательно, к оккультизму), врываясь в чуждые ей сферы. И в этом огромная опасность не только для науки, но и для Православной Церкви, которая может потерять очень важного союзника в деле противостояния всевозможным лжеучениям и оккультизму, корни которых - невежество и гордыня. "Доколе, невежды, будете любить невежество?... доколе глупцы будут ненавидеть знание? [Прит.1:22]” - этот вопрос обращен к нам, к нашему лукавому времени, когда “умножились беззакония” и “охладела любовь” и невежество, при кажущемся прогрессе науки и техники, достигло чудовищных размеров. Человек постепенно утрачивает чувство целостности мира, утрачивает ощущения мира как чуда, вышедшего из рук Божиих, и, может быть, отчасти в этом корни духовного кризиса современного общества, охватившего буквально все области человеческой деятельности. “Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух [Иоан.3:6]”. Духовное существо человека и его нравственные качества созданы Богом, и их высшее гармоничное развитие не может быть достигнуто без связи с Ним, без общения с Ним в молитве, без опыта жизни по вере. А этот опыт недоступен вне Церкви. Поэтому любая деятельность человека, в том числе и научная, лишенная духовного окормления Церкви неизбежно превращается в строительство новой вавилонской башни и служит, в конечном счете, глобальному культу потребления, вовлекающему человека в порочный круг создания все новых и новых потребностей, делающих их удовлетворение простой и ясной целью существования. Только основываясь на таком несокрушимом фундаменте как Православная вера, наука может выполнить свое предназначение - воздать хвалу Творцу через познание и творческое совершенствование мира. Однако и Церковь, в свою очередь, должна активно идти навстречу науке, способствуя тем самым искоренению невежества, обращая сердца к тому, “чтобы узнать, исследовать и изыскать мудрость и разум” [Еккл. 7:25], укрепляя в сердцах страх Божий, переживаемый не как боязнь, но как внутренний опыт непостижимого величия Божия, ведущий к глубокому и искреннему покаянию, без которого невозможно восхождение к Богу. Как и что надо делать на этом пути - это другой вопрос. Нам неизвестны конкретные рецепты по гармонизации отношения Православной веры и научного познания - это может быть издание специальных научно-богословских журналов, или углубленное изучение фундаментальных наук в воскресных школах, духовных семинариях и академиях, а может быть это молитвенное взывание к Богу: “дай нам Господи зреть величие Твое через познание дела рук Твоих, через красоту и совершенство творений Твоих...”. Мы не предлагаем конкретных мер по укреплению взаимодействия Православной Церкви и науки, мы просто призываем каждого, кто считает себя православным задуматься над всеми этими вопросами и найти для себя свой путь служения Богу и Истине. г. Краснодар, 1999г. Классические доказательства бытия Божия Доказательство первое (Фома Аквинский): В природе происходит движение. Ничто не может начать двигаться само по себе, для этого требуется внешний источник действия. Бесконечный поиск источника предыдущего действия бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, являющееся первоначальным источником всякого движения, не будучи само по себе движимо ничем иным. Это и есть Бог — недвижимый Движитель. Доказательство второе, космологическое (Фома Аквинский): Каждое следствие имеет свою причину. Бесконечный поиск предыдущей причины бессмыслен. Следовательно, должна существовать “беспричинная причина”, первопричина всего последующего. Это и есть Бог. Доказательство третье (Фома Аквинский): Все предметы мира находятся во взаимосвязи и взаимоотношении друг с другом, и их существование возможно только во взаимосвязи и взаимоотношении. Однако бесконечный поиск предшествовавших друг другу взаимоотношений и взаимосвязей бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, абсолютно независимое и совершенно самодостаточное. Это и есть Бог. Доказательство четвёртое (Фома Аквинский): В окружающем мире наблюдается последовательное иерархическое возрастание сложности строение предметов и существ (например, от насекомого до человека), нескончаемое всеобщее стремление к совершенству. Следовательно, должно существовать нечто абсолютно совершенное, являющееся источником всякого совершенства. Это и есть Бог. Доказательство пятое, телеологическое (Фома Аквинский): В окружающем мире наблюдается определённый порядок и стройность, происхождение которых невозможно приписать самому миру. Этот порядок заставляет предположить существование некоего разумного организующего начала, установившего этот порядок. Это и есть Бог. Доказательство шестое, нравственное, антропологическое (Эммануил Кант): Всем людям свойственно нравственное чувство, категорический императив. Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, следовательно, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Всё это с необходимостью требует существования бессмертия, высшего суда и Бога, учреждающего и утверждающего нравственность, награждая добро и наказывая зло. Доказательство седьмое (Августин, Кальвин): Всякий нормальный человек рождается с идеей о Боге, внедрённой в само его сознание. Эта идея бывает подавлена в людях неправедных (Рим. 1:18). По мере роста человек всё яснее осознаёт её. Критические жизненные ситуации зачастую побуждают эту идею к жизни. Доказательство восьмое, мистическое: Человеку свойствен прямой мистический контакт с Богом, приводящий человека в экстатическое состояние. Этот опыт соединения с Богом настолько уникален и настолько ошеломляющ, что сам по себе он уже является свидетельством бытия Божия. Доказательство девятое (Августин): Все люди верят в то, что истина существует. Если Бог является Богом истины и истинным Богом, следовательно, Он и есть Истина. Эта Истина с большой буквы является условием существования всякой другой истины. Таким образом, существование какой-либо истины подразумевает существование и Истины с большой буквы, которая, в свою очередь, означает и существование Бога. Доказательство десятое, онтологическое (Ансельм): Первая предпосылка: человеку свойственно понятие о бесконечном и совершенном. Вторая предпосылка: существование является обязательной и необходимой частью совершенства. Вывод: бесконечное и совершенное — то есть, Бог — существует, постольку само определение совершенства включает в себя и существование. Доказательство одиннадцатое (Аристотель): Человек осознаёт свою конечность, ограниченность и смертность. Откуда происходит это сознание? Бог постоянно напоминает ему об этом через Свою бесконечность, безграничность и бессмертие. То есть, конечность человека сама по себе является доказательством существования бесконечного Бога. Доказательство двенадцатое (Августин, Фома Аквинский): Человек безутешен. Он жаждет благословения. Этой жаждой наделил его Сам Бог, чтобы человек нигде не мог найти утешения, пока не обратится к Богу. Присутствие этой жажды в человеке является косвенным доказательством бытия Божия. Доказательство тринадцатое (Беркли): Человек способен воспринимать (чувствовать) окружающие его предметы, что не может являться следствием ни каких-либо физических явлений, ни волеизъявлением самого человека. Следовательно, эта человеческая способность к восприятию подразумевает существование Бога как единственного разумного объяснения этой способности. Доказательство четырнадцатое, экзистенциальное: Бог являет себя людям через Евангельское откровение — провозглашение Своей любви, прощения и оправдания человека. Человек, принявший это откровение, сразу узнаёт и Бога. Никакого иного свидетельства не требуется. Бытие Божие не столько “доказывается”, сколько “познаётся”, и это познание не интеллектуально, а экзистенциально. Другие доказательства бытия Божия Доказательство пятнадцатое, чудесное: Чудо — это явление, единственно объяснимое существованием и непосредственным сверхъестественным вмешательством Бога. Существует множество засвидетельствованных фактов чудесных событий. Следовательно, существует множество событий, единственным убедительным объяснением которых может быть существование и сверхъестественное вмешательство Бога. А, следовательно, Бог существует. Доказательство шестнадцатое, интеллектуальное: Мы знаем, что мир устроен разумно. То есть, мы способны разумно познавать его. Следовательно, либо и познаваемый мир, и наш познающий его разум, являются продуктом чистой случайности, либо и то, и другое создано высшим разумом. Случайность нам кажется менее вероятной. Следовательно, и разумный мир, и сам разум являются порождением высшего разума, т.