Арон Исаакович Зунделевич

Арон Исаакович Зунделевич



 В.Н.Фигнер:"Был среди нас один любимый товарищ, ...социал-демократ. Зунделевич, бывший чайковец, а затем землеволец, бывал за границей, в Германии, и там не только познакомился с социал-демократической доктриной, но и воспринял ее, став социал-демократом в духе членов немецкой социал-демократической рабочей партии.

Умный, живой, очень деятельный, первый добытчик всякого рода технических средств, необходимых для партии, Зунделевич, в силу условий русской жизни, не мог не видеть, что сплошь крестьянская Россия того времени не имеет элементов для создания рабочей пролетарской партии наподобие той, какая существует в промышленной Германии. Нельзя же было оставаться в стороне от движения, когда налицо было зло самодержавия и была группа, объявившая беспощадную войну этому врагу русского народа. Так, вопреки своему социал-демократизму в европейском духе, он стал в ряды «Народной Воли" чтобы в русских условиях бороться рука об руку с теми, кого выдвинула русская жизнь, и тем оружием, которого требовали условия этой жизни. "

А.Д.Михайлов: "Мягче и гуманнее его едва ли был кто-либо из нас ...Он редко в состоянии был проходить мимо протягивающего руку, чтобы не отдать того, чем он мог свободно располагать. Женщин он мог любить только духовно, чисто отвлеченно, привязанность убивала у него всякую чувствительность."

С.М.Кравчинский: "..Мечтатель, фантазер, который ни за что не соглашался признать непреложность общепринятого мнения и с жаром доказывал, что даже в самом Петербурге можно устроить типографию и что он ее устроит, если только его снабдят необходимыми средствами.

Мечтателя этого звали Ароном Зунделевичем; он был виленский уроженец, сын одного мелкого лавочника-еврея.

В организации, к которой он принадлежал (принявшей впоследствии имя "Земли и воли"), над планами Зунделевича посмеивались, как над фантазиями неисправимого оптимиста.

Но вода точит и камень. После многих усилий Зунделевичу удалось побороть недоверие товарищей и получить на свою затею около 4000 рублей. С этими деньгами он отправился за границу, закупил там и доставил в Петербург все необходимое, и наконец, выучившись набирать сам и преподав это искусство еще четырем из своих друзей, он устроил с ними в 1877 году в Петербурге тайную типографию, первую, которая была достойна этого имени, так как она правильно работала и выпускала в свет довольно порядочные брошюрки, а впоследствии и газетку.

План Зунделевича был так прост, естествен и умен, что целых четыре года, несмотря на упорнейшие розыски, полиция не могла напасть на след типографии, которая была открыта благодаря глупой случайности: смешав фамилии, полиция явилась по ошибке в ту именно квартиру, где помещались народовольческие станки.

Типография погибла, но за провалом первой возникали другие, устраиваемые по тому же образцу и работавшие без перерыва."

А.Зунделевич, из речи на суде 1880 г.: "...Мы стремились к изменению существующего строя, - говорил он, - но мирным путем, посредством пропаганды. Даже факты насилия были направлены только для достижения свободы слова"...

М.Р.Попов: " Это истинный социал-демократ германского типа."

А Зунделевич, письмо  товарищам во время процесса 16-ти, 1 ноября 1880 г.: "...Я, правду сказать, все время чувствовал себя виновным пред всеми, тем, что попался. Скажите, пожалуйста, друзьям, чтобы в своих отчетах относились с вежливостью к составу нашего суда и прокуратуры, даже если нас повесят. Лучших судей и прокурора желать нельзя. Они оставили чрезвычайно приятное впечатление, и грубость по отношению к ним была бы непростительна. Будь между подсудимыми] один талантливый человек, то при терпимости суда этот процесс сделался бы историческим. Но у нас к сожалению все бездарности. Очень мне неприятно соседство на скамье подсудимых Зубковского, Кобылянского, Тихонова и Окладского. Они нарушают приличие и раздражают нервы...

Чтобы охарактеризовать вам мое теперешнее настроение, скажу, что я был бы теперь для нашего правительства самым безопасным человеком. Я бы ни одного дня не оставался в России, даже в легальном состоянии. В тюрьме я успел влюбиться в Америку, и она для меня теперь то, чем была раньше Германия. К России, как знаете, у меня никогда нежных симпатий не было. Оставался я здесь только из чувства обязанности к пострадавшим товарищам. Теперь мои обязанности кончены, так как я сам пострадавший. — Крестов у нас в суде, как на кладбище, а звезд, как на небе. Все-таки публика очень симпатичная. Пред ней стоило бы поговорить, жаль, что я так бесталанен."

А.Зунделевич, письмо  по выслушании приговора: "Говорить о приговоре мне совестно. Он для меня так мягок, что я положительно поражен. Я никогда не думал, чтобы суд имел право меня приговорить не к смерти. Но волнуюсь я теперь гораздо больше, чем до приговора, не скажу, чем если бы меня приговорили к смерти, потому что не знаю, как бы я тогда волновался. Мне страшно за судьбу пятерых осужденных. Пока не придет им смягчение, я проведу тяжелые дни. А они то! Страшно и подумать. Я как-то и не успел одуматься, как уже очутился вне залы заседания. Я даже не успел взглянуть на осужденных на смерть. Ответ, данный судом по вопросу об общей виновности, ничего не оставляет желать."

Сайт создан в системе uCoz