е. Бога. Следовательно Бог существует. Доказательство семнадцатое: Каждому нашему естественному внутреннему желанию или стремлению соответствует реальный объект, способный это желание удовлетворить. Однако, присутствует в нас и такое желание, которое не может быть удовлетворено ничем временным, ничем земным, ничем тварным. Следовательно, должно существовать нечто превосходящее всё временное, земное и природное. Это “нечто” люди и называют Богом и вечной жизнью с Ним. Доказательство восемнадцатое, эстетическое: Музыка Баха (Битлз, Пушкин, Сезанн и т.д.) существует, следовательно, Бог есть. Доказательство девятнадцатое, религиозное: Множество людей разных времён и разных культур имели опыт общения с Божественным. Невозможно допустить, чтобы все они настолько одинаково “ошибались” в описании природы и содержания этого опыта. Следовательно, Божественное существует. Доказательство двадцатое, общественное: Вера в Бога — в верховное Существо, Которому по праву надлежит поклонение и прославление всего сущего — является общей чертой практически всех народов мира. Невероятно, чтобы все эти люди были неправы относительно этого самого важного и значительного элемента их жизни. Гораздо более вероятно, что они были правы, а, следовательно, Бог существует. Доказательство двадцать первое (Паскаль): Разумное доказательство существования Бога невозможно, однако, то или иное решение о Его бытии-небытии каждый из нас принять должен. Если вы решите, что Бог есть (“поставите на Бога”), то вы во всяком случае ничего не потеряете, даже если после вашей смерти окажется, что вы были неправы. Если же вы решите, что Его нет и ошибётесь, то вас ждёт страшное наказание. Если вы выиграете, то получите всё, если проиграете, то не потеряете ничего. Н.Н.Фиолетов Задачи христианской апологетики (Введение к книге "Очерки христианской апологетики") Задачей христианской апологетики является обоснование христианского мировоззрения, защита его от нападок и извращений. Противопоставление христианского мировоззрения мировоззрениям, отрицающим христианство, христианских начал жизни отрицательным началам - один из моментов в раскрытии сущности христианского учения. Апологетика, правильно понимаемая, не простая полемика; она необходимо основывается на глубоком раскрытии учения и исходит из него. Большая часть нападок на христианство основана на искаженных представлениях о нем, извращениях его, и восстановление истинного смысла христианского учения является наилучшим ответом на них. У представителей некоторых отрешенно-мистических течений возникают иногда сомнения в необходимости и значении апологетики. Религиозная жизнь, с их точки зрения, заключается в религиозном созерцании и личных аскетических подвигах. Обращение людей к религиозной жизни - дело благодати и не требует человеческого содействия. Такое понимание задачи религиозной жизни возможно с точки зрения буддизма и восточной нехристианской мистики, для которых мир есть призрак, а жизнь и всякая деятельность - отрицательные начала. Но это понимание стоит в решительном противоречии с основами христианского мировоззрения, с учением и догматикой христианской церкви. Основная идея христианства - спасение мира и челловека через внутреннее их преображение. Основной догмат христианства - догмат богочеловечества, жертвенное исхождение Божества, принятие Им на Себя человеческой плоти и крестного пути для спасения и грядущего преображения человека и всей твари. Воскресение и преображение твари - конечная цель истории, с христианской точки зрения. Подготовка этого грядущего преображения, осуществление дела спасения составляет земную миссию соборного христианства - Церкви как тела Христова. Отсюда забота о проникновении мира духом Христовым является существенной задачей Церкви. И от участия в выполнении этой задачи, участия в соборном христианском деле не может уклониться христианин. Подражание Христу в Его пути жертвенного исхождения к миру - основа христианского нравственного учения, которая сохраняется и на самых вершинах духовного созерцания и аскетизма. Подвиги мистического созерцания и аскетизма дают плоды, если только они не оторваны от Церкви, от участия в деле церковном, от осуществления ее задач, что приобщает к дарам благодати, которые в ней содержатся. Учение о спасении лишь в Церкви имеет наряду с мистическим и этот нравственный смысл. В нем содержится осуждение пути пассивного и индивидуального мистицизма, пути искания духовных достижений для целей личных (достижения силы, власти, познания, что имеет место в оккультизме). Заповедь христианской любви и христианское учение о всеобщей солидарности и взаимной ответственности последовательно приводят к такому выводу. Личная духовная жизнь в христианском понимании внутренне и органически связана с жизнью соборного человечества и мира. С точки зрения христианства, человечество не есть простая сумма людей, но живое связное целое, таким же живым целым является и народ. Первородный грех заражает собой в той или иной мере все человечество, несущее на себе его последствия, так же, как через Христа все человечество получает возможность возрождения и грядущего воскресения. Ибо как смерть чрез человека, так чрез человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут (1 Кор 15,21-22). Посему, как преступлением одного всем человекам осуждение, так правдою одного всем человекам - оправдание к жизни (Рим 5, 18). Отсюда вытекает идея солидарной ответственности - ответственности не только за личный, но и за общественный грех, грех своего народа, грех своего времени. В художественных образах проблема социального греха, моральной ответственности за соучастие в нем была поставлена в нашей литературе Ф.Достоевским. И с этой точки зрения, невозможно отделить заботу о личном спасении от участия в деле духовного преображения человека и мира, к которому призвано соборное христианство в его земном историческом пути. Одной из существенных сторон выполнения этой задачи является миссия. В особенности она получает значение в моменты, подобные переживаемому, когда делаются попытки устранить христианские начала из внешней стороны общественного бытия и культуры. Христианство не один раз переживало такие периоды. В течение всех первых веков оно жило и развивалось в обществе, построившем жизнь на началах чуждого и враждебного ему духа, в условиях, когда временами исключалась возможность обнаружения его во внешней жизни. И именно в этот период проявляется глубокая миссионерская деятельность христианской Церкви, давшая обильные плоды. Именно тогда закладывается основание христианской миссии и апологетики, основные задачи которых в условиях, во многих отношениях близких к нами переживаемым, имеют для нас особое значение. У некоторых сторонников отрешенно мистических течений возникает, однако, вопрос: необходимо ли связана миссия с апологетикой? Считая достаточным следование христианским нормам жизни, участие в богослужении и таинствах, они признают лишними всякие попытки разумного обоснования христианских истин и защиту их от противохристианских учений. Несомненно, было бы наивным и ложным рационализмом думать, что можно одной логической аргументацией заменить непосредственный религиозный опыт, без которого нет действительной причастности к религии. Только участие в религиозной жизни, в жизни соборного христианства и благодатных его таинствах дают действительную принадлежность к христианству. Но, с другой стороны, разум не может быть искусственно вырван из религиозной жизни или отстранен от нее. Религия захватывает целого человека, а не является каким-либо отвлеченным началом, какой-либо частной отраслью жизни, замкнутой в границы иррационального, куда ее хотят загнать сторонники философского агностицизма, с одной стороны, и отрешенного мистицизма, с другой *. В религии дается живая связь с абсолютным началом, в котором заключена и высшая истина разума. И когда человек подходит к истинам религиозного откровения, к подлинному религиозному опыту, он приходит к нему всеми силами своей души, включая и разумные. Раздвоение и раздвоенное сознание, сознание, в котором разум живет одной жизнью, а чувство - другой, препятствуют цельной непосредственности и подлинности самого религиозного опыта. Разумное сознание необходимости религиозной истины еще не дает, конечно, само по себе религиозного опыта, но подводит к нему и облегчает его восприятие. Благодатное воздействие не является насильственно. Чтобы воспринять дары благодати, нужно быть готовым к их восприятию, нужна последовательная направленность, нужно, чтобы душа была открыта для приятия благодати. Один из направляющих мотивов - это разумное осознание значения и необходимости религиозной жизни. Возникает, однако, вопрос: не достаточно ли для целей разумного осознания веры одного положительного раскрытия религиозных тайн и не является ли лишней та сторона апологетики, которая направлена к защите от отрицательных учений. В действительности невозможно совершенно отделить положительное раскрытие учения от противопоставления отрицающим его учениям. Положительные истины выясняются и раскрываются в противопоставлении их ложному пониманию и извращению этих истин. В самом Евангелии христианские истины во многих местах поясняются противопоставлением их ложной фарисейской мудрости. То же мы находим и в посланиях апостола Павла. В борьбе с извращениями христианства раскрывались христианские догматы на Вселенских Соборах. Есть и другие, жизненно-практические стороны в этом вопросе. Задача христианской миссии - духовная помощь человеку - применяется к тем условиям и той обстановке, в которой он находится, к его состоянию. В церковной традиции необходимость в заботе о спасении, примененная к конкретным условиям места и времени, обозначается как начало церковной "икономии". Принцип церковной "икономии" обозначает собой конкретное и целесообразное осуществление земной миссии Церкви - дела спасения, невозможность оставить без внимания и помощи ни одну душу при любых обстоятельствах. Дело миссии, с точки зрения этого принципа, должно осуществляться таким образом, чтобы предоставить действительную духовную помощь, дать действительную возможность в различных условиях и при немощи человеческой прийти к истине. Христианская апологетика неизбежно должна принимать во внимание отрицательные учения и течения, извращения религиозных истин, с которыми приходится постоянно соприкасаться живущим в мирской жизни, которые проникают собой и культуру данного момента.Эта необходимость особенно остро чувствуется в наше время, когда целое поколение силою обстоятельств растет и воспитывается в среде чуждой и часто враждебной христианству, в условиях быта и культуры, из которых исключены христианские начала, при полном почти неведении о христианском учении и, более того, при постоянном изо дня в день соприкосновении с превратными и искаженными представлениями о христианских истинах. Привычные для окружающей среды предрассудки тяжелым грузом лежат на душе, часто бессознательно стремящейся к религиозной жизни, создают разлад и противоречия в ней, и если часто в конечном итоге все же не останавливают сильную личность от религиозного пути, то во всяком случае могут создавать целый ряд затруднений, заставлять долго блуждать, прежде чем стать на верный путь. Устранить эти предрассудки и неправильные направления, представить христианские истины в их настоящем свете, показать бесплодность отрицающей христианство мысли - значит разрядить для ищущей души эту тяжелую атмосферу раздвоенности и противоречий, оказать ей реальную помощь. Не ставших же еще на путь исканий разъяснение истинного значения религиозной жизни, доведение до последовательного конца отрицательных учений заставляет задуматься над такими вопросами, которые у них раньше не возникали, и может дать толчок к пробуждению дремлющих духовных сил. Апологетика является одним из средств духовной помощи в ней нуждающимся. Вопрос о такой помощи особенно остро стоит в настоящий момент, жизнь выдвигает задачу разработки определенной системы апологетики, определенной методики апологетической работы, отвечающей на запросы жизни [...] Три основных группы вопросов выдвигаются перед современной христианской апологетикой соответственно трем группам возражений, выдвигаемых против христианства, и соответственно намечаются и три основных отдела апологетики: а) апологетика естественнонаучная, устраняющая мнимые противоречия христианского откровения и естественнонаучного познания; б)морально-практическая апологетика, разрешающая вопросы о значении христианства для общественного прогресса, об отношении его к задачам земного устроения жизни и к вопросам смысла земной жизни; в) историческая апологетика, рассматривающая вопросы, связанные с проблемами происхождения религии, подлинности источников христианского откровения и исторической личности самого Христа, наконец, с проблемами исторической роли христианства и христианского учения, со смыслом истории. В основе всех трех групп возражений и сомнений в отношении к христианскому мировоззрению лежит подмена действительной сущности религии, действительного содержания христианства посторонними понятиями, извращение самого существа религиозно-христианских истин. Делается попытка свести христианство к чуждым, посторонним ему, не религиозным началам, а затем дается картина этого подмененного, извращенного представления о нем, выдаваемого за его действительную сущность. Задача апологетики заключается поэтому не только в ответе на конкретные возражения, но, главным образом, в восстановлении и раскрытии действительного смысла религиозных истин, наконец, в установлении правильной постановки самих вопросов, устранении смешения плоскостей в этой постановке. Правильная методика получает в апологетике основное значение. Конкретное применение данных начал обнаруживается при анализе каждой из трех намеченных групп вопросов. _______________________ * К последним нужно причислить, например, П. А. Флоренского, утверждавшего в своей книге "Столп и утверждение истины" непримиримое противоречие ("антиномию") между разумом и верою и предлагающего отсечение мысли для веры. По справедливому указанию Е. Н. Трубецкого (в его книге "Смысл жизни"), ощущение противоречия веры и разума характерно не для "живой веры", требующей цельной "уверенности в невидимом как видимом", а для полуверы, "маловерия" с типичной для него раздвоенностью души. Когда раздвоена мысль, двоится и все наше существо, пока не улеглась тревога мысли и душа верит только наполовину. Если мы верим в истину, мы должны ради нее не отделываться от вопросов и сомнений ищущей мысли, а доводить их до конца. "Стучите и отверзется вам". Без участия человеческой мысли невозможно и откровение. "Открыть какую-либо тайну можно только существу мыслящему, почему Бог и открывается человеку, а не бессловесной твари". Поэтому человеку вменяется в обязанность деятельное усилие, направленное к уразумению откровения. По ап. Павлу, все призваны познавать Бога через рассмотрение Его творений, ибо, что можно знать о Боге, явно для них; потому что Бог явил им (Рим 1, 19). ВЕРА и РАЗУМ Этой публикацией мы продолжаем серию статей, которые дают важнейшие ответы на вопросы веры в Бога. Нашими ответами по 10 темам мы хотим побудить вас к рассуждению и изучению этих вопросов. Кто верит, больше думает. Кто думает, сильнее верит! 8. "Обрати внимание лишь однажды на историю церкви" 1. Что стоит за этим замечанием? "Не христианство ли виновато во многих войнах и бедствиях? Мы также вспоминаем о крестовых походах, инквизициях, молодежных волнениях и религиозных войнах. Не церковь ли вставала на сторону сильнейших и имущих, а слабые и бедные если не подавлялись, то по крайней мере игнорировались? И как можно верить во всеобщую истину, если те, кто выдает себя за обладающих ею, - а именно христиане, сами не едины и больше воюют друг с другом, нежели оказывают поддержку? Ницше был прав: "Спасенные должны бы быть более спасенными, если уж так необходимо верить в спасителя!" 2. Ответ. Вы затрагиваете серьезную проблему. Меня также очень волнует невозможность доверия разобщенной церкви и задевает цитата Ницше, когда я соизмеряю свое поведение и свои недостатки с примерами из Библии. Но задумывались ли вы хоть однажды над тем, в какой мере существуют ваши нарушения в так называемом чисто внешнем христианстве и какое участие в этом принимали обновленные благодаря Христу люди? Знакомы ли вы с положительными социальными достижениями христианства? Христианин - не идеальный человек, но он сознает свое совершенство и грешность и поэтому ищет прощения через Иисуса Христа. Нельзя на основании поведения одного христианина делать выводы о самом Христе. Мы должны ориентироваться на Иисуса, а не на его несовершенный земной персонал, чья связь со Всевышним осуществляется не всегда правильно. Христиане, не живущие силой святого Духа, больше удерживают людей от веры, чем указывают им путь. Рассматривая обьективно сегодняшние социальные достижения, такие, как здравоохранение, образование, Красный Крест, реформы в тюрьмах, приюты для сирот, запрещение рабства, детского труда и т.д., можно установить, что большую часть из них удалось достичь благодаря инициативе христиан. "Черта, разделяющая хорошее от плохого, проходит не между классами, пар-тиями или церквами, а через каждое человеческое сердце". А.Солженицын. "Церковь - это мы, а не священники, которые должны все за нас делать". Татьяна Горичева. "В свободном мире слово монах употребляется сегодня как проклятие, некоторые используют его и как ругательство. Между тем смиренные и кроткие, ищущие одиночества и молитвы в тишине, есть и среди монахов! Но на это указывают нечасто, обходя это полным молчанием". Ф.Достоевский. 9. Может ли это быть Бог любви? 1. Что стоит за этим вопросом? "Почему же Бог допускает в мире страдания, если он - "любовь"? Он не в состоянии помешать этому или же просто равнодушен к происходящему? А может быть, будет последовательным признать, что этот "любящий", "справедливый" Бог не существует?" 2. Ответ. Сравните творение с произведением искусства. Разве в запачканном или же в большей части разрушенном произведении искусства нельзя узнать мастера, который его создал? "Да, но почему же Бог, если он так всесилен, не препятствует разрушению своего произведения? Как его предполагаемые справедливость и любовь терпят немыслимые страдания в этом мире, ничего не предпринимая против этого?" Голод, смерть, мучения, война, природные катастрофы, а мы, христиане, говорим о безусловной любви Бога ко всем людям. Не очевидно ли тут противоречие? Именно потому, что я сам еще не испытывал таких мучений, я не претендую на понимание и способность решить эту проблему. Мне хотелось бы обратить ваше внимание на то, что мне помогло самому. Но сначала еще один вопрос: задумывались ли вы над тем, каким образом Бог, если он - любовь, решает, как распорядиться этой любовью? Библия говорит, что Бог создал нас по собственному подобию, а это значит не как машин, а как личностей с разумом, чувствами и способностью принимать самостоятельные решения. Он создал людей в качестве своих партнеров, которым он хочет подарить свою любовь. Так как он сам - любовь, он ищет ответную любовь - чистую, настоящую любовь с нашей стороны; ибо любовь должна быть взаимной. Поэтому Бог создал нас не роботами, а свободными личностями, способными на ответную любовь. Во всяком случае он неизбежно должен принять на себя риск того, что его любовь не найдет у нас ответа. И это действительно случилось - люди не поверили в его добрый и совершенный замысел и пошли своими собственными путями. Библейский сюжет о грехопадении говорит именно об этом. Земля и все, что на ней было, первоначально были совершенны. Но из-за бунта человека Божий план был сорван и появились страдания. Страдания - не обязательно следствие вины одного человека, а в большей степени результат всеобщего протеста людей против Бога. Так как Бог, несмотря на отход людей от него, продолжает любить их, он задумал чудесный план спасения, который должен один раз и навсегда непревзойденным образом показать его любовь. Его единородный сын принял человеческий образ. Таким образом Бог сам через Иисуса Христа принял страдания вместе с нами. Он переложил вину человечества на него, допустив смерть Иисуса за наши грехи. Таким образом были осуждены грехи, а с ними и корни страданий. Но так как многие люди не ответили на Божью любовь, страдания в этом мире все еще остаются. Во всяком случае именно в страданиях мы в особой мере можем ощутить Божью любовь и терпение. Павел, сам перенесший различного рода страдания (ср. 2-е Кор. 11, 24-28), смог воспеть силу и любовь Бога (Деян. 16, 25), и он был убежден в том, что "Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас". (Римл. 8, 18). Всюду, где люди действительно откровенны с Богом, они могут познать его целительную силу. В молитве вы испытаете освобождение от греха, замкнутости и оков. Наступит общее оздоровление тела, души и духа. Даже если Бог устранит не все страдания, вы в сверхполной мере познаете Божью любовь. Благодаря этому вы станете способны любить других людей Божьей любовью и поможете им облегчить многие страдания. Учитывая любовь Бога и огромную нужду в этом мире, разумным для нас может быть лишь один ответ: признать Иисуса Христа господином нашей жизни и в качестве обновленных людей с Божьей помощью облегчать страдания в этом мире. "У нас есть только одна, только одна настоящая задача: жить в любви со всеми нашими братьями". Л.Толстой. 10. "Я всегда вел(а) праведную жизнь" 1. Что стоит за этим замечанием? Необходимость в прощении, повороте к лучшему и новой жизни находится под вопросом. "Я всегда следил(а) за тем, чтобы никого не обидеть своим поведением, и всегда и всюду проявлял(а) любовь к ближнему. Конечно, я не идеальный человек, но и никогда не был язычником. В любом случае по сравнению с другими я иду правильным путем". 2. Ответ. Многие люди видят в Боге небесного бухгалтера. У каждого человека есть свои хорошие и плохие стороны. Без сомнения, со временем что-то накапливается и на его плохой стороне. И тогда возникает задача добиться хотя бы равновесия между сторонами: будь это хорошее отношение к своему ближнему, благотворительность, добрые дела или регулярное посещение молитвенного служения. Многие при этом пытаются добиться баланса. Если это невозможно, то они надеются на то, что их остаток вины во всяком случае меньше, чем негативные остатки других людей. Таким образом, по их мнению, у Бога нет причины в чем-то упрекать их, если речь идет о конечном итоге. Но такая позиция противопоставлена библейским требованиям, которые намного выше, чем, например, требования в книге гражданских законов или своде общих правил. Гражданское уголовное право осуждает внутренние помыслы лишь в том случае, если они приводят к поступкам, наносящим вред окружающему миру. Иисус же приравнивает грех мыслей к греху поступков. Например, жаждущий взгляд он приравнивает к нарушению супружеской верности. (Мтф.5, 28). Точно так же с точки зрения уголовного права нельзя привлечь к ответственности за упущенное доброе дело. Библия же одинаково осуждает как за это, так и за содеянное зло. (Иак. 4, 17). Если быть справедливыми, то мы должны признать, что мы все провинились и не достигли Божьих норм. Библия говорит, что тот, кто согрешил в одном, грешен в целом, и поэтому никто, каким бы он хорошим ни был, не сможет устоять перед Богом. (Римл. 3, 23). Но есть и другая причина, почему "праведная жизнь" недостаточна для Бога. Уже упомянутая позиция "Бог может быть мною доволен" указывает на давний грех человека - на его самодовольство и его желание быть автономным, независимым от Бога. Наша давняя вина заключается не только в различных грехах мыслей и поступков, но и в нашем превосходстве над Богом и вере в то, что мы можем обойтись без него. Отдельные грехи мыслей и поступков в этом случае - знак полного отдаления и отчуждения от Бога. Нерешительность и равнодушие к любви Бога осуждаются Библией в такой же мере, как и откровенное неверие (ср.Откр. 3,14). Так как мы сами даже благодаря большим усилиям не можем устоять перед Богом, Бог взял все на себя: Иисус покаялся от своего имени в нашем грехе. Наша задача - заменить собственные усилия на Его усилия. Бог сделал нам подарок в лице Иисуса. Но для того, чтобы мы смогли его принять, наши руки должны прежде освободиться от собственных усилий, за которые мы так напряженно держимся. Библия постоянно подчеркивает, что, только доверяя Иисусу Христу и принимая Божью милость, мы сможем устоять перед Богом и получить вечную жизнь. Наша собственная воля и наши собственные усилия могут стать нам препятствием, если наш взгляд будет направлен на нас самих, а не на Бога. "Ибо благодатию вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар; не от дел, чтобы никто не хвалился". (Еф. 2, 8-9). Важнейшая заповедь - всем сердцем любить Бога и людей. Это возможно лишь в том случае, если мы будем открыты к его любви. И этим мы постигнем назначение человеческого бытия. "Бог должен быть признан в середине жизни, а не в смертный час; в здравии и силе, а не в страданиях". Дитрих Вонхофер. ХРИСТИАНСКАЯ ВЕРА И НАУКА Современному христианину нередко приходится сталкиваться с проблемой, которая уже многие столетия занимает человеческий ум, но именно в наше время выглядит особенно актуальной. Это проблема соотношения религиозной веры и науки. Существует ходячее мнение о непримиримом противоречии между ними, о взаимном их отрицании. К сожалению, его иногда разделяют и верующие люди, в том числе и такие, которых можно назвать или принято считать образованными. Это мнение исходит из того, что религия и наука — это два способа объяснения одной и той же реальности, то есть сущности происхождения мира, жизни, человека, законов человеческой психики и т. п. Два эти объяснения резко между собой расходятся, и поэтому, признавая одно, нельзя признавать другое. Так религиозное представление о мироздании, где Земля находится в центре, где “Бог” и “Царство Небесное” находится как бы наверху, а “ад” внизу, никак не согласуется с современной научной картиной мира. Между мирозданием с физической точки зрения и мирозданием с точки зрения религиозной лежит как будто непроходимая пропасть. Нельзя отрицать и того, что наши предки, жившие в далекие времена и руководствовавшиеся научными представлениями своей эпохи, невольно содействовали углублению этой пропасти. И потому современному человеку, открывшему в своем сердце свет веры Христовой, ничего другого и не остается как, закрыв глаза, перепрыгнуть с одного края пропасти на другой, то есть “броситься” в религию, пожертвовав разумом. Отметим, что такая установка исходит из неосознанной предпосылки, что наука на самом деле сильнее религиозной веры; что религия уже, так сказать, потерпела поражение на всех фронтах, и ей ничего не остается, кроме как спрятаться в ее последнее убежище — в “потемки души”, где ее когда-нибудь найдет и “разоблачит” наука. Такая установка навязывает нам совершенно неоправданный, ложный выбор: “или-или”. Или верность научным данным, интеллектуальная добросовестность, независимое исследование — или слепая приверженность устаревшим догмам. И коль скоро мы принимаем подобный выбор, мы тем самым как бы уже встаем в ряды пораженцев. Есть очень простая возможность избежать этого выбора и решить проблему соотношения религии и науки. Известно, что многие из величайших ученых прошлого и многие из крупнейших ученых наших дней были или остаются верующими. Можно привести, скажем, пронзительные слова одного из основоположников астрономии нового времени, немецкого ученого Иоганна Кеплера (1571—1630), который в познании звездного мира черпал прежде всего неиссякаемую радость богопознания: “О, как счастлив тот, кому дано через науку возвышаться до небес. Там видит он превыше всего творчество Божие!.. Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты удостоил меня этой величайшей радости: изучать творение Твое... О, как велик наш Бог! Да воспевает непрестанно душа моя славу Его!” Эти слова многое говорят нам о душе И. Кеплера, но едва ли сумеют они поколебать того, кто в ответ на них тотчас вспомнит знаменитое изречение другого выдающегося французского астронома Пьера Симона Лапласа (1749—1827), который на вопрос французского императора Наполеона Бонапарта (1769—1821) о месте Бога во Вселенной заявил: “Сир, я не нуждался в этой гипотезе!” Более того, независимо от того, что думал Лаплас, мы, верующие, можем даже отчасти согласиться с его словами. О каком физическом месте, о какой физической реальности может идти речь, когда мы говорим о Боге? Сам этот вопрос звучит уже кощунственно. Ибо та реальность, которая открывается взору астронома, физика, математика, биолога и т. д., и та реальность, которая открывается взору верующего, — суть совершенно различные реальности, а противоречие возможно только там, где два противоположных утверждения высказываются об одном и том же предмете. Ибо наука изучает мир, религия же познает Бога. Иными словами: наука берет мир как замкнутую в себе систему явлений и изучает соотношение между этими явлениями, оставаясь при этом вне отношения мира как целого (и всякой его части) к его высшему основанию, к его первопричине, к абсолютному началу, из которого он произошел и на котором покоится. Религиозная вера обращает свой взор именно на отношение мира, и прежде всего человека, к этой абсолютной первооснове бытия — к Богу, и из такого познания черпает то осмысление бытия, которое остается вне поля зрения науки. Наука как бы изучает середину, промежуточный слой или отрезок бытия в его внутренней структуре; религия же познает эту же середину в ее отношении к началу и концу, к целому бытия и к его первооснове. Для примера возьмем религиозное учение о происхождении человека и сопоставим его с научным учением. Если понимать их как два разных ответа на один и тот же, одинаково сформулированный вопрос, две разные теории одной и той же сферы явлений,— то между ними, конечно, безвыходное противоречие. На самом деле это не так; оба учения говорят не об одном и том же, но о разном; наука об “относительном происхождении” человека, то есть о его биологической преемственности от иных, низших организмов, религия же — об абсолютном происхождении человека, о его творении Богом. Религия утверждает, что человек — существо высшее и особое, оно отлично от всего животного мира и представляет образ и подобие Божие. И вместе с тем она говорит о том, что нынешний человек — существо падшее, греховное, что, бесконечно возвышаясь над животным миром, он, под воздействием злых сил, может как бы опуститься ниже его. Можно сказать, что религия раскрывает нам не столько историческую, сколько метафизическую реальность происхождения человека. Научные взгляды могут и неизбежно будут меняться и развиваться, и то, что сегодня нам кажется неопровержимым и доказанным, через сто лет может вызывать снисходительную улыбку над сегодняшней нашей наивностью. Но никогда не может измениться та сущность человека, которая открывается нам в свете Благой Вести, и правоту которой мы ведаем сердцем, знаем не отвлеченно, но по собственному внутреннему опыту. На протяжении всей истории, во все эпохи при всем огромном различии между ними и между их научным и культурным потенциалом, человек всегда оставался человеком, то есть существом сотворенным, призванным Богом и богоподобным и вместе с тем греховным, мятущимся, ищущим смысла жизни и нуждающимся в спасении. Могут ли какие-нибудь новонайденные и выкопанные кости неандертальца “опровергнуть” существование ветхого Адама, когда его сотворенность и его “ветхость” все мы носим в самих себе вместе с воспоминанием о рае, о близости Божией? Точно так же, если религия говорит о “земном” и “небесном” мире, то она имеет в виду нечто совершенно иное, чем астрономическое учение о положении нашей планеты во Вселенной. На то “Небо”, о котором возвещает нам Благая Весть, не залетают никакие искусственные спутники и космонавты. Будем всегда помнить: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4, 24). Мы, православные, не связаны так называемым “протестантским фундаментализмом”, требующим буквального понимания каждого слова Библии. Откровение, то есть раскрытие правды о Боге и правды о человеке, не есть научное описание картины мира. Конечно, эта картина, когда мы всматриваемся в нее верующим взглядом, может привести нас и к истине Откровения. Ибо невидимое Его, — говорит апостол Павел, — вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы (Рим. 1, 20). Но для того, чтобы видеть “невидимое”, как видели его Николай Коперник (1473-1543), Иоганн Кеплер, Исаак Ньютон (1643-1727), Луи Пастер (1822-1895), Н. И. Пирогов (1810-1881) и множество других ученых, нужно, чтобы сначала взор наш стал верующим, то есть ищущим Бога и любящим Его. Ну, а для того, чтобы стать верующим или просто быть верующим, нужно прежде всего сердцем своим, то есть средоточием всех своих духовных сил, выбрать именно “невидимое” и держаться его, нужно искать самое важное для себя, самое сокровенное для себя именно в Боге, а не в чем-либо ином, пусть это иное будет называться даже “бескорыстным научным познанием”. Для каждого человека — ученого или не ученого — есть всегда что-то самое важное: успех, похвала современников или память потомков, гордость своими достижениями, упоение интеллектуальной работой или же благоговейное восхищение славой Творца. Одним из основных “противоречий” между религиозным и научным взглядом на мир издавна принято считать “проблему чудес”. Проблема эта относится скорее к прошлому веку, хотя и до сих пор многие полагают, что вера в чудеса несовместима с утверждениями науки о строгой закономерности всех явлений природы. Конечно, возможна религиозность или мистическая настроенность и без веры в чудеса, но такого рода “усеченная” религия неприемлема для православия. Православие каждый день живет всегда обновляющимся чудом — Евхаристией. Православие каждый день уповает на чудо — в этом суть его молитвенной жизни. То, о чем мы ежедневно молим Бога — обновление внутреннего строя нашей души — уже, в сущности, чудо, коль скоро оно противоречит законам, регулирующим наши психические и физиологические процессы. Между тем это чудо совершается, и совершается нередко так, что мы и чудом его не считаем. Более того, мы веруем, что находимся под постоянным и неусыпным водительством Бога, веруем в то, что если Бог захочет, Он может изменить естественный ход событий: избавить нас от опасности, отвести неминуемую беду. Мы веруем в то, что воля Божия в любую минуту может проявить себя открыто, вмешаться в заведенный порядок вещей и сотворить чудо. Мы в данном случае, ни от кого не таясь, говорим именно о вере. Наука же, каков бы ни был предмет ее исследований, говорит только о естественных, закономерных, доступных наблюдению или осмыслению вещах. Она говорит о том, что может быть изучено и освоено нашими руками, приборами или усилиями мысли. И если чудо или сама возможность чудес не попадают в поле ее зрения, то это свидетельствует прежде всего о границах положенного ей видения. Если же она утверждает, что чудес не бывает и быть не может, то она тотчас выходит за свои границы и заявляет о себе не как о науке, но как о мировоззрении, как о вере. Познавая природу (или шире: нечто существующее в природном мире или мире, созданном человеком), наука вовсе не утверждает, что природа действительно есть абсолютно замкнутая система, что вне ее нет никаких сил, которые могли бы в нее вторгаться. Она только ограничивается познанием внутренних взаимоотношений в природе, а инородных явлений не рассматривает. Что касается веры, то она есть дело совершенно свободного и духовного выбора; ученый, как и всякий другой человек, волен избрать для себя квази-научную, рационалистическую веру в то, что “в мире чудес не бывает”, или же иную, подлинную, нетаящуюся, религиозную веру, говорящую нам о том, что весь мир есть чудо, вышедшее из рук Божиих. Как можно в таком случае называть эту исповедующую себя веру слепой, когда только она и является по-настоящему зрячей, только она-то и умеет по-настоящему видеть мир в гармонии невидимого и видимого, природного и сверхприродного. Здесь, по сути, имеет место смешение разных понятий. Когда человек говорит: “я не верю утверждениям религии, потому что они противоречат истинам науки”, то он, собственно, хочет сказать: “я не верю утверждениям религии, потому что я верю только в науку, то есть верю в то, что кроме научных истин никаких других нет, ибо нет никакой области бытия за пределами той действительности, которую познает наука”. Вера в единодержавие и универсальность научного знания, основанная на вере в реальность одного только эмпирического, чувственного бытия, незаметно смешивается с верой в выводы научного знания и принимается за нее, тогда как по существу она не имеет с последней ничего общего. Отсюда рождается мнение, что наука противоречит религии, тогда как в действительности ей противоречит особая, не отдающая себе отчет вера в науку или, проще говоря, идолопоклонство перед наукой, в котором, разумеется, нет никакой научности. На самом же деле науку и религиозную веру объединяет доверие к Высшему Разуму, к разумности всего сотворенного и сущего, к сокрытой гармонии миропорядка, открывающегося человеческому познанию и данному как бы во владение человеку. Науку и веру объединяет доверие к самому понятию истины, отличающейся от лжи, к тому, что за открытой и доступной нашему восприятию истиной лежит другая, еще более глубокая. Наука и вера сходятся в том, что признают глубинность, таинственность, непостижимую до конца беспредельность бытия. Часто думают, что наука все объясняет и раскрывает, все сводит к рациональным началам, а религия, наоборот, все окутывает покровом тайны и апеллирует к авторитету. Такой взгляд по сути устарел, его разделяют, как правило, люди, несведущие в науке. Наука всегда стоит на пороге тайны и относится к ней по-своему трепетно и даже религиозно. Это относится не только к современной науке, которая, можно сказать, живет среди раскрывшихся ей или притягивающих ее тайн, к науке, давно отказавшейся от плотских рационалистических объяснений всего непонятного, но и ко всякой науке, которой движет тяга к подлинному познанию. Ибо познание начинается с удивления или изумления, по слову Аристотеля (384—322 до Р. X.), которое не есть просто удивление перед непонятным или стремление к удовлетворению нашей любознательности. Удивление — это первичное метафизическое отношение к бытию, которое воспринимает сущее в целом и несет в себе какую-то догадку о его сотворенности. Познание ученого начинается с осознания своего неведения, с интуиции сокрытой от него глубины бытия, которая очень близка к тому, что называют интуицией религиозной. Так, И. Ньютон, сумевший соединить и развить в себе обе эти интуиции, сказал однажды: “Не знаю, чем меня признают потомки, но себе самому я представляюсь маленьким мальчиком, который на берегу безграничного океана собирает отдельные ракушки, выброшенные на песок, в то время как сам океан и его глубины остаются для меня непостижимы”. Всегда можно сказать, что после И. Ньютона наука прошла громадное расстояние и разгадала множество тайн. То, что было раньше непостижимым, теперь доступно познанию, освоено мыслью. И это верно. В ответ на такое возражение не следует прятаться за другие, еще не разгаданные тайны, утверждая, что океан непостижимого все еще не исчерпан и никогда не будет исчерпан. Высший разум, управляющий Вселенной, не следует прятать в “мировые загадки”, которые нам все еще недоступны, его нужно уметь видеть в том, что нами разгадано и открыто. Изумление и благоговение, которые лежат у истока человеческого познания, должны стоять и в конце его. И здесь религиозная вера и научное познание могут взаимно обогатить друг друга. Если вера указывает нам на Бога невидимого, то познание может сделать его отчасти видимым, видимым как Высший Разум — через рассматривание творений и благоговение перед ними. Конечно, Высший Разум, Абсолют, Первопричина — это не личный Бог христианской веры. Но все это может стать Его отражением, Его иконой, начертанной научным познанием. Пока выражение “Высший Разум” не сделалось идолом, заслоняющим собой Бога Живого, оно может нести в себе какую-то правду о Нем. И эта правда бывает способна увести нас от абстракций (а философия или наука, пока они остаются в собственных своих границах, способны говорить нам лишь об отвлеченном “Боге”) к подлинному Богу-Творцу, к Создателю и Искупителю. Всякий раз, когда научное познание открывает для нас какую-то истину, оно вольно или невольно раскрывает и какую-то новую грань того удивительного целого, которое заключает в себе и непостижимую разумность и “благость”, свидетельствующую о Создателе этого целого. Поэтому всякая научная истина в принципе способна служить и истине Откровения. Печатается по изданию: Настольная книга священослужителя. Т.8. Пастырское богословие. К. Шахбазян “КАК БЫ СКВОЗЬ ТУСКЛОЕ СТЕКЛО...” (1-е Кор. 13.12) (К ВОПРОСУ О ВЗАИМООТНОШЕНИИ ВЕРЫ И ЗНАНИЯ В ТРАДИЦИИ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ) Проблема отношения веры к знанию является центральной и актуальной для сегодняшнего дня. Она важна для человека любого вероисповедания и даже совершенного атеиста. Уникальность сегодняшней ситуации состоит в том, что “культурный” человек разочарован не только в вере, но и в возможности знания. Тотальный скептицизм и нигилизм таковой силы, как в наше время, не был известен никогда прежде. Православная Церковь не должна и не может остаться в стороне и не оценить со своей точки зрения современную духовную ситуацию в мире. И прежде всего следует, видимо, обратиться к опыту Церкви в прошлые века и попытаться обнаружить надежную опору для разговора о вере и знании в Св.Писании и Писаниях св. Отцов. Вопрос соотношения веры и знания не стоял пред Адамом, ибо он полон был “дыханием жизни”, вдунутым в лице его Господом; и Адам не знал сомнения ни по отношению к Богу, ни по отношению к миру. “Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей” (Бытие, 2,19). Нелепо было бы думать, что Адама могли волновать вопросы достоверности именования, поиски коррелята высказывания, критерия истинности суждения и прочие проблемы, которыми человек будет так много заниматься впоследствии. Сам Господь удостоверивал истинность видения человека и “правилосообразность” именования видимого. Можно было бы сказать, что человек все знал о мире, все, кроме зла. Но это будет не вполне верно. Отношение Адама к миру нельзя и назвать знанием. Он владел миром. “И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему; и да владычествует он над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами, пресмыкающимися по земле” (Бытие, 1, 26). Знание же было тем, что предложил искуситель Еве. Человеку была дарована царская власть владычествовать над миром и задача “возделывать его и хранить его”. “До падения человека, - говорит св. Игнатий (Брянчанинов), - тело его было бессмертно, чуждо недугов, косности и тяжести. Облеченный в такое тело, человек был способен к чувственному видению духов, к разряду которых он принадлежал душой, был способен к общению с ними, к тому Боговидению и общению с Богом, которые сродны святым духам" [1]. Проблема знания-незнания не могла возникнуть, ибо было бесконечное доверие Господу Богу, наполненность Им, не допускающие сомнения. Сомнение не могло возникнуть в человеке. Оно пришло извне: “откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло” (Бытие, 3,5). Древо испытания доверия человека Богу казалось “вожделенно, потому что дает знание”. Грехопадение, в частности, состояло в извращении направления человеческого внимания. Иное, нежели Бог, становилось гарантией владения миром, давало иллюзию надежды на обретение богоравности. Вот этот-то момент истории и может считаться за начало возникновения проблемы соотношения веры и знания. Пребыванию в Раю пред Богом и в непосредственном общении с Ним пришло на смену пребывание в проклятом за грех человека мире, под Богом, в общение с Которым стало можно только верить. И от этого момента истории можно провести две линии движения человеческой мысли: попытку осуществить опыт сравнения с Богом путем познания и самопознания и попытку верою припасть ко Господу, дабы вновь обрести благодать богообщения. Первое есть надежда на мудрость человеческую, второе - самоотрицание человека пред Богом и ожидание Его откровения. До недавнего времени утверждалось следующее различение веры и знания: “Знание имеет предметом видимое и постигаемое, а вера невидимое и даже непостижимое”[2]. Таковое различение имеет, несомненно, свои основания. “Вера, - говорит апостол Павел, - есть уверенность в невидимом” (Евр. 11,1). И спор о соотношении веры и знания шел, скорее, в области бесспорно не относящейся к очевидностям. То есть спор о вере и знании мог состояться, прежде всего, относительно богопознания. Хотя в истории Православной мысли мы отчасти можем обнаружить стремление обосновать знание о Боге путем доказательств средствами разума, таковое знание изначально ограничивалось лишь существованием, но никак не сущностью Божией. Опираясь на слова апостола Павла, что “невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы” (Рим., 1,20), - православные богословы искали убедительных доводов в доказательство бытия Божиего. Так св. Иоанн Дамаскин пишет: “Что действительно Бог существует, нет сомнения ни у принимающих святые Писания: и Ветхий, говорю, и Новый завет, ни у большинства Еллинов. Ибо, как мы говорили, знание того, что Бог существует, всеяно в нас естественным образом" [3]. Отрицать бытие Божие, - указывает св. Иоанн, - может только поддавшийся “злобе лукавого против естества человеческого”, “неразумнейший”, коего дабы вразумить не бесполезно прибегнуть и к логическим доказательствам. По св. Иоанну Дамаскину, отрицающий существование Бога безумен; он тот, о ком псалмопевец Давид говорил: “Сказал безумец в сердце своем: нет Бога”, но он может и внять доводам естественного разума. Многие Отцы и Учители Церкви предполагали наличие знания о существовании Бога не только у христиан и у иудеев, но и у язычников. И говорили к иудеям и язычникам с увещеванием обратиться к Истинному учению не в вопросе о существовании, но о сущности Божией. Обличение и увещевание такого рода мы в избытке найдем у св. Иустина Философа, у св. Климента Александрийского, у св. Григорий Богослова. И даже Тертуллиан, яростный обличитель языческого разума, подвергал своей критике заблуждения язычников не как атеистов, но как искаженно толковавших о сущности Бога. И, допуская возможность знания о существовании Бога язычниками, допускал возможность доказательства бытия Божиего при помощи разума. Православные богословы твердо отвергали притязания человеческого слабого, падшего существа на познание Божественной природы. “Человек дерзнул сказать: я знаю Бога так, как Сам Бог знает Себя, - пишет св. Иоанн Златоуст. - Нужно ли обличать это? Нужно ли доказывать? Не довольно ли только произнести такие слова, чтобы показать все их нечестие. Это - явное безумие, непростительное безрассудство, новейший вид нечестия; никто никогда не дерзал ни помыслить, ни произнести языком ничего подобного. Подумай, несчастный и жалкий, кто ты и Кого исследуешь? Ты - человек а исследуешь Бога? Достаточно одних этих названий, чтобы выразить крайность безумия”[4].Познание божественной природы трактовалось как недоступное человеческому разуму. Познавать (да и то весьма относительно) Бога признавалось возможным лишь настолько, насколько Бог Сам открывался человеку. “Каким способом творения могут Познать Творца? Как могут понять они, каков Он и как существует? Нет, нет, никак не могут они понять этого, кроме того только, насколько захочет Сам Творец, Который, как дает человеку дыхание и жизнь, и душу, и ум, и слово, так человеколюбиво дарует познание о Себе, чтобы человек знал Его настолько, насколько Он позволит”[5], - говорит преподобный Симеон Новый Богослов. Особенно непримиримы были в вопросе Богопознания средствами человеческого разума те Православные богословы, которые стояли на позициях апофатического богословия, что проявлялось наиболее отчетливо у св. Дионисия Ареопагита, св. Григория Нисского, св. Максима Исповедника. Как одну из самых заостренных формул недоступности и непостижимости Божества, можно привести слова св. Григория Паламы: “Пресущественная природа Божия не может быть ни выражена словом, ни охвачена мыслью или зрением, ибо удалена от всех вещей и более чем непознаваема, будучи носима непостижимыми силами небесных духов, непознаваема и неизреченна для всех и навсегда. Нет имени ни в сем веке, ни в будущем, чтобы Ее назвать, ни слова - найденного душою и выраженного языком, нет какого-нибудь чувственного или сверхчувственного касания, нет образа, могущего дать о Ней какое-нибудь сведение кроме совершенной непознаваемости, которую мы исповедуем, отрицая все, что существует и может иметь имя. Никто не может назвать Ее сущностью или природой в собственном смысле слова, если Он действительно стремится к Истине, которая превыше всякой истины. Если Бог - природа, то все остальное - не природа; если же то, что не Бог, является природой, то Бог не природа, и даже Он не есть, если другие существа суть”[6]. Здесь очень важно обратить внимание на то, что св. Григорий задолго до сегодняшних скептиков обращает внимание на трудность осуществления слов апостола Павла о возможности узнать о Боге через рассматривание творения. Очевидно, что далеко не всякое рассматривание приводит к мысли о Творце и уж никак не может считаться знанием доказанным и несомненным. Если мы знаем, что тварь - есть, то еще не видно, насколько корректно применимо понятие существования, почерпнутое нами в отношении к твари, если мы обратим его к Богу. Св. Григорий Палама основательно и точно определяет границы познания, даже существования Божиего, не то что Его сущности. Однако в Православной традиции давно уже раздаются голоса, предостерегающие человека не только от самоуверенного псевдознания Бога, но и мира. Св. Василий Великий весьма отрезвляюще вопрошает излишне оптимистично настроенных исследователей: “Я охотно спросил бы их о земле, на которой они стоят и из которой сотворены. Что они скажут? Какую объявят нам сущность земли, чтобы мы, если скажут нам что-нибудь неоспоримое о дольнем и под ногами лежащем, поверили им в том случае, когда простираются за пределы всякого понятия? Посему, какая же сущность земли, и какой способ постижения? Пусть ответят нам, слово ли открыло ее или чувство?” [7] Св.Василий Великий подвергает анализу обе эти установки (рационализм и эмпиризм, сказали бы сегодня) и показывает их несостоятельность. Вывод его неутешителен для сторонников обоих способов познания: “познание сей сущности не подтверждается ни свидетельством чувства, ни учением слова”[8]. Печально, что свидетельство Отцов Церкви оставлено многими было без внимания; и дерзновенные попытки достичь знания о мире и Боге с помощью разума предпринимались неоднократно в течение как первых веков христианства (неоплатонизм, гностицизм), так и в Средние века (Ансельм Кентерберийский, отчасти Фома Аквинский), да и в Новое (Декарт, Кант, Гегель), и в Новейшее (Гуссерль, ранний Витгенштейн) время. Но разум человеческий в своем горделивом самоутверждении надломился. В начале согласился на непознаваемость Бога (в злобе своей стремясь отрицать то, что не смог постичь). Теперь же человеку приходится отказываться и от уверенности в познаваемости мира (что смогли бы сегодня ответить философы и ученые св. Василию Великому?). С наибольшей силой на западе это высказал поздний Витгенштейн, а у нас дал наиболее убедительную картину о.Павел Флоренский: “Расплавленная лава течет по жилам, темный огонь проникает внутренность костей и, одновременно, мертвящий холод абсолютного одиночества и гибели леденит сознание. Нет слов, нет даже стонов, хотя бы на воздух, выстонать миллион терзаний... Нет помощи, нет средств остановить пытку, ибо истинным очагом этой огневой агонии является самый центр философа, его “Я”, домогающееся неусловного знания. Истины нет у меня, но идея о ней жжет меня”[9]. Такими словами описывает о. Павел Флоренский состояние сомневающейся во всем души человека. Православие дает современному человеку возможность преодоления всеразъедающего отчаяния (если только тому не понравится вдруг это состояние, что мы имеем сегодня в постмодернизме и массовой культуре) - веру и смирение, смирение с тем, что “мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем” (1-е Кор., 13,9), с тем, что “теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно” (1-е Кор. 13.12). И веру - в Господа, Который услышит нас и, Сам лучше нас зная, что нам надобно знать, откроет нам достаточно для жизни в сем веке и в веке будущем. г.Краснодар 1. Цит. по: Настольная книга священослужителя. М.,1986.Т.5. С.383. 2. Уроки и примеры христианской веры. СПб., 1902. С.18. 3. Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение Православной веры. Гл.3. 4. Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, Архиепископа Константинопольского. СПб., 1898.Т.1. Кн.2. С.506. 5. Преподобного Симеона Нового богослова слова. М., 1982. Вып.1. С.82. 6. Цит. по: Вл. Лосский. Опыт мистического богословия Восточной Церкви. - В кн.: Мистическое богословие. Киев.,1991. с.117-118. 7. Творения иже во святых отца нашего Василия Великого Архиепископа Кесарии Каппадокийской. М., 1846. Ч.III. С.36. 8. Там же. С.37. 9. Флоренский П.С. Столп и утверждение Истины. М. 1990. Т.1(2). С. 817-826. |
